Античность против Средневековья. Чьи армии сильней?
Меня часто спрашивают… Ненавижу такое начало постов, прямо отдает ванилькой инстаграмма. На самом деле меня не часто спрашивают, кто кого победит рыцарь или легионер. В сущности, даже не спрашивали – я сам один раз увидел такой вопрос в комментариях и немного призадумался. Несмотря на то, что античность и средневековье вроде как плавно друг в друга перетекают, представляем мы себе их несколько иначе. Античность – это, стало быть, амфитеатры, колонны и солдаты в туниках, а средневековье – это рыцари, замки и турниры. При этом, несмотря на разницу между ними в 1000-1500 лет воюют они донельзя схожим образом – тыкают острыми и тупыми предметами друг в друга, на что невольно напрашивается вопрос – а кто сильнее?
Устраивайтесь поудобнее я вам расскажу. Для начала примем несколько простых постулатов, чтобы было удобнее исследовать. Во-первых, численность – нередко можно встретить позицию, что «в лоб» сравнивать рыцарскую и античную армию некорректно, потому что собственно первых относительно немного всегда, поэтому давайте представим, что куртуазных кавалеристов столько же, сколько и их древних противников. Тут есть один нюанс, любая армия – это система взаимозависимых элементов, не так сложно сформировать корпус элитной гвардии числом в пятьсот человек, вооружить их по последнему слову техники и обучить. Куда сложнее вооружить относительно неплохо 10000 человек, обучить их и содержать. Войны выигрывает среднее большинство, поэтому корректным будет сравнение только в комплексе. Во-вторых, вооружение – тут примерно та же история, в рамках античности гетайры македонской армии – это полноценная тяжелая конница, но попади они в 14 век, то с трудом потянут на среднюю. С другой стороны, если мы вооружим их согласно 14 веку, то получим уже не гетайров, а кого-то другого. Так что вооружение тоже сравниваем «как есть». И наконец, третий постулат – это точка зрения, поскольку в рамках статьи придется рассматривать вопросы, имеющие несколько точек зрения, то я буду либо принимать сторону какого-либо историка, либо излагать свои собственные соображения на этот счет, если не согласен. Это сделано для того, чтобы не превратить статью собственно в обсуждение какого-то спорного момента, касающегося устройства древней армии, поскольку среди историков нет по этому поводу единства. Ну, и наконец, последний момент – это временные и территориальные рамки, берем 5 век до н.э. как начальную точку и конец 15 века нашей эры, как конец. Нижняя точка обусловлена наличием нарративного материала для анализа тактики (собственно История Геродота) верхняя точка – это период, когда огнестрельное оружие постепенно коренным образом меняет картину на поле боя. Регион – Европа и немного Азии, так что сразу скажу самураев не будет, сорян.
Поскольку мы будем говорить только о лучших, то соответственно и в рассмотрение попадут только победители. По сути, в античности сформировалось две наиболее мощные военные организации, первая – это греческая, вторая собственно римская. Ядром собственно греческой военной организации была фаланга гоплитов – плотный строй тяжеловооруженных воинов. В классической фаланге воин защищался щитом, диаметров около метра и атаковал копьем длинной 22,5 метров [1]. Так выглядела фаланга греков, разбившая персов при Марафоне (490 г. до н.э.), Платеях (479 г. до н.э.). В историографии за такой фалангой закрепился термин «классическая», ее дальнейшее развитие привело к появлению эллинистической фаланги. Отличается она от классической вооружением – в ней фалангиты вооружены саррисами, которые доходили до 6,3 м (Полибий XVIII, 29, 1), а защищались сариссофоры щитами диаметром около полуметра. У эллинической фаланги были как достоинства, так и недостатки, если классические гоплиты могли задействовать в бою только одну-две шеренги (спартанцы один раз победили даже будучи построенными, только в одну шеренгу), то воины вооруженные сариссами могли атаковать врага аж с пятой шеренги. Были и недостатки – эллинистическая фаланга была менее подвижна и более уязвима на пересеченной местности. Есть разные версии, когда собственно появилась элиннистическая фаланга, я буду отталкиваться от допущения, что произошло это уже в войсках Александра Македонского[2].
Солдаты македонской армии
Итак, переходим собственно к македонским армиям – тактически они делились на пехотную часть, которая состояла собственно из фалангитов (сариссофоров), пельтастов и легкой пехоты, конница использовалась для нанесения собственно основного удара и преследования. Я несколько упрощаю (конница могла быть легкой, средней, тяжелой, плюс союзники могли выставлять разнообразные силы), но для общего понимания этого хватит. Что? Кто такие пельтасты? Это пехота, занимающая промежуточное положение между фалангитами и легкой пехотой, считается, что они имели более короткие копья, защитное вооружение было несколько легче, чем сариссофоров. Это были элитные части македонских царей, которые могли выполнять либо специализированные задачи – штурма, ну или прикрывали фланги фаланги.
Численности эллинистических армий зависели собственно от государства – для собственно Македонии это 40-50 тысяч человек, примерная разбивка: 26 тысяч фалангитов, 2000-4000 пельтастов, 4000-5000 конных, остальное легкая пехота и союзники. Восточные монархии –государство Селевкидов, Птолемеевский Египет обладали более крупными армиями у Селевкидов: 74 500 при Ипсе союзническая армия (собственно Селевк, а также Лисимах и Плейстарх) (Plut., Demetr., 2830), 62 000 при Рафии (Polyb.,V, 79), 72 000 при Магнезии (App., Syr., 32; Polyb., XXI, 10, 2) и 80 000 против Парфян (Diod., XXXIV, 17), сопоставимые войска выставлял и Птолемеевский Египет. Разбивка примерно схожая, только в силу местоположения азиатские монархии набирали сильные конные контингенты, вербуя, в том числе катафрактариев. При Магнезии у Антиоха было около 12000 всадников, из которых тяжелой конницы было 8000 (6000 катафрактариев и 2000 гетайров). Тактику и вооружение катафрактариев и гетайров, я кратко разбирал в своей статье «О рыцарях, дилетантах и атаках тяжелой конницы».
