Алевтина Алексеевна Румянцева (29 сентября 1929, Москва — 24 июля 2011, там же)
Она не играла королев и прим. Её героини не сводили с ума толпы поклонников и не произносили пламенных монологов. Её царством были эпизоды — несколько секунд, пара реплик.
Но именно Алевтина Румянцева обладала уникальным даром: за несколько кадров создать целую судьбу. Она была той самой актрисой, лица которой не знали по имени, но без которой советское кино потеряло бы часть своей души.
"Дело Румянцева" (1955)
Её героини — это сама жизнь, подслушанная с улицы: улыбчивая почтальонка, уставшая прачка, решительная колхозница, московская соседка. Часто её роли в титрах скромно значились просто «женщина с ведром» или «соседка», а то и вовсе оставались без упоминания.
Но стоит лишь увидеть её доброе, умное лицо, искреннюю улыбку или взгляд, полный понимания, — и образ сразу оживает. Зритель безошибочно узнавал и любил её, такую простую и такую родную.
"Аннушка" (1959)
Её собственная история началась в Москве, в простой семье. Но вот творчество жило в доме с самого начала: родители, фабричный рабочий и медсестра, после смены бежали не домой, а в самодеятельный театр. Они и привили маленькой Але любовь к сцене. Из трёх сестёр Румянцевых только она одна выбрала путь искусства — остальные стали учёными-химиками.
"Летят журавли" (1957)
Путь к мечте не был лёгким. Во ВГИК её приняли только с третьей попытки, когда ей было уже 20, но упорство победило. Уже на втором курсе она дебютировала в кино в роли медсестры — очень знаковая роль, ведь её мама тоже была медсестрой.
А настоящий творческий взлёт ждал её на съёмках фильма «Евдокия», где молодая актриса приглянулась самой Татьяне Лиозновой. Так началось сотрудничество, которое подарило зрителям лучшие работы Румянцевой.
"Верные друзья" (1954)
Личная жизнь актрисы сложилась счастливо, хоть и не по общим меркам. Замуж она вышла в 32 года за человека, который был младше её на 8 лет, — Наума Клеймана, тогда ещё начинающего киноведа. Это был союз двух преданных кинолюдей.
Алевтина Румянцева и Наум Клейман
В 37 лет Алевтина родила дочь Веру и ненадолго ушла из кино, чтобы насладиться материнством. Но очень скоро её ждал новый виток карьеры: на следующий год её пригласили сразу в пять картин! Среди них была и легендарная лента «Три тополя на Плющихе», где её Нинка — подруга главной героини — навсегда врезалась в память зрителей.
"Три тополя на Плющихе" (1967)
А потом были работы, которые знала вся страна: хитрая и обаятельная Матрёна в «Тенях исчезают в полдень», строгая сотрудница министерства в «Отпуске за свой счёт» и трогательная мама главной героини в «Карнавале». Каждая роль — это маленький шедевр, визитная карточка настоящей народной актрисы.
"Тени исчезают в полдень" (1971-1974)
Её дочь, Вера, пошла по стопам отца, став известным киноведом и хранителем наследия великого Эйзенштейна. А сама Алевтина Алексеевна до глубокой старости сопровождала мужа в его поездках по миру, поддерживая его как верная спутница и друг.
"Однажды, двадцать лет спустя" (1980)
Она ненадолго вернулась в кино на излёте карьеры, снова сыграв свою коронную эпизодическую роль — простую женщину. Простую, как сама жизнь, которую она так гениально и без пафоса умела показывать с экрана.
Похоронена на Хованском кладбище (Западная территория, уч. 25Н)
Алевтины Румянцевой не стало в 2011 году. Но остались её героини — такие же, как миллионы женщин той эпохи. И в этом была её магия: она не играла простых людей. Она была одной из них. И в этом — её вечная, незабываемая красота.
Ребят, спасибо, что дочитали до конца. Очень признателен всем тем, кто делится моими статьями, ставит лайки и оставляет комментарии. Я всегда только «ЗА» конструктивную критику или оправданные замечания. Благодаря этому, становлюсь лучше и лучше с каждым разом.
Вы также всегда можете поддержать автора канала (исключительно по вашему желанию и порыву)
Также буду рад, если присоединитесь к нашему уютному сообществу, где мы обсуждаем великих людей прошлого, делимся интересными фактами и эпизодами из их жизни
Сегодня у нас в Донецке большой праздник — День города и День Шахтера, с чем наших мужественных шахтеров и дончан сердечно поздравляю! Мои родители познакомились в этот день, но в моей семье эту дату помнят еще по одному поводу. Случайному спасению моих родителей от неминуемой гибели на пароходе "Адмирал Нахимов".
Мои родители круиз на пароходе "Адмирал Нахимов" Июль 86 года
Летом 86 года на десятилетие совместной жизни, вместо ежегодного отдыха в Сочи, моя тетя предложила родителям дефицитную путевку — круиз на пароходе “Адмирал Нахимов”.
пароход "Адмирал Нахимов"
Мама загорелась этой идеей и решив сделать папе сюрприз к годовщине, заранее оплатила стоимость круиза, с нетерпением ожидая отпуск. Время круиза идеально совпадало с датой их знакомства — 31 августа.
Мама уже предвкушала как 29 августа они с папой на прекрасном, белоснежном пароходе "Адмирал Нахимов" отправятся из Одессы в Батуми, с остановками в Ялте, Новороссийске и Сочи и после, поплывут обратно в Одессу к 5 сентября.
Но надо знать моего папу. Он человек консервативный, не склонный к лишним эмоциям. Узнав о датах круиза он отказался ехать. Все дело в том, что 1 сентября я должна была идти в первый класс. Из-за круиза я на неделю пропускала учебу. Казалось бы, мелочь, пять дней, но не для моего папы.
Никакие уговоры не повлияли на его решение. Нет и все. Мама послушалась его и вернула путевки моей тете.
