Лев Толстой и стоики о теле и душе (внутреннем и внешнем)
Давайте прочтем несколько размышлений Льва Николаевича из главы "Жизнь человека не в теле, а в душе", сборника "Путь жизни". Он пишет:
5
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы: нет таких богатств, которые бы не пропадали; нет такой власти, которая не кончалась бы. Все это непрочно. Если человек положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он все-таки будет беспокоиться, бояться и огорчаться, потому что будет видеть, как все то, во что он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к смерти.
7
Делай то, чего хочет от тебя твое тело: добивайся славы, почестей, богатства, и жизнь твоя будет адом. Делай то, что хочет от тебя дух, живущий в тебе: добивайся смирения, милосердия, любви, и тебе не нужно будет никакого рая. Рай будет в душе твоей.
10
Как только почувствуешь страсть, похоть, страх, злобу, вспомни, кто ты: вспомни, что ты не тело, а душа, и тотчас же затихнет то, что взволновало тебя.
А что же говорили по этому поводу античные философы-стоики? Давайте вспомним 23-е письмо Луция Сенеки:
Все, чем тешится чернь, дает наслаждение слабое и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена прочной основы. Зато та, о которой я говорю и к которой пытаюсь привести тебя, нерушима и необъятна изнутри. Прошу тебя, милый Луцилий, сделай то, что только и может дать тебе счастье: отбрось и растопчи все, что блестит снаружи, что можно получить из чужих рук, стремись к истинному благу и радуйся лишь тому, что твое.
<…> Запомни, что тело, хоть без него и не обойтись, для нас более необходимо, чем важно; наслаждения, доставляемые им, пусты и мимолетны, за ними следует раскаянье, а если их не обуздывать строгим воздержанием, они обратятся в свою противоположность. Я говорю так: наслаждение стоит на краю откоса и скатится к страданию, если не соблюсти меры, а соблюсти ее в том, что кажется благом, очень трудно. Только жадность к истинному благу безопасна.
<...> «Но что это такое, — спросишь ты, — и откуда берется?» — Я отвечу: его дают чистая совесть, честные намерения, правильные поступки, презрение к случайному, ровный ход спокойной жизни, катящейся по одной колее.
Или, например, первое размышление из Энхиридиона, с которого начинает Эпиктет:
Из существующих вещей одни находятся в нашей власти, другие нет. В нашей власти мнение, стремление, желание, уклонение — одним словом все, что является нашим. Вне пределов нашей власти — наше тело, имущество, доброе имя, государственная карьера, одним словом — все, что не наше.
<...> Итак, помни: если ты станешь рабское по природе считать свободным, а чужое своим, то будешь терпеть затруднения, горе, потрясения, начнешь винить богов и людей. Но если ты будешь только свое считать своим, а чужое, как оно и есть на самом деле, чужим, никто и никогда не сможет тебя принудить, никто не сможет тебе препятствовать, а ты не станешь никого порицать, не будешь никого винить, ничего не совершишь против своей воли, никто не причинит тебе вреда. У тебя не будет врагов, ибо ты неуязвим.
Интеллигенция всех времен произрастала из античной мудрости!
Лев Толстой
Мои книжные итоги 2023. Что зашло из художки, не-художки и перечитанного
Топ-3 книг за 2023 год в трёх категориях: художка, нон-фикшн, перечитанное + комментарии по каждой книге.
Топ-3 художественных книг, впервые прочитанных в 2023 году.
3 – Дмитрий Данилов: «Саша, привет!».
Тут про дядьку, которого приговорили к смертной казни, но особым образом. В тюрьме он вынужден каждый день проходить под пулемётом, который когда-нибудь его расстреляет, но когда – никто не знает.
Книга заставила меня задуматься о том, а как понять, жив я или мёртв? Вот тот приговорённый тип – он же вроде бы уже того… Но при этом каждый день чего-то делает, с кем-то разговаривает. Чем я отличаюсь от него? Я тоже заперт в этом мире и понятия не имею, когда это всё закончится.
***
2 – Чак Паланик: «Бойцовский клуб».
Тут офисный клерк живёт нормальной такой жизнью: мебель себе покупает, шмотки хорошие, вкусно кушает, но слетает с катушек. Ему надоедает потребление, из которого состоит его жизнь и он восстаёт против него. Начинает менять себя, а потом и мир вокруг.
Книга заставила задуматься не столько о потреблении \ созидании, сколько о том, а как побороть привычку потреблять и начать созидать. Паланик показывает, как саморазрушение помогает в этом. Идея такая: нельзя в себе начать строить что-то новое, не разрушив старое. Только на обломках старых убеждений, можно вырастить новые. Как их разрушать? Например, через страдание и боль, как в книге.
***
1 – Саяка Мурата: «Человек-комбини».
Комбини – японский аналог нашей Пятёрочки. Главная героиня работает в супермаркете 18 лет и буквально сливается с ним. Она – образец идеального сотрудника. При чём она делает это не ради денег, а потому что ей удобно так жить. Свою жизнь главная героиня подчинила режиму работы супермаркета и должностным обязанностям. Больше в жизни у неё нет ничего: ни семьи, ни детей, ни животных, ни хобби, а ей уже глубоко за 30. За это большинство других персонажей считают главную героиню ненормальной. Ну вот как так?
