Эзотерика

Наконец то, отпуск. Я осознал это, только сидя в самолете. Суета города не отпускала до последнего. Рабочие вопросы решались вплоть до посадки в самолет. Но все, хватит, я перевел телефон в авиарежим и с облегчение выдохнул. Пять дней я не буду слышать эти звонки, пять дней не будет связи. Просто единение с природой и живое общение с интересными людьми. Мы с другом летели на рыбалку на реку Тыпыл. Рыболов из меня конечно тот еще, да и названия реки я запомнил спустя только два дня, но это все не имеет значения. Я ехал за тишиной.

Полет прошел незаметно, я, то читал книжку, то спал. В аэропорту прибытия нас встречал отец моего друга Сани. Меня сразу удивила похожесть этих людей. Безусловное внешнее сходство, манера речи, даже движения. Для меня это было удивительно и забавно. С Саней мы знакомы уже довольно давно, лет пять точно. Познакомились на одном из мотофестивалей, оказавшись в одной тусовке и сдружились, так бывает в этой среде. Ну и как бывает, со временем тусовка пропала, а наша дружба осталась.

Мы погрузили наши шмотки и удочки в серебристый ниссан пасфайндер, на котором за нами приехал отец Сани, представившийся мне, как Александр Иванович. Так как прилетели мы ночью, то сегодня у нас была возможность поспать еще часа четыре на даче у Сани, и потом уже отправляться в дорогу, до места нам было еще 500 км ходу.

Через тридцать минут мы уже пили коньяк, запивая его горячим чаем и закусывая медом. Вели неспешные разговоры о будущей рыбалке, вспоминая, все ли мы взяли с собой. Хватило нас минут на двадцать, усталость после перелета давала о себе знать. Завалились спать на лежаках, сколоченных из досок, поверх которых были кинуты матрасы и спальники. Поход можно сказать начался.

Я обычно встаю рано. Это утро не стало исключением. Так как приехали на дачу мы уже в кромешной темноте и до самого домика добирались практически на ощупь, то оценить уральскую природу я еще не успел. Выйдя из домика, и едва продрав глаза после сна, метрах в ста я увидел красивейший осенний лес. Я огляделся. Сгоревший дом на другом конце участка, создавал диссонанс с вековыми деревьями. Хотелось смотреть только в сторону леса, и не думать о проблемах бывших и настоящих, с которыми у меня ассоциировался сгоревший дом.

Я умылся, почистил зубы, нашел деревенский туалет на участке. Едва сделав свои дела, услышал звук приближающейся машины. Вернулся Александр Иванович, который ездил за своим другом и коллегой Сергеем Васильевичем на другой конец города, давая нам время на отдых. Мужики чем-то неуловимо походили друг на друга, оба поджарые, живые, подвижные. Обычно люди их возраста, а им на минуточку обоим уже далеко за шестьдесят лет, двигаются и ведут себя по-стариковски. Я потом уже узнал, что они оба занимались геологоразведкой и практически всю жизнь провели на природе. Их рассказы, каждый из которых достоин отдельной истории, будоражили мое воображение. Но это все будет завтра.

Я был новенький в этой компании, и чувствовал себя немного не в своей тарелке, однако спустя минут тридцать дороги, мы уже весело перешучивались и травили байки из своей жизни. Обсуждали в какой магазин нам надо заехать и сколько брать с собой алкоголя, чтоб хватило на всю рыбалку. Как выяснилось настоящими рыбаками были только мы со Сергеем Васильевичем, остальные были спортсменами. Или пытались ими казаться на тот момент.

Мы заехали в придорожное кафе, когда до места оставалось еще половина дороги, это километров двести пятьдесят. Перекусили, кто с коньяком, а кто просто так. Докупили продукты, которые посчитали необходимыми. Ну и естественно закупили коньяка, из расчета на двух взрослых мужиков. Как оказалось, настоящие геологи пьют все, но предпочитают коньяк.

Александр Иванович довольно уверено вел машину, иногда начиная напевать старые советские песни, мы со Сергеем Васильевичем потягивали мои домашние запасы из фляжки, сопровождая каждый прием алкоголя каким-то тематическим тостом, то за водителя, то за удачно исполненную песню. Санька поглядывал на нас и уже думал присоединиться, но ответственность сменного водителя заставляла его воздерживаться.

Спустя еще пару часов дороги перед нами открылась тайга. Нет, не так, Тайга. Едва мы съехали на грунтовку после крайнего населенного пункта на нашем пути и проехали несколько километров, природа открыла нам свою первозданную красоту. Деревья с обоих сторон от грунтовой дороги, по которой невозможно ехать больше 30 км/ч, птицы, перелетающие с ветки на ветку, которых сразу определял Александр Иванович просвещал этой информацией нас. Просто невероятная красота, открывающаяся нам за каждым новым поворотом. Осень и слетевшая с деревьев листва не могла испортить этой красоты.