Тетя устроила скандал. У нас дома стоял крик до неба, что она не может вернуть дефицитные путевки из-за такой несерьезной причины. К тому же за путевку оплачено с большой переплатой. Как эти немалые, по тем временам, деньги вернуть?
Мама не уступила. Тетя перестала с ней разговаривать. Вернула путевки в бюро, но и там тоже, разразился целый скандал. Деньги отказались возвращать. Вместо компенсации предложили обмен. Путевку в тот же круиз, но на месяц раньше — в июле.
Мама посоветовалась с отцом. Эта дата не совпадала с их годовщиной 31 августа, но зато я успевала в школу, а они смогут отдохнуть и деньги не потеряют. Годовщину отметят уже дома.
Это вариант папа одобрил. Мама получила путевки и поменялась отпуском с коллегой на работе. Я помню их пригласительный в круиз. Это был большой, красивый буклет из золотого картона с путевками внутри. Сверху была гравировка с приветствием на двух языках, английском и русском.
Мы с сестрой уехали к бабушке, а родители в круиз на пароходе.
Вернулись они очень довольные. Привезли нам с сестрой соломенные шляпки, а себе пледы с тиграми)). Много рассказывали о море, о своих впечатлениях. Не пожалели, что согласились.
Но спустя месяц произошло, то самое крушение. Родители и мои родные были в шоке от осознания как им нереально повезло.
Я была слишком маленькая чтобы понимать отчего родители так много говорят о том пароходе. То, что родители чудом спаслись тем летом, поняла гораздо позже. Тетя моя, все годы после, даже говорить отказывалась об этой ситуации, понимая что своими руками могла отправить родную сестру и зятя на верную смерть. Каюта родителей находилась внизу и в случае крушения, шансов выбраться у них не было.
В связи с крушением о том круизе в моей семье говорили редко. Остался тягостный осадок.
Родители впервые путешествовали пароходом и все им было в новинку. Открытое море, палуба, шлюпки, много людей со всей страны, бассейн и музыка под ночным небом. Было много приятных встреч, общения и интересная развлекательная программа. Как на верхнем фото, конкурс на переодевание перед обедом.
Контингент пассажиров был очень разный от представителей криминала до чиновников разного ранга. Бассейн на верхней палубе большой, но плавать было сложно, тесно, людей было много.
"Адмирал Нахимов" бассейн на верхней палубе
Мои родители возле бассейна
Пароход был огромным, но местами выглядел весьма изношенным. Сервис оставлял желать лучшего. Неплохая культурная программа перекрывала посредственную кухню. Питание было скудное, как в обычной столовой рядового пансионата. Также, родители часто упоминали что было много неприятных историй от девушек служащих. Частенько родителям приходилось слышать, как та или иная официантка в коридорах нижних ярусов, отбивалась от навязчивых пьяных пассажиров и не всегда удачно.
В целом, родители круизом остались довольны. Но все их впечатления перекрыло ужасающее крушение парохода “Адмирал Нахимов” в Цемесской бухте 31 августа, навсегда связав нашу семью с судьбой того рокового рейса.
90 лет назад, 31 августа 1935 года родилось «всесоюзное стахановское движение» и возник "День шахтера".
Уголь всему голова
Шла «Вторая сталинская пятилетка развития народного хозяйства СССР». Первая (1928-1933) провалилась, о чём знали немногие (было объявлено, что она выполнена за 4 года 3 месяца). То же самое грозило и второй. Сталин выдвинул тогда лозунг: «Темпы решают всё!» Это значило, что советские люди на рабочих местах должны удвоить, утроить, удесятерить свои усилия! Но как их заставить? Над каждым не поставишь надсмотрщика. И кому-то в верхах (возможно, самому Сталину) пришла в голову спасительная идея: нужен героический трудовой пример, о котором раструбит пропаганда. Но с какой отрасли начать? Лучше всего с углепрома. Ведь уголь всюду: в топках паровозов и пароходов, в печах ТЭЦ, без него нет ни чугуна, ни стали... А кто у нас лидер угледобычи? Донбасс!.. Оставался вопрос, кто должен многократно перевыполнить норму и стать примером для всех трудящихся. Очевидно, типичный представитель народа. Сильный, но не богатырь. С «чистой» анкетой, но беспартийный. И, конечно, русский. Из Кремля первому секретарю ЦК КПУ Косиору было дано указание срочно найти такого шахтёра и обеспечить его рекорд. Косиор спустил директиву ниже – в Ворошиловградскую (Луганскую) область, добавив: за исполнение отвечаете головой! А у тамошнего обкома на хорошем счету был парторг шахты в посёлке Ирмино Кадиевского района Константин Петров. Именно он в конечном счёте выполнил указание Кремля.
Все и всё для одного
Подвиг был назначен на ночь с 30-го на 31 августа 1935 года. Этот странный выбор времени суток имел простое объяснение: в пустой шахте нет лишних глаз и ушей. Но была и другая причина: если от компрессора работает только один отбойный молоток, то давление сжатого воздуха в нём значительно выше, чем обычно, а значит, его ударная мощность больше. В шахту вслед за Стахановым спустился редактор районной газеты «Кадиевский рабочий»: он рвался первым возвестить о небывалом трудовом свершении. Парторг Петров остался наверху, чтобы обеспечить ранним утром торжественную встречу героя. Прежде Стаханов за время шестичасовой смены не только рубил уголёк: приходилось грузить его лопатой в вагонетки и крепить брёвнами кровлю забоя, чтобы не рухнула. Но Петров велел ему не расставаться с отбойным молотком, а для вспомогательных работ назначил помощников. Сколько их было? Если верить русскоязычной Википедии, двое. В других источниках мне встретилась куда больше похожая на правду цифра 6. Разве можно представить, чтобы два человека погрузили за смену 102 тонны угля, которые нарубил рекордсмен, да ещё и занимались трудоёмким креплением кровли? Как бы там ни было, все эти тонны пропаганда записала на одного «рекордсмена». Газета «Правда» сообщила: «Забойщик Алексей Стаханов поставил мировой рекорд производительности, превысив норму в 14 с половиной раз! При выходе тов. Стаханова из шахты весь шахтный двор был заполнен горняками и их жёнами. Они приветствовали Алексея Стаханова и засыпали его цветами»… – А кто этот Алексей? – растерялся Стаханов, прочитав заметку. – Я же Андрей! – Да-а, ошибочка вышла, – признал Петров. – Но не сомневайся: Там (он указал пальцем наверх) исправят! И действительно исправили: через неделю Андрею Стаханову вручили в милиции новый паспорт, а прежний изъяли. Это было личное распоряжение Сталина: «Газета «Правда» не может ошибаться!» Так и вошёл парень в историю – с чужим именем и за счёт чужого труда.