Много лет назад услышал фразу: «Миру не нужны индивиды, миру нужны функции». Фразу понял так: если делать своё дело хорошо, то пофигу, кто ты, чем живёшь, как выглядишь и самовыражаешься. Книга «Человек-комбини» расшатала это убеждение. Хорошо делать своё дело – мало, чтобы тебя не трогали. Как бы ты ни жил, люди всё равно будут думать про тебя что-то своё, сочинять про тебя истории и наполнять их понятным им содержанием.
***
Топ-3 нехудожественных книг, впервые прочитанных в 2023 году.
3 – Лев Толстой: «Что такое искусство?».
В этом эссе Лев Николаевич даёт обзор всех существовавших к концу XIX века теорий искусств. Потом критикует их и выкатывает свою. Толстой настолько титан мысли, что все его рассуждения принимаются безропотно, как аксиомы.
Спустя пару месяцев после прочтения, понимаю, что с чем-то из написанного не согласен и не хочу такое принимать. Но дед проработал тему творчества \ искусства \ красоты так глубоко, что размышлений на пару лет хватит. Мне такое было важно, потому что я вроде как чем-то творческим занят, а плохо осознавал, что это такое. Благодаря Льву Николаевичу теперь получше.
***
2 – Виктор Франкл: «О смысле жизни».
Сборник трёх лекций Виктора Франкла. Это психолог, который пережил концлагерь. В лекциях Франкл отстаивает идею, что нужно жить несмотря ни на что. Совсем кратко идея Франкла вот: «Живи, блин!». Автор непреклонно выступает против суицидов и эвтаназии, даже когда человек совсем стар, обездвижен или неизлечимо болен.
Из лекций почерпнул много важных мыслей, которые помогают держаться на плаву жизни. Самая сильная вот эта:
– Вопрос «зачем жить?» – это не вопрос, который человек должен задавать жизни. Это вопрос, который жизнь задаёт человеку, а дело человека – отвечать.
***
1 – Джулиан Барнс: «Нечего бояться».
Это самое глубокое и самое смешное эссе о смерти и умирании. Меня кофеином не пои, дай только о смерти подумать. Барнс подогнал самосвал фактов и размышлений над вопросами: «Умирать – это как?», «Как относиться к смерти?», «Какими были последние мгновения жизни великих людей?» и проч.
Джулиан Барнс меня настолько зацепил своей книгой, что я добавил его имя себе в татуировку на плече. Кстати, Виктор Франкл там тоже есть, и Лев Толстой, и Чак Паланик.
***
Топ-3 перечитанных в 2023 году книг.
3 – Харпер Ли: «Убить пересмешника».
Главный герой книги, Аттикус Финч – образец человечности для меня. Он ставит справедливость превыше всего, но не опускается до жестокости.
Ещё Аттикус – пример нетипичного нон-конформиста. Обычно, нон-конформизм ассоциируется с чем-то неудобным \ лишним \ стыдливым, но случай Аттикуса другой. Мужик почти в одиночку отстаивает ценности гуманизма в обществе жестоких и необразованных людей. Он непреклонен и гнёт свою линию. В ситуации, в которой оказался дядюшка Финч, хочется схватиться за ружьё и начать стрелять по всем, а он счищает налёт злобы с сердца и держится. Аттикус крутой.
***
2 – Чак Паланик: «На затравку».
Это пособие по писательскому ремеслу. В своих советах Паланик конкретен, всё объясняет на примерах. Больше всего подкупает его «панковость». У Паланика как писателя всегда была цель не понравиться, а чтобы его запомнили. Для этого он пишет настолько пакостливо, что от написанного в голове пускаются в пляс сразу две мысли: а) Что за больной ублюдок это написал?! б) Как же он хорош.
В книге около 40 советов о том, как сделать текст интереснее, как добавить напряжения, как внести разнообразие, как установить авторитет и проч.
***
1 – Майкл Паттон: «Краткий курс философии в комиксах».
Тут есть база по логике, эпистемологии, метафизике, аксиологии, этике. Звучит душно, но нет, потому что всё объясняется в смешных картинках и на абсурдных примерах. Персонажи книги: Сократ, Аристотель, Гоббс, Декарт, Спиноза, Кант, Дарвин, Ницше, да много кто – и какие же они там все весёлые.
Скоро будет год, как веду колонку «О философии без душноты» для телеграм-канала "Вечерний Телеграмъ". «Краткий курс философии в комиксах» мне сильно в этом помогает. Некоторые мысли я тупо оттуда копирую, настолько они хороши. В 2023 году эти комиксы стали моей настольной книгой – перелистываю их каждую неделю.
Такие вот итоги.
ВЕРЬ ВСЯК САМ СВОЕМУ ДУХУ — И БУДУТ ВСЕ СОЕДИНЁНЫ
Нехлюдов стоял у края парома, глядя на широкую быструю реку.
Из города донёсся по воде гул и медное дрожание большого охотницкого колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а, подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный о́зям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За плечами была небольшая сумка, на голове высокая меховая вытертая шапка.
— Ты что же, старый, не молишься? — сказал нехлюдовский ямщик, надев и оправив шапку. — Аль некрещёный?
— Кому молиться-то? — решительно наступающе и быстро выговаривая слог за слогом, сказал лохматый старик.
— Известно кому, Богу, — иронически проговорил ямщик.