Добравшись до места ночевки, мы довольно быстро раскинули лагерь. Одна большая палатка, где будут спать два Александра, отец и сын. И две маленьких, персональных. Тяжелые свинцовые тучи, налетевшие ближе к вечеру, отражались в реке создавая практически фантастическую для меня картину. А может я просто очень давно не был на природе.

Палатки расставлены, снасти собраны, дрова весело потрескивают под котелком с водой.

- Пора и порыбачить. – Сказал Александр Иванович и начал собираться.

Мы последовали его примеру, перешучиваясь, что минут через тридцать пора будет и выпить за рыбалку. Стоит отметить особенности рыбалки в этих краях. В первую очередь - это рыбалка на спиннинг или нахлыст. Следующий момент – это обязательно одевать забродники, либо высокие сапоги по самую… короче очень высокие.

Ну и третий момент – это рыба за которой мы пришли. Первая - это таймень, ее обычно ловят на мышь, ночью в полной темноте или при свете луны. Шуметь при этой рыбалке вообще нежелательно, это очень осторожный хищник. Таймень может быть размером от тридцати сантиметров и до двух, а то и трех метров, смотря сколько он живет. Вторая наша цель на данной рыбалке это хариус, его ловят днем на различные снасти. Тут подойдет и муха и червяк, да в принципе ловят на что угодно. Но профессиональные рыбаки любят его ловить нахлыстом на муху.

Натянув на себя забродники, минут за пятнадцать, я устал так, что уже задумывался о целесообразности рыбалки в таком состоянии. Когда все собрались, мы решили охватить максимальную площадь реки и разошлись парами в разные стороны.

- Алексей, давай за мной, перейдем на ту сторону реки, и уже там побросаем спиннинг. – Сказал мне Сергей Васильевич, хотя мы уже к тому моменту перешли на ты. Но я никак не мог себя заставить называть его Серега.

Странно вроде, я уже не маленький, но искреннее уважение, возникшее у меня к этим людям за столь кратковременный период общения, заставляло меня все еще выкать. Переход горной речки ночью, не зная дна, лишь с одним фонариком – то еще приключение. Для меня было открытием практически все. На глубине по пояс, ноги сдавило давлением воды так, что я аж офигел, и даже подумывал спросить у Сергея все ли нормально. Но потом оценил всю несуразность вопроса и молча продолжил движение.

Мы с Сергеем выдохлись безуспешно кидать спининг, когда закончился запас коньяка в фляжке. Практически не сговариваясь, мы собрали снасти и двинули обратно в лагерь. Там нужно поставить воду для чая, приготовить ужин, запастись немного дровами, да и коньяк, оставшийся в машине, тоже скучает.

Пока Александры рыбачили, мы готовили продукты для супа и ждали пока закипит вода. Делать это лишь при свете налобных фонариков та еще задача. Но, под интересные истории Сергея об его молодости и молодости Александра Ивановича, время пролетело не заметно.

Если вы все еще думаете, что моя история про рыбалку, то вы глубоко заблуждаетесь. Это всего лишь начало, чтоб вы поняли атмосферу, людей, которые оказались в этом месте и в это не самое удачное время. Скоро события ускорят свой ход и тогда уже не будет времени так подробно все описывать.

А сейчас река все еще спокойно несла свои воды мимо нас. Костер весело кипятил воду в котелке на треноге. Мы сидели вокруг костра и отдыхали. Первая бутылка коньяка уже закончилась. Первый трофей обмыт. Первые поздравления приняты Александром Ивановичем. Все пропустили по несколько рюмок, и никто не отказался, даже спортсмены.

- Если такими темпами коньяк пойдет, то нам с Алексеем завтра и пить нечего будет. – Улыбаясь сказал Сергей, поглядывая на Александра Ивановича.

- Серега, все ты про алкоголь. Давай еще по одной накатим, да спать надо. Завтра с утра хариус ждет. – ответил отец Сани.

Но, как обычно это и бывает, одной рюмкой не закончили, а допили и вторую бутылку коньяка под вкуснейший суп с тушенкой. Вода из реки, тушенка из банки, картошка, лук, морковка, перец, лаврушка и соль. Вот и весь рецепт успешной походной похлебки. Хотя нет, тут еще важно быть на природе, проголодаться, устать как следует, вдыхать этот дым и чувствовать этот удивительный вкусный запах, который разносился по всему лесу вокруг нас.

Слегка осаловевшие от вкусной и жирной еды, запитой пятилетним коньяком, мы разошлись по палаткам. Это была последняя спокойная ночь, а для кого-то и просто последняя.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Новый рассказ. Я думаю в 10 глав уложимся. Жду отзывов и оценок) Фотки мои.

Я обещала новый пост про то, как нейросеть видит мои украшения. Но сегодня сайт не работает. Расскажу вам другую историю, про вот этот кулон, вчера его закончила

- А вы делаете цепочки? - такой вопрос от посетителя увидела я однажды.

- Нет, к сожалению не делаю, - ответила я и призадумалась.