Неприкосновенный
В шахтном дворе Стаханову действительно вручили цветы мобилизованные Петровым заспанные женщины. – Веселее, голубки! Улыбайтесь герою! – старался расшевелить их фоторепортёр. Улыбки были кислыми: женское чутьё подсказывало, что теперь мужьям и братьям станет на шахте ещё тяжелей. Очень скоро это поняли и работяги. Тут большого ума не надо: если Стаханов нарубил за смену сотню тонн вместо семи по норме, то норму всем повысят. За те же деньги придётся сильнее вкалывать. А значит что? А значит надо отзвездить «хероя»! И бросились гурьбой к его хате. Но жена Стаханова цыганка Евдокия была начеку и успела спрятать Андрея-Алексея в пустую бочку в погребе. – Говори, где хозяин! – орали, махая кулаками, поддатые искатели справедливости. – А хрен знает, где его черти носят! – отвечала Евдокия, не моргнув глазом.
Это был первый и последний такой случай. Вскоре всем стало ясно, что Стаханов – не просто 28-летний парень с трёхклассным образованием, а символ. Выступать против него и его героического почина – значит препятствовать ускоренной индустриализации СССР! Первым ощутил это на себе директор шахты «Центральная-Ирмино» Иосиф Заплавский, протестовавший против дутого рекорда. Его уволили и арестовали как «вредителя». Областной трибунал НКВД приговорил его к «высшей мере наказания» с конфискацией имущества. Вышестоящая инстанция проявила гуманность: заменила расстрел пятнадцатью годами ГУЛАГа. Заплавский попал в один из норильских лагерей и умер там от паралича сердца. А директором шахты «Центральная-Ирмино» стал парторг Константин Петров.
«Наука – не икона!»
Уже через месяц по всему СССР развернулось «стахановское движение». Власть старательно делала вид, что она тут ни при чём – якобы в стране появился «новый тип человека, беспредельно преданного делу своей родины» и желающего работать по-новому. Сталин подчеркнул: «Это движение началось как-то самопроизвольно, снизу, без какого бы то ни было давления со стороны администрации предприятий»… Советская власть, отложив на время кнут, предложила трудящимся пряник. Выполняешь хотя бы две нормы? Стахановец! Будешь висеть на Доске почёта, получишь премию, спецпаёк, путёвку в дом отдыха, а то и жильё вне очереди. Многие увидели в этом шанс вырваться из грязи и серых будней.
И вот уже машинист Пётр Кривонос в два раза увеличивает скорость товарных поездов, повышая давление в котле паровоза сверх допустимого. А сталевар Макар Мазай переделывает мартен, построенный немецкими инженерами, чтобы загружать в него гораздо больше шихты. Главный инженер завода пришёл в ужас: «Это против науки!», но Мазая поддержал нарком Орджоникидзе: «Наука – не икона!» (А чего ещё ждать от министра тяжёлой промышленности с фельдшерским образованием?). Рекордомания, раздуваемая из Кремля, охватила все сферы жизни. Появились даже стоматологи-стахановцы. Мало кто, пожалуй, удивился бы тогда, если бы передовая многодетная мать обязалась рожать детей за семь месяцев… Сталин сказал, что новые нормы выработки должны быть «где-то посередине» между прежними нормами и рекордами стахановцев. Не участвовать в стахановском движении становилось опасно: того и гляди, обвинят в саботаже. Каждое предприятие должно было добиваться повышенных результатов. Порой выручала фантазия. Так, Тюменский спиртзавод начал гнать водку «усиленной пролетарской крепости 45 градусов», и городская газета тут же окрестила её «напитком стахановцев». Но когда по-стахановски заработал НКВД, стало совсем не смешно. Чекисты, недосыпая ночей, рапортовали о неуклонном росте числа арестов «вредителей, шпионов и троцкистов»…
Жизнь наверху
– Жить стало лучше, жить стало веселее, – объявил Сталин в ноябре 1935 года. И правда, стало, но кому? Самым заметным стахановцам! Блага посыпались на Алексея (бывшего Андрея) как из рога изобилия. Путь на шахту он очень скоро забыл: его звезда взошла на высоту, с которой не только посёлок Ирмино, но и вся область была не видна. Уже через полтора месяца после рекорда Алексей сидел в Кремле в президиуме Всесоюзного совещания стахановцев. Его по-стахановски быстро, без кандидатского стажа, приняли в партию. А затем и в Промакадемию, где стахановскими темпами готовили советских начальников из коммунистов без среднего образования. Подарили новый советский автомобиль ГАЗ-М1.
Стаханов с подареной "Эмкой" - ГАЗ М-1
Дали в столице пятикомнатную квартиру – и не где-нибудь, а в Доме правительства на набережной Москвы-реки с видом на Кремль. Можно долго описывать тот домище с фантастическими для советского быта удобствами, но достаточно сказать, что в нём жили дети Сталина. Э-э, а где любимая жена, цыганка Евдокия? Тоже въехала в «Дом при встрече со Светланой Аллилуевой и маршалом Тухачевским?.. Не смешите, товарищи! Ей убедительно «посоветовали» убраться подальше и забыть своего Андрея. А в официальной биографии героя вскользь упомянули, что она «бежала с цыганским табором». Значит, сама его бросила, и он морально устойчив, как каждый коммунист! – Не горюй! – утешал Стаханова приставленный к нему куратор. – Поживёшь пока один. У вас же в доме для жильцов есть всё: столовая высший класс, прачечная, парикмахерская… Да, понимаю, сердце ласки просит. Найдём тебе жену! Или сам поищи, но представь кандидатуру на рассмотрение. И Стаханов нашёл.