— А ты покажи мне, игде он? Бог-то?
Что-то было такое серьёзное и твёрдое в выражении старика, что ямщик, почувствовав, что он имеет дело с сильным человеком, несколько смутился, но не показывал этого и, стараясь не замолчать и не осрамиться перед прислушивающейся публикой, быстро отвечал:
— Игде? Известно — на небе.
— А ты был там?
— Был — не был, а все знают, что Богу молиться надо.
— Бога никто же не видел нигде же. Единородный сын, сущий в недре отчем, он явил, — строго хмурясь, той же скороговоркой сказал старик.
— Ты, видно, нехрист, дырник. Дыре молишься, — сказал ямщик, засовывая кнутовище за пояс и оправляя шлею на пристяжной.
Кто-то засмеялся.
— А ты какой, дедушка, веры? — спросил немолодой уже человек, с возом стоявший у края парома.
— Никакой веры у меня нет. Потому никому я, никому не верю, окроме себе, — так же быстро и решительно ответил старик.
— Да как же себе верить? — сказал Нехлюдов, вступая в разговор. — Можно ошибиться.
— Ни в жизнь, — тряхнув головой, решительно отвечал старик.
— Так отчего же разные веры есть? — спросил Нехлюдов.
— Оттого и разные веры, что людям верят, а себе не верят. И я людям верил и блудил, как в тайге; так заплутался, что не чаял выбраться. И староверы, и нововеры, и субботники, и хлысты, и поповцы, и безпоповцы, и австрияки, и молокане, и скопцы. Всякая вера себя одна восхваляет. Вот все и расползлись, как кутята слепые. Вер много, а дух один. И в тебе, и во мне, и в нём. Значит, верь всяк своему духу, и вот будут все соединёны. Будь всяк сам себе, и все будут заедино.
Старик говорил громко и все оглядывался, очевидно желая, чтобы как можно больше людей слышали его.
— Что же, вы давно так исповедуете? — спросил его Нехлюдов.
— Я-то? Давно уж. Уж они меня двадцать третий год гонят.
— Как гонят?
— Как Христа гнали, так и меня гонят. Хватают да по судам, по попам — по книжникам, по фарисеям и водят; в сумасшедший дом сажали. Да ничего мне сделать нельзя, потому я слободен. «Как, говорят, тебя зовут?» Думают, я звание какое приму на себя. Да я не принимаю никакого. Я от всего отрекся: нет у меня ни имени, ни места, ни отечества — ничего нет. Я сам себе. Зовут как? Человеком. «А годов сколько?» Я, говорю, не считаю, да и счесть нельзя, потому что я всегда был, всегда и буду. «Какого, говорят, ты отца, матери?» Нет, говорю, у меня ни отца, ни матери, окроме Бога и земли. Бог — отец, земля — мать. «А царя, говорят, признаешь?» Отчего не признавать? он себе царь, а я себе царь. «Ну, говорят, с тобой разговаривать». Я говорю: я и не прошу тебя со мной разговаривать. Так и мучают.
— А куда же вы идете теперь? — спросил Нехлюдов.
— А куда Бог приведёт. Работаю, а нет работы — прошу, — закончил старик, заметив, что паром подходит к тому берегу, и победоносно оглянулся на всех слушавших его.
Паром причалил к другому берегу. Нехлюдов достал кошелёк и предложил старику денег. Старик отказался.
— Я этого не беру. Хлеб беру, — сказал он.
— Ну, прощай.
— Нечего прощать. Ты меня не обидел. А и обидеть меня нельзя, — сказал старик и стал на плечо надевать снятую сумку. Между тем перекладную телегу выкатили и запрягли лошадей.
— И охота вам, барин, разговаривать, — сказал ямщик Нехлюдову, когда он, дав на чай могучим паромщикам, влез на телегу. — Так, бродяжка непутевый.
© Л.Н.Толстой. «Воскресенье»
«Странник»
История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.1. «Ассирийский царь Асархадон»
Всем привет!
На самом деле этой заметки не должно было быть, потому что я её не планировала, но я тут случайно прочитала кое-что занятное, и решила, что не могу не поделиться. И не спроста делаю дополнение к 37-й своей заметке, а потому что хочу рассказать о пике могущества Ассирии и её последующем падении.
Так в прошлый раз я рассказывала о временах правления Синаххериба (ок. 705-680 до н.э.), который в числе прочего перенес столицу из Дур-Шаррукина в Ниневию и изрядно порушил Вавилон, что его державе потом аукнулось. А сегодня...К слову, именно наместником Вавилона стал младший сын и наследник Синаххериба знаменитый царь Асархаддон (680-669 до н.э.).
(А это на самом деле Ашшурбанипал, сын царя Асархаддона)
После убийства отца старшими братьями Асархаддона он сам с войсками двинулся на Ниневию. Старших царевичей никто поддержать не захотел и, почуяв угрозу теперь уже не только своей власти, но и жизни, они сбежали из страны, потом собрали собственные отряды и предприняли последнюю попытку добиться своего, но были разбиты.
