Ильдус попал в нашу роту когда я отслужил год. Его призвали со второго курса института. Симпатичный башкир, добрый и остроумный. Ильдус чётко выполнял все приказы и было ясно, что после года службы он станет сержантом. У него было удивительное качество: словами мотивировать к труду. Я был у него на КМБ, объявил уборку и назначил Ильдуса старшим. Он не растерялся и обратился к сослуживцам: «Ребята, мы здесь спим и мне не хочется дышать пылью, наверняка как и вам. Давайте приберёмся без дураков!» Уборка прошла на эталонном уровне. Попробовав кашу в столовой Ильдус сказал: «Какой удивительный вкус!» Все засмеялись и застучали ложками.

На политзанятиях ответы Ильдуса завораживали. Чувствовалось, что он много читал «с карандашом в руке». Его импровизации вызывали дружный смех. Кто-то спросил: «А какой смысл охранять северные границы СССР?» Ответить поручили Ильдусу:

- Смысл можно найти в любом деле. Теоретически вражеские полчища могут вторгнуться с Севера, но их ждёт участь войск Наполеона: мороз и голод.

- А шпионы? – спросил офицер.

- В принципе возможно, но шпионов там должны встречать не пограничники, а бригады санитаров из психушки.

- А тогда зачем в тех краях стоят погранзаставы? – спросил я.

- Тёплое место с хорошей выслугой, а из нарушителей только белые медведи, - ответил с улыбкой Ильдус.

Ильдус любил задавать каверзные вопросы. Около беседки из земли торчал кусок трубы. Он никому не мешал, его даже выкрасили в зелёный цвет. Ильдус спросил меня:

- А для чего эта труба?

- На случай войны, - ответил я.

Некоторое время спустя во время утреннего осмотра Ильдус вытащил из кармана презерватив.

- Зачем он тебе? – спросил я.

- На случай войны, - ответил Ильдус.

- Хочешь облегчить свою жизнь в лагере для военнопленных? – сострил я.

- Никак нет, заверну в него коробок спичек, чтобы не промок.

После присяги Ильдус попал в наш взвод и занял койку рядом с моей. После отбоя он рассказывал мне истории из своей жизни. Отец Ильдуса был большим начальником в нефтянке Башкирии. Ильдус с трудом ушёл в армию, пока родители были в отпуске. Я видел на Присяге родителей Ильдуса: строгий отец и красивая мама. Она подарила мне небольшую баночку с башкирским мёдом.

В тот день я был дежурным по роте. Дневальный позвал меня к телефону. Звонила телефонистка:

- На полигоне паренька из вашей роты ранило. Не могу найти вашего ротного, пошли дневального за ним.

- А кого ранило? Как фамилия?

- Не знаю, его в санчасть повезли.

Пока дневальный искал ротного мелькнула мысль, что это Ильдус. Пришедший ротный вызвал меня в канцелярию:

- Даллиулин умер. Собери все его вещи в коробку и принеси в канцелярию. Матрас в скатку. Бельё не трогай.

- Но он же ранен? – спросил я растерянно.

- Умер пока везли.

- И что теперь будет?

- Груз 200 домой и большие неприятности. Кто с ним дружил? Надо письмо родителям написать, душевное от сослуживцев.

- Мы с ним неплохо общались.

- Вот напиши и мне на проверку.

Письмо писали всей ротой. Каждый вспомнил добрый эпизод с участием Ильдуса и описал его собственной рукой. А я написал, что родители воспитали настоящего мужчину, без дураков…

Все наши училищные отцы-командиры, начиная с командиров взводов, были исключительно из наших выпускников. Однако представленный нам 1 сентября на третьем курсе новый командир взвода, не имел к нашей спецуре никакого отношения. Новый взводный окончил общевойсковую бурсу, чем он жутко гордился и даже успел там послужить, не понимая того, что для нас он был залётной птицей. А как можно полноценно командовать курсантами, если ты не знаешь даже основ их будущей профессии? Нашего взводного старлея это ни сколько не смущало, и он командовал с прямотой истинного представителя мотокопытных войск. Представляясь курсантам, он заявил: «Я окончил Московское училище имени Верховного Совета, а там дураков не держат». Вот и понимай эту фразу как хочешь. Мы понимали по-своему и смеялись у него за спиной.

К нам новый взводный относился, как и положено по уставу, но как-то уж слишком пренебрежительно, свысока. Не чувствовался в нём свой. И эта раздражающая снисходительность сквозила во всех его высказываниях: вот, мол, пехотинцы, те настоящие труженики полей, а вы так, будущие штабные крючкотворы. Мы платили ему такой же «любовью».

Прошло более полугода учёбы на третьем курсе. Весной состоялся очередной выезд на полевые занятия в нашу учебную базу. С утра до вечера занятия в учебных классах, в поле, почти каждую ночь подъём по тревоге с последующим марш-броском на несколько км. Часть дистанции бежим в средствах химзащиты. После марш-броска безо всякой передышки забегаем в специализированный учебный класс, разворачиваем спецтехнику, получаем задание от ожидающего нас преподавателя. Начинается наша обычная рутинная работа. Только не в привычной чуть ли не академической атмосфере училища, а в условиях, приближённых к боевым: противогаз, световые вспышки, имитирующие взрывы шумовые эффекты, истошное завывание сирен. Только что реальных дымовых шашек не было. Отрабатывается стрессоустойчивость и способность шифровальщика работать в боевой обстановке.

Наш взводный, понятное дело, к этим занятиям не допускался. У него даже не было пропуска в специальную зону учебного городка. Надо думать в это время он попивал чаёк в казарме, считая, что мы отдыхаем душой и телом в уютных классах. Во всяком случае, так можно было судить по отдельным его репликам перед строем.

Подошло воскресенье. За неделю мы вымотались так, что мечтали уже не об увольнениях воскресных, а просто о бане и полноценном сне. Занятий в этот день не должно было быть, утренней зарядки тоже. День полноценного отдыха и возвращения под крышу родной альма-матер. Но отдыха не получилось.

Что-то накатило на старлея в это утро, и его осенило устроить нам до завтрака внеочередной марш-бросок. А причина проста. Накануне вечером он выдал перед строем очередную реплику по поводу нашей специальности. Кто-то из курсантов, обиженный таким наплевательством, выдал ему из строя ответную. Всё-таки третий курс, не зелёные птенцы уже, прорезался голос. Старлею это очень не понравилось, и, не выявив крайнего, он решил показать всему взводу, кто тут хозяин.

Словом, подъём, экипировка, выход. Старшим назначен был старшина роты. Обычно мы добросовестно пробегали многократно политую нашим потом дистанцию. Но тут наш старшина, бежавший во главе взвода, старослужащий из шифровальщиков, в корне не разделяющий мнения взводного вообще и на этот марш-бросок в частности, изменил обычный маршрут. Вместо бега по проторённой тропинке, он свернул в сторону нашего учебного полигона и, показав свой пропуск часовому, пробежал через КПП в режимную зону. Взвод, поняв всё правильно, повторил его манёвр. Таким не хитрым манёвром можно было срезать трассу, пробежав часть пути по режимной зоне и выскочить через другой КПП. А наши пропуска на эту территорию были всегда при нас.

Взводный, который с нами, конечно же, не бежал, а лишь неспешно следовал на финиш, увидел этот поворот «все вдруг». И это ему не понравилось. Поскольку на его команды, которые он прокричал издалека, никто не отреагировал, сделав вид, что они не услышаны, старлей решил настичь нас на этой территории, возвратив на путь истинный. Но не тут-то было. На КПП ему преградил дорогу солдат-срочник из состава караула, попросив предъявить пропуск. А пропуска-то у нашего взводного в эту зону не было вообще. Ну и ещё. Наш старшина, пробегая через КПП, успел шепнуть солдатику: «Вон того старшего лейтенанта не пропускай. Пропуск у него липовый. Хочет проверить тебя на бдительность». Поэтому предупреждённый солдатик был морально готов продемонстрировать знание устава караульной службы в действии.