Его постоянно возили по стране для встреч с трудящимися. В Харькове после такой встречи был концерт в его честь, и Алексею приглянулась юная чернявая дивчына, спевшая романс «Соловей»: – Хочу её! Куратор навёл справки: Галина Бондаренко, из рабочей семьи, отлично учится в школе, компромат у НКВД отсутствует. Родители будут счастливы выдать её замуж за легендарного человека, депутата Верховного Совета СССР. Но… ей четырнадцать лет! А по закону вступать в брак можно с шестнадцати. – Я Стаханов! Чё ты мне законом тычешь? Ждать не буду!.. И куратор не посмел возразить уже не всесоюзно, а всемирно известному человеку. Не так давно он подарил Алексею номер британского еженедельника Time с его портретом и подписью Stakhanovism’s Great Stakhanov (Великий Стаханов стахановщины)…
«Наверху» вопрос решили за минуту: – Отличница? То, что надо! Будет поднимать культурный уровень мужа-героя! И распорядились выдать ей новый паспорт, состарив на два года. Мнение Галины никто не спрашивал, да и какое оно имело значение, если правительство, Стаханов и её родители сами всё решили.
Ужин с «Отцом народов»
А ведь вначале он вёл себя скромно, пришибленный внезапно свалившейся славой. Говорил, что своим рекордом обязан товарищам по бригаде. Всё круто изменилось после Всесоюзного совещания стахановцев в Кремле, где зал бурно ему аплодировал. А особенно после ужина со Сталиным, на который он был тогда приглашён вместе с Константином Петровым.
Рассказ об этом я услышал в 1978 году от самого Петрова. Он приехал в Киев на торжества по случаю 60-летия комсомола и остановился в гостинице «Москва» (ныне «Україна»). Мой хороший знакомый Юрий Волков, комсомольский деятель из шахтёров, предложил зайти к создателю «великого Стаханова». Петров был старше комсомола на десять лет, но выглядел энергичным и весёлым. Он вспоминал ужин в Кремле с юмором и с явным удовольствием.
… Сталин сидел во главе накрытого стола, а по обе стороны – члены Политбюро и первый секретарь Московского обкома и горкома партии Никита Хрущёв. Быстрые безмолвные официанты наполнили бокалы. Вождь поднял тост за дальнейшие успехи стахановского движения. Оба гостя отхлебнули из бокалов и поморщились, не поняв, что это такое: лимонад – не лимонад?.. – Что, не нравится наше шампанское? – ухмыльнулся Хозяин. – Очень нравится, товарищ Сталин, только мы не привыкшие. Нам бы водочки! Вождь поднял палец, и два официанта наполнили фужеры Стаханова и Петрова водкой. А затем после каждого тоста наливали снова и снова. Тостов было много. Когда доели десерт, Сталин обратился к гостям: – На Украине есть красивая песня «Ой, закувала сива зозуля». Можете нам спеть? – Мы бы с радостью, да не знаем её, извините. – Извиняться не надо… Что-то мы, товарищи, засиделись, пора потанцевать. Заводи патефон, Никита! «Все члены политбюро, кроме Сталина, встали из-за стола и пошли танцевать танго парами, как шерочка с машерочкой, – смеясь, продолжал Петров. – Молотов с Калининым, Каганович с Микояном, Ворошилов с Хрущёвым… Сталин спросил, почему мы со Стахановым не танцуем. Нам после энного фужера водки море было по колено: «А давайте, мы лучше спляшем по-нашему, по-шахтёрски!» И пошли с Алексеем вприсядку. А политбюро, став полукругом, хлопало в такт ладонями и повторяло хором: «Турум-пам-пам!.. Турум-пам-пам!..»
Только разгулялись – и тут нам сказали, что машина ехать в гостиницу подана. Очень вовремя, а то полезли бы обниматься с вождями… Вышли во двор, там лимузин ждёт. И провожает нас комендант Кремля, хотя уже час ночи. Сели в машину. Душа горит. – Шумел камы-ыш, дере-е-евья гнулись!.. А здесь можно петь, товарищ комендант? – Вам, ребята, теперь всю Москву можно раком поставить!..»
Стаханов учёл это напутствие.
А мог бы стать министром
В Промакадемии Алексей не появлялся: «Где я вам время возьму?!» Диплом получил, но так и остался, по сути, с трёхклассным образованием. Он действительно был занят. Приходилось то и дело предъявлять себя народу на массовых мероприятиях и говорить несколько громких фраз по бумажке, которую давал куратор. Но на «погулять в компании» времени хватало. Собутыльники были разнообразными: от приезжих земляков из Донбасса до Васи Сталина, соседа по дому. В 1940 году тот окончил авиашколу и пригласил обмыть событие в ресторане «Метрополь». Вася в свои 19 лет пил уже неслабо, но Стаханова – шутишь? – не перепил! Под конец Алексей ловил там рыбок в аквариуме, дал в морду официанту, разбил зеркало в золочёной раме… И всё это, мать вашу, от широты шахтёрской души, а счёт за зеркало вставьте себе поглубже! Сталин, собиравшийся сделать Стаханова наркомом угольной промышленности, был вынужден отказаться от этой мысли. Велел передать ему, чтобы не позорил легендарную фамилию, а то недолго заменить её на более скромную… Какое-то время Алексей с помощью жены себя сдерживал, но потом опять прорвало. Во время одной из пьяных драк у него пропал висевший на спинке стула пиджак с орденом Ленина и партбилетом. За такое с треском исключали из партии. Но Сталин его простил – и Стаханова всего лишь отправили из Москвы подальше, чтобы не куролесил на глазах всей страны. Так он стал в 1941 году начальником шахты в городе Караганда (Казахстан).