Асархаддону после этого больше никто не мешал царствовать, и у власти он продержался около 11 лет, успев за это время сделать немало. Например, восстановить Вавилон и реконструировать огромный зиккурат Этеменанки, предполагаемый прототип Вавилонской башни. Высота его, возможно, достигала 90 метров. Заодно царь восстановил и расширил привилегии ассирийских и вавилонских городов, которые ранее отобрал его предшественник Салманасар. Вообще он, судя по всему, заботился о Вавилонии, некогда переданной ему в управление, но не все там заботу оценили: в 678-м году до н.э. халдеи подняли восстание. Правда, для них это плохо кончилось, ибо восстание жестко подавили.
Потом ещё были военные действия в Финикии и Сирии, походы против мидян и арабов, но, самое главное, именно Асархаддон предпринял два похода в Египет, второй из которых (671-й до н.э.) оказался удачным: к Ассирии была присоединена приличная часть египетских территорий, фараон Тахарка (ок. 690-664 до н.э.) бежал на юг, а его многочисленные родственники, включая наследника, оказались в плену. В качестве наместника Египта назначен был ливиец Нехо I (ок. 672-664 до н.э.). Взял он на себя, конечно, слишком много, например, позже присягнул Ашшурбанипалу в 667-м году до н.э., а потом примкнул к антиассирийской коалиции, и закончил ожидаемо плохо - посвятив себя многолетней борьбе с кушитами, он погиб в ходе вторжения в его владения кушитов, пришедших под началом Танутамуна (ок. 664-656 до н.э.), последнего представителя Кушитской династии, сына фараона Шабаки и племянника Тахарки.
Занятно то, что незадолго до этого в Египте начались волнения, и Асархаддон было собрался вновь навести там шороху, но по пути умер. Его место занял Ашшурбанапал (ок. 669-627 до н.э.), который в 667-м году до н.э. восстание-то подавил, заставить себе на верность присягнуть сумел, а потом вернулся домой и занялся другими своими вассалами и соседями, походов и восстаний на его век тоже оказалось вдоволь. Вот только дальше с Египтом вышло интересно.
После убийства Нехо его место занял сын, Псамметих I (664-610 до н.э.), фактический основатель XXVI-й египетской династии. Сначала он выступал против ассирийцев вместе с отцом, потом вместе с ассирийцами под руководством Ашшурбанапала против кушитов, которым явно жаждал отомстить, а после, когда с кушитами разобрались...объявил себя независимым правителем и сбросил с Египта ассирийское господство. Случилось это вроде как в 660-м году до н.э. Ассирии тогда и тем более позже уже было совершенно не до того, так что проще было плюнуть. Наследником Псамметиха стал Нехо II, с которым тоже связана одна интересная история, но её я расскажу в другой раз.
А пока завершу историю падения Ассирии. Дела стали плохеть ещё при Ашшурбанапале, но при нём всё ещё худо-бедно держалось. По крайней мере, до 629-го года до н.э., когда старый царь сдал позиции, и Ассирия оказалась поделена надвое, между ним и его сыном, Ашшур-этель-илани, который правил своей половинкой с 629-го года и до 623-го. После смерти его отца власть досталась не ему, а перехвачена была наместником Набу-рехту-уцур, но это восстание было подавлено личной армией «великого евнуха» Син-шум-лишира, который вроде как и был новым царем второй половинки в течение 627-626-х годов до н.э. В Уруке при этом правил ещё один сын Ашшурбанапала по имени Син-шар-ишкун (ок. 623-612 до н.э.).
Но весь этот ассирийский бардак вскоре стал совершенно неважен. И вот, почему. Ещё в 627 году до н. э. умер вавилонский царь Канадалану, после чего Вавилон вообще не признал никакого царя, а стал датировать свои документы фиктивным продолжением правления уже умершего Кандалану. Как сигнал к действию это воспринял царь Приморья Набопаласар, который сначала захватил Урук, потом осадил Ниппур, и хотя его оттуда прогнали, это не помешало ему уже в 626-м объявить себя царём Вавилонии, коим он и пробыл с того года и до своей смерти в 605-м году до н.э., оставив своё Нововалинское царство своему знаменитому сыну Навуходоносору II. Но раньше, чем это случилось, он взял и некогда осажденный им Ниппур, и Ашшур, а в 612-м году до н.э. и Ниневию. Син-шар-ишкун, сын Ашшур-этель-илани, правивший с 623 по 61-й годы до н.э., чтобы не попасть в плен, поджёг свой дворец и погиб в пламени. Победители полностью разрушили Ниневию, оставив после себя только руины и пепелища. Так фактически и настал конец Ассирии.
Её территория ограничилась Харраном, где правил последний ассирийский царь Ашшур-убаллит II (612-609/05 до н.э.), но в 612-м он уже был стариком и долго не продержался. Несмотря на помощь египтян, решающее сражение под Каркемишем закончилось для остатков ассирийской армии и их союзников поражением, что поставило жирную точку и на истории Ассирии, и на истории её последнего царя. Не знаю, есть ли об этом художественные произведения, но сегодня я бы хотела вернуться ко времени, когда Ассирия ещё была в самом расцвете под властью Асархаддона, и поделиться необычным чтивом о нём:
«Ассирийский царь Асархадон» Л.Н. Толстого
Время действия: VII век до н.э.
