По нему и шел своей гордой походкой победителя Дитрих, сын Эммериха, свежий триумфатор и человек, горячо любивший свой город, а до того, империю, осколком которой ему виделся Мерхон.

Но малое рождает большее. А потому осколок империи есть семя империи. Дитрих верил, что оно даст всходы, и комитет псиоников изведает новый путь к построению большого сообщества, которое изменит природу человека, позволит ему завладеть всей галактикой.

Но сегодня комитет был в опасности. Сами псионики были довольно мягкими людьми. Они могли быть жесткими бюрократами, жестокими и строгими управленцами, но сами по себе они были довольно вялыми и скромными людьми. Серость в этом здании отражала и серость душ тех, кто в нем обитал и работал. Дитрих видел в этом некое благородство, отдельное, предназначенное только для управленцев империи. Нравственность высшего порядка, недоступная рядовым гражданам, не говоря уже о рабах.

Стража здесь не носила панцирей, имела при себе только короткие мечи с кристаллическим напылением и не принадлежала к легиону, но стража обязана была знать всех значимых людей в лицо, и потому Дитриха молча пропустили, своеобразно приветствовав подтянутым видом. При начальнике воин становился подобен скульптуре, а отдавать честь в правительственной трибе не было нужды, здесь были свои особенные правила. Далее были лестницы, узкие мрачные коридоры, пока наконец легат не дошел до кабинета председателя, также охраняемого правительственной стражей. Из-под шлемов смотрели серые глаза не выражающие ничего.

Короткий стук. Легат открыл дверь и зашел.

Председатель сидел за просторным письменным столом, на котором лежало множество различных бумаг и стояла чернильница с пером в ней же. Лысеющий, некрасивый, только взгляд вырывал глаза из его отталкивающего лица, делая их похожими на две взрывающиеся звёзды, таков был взгляд псионика. Он только приподнял лицо и безэмоционально сказал:

— Дитрих. Как поживаешь, старина…

— Хорошо, Продром, у тебя как дела? Как здоровье?

Легат подошел и сел на стул для посетителей, боком стоявший к столу.

— Замечательно. Я же маг.

— Ты под присмотром магов.

— Да, — он едва улыбнулся, — а то развалился бы уже давно.

— Ну что же ты так, тебе ещё долго управлять нами.

— Мне бы уже на покой, — устало и недовольно проворчал Продром, — ну куда мне руководить?

— Ну да ладно, — Дитрих выдохнул, черты его застыли в маске серьёзности, а речь стала более чеканной, — ты уже, наверняка, слышал о заговоре?

— Я в курсе этих нелепых слухов.

— Нелепых? — усмехнулся Дитрих.

Продром отложил бумаги и деловито сложил пальцы, собравшись объяснить нечто важное он сделал свою речь чуть более резкой и хриплой:

— У нас есть более важные проблемы, нежели поиск шпионов и заговоров. До добра это недоведет, понимаешь ли. Я тут изучал историю города Эр, и тебе советую между прочим, нужно приобщаться к культуре мира, в котором мы теперь живем, в конце концов, пора уже. Так вот, один из их последних правителей плохо кончил, выискивая заговоры. Дошел до того, что видел заговорщиками всех подряд. Жену с дочерями сослал в монастырь, одного сына отравил, другого казнил. Всем, конечно, рассказывали, что всех сразила болезнь, а дочь и жена добровольно посвятили себя богам. Но со временем правда вскрывается. Потому что он казнил всех подряд. Купцов, генералов, землевладельцев... его и свергли. Ты хочешь, чтобы и нас свергли? Я не хочу, чтобы мое правление было отчаянным. Мы, псионики, управляем адекватно. Мы, понимаешь ли, не радикалы. Нам нужно сбалансированное и свободное общество, в котором каждый будет ощущать комфорт и безопасность. Мы не экспансионисты и не реформаторы. Мы гаранты этой системы. Народу нужна, понимаешь ли, стабильность.

— К сожалению, стабильность есть иллюзия, Продром, — Дитрих ощущал, что псионик не внемлет его опасениям, и голос его стал более взволнованным, — Общество всегда находится в движении. Люди живут борьбой. У нас нету тех механизмов, нету того рычага, который был у империи. Мы здесь на чужой планете, ютимся в одном единственном городе. И маги здесь чувствуют себя иначе.

— Я тебе вот что скажу. На магах наше общество держится. Они главное, передовое сословие, понимаешь ли. А вот зачем расширяться безудержно? Так это для торговли. Больше товаров, больше связей, больше торговли. Купцы, вот главная угроза, понимаешь ли, вот где язва общества, — и он стукнул кулаком по столу, негромко так, — С ними, с торгашами бороться нужно, а не с магами!  

— Да, торговля есть зло, Продром. Но именно маги выражают стремления торговцев к власти, именно маги исполнят их политический заказ на власть, которая будет больше ориентирована на внешнюю торговлю, на расширение рынка. Сами купцы ничего не сделают.

— Я знаю, что Леандр питает надежды что-то изменить в управлении. Это подлый, действительно плохой человек, гадкий тип. Но он не идиот! Не идиот, Дитрих. И нападать на комитет сегодня, понимаешь ли, это значит расшатывать обстановку изнутри, город в расстройство приводить. А как это можно, когда у нас такое окружение? На западе Ро, на юге Эр и Хон, на востоке гоблинские царства, дикие племена в лесах, понимаешь ли, — и тогда псионик, казалось бы утомился, он вздохнул и небрежно махнул рукой, — Все, Дитрих, я не хочу дальше слушать об этом всем…

— Ты недооцениваешь Леандра, Продром! — Дитрих не знал, как сказать председателю о своих мыслях более доходчиво, у обоих у них были только мысли и догадки, он и сам знал, что его слова не имеют веса, пока не будет сильных доказательств, — Знаю, что ты не поверишь мне просто так, — Дитрих встал и направился к выходу, перед дверью, он повернулся и добавил, — я уже отдал приказ о том, чтобы разведка легиона усилила бдительность, мы следим за магами, мы видим их активность, видим, что рыщут по всему континенту их агенты. Но ты, Продром, не хочешь видеть очевидного. Прощай.

— Не болей, легат.

Захлопнулась громко дверь.

Разочарование повисло в этой правительственной тишине. 

Все время после триумфа Йенс наслаждался спокойствием.

— И кто же будет править, если не комитет?

— Маги, — ответил Матиас.

Тобиас только потягивал кофе с мёдом и сливками. Мыслями он был где-то внутри своей души, что простиралась на многие поля, которые он посещал единожды, и образы которых покрыли его сознание, как трава покрывает землю.  

— Маги не могут править обществом, — все также спокойно говорил Йенс.

— Сословие магов самое светлое из всех.

— Это всего лишь неправда.

Йенс пил горький кофе, без добавок, наслаждаясь его оригинальным вкусом, который не каждому придется по душе. Натуральность была в его вкусе, в этом выражалась близость к вещам, как он это называл. Думаю об обществе в этом духе он не мог воображать себе смещение действующего правительства, которое несмотря на все свои минусы обладало главным в его глазах качеством, а именно, адекватностью. Талант и уравновешенность не всегда шли рука об руку.