Римская армия
Основной вопрос – это какой период римской военной истории выбрать для сравнения. В разное время тактика, вооружение и подготовка римской армии была различной. Поскольку логика статьи – это сражение лучших, то я взял период I в. до н.э. – начало II в. н.э. Это период, когда римская армия перешла на профессиональные рельсы и представляла собой наиболее грозную силу. В I в. до н.э. легионы стали постоянными, убыль личного состава возмещалась ежегодным набором, который составлял примерно 18 тысяч человек. Численность легиона составляла 5500 человек, включая 120 всадников – понятно, что цифры списочные, но можно говорить, что они не так далеки от реальности. Основу собственно боевого порядка римлян составляла тяжелая пехота, легионная конница несла вспомогательные функции – прикрывая фланги или тыл пехоты, осуществляя разведку или преследование неприятеля. Кроме того, помимо собственно легионеров также используются контингенты союзников, включая легкую конницу галлов, германцев, испанцев и т.д. К началу I в. н.э. в армии Рима под ружьем насчитывалось 25 легионом, с учетом вспомогательных войск союзников его вооруженные силы составляли около 200 тысяч человек без учета флота. Для понимания, это не всеобщее ополчение, а только снаряженные и расквартированные солдаты, при необходимости это число можно довести до 300-400 тысяч человек (но уже необученными ополченцами). Срок службы легионера варьировался от 16 до 40 лет, составляя в среднем 20-25 лет. Срок службы в сорок лет оценивается исходя из различных найденных надписей ветеранов, которые рассказывают о том, сколько лет служили, однако, скорее всего предельные значения все же были редкостью. Руководство армией осуществлялось полноценным офицерским корпусом и по своему устройству армия Рима куда ближе к современной (есть ответственный за каждый армейский чих).
Доспехи легионера до середины первого века н.э. представлял собой кольчугу (около 12-15 кг весом), позднее было на западе развернулось производство сегментированных доспехов (лорика сегментата), почти все шлемы I в. н.э., которые найдены сделаны из железа. Кроме того легионер защищался большим щитом скутумом, который в I веке был уже овальным (около метра высотой и 75 см шириной), вес его составлял 5,5-7,5 кг. У легионера было два пилума – длиной около 2 метров (один наконечник был длиной 65-75 см) и весом до 2 кг (скорее всего было два типа пилума легкий метался первым, второй при необходимости мог быть использован в ближнем бою или летел следом. Длина клинка 40-55 см, вес около килограмма.
Традиционно представления о тактике римлян восходят к сообщению Полибия о том, что легионеры сначала кидают во врага пилумы, после чего переходят в бодрый ближний бой с мечами. Однако современные исследования (в частности работы Сабина, Голдсуорти и Жмодикова) несколько скорректировали такие представления [3]. Упрощенно можно сказать так – легионеры действовали по обстоятельствам и могли вести длительный (несколько часов) метательный бой, не вступая в физическое соприкосновение с неприятелем.
Я не буду вас грузить нюансами манипулярного строя, разделения по когортам и собственно смены линий (тем более что по этому вопросу согласия среди историков нет). Ограничусь некоторыми общими штрихами – чем принципиально отличилась тактика римлян от тех же эллинистических армий:
1. Основа боевого порядка составляла пехота, она же совершала маневры и перестроения, в том числа для этого могла быть задействована и конница. В эллинистических армиях маневрировала преимущественно конница, а фаланге отдавалась роль «идти прямо на врага»
2. Традиционно в республиканской армии войска строились в три линии одна за другой – гастаты, принципы, триарии. К концу второй пунической войны они могли осуществлять обход задними линиями центра с флангов, что позволило им победить при Заме. Но в эпоху Августа это разделение давно упразднили, а легион мог строиться в одну, три, четыре и т.д. линий, в зависимости от тактической задачи. Это тоже существенно усиливало гибкость легиона, поскольку римляне могли вводить линии в бой последовательно, реагируя на изменения тактической обстановки, эллинистические армии в этом отношении были более косные.
3. Как показывает практика, римский легионер мог одинаково хорошо действовать как в дальнем бою (ведя длительные перестрелки дротиками), так и в ближнем. Фалангиты, если теряли строй, то в поединке один на один фактически вырезались римлянами.
Возникает вопрос, кто победил в этом противостоянии. История не терпит сослагательного наклонения и можно с уверенностью сказать, что на длинной дистанции Рим наголову разгромил македонскую военную систему. Самые крупные сражения – это Пидна (168 г. до н.э.), Киноскефалы (197 г. до н.э.) и Магнесия (197 г. до н.э.)[4]. Что интересно в этих битвах есть определенные общие черты, например, во всех сражениях поначалу инициатива принадлежит македонянам. При Пидне и Киноскефалах македонская фаланга отбрасывает легионеров, и римляне беспомощно отступают перед лесом пик. Однако тут возникает та самая разница между римлянами и предыдущими противниками македонян, будучи неспособными прорваться через сариссы и неся потери, легионеры не бегут, а отступают и ждут момента для новой атаки. И он подходит – при движении в македонском строю образовываются бреши, в которые и врываются легионеры, нападая на фалангитов с флангов и тыла. И тут же македонянам приходится бросать огромные сариссы, переходя к бою на мечах. Результат печальный, защищенные относительно небольшим щитом асписом (меньше полуметра в диаметре) и коротким мечом, удобным в давке фаланге, но уступающем римскому гладиусу в свободном бою.
римляне проникли за ограду вражеских копий, ударяя в незащищенные крылья или заходя в тыл, сила фаланги, заключавшаяся в единстве действий, разом иссякла и строй распался, а в стычках один на один или небольшими группами македоняне, безуспешно пытаясь короткими кинжалами пробить крепкие щиты римлян, закрывавшие даже ноги, и своими легкими щитами оборониться от их тяжелых мечей, насквозь рассекавших все доспехи, — в этих стычках македоняне были обращены в бегство. (Плутарх, Эмилий Павел, 20)
Фалангитов окружают и уничтожают, при этом македонский царь, находясь на правом крыле, просто не может прийти им на помощь.
Битва при Магнесии начинается с успешной атаки правого крыла македонян во главе с Антиохом, который слитным ударом катафрактариев сминает целый легион и спокойно устремляется в его преследование. По всем признакам, фаланга в центре, при поддержке левого крыла катафрактариев должна спокойно выдержать натиск римской армии, до возвращения царя. Увы, левый фланг македонян отбрасывают, а фалангу окружают и методично уничтожают пилумами, царь же будучи во главе правого фланга не знает, что его армию громят.
И ни один удар их не был напрасным: такой массой стояли они на небольшом пространстве; они не могли ни уклониться от бросаемых в них копий и стрел, ни расступиться перед несущимися на них. Поэтому, неся уже большие потери, они стали поддаваться, так как ничего лучшего они сделать не могли, и стали шаг за шагом отступать, грозно обороняясь, вполне сохраняя порядок и внушая римлянам страх: они ведь и тогда не решались приблизиться к ним, но, нападая со всех сторон, наносили им потери, пока, наконец, слоны в македонской фаланге не были приведены в беспорядок и перестали слушаться своих вожаков; тогда весь их боевой порядок превратился в нестройное бегство. (Аппиан, XI, 35)
Позднее Митридат, также опираясь на македонские принципы армии, достаточно успешно действовал против Рима, однако и он проиграл.