Место действия: Ассирия
Интересное из истории создания:
Не все знают, но Л.Н. Толстой был не только хорошо знаком с буддизмом, но и конкретно им проникся. Рассказывают про него такую историю:
"В 1847 году девятнадцатилетний граф Лев Николаевич Толстой по причине недуга пребывал в Казанском госпитале. Там он познакомился с буддийским монахом, на которого в пути напал разбойник, ограбил его и нанес ему ранения. При более подробных расспросах, Толстой к своему удивлению узнал, что монах, следуя принципам буддизма, не оказал грабителю сопротивления, а, закрыв глаза и читая молитву, спокойно ждал смерти. От буддийского монаха он впервые узнает о принципах закона «ахмисы» (ненасилия)".
После этого мир его уже не был прежним, и он успел перевести множество буддийских притч и сказаний, а в 1905-м году даже вышел его краткий очерк о жизни Будды "Сиддхардха Гаутама, прозванный Буддой”. Двумя годами ранее, в 1903-м году, он написал рассказ "Ассирийский царь Асархадон", который в том же году был опубликован в "Посреднике". Казалось бы, что могло быть общего у древнего ассирийского завоевателя и у буддистов? А вот сейчас расскажу, что надумал об этом наш классик.
О чём:
Начинается всё с того, что царь Асархадон захватил и разорил очередное царство, а его царя, Лаилиэ (видимо, не имеющего реального исторического прототипа), взял в плен и вот, мучился от бессонницы, решая, как бы поудачнее царька казнить. И тут явился ему старец и спрашивает, мол, что, не спишь? И каким-то образом загадочный старикан уже знал, что Асархадон не только не спит, но и почему, и после озвученного царем признания, огорошил его заявлением: "Да ведь Лаилиэ это ты". Царь Асархадон, покрутив пальцем у виска заявил, что он - это он. Но старец не унимался и пообещал доказать обратное. Асархадона захватило любопытство, и он согласился на эксперимент. И тут случилось с ним странное. Рассказ короткий, и я могла бы его весь процитировать, но не буду, а процитирую самую мякотку в конце, когда царь "прозрел".
Отрывок:
"...— Да это не может быть, — думает он, — я, верно, сплю. Это сон. — И он делает усилие, чтобы проснуться. — Ведь я не Лаилиэ, я Асархадон, — думает он.
— Ты и Лаилиэ, ты и Асархадон, — слышит он какой-то голос и чувствует, что казнь начинается. Он вскрикивает и в то же мгновение высовывает голову из купели. Старец стоит над ним, выливая ему на голову последнюю воду из кружки.
— О, как ужасно мучался я! И как долго! — говорит Асархадон.
— Как долго? — говорит старец. — Ты только что окунул голову и тотчас опять высунул ее; видишь, вода из кружки еще не вся вылилась. Понял ли ты теперь?
Асархадон ничего не отвечает и только с ужасом глядит на старца.
— Понял ли ты теперь, — продолжает старец, — что Лаилиэ — это ты, и те воины, которых ты предал смерти — ты же. И не только воины, но и те звери, которых ты убивал на охоте и пожирал на своих пирах, были ты же. Ты думал, что жизнь только в тебе, но я сдернул с тебя покрывало обмана, и ты увидал, что, делая зло другим, ты делал его себе. Жизнь одна во всем, и ты проявляешь в себе только часть этой одной жизни. И только в этой одной части жизни, в себе, ты можешь улучшить или ухудшить, увеличить или уменьшить жизнь. Улучшить жизнь в себе ты можешь только тем, что будешь разрушать пределы, отделяющие твою жизнь от других существ, будешь считать другие существа собою — любить их. Уничтожить же жизнь в других существах не в твоей власти. Жизнь убитых тобою существ исчезла из твоих глаз, но не уничтожилась. Ты думал удлинить свою жизнь и укоротить жизнь других, но ты не можешь этого сделать. Для жизни нет ни времени, ни места. Жизнь мгновения и жизнь тысячи лет, и жизнь твоя и жизни всех видимых и невидимых существ мира равны. Жизнь уничтожить и изменить нельзя, потому что она одна только и есть. Все остальное нам только кажется.
Сказав это, старец исчез...".
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Что я обо всём этом думаю?) Что это максимально странно. То есть об интересе Толстого к буддизму и всякому такому я вроде даже и слышала. Но этот рассказ, написанный им, меня всё равно поразил...потому что где-то относительно недавно я читала вот практически такую же историю, с другими действующими лицами, но с тем же посылом - переселение душ не линейно, а всё живое вокруг, в сущности, одна душа, которая пробует всё новые и новые формы и роли, без оглядки на время, и так до тех пор, пока не перепробует все и не прекратит порочный круг насилия и страдания. Прямо в рассказе Толстого об этом не говорится, но это вытекает из логики повествования. Я вообще-то скептически отношусь к этому писателю, написан этот рассказ в его манере, которую я так не люблю, но в то же время идейно и атмосферно он вышел просто потрясным. Так что всем, кто хочет выйти из-под гнета "Войны и мира" и взглянуть на творчество Толстого с внезапного ракурса, рекомендую с этим рассказом ознакомиться, если это ещё не случилось. Ну а бонусом сегодня добавлю стихотворение В. Брюсова:
"Ассаргадон ассирийская надпись
Я — вождь земных царей и царь, Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.
Египту речь моя звучала, как закон,
Элам читал судьбу в моем едином взоре,
Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Кто превзойдет меня? кто будет равен мне?
Деянья всех людей — как тень в безумном сне,
Мечта о подвигах — как детская забава.
Я исчерпал до дна тебя, земная слава!