Тут-то и пошла потеха. Взводный попытался проскочить, помахав перед солдатом своим обычным пропуском на административную территорию училища. Но здесь-то режимная зона, и пропуска на неё совершенно другие. Наш солдатик оказался грамотным, заинструктированным до слёз своими сержантами, и к тому же предупреждён. Предупреждён и вооружён. На такого давить бесполезно. Стоял он как скала. В конце концов ему надоело пререкаться с незнакомым офицером, козыряющим липовым пропуском, и он едва не взялся за свой автомат. Ещё чуть-чуть и повторилась бы комедия «Здравия желаю!» То-то было бы смеху, если бы он положил нашего старлея в грязь. Понятное дело, был вызван начальник караула, который не замедлил примчаться с подкреплением. Быстро разобрались, что к чему. Взводный был отпущен с миром. А тут и мы финишировали, нагло сократив дистанцию в несколько раз и удостоившись таааких эпитетов от своего командира. Засчитывать наш рекорд преодоления дистанции нам, конечно же, стали. Но чинить суд и расправу тоже было недосуг. Это мероприятие взводный отложил до возвращения в училище.

А в училище его самого вызвали на ковёр к комбату. Тот перед этим побеседовал с нашим старшиной, который и доложил доверительно как свой своему обо всех обстоятельствах не засчитанного марш-броска и предшествующих ему причинах. Комбат, вояка старой закалки, мужик был требовательный, но справедливый. Нас он защитил, хоть для виду и пожурил за лукавство. Но в душе наверняка посмеялся. Словом, старлею было указано на недопустимость искривления дисциплинарной практики. Заодно ему мягко намекнули, что ходить со своим пехотным уставом в шифровальный монастырь как-то негоже. Тут вам не пехота, уважать надо чужую специальность.

Эта история заимствована у Армейского Шифровальщика

В тот день я собирался выехать в один из дивизионов нашей бригады. Нужно было посмотреть забарахлившую спецтехнику в кодогруппе, так как солдату-срочнику это было не по зубам. Ну и заодно проверить общее состояние дел на месте. Уже почти на выходе меня поймал начальник штаба бригады и попросил по дороге захватить из города в дивизион одного из офицеров дивизиона. Дал адрес, где можно было найти этого старшего лейтенанта. Я поинтересовался, что это за место, есть ли там какие-то заметные ориентиры, чтобы не искать долго. Начштаба сказал, что он и сам не знает, а расположено по этому адресу отделение милиции. На мой вопрос, что в этом богоугодном заведении забыл наш офицер, как и в качестве кого он там оказался, начштаба тоже ничего внятного сказать не смог. Сказал только, что позвонил, мол, ему командир дивизиона и попросил забрать его офицера, назвав фамилию, дескать, сам он выехать из дивизиона не может, а дальше связь, как это у нас бывает, прервалась. Словом, разберёшься сам на месте, не маленький.

Отделение милиции я нашёл довольно быстро. Дежурный поинтересовался о цели моего визита, проверил мои верительные грамоты и привёл нашего старшего лейтенанта. Тот был без формы, но я быстро узнал его, хотя мы с ним пересекались всего пару раз. Спутать старлея, назовём его Гришей, с кем-либо было трудновато: доброе лицо, схожее с обликом боксёра Николая Валуева, бритая наголо голова. Такие причёски ещё не вошли в моду среди молодёжи в середине восьмидесятых, но Гриша почему-то носил её постоянно. Поэтому и выглядел как вчерашний пятнадцатисуточник, вызывая колкости своих сослуживцев. Отдали мне нашего офицера быстро и без каких-либо особых формальностей, поэтому вскоре мы с ним уже ехали в машине в сторону его дивизиона. А по дороге он рассказал мне, как и каким образом боевой офицер попал в гости к ментам.

А дело было так. В этот день Гриша решил сделать культурный променад в город, пройтись по магазинам, купить кое-что. День был будний, но у него был законный отгул. Одним из пунктов его шопинга был универмаг. Зашёл Гриша, покрутился в одном отделе, перешёл в другой, времени у него было достаточно, торопиться некуда. Так он дошёл до парфюмерного отдела, взяв там флакон самого банального дешёвого одеколона. Такие у нас обычно с открытием магазинов резво разметают бомжи, которым невтерпёж ждать до двух часов дня, чтобы отовариться какой-то более приличной «огненной водой». Тут следует заметить, что одет был Гриша ну совсем не по-офицерски. То, что без формы, это понятно, но вот эта его не то куртка, не то бушлат, близко схожий с теми, что выдают ударникам социалистического труда на лесосеке в Магадане. Плюс причёска, характерная для вчерашнего путешественника по местам не столь отдалённым. А в универмаге всегда присутствует милицейский наряд. Видимо всё это в совокупности и привлекло к нему внимание наших центурионов. А уж когда Гриша перешёл в отдел золота и ювелирных изделий, стражи порядка и вовсе напряглись. На свою беду Гриша не просто поглядел на ювелирки и тихо ушёл, а стал пристально рассматривать образцы, попросил продавщицу что-то показать ему, словом, задержался в отделе. Такое явно подозрительное поведение субъекта, чей внешний облик не вяжется с его платежеспособностью, вызвал не просто повышенное внимание со стороны ментов, а уже явное беспокойство. Тем более, они увидели, что продавщица ювелирки тоже напряглась. Порядка ради они подрулили к Григорию и вежливо поинтересовались, чьих он будет и что вообще делает в этом отделе. Гриша так же вежливо ответствовал, что это, собственно, его личное дело и посоветовал служителям порядка заниматься своими прямыми обязанностями, оставить его в покое и не мешать ему наслаждаться созерцанием произведений ювелирного искусства. К таким ответам со стороны простых смертных наша милиция не привыкла. У Гриши попросили его документы, на что тот ответил, что он офицер Советской Армии, а не какой-то там штатский, но в данный момент показать своё офицерское удостоверение он не может, поскольку оставил его дома. Дескать, носит он его исключительно вместе с формой.

– Ну а сами-то вы откуда, живёте где?

– Как где, на Старте.

Тут следует пояснить. Посёлок Старт находится в предместье нашего города и известен двумя достопримечательностями. Первая – это дивизион нашей зенитно-ракетной бригады. Но об этом известно разве что «узкому кругу ограниченных лиц». А вот вторая очень хорошо известна органам правопорядка. Это колония для осуждённых. Вот только не знаю, обычная или же усиленного режима. Ассоциация в умах милиционеров была мгновенная. И понятно в чью пользу. Вряд ли они что-то знали о нашем дивизионе. Грише уже менее культурно предложили сделать небольшую прогулку до ближайшего отделения милиции, надо думать для совместного чаепития. От чаепития Гриша отказался, сказав, что у него свои жизненные планы на этот законный выходной. Милиционеры отказа не приняли и, скрутив Грише руки, уже совсем не вежливо препроводили его в околоток.

В отделении, представ пред очи дежурного, Гриша не стал изображать партизана на допросе, выдав все свои данные, номер своей части, фамилию командира дивизиона и даже номер телефона, по которому предложил позвонить, дабы все могли убедиться в его законопослушности. Командир дивизиона подтвердил по телефону наличие у него офицера с указанными ему данными, после чего дежурный сказал, что он готов отпустить задержанного, но только в руки какого-то полномочного представителя Советской Армии не ниже командира дивизиона или на крайний случай старшего офицера штаба бригады. Гостил Гриша в ментовке аж несколько часов до моего приезда, пока я не вызволил его из узилища. Вот и получилось, что этот выходной день провёл он не там и не так, как хотел.