В противостоянии греческой и римской военных машин полная победа осталась за легионерами.
Также замечу, что армия Рима разгромившая Ганнибала и греческие фаланги была по сути ополчением (пусть и уже довольно опытным), поэтому можно с уверенностью говорить, что столкнись эллины или пуны с легионерами эпохи Августа результат был бы тот же.
Вот такие военные машины были вершиной боевого искусства античности. Итак, перенесемся в будущее и посмотрим, кто смог бы бросить им вызов в раннем средневековье.
Викинги против римлян
Знаменитые войны VIII-XI века, наводившие ужас своими набегами на всю Европу. Вообще, чтобы разобраться в причинах столь громкой славы обычных пиратов, стоит задаться вопросом, а кто собственно был их противником. Когда мы говорим, что они держали в страхе Европу, то надо понимать, что она представляла на тот момент. А в VIII-X веке – это было рыхлое раннефеодальное государство, сидевшее на осколках римской земли и поймать несколько сотен викингов (а примерно столько участвовало в среднем грабительском походе) было для империи Каролингов/Меровингов задачей прямо скажем непосильной.
Что ж, если бы на границах римской империи обосновались столь агрессивные пираты, то они быстро бы познакомились с латинским способом решением проблем. Во-первых, римляне обладали таким флотом, о котором империи Каролингов и Меровингов могли разве что мечтать, поэтому вопрос появления пиратских рейдеров на берегах Pax Romana достаточно спорный. Вполне возможно, что немалая часть драккаров викингов переправлялась бы пограничными римскими судами сразу в Валгаллу. С другой стороны, все не перекроешь и вполне возможно на берегах римской земли таки появились бы бородатые мужики с топорами наперевес. Ну, и далее суровые викинги на себе ощутили бы принципы решения вопросов от римской Империи. Довольно быстро на красивых скандинавских берегах объявились бы римские корабли, несущие пару-тройку легионов, с союзными войсками, совокупным числом тысяч в 20-30 человек. Как Вы понимаете, для малочисленных викингов, которые чисто гипотетически могли, объединившись, собрать хорошо, если тысяч десять человек армия римлян такой численности станет катастрофой. Опять-таки в военном отношении викинги представляли собой типичное ополчение тяжелой пехоты ничем не выдающее в военном отношении (ее успехи обусловлены исключительно слабостью государств, которые грабились), с которой римляне сталкивались как у галлов, так и у германцев, поэтому особых сюрпризов тут не будет. Если заменить римлян на македонян, принципиальная разница будет разве что в том, что к Одину за стол викинги отправятся не порезанные гладиусами, а проткнутые сарриссами.
Английские лучники против античности
Итак, знаменитые английские лучники, перестрелявшие цвет французского рыцарства при Креси, Пуатье, Азенкуре и Вернейле – смогут ли античные армии что-то противопоставить такой разрушительной силе?
Итак, представим, что при Креси английский король встретится не с феодальным ополчением Франции, а с армией Антиоха[5]. Для войны с Францией Эдуард обложил специальными налогами всю Англию, кроме того, влез в глубочайшие долги – была заложена корона (выкуплена только в 1345), кроме того в заложники отправлены несколько графов. Мобилизовав, таким образом, все национальные силы Эдуард обрушит на жалкие семьдесят тысяч человек Антиоха немыслимую силу в… 8500 человек. Представляю выражение лица сирийского царя.
Впрочем, думаю, реакция английского короля на то, что вместо разрозненных французских отрядов объявилась профессиональная армия в 70 000 человек, была бы тоже весьма характерной.
Да, Эдуард – это античность, тут своя атмосфера.
Так уже сложилось, что крупнейшие армии англичан по меркам эллинистических государств или тем паче Рима – это просто удачливые вожди ополчения, поэтому говорить о какой-то победе англичан в войне не приходится, их просто задавят числом. Но Вам ведь интересно, кто победит, если силы будут равны?
Итак, предположим, что на разборки с бойким англичанином отправится небольшой корпус – 4800 фалангитов, 1000 пельтастов, 1500 катафрактов и гетайров, оставшиеся 1200 пусть будут легковооруженными стрелками: пращники, метатели дротиков и пр.
Чтобы предсказать итог новой битвы, нужно понимать, что примерно произошло при Креси (1346). Это сражение между 8500 пехотинцами (рыцари были преимущественно спешены) англичан и двадцатитысячной французской армии, в которой только порядка 12 000 были конниками, преподносится многими как превосходства пеших воинов над рыцарским воинством. Полагаю, эта концепция пошла в массы с легкой руки выдающегося английского исследователя Чарльзя Омана, который в силу национальности, внимательно следил за английским военным делом.
Что же произошло при Креси? Если коротко, то это было столкновение всех возможных недостатков феодального ополчения и достоинств полупрофессиональной армии [6]. Англичане строили свою тактику от обороны, поскольку трезво понимали, что остановить атакующую рыцарскую конницу слитными залпами луков не получится. Эдуард смог занять сильную оборонительную позицию, защитить стрелков рвами, но самое главное перемешать их со своими рыцарями, что четко давало понять лучникам – их не бросят. Французская армия напротив продемонстрировала все недостатки принципов командования феодальным ополчением. Дело в том, что субординация в рыцарских армиях была специфической – король не приказывал феодалам, а мог только просить и обсуждать с «добрыми» рыцарями свои планы. С одной стороны, отказ выполнить «просьбу» короля мог рассматриваться как предательство клятвы, с другой, чтобы призвать феодала к ответу, нужно было обладать влиянием и уверенностью, что его поддержат остальные графы. Т.е. степень управляемости армии напрямую зависела от влияния главнокомандующего, а исполнение приказа еще должно было сильно не противоречить представлениям самого феодала о правильности «пожелания» короля. Так вот с влиянием Филиппа VI Валуа короля Франции обстояли определенные проблемы – дело в том, что битве при Креси предшествовала не очень удачная английская кампания 1339-1340 гг. в ходе, которой Эдуард хорошо покуражился на французской земле, а Филипп от прямого столкновения активно уклонялся. И надо понимать, что решение это было верным – как я уже говорил, финансовое положение английского короля оставляло желать лучшего и у него просто в определенный момент кончились деньги, после чего тот вынужденно отчалил на туманный Альбион. Другой вопрос, что такой исход сильно подорвал позиции Филиппа среди знати, ибо получалось, что он трусливо уклонялся от битвы, пока англичане оскверняли французскую землю. Представьте, что происходило перед битвой при Креси, когда англичане вовсю применяли тактику шевоше (выжженной земли) на французской территории. Филиппу просто не дали возможности начать бой, дав хотя бы отдохнуть с марша – нестройными отрядами французская конница атаковала английские позиции, тащась по раскисшему от дождя полю. Атаки происходили отдельными отрядами, на которые обрушивался настоящий шквал стрел. Эта битва породила большое количество слухов, которые придется разобрать – первый миф, это представление английского лука, как чудо-оружия пробивающего доспехи с легкостью современного пулемета, второй же миф говорит о том, что залповая стрельба английских лучников опрокидывает массовую атаку тяжелой конницы. Начнем с эффективности английских луков. Для понимания по оценке Харди, было выпущено 500 тысяч стрел, потери среди рыцарей по самым максимальным оценкам 1700 латников. При том, по описанию первоисточников упавших рыцарей добивали копейщики.