— Ты воин. Ну же, разве тебе не должен быть присущ какой-то авантюризм, что ли? Нет? — у спорящего Матиаса чуть светились глаза.

— Я воин лишь в том смысле, что сражаюсь. Вообще-то я легионер.

— Легионер не воин? — включился Тобиас, и покровительственно произнес, — низко же ты оцениваешь своих товарищей и самого себя.

— Да, легионеры не воины. Воины сражаются, следуя за вождем. Легионеры подчиняются приказам.

— Воины не подчиняются? — спросил Матиас.

— Не всегда. 

— Мой отец сражался и заслужил звание гражданина в бою, ты хочешь сказать, он не был воином?

— Всё, это разговор ни о чем, — отмахнулся Йенс.

Матиас недовольно фыркнул и опрокинул свой кофе залпом, после чего его глаза слегка округлились. Он понимал Йенса и вместе с тем не хотел понимать. Принадлежащий к легиону, более близкий к правительству города, Йенс мысленно не позволял себе мириться с устареванием существующего порядка, который был для него соком жизни.

— Ты надеешься на карьеру?

— Я не просто надеюсь, — Йенс усмехнулся, — я делаю все что должен. В легионе долг и есть карьера.

— Ладно, Матиас, — вновь заговорил Тобиас, — будут маги у власти или псионики, легион то от этого никуда не денется, он, как говорится, один из столпов нашего общества.

На это Йенс одобрительно кивнул.

Возникла недолгая пауза.  

— Мне пора, друзья, — Йенс встал из-за стола.

Он пожал руку сперва Тобиасу, потом Матиасу, и весьма бодро покинул помещение, вид у него был жизнеутверждающий, и след он оставил радостный.

— Так и веет от него теперь уверенностью, — добродушно произнес Тобиас.

— Да. Много на себя берет, вояка.

— Он не такой мечтатель, как мы, — тон Тобиаса стал серьёзным, — но все же, он наш друг, и это главное.

Немного подумав, Матиас ответил:

— Да, ты прав.

Был вечер. Солнце ещё только вышло из-за Дома, и свет заливал башни. Кофейный запах подговаривал заказать ещё слащённого просветляющего напитка.

Но в этот момент за столик сел Диодор. Они не заметили, как тот вошел внутрь, слишком сильно предавались внезапному удовольствию от столь утонченного момента жизни.

— Что нового, Диодор, как родители? — спросил Матиас.

— Родители в порядке. Отец лечит какого-то легата, хорошо платят. Но позже об этом. У меня есть новость.

— Что за новость? — спросил Тобиас, словно что-то уловил в голосе мага.

Диодор наклонился к ним и тихо произнес:

— Новое время грядет.

Дровишки от одной единственной работы одного единственного историка. Множество ссылок по сети, на разных ресурсах (что говорит о централизованной атаке! Понимаете - вы вот читаете интернет, и думаете - оо, это известный факт, вот он и тут есть, и тут! А этого-то врагам и надо!) А между тем - все ссылки ссылаются на одну работу.

То есть, весь этот тяжелый клеветнический бред на наш народ, на нашу страну - которого, понятно, и быть не могло потому что не могло быть никогда - лезет как говно из деревенского сортира, в который кинули дрожжей - из одной единственной работы. Понятно, что такие вещи обычно проплачены, ангажированы, и делаются специально на западные гранты Но - захотелось разобраться поглубже.
Итак, историк Безгин Владимир Борисович. Ну а дальше - как по писаному. Прям можно было к бабке не ходить - я и не ходил, потому что такого уже много раз насмотрелся.
Обладатель исследовательских грантов Российского научного гуманитарного фонда (2006-2008, 2008, 2011-2012); гранта Американского совета научных сообществ (ACLS) на 2008/2009 учебный год, гранта РГНФ на подготовку научно-популярного издания (2012),. С 1998 г. постоянный участник сессий Симпозиума по аграрной истории стран Восточной Европы. Член Международной ассоциации гуманитариев.

Чувствуете, да? Грантики какие! От американского совета, да прочих "международных ассоциаций".

Работы у него все как на подбор. Суицид в крестьянской среде 19го века. Убийства среди крестьян 19 века. Крестьянский самосуд и семейная расправа.

Ну то есть понятно, да? Или дуракам непонятно еще? Но умному-то - достаточно? Человек всю свою карьеру на деньги врагов раскапывал чернуху, типа исторического Невзорова. И весь этот кал оформлял как "профессиональные исторические статьи", чтоб вкидывать грязь на свой народ за мзду малую. А такой ли уж свой народ? Мордально больно уж на Макаревича похож, если вы понимаете, о чем я.
Другое дело, что такой червяк один существовать не мог. Кто-то его на работе привечал десятилетиями. Давал кафедру (он профессор). Зарплату платил. Тяжелое наследие 90х. Было модно мешать с грязью собственную страну и народ. Модно не просто так - как видите, за это неплохо платили.

Но я решил посмотреть на сами работы "прохфессора". (Сразу вспоминается бессмертная "Норма" ВЛДМР СРКН..."ты не профессор, ты хуессор!"

"Русская деревня конца  XIX  – начала  XX  века: грани крестьянской девиантности". Зацените название! Грани, понимаешь, крестьянской девиантности. То есть - отклонения, практически, психиатрического порядка.

Сразу спойлер для тех, кто не хочет дальше читать длинные тексты (хотя если до сюда дочитал, то уже странно, если бросит) - как делаются такие вещи? С точки зрения науки - всё гладенько. Всё, что рассматривается дальше - четко показывает, что отклонения были ЕДИНИЧНЫМИ. Что любая дичь, которая у нас с вами сегодня встречается ежедневно, и является уже привычным явлением - в здоровой, верующей, Православной, крестьянской русской среде - была ЕДИНИЧНОЙ трагедией, чудовищной катастрофой, которой ужасались тогдашние врачи, чиновники, писатели и журналисты, в фокусе внимания которых оказывалась какая-то очередная "девиация". То есть работа - научно честная. Там везде ссылочки на документы, и сразу понятно - такое было. Редко, мало где, раз в десять лет. Не было явлением. Но - было.

Ну так и что? Мы не в раю живем. В любой стране на миллионы человек - будет разная дичь. Однако - когда появляется такая "историческая работа", в которой в самой - всё нормально и правильно описано - это позволяет создавать статейки на Пикабу или в ЖЖшечке, где СОВСЕМ ИНАЧЕ акценты будут расставлены. Где будет сказано - вон, смотрите, историк целую работу написал, как русские православные крестьяне бухали водку ведрами, трахали детей и убивали жен. Понятно, как эта манипуляция устроена?