По приезду в дивизион командир высказал своему офицеру всё, что думал о его неподобающем внешнем виде, позорящем облик советского офицера. Как я понял из его слов, подобные нарекания Гриша получал и ранее. Велел не выезжать за пределы части без документов, пригрозив впредь выпускать его за пределы дивизиона по увольнительной как солдата-срочника. Надеюсь, Гриша всё понял правильно.

Источник.

Наш командир корпуса имел привычку постоянно попадать в какие-нибудь дурацкие ситуации. То он заблудится в тайге, поехав проверять какую-то часть и свернув не на ту дорогу, то он на пяток дней окажется в плену на Шантарских островах вместо визита на несколько часов, то ещё что-то. Пожалеть бы беднягу, да некому. Никто его в корпусе не любил за его непомерное самодурство.

Но в конечном итоге выходило так, что все эти казусы только способствовали генеральскому умственному просветлению. Судите сами: начав с намерения снять с должности командира радиотехнической роты на Шантарах, но посидев там вынужденно пять дней на солдатских харчах и поспав на солдатской койке в казарме, он кончил тем, что поблагодарил того командира роты за службу.

Видимо, прочувствовал на себе, что значит жить и служить в такой дыре. О том, как он заблудился в тайге, как-нибудь расскажу отдельно.

Вот и с нашей бригадой вышло что-то подобное. Надо сказать, комкорпуса был педант, каких только поискать. Своими требованиями неукоснительного выполнения уставов, инструкций и наставлений он доводил всех просто до опупения. Понятное дело, нормативные документы выполнять надо. Но часто получалось так, что его вроде бы законные требования выглядели как сущее глумление над здравым смыслом и людьми.

Занесло его как-то на наш командный пункт с проверкой. А КП наш располагался в скальной местности на небольшом пятачке земли, которого хватало только на основное сооружение, большей частью уходящее в землю, плюс несколько кабин узла связи. Перед входом на КП небольшой бетонный пятачок. Вот и всё.

Два-три десятка солдат командного пункта жили прямо на КП в специально отведённом для этого кубрике, питались там же. Ну а туалет был на улице, так как системы канализации на КП не было. Но туалет был нормальный, не абы как. Стены из каменных блоков, добротная крыша, ну и всё прочее. Стоял он почти сразу за бетонным пятачком напротив входа на КП. А уже за этим туалетом шёл довольно крутой спуск с нашего холма.

И вот не понравился нашему генералу этот туалет. Точнее не сам туалет, а то, что расположен он был ко входу на КП чуть ближе, чем это предусмотрено Уставом внутренней службы. Всего-то на несколько метров. Но генерал велел взять рулетку и измерить расстояние, после чего торжествующе заявил, что начальник КП не знает Устава, злостный нарушитель и так далее. Резюме и приказание: построить новый туалет, удалив его от входа на положенные метры. Старый же он велел запереть на замок и забить досками во избежание соблазна пользоваться им. Напрасно этому генералу пытались доказать, что это практически невозможно: с одной стороны чистая скальная порода, которую разве что отбойными молотками надо брать, с другой – почти обрыв. Ну как тут что-то построишь, даже туалет. Но с таким же результатом свою правоту можно было доказывать глухому пню. Только разозлили генерала. С тем он и убыл, рявкнув напоследок, что проверит исполнение в следующий приезд.

Посидели, подумали господа офицеры, делать было нечего. Не выполнить приказание комкора – это стопроцентно полететь с должности с понижением. Никому такого не хотелось. Плюнули на местные условия и стали строить туалет ниже по склону этого холма. Больше просто негде было. Место, конечно, паршивое, но лучшего всё равно не найдёшь. Зато выполнили приказание начальника. Выкопали выгребную яму, построили вокруг неё какой-то убогий курятник, как в деревне, отсыпали что-то вроде тропинки вниз по склону. Старый туалет, как приказано было, забили досками и навесили на каждую дверь по пудовому замку. Стали жить дальше, поминая тихим добрым словом командира корпуса и всю его родню каждый раз, когда кому-то надо было посетить это убогое заведение, поскольку топать до него надо было по очень неудобной тропинке. В нормальную погоду ещё ничего, а в дождь или слякоть только и думаешь, как бы не упасть по дороге.

И вот в очередное своё посещение бригады командир корпуса по своему обыкновению заехал на командный пункт. Пробыл там какое-то время, раздал чертей тем, кому «посчастливилось» дежурить в этот день, да и засобирался назад. И тут ему приспичило по нужде. Вылез он из командного пункта, осмотрелся. Начальник КП и вся бригадная королевская рать, как положено, рядом в качестве сопровождающих высокой особы. А погода в тот день, надо сказать, как под заказ: мокрый снег с дождём, грязь, слякоть.

Дошёл генерал по бетонной дорожке до старого туалета, а там на дверях по две доски крест-накрест и замки амбарные. Вспомнил наверняка своё же приказание, а когда увидел новое строение типа «деревенский сортир» на десять персон, до которого нужно было ещё топать по грязи сколько-то метров вниз по склону, то, наверняка, впечатлился. Но делать нечего. Справлять нужду, стоя на краю вертолётной площадки в присутствии нескольких полковников, подполковников и майоров как-то не комильфо, тем более для генерала.

Вниз по тропинке его не стали сопровождать из приличия. Вот тут он и навернулся на этой тропинке. Да так, что вымазался в грязи по самое некуда, съехав вниз ещё на пару метров. Вот теперь пришла и его очередь поминать тихим незлым словом чью-то там мать. Стоявшие чуть поодаль бойцы моментально кинулись вниз, подхватили генерала под руки, вытащили на бетон, начали счищать с него грязь. Но генерал разошёлся не на шутку. Солдаты рассказывали потом, что такого забористого мата они за всю свою службу не слышали. Даже от нашего комбрига. А уж он мог завернуть очень круто. Досталось от обозлённого генерала всем, от комбрига до начальника КП.

Бригадные отцы-командиры изображали взволнованную суету вокруг сановного начальника, оправдывались как могли, но дело-то своё неотложное он так и не сделал. А идти снова по «тропе Хо-Ши-Мина» не решился. Короче, махнул генерал рукой и велел расконсервировать старый туалет. Правда, не сказал при этом, то ли для него лично, то ли для всех и навсегда. Сбегали за ключом и топором. Пока отдирали доски, приколоченные со всем солдатским рвением, пока ковырялись в изрядно заржавевшем замке, генерал чуть ли не приплясывал на ветру. Но наконец, все старания увенчались успехом, и наш генерал, сделав свои неотложные дела, убыл восвояси. К всеобщему облегчению.

Больше к туалетной теме он никогда не возвращался. Не иначе снизошло на него просветление. А этот солдатский туалет больше никто не запирал, так как генеральской команды на это не поступало.