Я не делала цепочек. Цепочки делали какие-то небожители опытные ювелиры, ну и станки на ювелирных заводах. А я не делала цепочек. Весь Ютуб увешан роликами про изготовление цепочек - вдохновляющие видео и подробные уроки, сайты с примерами плетений и с подробными расчетами. А я все настойчиво но медленно ползла на пути к своей мечте стать настоящим ювелиром.

Я отлично справлялась с подготовительными работами - плавкой, прокатом и протяжкой проволоки, делала простые кольца и базовую фурнитуру - так что называла сама себя "ювелир-слесарь" 😄 До уровня тех украшений, что я делала из готовых деталей, было далеко. Вот, что я имею ввиду, мои работы в других техниках:

В ювелирном же деле я была полным нубом. Мне нужно многому научиться, чтобы из бесформенного куска металла создавать свои собственные формы и воплощать свои авторские идеи.

Так что я осваивала выпиливание ювелирным лобзиком

Училась закреплять камни

В качестве мотиватора я задумала сделать себе из серебра личный кулон-талисман, с символами знака Телец и планет-покровителей Венеры, Земли, Луны. Это мой принцип такой - сначала ввязаться в бой, а там посмотрим.

Я придумала эскиз. Тогда был Нельзяграмм и Нельзябук, так что проще было делать видео, чем фото.

Насчет видео я вас предупредила :-)

Купила красивый топаз оттенка Индиго, они называют этот оттенок Лондон Блю

Несколько раз психовала, бросала, а потом заново переделывала оборотную сторону с символами. Мелкие детали так сложно выпилить аккуратно!

Но самым противным делом была ПАЙКА! Этот процесс мне не давался, и это лишало меня сна! Вот так было:

И я изучила огромное количество информации из учебников, и прочитала наверное все советы профессионалов на форумах, просмотрела бесконечное количество видео на русском и английском, чтобы сделать идеальные припои для серебра, тугой и легкоплавкий, в виде проволоки, пластин и даже порошка!

И теперь у меня получается пайка. И я смогла сделать наконец и цепочку!

Вчера я закончила эту работу, и честно говоря, очень горжусь собой.

Мой кулон не идеален, но я все равно буду любить и носить его, ведь это моя первая полноценная сложная работа из серебра, все своими руками с нуля!

Таааа-дааам!

Я смотрю на него глазами мастера, влюбленного в свое дело. Мне приятно чувствовать его тяжесть и тепло. Я знаю, что есть огрехи, и впереди еще долгий путь по дороге ювелирного искусства. Но именно этому я радуюсь больше всего - я вижу дорогу перед собой, я по ней уже иду, и у меня, черт побери, получается!

---

Я пожалуй что повышу себе звание с "ювелира-слесаря" до "начинающего ювелира" 😀

Хотите со мной? Я много где , буду рада новым друзьям!

Я вошёл в хату. Кривую, покосившуюся от времени, с прогнившими балками и проросшим мхом. Снаружи хата напоминала гору, что скрылась за растительностью густого, древнего леса. Только треснутые брёвна дуба выдавали в ней чьё-то жильё, пусть, казалось давно забытое и покинутое. Я сжал кулаки и сделал шаг вперёд, навстречу неведомому. Диковинный страх осязал меня, заставляя пальцы сжиматься до посинения. И хотел я было креститься, по всей нашей вере, и за защитою отца нашего, Господа. Да только перед глазами появилась покойница. И руки мои словно связала кнутом, не давая перстам совершить движение.