Впрочем, даже с научной точки зрения там есть передергивания. Вот пример:

(начну пожалуй, всю работу по пунктам рассматривать уже)

1. Крестьянское самоубийство
   "Имеющиеся статистические данные дают основание утверждать, что в конце XIX – начале XX в. происходит рост числа самоубийств. Так, в России с 1870 по 1908 г. общее их количество увеличилось в 5 раз, а к 1910 — почти удвоилось. По данным статистики уровень самоубийств в Европейской части России вырос с 2,1 случая на 100000 населения в 1905, до 2,6 в 1907, 3,3 в 1910 и до 3,4 в 1912 г. [2, с. 125]. В условиях значительного преобладания в социальном составе населения страны крестьян большая доля самоубийств приходилась на них. По подсчетам доктора Жбанкова за 1905–1909 гг. из 9510 случаев самоубийств крестьяне составляли 57,3%, высшие и богатые классы — 11,5%, учащиеся — 10,7%, чиновники — 7,7%, армия и полиция — 7,5%. Более точная статистика по Петербургу за 1911 г. дала еще более красноречивые результаты; из общего числа самоубийц крестьяне составляли 78,14%, дворяне –7,71%, мещане — 11,74%, купцы — 1,53%, духовенство — 0,21%, иностранные поданные — 0,71% [3]."
   
   Итак, тут два момента. Первое: Рост самоубийств был с 2,1 на сто тысяч, до 2,6. Это - КРАЙНЕ низкие значения. В процентах - рост большой. Но в абсолютных значениях - это ничто. Для понимания - из двух сотен современных стран Россия входила бы с такими показателями В ДЕСЯТКУ самых антисуицидных стран в мире! То есть была бы в десятке С КОНЦА по показателю суицидов на душу населения. Понимаете, НАСКОЛЬКО здоровое было общество? А ведь, замечу, суицид - он будет всегда. Знаете, кто эту десятку наполняет сегодня? Страны типа Сант-Винсент-и-Гренадины или Барбадос. То есть там ВСЕГО 100 000 человек живет, плюс-минус. В идеальном климате на райских островах, и кормятся с туризма. И вот там такой же показатель самоубийств, как в огромной крестьянской Православной России 19го века. Понимаете, как можно и нужно ставить акценты на этой информации?
   Суицид свести в ноль нельзя. Так как минимум существуют психические заболевания, к нему приводящие. Шизофрения и депрессия.

   Второй момент. И вот это уже точно не случайность - а научная нечистоплотность. Профессор утверждает(!) что большая доля самоубийств приходила на крестьян. А это - враньё, исходя из его же данных. Смотрите.

Получается, если что-то в популяции меньше, чем 82% - это говорит о МЕНЬШЕЙ распространенности явления в крестьянской среде. То есть если суицидов среди крестьян было 57% от всех суицидов - то они почти в полтора раза в этом плане были ЗДОРОВЕЕ, чем другие сословия. А вот высшие и богатые классы, со своими 11% суицидов, при том, что составляли 1% населения - демонстрируют нам расхожую истину, что счастье не в деньгах. Это означает, что они В ДЕСЯТЬ РАЗ ЧАЩЕ по популяции кончали жизнь самоубийством.
Вот это уже серьезное передергивание данного историка. Что он не разъясняет свою статистику подобным образом.

В общем, с суицидами, думаю, всё понятно. Надо сказать, что он даже пишет: "Однако из этого не следует делать вывод о высокой степени суицидности крестьян. Добровольный уход из жизни в русском селе – событие скорее экстраординарное, чем обыденное. Большинство корреспондентов этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева в своих сообщениях были солидарны в утверждении о том, что самоубийства в деревне были явлением редким".

2. Сельское пьянство.

Деревня начала "спиваться", как многие думают, путая колхозный советский алкоголизм с патриархальным имперским крестьянством.
Впрочем, надо признать, что количество потребляемого деревней алкоголя и вправду начало расти задолго до революции. Просто не имело характер ЯВЛЕНИЯ. И рост этот странно совпал с якобы "освобождением крестьян от крепостного рабства". Может, не так и хорошо это самое "освобождение", раз люди начали помаленьку подбухивать? Не всякая свобода одинаково полезна.

Но давайте глянем - настолько ли уж сильно начали спиваться крестьяне?

"Начало 60-х гг. XIX в., по свидетельству современников, было отмечено резким всплеском сельского пьянства. Оценивая последствия отмены крепостного права, историки в основном акцентировали внимание на благоприятных факторах этого события для развития крестьянства. Действительно, после отмены крепостного состояния и общего смягчения политического режима, у сельских обывателей стало больше свободы. Но эта свобода употреблялась не только во благо. Утрата социального контроля со стороны помещика вела к росту девиантного поведения вчерашних крепостных крестьян. В деревне увеличилось употребление спиртного. Резко пошла вверх кривая сельской преступности, прежде всего за счет имущественных преступлений и преступлений против личности."

А вот тут сложно не согласиться с профессором Безгиным.

Интересны и зарисовки из тогдашней жизни. "С утра до позднего вечера велась торговля спиртным в трех кабаках с. Круглое Козловского уезда той же губернии (1880 г.). Когда здравомыслящие крестьяне данного села вынесли на сход вопрос о закрытии лавок, то он не нашел поддержки. Содержатели питейных заведений не поскупились на щедрое угощение, и дело было улажено в их пользу".

То есть нормальные люди не бухали, и хотели эти лавочки прикрыть. Но уже тогда капитал - побеждал благие намерения. Так что в революции виноваты не крестьяне и не рабочие - а всякие болтающие языком буржуазные, ни дня в жизни неработавшие мрази, типа Ленина.

"Можно утверждать, что сельское население вело преимущественно трезвый образ жизни. Доля лиц среди крестьян, имевших пагубное пристрастие к вину, была незначительной. Митрополит Вениамин (Федченков) в своих воспоминаниях о детстве в Тамбовской губернии утверждал, что пьяницы в селе были явлением редким [13]. Большой знаток сельского быта, Н. М. Астырев в работе «В волостных писарях» (1898 г.) замечал, что «пьяниц в крестьянском миру очень мало, один-два на сотню, наоборот 8–10 на сотню найдется совсем не пьющих» [14, с. 268]. Наблюдения современников подтверждаются сведениями сельских информаторов этнографической программы, осуществленной кн. В. Н. Тенишевым. Учитель церковноприходской школы из Жиздринского уезда Калужской губернии Е. И. Зорина в 1900 г. сообщала, что «пьяницей называют того, кто пьет во всякое время, кстати и не кстати, пропивает заработок, упускает работу, тащит из дома, разоряет семью. Таких пьяниц немного, найдется в деревне один и ни как уж не больше двух» [1, т. 3, с. 174]. К выводу о незначительном распространении алкоголизма в крестьянской среде пришли и специалисты, изучавшие эту проблему в начале XX в. В результате обследования 20 селений (20 тыс. душ) Пензенской губернии, проведенного Д. Н. Вороновым в 1912 г., алкоголиков было обнаружено менее 40 человек [15]."
Один алкаш на деревню! Все обвинения в пьянстве русского православного человека - совершенно несостоятельны!