«Правда и то, что английские лучники вначале стреляли хорошо, но их стрелы не наносили вреда, так как французы были слишком хорошо одеты в свои доспехи и укрывались от них щитами. Видя это, они оставили свои луки и, будучи людьми легкими и сметливыми, смешались с латниками своей партии и атаковали тех французов, которые были вооружены топорами»
(Фруассар, Хроники, битва при Орэ)
«Французам не причинили вреда стрелы англичан, ибо они были хорошо защищены» (Жювеналь)
«Они стояли выше по склону, а кастильцы, располагаясь ниже, получали стрелы в таком множестве и сыпавшиеся столь густо, что арбалетчики не решались нагнуться, чтобы натянуть арбалеты. Множество людей были поражены этими снарядами, которые по большей части втыкались в тех, кто носил жаки и супервесты, так что те походили на святых Себастианов. Знамя и державший его были тоже изрешечены стрелами, и знаменосец был утыкан ими, словно бык на арене; но его защищали его добрые доспехи, хотя они были уже прогнуты в нескольких местах. Англичане опытны в военном деле, и, прежде чем сойтись с кастильцами врукопашную, они ожидали, пока арбалетчики, вынужденные стрелять, не опустошат свои колчаны» (Unconquered Knight, перевод Максима Нечитайлова)
«Эти панцири, которые у них носят все вожди и знать, делаются из пригнанных друг к другу железных пластин или из самой твердой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если врагам удается повалить человека в таком панцире на землю, то подняться он [катафрактарий] сам уже не может» (Тацит, I, 79, 3)
Сравните это с описанием падения французских рыцарей
«Многие были выбиты из седла, и вы должны знать, что если кто-нибудь падал, то уже не мог подняться вновь, если ему быстро и хорошо в этом не помогали» (Фруассар)
Нет, я конечно, далек от мысли, что рыцарь после падения с лошади не мог подняться из-за тяжести доспехов (как никак под Филиппом несколько раз убивали лошадь и он шел за новой), но вполне возможно, что не все падения были удачными и возможно, навернувшись с лошади рыцарь мог получить травму, особенно учитывая, что сыпящийся с неба дождь стрел не способствовал хорошему самочувствию.
Теперь вернемся собственно к античным армиям. А сталкивались ли они с оружием сопоставимым с английским луком? Естественно. Конструктивно английский лук представляет собой простой деревянный лук из тиса, натяжением от 40 до 80 кг. С другой стороны, на востоке уже в VII-VI вв. до н.э распространяется лук сложносоставного типа с рефлексирующими (т.е. без тетивы они выгибаются в обратную сторону) рогами, по оценке П.Е. Клопстега такой лук в полтора раза мощней обычного [7]. И афинские гоплиты встретились с персидским войском вооруженным такими луками уже при Марафоне (490 г. до н.э.). И вообще-то ничего – гоплиты, перейдя на бодрый бег с расстояние в пару сотен метров, просто смяли лучников.
Позднее тактический прием перехода на бег фалангитами при столкновении с лучниками вошел в стандартный обиход тяжелых пехотинцев.
Начиная сражение, Клеарх выступал с Греками медленно, приводя Варваров в трепет устройством своего войска; приближась же к ним на расстояние полета стрелы, он приказывал воинам стремительно бросаться на неприятеля, так что стрелами не возможно уже было наносить им вреда. Этим способом Греки всегда побеждали Персов. (Полиэн, II, 2,3)
Или вот описание битвы при Иссе:
Дарий не шел ему навстречу; его варвары стояли в том порядке, в каком были первоначально выстроены, и он ждал Александра на берегах реки, часто обрывистых; в тех местах, где переход был удобнее, он распорядился протянуть частокол, <> Он повел воинов в полном порядке и, хотя войско Дария было уже видно, сначала шагом, чтобы строй не разорвался и не образовал волнообразной линии, как это бывает при беге. Оказавшись на расстоянии полета стрелы, воины, окружавшие Александра, и сам Александр, находившийся на правом крыле, первыми бегом бросились к реке, чтобы своим стремительным напором испугать персов и, схватившись скорее врукопашную, не очень пострадать от стрел. Случилось, как и предполагал Александр. (Арриан, II, 10, 3) - фаланга, перейдя реку, по скалистому берегу через частокол (!) врубается в персидские порядки, сминает их. Ситуацию выправляет только ударившая по македонянам греческая фаланга наемников, но даже здесь сариссофоры Александра, потеряв монолитность строя после переправы, не отступают. Правое крыло, отбросившее персов от реки, поворачивает на наемных гоплитов и сминает их.
Второй вопрос - это укрепления англичан, ведь фалангитам придется штурмовать укрепленные позиции. Ну выше я уже привел пример того как пехотинцы Александра атакуют прямо с марша через реку, но были примеры битв, где македоняне выбивали врагов и из полевых укреплений. Например, при Селассии македонские фалангиты выбили спартанских гоплитов из укреплений:
наконец войска Антигона, плотно сдвинувши копья, с силою, свойственною двойной фаланге, ударили на врага и выбили лакедемонян из укреплений (Полибий, II, 69, 9)
Как вы понимаете, перспективы англичан при столкновении с македонской фалангой куда печальнее, чем у спартанцев.
А что римляне? Да, в общем-то, то же самое. С точки зрения численности, здесь примерна та же расстановка – масштабы римской военной машины таковы, что Эдуард со своим войском, это просто мелкий грабительский отряд. Но даже при равной численности, английским лучникам противостояла бы армия, превосходившая их в качественном отношении наголову. В качестве экзотики сделаем предположение, что римляне построятся черепахой и в таком порядке спокойно пройдут весь путь под лучным обстрелом англичан. Как, например, легионеры Цезаря.
(Цезарь, записки о Галльской войне, 5, 9)
Возможно, перед непосредственной атакой римляне дадут залп пилумами в упор (преимущества дротика в сравнении с луком в том, что на близком расстоянии ранение пилумом почти гарантированно выводит бойца из боя) и атакуют с мечами. Малочисленное охранение рыцарей будет смято, а следом и лучники.
В следующих частях
Македонские армии против рыцарей.