Эта статья была взята с блога Армейский Шифровальщик: https://zen.yandex.ru/army_corder

Быть белой вороной тяжело, а в армии – особенно. И когда на белую ворону нервно реагируют сослуживцы – это объяснимо, а когда нервничает командир роты – это уже проблема. Попав в армию, я и оказался белой вороной. За первый год службы, я сменил три подразделения. Именно в третьем подразделении, командир роты и решил окрасить меня в уставной цвет, чтобы не выделялся. Процесс шёл мучительно для обеих сторон, и когда моему сержанту надоело гнобить меня по приказу ротного, состоялся разговор:- Буер, ты меня достал. Что ты с ротным не поделил? - Не знаю.- Буер, мне уже надоело созерцать, как ты подметаешь и моешь. Ты скоро черпаком станешь, а ротный ведь не остановится!- А ты поговори с ним, и узнай, - несмело предложил я.- Придётся.
После беседы с ротным, сержант меня отвёл в беседку и задумчиво произнёс:- Если я правильно понял, ротный считает тебя самым хитрожопым. Залёты есть у всех, кроме тебя. И его это напрягает. Он считает, что ты умело его обманываешь. - Когда? Я всегда у тебя на виду, - ответил я обескураженно.- Ночью ты без контроля. Вот он и переживает.- И как мне быть?- Тебе нужен залёт.- Так на губу отправят.- Отсидишь неделю, и вернёшься авторитетным солдатом.- И что мне надо сделать?- Губу дадут только за самоход на гражданку.- А в дисбат не отправят?- Нет, туда только за уголовку.- А как я на гражданку попаду?- Ты совсем охренел! Может тебя за ручку туда отвести?- Я понял, этой ночью можно?- Валяй! И помни, ты должен попасться патрулю. Или офицеру.- А ночью патрулей нет.- Тогда ищи офицера, они по ночам к своим любовницам бегают или за молоком деревенским.
После отбоя, я решил не тянуть, и пока дежурный гонял чаи в каптёрке, выскользнул на улицу. Как пробраться на гражданку, я не знал, и пошёл к КПП. На КПП, дежурный спросил:- Куда собрался?- В самоволку, - ответил я небрежно.- А что, демобилизацию чижей объявили? – съязвил дежурный.- Типа того.- Тогда держи полтинник, и мне купи пару батонов, только горячих дождись! И не дай тебе бог отгрызть хоть крошку! У тебя двадцать минут. Бегом!
Дежурный решил, что деды послали меня за свежевыпеченными батонами, которые пекли в гражданской пекарне. Дойдя до пекарни, я купил два батона, которые мне завернули в бумагу, чтобы те не остыли. А сердобольная женщина, дала мне половинку батона, видимо бракованного. И я пошёл по вечерним улицам, в поисках офицера. Я грыз на ходу батон, и был близок к отчаянию.
И вдруг, я услышал за спиной мужской голос:- Всухомятку батон вредно есть, хочешь молочка? - Да, - ответил я и повернулся.Передо мной стоял мужчина в спортивном костюме, с бидоном в руке. Он отдал мне крышку от бидона, и налил в неё молоко. Пока я пил, он спросил с усмешкой:- Не спится?- Да, решил свежим воздухом подышать.- А около казармы не гуляется?- Там нельзя, накажут.- А на гражданке можно? Или деды за батонами послали? – спросил уже без усмешки собеседник.- Батоны для дежурного по КПП, он попросил купить попутно. А на гражданке тоже нельзя, но мою проблему можно решить только так. Только вот никак офицера не найду.- А зачем тебе офицер?- Понимаете, мне залёт нужен.- Зачем?И я, растроганный молоком, рассказал собеседнику о своей проблеме. Он долго хохотал, а потом представился: «Майор Вавилов, пошли, горемычный, помогу тебе с твоим горем».
Дежурный по КПП был удивлён, когда я вручил ему его батоны, и пошёл за майором. Майор занёс домой бидон и позвонил моему ротному. Около подъезда, состоялась передача меня, из рук в руки:- Алексей, - начал майор, - твоего бойца в деревне выловил. Шум поднимать не хочу, накажи сам.- Спасибо, Володя, я твой должник. За этим Фигаро я давно наблюдаю. Ну что, попался? Неуловимый! Только неуловимый ты потому, что никому не нужен! Но если я захочу, то буду знать о каждом твоём движении! Понял меня?- Так точно!- А теперь к делу. Скоро приказ, и сержантов поснимают с должностей. Нужны новые сержанты. Ты как к лычкам относишься?- Равнодушно.- Почему?- Хочу отвечать только за себя.- Я понял! Ты хочешь сидеть в кабинете, стенд с приборами, паяльник в одной руке, пинцет в другой, а перед глазами схема. Правильно?- Так точно.- А людьми пусть командует Елагин, с условной судимостью, или отмороженный Мигненко?- Вам виднее.- Буер, вот только что, наши взаимоотношения наладились. Ты стал мне понятен, и я начал тебе доверять, а ты, бац и новый фортель! Вот, что бы ты сделал на моём месте?- Нашёл бы Буеру замену.- Охренеть! Да ты ещё мною манипулируешь!- Пытаюсь.- Хрен тебе! Будешь людьми командовать! Мне нужен такой сержант как ты! Который не будет мутузить духов, чтобы поднять самооценку. Отбирать у чижей деньги и посылки. Сумеет дать отпор своему призыву, и распоясавшимся дедам. Итак, запомни: ты просто мечтаешь о лычках! Если конечно, не собираешься драить сортиры до самого дембеля, вопреки традициям! Бегом в казарму!
Вот так я и стал сержантом, в первый раз…

То, что лётно-подъёмный состав советской истребительной авиации во все времена считался элитой, никто не оспаривает. Всё громадьё наземных служб авиаполка и приданных ему частей денно и нощно пашет только для того, чтобы эти 40 лётчиков могли беспрепятственно взлететь и выполнить боевую задачу. Но бывало и так, что некоторые летуны сами себя возносили просто на недосягаемую высоту, низводя всех «ползающих» на порядок ниже себя. Приходилось мне сталкиваться с такими, спуская зазнавшихся с небес на нашу грешную землю.

Познакомившись с тем, как обстоят дела с режимом секретности на новом месте моей службы в авиационном полку, я был удручён увиденным. Нет, секретные документы никто, слава Богу, пока не терял, самолёты за бугор не угоняли, шпионы и предатели вроде бы тоже не водились. Но вот предпосылки к разным нехорошим ЧП, увы, имелись. И некоторые из них приносили лётчики.

В один из полётных дней уже в конце лётной смены ко мне обратился начальник секретной части полка, сообщивший, что один из лётчиков не сдал после полётов свою полётную карту. Надо сказать, что топографическая карта этого масштаба даже без нанесённой на нее обстановки и полётного задания уже сама по себе секретная. Утеря её – ЧП. А ведь у наших лётчиков были ещё и карты с грифом «совершенно секретно». Случись что с такой, и будешь потом летать на топоре где-нибудь на колымских лесозаготовках.

Лётчик, получивший карту, начальник штаба эскадрильи в звании майора уже убыл с аэродрома, поэтому поиски карты начались без его участия. Как лётчик парень вроде неплохой, но вот в отношении секретных документов – сплошная безалаберность. По счастью злополучную карту-склейку очень быстро нашли в классе предполётной подготовки, где она мирно лежала в ящике стола, забытая нашим асом. Само собой я доложил обо всём случившемся начальнику штаба полка. Начальник штаба, отвечающий за обеспечение сохранности всех секретных материалов, высказал пару ласковых слов своему подчинённому, не прибегая, впрочем, к мерам дисциплинарного воздействия. Но, как оказалось, впустую.

Через какую-то неделю картина повторилась точь-в-точь. Только на сей раз эту же карту в секретную часть принёс добропорядочный солдат, прибиравший класс предполётной подготовки. Тут уж я разозлился всерьёз. Накатал официальный рапорт начальнику штаба, где подробно обрисовал ситуацию и все возможные её последствия, в том числе уже лично для него. Я предложил впредь никаких секретных документов майору-нарушителю не выдавать, пока он не научится обращаться с полётными документами и не сдаст мне зачёт по правилам обращения с ними. А то у меня создалось впечатление, что он либо совершенно не знает их, раз так безалаберно обращается со своей полётной картой, либо сознательно стремится в места, не столь отдалённые. Начштаба полностью разделил моё мнение, о чём и начертал свою резолюцию на моём рапорте.