Она лежала в дальнем углу. С темно-синими пятнами, покрывающими обвисшую, посеревшую, местами истлевшую, кожу. С седыми волосами, вьющимися клочьями. Её равнодушное лицо, чуть приподнятые уголки губ, напоминающие блаженную улыбку, оставались неподвижными. Глаза были прикрыты тяжелыми, грузными от старости лет, веками. Под головой покойницы лежала подушка, набитая сухой листвой берёзовых веников. Тело покрывала пожелтевшая, старая рубаха. Внутри хата была пуста. Кроме давно не беленной печи, колченогой лавки - лежанки, хромых стола и стула ничего не было. Казалось, полумрак поселился здесь вместе с прелым, тяжелым воздухом. Я хотел было уже выйти наружу, свернуть с перекрестка дорог, да кинуться со всех ног обратно, в нашу деревеньку. Совесть не позволила. Сердце защемило, только лишь маленькое личико Васьки вспомнил. И тогда я к самой покойнице подошел, да сделал, что велено было бабкой моей. «Не встретишь ты рассвета, да не умоешься талой водой. Никто сам с тобой пойти не захочет и в последний путь не сопроводит». Я поставил рядом кувшин с водой, наготовил тряпок для омовения, что принес с собой. Первые лучи солнца прорвались сквозь густые ветви дубов, через дырявую крышу, падая на обезображенное лицо покойницы. Намочив тряпку, преодолевая подступивший комок к горлу, я принялся за омовение. Сначала осторожно протёр лицо, стараясь пальцами не прикасаться к истлевшей коже. Спустился к морщинистой шее. Настал черёд серых рук, почерневших, высохших пальцев, с длинными, толстыми ногтями. Я спустился ниже, к ногам. И тут меня заколотило что есть мочи. Руки ополоснула зябь, перекидываясь на мелкую дрожь. И я чуть было не перевернул кувшин с талой водой, да еле смог его поймать. Вместо правой ноги у покойницы был уродливый костный нарост, покрытый остатками истлевшей плоти, что висела на лохмотьях сухих, пожухлых мышц. Превозмогая тошноту, я брезгливо омыл и то, что раньше было ногой. И как только кончики пальцев на второй, хоть и не совсем целёхонькой от времени, ноге были омыты, веки покойницы дрогнули и медленно поднялись. Её лицо исказилось в гримасе отвращения и злобы. Она подскочила, неестественно быстро, перевернув кувшин с водой на прогнившие доски пола. Там, лежа на своей тахте, она казалась лишь холодной и мертвой частью своего затхлого склепа. Теперь же от неё исходила мощь и нечеловеческая сила. Она стояла во весь рост, опираясь головой чуть ли не о сам потолок избы. Казалось, старуха мгновенно увеличилась в своих размерах, став выше и шире. Покойница медленно открыла рот, усеянный пеньками гнилых зубов. Она издала хриплый вой, а из её рта столбом вылетела густая струя вековой пыли. Она протянула руку и в ней оказалась ступа, всё это время стоявшая где-то в тёмном углу. Её сухенькая, хилая рука наполнилась жизнью.

Покойница за секунды набиралась силы. Больше она не походила на неживую. Теперь уже передо мной стояло существо, только внешне напоминающее старуху, от которого исходила природная мощь невиданной силы и вековая мудрость пережитых жизней. Затем, она открыла рот и низким, сиплым голосом произнесла:

– Слышу запах я знакомый. Коли мёртвый? Коли испеченный?

– Вы, бабушка, ошибаетесь. Я с Вами не знаком. Но вот пришёл к Вам по делу. И даров принёс! –

Я принялся осыпать её всем тем, что успел набрать в своей деревеньке. Молоко, пироги, яблоки, мёд, ткани. Не жалел никаких гостинцев и выкладывал всё у её ног. Она лишь брезгливо перешагнула мои дары, да подошла ко мне ближе, пошаркивая своей костяной ногой. Её ноздри расширились, принюхиваясь ко мне.

– Ночь ушла, глотая звезды. Луч упал на тени, сосны. Ты омыл старуху талой. Вытащил из сна… поганый! Что желаешь ты, ответь? Хочешь сгинуть? Помереть? А коль ты пришел проситься, должен ты сперва напиться. Сядь за стол, отведай яств. А потом узнай наказ.

Старуха стукнула своей ступой по полу, щепки полетели в стороны. Стол, стоявший совершенно пустым, преобразился. На нём стояли шикарные блюда с самыми разными яствами. Хромой стол ломился от горячих, ароматных блинов. Золотые тарелки усеялись красными, спелыми яблочками. Доверху, до самого потолка, казалось, выложены были пироги с капустой и творогом. Вино уже было разлито по стаканам. Она усадила меня за стол, и я принялся почивать. Но красота блюд оказалась совсем ложной. Вино было кислым, пироги сухими. Яблоки оказались червивыми, а блины с земляным привкусом. Старуха стояла позади, чуть склонившись смотрела на меня. Не подавая виду, из боязни обидеть хозяйку, я продолжал почивать. Она всё подкладывала в мою тарелку блюда, пропахнувшие землей, а я всё ел и ел. Наконец, когда почивать было больше нечем, старуха отошла в сторону.

– Коль наелся, не обидел, а уважил мой обитель, так и быть тебя прощу. И с дарами отпущу. Если хочешь быть богат, дай мизинец и будь лад. Если хочешь ты жену, я годами заберу. Коли хочется здоровья, – кур для лис моих застолье…

И казалось, старуха могла ещё долго перечислять свои дары, да посмел я всё же вмешаться в её долгие предложения.

– Бабушка, миленькая, мне совсем не надо ни жены, ни богатств. Жена есть. Любима мной и другой такой не сыскать. И богатств нам не надо. От золота люди гаснут и млеют. Но со здоровьем ты не ошиблась. Но не для меня, миленькая бабушка. Для сына моего, для Васеньки. Родился он слабым, болезненным. С каждым днём чахнет, сохнет. Злой дух его крутит - вертит, погубить хочет. С собою под землю заволочь. Не переживет он зимы. Три дня я думал, а жена молилась. Заговоры заговаривали, молоком отпаивали. А он и вовсе есть перестал. И тогда бабка моя меня к Вам и отправила. Сказала только у Вас спасения теперь и искать. Что нужно вынести ради Васьки моего – всё вынесу! Любые испытания пройти, ничего не страшно. Только сына моего спасите. Готов и мизинец, и кур. И годы отдать готов. Берите.