Ну какой из полуграмотного работяги начальник? А тут началась война, гитлеровцы захватили Донбасс, и нагрузка на шахты Сибири и Казахстана возросла в разы. Самое время по-стахановски бить рекорды угледобычи, но стране был нужен реальный уголь, а не нарисованный пропагандой. Стаханов стучал кулаком и призывал брать с себя пример – ничего другого он не мог. Наверное, у него были толковые помощники, потому что шахта кое-как справлялась. Его уволили только через два года – и вернули в Москву.
Вручатель премий
Вернули его, конечно, по указанию Сталина. Вождь был явно неравнодушен к Стаханову, видя в нём своё творение. Ещё в детстве, в Горийском духовном училище, он навсегда запомнил стих из книги «Бытие»: «И создал Господь Бог человека из праха земного». Так же Сталин создал Стаханова из угольной пыли. А они к тому же родились в один день 21 декабря (что-то вроде знака судьбы). Но дело было не только в симпатии вождя. Сталин придавал огромное значение символам как средству пропаганды. В начале войны главными символами были павшие в боях герои (реальные или вымышленные, как «28 панфиловцев»). А в 1943-м начиналось восстановление освобождённых от врага территорий, и требовался живой символ трудовой доблести. В наркомате угольной промышленности для Стаханова придумали должность: начальник наградного отдела (официальное название: «зав. сектором социалистического соревнования»). Он занимал её следующие четырнадцать лет. Вот эта работа была по нему: обнимать новых стахановцев, торжественно вручая им премии и почётные грамоты… Пил он по-прежнему, подтверждая своё прозвище «Стаканов», прилипшее к нему ещё до войны. Но вёл себя осторожнее, старался не дебоширить. Пьяные драки заменил стрельбой по воронам у себя на даче из именного пистолета, когда-то подаренного наркомом Орджоникидзе.
В перерывах старался воспитывать двух дочерей от Галины. Старшая, Виолетта, рассказывала: «Например, не разрешал нам с сестрой капроновые колготки носить и краситься. Новое пальто сразу в шкаф пряталось. Носить его можно было только с отцом или на какое-то мероприятие. А ещё к труду нас приучал. Ему в родном колхозе хряка Ваську подарили, так мы должны были за ним ухаживать». Этот кабан жил у Стаханова на балконе в Доме правительства, пока ему не построили на даче загон.
Синий знак вопроса
В 1990-е годы я как сотрудник журнала «За Рулём» получил в Госархиве РФ доступ к документам секретариата Молотова. Меня интересовало, как «вождь №2», второй после Сталина, распределял автомобили. Собственный автомобиль считался невероятной роскошью, и разрешение на его покупку было ценнее любого ордена. Знаменитые люди писали Молотову челобитные (старое, но очень уместное слово), выпрашивая такое разрешение. Трижды герой Советского Союза воздушный ас Кожедуб, главный диктор Всесоюзного радио Левитан, композитор Никита Богословский, артист Леонид Утёсов и многие- многие другие… Но практически никто не обращался повторно, а Стаханов и тут установил рекорд. В феврале 1945-го он жалуется, что не в состоянии оплатить выделенную ему трофейную машину (резолюция Молотова синим карандашом: "Надо помочь"). Затем просит отвести ему земельный участок и обеспечить стройматериалами для постройки дачи ("Надо помочь"). В конце 1947-го пишет, что имеет наряд на получение автомобиля "Победа", но не может его оплатить (решено положительно). А спустя два года ходатайствует о замене "Победы" на семиместный лимузин ЗИС-110, об увеличении его зарплаты в Минуглепроме, о снижении квартплаты, о выделении бесплатной путёвки в санаторий и об оказании единовременной материальной помощи... Тут уж Молотов не выдержал и поставил синий знак вопроса (решено отрицательно). А рядом с наглыми требованиями фейкового «героя труда» – жалобы безногих инвалидов войны, которым отказывают в выделении мотоколясок. Коляска Киевского мотоциклетного завода с чахлым двигателем и ненадёжными тормозами была для них пределом мечтаний. Но здесь почему-то синий карандаш Молотова писал не "Надо помочь" и не "За", а безразличное "Прошу обратить внимание"...
Слово не воробей
Никита Хрущёв на ХХ съезде партии «разоблачил культ личности Сталина» и рассчитывал на поддержку советской элиты. Стаханов отказался в этом участвовать: Сталин был и остался для него полубогом. Тогда Хрущёв взялся за культ личности Стаханова. Настоящую цену его «рекорду» он отлично знал. Он вызвал Стаханова в Кремль: – С показухой пора кончать. Не устал коптить небо в Москве? Тебе всего пятьдесят, можешь быть полезен на Донбассе. Это я тебе, Алексей, как шахтёр шахтёру говорю! (Хрущёв действительно поработал в молодости на шахте, но не под землёй, а наверху – слесарем по ремонту лебёдок). – Какой ты на хер шахтёр?! – взбеленился Стаханов. И на следующий день получил от милиции предписание покинуть Москву в течение 24 часов. Это был тяжёлый удар и для Константина Петрова, который официально считался инициатором стахановского движения и тоже купался в лучах славы. Недаром при нашей встрече в гостинице он менялся в лице, когда звучала фамилия Хрущёва, и называл его не иначе как «курский свинопас».
«Лёха, ты меня уважаешь?!»