И вот стою один, величьем упоен,
Я, вождь земных царей и царь — Ассаргадон".
(17 декабря 1897)
Список прошлых постов сюда не прикладываю, но ссыль на прошлую статью об Ассирии приложу:
Лев Толстой: "Опять война"
"Опять война. Опять никому не нужные, ничем не вызванные страдания, опять ложь, опять всеобщее одурение, озверение людей.
Люди, десятками тысяч верст отделенные друг от друга, сотни тысяч таких людей, с одной стороны буддисты, закон которых запрещает убийство не только людей, но животных, с другой стороны христиане, исповедующие закон братства и любви, как дикие звери, на суше и на море ищут друг друга, чтобы убить, замучить, искалечить самым жестоким образом.
Что же это такое? Во сне это или наяву? Совершается что-то такое, чего не должно, не может быть, — хочется верить, что это сон, и проснуться.
Но нет, это не сон, а ужасная действительность".
Лев Толстой. Статья "Одумайтесь!", 1904 год.
Телеграм — История Веков
Граф в крестьянской рубахе — как и почему Лев Толстой пытался изменить мир
9 сентября исполнилось 195 лет со дня рождения писателя.
Его произведения переведены более чем на 90 языков, а суммарный тираж книг исчисляется сотнями миллионов — при этом личность Льва Толстого была настолько многогранной, что прославился он не только как писатель, но и как общественный деятель, педагог, религиозный философ и даже идеолог вегетарианства. Его фигура была полна противоречий: родился в аристократической графской семье, но полжизни сражался с роскошью; не получил высшего образования, но создал свою школу; был верующим человеком, но отрекся от церкви. Толстого с ранних лет волновал вопрос общечеловеческого счастья — ответ на него он искал до самой смерти. Рассказываем о взглядах и жизненных принципах Льва Толстого.
Искать ключ к счастью
Когда Льву было пять лет, он услышал от старшего брата Николая историю о зеленой палочке — якобы она закопана у дороги в старом Заказе (в лесу на территории имения Толстых Ясная Поляна), и на ней написана тайна, "посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми; не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться, и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями". Образ "муравейного братства" очень нравился братьям Толстым: чтобы почувствовать атмосферу единства и общности, они забирались под стулья или кресла, завешанные платками, и сидели в темноте, прижавшись друг к другу. "Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру", — вспоминал Лев Толстой.
Эти детские впечатления оказали сильное влияние на дальнейшие взгляды писателя (в конце жизни он даже завещал похоронить себя там, где, по преданию, была зарыта зеленая палочка). Уже в старости Толстой писал: "Идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешанными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает". Вера в "единение всех людей" как раз и была одним из стержней философии Льва Толстого.
Да, в единении и смысл, и цель, и благо человеческой жизни, но цель и благо это достигаются только тогда, когда это единение всего человечества во имя основы, общей всему человечеству.
Лев Толстой, из письма "Славянскому съезду в Софии" (1910)
Справедливость, следование духовным и христианским ценностям, любовь к природе, патриотизм, равенство людей вне зависимости от их социального положения и национальности — идею "единения" Толстой рассматривал в контексте самых высоких смыслов. Конечно, такое мировоззрение сильно влияло и на образ жизни графа: он пытался отойти от образа дворянина, хотел быть ближе к народу и к земле, занимался благотворительностью и физическим трудом. Художник Илья Репин, друживший с писателем, вспоминал о Толстом так: "Он искал физических трудностей и любил преодолевать их; так он пахал, так он косил, так он складывал крестьянам печи… От этих быстрых во всякую погоду движений цвет лица и рук его был пропитан воздухом и горячей кровью; глаза глядели зорко, и губы сжимались крепко и весело от торжества над преодолением опасностей".
В Ясной Поляне, 1908 год
Кроме "единения", была и еще одна важная для Толстого идея — отказ от насилия (эту мысль он закладывал в роман "Война и мир"). Писатель считал: "Только непротивление злу насилием приводит человечество к замене закона насилия законом любви". Он верил, что человек может победить зло, главное — никогда не позволять злу захватить себя, отвечать всегда добром, отказаться от борьбы и заниматься самосовершенствованием.
Быть лучшей версией себя
Толстой считал, что каждому необходимо развивать волю — телесную, чувственную и разумную. В 1847-м в своем дневнике он даже написал свод правил: как именно нужно развивать все три вида воли, а заодно с ними — память, умственные способности, деятельность, чувство любви и обдуманность. В общей сложности у него получилось четыре десятка советов. Среди них были, например, такие: "Будь хорош и старайся, чтобы никто не знал, что ты хорош. (Славолюбие бывает полезно другим, но не самому себе)". Или: "Каждого ближнего люби так же, как и самого себя, но двух ближних люби более, нежели самого себя".
Спи как можно меньше (сон, по моему мнению, есть такое положение человека, в котором совершенно отсутствует воля).
Лев Толстой, из личного дневника (1847)
Было среди правил и такое: "Каждое утро назначай себе все, что ты должен делать в продолжение целого дня, и исполняй все назначенное даже в том случае, ежели исполнение назначенного влекло за собою какой-нибудь вред. Кроме развития воли, это правило разовьет и ум, который будет обдуманнее определять деяния воли". На протяжении долгих лет Толстой следовал довольно строгому распорядку дня — он считал, что четкое планирование времени и чередование видов деятельности тренируют волю и улучшают здоровье.