А через несколько дней, когда наш забывчивый ас явился в секретную часть за получением своей карты перед полётной сменой, его там вежливо послали лесом, огласив решение начальника штаба. Обозлённый герой направил свои стопы прямиком к командиру полка искать управы на «штабных крючкотворов», не допускающих его к полётам. Естественно, комполка тут же вызвал меня для дачи объяснений. Я доложил своё видение ситуации, выложив перед ним на стол свой рапорт с визой начштаба. Устно я добавил, что наш герой своим уязвлённым самолюбием подставляет не только себя, но и всё командование. Комполка начал убеждать меня в том, что план полётов уже составлен и утверждён, что лётчик должен летать и так далее. В ответ я сказал: «Разумеется, товарищ полковник. Лётчик должен летать, и я не вправе отстранять его от полётов. Вы здесь старший начальник, и только вы имеете право принять любое решение, в том числе отменить решение начштаба. Если вы считаете, что я и начальник штаба не правы, вам достаточно на этом рапорте написать: «Решение начальника штаба отменяю, приказываю выдать полётные документы майору такому-то». Всё будет немедленно выполнено».

Вот тут комполка крепко задумался. Мужик он был мудрый и прекрасно понимал, что к чему. Если сегодня этот бестолковый майор снова похерит свою полётную карту, да ещё не дай Бог окончательно, то завтра эта бумага с его резолюцией прикроет мою задницу лучше стального щита, а вот на его дальнейшей командирской карьере можно будет смело ставить жирный крест. В лучшем случае сошлют с понижением на какую-нибудь некомандную должность. И это ещё будет за счастье. Поэтому решение командира было вполне ожидаемым и закономерным: допустить майора к полётам только после сдачи им соответствующего зачёта.

По выходе из кабинета командира полка вконец раздосадованный начштаба эскадрильи вознамерился сдать мне зачёт буквально сию минуту. Я не стал упорствовать, пригласив его в свой кабинет. Попутно он заявил, что ему, дескать, некогда вести длительные речи. Я заверил его, что сдача зачёта займёт у него всего несколько минут. В своём кабинете предлагаю ему вытянуть билет с вопросами по его тематике. Даю трафаретную таблицу для ответов. Одному вопросу соответствует пять ответов, один правильный, четыре неправильных. Всего-то делов: ставим крестик где надо, я накладываю на таблицу свою сетку для проверки и вуаля. Игра, да и только.

Вчитался наш майор в вопросы билета и понял, что блиц-зачёта не получится. Не так всё в билете однозначно. Потом едко поинтересовался, какой это умник составлял такие идиотские (по его мнению) вопросы. На это я показал ему перечень вопросов, который благословил своей подписью комполка. Крыть, как говорится, не чем. В конце концов, он проставил свои крестики в нужных, как ему казалось местах, и вернул мне своё творение. Прикладываю свой трафарет к его таблице. Как и следовало ожидать, большая часть ответов неверные. Незачёт. Тут двоечник разразился целой тирадой в духе: «Полёты в полку идут, а я тут с вами в крестики нолики балуюсь». В ответ советую жаловаться хоть сейчас командиру полка или в особый отдел, на выбор.

С тем и отправил несостоявшегося на сегодня летуна учить нормативные документы. Будет готов – милости прошу. Несколько часов уязвлённый лётчик вместо плановых полётов сидел в комнате при секретной части, штудируя выданные ему «буквари» и готовясь к зачёту под насмешки своих сослуживцев, получающих в это же время свои полётные карты.

Зачёт он, конечно, сдал на следующий день, допустив при этом уже минимум ошибок. Напоследок я пожелал ему удачных полётов, сказав, что если в будущем он захочет оспорить закон о защите гостайны, то его оппонентом, скорее всего, выступлю уже не я, а более серьёзные товарищи.

Как мне рассказали, незадачливого майора потом ещё долго подкалывали его друзья, предлагая сыграть в крестики нолики.

______________________

История пренадлежит Армейскому Шифровальщику и взята тут: https://zen.yandex.ru/army_corder

Мои постоянные читатели помнят бравого капитана-артиллериста, который и в танках не горит, и зарубежных министров не боится. Но время идёт. И нынче этот бравый капитан уже целый подполковник. Преподаёт в одном военном вузе. Встретились тут на днях, посидели. Молодость вспомнили. И грустно немного стало. Сидит напротив здоровенный подпол, виски седеют, голос командный. А глаза прежние.

Эх, какой я старый.

Но рассказ не об этом. Посидели, короче, поговорили, и добавил он в мою коллекцию целый ворох из жизни курсантов и преподавателей. Хоть отдельную серию начинай. Вот я, пожалуй, и начну.

Курсант военного вуза, это вам не солдат-срочник. Это катастрофа в два раза серьёзнее. Что может солдат натворить? Ну танк сожжёт, ну стырит что-нибудь, ну выстрелит не в ту сторону, добавив отцам-командирам седых волос. Так это всё события мелкого масштаба и наша армия их переживёт. А курсант станет офицером. И такого может наворотить – тут не только отцы-командиры, тут всё Министерство Обороны поседеет. Поэтому к воспитанию этого офицера надо подходить серьёзно.

Многие этого воспитания не выдерживают.

Сижу как-то в кабинете, планы нападения на предполагаемого противника анализирую. Стучат.

- Войдите, - кричу, а сам прикидываю, что если шпион, то как бы побыстрее эти планы съесть.

Однако заходит свой, третьекурсник Иванов. Взгляд угрюмый, носом шмыгает.

- Разрешите, товарищ подполковник?

- Разрешаю. Чего тебе?

- Ухожу я.

- От кого? Если от меня, то у нас с тобой ничего не было.

- Из вуза ухожу. Не хочу быть военным. Передумал.

- Неожиданно. Обидел тебя кто-то? Ты скажи, мне можно, я разберусь, я не замполит.

- Да нет, - мнётся курсант. – Устал я. Надоело.

Убираю планы в стол, смотрю на этого балбеса.

- Иванов, оно тебе надо? Вроде учишься неплохо, хвалят тебя. Может с девушкой проблемы?

- Я сам, - бурчит, разглядывая доски пола. – Передумал я. Не хочу быть военным. И сразу не хотел.

- Вот сюрприз. Так чего же ты поступал? До третьего курса тянул?

- Батька сказал.

Я покосился на портрет, висящий за спиной. Неужели? А нет, у него же свой батька есть.

- А чего сейчас уходишь?

- Сил нет.

- Тебе этот год остался и следующий. Ты уже почти офицер.

- Не хочу, передумал, - смотрит исподлобья.

- Ну ладно. Иди. Ты, надеюсь, понимаешь, что теперь твои родители государству 15 тысяч убитых енотов должны? (от автора – цены приблизительные, для общего ознакомления).

- За что?

- Как за что? Два года тебя Родина кормила, обучала, одевала. Стипендию ты получал повышенную. А надежд государства не оправдал. Будь добр вложенные в тебя средства вернуть.

- А где такое написано?

- Так в договоре, который ты подписал при поступлении. Читал?

По глазам вижу – не читал. Подмахнул не глядя, даже не задумываясь о том, какой документ подписывает.

- Так вот, ты откуда у нас?

- Из райцентра.

- Ага. В твоём райцентре квартира где-то 25 тысяч стоит? Вот позвони сейчас родителям и обрадуй их, что они должны стране полквартиры. А могли бы тебе, дураку, наследство подогнать.

Ушёл звонить. Возвращается через полчаса. Уши красные, глаза на мокром месте.

- Ну что? – спрашиваю.