Едем дальше.

"По сведениям В. Птицына, изучавшего деятельность волостных судов Саратовской губернии в конце XIX в., они часто без жалоб и заявлений привлекали к суду и наказывали пьяниц, «для примера и страха другим». Так, крестьянина З. за пьянство и неплатеж податей и крестьянина О. за пьянство и буйные поступки приговорили к наказанию розгами [21]."

Давно пора! Вернуть телесные наказания, и пороть на площадях наркоманов, алкашей, и феминисток!

"Содержание этнографических источников едино в утверждении о том, что ежедневное употребление спиртного не было характерно для русского крестьянина. Корреспондент из Ярославской губернии (1898 г.) отмечал, что ему не приходилось встречать ни одного крестьянина, который бы пил водку ежедневно перед обедом и ужином [1, т. 2, ч. 2, с. 207]. Для большинства крестьян употребление алкоголя определялось не склонностью к выпивке, а общественными обычаями. В деревне не пили в будние дни, особенно в страдную пору. Крестьяне не употребляли спиртное в постные дни (среду и пятницу), так как это в деревне считалось большим грехом. Посты, особенно Великий и Успенский, соблюдались строго и мужики в эти дни водки не пили [27]."

И опять - что мы видим? Православие. Православие полностью управляло бытом, самим мировоззрением НАШИХ С ВАМИ БАБУШЕК И ДЕДУШЕК. Они соблюдали не только большие посты - но и еженедельную среду и пятницу. Какое может быть "пошли бухать после работы" в пятницу? Пятница - ПОСТ! Как можно бухать в воскресенье - если это день для Святого Причастия?? И только так наши предки построили величайшую цивилизацию, самую большую страну на Земле. Постом и молитвой. Они за тысячу лет Православия от бегающих по лесам нескольких племен полудикарей развились до полетов в космос, и крупнейшего народа белой расы (вдумайтесь, почему-то мало кто это осознаёт: русские САМЫЙ БОЛЬШОЙ НАРОД среди белых) - а мы за несколько десятилетий пропили и прожрали без поста и молитвы всё их наследие - и вымираем. Вот о чем думать надо.

3. Деревенские сумасшедшие.

Ну, тут особо не поочерняешь. Душевные болезни - это беда. Во всех популяциях, обществах и народах. Тут, скорее, интересно было почитать про отношение общества к больным.

В целом, наши Православные предки были очень милосердные люди. Благодаря вере.

"Если все же говорить о числе душевнобольных в российском селе, опираясь на данные медицинской статистики, то можно с уверенностью утверждать, что такого рода заболевания среди крестьян встречались не часто. Возьмем для примера Тамбовскую губернию, типично агарный регион, с преобладанием крестьянского населения. По данным ежегодных отчетов лечебницы для душевнобольных Тамбовского губернского земства, в ней за период с 1887 по 1899 г. поступало для излечения в среднем около пятисот больных. Крестьян среди душевнобольных было около 60%, притом, что в населении Тамбовской губернии они составляли не менее 90%."

То есть опять же видим тот же паттерн. Крестьянство - это более здоровое общество, чем городские "продвинутые" люди. Ближе к земле, здоровому физическому труду. Большие семьи - и некогда заниматься самокопаниями. Ну и алкоголизма нет. Вот и психическое здоровье получше.
Но есть и ещё одно... Болезнь - это божья скорбь. Некое наказание за нарушение заповедей. Вот какое отношение к здоровью превалировало в крестьянской среде.

"Русские крестьяне разделяли душевнобольных людей на слабоумных от рождения, сумасшедших, потерявших рассудок в зрелом возрасте. Была еще категория бесноватых, юродивых и кликуш, анализ которой мы оставляем за рамками настоящего исследования. Что касается до душевнобольных, то по данным этнографических источников конца XIX в. жители села не делали различия между больными родившимся слабоумными и потерявшими рассудок в известном возрасте. И те и другие в русской деревне являлись объектом сожаления и забот.

Причину рождения в семье слабоумного ребенка крестьяне объясняли грехом родителей. Слабоумие ребенка, по мнению сельских жителей, являлось следствием того, что он был зачат в постные дни или накануне двунадесятого праздника, т.е. в то время, когда супруги должны были избегать интимной близости. Появление на свет умственно неполноценного ребенка, как говорили на селе «дурачка» бросало тень на репутацию всей семьи. Жители Ростовского уезда Ярославской губернии утверждали, что «дурость от рождения за порок считается, значит, глупость есть во всем роду» [1, т. 2, ч. 2, с. 384]. И относились к таким детям местные крестьяне с пренебрежением. «Что их жалеть, – говорили, – они все едино как животные, – ничего не понимают, и никогда в ум не приходят» [1, т. 2, ч. 2, с. 384]. В вологодских селах со слабоумными детьми «родные обращались грубо, как с людьми бессмысленными, и видимо без всякой жалости, так как нередко наносили удары, забывая совсем, что они такие же люди и притом их близкие родственники» [1, т. 5, ч. 2, с. 376].

Однако в большинстве русских сел к местным «дурачкам» относились с состраданием, как людям убогим, а значит требующим заботы и попечения. Безумным от рождения оказывали поддержку в одежде, пище и уходе за собой [1, т. 6, с. 376]. В селах Калужской губернии местные жители были уверены в том, что «дурак» или «дурочка» − «Божьи люди». А, следовательно, их надо беречь, жалеть, так как они приносят счастье своей деревне, их несчастье искупает грехи не только своих родных, но и всех односельчан. Следует заметить, что такие неполноценные дети в русском селе имели ограниченные, но все же возможности социальной адаптации. Слабоумные подростки часто у крестьян исполняли обязанности пастухов и пользовались в деревне полной свободой".

Нельзя трахаться в постные дни (среда и пятница, напоминаю), в воскресные дни. Ребенок родится больным. Мы все забыли про эти принципы. А сейчас удивляемся - сколько больных детей...

Еще замечу, что наши предки всё понимали про генетику. «дурость от рождения за порок считается, значит, глупость есть во всем роду». Любовь-морковь это всё да. Но родители смотрели - за чей РОД идёт их ребенок. И если там в роду "дурачки" есть, то это принималось во внимание.

4. Детоубийство и плодоизгнание
"Криминальный аборт (плодоизгнание, плодоистребление) законодательством второй половины ХIХ – начала ХХ вв. квалифицировался как преступление против личности. В дореволюционной России аборты были юридически запрещены. По Уложению о наказаниях 1845 г. плодоизгнание было равносильно детоубийству и каралось каторжными работами сроком от 4 до 10 лет. В первом русском Уголовном кодексе 1832 г. изгнание плода упоминается среди видов смертоубийства. Согласно статьям 1461, 1462 Уложения о наказаниях 1885 г., искусственный аборт наказывался 4–5 годами каторжных работ, лишением всех прав состояния, ссылкой в Сибирь на поселение. Уголовное Уложение 1903 г. смягчило меры ответственности за данное преступление. «Мать, виновная в умерщвлении своего плода, наказывается заключением в исправительный дом на срок не свыше 3 лет, врач — от 1,5 до 6 лет». Как тяжкий грех расценивалось плодоизгнание церковью. Согласно церковному уставу за вытравливание плода зельем или с помощью бабки-повитухи накладывалась епитимья сроком от 5 до 15 лет."