Старуха глядела кротким прищуром. Она обошла меня со всех сторон, так же ковыляя, оставляя скрежет своей костяной ногой. Ноздри её плясали, то и дело расширяясь и сужаясь. Воздух становился всё гуще и мне, казалось, уже вовсе невыносимым было находиться там, в избе. Она разбивала воздух своей ступой, махая ей и бормоча что-то низким, нечеловеческим голосом. Наконец, на деревянных половицах, давно уже поросших мхом, бисером с потолка осыпалась кроваво-красная костяника. И в тот же час полезли из неё черви, да жуки. Старуха опустила ступу, присела на свой стул и с будто бы сожалением оглядела меня. Она снова поднялась, подошла ближе и протянула свою бледную, но могучую руку.

– Где-то глухо, где-то звонко. Где-то худо, где-то полно. Что-то лживо, что-то гордо, что-то живо, что-то мёртво… Где-то день, а где-то ночь. Где-то сын, а где-то дочь. Что за жизнь готов отдать? Жизнь за жизнь могу я взять.

Я потянул свою руку в ответ и прикоснулся к её холодной, серой, жилистой руке. Вторая рука, державшая ступу, была человечнее. Эта же, взявшая меня, снова напомнила мне, что старуха никто иной как мертвец. Она повела меня за собой, и я, неропщущий, со всей только тоской, что может быть у отца и мужа, никогда более не повидавших своих любимых, пошёл за ней. Мы шли по густому туману сквозь лишайники, старые пни, сквозь прогнившие дуплистые дубы и мохнатые кожистые кроны. Мы шли дальше, всё отдаляясь от избы, в самую глубь, чащу леса. Впереди был длинный, дощатый мост. Под ним была лишь чернота, бесконечно глубокая и холодная. Мы переправлялись через него.

Под ногами шла истоптанная тропа, усеянная разнообразными следами. Вот след лисицы, ведущий куда-то вдаль, следы коней, волчьи следы. Но более всего следов было человеческих. И что меня напугало, поразило мою душу печалью… Увидел я следы маленьких, детских ножек. Старуха вела меня молча, и мы продолжали наш путь. Она ступала уверенными, хоть и осторожными шагами. И рука её всё теплела, пока я не заметил, как передо мной уже шла не старуха, а молодая и прекрасная женщина. Серебро её волос стало густым каштаном, а морщинистые руки обернулись молодой и белой кожей. Былая кость вместо ноги приобрела плоть. Тело её покрывала теперь уже не пожелтевшая рубаха, а платье зеленого леса с золотым отливом. Она повернулась оглядеться на меня, мое лицо, и я залюбовался её красотой. Какой живой она стала. И маленькие светлячки – фонарики всё кружили над нами, маня всё дальше и дальше, вперёд по тропе. Я держал руку молодой женщины и чувствовал её величие и силу. И каждый наш шаг мне давался всё тяжелее, когда казалось, ей наоборот, шаги давались невесомее и скорее. Маленькие огоньки всё плыли за нами, минуя черные как ночь озера, гладкие опушки, острые хребты лесов, сквозь которые прорывалась тропа. Я видел тени существ, что никогда ранее не встречал. Чёрные, рогатые, величественные, малые. Столько дива разношерстного повидал, что любой человек в здравом уме назовет мороком или лихом. Но огоньки, не боясь, следовали за нами. И наконец, я решился обратиться к той, что вела меня за собой.

– Что за огоньки дивные нас догоняют, всё следую по пятам?

– Духи бессмертные, пра и отцы. С Нави глядят на глухие дубы. Ждут череда возвратиться к вам вновь. Плоть обрести. Обрести хотят кровь.

Один из них, новенький, все следовал за нами, то и дело летая вокруг, кружа надо мной. Я почувствовал, как легко мне рядом с ним, как силы наполняют моё тело. Я знал, этот огонек – дух мамы. Мучаясь родами, она слегла в сыру землю давным-давно и я её никогда не видал. Хотелось мне было остановиться, оглядеть своих предков, выразить им благодать от всего своего рода, попросив защиты и помощи. Но та, что вела меня, не давала, сжимая руку сильнее. Она лишь кратко произнесла:

– Остановка в Нави смерть. В третьем мире нет потех. Ты живой еще, учти. Дух бесплотен. Плотен ты.

И в момент мне стало горько, что предки, родичи мои, на меня смотрят, а я не могу их уважить, поклониться. Но посветлело на душе, ведь я еще среди них не был. И тело мое, что плохо слушалось здесь, всё еще было при мне. Не стал я бесплотными духом, огоньком, ярким светом. Не бродил по Нави, в ожидании воплощения. А только шёл по тропе, доверяясь то ли старухе, то ли молодой женщине.