- Ухожу.

- А родители что сказали?

- Не ваше дело!

Грубит. Понятно. Батя, небось, истерику устроил.

- Ты иди к себе, подумай пару дней. Остынь. Ты ведь уже старшекурсник. Самые трудные годы позади. Ещё немного усилий – и ты готовый офицер. А уйдёшь сейчас – опять ты никто и надо всё сначала начинать. Ещё и денег должен будешь.

- Всё равно уйду.

И ушёл. Приезжали родители, батя орал на сыночка прямо у меня в кабинете. Но Иванов-младший держался, как 28 панфиловцев. Упорство, достойное лучшего применения. Забрал, короче, документы и пропал из поля зрения.

А через полгода поехали мы с курсантами в часть на «практику». Ранняя весна, мокрый снег с дождём, слякоть. Противно, короче. Таскаем по раскисшему полигону свои орудия, мокрые злые. Вокруг солдаты этой самой части, то ли помогают, то ли мешают.

Смотрю – в серой солдатской шеренге лицо знакомое. Да это же Иванов! Какая встреча. Подхожу.

- Здорово, боец!

- Здравствуйте, товарищ подполковник.

- А ты тут какими судьбами?

- Да вот, - разводит руками. – Я как вернулся домой, то военком наш районный сильно на меня обиделся. Я ему там какие-то планы и премии испортил. Гонялся за мной с особым рвением. Забрал в сапоги в зимний призыв.

Злорадничать не стал. И так парню плохо. Похлопал по плечу.

- Звони, - говорю. – Если что. Телефон-то помнишь?

Кивает.

А тут бежит курсант Сидоренко:

- Товарищ подполковник, там орудие в грязи застряло.

Попрощался с Ивановым и пошёл спасение орудия организовывать. А Иванов остался.

К чему я всё это. Товарищи родители, а особенно отцы, если не сбылась ваша мечта стать офицером и решили вы из своего оболтуса сделать генерала армии, а он сопротивляется всеми силами. То не надо его заталкивать в Академию руками и ногами. Ничего толкового из этого не выйдет. Пусть идёт куда хочет. Если он, конечно, куда-то хочет.

Уважаемые читатели, проект новой книги «Война девочки Саши» продолжается. Спасибо всем, кто поучаствовал.

От автора: В сети я больше известен, как автор юмористических военно-медицинских рассказов и детский писатель. Наверное, я созрел для чего-то более серьёзного. Поэтому весь прошедший год я ездил по стране, встречался со свидетелями оккупации, их детьми, внуками. По крупицам собирал информацию, брал интервью, записывал семейные истории. В результате родилась эта книга. Она ни в коей мере не стремится стать историческим документом. Это в первую очередь судьбы людей, их эмоции, их мысли.

По всем вопросам писать сюда:

Группы автора в ВК https://vk.com/public139245478

Авторская группа Гушинец-Авдей на Яндекс-дзен https://zen.yandex.ru/media/avdey/proekt-po-izdaniiu-knigi-5...

Эшелон с Урала до Чечни шёл больше недели. Ехали в Чечню а приехали в Дагестан .  Разгружались где-то около суток. Леха Русаков и его группа помогали расконтровывать технику. Бесчётное количество раз перезагружали имущество.

Через три дня отрядная колонна выдвинулась на границу с Чечней.Потом еще дальше. Отряд к месту будущей дислокации шёл неделю. Ничего интересного не происходило.

Город - рынок Хасавюрт,кишел военными.На многочисленных рынках можно было купить и прое..ть что угодно.

В Хасике простояли сутки и пошли дальше. В Чечне ушли на юг. Колонна сопровождаемая БТРами ВВшников медленно заползала в горку. Грязища была неимоверная. КАМАЗы и Уралы словно лыжники на снегу скатывались обратно под горку. Водитель  перевозивший группу Лёхи и палатки для роты был опытным контрабасом. По его словам прошедшим первую Чеченскую в Центроподвозе, он громко матерился а потом на коротком привале  насинячился и бухой полез за руль. Сержант замкомгруппы всёк нерадивому контрабасу, и разбил тому бровь.Тот кинулся убегать и скрылся в грязи и в мороси.

- О так вот,- расстроился сержант,- как поедем то  и как этого дебила искать?

Дебил однако убежал недалеко и был пойман в голове колонны замкомбатом который возглавлял головную походную заставу. Контрбаса снова отпинали, и связав руки отправили к командиру ВМО,что бы тот принимал решение.

Сержант посмотрел на Лёху. Тот пожал плечами, молча залез в кабину.

Поправил разгрузку, снял автомат закрепил его на штатном месте резинками. Подергал рычаги, покрутил руль и когда по связи прошёл сигнал завелся и не торопясь с натяжечкой пополз в горку по жидкой грязи.

Доехал без приключений. Даже командир группы сидевший на месте старшего машины не проснулся. Обстрелов, мин боевиков и местных по дороге не встретилось. Наверное всем лень было таскаться по грязи. Лёху попытался отобрать зампотех, но командир отряда не разрешил разукомплектовывать боевое подразделение. Обустраивались на месте, разворачивали палатки, собирали баню обычные военные нудни.

Со штаба группировки начали приходить боевые распоряжения. Лёхина группа была пока в резерве  на поиски и засады не ходила ограничиваясь караулами и нарядами. Однако, сержант замкомгруппы сумел засунуть Лёху на облёты с вертолетной поисковой группой.  Русаков в течении недели мотался с чужой группой  на вертолете по зоне ответственности, пялясь во все глаза на горы, дороги тропинки и населенные пункты.

Потом командир группы и сержант набрав карт драконили Лёху  и его память :

- Как идти на Энгеной ? А где Зандак ?.

Первый боевой выход прошёл буднично. Русаков шёл в головняке, вывел группу на перекрестье тропинок у высоты с какой-то отметкой.

Сели на засаду прождали ночь и с утра пошли дальше. За трое суток нашли пару самодельных взрывных, видели пастуха с овцами и наблюдали издалека  какую-то перестрелку. Вернулись нормально. Потом выходы пошли один за другим.

За месяц непрерывных забегов по горам Лёха втянулся еще больше похудел, ноги обросли мышцами, появилось чутье на опасность.

Сперва Русакова костерили за то что не ходит по тропинкам а выбирает какие-то ебеня. Но в соседней роте, после того как головной дозор подорвался и потерял одного разведчика двухсотым а второго раненным, бочку на Лёху катить перестали.

Первое боестолкновение прошло как-то буднично. Сержант замкомгруппы всегда ходящий в тыловом дозоре, заметил с возвышенности отблеск и не подав виду пошёл, дальше ощущая спиной пристальный взгляд.  По радиостанции "арахис" передал командиру группы условный сигнал.  Лехе приказали выписать крюк и зайти с тыла к возможной позиции наблюдательного пункта.

Русаков  со своей тройкой ушел с маршрута и пополз чуть ли не на карачках прямо в горку. Дальше и выше пришлось ползти на четвереньках.  Уперлись в  скальный отвес. Если обходить то будут все на виду.  Левее еле заметная тропка. Но Лёха тропки не любил.  Поэтому поползли подтягиваясь на руках через скальник. Группа ниже развернулась в боевой порядок и начала полукругом короткими перебежками приближаться к горке. Сверху открыли огонь. Тройки залегли и начали огрызаться в ответ. Боевики находясь в выгодном положении безбоязненно обстреливали разведчиков. Ну а почему бы и нет уйти то можно в любой момент! В горах кто выше того и тапки.