И вот сейчас будет не статистика - а просто бомба.

"За период с 1892 по 1905 гг. в России в истреблении плода было обвинено 306 женщин, из них осуждено 108 [36, с. 47]. В период с 1910 по 1916 г. число осужденных за плодоизгнание в год составляло от 20 до 51 женщины [47, с. 13]."

То есть в ситуации ГОСУДАРСТВЕННОГО ЗАПРЕТА АБОРТОВ - количество криминальных абортов было ИСЧЕЗАЮЩЕ мало! Это и так понятно было всем разумным людям, но статистика - она это просто доказывает! За двенадцать лет - 306 женщин. За шесть - полсотни. Это просто ни о чем. По сравнению с ПЯТЬЮ МИЛЛИОНАМИ АБОРТОВ. Нерожденных, УБИТЫХ ДЕТЕЙ в год! За всё время легализованных КОММУНЯКАМИ абортов - были убиты ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ РУССКИХ ДЕТЕЙ! Это невероятная гекатомба, бойня, за которую по неописуемому милосердию Божьему мы не истреблены, но может быть происходящее и есть - то самое божье истребление нас! Божьи мельницы мелют медленно.

За время правления Путина количество абортов упало в десять раз. Сейчас озверевшие, оскотинившиеся в своем сатанинском эгоизме самки убивают три сотни тысяч русский детей за год, . С одной стороны такое падение кажется позитивным фактором. С другой стороны - ДА НАДО ПРОСТО В ЭТУ ЖЕ СЕКУНДУ СРОЧНО ЗАПРЕТИТЬ АБОРТЫ! Не вести какие-то долгоиграющие программы по убеждению, по просвещению - а просто ЗАПРЕТИТЬ, и ввести уголовную ответственность как за убийство с самыми отягчающими обстоятельствами. Нет ничего ужаснее матери, убивающей своего ребенка. Разве что отец, который убеждает женщину сделать аборт. Таких надо уничтожать, как бешеных собак.
Так что нет, нельзя поставить Путину в достижение пусть и десятикратное падение количества абортов. Он должен был первым указом, в первую секунду своего правления - ЗАПРЕТИТЬ АБОРТЫ! Вот это было бы правильным поступком. Настолько правильным, что за него даже как-то неправильно было бы и хвалить. Это совершенно естественный поступок.

Рассмотрим следующий раздел этого интереснейшего труда.

5. Прелюбодеяние и блуд в жизни русского села
"Соблюдения добрачного целомудрия в русском селе добивались как родительским контролем, так и силой общественного мнения. Родители строго следили за тем, чтобы девушка до срока "не забаловалась". А «прозрачность» отношений в деревне всегда позволяла оперативно реагировать на случаи недозволительного, с точки зрения народной морали, поведения сельских невест. По народным понятиям, разврат являлся грехом, так как он задевал честь семьи (отца, матери, мужа). С целью публичного порицания, за блуд в русском селе прибегали к символическим действиям позорящего характера. Гулящим девкам отрезали косу, мазали ворота дегтем, завязывали рубаху на голове и голыми по пояс гнали по селу [1]. В орловских селах парни, преимущественно из тех, кто побывал на стороне, для унижения девушек плохого поведения обливали им платья купоросом и острой водкой [2, д. 1215, л. 4]. Еще строже наказывали замужних женщин, уличенных в прелюбодеянии. Их жестоко избивали, затем нагими запрягали в оглоблю или привязывали к телеге, водили по улице, щелкая по спине кнутом [1]."

Как много прекрасных традиций позабыто! И нам только предстоит ИХ ВСЕ ВОССТАНОВИТЬ! Кто-то скажет - невозможно вернуться в 19й благословенный век. И будет неправ. Сегодня, да, это преждевременно. Но вот когда вымирание развернется во всей своей гнилостной мощи, когда вместо ста миллионов останется вначале 90, потом 80, а там и 70...То, поверьте, люди начнут СОВЕРШЕННО ИНАЧЕ смотреть на многие вещи. И пороть кнутом девку за промискуитет - потому что от такой вряд ли можно будет в будущем ожидать, что она будет хорошей матерью, и послушной женой - станет не просто не осуждаемой, а поощряемой практикой. Возможно, даже законной. И в какой-то момент исторического процесса - ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ К ИСПОЛНЕНИЮ. На уровне вымирания, скажем, 20 миллионов оставшихся из 100. Или 10.

К тому же - просто подумайте, насколько это недавно было. Бабушка вашей бабушки - вполне себе могла видеть картину, как по ее селу ведут раздетую грязную блудницу, впряженную в оглоблю. Уверен, эти картинки пожизненно отпечатывались в голове подрастающих девочек. Получше всякой нынешней школы. Так что - совершенно непонятно, что изменилось настолько, что эти практики так уж и невозможно вернуть. Возможно и нужно. И чем раньше, тем лучше.

"К распутству замужних женщин в селе относились строже, чем к девушкам, что вполне объяснимо патриархальными взглядами деревенских жителей. «Такие бабы вдвойне грешат, – говорили крестьяне, – и чистоту нарушают, и закон развращают». Таких женщин в селе называли «растащихами дома», «несоблюдихами» [8, т. 2, ч. 2, с. 378]. Большинство крестьян расценивали супружескую неверность как тяжкий грех. Жители сел Ярославской губернии, например, говорили, что «лучше пусть будет жена воровкой, пьяницей, чем блудницей!» [8, т. 2, ч. 2, с. 365]. По свидетельству этнографических источников, «нарушения супружеской верности очень редки в селах»"

Очередное доказательство чистоты дореволюционных нравов.

"По традиции, на внебрачное сожительство русский народ смотрел строго и считал его большим грехом [8, т. 5, ч. 4, с. 213]. В крестьянской среде конца XIX – начала XX вв. сохранялось понятие святости венца. Жители села осуждали незаконное сожительство, считая это преступлением, поруганием религии и чистоты брачного очага. Невенчанный брак в деревне был явлением редким. Крестьяне с подозрением относились к таким гражданским бракам. Большее презрение в таких случаях падало на женщину-полюбовницу. Ее ставили в один ряд с гулящими девками и подвергали всяческим оскорблениям [9]."

Не бывает "гражданского брака". Бывает блуд. Если мужчина вам, дорогие женщины, не предлагает руку и сердце, а вместо этого "просто живет вместе" - то он вас просто ИСПОЛЬЗУЕТ КАК ШЛЮХУ. Если отношения серьезны - нет никаких причин их не узаконить! Это просто "оставление двери открытой", возможность исчезнуть, оставив вас в одиночестве, с потраченными лучшими годами жизни, когда надо создавать семью, рожать детей.