Его направили в город Чистяково в трест по добыче антрацита. Семья осталась в Москве – не ехать же «в какую-то дыру»! На новом месте, сославшись на это, ему отказали в квартире, хоть он и считался заместителем управляющего. Жил в шахтёрском общежитии. Недостатка в водке не испытывал, благо охотно наливали новые «кореша». Через два года его понизили до помощника главного инженера шахты. Сгинул бы, наверное, вусмерть пьяный под забором, но этого не допустила добрая женщина Антонина, знавшая его с молодых лет. – Такой мужчина – и без присмотра!.. Взяла к себе жить, подкормила, обстирала, обогрела. «Надо сказать, она нормально за ним ухаживала», – признавала старшая дочь Виолетта. Однажды навестила отца, открыла шкаф – «а там рубашки наглаженные, бельё чистое»… Шли годы, и Антонина предложила Алексею зарегистрировать брак. Он не возражал. Жизнь, можно сказать, устаканилась. Но в 1970 году кто-то доложил Брежневу, что скоро 35-летие рекорда Стаханова. И генеральный секретарь ЦК распорядился присвоить ему звание Героя Социалистического Труда.
Эта награда стала для Алексея роковой. Дело в том, что вдовам Героев полагались льготы и ежемесячное денежное пособие. Экс-жена Галина почернела лицом: «Значит, вместо меня их будет получать Антонина? Не бывать этому!..» Она жила уже не в Доме правительства (им дали квартиру скромнее), но сохранила высокие связи. А в России испокон веков для власти и для тех, кто к ней близок, закон не писан. Брак Алексея с Антониной расторгли заочно, без суда: якобы она затащила его в загс пьяного, не сознающего, в чём и с кем он расписывается… Стаханов заливал горе водкой, и в 1974 году был помещён в психбольницу в том же Чистяково, переименованном в Торез (был такой лидер французской компартии). В ней он провёл три последние года жизни, плохо понимая, где находится. Временами воображал себя на торжественной церемонии и порывался наградить соседей по палате за доблестный труд. Но чаще впадал в забытье и тогда, возможно, возвращался, как во сне, в начало своей жизни. Вот он пастух-подросток, с трудом научившийся читать. А вот уже, двадцатилетний, пришёл на Донбасс с мечтой заработать денег, купить лошадь и вернуться в родную орловскую деревню…
Стаханов в психбольнице
Похоронили его в Торезе, а Кадиевку переименовали в город Стаханов. В 2016 году Верховная Рада Украины вернула им прежние названия.
P.S. А что касается Дня шахтёра (31 августа), давайте предложим народным депутатам отменить этот чужой мертворождённый праздник. Пусть Днём шахтёра Украины станет день, когда первая шахта освобождённого Донбасса выдаст первый уголь на-гора.
Сейчас картошку привезти с дачи — дело пяти минут: сел в машину, закинул мешки в багажник, и поехал. А раньше всё было иначе. Жили мы «по-колхозному»: у каждого были свои усады — небольшие огороды, где выращивали картошку, морковку, свёклу, капусту. Урожай был для семьи, и без него просто не проживёшь.
Но выкопать картошку — это полдела. Надо её ещё перевезти. А чем? Своей машины ни у кого и близко не было. Вся надежда — на председателя. У него хозяйство, у него же и лошадка с телегой.
Помню, как бывало: копаем мы картошку всей семьёй, мешки и узелки растут горой, а я уже думаю — как бы домой увезти. И вот идёшь к председателю. Идёшь на поклон, иногда с бутылочкой, потому что от его настроения зависит, останется ли картошка в поле мокнуть под дождём или поедет в погреб.
У председателя характер был суровый. Надо было уметь подойти, под настроение попасть. «Семен Иванович, — говоришь, — помоги, лошадку выдели, а то картошку не утащить…» Он покрутит головой, повздыхает, но если день удачный — даст. И таких просителей - не одна семья ведь была!
Зато когда уж удавалось получить телегу — радости было! Загружаешь мешки, лошадка цокает по дороге, дети в телегу запрыгнут, смеются. Домой приедешь — усталый, но довольный: урожай в целости, зиму проживём.
Сейчас вспоминаю и думаю: вроде бы и трудно было, и зависели от одного человека, а всё равно тепло в сердце. Потому что жили сообща. Помогали друг другу. Вечером соседи забегут: «Ну что, вывезли?»
А теперь мы в магазинах картошку мешками видим — бери, сколько хочешь. Но та, «своя», выкопанная руками, вывезенная с трудом, всегда была вкуснее. Может, потому что за ней стояла не только работа, но и целая жизнь — с соседями, с председателем, с лошадкой, с песнями на поле и с тем самым ощущением: «Вот оно, своё».
Помню, пацану со двора плеер привезли кассетный из заграницы. С наушниками.
Вышел он из подъезда с лицом "ну что нищеброды?!", нажал на кнопку "play" и стоит ногой в ритм "Миражу" притаптывает. Его ожидания оправдались, уже через несколько минут около него стояла делегация страждущих. Красотища то неописуемая, и удобно. Не то что раньше "Маяк" на плече. Подтянулись и старшие пацаны. Ну а что, чудо-то доселе невиданное. Мобильных тогда не было, зато была голосовая почта. По этой причине, в нашем дворе нарисовались и "вражины" из соседнего двора тоже.
Он дослушал сторону до конца, нажал на кнопку и приёмник кассеты медленно, плавно открылся. Он достал оттуда МК-60, перевернул, и снова включил. В этот момент вокруг него шло жаркое обсуждение. Японский у него плеер, или корейская фигня? Есть ли ускоренная перемотка? С записью, или так, чисто на послушать? Корпус металлический, или пластиковый. У фарцы купили, или из-за бугра прям? В общем, все стояли и страшно завидовали.
Серёга-очкарик, лучше всех в школе учился, поэтому шансов у него не было никаких, вдруг сказал "стереофонический" и обречённо подправил пальцем очки. Никто кроме него так много незнакомых букв выговорить не мог, поэтому все сразу согласились, понятия не имея что это значило.
Настал долгожданный момент, когда он дал заценить своему лучшему другу. На лице друга отразился состоявшийся коммунизм.
- А дай и нам послушать - послышалось из толпы. Ну, не знаю (сплёвывая), хватит ли на всех батареек, закручивал интригу он и оставлял без шансов пацанов с низкими котировками во дворе. Друг его, нехотя, осторожно снял наушники и сияя от восхищения сказал - "зыдовско". По шкале крутости такое резюме тянуло на полёт в космос ещё до Гагарина.