Тройка Лёхи доползла до  выступа, и тут сослуживцы снизу начали "наваливать в кратер" из подствольников,  да причем очень густо. Лёха выглянул  в метрах тридцати от них, два мужика в тюбетейках ховались за небольшую груду камней и изредка постреливали из ПКМа вниз. Третий наблюдал за тропкой внизу спрятавшись за камнем. Удачным прилётом ВОГа одного из боевиков ранило и он начал стаскивать с себя штаны. Видно ноги посекло.

Тройка головного дозора добавила копоти закинув четыре РГО навесиком. Этого было достаточно. Но на всякий пожарный  Лёха и его разведчики, законтролили всех кого видели.  Через пятнадцать минут минер группы поднимаясь по тропинке снял две растяжки и привел командира . Три боевика,уничтожены, в группе ранен сержант заместитель командира, и основной связист.

Связист находился в подгруппе резерва и при начале обстрела замешкался начал крутить головой,ему тут же прилетело в разгрузку срикошетило.Раздербаненный магазин пробив горку и свитер острым осколком впился в грудь,  от болевого шока связист спиной упал назад и покатился по склону, пару раз ударившись головой. Сержант успел перехватить падающее тело, зацепив фал за карабин на разгрузке связиста оттащил того к подгруппе резерва, где нештатный фельдшер начал оказывать первую помощь. Когда тащил ногу чем-то обожгло, но замок не обратил внимания. А потом оказалось в бедро,навылет.

Запасной радист прокачал связь доложили на ЦБУ отряда. Группер принял решение,эвакуировать раненных и продолжить поиск в заданном районе. Начал обьяснять Лёхе маршрут дальнейшего движения. Лёха по праву  победителя стащил с одного боевика  вполне целую разгрузку и размышлявший как залатать пару небольших отверстий и отмыть трофей от небольших пятен крови,посмотрел на карту.

- Наверное здесь , ткнул он грязным ногтем в карту заламинированную скотчем.

- Ага,- лейтенант быстро сообразил,что наблюдательный пункт выставлен не просто так. У боевиков были хорошие "Кенвуды" значит где то тут или база или крупный отряд на дневке и скорее всего уже духи ждут гостей.

По запросу поддерживающая арта готова была долбить по указанным квадратам.Нашли подходящую площадку для эвакуации. Подскочила вертолетная группа и начала прочесывать район. Всю группу с раненными эвакуировали, не смотря на уверения командира о готовности продолжить поиск.

Потом начала долбить арта. В район перенацелили две группы с другой роты, и из ПВД выдвинулось еще две с тяжелым вооружением. Нашли в том районе огроменную базу, с кучей хабара и раненными боевиками. Месиво было знатное, но группа Лёхи уже не участвовала. 

А вскоре началась жара и поперла заелёнка. Леха также ходил в головняке, но уже с бесшумным АС "Вал", который по просьбе сержанта передали ему. На место заместителя прислали молодого и скользкого прапора, который предпочитал ошиваться на ПХД и всеми способами избегал задач.  На очередной специальной операции когда куча войск гоняла какую-то невьебическую банду, несколько групп отряда кинули на возможные пути отхода. Лёха располагаясь по боевому расчету засады ,пошёл ставить МОНки. Можно было и не ставить  и не таскать лишнюю тяжесть в головном дозоре, но если еще в бригаде командир группы сказал,что  надо  хотя бы по мине распределяя нагрузку минера.Ну командир сказал значит надо таскать.

Лёха выставил МОНку и ОЗМку в управляемом варианте и уполз к себе на точку. Ночью  банда пошла напролом. Плотность огня была такая,что тонкие стволы деревьев  перешибало.  В соседней группе появились двухсотые. Когда первый вал накатил вплотную до позиций Лёхи,  он "поднял" свои несчастные мины. Духи поорали и начали откатываться.  Тут включились миномётчики,  группа тяжёлых из отряда начала поливать лесок из Утёсов. Короче духи свалили. Потери у наших были небольшие, но все равно пару парней  из соседних групп ушли из жизни. Были раненные в том числе и Лёха. Ему в окопчик прилетела граната.  Успел выскочить. Но ногам все равно досталось немного осколков. В принципе небольно. Отрядый медик в ПВД вытащил все сам. Лёха подумал и эвакуироваться в госпиталь отказался. Командир группы решение Русакова поддержал. Лёха хромал потихоньку по расположению роты ,выполняя мелкие хоз.работы. То разводку электросети на палатку сделает, то в ротной бане печку буржуйку камнем красиво обложит. Вот тут он и попался на глаза начоперу отряда.

Тому для несложной работы ( превращение листов формата А3 в формат А4) потребовался исполнитель с хорошей моторикой рук. Лёха нарезал листы канцелярским ножом и выслушивал стенания помощника начальника оперативного отделения, пытавшегося в Визио, нарисовать схему недавнего боя. Лёха подсказал, и сам не понимая как оказался за компом. Нарисовал схему. Делов то! В техникуме, и посложнее схемы рисовал. Потом набирал какие-то тексты. И понеслось. Командир группы побежал жаловаться командиру отряда. Но начопер отбил все попытки. На носу была защита плана разведки в группировке.  А майор со своим помощником категорически не успевали. Русаков карты раньше не оформлял и пером не владел, но увидев мучающегося лейтенанта помощника, предложил всю текстовую часть напечатать на кальке и приклеить сверху. Калька была. Получилось офигенно.

- Где же ты был родной,- радостно завопил начопер и потер руки.

Лёха понял,что попал.