Катафрактарии против рыцарей
Рим против монголов (в далеких планах)
Legion.
ПЯТЬ ДОХЛЫХ КУРИЦ
2 век нашей эры. Лагерь шестого легиона в Испании.
Пришло пополнение из Парфии. Генерал встречает центуриона из числа пополнения:
--Приветствую офицер, как дела на востоке?
--Стабильности нет—ответил центурион, отдавая честь.
--Добро!—воскликнул генерал—отсутствие стабильности-благодатная почва для создания мест в рядах наших доблестных легионов.
--Так тоочно—кивнул центурион.
--А как война с персами?
--Они нас рубят, мы их колем—бодро выпалил офицер.
--Добро!! Колющий выпад стремительнее рубящего удара, и быстрее достигает цели.
--Так тооочно.
--Да ты садись центурион, в ногах правды нет, погутарим о том о сем—генерал указал на табурет у стола.
Центурион сел.
--А я тут философией недавно увлекся—начал снова генерал, обрадованный появлению новых и свободных ушей—Зацени офицер мои мысли...
Центурион сдвинул брови, попытавшись изобразить «само внимание».
--Во времена республики—продолжил генерал—коруппция процветала в сенате Рима, но в имперские времена, коруппция перешла в пантеон богов.
--Это как так?
--Да просто, ты только представь: в канун грядущего сражения легионеры приносят жертву Марсу –пять дохлых куриц, а патриций в Риме в этот же самый момент, тому же Марсу приводит на заклание целого быка, ато и трех, только ради просьбы о победе его гладиатора в Колизее, на победу которого он все состояние свое поставил. Ну и чью просьбу Марсу исполнять в первую очередь? Улавливаешь суть?
--Да, мой генерал, только в толк не возьму, почему куры дохлые?
--Ты будто с луны свалился центурион—изобразил легкую обиду генерал—будто не знаешь, когда курей в жертву к жрецу несут, хотят последнюю пользу с нее поиметь, нужду свою мужскую в них справляют, а курица не коза, после такого не выживает. Жрецы, конечно, ворчат, мол живых несите, довольно мертвечину слать на заклание, ну а с солдат как с гуся вода...
--На востоке мы нут жрецу несли, крупу всякую, но суть я уловил, мой генерал, вам нужен свой, легионерский бог, который не будет отвлекаться на просьбы людей из других сословий, и за вас горой стоять будет...верно?
--Да ты голован!—восторженно рявкнул генерал—мысль мою сходу сечешь, думаю, сработаемся. Кстати, насчет богов, расскажи мне офицер, как они на востоке, что предлагают, чего просят, как к воякам относятся?
Центурион помялся, перебирая в памяти имена и обрывки знаний, и заговорил:
--Есть у них некий Иисус Христос, скромный бог, по земле босиком ходить любит...
--Имя будто слыхал уже где-то, и что говорит?—заинтересовался генерал
--Говорит, что когда противник делает колющий выпад мечом, и он проходит над твоим скутумом и упирается в правый нащечник, то рано раскрываться для ответного выпада, нужно принять еще одну атаку и подставить под удар уже левый нащечник..., а лишь потом контратаковать.
--Сомнительная тактика—почесав подбородок проворчал генерал.
--Так тоочно.
--Еще чего говорит Христос этот?
--Говорит, что поверженного противника прощать надо.
--За сим разумею намек, мол, военнопленных в рабство не продавать, а попросту отпускать—подытожил генерал—нерационально как-то, с чего же жалование солдатам тогда платить?
--Тоочно—кивнул центурион—у тамошних евреев в почете жрец-генерал Моисей есть, говорит, что его бог велит вообще пленных не брать, а попросту вырезать, включая стариков, детей и женщин.
--Да на что он тогда легионы свои кормит?—возмущенно спросил генерал.
--Они приносят в жертву, ну, скажем, пять дохлых куриц(или чем они там еще богаты?), а утром с неба на них падает сотня дохлых куриц...евреи этот обмен манной небесной зовут.
--Хм, сомнительная система.
--Так тоочно. Еще слыхал про царя, который сделал карьеру завидную, и дослужился до бога, Буддой звать.
--А этот об чем толкует?
--Говорит, что после каждого боя нужно сесть на берег реки скрестив ноги, промычать «ОМММ», и обдумать все свои тактические просчеты в последнем бою.
--О! Этот мне нравится!—обрадовался генерал—анализ прошедшего боя закрепляет полученные навыки, и помогает искоренить ошибки.
--Ага—согласился центурион—Будда обещает, что доблестные и дисциплинированные легионеры, погибшие рядовыми, перерождаются в следующей жизни с перспективой дослужиться до офицера, генерала...и так далее, это он колесом Сансары зовет.
--А ежели, провинностей много у солдата было? Или даже дезертиром стал?
--Нууу—пожал плечами центурион—тогда солдат перерождается в зависимости от провинности в кого попроще: вольноотпущенника, раба, да хоть в курицу, али баобаб.
--Каких-таких баб?
--Баобаб
--Мда—улыбнулся генерал—перспектива похлеще децимации—а есть на востоке такой бог, ну, чтобы за нашего брата по оружию горой стоял, а всех остальных побоку пускал, настоящий солдатский бог, который даже не подумает принять быка в жертву от жирного патриция, и для него наши пять дохлых куриц будут слаще меда?
Центурион надолго задумался:
--Пожалуй есть, но я про него мало знаю, его Митрой зовут, непривередливый, чтит договоры и правила честного боя, обещает помощь в исцелении раненых и раздаче земель ветеранам по выслуге лет, ибо он бог и солнца и плодородия одновременно, и быка ему довольно того, коего о сам и заломал на заре времен, так сказать, прародителя всех быков.
--О! Тесей, ни дать ни взять!—воскликнул генерал—геройский бог значит. Добро! Годится! Сегодня же объявлю солдатам, что к нам прибыл жрец солдатского бога Митры, строгого и справедливого, как сам легион, и нет у этого бога иной заботы, как за солдатами присматривать.
--А где жрец-то?—недоуменно спросил центурион.
--Так ты и станешь жрецом—засмеялся генерал, похлопывая собеседника по плечу—я тебя уже понял, парень ты толковый, догадливый, на богах и философии пуд соли съел, да и язык у тебя, вижу, подвешен не хуже чем у Марка Антония, когда он речь толкал с плащаницей Цезаря в руках. Ты, главное, втолкуй солдатам, что Митра от их пяти дохлых куриц носа воротить не будет, иии, почаще брови сдвигай, так ты умнее выглядишь. Уффф, ну что(?), согласен?
Центурион потупил взор, постоял секунду в нерешительности, потом сдвинул брови, и зычным голосом протрубил:
--Так тооооочно!