И тут прозвучала фраза, которую я не забуду никогда в жизни. Как сами слова, так и гонор с которым всё это было сказано.
- Так, батя сказал никому не давать и проверять чистые ли уши. Серый, ты следующий. Подойди, я уши гляну!
P.S. "Ой, подумаешь! Мне батя видик обещал привести." - раздосадовано сказал тот, на ком сели батарейки. Все разошлись по домам. Не потому что всех домой позвали, нет. Уши мыть. Вдруг у него ещё батарейки есть?! А когда ещё такой шанс предоставится - неизвестно.
Поздно ночью Криста вызвали «за конбазу». Так звали в лагере домик, прижавшийся к сопке у края поселка. Там жил следователь по особо важным делам, как острили в лагере, ибо в лагере не было дел не особо важных - каждый проступок, и видимость проступка, мог быть наказан смертью. Или смерть, или полное оправдание. Впрочем, кто мог рассказать о своем полном оправдании. Готовый ко всему, безразличный ко всему, Крист шел по узкой тропе. Вот в домике-кухне зажегся свет - это хлеборез, наверное, сейчас начнет нарезать пайки к завтраку. К завтрашнему завтраку.
Будут ли завтрашний день и завтрашний завтрак у Криста? Он этого не знал и радовался своему незнанию. Под ноги Кристу попалось что-то, непохожее на снег или льдинку. Крист нагнулся, поднял мерзлую корочку и сразу понял, что это - шелуха репы, обледеневшая корка репы. Лед уже растаял в руках, и Крист затолкал корочку в рот.
Спешить явно не стоило. Крист обошел всю тропу, начиная от края бараков, понимая, что он, Крист, проходит первым по этой длинной снежной дороге, что еще никто до него не проходил здесь, по краю поселка, к следователю сегодня. По всей дороге к снегу примерзли, как завернутые в целлофан, кусочки репы. Крист отыскал их целых десять кусочков - одни больше, другие меньше.
Давно уж Крист не видел людей, которые бросали бы в снег корки от репы. Это был не заключенный, вольнонаемный, конечно. Может быть, сам следователь. Крист разжевал и съел все эти корки - во рту его запахло чем-то давно забытым - родной землей, живыми овощами, и с радостным настроением Крист постучал в дверь домика следователя.
Следователь был невысок, худощав, небрит. Здесь был только его служебный кабинет и железная койка, покрытая солдатским одеялом, и скомканная грязная подушка… Стол - самодельный письменный стол с перекошенными выдвижными ящиками, туго набитыми бумагами, какими-то папками. На подоконнике ящик с карточками. Этажерка тоже завалена туго набитыми папками. Пепельница из половины консервной банки. Часы-ходики на окне. Часы показывали половину одиннадцатого. Следователь растапливал бумагой железную печку.
Следователь был белокож, бледен, как все следователи. Ни дневального, ни револьвера.
- Садитесь, Крист, - сказал следователь, называя заключенного на «вы», и подвинул ему старую табуретку. Сам он сидел на стуле - самодельном стуле с высокой спинкой.
- Я просмотрел ваше дело, - сказал следователь, - и у меня есть к вам одно предложение. Не знаю, подойдет ли это вам.
Крист замер в ожидании. Следователь помолчал.
- Я должен знать о вас еще кое-что.
Крист поднял голову и никак не мог сдержать отрыжки. Приятной отрыжки - неудержимого вкуса свежей репы.
- Напишите заявление.
- Заявление?
- Да, заявление. Вот листок бумаги, вот перо.
- Заявление? О чем? Кому?
- Да кому угодно! Ну, не заявление, так стихотворение Блока. Ну, все равно. Поняли? Или «Птичку» пушкинскую:
Вчера я растворил темницу Воздушной пленницы моей. Я рощам возвратил певицу, Я возвратил свободу ей, -
продекламировал следователь.
- Это не пушкинская «Птичка», - напрягая все силы своего иссушенного мозга, прошептал Крист.
- А чья же?
- Туманского.
- Туманского? Первый раз слышу.
- А-а, вам нужна экспертиза какая-нибудь? Не я ли кого-нибудь убил. Или написал письмо на волю. Или изготовил магазинный чек для блатных.
- Совсем нет. Экспертизы такого рода нас не затрудняют. - Следователь улыбнулся, обнажив вспухшие десны, мелкие зубы, кровоточащие десны. Как бы ни была ничтожна эта сверкнувшая улыбка, она прибавила немножко свету в комнате. И в душе Криста тоже. Крист невольно поглядел следователю в рот.
- Да, - сказал следователь, поймав этот взгляд. - Цинга, цинга. Цинга здесь и вольных не оставляет. Свежих овощей нет.
Крист подумал о репе. Витамины - их больше в корке репы, чем в мякоти, - достались Кристу, а не следователю. Крист хотел поддержать этот разговор, рассказать о том, как он обсасывал, обгладывал корки репы, брошенные следователем, но не решился, боясь, что начальство осудит за чрезмерную развязность.
- Так поняли или нет? Мне нужно посмотреть ваш почерк.
Крист все еще ничего не понимал.
- Пишите! - диктовал следователь. - «Начальнику прииска. Заключенного Криста, год рождения, статья, срок, заявление. Прошу перевести меня на более легкую работу…» Достаточно.
Следователь взял недописанное заявление Криста, разорвал его и бросил в огонь… Свет печки на мгновение стал ярче.
- Садитесь к столу. С краюшка.
У Криста был каллиграфический, писарский почерк, который ему самому очень нравился, а все его товарищи смеялись, что почерк не похож на профессорский, докторский. Это не почерк ученого, писателя, поэта. Это почерк кладовщика. Смеялись, что Крист мог бы сделать карьеру царского писаря, о котором рассказывал Куприн.
Но Криста эти насмешки не смущали, и он продолжал сдавать на машинку четко переписанные рукописи. Машинистки одобряли, но втайне посмеивались.