В июле 1987 года, я служил в армии. До увольнения в запас, оставались три – четыре месяца. Служить стало уже скучно, даже офицеры смотрели на дедов сквозь пальцы. И когда ко мне подошёл комсорг части, я лениво отдал честь, и выжидательно на него посмотрел. Я уже не был комсоргом роты, таких комсомольцев как я, у старшего лейтенанта было много, и до них, он обычно не снисходил.
Посмотрев на меня, с хитрым ленинским прищуром, старший лейтенант спросил:- Буер, ты ведь осенью домой?- Так точно.- А ты слышал про гласность?- Нет.- Ты газеты не читаешь? – искренне удивился старший лейтенант.- Нет, «Красная звезда» – болото, а «За Родину» – перевод бумаги, лучше бы Пикуля печатали.- А «Комсомольскую правду»?- Зачем душу травить? Последний раз, я прочитал в ней обсуждение: можно ли поцеловать девушку на первом свидании? И потерял к этой газетёнке интерес.- А ты как считаешь, на счёт поцелуя?- Можно и должно! Если женщина, вечером, не назовёт мужчину нахалом, то утром, она назовёт его ослом!- Сильно сказано! Сам – то проверял?- Приходилось.- И кем тебя называли?- И нахалом, и ослом, всякое бывало…- Буер, слушать тебя весело, а давай подарим это счастье, большему количеству людей? - Это как?- В стране гласность, и политотдел дал установку, провести комсомольское собрание части, с элементами гласности.- Я не против, проводите.- Спасибо, благословил! Но нужен оратор, который раскритикует, невзирая на погоны, и занимаемые должности, прямо в лицо. Но не голословно, а с фактами.- А факты Вы мне дадите?- Буер, ты уже большой, после отбоя в самоволку бегаешь, к взрослым тётенькам. А уж покритиковать офицеров и прапорщиков нашей части – тебя хлебом не корми. Любишь ты это дело!- Никуда я не бегаю, и никого не критикую. Меня всё устраивает. Слава КПСС!- Надеюсь, ты не кончил от восторга? Буер, твой язык – испортит всю твою жизнь, поверь мне. Все твои спонтанные выступления, в стиле Керенского, будоражат мысли твоих сослуживцев, но не более. А отчёты о них, аккуратно ложатся на стол замполита. А он, человек в нашей части новый, и к твоим художествам не привыкший. Тебя выручает твоё ремесло, а то, давно бы в Афгане служил. Посыл понял?- Так точно. Шантажируете?- Стимулирую к сотрудничеству.- И что я должен сделать?- Выступить с критикой. Как отреагирует на критику командование части, я не знаю. Замполит обещал поддержку, но я в нём не уверен. Парторг части, на нашей стороне. Он тебя поддержит. - А Вы?- Буер, у парторга есть выслуга, и квартира в Москве. А мне ещё служить и служить. Пойми меня правильно.- За что критиковать?- Придумай сам. Только без перегибов.- Давайте, я напишу список, а Вы вычеркните, что не надо?- Нет, меня не впутывай. Твоя критика, должна исходить из сердца. Накипело и наболело, за два года службы! А так хочется служить нормально, без абсурда! Как-то так.- А меня в Афган не отправят?- Не успеют. Документы на тебя пойдут через Москву, а это месяц – полтора. Замену тебе надо будет подготовить, а это месяц, как минимум. А в сентябре выйдет приказ об увольнении в запас, и тебя снимут с должности. И никому ты не будешь нужен. Дадут тебе дембельский аккорд, месяца полтора провозишься, и домой. И на ноябрьские, будешь мёрзнуть на демонстрации, если повезёт.- Не понял? Что значит: «если повезёт»?- Какие вы дембеля ранимые! Стоит пошутить про третий год службы, и у вас предынфарктное состояние! А то и значит, что если не подготовишь себе замену, то домой пойдёшь тридцать первого декабря, под бой курантов. Более того, особо ценные кадры, могут переслужить ещё три месяца, если есть в этом необходимость. А ты у нас – особо ценный! Кто ещё сможет одновременно заменить автоэлектрика и аккумуляторщика, и через сутки, ходить в наряд, помощником дежурного по части? Тебе ещё не предлагали на сверхсрочную остаться?- Нет, спасибо, мне в институте доучиться надо. Забрали с четвёртого курса, кузнечики!- Сочувствую! Собрание в субботу, в тринадцать ноль, ноль. Сачканёшь – куранты! Три темы для критики. Не вздумай говорить о неуставных взаимоотношениях! И, очень лаконично!
На комсомольское собрание, я пришёл заранее, хотелось обсудить с комсоргом части некоторые нюансы. Но его я не нашёл. Зато, меня перехватил парторг части, и жёстко спросил:- Готов?- Так точно.- Будешь по шпаргалке читать?- Так точно.- Отставить шпаргалку! Отдай её мне. Ты ведь в институте учился. На экзаменах тоже читал шпаргалку?- Никак нет.- Тогда слушай, я тебя записал, как представителя рядового состава. Услышишь свою фамилию – на сцену. Нормальным шагом, без топота. Не вздумай отдать честь! Встаёшь на трибуну, и твёрдым, уверенным голосом. Как на экзамене! Понял?- Так точно.- Садись с краю, в третий ряд, со стороны трибуны.- Понял, - ответил я уныло, что – то мне подсказывало, что ничего хорошего из этого не получится.
Когда комсорг части объявил мою фамилию, я вышел на сцену, глубоко вздохнул, и начал:- Я не буду отнимать ваше время, всем надо Родину защищать. Мне бы хотелось, обозначить три проблемы, которые, на мой взгляд, создают субъективные трудности, в нашей службе.
Первую, я бы назвал канцелярской. Пришло молодое пополнение, денег у них нет, а им надо купить: три общих тетрадки, авторучку и карандаш, ластик, конверты, подшивон, нитки с иголками, ваксу, зубную пасту и щётку, расчёску и носовой платок. Парадокс получается.
Вторую, я бы назвал технической. На прошлой неделе, водитель снёс ворота в парк. Я не стану обсуждать, зачем в дневное время, ворота в парке закрывать, но у многих автомобилей тормоза не работают. А ремонтировать их некогда, да и нечем. Полного комплекта инструмента нет ни у кого, кроме меня. Все бегают ко мне, а мне тоже работать надо. А если завтра война? Я уже не говорю о возможности несчастного случая. Въедет Камаз в строй солдат, и капут! Так нельзя!
Третью, я бы назвал психологической. Мой товарищ, служит в Германии. У них в части, каждый месяц, отмечают день именинника. Собирают за одним столом всех, у кого в этом месяце день рождения, и угощают пирогами. И солдатам приятно, и заботу чувствуют, и остальные ждут с нетерпением, это ведь почти как дома. Боевой дух поднимается! Всё, я закончил выступление. Если есть вопросы – готов ответить.
- Вопросы есть, и не один, - прорычал командир части. Гласность, так гласность! Про канцтовары. Я не поверю, что у молодого пополнения нет с собой денег. Родители всегда дадут сыну денег в дорогу, и на первое время службы. Разве не так? - А почему, родители должны финансировать покупку подшивона? – ответил я с запалом, - пусть тогда и шинель купят! Как у казаков, в царское время – экипировку за счёт родителей! Грузины и танк осилят!- Твою мать! Ты откуда, такой дерзкий?- Из матки, как и Вы! А если бы Вы, мою мать, то я бы, извините, звал Вас папой! Значит, нас предупредили, чтобы армянам такое про их мать не говорили, а про наших можно?
В зале засмеялись, гражданские захлопали в ладоши. Командир побраговел, а на лице замполита читалось: «Пи*дец»! Но командир, не зря был награждён Орденом Красной звезды, и слыл своей любовью к солдатам. Он взял себя в руки, и сказал миролюбиво:- Ладно, оба погорячились, и ты мне это говоришь, не как рядовой полковнику, а как комсомолец коммунисту. Критику принимаю. Я понимаю, почему у молодого пополнения нет денег. И на счёт канцтоваров и расчёсок, зампотыл, получит соответствующее распоряжение. А вот на счёт инструмента, поподробнее. Почему у тебя есть, а у остальных нет?- Солдатская смекалка.- Тыришь у товарищей?- Нет, не бросаю без присмотра.- Значит, они сами виноваты?- Эта проблема – наследство от старого зампотеха. Уже тогда инструмент растеряли. И я считаю, надо просто выдать новые комплекты, под роспись, как на заводе, в инструментальной кладовой, а перед дембелем, пусть сдают. Недостача – возмещай из дембельской получки.- Разумно! – согласился со мной командир. Давай и третий вопрос обсудим, про мамины пироги. У тебя, когда день рождения?- В январе.- А когда домой?- Этой осенью.- Значит, не о себе печёшься?- Нет.- А может, ещё послужишь? До апреля. Пирогов в январе поешь…- Спасибо, я лучше в институтском буфете.- Ну, это не тебе решать. Комсорг, ко мне!- Товарищ полковник, - начал было подбежавший комсорг.- Отставить! Ты речь этого оратора читал?- Никак нет, ведь он без бумажки выступал.- Гласность, мать её! Никакого порядка! Этому оратору, письмо в институт. Поблагодари их за воспитание удивительного кадра. И порекомендуй им, выгнать его из комсомола. Дерзкий он, очень.
Через несколько дней, водители стали меня благодарить за новый инструмент, так им приказал зампотех. В конце месяца, в столовой состоялся день именинника. Сначала, командир части поздравил именинников, а потом, глава комитета офицерских жён, вручила каждому имениннику по стопке конвертов, и по носовому платку. А в конце октября, когда в часть, прибыло молодое пополнение, дембеля вручили им на построении, сложенные в целлофановые пакеты: три общих тетрадки, авторучку и карандаш, ластик, конверты, подшивон, нитки с иголками, ваксу, зубную пасту и щётку, расчёску и носовой платок.
Комсорг не соврал, и прикрыл меня. Письмо в мой институт было отправлено, но не по тому адресу…