Сколько мы шли – мне неведомо. Позже, вернувшись домой, моя жена расскажет, что отсутствовал я семь дней. Но наши скитания не измерялись временем. Кому-то могло показаться, что мы шли час. А кому-то, что и вовсе – год. Время в Нави шло иначе, хоть и несомненно, оно было связано и с нашей Явью. Мы всё шли, пока не наткнулись на густой туман. Тот самый туман, что привёл нас в мир морока и забвения. Войдя в него, мы вернулись обратно, в ту глухую избу, стоявшую на перекрестке двух дорог. Теперь уже и она преобразилась вместе со своей хозяйкой. Вместо мха, проросшего по всему полу, трухлявых досок, сырости и пыли, изба наполнилась теплом и уютом. Печь, затопленная камышом, тихонько потрескивала. Вся комната, усеянная свечами, заливалась янтарным светом. На столе стоял кувшин с молоком, а рядом, россыпью лежала кроваво-красная костяника. Молодая женщина снова взяла меня за руку, а затем наказала, стукнув ступой:

– Солнце скроется тот час, в полночь выполни наказ. Возвращайся в деревеньку, сына вынь из колыбельки. Принеси дитя ты мне, да не говори жене. Если спросит – ты молчи. И про Навь не говори. Коль ослушаешься наказ, то язык отсохнет в раз. Тайны ты теперь хранитель, да своего дитя спаситель. Жаль судьбою обделенный… Ну беги, беги холеный! Новость будет. Ты держись. Все равно поторопись.

И я помчался сквозь густой лес, цепляясь за лишайники. Вдоль дубов и елей, речушек и степи. Когда вернулся, постучался в хату, жена никак не верила тому, что представилось её глазам. Серебро покрывало мою голову, пробиваясь сединой через чернявые волосы. По коже рассыпались борозды и складки, а взгляд выдавал во мне усталого старика. Жена плакала и кричала, то и делая ругая, а затем жалея. Она прижалась своей щекой к моей груди и изложила, что не было меня всего семь дней. И что за семь дней произошло горе. Поведала о том, как сердце бабки не выдержало моего ухода. Как слегла она, а на третий день схоронили её в сырой земле. Как просила она прощение за то, что отправила меня в «морок». Как на отрез отказалась отвечать, что за такой «морок» и где он находится. И тогда вспомнил я о огоньке, что появился из ниоткуда. Вспомнил как он летал ближе всех, словно не желая расставаться. И как почудилось мне, что это была мать. Горе тронуло сердце, хоть и стыд не давал мне отгоревать. Хотелось мне самому теперь слечь, как немощному старику, что больше не в силах ничего сотворить, кроме как помереть. Да только наказ старухи, что обратилась в сладкоголосую красу, я не забывал. И все расспросы жены пресёк на корню. Велел ей ни о чем таком не спрашивать, да помалкивать и спать лечь, если она хочет нашему Ваське жизнь спасти. На том мы с ней и сошлись.

Когда пришло время, из колыбельки я достал маленький комок, что не в силах был вскрикнуть. Лишь тихое, редкое попискивание выдавало в нём что-то живое. Васька таял на глазах. Ещё перед моим уходом он казался здоровее и крепче. Теперь его бледно – прозрачная кожа покрывала худое, костлявое тельце. Сын не ел уже два дня. Он умирал у меня на руках. Я спешно обмотал его лисьим воротом и ветром помчался к той, что была покойницей и старухой. К той, что оборачивалась молодой женщиной в лесных одеяниях. К той, что могла ходить по мирам сквозь туман. К великой, могучей. К той, что обещала спасти, забрав жизнь за жизнь…

Я, с сыном на руках, перешагнул порог избы. И сразу мне стало легко. Где-то в душе поселился покой и вера, что всё теперь для нас закончится благополучно. Та, что меняла облик, топила печь, подбрасывая в неё толстые ветви сухого камыша. Она заваривала ароматные травы, шепча и заговаривая варево. В хате стоял запах шалфея и клюквы. Имя её теперь не вспоминалось в деревенской болтовне, давно оно было забыто. И я, к своему стыду, его не знал. Не уважил покойницу, не обратился по имени. И тогда сама она развернулась ко мне, ломая камыш через колено, будто бы услышав мои думы, ответила мне:

– Волхвов заклинают, крутят, обжигают. Камнями кидают, ворожеи мрут. От людского рода увела дорога, и дорожку эту надо похоронить. Имя мое грозно, недругам несносно. Я Ягинша – княже. Мира там и тут. И стою я гордо, меж миров покорно. Я хозяйка леса, страж в Калинов мост.