Впрочем, не всем правилам, написанным в 19 лет, Толстому удавалось следовать на протяжении жизни. Если в 1847-м он сам себе советовал "отдаляйся от женщин" и "убивай трудами свои похоти", то незадолго до смерти обратился к своему биографу Павлу Бирюкову с признанием: "Вот вы пишете про меня все хорошее. Это неверно и неполно. Надо писать и дурное. В молодости я вел очень дурную жизнь, и два события этой жизни особенно и до сих пор мучают меня. И я вам, как биографу, говорю это и прошу вас это написать в моей биографии. Эти события были: связь с крестьянской женщиной из нашей деревни, до моей женитьбы. На это есть намек в моем рассказе "Дьявол". Второе — это преступление, которое я совершил с горничной Гашей, жившей в доме моей тетки. Она была невинна, я ее соблазнил, ее прогнали, и она погибла".
По официальным данным, у Льва Толстого был один внебрачный ребенок — Тимофей Базыкин, рожденный в 1860 году от крестьянки Аксиньи. Через два года писатель женился на Софье, у них родилось 13 детей, а сам брак продлился 48 лет — до самой смерти графа.
Следить за здоровьем и быть гуманным
В наше время Льва Толстого назвали бы зожником. Ежедневно, независимо от погоды и настроения, он занимался физкультурой и гимнастикой: поднимал гантели и гири, упражнялся на кольцах и подтягивался на турнике, который специально установил во дворе рядом с усадебным домом. Приобщал к спорту и детей, его дочь Татьяна вспоминала: "В кабинете между двумя колоннами была вделана железная рейка. Каждое утро он и мы упражнялись на ней. Делали мы и шведскую гимнастику, причем папа командовал: раз, два, три, четыре, пять… И мы, напрягая наши маленькие мускулы, выкидывали за ним руки — вперед, вбок, кверху, книзу, кзаду…"
Еще Толстой играл в городки и любил кататься на коньках, мог часами скакать на лошади, а когда ему было за 60, решил освоить теннис и велосипед. В середине 1890-х Московское общество любителей велосипедной езды подарило ему лучшую по меркам тех лет модель фирмы "Старлей". Вскоре Толстой не только научился отлично кататься, но и стал почетным членом общества, а еще получил права на езду на велосипеде по улицам Москвы.
Во время игры в городки, 1909 год
Кроме того, писатель ежедневно ходил на прогулки, причем мог преодолевать внушительные расстояния: трижды он пешком добирался от Москвы до Ясной Поляны, этот путь составляет около 200 км. "Ему нравилось быть паломником; он шел с мешком за спиной по большой дороге, общаясь с бродячим людом, для которого он был безвестным спутником. Путешествие обычно занимало пять дней. В пути он останавливался переночевать или перекусить в какой-нибудь избе или на постоялом дворе. Если попадалась железнодорожная станция, он отдыхал в зале ожидания третьего класса", — вспоминала Татьяна Сухотина-Толстая.
Иду же, главное, за тем, чтобы отдохнуть от роскошной жизни и хоть немного принять участие в настоящей.
Лев Толстой, из письма Владимиру Черткову (1886)
Когда Толстому было за 50, он стал вегетарианцем. "Думаю, что неупотребление мяса полезно для здоровья или, скорее, употребление мяса вредно, потому что такое питание безнравственно; все же, что безнравственно, всегда вредно как для души, так и для тела", — говорил писатель. Он проповедовал вегетарианство и считал, что "диета строгая нужна всем", а в 1891 году написал статью "Первая ступень", в которой критиковал обжорство, искал параллели между постным питанием и добродетелью, а еще в красках и с жуткими подробностями описывал свой опыт посещения тульской скотобойни. Сперва Толстой отказывался только от употребления мяса, но со временем перестал есть и молочные продукты, и яйца.
Ценить свободу
В детстве Лев Толстой получал домашнее образование, а в 1844-м поступил в Казанский университет на факультет восточных языков, но учеба не задалась. Толстому не нравилась необходимость следовать определенной программе — он прогуливал "навязанные" предметы, у него появились проблемы с оценками и с педагогами, будущего писателя даже пытались оставить на второй год. Тогда он сменил факультет на юридический, но ситуация мало изменилась — Толстой по-прежнему считал университетский подход к образованию формальным. В то же время он увлекся работами Руссо, Монтескье и понял, что должен учиться самостоятельно, — в 1847-м граф отчислился из университета и вернулся в Ясную Поляну. "Всегда ему было трудно всякое навязанное другими образование, и всему, чему он в жизни выучился, — он выучился сам, вдруг, быстро, усиленным трудом", — вспоминала Софья Толстая. Толстой сам изучал историю, географию, математику и естественные науки, медицину и юриспруденцию, а еще знал более 10 языков.
Опираясь на свой опыт и духовные ценности, в 1859 году Лев Толстой открыл в Ясной Поляне школу для крестьянских детей. Занятия были бесплатными, а сам писатель стал одним из учителей — он вел русский язык, литературу, историю, математику и физику. Толстой считал, что в школе должна быть свободная и творческая атмосфера, поэтому его подход к обучению был революционным: он запретил наказывать учеников, отказался от строгой образовательной программы и каких-либо формальностей. Писатель уверял, что главное дело учителя — заинтересовать класс. При этом также важно разглядеть природу каждого ребенка и развивать ее, ничего не навязывая. Граф взращивал в детях любознательность и умение мыслить самостоятельно, много беседовал с ними, поощрял творчество. А чтобы свобода в обучении не привела к хаосу, знакомил с основами этики и религии.