ПЭ.Эс: На заре нашей эры, в древнем Риме, главным и самым опасным соперником христианского движения стал культ Митры, которого почитали римские легионеры. Говорят, Митра пришел с востока, но легионерский и персидские культы настолько рознятся, что у ученых нередко появляются сомнения: «Один и тот же Митра на западе и на востоке, или их двое, и они просто тески?»
Как я не попал в Французский Иностранный Легион
Всем привет.
@aleanasiman, для тебя пост.
@Oliva22, ты ошибся, дело было не в диване.
Началось все довольно прозаично - будучи на втором курсе университета (5 лет назад) мне на глаза попалась статья на Хабре (сейчас удалена, но прочитать ее можно, например, тут). Я еще ничего не знал про Легион, но язык автора был очень уж красочным, а учеба в университете очень уж скучной. В общем, я заинтересовался. Нашел автора на ЖЖ (страница удалена), перечитал то, что на тот момент было, подписался. Понемногу начал шерстить форумы.
Потом пришла сессия, потом подработки, потом диплом, поступления… В общем, на момент окончания первого курса магистратуры, идея тлела где-то на периферии сознания, лишь иногда немного вспыхивая (когда на глаза попадалось упоминание о Легионе). Дополнительно, в стране началась веселуха, и я так подумал, что моего энтузиазма может не хватить на Легион, но вот на любой из расплодившихся тогда добровольческих формирований очень даже хватит. Мой друг так и сделал, забив на все и уйдя добровольцем в “Азов”, а мне хотелось сначала закончить учебу, благо, оставался один семестр. Где-то на этом моменте все пошло не так.
Когда до конца первого года магистратуры оставалось что-то около месяца, мне предложили принять участие в конкурсе на программу обмена Erasmus +. Год в Франции, по смежной специальности, с весьма щедрым финансированием. До этого я суммарно провел в ЕС около 2 недель, в Нидерландах, тоже по учебе. Перспектива провести так целый год казалась очень притягательной, хотя и призрачной одновременно. Я попробовал и, внезапно, прошел. Отличный шанс, подумал я. Проучусь год, подготовлюсь, и пойду “сдаваться” в Легион. И снова все пошло не так.
Особо хорошей физической формой я похвастаться никогда не мог - длинный и худой, разве и умел, что неплохо бегать и далеко ходить. Переехал в Францию, учился, параллельно “прокачивая” бег, отжимания, приседания, и все, что не требовало спец инвентаря. Ближе к концу второго семестра и началу летней практики, поступило предложение подать заявление на еще один грант, который мог бы позволить закончить магистратуру в Франции. Звезды стали таким образом, что получить удалось половину гранта. Уже неплохо. Год учебы стоит 6к, половину из них покрывал грант. + стипендия + оплата второй практики, которые позволяли перекрыть еще половину - если, конечно, не позволять себе лишнего. Легион снова откладывался.
Экзамены, практика, диплом, путешествия, спорт. Сдать нормативы я мог, и по этому поводу особо не переживал. Впрочем, тест Лежера - та еще муть… Проблем с языками тоже не ожидалось: французский на уровне “моя твоя понимать”, английский - свободный (учеба на нем), русский с жестким акцентом, украинский родной. За что я переживал, так это IQ тест - не знаю, почему, но если верить тем, что сдавал еще в школе, получалось, что я - последний кретин ¯\_(ツ)_/¯.
В конечном итоге, одним осенним утром, через пару дней после успешной защиты диплома, сплавив вещи знакомым и закупившись носками\трусами, я отправился в ближайший к Парижу вербовочный пункт - Fort de Nogent.
Самый первый этап выглядит приблизительно следующим образом:
Ты подходишь к воротам. Я не помню, был ли там звонок - в моем случае, за ними стоял часовой, который увидел меня издали и подошел к решетке. Спросил на французском, что я тут забыл. Ответил ему на английском. Спросил, говорю ли на французском. Сказал, что предпочту английский. Спросил, уверен ли я. Ответил как-то не очень уверенно (такой уж голос у меня). Переспросил. Махнул головой. Он открыл ворота и забрал документы (паспорт и разрешение на жительство). Удивился, что, при наличии разрешения на жительство (студенческого, причем, а в Франции англоязычных вузов настолько немного, что многие местные вообще не знают, что они есть), я предпочитаю английский. Сказал, что так получилось.
Завели в комнатушку прямо возле прохода - там было что-то около 12 стульев, стол с рекламными брошюрами Легиона на разных языках. Папка с рисунками и количеством того, что должно быть с собой. Пара дверей. Кроме меня - 3 человека. Сказали сидеть. Минут через 15 пришел капрал, спросил, все-ли вещи в наличии. Приказал выключить телефоны. Я пришел как-раз к началу обеда, соответственно, первым местом, куда нас, новичков, завели, была столовка. Кормят, кстати, вкусно и питательно.
Завели в казарму, к другому капралу. Выстроили, отправили к перекладине. Если делаешь больше 4 полных подтягиваний - переходишь к стартовому IQ тесту. 10 вопросов. Я сделал 7 подтягиваний, сказали, что хватит. 8\10 на тесте. Спросили, зачем оно мне нужно, тем более, при наличии хорошего образования. Ответ устроил. Этот капрал был с Украины, соответственно, вообще никаких языковых проблем не возникло. За недолгое время, что я там провел, весьма часто люди проваливались еще на первом этапе. Был чувак, вроде из Львова, но я не помню. Капрал его “Вуйком” называл. Тот сделал 2 подтягивания, после чего ему сказали, что хватит - был нехилый шанс, что он просто вырвет перекладу. Зато на IQ он набрал 2\10 и благополучно уехал домой.
Сделали “опись имущества”, выдали форму “кандидата”, показали, где спать буду, отправили в TV-room. Комната с телевизором и ограниченным набором фильмов (я больше никогда в жизни не посмотрю “Ready player one”, мне тошнит от него). Там-же проводили время другие кандидаты. Компания весьма разношерстная. От 18 и до 42, если не ошибаюсь, лет. Помню парня с Новой Зеландии, которого на родине должны были посадить за продажу наркотиков (прям “Шантарам” почти). Помню китайца, который говорил ТОЛЬКО на китайском. Повезло, был еще один китаец, немного говоривший на английском, он переводил. Потом, правда, “переводчик” уехал, и общение стало исключительно жестовым.
В целом, было много людей с Украины\России, немало из Франции и всяких Марокко\Алжиров. Иногда встречались выходцы из совсем уж жоп мира, о которых я даже и не слышал. Причины у людей тоже разные - для пост-СНГ это, в основном, деньги. Уровень образования тоже разный.