С этими словами Ягинша достала лопату и аккуратно взяла с моих рук Ваську. Он скорчился, не в силах издать и звука. Она капнула ему на губы отвар из трав и спешно отправила на лопату, а затем сунула прямо в печь. Васька закричал. Ягинша гремела и выла, обращаясь к «сухотке», но ни одно слово я так и не смог уловить. Из печи лезла чернь. Она яростным ветром билась о стены, не находя себе выхода, пока старуха, обращенная в деву, сама её не проглотила. Наконец, Ягинша вынула Ваську из печи. Он порозовел и увеличился в размерах, хоть и оставался еще слабым и хилым. Ягинша же наоборот, осунулась и прибавила в годах. Она повторила обряд ещё раз, а затем ещё. И каждый раз эта чернь всё лезла и лезла, а затем проглатывалась Ягиншей. На третий раз, вынув Ваську, я увидел упитанное и крепкое дитя. Он звонко плакал, а дряхлая, снова походившая на мертвеца, Ягинша, капала ему на губы своего отвара. Я взял сына на руки, любуясь крепким дитём. С радости, я готов был отдать всё старухе, да вспомнил договор.

– Жизнь за жизнь. Позволь, Ягинша, мне только сына обратно домой вернуть. Я сразу же вернусь.

Старуха, с дряблой, провисшей кожей под глазами, устало взглянула на меня. Она словно отряхнулась от сего мира, встала в полный, могучий свой рост и взяла ступу в омертвевшие, длинные черные пальцы. Она медленно двигалась к своей тахте, в то время как янтарный свет в её избе покидал это место. Он растворялся в воздухе, вместе с той жизнью, что была тут какое-то время и воздух снова наполнился тяжестью и смертью.

– Жизнь за жизнь. Уплачен долг… Лет твоих мне хватит в прок. Жизнь же отдана была. Матерь сына-ж сберегла. И тебя спекли, родной. В детстве был ты озорной. И сухотка прицепилась, мать тогда в труху разбилась... и ко мне явилась в ночь. «Помоги, мол, смерть отсрочь». Я годами прибрала. И тебе, родной, дала. Матерь бабкой кликал ты… а теперь всё, уходи. И дорог назад не жди. Я уйду обратно, в сон. Хватит помощи на том.

И в тот же миг, вместе с её словами, изба растворилась в густом, кожистом лесу. И я, с сыном на руках, оказался в чаще черного леса, на перекрестке двух дорог. Вместо той избы, скрытой за мхом и корой широких дубов, лежала лишь кроваво-красная костяника. Лунный свет освещал тропинку, усеянную алыми ягодами. И впереди нас летел маленький яркий фонарик. Светлячок. Мы шли домой.

*Автор: https://vk.com/spec.olga

Михаил Афанасьевич Булгаков — всемирно известный и признанный русский писатель. Автор знаменитых произведений «Мастер и Маргарита», «Роковые яйца», «Белая гвардия», и множество других.

Военный доброволец, врач и талантливый писатель характеризовал своё творчество так:

«Черные и мистические краски, в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык <…>, а самое главное — изображение страшных черт моего народа».

Предупреждение: В нескольких своих статьях «Фактов и один вопрос» я видел комментарии людей, которые писали, что нужно творчество автора обсуждать, а не его биографию. Я категорически с этим не согласен, потому что считаю, жизненный опыт писателя неотъемлемо связан с его творчеством. 

1.Первый написанный рассказ.

Свой первый рассказ «Похождения Светлана» Михаил Булгаков написал в семь лет. К сожалению, до наших дней произведение не дошло, но известно, что главной темой его было волшебство, феи, принцессы.

2.Выбор профессии врача.

Первоначально своим предназначением будущий писатель считал медицину, а не литературу. Булгаков с самого детства слышал, что это нужная и очень прибыльная профессия. В 1916 году он окончил медицинский факультет Киевского университета. Во время революции и Гражданской войны работал хирургом и венерологом.

3.Зависимость от морфия.

Когда Булгаков проводил врачебную практику в селе, произошел случай, который едва не лишил его жизни. Он спас маленького ребенка, удалив ему дифтеритные пленки с помощью трубки. Булгаков отсосал их. Чтобы избежать заражения, он ввел себе противодифтеритную сыворотку. Затем у писателя началась сильная аллергия.

Писатель глушил свои адские боли морфием, который занял определенное место в жизни его жизни.Вскоре Михаил не мог обходиться без этого вещества заработав серьезную зависимость, которую ему помогла побороть первая жена.

Некоторые биографы считают, что он на время «завязывал», другие уверены, что морфий преследовал его всю жизнь. Так или иначе, к концу жизни, он снова употреблял его в больших количествах – из-за сильных болей. А на рукописи его последнего романа «Мастер и Маргарита» даже спустя 45 лет после его смерти находили следы этого вещества.

Свой опыт взаимодействия с морфием он описал в одноименном рассказе «Морфий». Очень рекомендую к чтению!

4.Коллекция «ругательных» рецензий.

Михаил Булгаков собирал в специальный альбом газетные и журнальные вырезки с отзывами критиков о своих произведениях, прежде всего о пьесах. Среди опубликованных рецензий за 1920–1930-е годы, по подсчетам Булгакова, «похвальных было 3, враждебно-ругательных — 298».

Вторая жена Булгакова в своей работе «О мед воспоминаний» пишет: Вспоминаю, как постепенно распухал альбом вырезок с разносными отзывами и как постепенно истощалось стоическое к ним отношение со стороны Михаила Афанасьевича, а попутно истощалась и нервная система писателя: он стал раздражительней, подозрительней, стал плохо спать, начал дергать головой и плечом

5.Обыски НКВД.