Вот я и дошел до ключевой фразы, которая разбивает все манипуляции западников, старающихся очернить русскую культуру и историю.

"Профессиональной проституции в деревне не существовало, в этом солидарны практически все исследователи."
Так что уважаемый профессор, историк из Тамбова Безгин - невиновен в намеренном очернении русских. Но его работы используются по всему интернету, выдирая из контекста совсем другие фразы. Например, сразу за вышенаписанной фразой следует вот это: "Этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева, проституцией в селе промышляли преимущественно солдатки. Про них в деревне говорили, что они «наволочки затылком стирают» [10]. По сведениям из Нижегородской губернии, «вдовы и солдатки составляют главный контингент местных сельских проституток»". Тут надо понимать количество подобных "вдов при живом муже". А ведь далеко не все, скорее, незначительное меньшинство из них - падало в сети разврата. Например, в Тамбовской губернии в конце 19 века жило три миллиона человек. Из них солдаток - 12 тысяч. То есть 0,4%. Сколько из них изменяло мужу, на многие годы ушедшему из дому служить? Причем, мы говорим про измену - не про проституцию, как явление. По сути, мы видим, что на миллионную страну - это были какие-то казусные эксцессы.
Но очернители - они любят приплетать именно ДЕТСКУЮ ПРОСТИТУЦИЮ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ. Читаю дальше, что там про это..?

А - ничего. Нет в этой главе ничего про детскую проституцию. Там и про взрослую - никаких цифр. Просто фразочки из старых книг, описывающие какой-то отдельный случай, какие-то бабские сплетни, не более того. Пример: "Крестьянки являлись основным контингентом городских домов терпимости, который формировался из числа бывших селянок, приезжавших в город на заработки. По мнению А. И. Федорова, «самая большая часть домов терпимости принадлежит к крестьянскому сословию, меньшая – мещанскому". Что такое "большая часть", что такое "меньшая"...

Пришлось искать другие источники. Из работы Татарниковой Анны Ивановны

"ПРОДАЖНАЯ ЛЮБОВЬ" КАК ЯВЛЕНИЕ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ГОРОДОВ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX В.

следует "в Тобольске в 1897 г. насчитывалось 29 учтенных продажных девиц, в Тюмени - 37, в Томске - 110, в Барнауле - 10". Чувствуете цифры? НИ О ЧЕМ! Десять проституток на весь Барнаул! Из которых 40% крестьянок - то есть сколько? ЧЕТЫРЕ?)) Смех.

Понятно, что это официально зарегистрированные. Ну пусть в целом проституток было больше. Но - уже понятен порядок цифр. ОЧЕНЬ МАЛО. Нельзя забывать и о факторе заболеваний. Проститутки в эпоху до лечения, и до презервативов - были подвержены всем заболеваниям. Особенно опасен был сифилис. Поэтому... Быть клиентом проститутки тогда - это надо было быть довольно глупым человеком, да ещё и нравственным дегенератом. То есть, коротко говоря - атеистом. Впрочем, это суждение справедливо и к сегодняшним клиентам проституток.

Понятно, что ни о какой детской проституции речь не шла. У Татарниковой встречается ссылка на материалы какого-то "Первого Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщинами и его причинами: в 2-х т. СПб., 1912" - то есть, мероприятия, понятно, ОЧЕНЬ ангажированного. По сегодняшнему времени это был бы съезд ЛГБТ. Вот как написано Татарниковой:"По возрастному составу сибирская дореволюционная проституция была моложе, чем проституция в Европейской России. Профессор Е. С. Образцов (из материалов этого съезда) сообщал в 1897 г., что в Томске в домах терпимости встречались проститутки 14-15 лет от роду". То есть 14-15 - это МОЛОЖЕ, чем в европейской части России. Значит, остальные - старше. Да и 14-15 это не дети, по тем временам. В 16-17ть уже начинали рожать первенцев. И было таких проституток, видимо - ровно одна-две, попавшиеся профессору Образцову. Судя по общему количеству в 110 таких женщин на весь Томск.

6 Половые преступления в крестьянской среде.

Последняя глава о девиациях в крестьянской среде.

"Преступления против чести и достоинства женщины не были широко распространены в русской деревне. За десятилетие с 1857 по 1866 г. в Тамбовской губернии было зарегистрировано 8596 преступлений, из них растлений и изнасилований – 90, что составило 1,04% от общего числа совершенных преступлений. "

За десятилетие - 90(!!!) изнасилований НА ГУБЕРНИЮ (на несколько миллионов человек). Я думаю, всем всё ясно. Это в ТЫСЯЧИ раз меньше того, что происходит сейчас. Вот ещё факт:
"В повседневности русского села сексуальное насилие над детьми не относилось к преступлениям часто совершаемым. Они носили гетеросексуальный характер, нами не обнаружен ни один эпизод, когда жертвой посягательства стал бы крестьянский мальчик."

Резюме: Православная русская деревня, наши с вами недавних предки - были ЧИСТЫМИ И ВЫСОКОНРАВСТВЕННЫМИ ЛЮДЬМИ, до которых нам с вами всем - как до Луны.

Не надо верить клеветникам, использующим исторические работы как источник передергиваний и манипуляций фактами.

Спасибо за то, что дочитали этот труд.

Пахомий был занят только тем, что, вытачивал кристаллы и колдовал над ними, наполняя их энергией. Ограда из тонких деревянных стен теперь создавала для него отдельную комнату в мастерской, он называл её своим углом и просиживал там дни напролет, работая над механизмом. Матиас его не трогал.

Ему вообще сильно повезло с таким приятелем как Пахомий. Лучшего партнера не сыскать. Талантливый маг, благодаря искушенности которого торгашеское упорство Матиаса нашло наилучшее применение. Матиас торговал овощами на рынке, продавал разные безделушки, занимался торговлей навынос в жилых башня трибы ремесленников и даже в трибе легатов. Все это ему давно осточертело. Ему хотелось предлагать людям товар, который менял бы их жизнь, и теперь у него был такой. Матиас был уверен, что сейчас они просто балуются, но при смекалке таких магов, как Пахомий, кристаллы за считанные десятилетия изменят все хозяйствование и образ жизни человека. Кристаллы будут делать всю работу, магическая энергия заменит рабский труд, люди будут свободны и смогут посвятить себя искусствам…

— Чего замечтался тут? — послышался голос Тобиаса.

— Эй, кто тебя впустил?

Тобиас посмеялся.

— Меня здесь уже знают. 

Короткая пауза. Все наслаждаются легким ветерком и теплыми лучами солнца, небосвод над облаками был насыщенным.

— Ты грустный какой-то, — прервал молчание Матиас.

— Думаю о том, что ты будешь делать дальше.

— Как твои родители поживают?

Матиас передал Тобиасу бутыль, и тот сделал пару больших глотков.

— Замечательно. Все также прислуживают в башне.

— Хорошо, что ты не переживаешь за них. Они у тебя пристроены, при господине. Это хорошо.

— Да. Им уже и самим хорошо. Прислуживать ведь в рабстве это лучшее.