Крестьянские дети у крыльца сельской школы в Ясной Поляне, 1875 год
За годы своей жизни Толстой открыл около 20 школ в окрестностях Тулы, написал несколько педагогических и методических статей. Для детей в 1872 году он составил "Азбуку" — учебник из нескольких частей, который знакомил с основами русского языка и арифметики. В нем были собраны сведения о буквах, пословицы и поговорки, притчи и рассказы, примеры счета. Подход писателя к образованию вызывал много вопросов и споров среди современников, поэтому и "Азбуку" сперва раскритиковали. Спустя два года Толстой переработал книгу: "Новая азбука" была принята более тепло и даже рекомендовалась Министерством народного просвещения как учебник для народных школ России.
Менять систему
Религиозные и философские поиски Льва Толстого длились десятки лет, пока в конце 1870-х писателя не настиг духовный кризис. "…На меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни, как будто я не знал, как мне жить, что мне делать, и я терялся и впадал в уныние", — писал он в автобиографическом произведении "Исповедь". Толстого волновали социальные и нравственные проблемы, он критиковал государство и церковь, обвинял современный мир в избыточности. Он продолжал искать ответы на свои вопросы в мировых религиях и философских трактатах, но в начале 1880-х пришел к осознанию, что стоит на пороге создания собственного учения — толстовства.
Принято считать, что Льва Толстого отлучили от православия, хотя официально анафема Толстому не провозглашалась — фактически он сам отрекся от церкви, так как не принимал существующий уклад (иерархию, обряды, а также божественную природу самого Христа). При этом христианские заповеди толстовцы признавали высшей ценностью, а Нагорную проповедь Толстой особенно ценил и перечитывал много раз. Среди основ толстовского учения — "непротивление злу насилием", нравственное самосовершенствование ("сознание определяет бытие") и необходимость заниматься земледельческим трудом. Толстовцы критиковали идеи государственности, военную службу и считали, что мир необходимо переустроить по этическим принципам (при этом закон ненасилия исключал какую-либо организованную борьбу против существующего строя).
У Толстого нашлось множество последователей из разных социальных слоев, а само учение вышло за пределы Ясной Поляны, распространилось по регионам и даже за границей (например, Махатма Ганди называл себя сторонником толстовства). Возникали толстовские коммуны, где люди жили в складчину и занимались сельским хозяйством, причем к крестьянам в них примыкали и некоторые дворяне, и военные. Все они отказывались от мяса, молока, по возможности от эксплуатации животных и стремились к опрощению быта. Сам Толстой, с одной стороны, был рад тому, что люди встают на правильный, по его мнению, путь. С другой стороны, он не хотел, чтобы его учение становилось оформленным движением или культом, отказывался от роли руководителя, а в дневнике и вовсе писал:
Никакого толстовства и моего учения не было и нет, есть одно вечное, всеобщее, всемирное, истинное для меня, для нас, особенно ясно выраженное в Евангелиях.
В то же время все происходящее сильно обостряло отношения в семье писателя. Лев Толстой считал, что деньги — зло, и хотел избавиться от них: в начале 1890-х он решил отказаться от собственности и от гонораров за свои работы. Его жена Софья Толстая не могла этого допустить — она боялась, что своим поступком писатель обречет их семью на нищету. Конфликт с трудом удалось решить: усадьбу в итоге переписали на жену и детей, также Софья получила права на произведения мужа, созданные до 1881 года (тот самый "золотой фонд", в который входят "Война и мир", "Анна Каренина", трилогия "Детство", "Отрочество", "Юность", "Севастопольские рассказы" и другие знаковые работы). При этом все, что Толстой написал после сделки, печаталось безвозмездно.
С женой Софьей Толстой, 1910 год
"Он ждал от меня, бедный, милый муж мой, того духовного единения, которое было почти невозможно при моей материальной жизни и заботах, от которых уйти было невозможно и некуда. Я не сумела бы разделить его духовную жизнь на словах, а провести ее в жизнь, сломить ее, волоча за собой целую большую семью, было немыслимо, да и непосильно", — писала Софья Толстая. И все же писатель не мог смириться со своим "барским" положением и в начале ноября 1910 года ушел из дома. Он покинул Ясную Поляну в тайне от жены, оставив ей письмо, в котором были такие строки:
Положение мое в доме становится, стало невыносимым. Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни.
Странствовать Толстой отправился в сопровождении своего врача Душана Маковицкого, при этом четкого плана у них не было. Они посетили Оптину пустынь, Шамординский монастырь. Предполагают, что Толстой хотел добраться до Болгарии либо до Кавказа, однако в дороге он простудился — у писателя началось воспаление легких. Через 10 дней после своего "побега" из Ясной Поляны, 20 ноября 1910 года, Лев Толстой скончался в Липецкой области. Как он и завещал, его похоронили в яснополянском лесу, напротив оврага, где, по преданию, зарыта зеленая палочка.
Автор текста: Дарья Шаталова
Источник: fanfanews