Квартиру Михаила обыскивали сотрудники НКВД. Во время обыска у Булгакова изъяли дневник и сатирическую повесть «Собачье сердце». Историю профессора Преображенского, который превратил бездомного пса в грубого, малограмотного Шарикова. Писатель надеялся опубликовать повесть в альманахе «Недра».

Однако в Госбезопасности произведение охарактеризовали так: «…такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях «Всероссийского Союза Поэтов». Вернуть рукопись удалось только через три года: за писателя вступился Максим Горький. Повесть так и не была напечатана при жизни автора, но текст распространялся в самиздате.

6.Его дядя стал основным прототипом профессора Преображенского.

В 1917 году Михаил Афанасьевич переехал в Москву к своему дяде. Николай Покровский работал гинекологом и достиг определенных успехов в карьере. Именно он стал одним из основных прототипов профессора Преображенского – главного героя повести «Собачье сердце».

Стоит отметить, что образ был собирательный. Булгаков видел в нем черты известных врачей: С. Воронова, А. Замкова, а также биолога И. Иванова.

7.Собака-бегемот.

Часто думают, что Булгаков был кошатником, и, на первый взгляд, этому множество подтверждений. Самый знаменитый персонаж свиты Воланда — кот Бегемот.

Однако, в действительности отношения Булгакова с домашними животными были сложнее. В детстве и юности у него дома в Киеве не держали ни кошек, ни собак. Они появились только в середине 1920-х, когда писатель женился на Белозерской. Она вспоминала позднее:

«Кошку Муку Михаил Афанасьевич на руки никогда не брал — был слишком брезглив, но на свой письменный стол допускал, подкладывая под нее бумажку».

Гораздо дружелюбнее Булгаков был со щенком Бутоном, принесенным как-то с улицы и ставшим всеобщим любимцем. На двери квартиры Булгаковых одно время даже висела карточка «Бутон Булгаков. Звонить два раза», но она вызвала недоумение у фининспектора, и ее сняли.

Фотография Бутона Булгакова:

8.Закладывал драгоценности жены в ломбард.

Писатель совсем не умел распоряжаться деньгами. В 22 года он женился на Татьяне Лаппе. Татьяна венчалась в полотняной юбке в складку и блузке, купленной на деньги приехавшей матери. Не было денег, хотя родители девушки регулярно посылали ей крупные суммы.

Булгаков любил шиковать. Когда у него появлялись рубли, он вел себя как потомственный миллионер: покупал дорогие вещи, ездил на такси, посещал рестораны. Впрочем, это была обычная студенческая семья, которая не задумывалась о будущем.

Когда жить было не на что, Михаил относил драгоценности жены в ломбард. Но они были счастливы, Татьяна Николаевна называла эти времена «беспечальными».

9.Гоголь в жизни Михаила Афанасьевича.

Гоголь был любимым писателем Булгакова. Он не только читал его произведения, но и ориентировался на творчество Николая Васильевича. В их судьбах можно найти много параллелей. Булгаков, как и Гоголь сжег рукопись романа, а также заставил сделать это своего героя – Мастера.

Михаил Афанасьевич неоднократно ставил спектакли по произведениям Николая Васильевича. Первая постановка «Мертвых душ» с треском провалилась. Булгаков был недоволен собой. И по некоторым воспоминаниям Гоголь приходил к нему во сне и требовал оправданий за проваленный спектакль.

Осенью 1939 года писатель серьезно заболел. В феврале 1940-го он продиктовал последние правки к роману «Мастер и Маргарита». 10 марта того же года писатель скончался. Его тело кремировали, а прах захоронили на Новодевичьем кладбище.

10. Как «Голгофа» Гоголя оказалась на могиле Булгакова.
«Я никак не могла найти того, что бы я хотела видеть на могиле Миши, - вспоминала Елена Сергеевна Булгакова. - И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской объяснил, что это - Голгофа с могилы Гоголя.

По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи: Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков, 1891-1940 (четыре строчки. Золотыми буквами.) Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле - Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя.»

Вопрос! Огромное количество изданий сообщают, что любимого щенка Михаила Булгакова звали Бутон, а другая половина называет имя Бегемот. Откуда произошла ложная история о имени Бегемот и точно ли она ложная?

Спасибо за прочитанную статью! Надеюсь, Вам она понравилась. Если хорошо зайдет, постараюсь в скором времени писать еще. Можете предлагать в комментариях известных писателей для будущего творчества!

Подписывайтесь на мой аккаунт в Пикабу! Здесь много культурного и интересного.

Высшей благодарностью для меня будет ваша подписка на мой Telegram, в котором есть мои остальные статьи, рассказы, личные мысли и ежедневная рубрика "Слово дня".

С Вами был Ваш Мирослав Глубинов. Удачи и хорошего настроения!