— Да, не в воздушном порту горбатиться…

— Эх, Матиас, не нравится мне это твое презрительно отношение к тяжелому труду. Мы же боремся, чтобы не было такого вот презрения. Чтобы равны были все, чтобы уважали человека за то, что он свое дело делает, каким бы оно ни было.

— Разговорился, смотри-ка, держи ещё, — и Матиас вновь передал Тобиасу бутылку.

А тот её допил и выкинул прямо в облака. Матиас громко рассмеялся. 

— Прилетит какому гоблину по голове, и то хорошо.

— Смотри-ка, Тобиас, и ты какой злой оказывается.

— Да где ж я злой. Матиас, то ж гоблины.

И Матиас снова посмеялся.

— Что ж ты ржешь, как конь.

— А что такое конь?

— А, это раньше были такие зверюшки. До телепортации города на эту планету. Они ржали, ну как ты сейчас, вот так же ржали. Лучший друг человека был, после собаки, а может даже и лучше собаки. Хотя не нам судить о звериной преданности, она глубже нашей, человеческой.

— Зря, ты, Тобиас, так о людях, — ухмыльнулся Матиас.

Раздался стук в двери мастерской. Матиас лениво поднялся и пошел открывать. Вскоре он вернулся с Диодором.

— Приветствую, — сказал Тобиас.

— Привет, Тобиас. Как у тебя дела?

— Оставь эти новомодные приветствия. Плевать тебе на то, как у меня дела идут. Я ж знаю. Жизнь раба кого может интересовать?

— Ты чего, Тобиас, — чуть замялся Диодор, — ну, как знаешь. Не хочешь, не говори ничего.

— Он обычно такой, Диодор, — объяснял Матиас, доставая из сундука неподалеку новую бутыль вина и кубки, — Тобиас не любит современных привычек.

— Не люблю, — подтвердил тот и сделал глоток.  

— Мне это не очень интересно, — сказал Диодор.  

— Тебе особо ничего не интересно, — ответил Матиас, — и ничего ты не делаешь, ты бездельник. Тебя мало что волнует из серьёзных вещей.  

— Ну это неправда, это просто не так, — произнес это Диодор с присущим ему равнодушным видом, словно все сомнения на его счет разбивались об него, как волны об утес.

— Как у тебя самого дела? — спросил Тобиас, — рассказывай.

— Ну, я заряжаю кристаллы все быстрее и быстрее. Буду дальше медитировать. Но мне не нравится это все, скучно. Я сейчас изучаю более тонкие аспекты магии, хочу изучить тонкую магию, хочу поступить в кристаллическую библиотеку.

— Он уже давно об этом говорит, — перебил его Матиас, — и ничего не делает.

— Мне в удовольствие. Зачем что-то корчить из себя? — равнодушие Диодора приобрело насмешливый тон, — я не понимаю просто, куда торопиться, или зачем делать что-то, когда это не приносит тебе удовольствия?  

— Труд есть насилие над собой, — хмуро объяснял Тобиас, — ты же понимаешь, что мы все хотели бы делать только то, что нам по душе, но любое дело содержит приятные и неприятные стороны.

— Ну, я так не думаю, — отмахнулся Диодор, — я делаю что хочу, и у меня все хорошо.

— Это пока что, — сказал Матиас, потом сделал ещё один большой глоток вина.

— Отвали.

Послышались шаги сзади. Пахомий вышел из своего угла.

Поднявшись, Матиас торжественно простер руки.

— А, а это тот самый талантливый парень, благодаря которому все это и происходит!

— Да, да… — отмахнулся Пахомий, не любивший манерности и дешёвого пафоса, — кристаллы готовы.

— Я Диодор.

— Тобиас.

Короткие, крепкие рукопожатия, и все направились в комнатку, где работал маг. Там на столе находилось множество коротких копий с инкрустированными кристаллическими наконечниками.

— Отлично, — улыбнулся Матиас, — маги будут довольны.

— Этого хватит, чтобы вооружить маленький отряд, — подметил Пахомий с холодной гордостью. 

— Неужели копья делаются так долго и сложно? — спросил Диодор.

— Копьё простое изделие, — начал серьёзно объяснять Пахомий, — но взгляни ближе, — он взял одно копье и поднес Диодору, — здесь втравливается кристаллическая пыль, которая тонкой нитью проходит по всему корпусу, что делает кристалл управляемым. Обычный человек может взяться за древко, кристалл выстрелит, когда почувствует напряжение, управлять таким кристаллом несложно любому человеку. Большими кристаллами могут управлять только умелые маги.

— И… и сколько таких получается в месяц? — спросил Тобиас. 

— Думаю, по два за вечер смогу делать, — ответил Пахомий, — У нас ведь ещё работа. Лодка сама себя не сделает.

Кроны испускали пестрые стаи птиц.

Здесь было особенно туманно и влажно. Леса здесь были лиственные, зелёные, белёсые облака вырастали из древесных массивов.

Это место находилось на западе от города Эр и южнее города Хон. Это был некогда заброшенный храм Правителя огня и войны, бога, покровительствующего князьям города Эр. Часть зданий пожрали деревья, корнями своими покрыв разваливающиеся каменные стены. Главный храм имел многоярусную черепичную крышу, углы которой загибались к верху. Все здесь утопало в кустарнике и лианах, но храм окружала широкая полоса ровно остриженной травы. 

Снаружи никого не было.

Зайдя внутрь, Гликерия увидела пол, окруженный ступенями, выше которых проходила колоннада. Напротив входа, окруженный немногими свечами сидел за чтением стареющий человек, смуглый и с густыми бровями на вытянутом лице.

Гликерия подошла и села пред ним, тогда он оторвался от чтения свитка.

Послышался хриплый низкий бас:

— Ты Гликерия?

— Да. Я от Леандра. Вы скептик?

— Да. Я один из скептиков. Моё имя Феофилакт.

Когда Леандр направлял её сюда, то рассказал ей о том, что в первые годы после телепортации от поселенцев отделилась небольшая группа. Это были маги, лидерами которых стали те из псиоников, кто разочаровался в старых методах строительства империи. Они захватили одну из крупнейших башен и увели её далеко от города на юг континента.

Скептик взмахнул рукой, и из частиц в воздухе со вспышкой возник кубок полный вина, и он протянул его Гликерии.

Приняв кубок, она с восторгом спросила:

— Это магия!?

— Нет, — улыбка чуть смягчила лицо Феофилакта, — фокусы. Всего лишь фокусы.

Гликерия попробовало вино. Напиток оказался гораздо слаще, чем она ожидала, радость от вкуса отразилась на её лице.

— Да, такого нигде не делают.

— Это самое вкусное вино, что я пробовала.

Феофилакт хлопнул в ладоши, вокруг них зажглось ещё больше свечей. Было утро, но свет с улицы не развеивал сгустившегося полумрака.

— Что Леандру надо?

Сделав глоток, Гликерия поставила кубок на пол.

— Грядут большие перемены в Мерхоне.