Через день был IQ тест. Ничего сложного. Три этапа, около 20 вопросов в каждом. На логику, на математику, на пространственное мышление. Сделал одну ошибку на первом этапе, две - на втором. Около семи - на третьем. Увы, фантазия у меня не очень. По итогам, 84% при проходном в, если не ошибаюсь, 30%. Норм.
Дали новые имена и новые города. Логику, по которым они выбирались, я не знаю. Город, например, мне записали Донецк. При том, что я из Луцка. Скорее всего - смотрели на карту страны, и брали город из противоположной его части.
Пара “ленивых” дней - построения, уборка, столовка, TV-room. Скука. Пара человек не прошли IQ тест, пара ушли сами, часть тех, кто пришли раньше меня, уехали в Обань (главная база Легиона). Тоже тест своего рода, только психологический - как человек переносит скуку. Постоянно приходили новые кандидаты. Большую часть времени я проводил в качестве “связного” между укр\рус и англ частями “группы”. Иногда, с подобной просьбой, звал капрал.
Медицинский тест у нас растянулся на 2 дня. Пробы мочи на наркотики - сдал с 3 (!) раза. Пришлось выпить очень много воды, иначе - “белок в мочи, на пересдачу”. Бедному китайцу, которого я упоминал, это удалось только с 5 раза. Никогда не видел, чтоб человек выпил столько воды. У пары человек нашли следы недавнего употребления, но ничего особо серьезного. Вес\рост\зрение\зубы. Сказали, что слишком мало вешу как для своего роста. Обнаружили проблему со зрением, но сказали, что это все поправимо. Дальше - основной доктор. Периодически приходилось заходить в качестве переводчика (в пост-СНГ со знанием языков явно беда). Спина, яйца, руки, ноги… Колена. Забраковала, сказала, что все очень плохо. Любая более-менее серьезная нагрузка потенциально опасна. Définitive. Собираю вещи, сдаю форму, выводят за ворота, отдают паспорт и телефон. Au revoir.
Искусство войны. Битва при Аскулуме: римские манипулы и «Пиррова победа»
Малоизвестная, но очень показательная битва с точки зрения тактики - как раз к разговору о фаланге и римских легионах.
Далеко не всегда бывает так, что новое слово в военном деле начинает «работать» буквально с первого сражения. Для того, чтобы выработать достойный ответ греческому и македонскому военному искусству, ушло несколько веков. К началу III в. до н.э. способ нашли римляне — именно их подвижные легионы, выстроенные по хитрой и продуманной схеме, в будущем сметут, казалось бы, несокрушимых фалангитов. Первый «звоночек» прозвучал в битве при Аскулуме (или Аускуле) в 279 г. до н.э., где римская армия сошлась с войсками греческого царя Пирра. Новая тактика римлян в то время еще не была достаточно проработанной, но успех дался Пирру такой ценой, что выражение «Пиррова победа» (с потерями, сопоставимыми с поражением) стало крылатым по сей день.
Царь Пирр, невольный герой выражения «Пиррова победа».
Можно задаться вопросом: почему римская армия пошла по другому пути развития, отвергнув более перспективный греко-македонский вариант? Все дело в ландшафте и в противниках. До поры, до времени Рим не сталкивался с греками, зато ему пришлось немало воевать с племенами Аппенинского полуострова, а также кельтами (галлами) и чуть позже — с предками нынешних испанцев. Все «варварские» армии (в число которых до определенного момента можно занести и самих римлян) широко применяли тактики внезапных ударов, засад, не гнушались притворным отступлением и постоянно использовали укрытия на местности. В подобных условиях с тяжелой фалангой не особенно развернешься, хотя в VI-V веках до н.э. строй, напоминавший фалангу, у римлян, несомненно, был. Но в целом войны на территории нынешней Италии и ее окрестностей стали толчком к изобретению новой тактики, которая получила название «манипулярной».
Главное отличие римской тактики от фаланги — даже не вооружение (короткие мечи и метательные копья-пилумы вместо сарисс), а принцип построения. Фаланга занимала сплошной линией всё поле боя, растягиваясь порой на несколько километров. Вместо этого римляне стали использовать «манипулы» - небольшие группы воинов в пешем строю, стоявшие на определенном расстоянии друг от друга. Казалось бы, более проигрышный вариант, ведь в эти промежутки легко врывается враг, но... Во-первых, римляне обучали своих легионеров так, что каждое подразделение могло действовать самостоятельно. А во-вторых, разрывы закрывались хитрым способом, о котором чуть ниже.
К моменту описываемых событий (войны Пирра с Римом первой четверти III века до н.э.) ранние римские легионы приобрели более-менее законченные очертания. В каждом легионе насчитывалось 30 манипул, в общей сложности он включал 4200 воинов. Из 1200 наиболее бедных, которые не могли позволить себе дорогостоящего вооружения, формировались отряды легких застрельщиков-велитов. Их роль современные историки расценивают по-разному. Например, Александр Махлаюк утверждает, что велиты выделялись в отдельное подразделение. Питер Коннолли пишет, что по 40 велитов входили в состав каждой из манипул. Возможно, ближе к истине второй вариант: единый отряд из тысячи с лишним подвижных стрелков внес бы сумятицу в действия всего легиона.
Легион строился в три линии. В первой находились манипулы молодых тяжеловооруженных воинов — гастатов (соответственно, 10 манипул, по 120 гастатов и 40 велитов в каждой). Вооружением гастатов были короткие мечи-гладиусы и метательные копья — пилумы, защитой служили большие прямоугольные щиты. Вторая линия — принципы (с той же пропорцией — 120 принципов и 40 велитов), воины более матерые и закаленные в боях. Их вооружение практически не отличалось от гастатов. И наконец, третью линию составляли копейщики-ветераны — триарии (в одной манипуле — 60 тяжелых пехотинцев и 40 велитов). Они вступали в бой лишь в самых тяжелых случаях. Расхожее выражение в Римской республике - «Дело дошло до триариев» - означало крайне напряженную ситуацию.
Теперь — о секрете построения: какие образом закрывались разрывы между манипулами? Лучше всего это будет видно на схеме:
Схема построения трех основных линий легиона.
Смысл такого порядка, который в наше время назвали бы «шахматным», прост: манипулы принципов второй линии стояли за гастатами таким образом, что прикрывали те самые промежутки, в которые мог проникнуть враг. Противник, который пытался пролезть между манипулами гастатов, оказывался атакованным со всех сторон.
В целом организация римской армии, в которую входили в том числе войска союзников, в битве при Аксулуме в 279 г. до н.э. могла выглядеть примерно так.
Схема нуждается в паре уточнений. Во-первых, римлян при Аскулуме было вдвое больше, во-вторых — здесь присутствует отдельный отряд велитов, что спорно.