Пальцы, привыкшие к кайлу, к черенку лопаты, никак не могли ухватить ручку, но в конце концов это удалось.
- У меня беспорядок, хаос, - говорил следователь. - Я сам понимаю. Но вы ведь поможете наладить.
- Конечно, конечно, - сказал Крист. Печка уже разгорелась, и в комнате было тепло. - Закурить бы…
- Я некурящий, - сказал следователь грубо. - И хлеба, у меня тоже нет. На работу завтра вы не пойдете. Я скажу нарядчику.
Так несколько месяцев раз в неделю Крист приходил в нетопленное, неуютное жилище лагерного следователя, переписывал бумаги, подшивал.
Бесснежная зима тридцать седьмого - восьмого года уже вошла в бараки всеми своими смертными ветрами. Каждую ночь по бараку бегали нарядчики, отыскивая и будя людей по каким-то спискам «в этап». Из этапов и раньше-то не возвращались, а тут перестали и думать о всех этих ночных делах - этап так этап - работа была слишком тяжела, чтобы думать о чем-либо.
Увеличились часы работы, появился конвой, но неделя проходила, и Крист, еле живой, добирался до знакомого кабинета следователя и подшивал, подшивал бумаги. Крист перестал умываться, перестал бриться, но следователь словно не замечал впалых щек и воспаленного взгляда голодного Криста.
А Крист все писал, все подшивал. Количество бумаг и папок все росло и росло, их никак нельзя было привести в порядок. Крист переписывал какие-то бесконечные списки, где были только фамилии, а верх списка был отогнут, и Крист никогда не пытался проникнуть в тайну этого кабинета, хотя было достаточно отогнуть листок, лежащий перед ним. Иногда следователь брал в руки пачку «дел», которые возникали неизвестно откуда, без Криста, и, торопясь, диктовал списки, а Крист писал.
В двенадцать диктовка кончалась, и Крист шел в свой барак и спал, спал - завтрашний развод на работу его не касался. Проходили неделя за неделей, а Крист все худел, все писал.
И вот однажды, взяв в руки очередную папку, чтобы прочитать очередную фамилию, следователь запнулся. И поглядел на Криста и спросил:
- Как ваше имя, отчество?
- Роберт Иванович, - ответил Крист, улыбаясь. Не будет ли следователь звать его «Роберт Иванович» вместо «Крист» или «вы» - это бы не удивило Криста. Следователь был молод, годился в сыновья Кристу. Все еще держа в руках папку и не произнося фамилии, следователь побледнел. Он бледнел, пока не стал белее снега.
Быстрыми пальцами следователь перебрал тоненькие бумажки, подшитые в папку, - их было не больше и не меньше, чем и в любой другой папке из груды папок, лежащих на полу. Потом следователь решительно распахнул дверку печки, и в комнате сразу стало светло, как будто озарилась душа до дна и в ней нашлось на самом дне что-то очень важное, человеческое. Следователь разорвал папку на куски и затолкал их в печку. Стало еще светлее. Крист ничего не понимал. И следователь сказал, не глядя на Криста:
- Шаблон. Не понимают, что делают, не интересуются. - И твердыми глазами посмотрел на Криста. - Продолжаем писать. Вы готовы?
- Готов, - сказал Крист и только много лет спустя понял, что это была его, Криста, папка.
Уже многие товарищи Криста были расстреляны. Был расстрелян и следователь. А Крист был все еще жив и иногда - не реже раза в несколько лет - вспоминал горящую папку, решительные пальцы следователя, рвущие кристовское «дело», - подарок обреченному от обрекающего.
Перебирая гитарные струны, пел во дворе парнишка песню собственного сочинения. Рядом с ним в кустах у песочницы сидели пацаны, кто на лавочке, кто на корточках, мал мала меньше, и пускали в темнеющее небо сигаретный дым. Над ухоженными клумбами кружилась мошкара. Скрежетали то ли сверчки, то ли кузнечики. Становилось прохладно.
Автомобили во дворы заезжали редко, обычно их оставляли на ночь, а то и на неделю, в гаражах, что в паре кварталов отсюда. Чуть поодаль в самодельной беседке, смеясь и покрикивая, рубились в карты старшаки, местные старики помогли им протянуть электропровод от подъезда. С тех пор лампочка под жестяным ободком мирно покачивалась там до полуночи.
Иногда становилось тихо, и потому было слышно, как карты шлепались о жестяной столик. Но в тот момент и там не шумели - все слушали пение. Даже какой-то мужик из дома напротив замер на балконе. В наличии таланта вокалиста никто не сомневался, но все прекрасно знали, что большая сцена его не ждёт. Максимум самодеятельность при местном ДК и еженедельные выступления на агитплощадке в соседнем дворе.
Ещё совсем немного, и все пацанята отправятся на фабрику и в вечернюю школу, так же как и их старшие братья, письма из армии которых прячут в школьных учебниках. Про армию, кстати, ещё не принято говорить плохо. Тем более это, за исключением путёвок в дома отдыха и санатории, единственное путешествие в жизни, о котором каждый день вплоть до пенсии вспоминает в фабричных курилках. А потом ещё и на пенсии будут повторять друг другу, потому что в то время старики обычно с утра до ночи сидели на лавочках во дворе, летом поливали халявной водой из шланга асфальт, зимой же строили малышне горки из снега, а не устраивались охранниками в школы и торговые центры.
Не сложится. От фабрики останутся лишь одни воспоминания и название района. Лавочки переломают, клумбы вместе с песочницами зарастут бурьяном, дворы превратятся в парковки. ДК давно закроют, вечернюю школу снесут. А что те самые пацаны? Один лет в тридцать умрёт от алкашки. Второй пропадёт на заработках, на которые рано начнёт ездить с парнями постарше.
Третий отсидит срок за убийство, а потом вахтой будет мотаться на север. Повезёт из всех присутствующих одному лишь вокалисту: на поселении он встретит будущую жену, москвичку, и отправится за далёкие сотни километров к ней домой, навсегда покинув этот вымирающий город...