Огонь свечей едва заметно дрогнул. Это напрягало Гликерию, ей не нравилось подобное восточное волшебство, на её взгляд такие атрибуты были глупостью и только мешали нормальным переговорам.

— Перемены?

— Да. Я хотела спросить, я думала, что скептики живут в башне.

Феофилакт не спешил говорить, его речь шла медленно и отрывисто. Гликерии оставалось слушать, атмосфера этого места и вино расслабляли её.

— Да. Мы захватили один из дворцов, когда все случилось, когда мы получили весть о распаде империи. Но ты не увидишь этого дворца, — последовала снисходительная улыбка, — никто не увидит, кому не следует.

— Ладно, — едва иронично ухмыльнулась Гликерия, — кроме дворца, Леандр рассказывал мне о том, что у скептиков свой взгляд на общество, что они разочаровались в Мерхоне. Но… он не сказал мне, что именно сподвигло вас отвернуться от города.  

— Я поясню. Мы разочаровались не в Мерхоне, а в цивилизации вообще. Распад империи был шоком для нас всех. Если ты помнишь…

— Я ещё не родилась тогда.

— А… — и улыбка Феофилакта обрела более добрый оттенок, — До того, как Мерхон появился в этой системе, была огромная империя, в которой мы все жили. Были другие миры, населённые людьми, десятки миров, там мы жили в городах ещё больших, чем Мерхон, гораздо больших. Но главное, что люди жили не так, как сейчас. У людей была мечта. Мы все были приверженцами строительства империи. Империя бы объединила все существующие миры космоса! Трудились рабы, нужно было дать хлеб и тепло магам, накапливалась энергия для псиоников. Псионики и тогда правили, они использовали энергию, чтобы телепортировать целые города, они общались друг с другом, находясь под светом разных солнц. Мы процветали, создавали великую культуру. Сейчас что ты видишь, это все только упадок. А потом псионики стали хиреть и тупеть. Они слишком сильно верили в свои идеи, они стали безумствовать. Империя распалась. Они просто не могли поддерживать связи между мирами.

— Почему не могли?

— Их разум не выдерживал.

— То есть люди просто не могут строить такое?

— Могут. Люди многое могут. И смогут ещё больше. Просто нужен другой путь.

К сожалению, Гликерия уже слышала эту историю, и на её взгляд она не раскрывала сущности пути, избранного этой группой псиоников. Но виду она не подавала, ей хотелось разговорить мага.

— Скептики ищут этот другой путь?

— А что делать? Что делать… — и Феофилакт грустно посмеялся.

Короткая пауза. Новые глотки вина.

— И в чем суть этого пути? Почему вы отделились? Я не совсем поняла.

— Что такое город?

— Ну, скопление людей.

— Да, и скопление ресурсов. В империи люди трудились, нужно было накапливать ресурсы и расширять цивилизацию. Псионики верили, чем больше людей, тем сильнее цивилизация.

— И просто сошли с ума?

— Да. Псионики не выдержали управления. Слишком огромная была империя. Мы хотим создать иную магию, чтобы человек стал другим. Не цивилизация, а сам человек.

— Вы видите источник развития в человеке?

— Да. Сам человек должен стать лучше. И лучшие люди смогут построить новую империю.

— Кажется, поняла. И вы обсуждали это с другими участниками комитета?

— Да. Мы беседовали с Продромом. И он не внял нашим словам. Сказал, что это наивно, сказал люди меняются в массе, сказал, цивилизация меняет людей. В общем, повторил все то, что говорили псионики до распада.

— Но это же бессмысленно.

— Не совсем, — Феофилакт чуть оживился, как будто в его разуме вспыхнула маленькая искорка.

— Ну они же просто повторяют то, что говорили тогда, а их государство попросту развалилось…

— Нет. Империя очень сложный механизм. Не забывай этого. У псиоников есть бездна, в которую они окунаются своей мыслью. Сообщества строятся по-разному. У нас, скептиков, мышление было бы неполным, если бы не рассуждали об альтернативных способах строительства империи.

Вновь пауза. Феофилакт достает второй кубок для себя, достает вино, подливает Гликерии, наливает себе. Какое-то время они молча потягивали напиток и думали.

— Вы бы хотели получить больше ресурсов для своего эксперимента? — спросил Гликерия.

И свечи вновь дрогнули. Но Феофилакт будто не замечал. Хотя Гликерия знала, что начала стремительно терять его доверие, но её разум в эти мгновения не породил более тонких речей.

— Возможно, — Феофилакт вновь стал медлительным и задумчивым, — Что Леандр хочет взамен?

— Нам нужна ваша поддержка в конфликте с псиониками.

— Маги хотят бросить вызов комитету?

— Да, мы хотим сместить комитет, и у нас для этого много возможностей.

— И что будем вместо комитета?

— Комитет магов.

В ответ Феофилакт посмеялся.

Гликерия продолжила:

— Ну, у магов в общем уже есть своя организация, которая может заменить структуру псиоников.

— Зачем маги смещают псиоников?

— Комитет слишком сильно тормозит развитие города. Я понимаю, что наши проблемы слишком приземленные и практические, что мы ставим вопросы далекие от ваших идей о пути развития цивилизации. Но, я уверена, у вас также есть потребности, как и у всех нас.

— Не приземленные, пошлые проблемы у вас. Обычные маги не должны управлять обществом. Это бремя самых проницательных людей.

— Нынешнее руководство Мерхона лишено проницательности.

— Это в любом случае люди более адекватные, чем Леандр и ему подобные.

— Вы сомневаетесь в магах?

— Среди магов много уродов. Это люди занимающиеся расширением своего могущества. Мало видят, много хотят. Скептики не будут договариваться с магами.

— Феофилакт, прошу вас, — Гликерия склонилась в поклоне, голос её стал эмоциональным, — я пришла сюда одна и без охраны, вверяя себя в вашу волю, и я готова сделать все, что угодно, чтобы доказать вам, что моя преданность вам, как союзнику…

— Речь не о тебе, Гликерия, — прервал её скептик, — ты хороший человек. Ты ещё молода, умна. Большая жалость, что ты попала к магам. Впрочем, на этом разговор окончен. 

— Маги неидеальны, как и псионики. Но маги желают городу развития, маги…

— Нет, — скептик поднял руку, — мы не будем помогать магам. У нас есть совесть, и мы любим человечество.

Дымка заволокла всё.

Когда туман развеялся в зале никого не было. Только свечки догорали, а в дверях стояла сепия дневных сумерек.

"Дерьмо… Сколько я проспала тут?" — подумала Гликерия.

У неё никогда ещё не было настолько провальных переговоров. Один из самых качественных союзников, которых она могла заполучить для своего господина, был упущен, а возможно ещё и принесет множество неприятностей.  

Вдруг ей вспомнился Йенс, его лицо, его голос. Она свернулась, подобрав ноги и сцепив руки. И тогда ей стало по-настоящему плохо и одиноко в этом храме, забытом чужими богами враждебного мира.