Стоит заметить, что римляне изначально развивали в первую очередь искусство пешего боя. Конница у них никогда не была особенно многочисленной и считалась скорее отрядом поддержки.
И два слова о предыстории событий при Аскулуме (Аускуле). Пирр, царь Эпира и Македонии — двух северных греческих государств - вторгся в Италию, которую не без оснований считал выгодным стратегическим плацдармом в Средиземном море. Силы самих эпиротов были невелики (историк Роман Светлов в труде, посвященном походам Пирра, называет цифру в 16 тысяч человек), но эпирскому царю удалось привлечь на свою сторону давних противников Рима: племена самнитов, луканов, а также италийских греков — потомков первой волны греческой колонизации Средиземноморья. Кроме того, в распоряжении Пирра имелся отряд из 20 слонов. Первое сражение при Гераклее (июль 280 г. до н.э.) закончилось победой Пирра, но уже оно показало, что римляне - «крепкий орешек»: потери завоевателя были куда выше, чем, например, у Александра Македонского в битвах с персами.
Итальянские походы Пирра в 280-275 гг. до н.э.
А уже во втором сражении, при Аскулуме, римская армия имела все шансы склонить чашу весов в свою пользу. Численность армий была примерно равной — по 40 тысяч человек в каждой. Но римляне имели, скажем так, психологическое преимущество: у них были в основном «родные» легионы (численность союзников — латинов, сабин, умбров и других — оценивается примерно в 10 тыс. человек). Эпироты же в собственной армии были в меньшинстве, к тому же выступали в роли агрессора. Против слонов Пирра римляне выставили около 300 специальных устройств для метания огня.
Из сохранившихся о битве сведений можно предположить, что между враждующими сторонами протекала река с довольно топкими берегами. При этом неподалеку от римского лагеря находилось широкое поле, удобное для действий фаланги Пирра. Именно туда стремился эпирский царь, но римляне нарушили его планы. Войска консула Публия Деция Муса атаковали авангард Пирра прямо на марше. Эпироты и их союзники были вынуждены принять бой в топкой, крайне неудобной для них местности. Римляне, привыкшие драться в любых условиях, со своими маневренными соединениями сразу получили перевес. Яростное сражение продолжалось до вечера, войска Пирра понесли серьезные потери, но все-таки сказалась вековая боевая выучка греков — римлянам так и не удалось ни уничтожить их, ни загнать в реку. Ночь прекратила атаки, и римский консул, не решившись располагаться на отдых под боком у врага, отвел войско обратно в лагерь.
На следующий день Пирр, учтя свои ошибки, не преподнес своим врагам столь великодушного подарка, как бой в топких берегах. Еще до рассвета эпироты начали выдвигать главные силы к лагерю римлян. И на второй день манипулярный строй римских легионов был атакован мощной фалангой на открытом пространстве, идеально подходящем для нее. В ожесточенной схватке сариссофоры постепенно теснили легионеров, появление на поле отряда слонов окончательно переломило ход битвы — римские войска были отброшены к собственному лагерю. Верная победа, одержанная накануне, уплыла из рук.
Однако Пирр, обеспокоенный потерями своей армии, не стал штурмовать укрепленный лагерь римлян. Эпироты потеряли не меньше 3500 человек убитыми (римляне — около 6000), и это были лучшие бойцы Пирра, его земляки, оказавшиеся в самых жарких местах схватки. Посчитав потери, эпирский царь мрачно произнес: «Еще одна такая победа — и мы погибнем». Слова оказались пророческими. Четыре года спустя, в 275 г. до н.э. в битве при Беневенте (о ней известно очень немного), римлянам, судя по всему, удалось свести сражение к ничьей, и на этом итальянская кампания знаменитого полководца закончилась.
Это интересно! Похожим образом развивались события в другой известной и гораздо более поздней битве — при Маренго 14 июня 1800 года, где сошлись армии австрийцев под командованием Меласа и французов, которых возглавлял будущий император Наполеон. Французам пришлось долго отступать под натиском неприятеля, и около 3 часов дня легко раненый Мелас отправил своему императору известие о победе, сдал командование начальнику штаба и уехал, считая битву выигранной. Тем временем к французам подоспели свежие войска генерала Дезе, и бой закипел с новой силой. Уже к шести вечера его итог оказался прямо противоположным: австрийцы потерпели сокрушительное поражение.
Битва французов с австрийцами при Маренго в 1800 году. Картина художника Луи-Франсуа Лежена.
Битва в Кавдинском ущелье
Через полвека после кельтского нашествия Рим постигло еще одно бедствие, такое же унизительное, как и предыдущее. Вся римская армия сдалась неприятелю — горному племени самнитов, живущему в центральной части Апеннинского полуострова. Это была более серьезная угроза существованию Рима, чем та, при которой город оказался без стен во время вторжения варваров.
В 321 году оба консула возглавили свои легионы и двинулись с ними на юг. Самниты недавно потерпели тяжелое поражение и теперь покорно просили мира. Сенат же отказался вести с ними переговоры, отчего самниты впали в отчаяние и решили прибегнуть к мщению. Они устроили засаду наступающим римлянам в ущелье, называемом «Кавдинскими вилами» (furculae Caudinae).
По словам Ливия, место это представляло собой широкую болотистую, заросшую травой поляну, которую окружали крутые лесистые склоны холмов. Войти на поляну можно было только с запада и с востока через два узких ущелья. Опытный военачальник самнитов, Гай Понтий, скрытно привел сюда свою армию и расположился лагерем вблизи этого места. Он послал десять переодетых пастухами воинов со стадами овец на пастбища неподалеку от римских застав. Каждый раз, встречаясь с римскими отрядами, они рассказывали о том, что армия самнитов ведет военные действия далеко на юге — в Апулии. Слухи об этом распространили заранее, и сообщения пастухов должны были только подтвердить их.
Уловка сработала, и консулы решили пройти к самнитским легионам самым коротким путем — через Кавдинские вилы. Римляне вошли в западное ущелье и, пройдя его, обнаружили, что восточное ущелье завалено срубленными деревьями и огромными камнями. Над ущельем они увидели отряды самнитов.
Самнитские воины
Римляне бросились назад, но путь, по которому они вошли в Кавдинские вилы, оказался так же прегражден завалами и вооруженными людьми. Ловушка захлопнулась. Консулы приказали своим легионерам строить римский лагерь — копать рвы, насыпать укрепления и ставить частокол — хотя многие понимали, что это уже не имеет смысла.
Тем временем самниты, сами не веря свой успех, не знали, что предпринять дальше. Понтий отправил письмо своему отцу, умудренному опытом пожилому человеку Гереннию Понтию, чтобы спросить совета. Геренний ответил: «Мой совет будет таким: вы должны позволить всем римлянам свободно уйти». Это его мнение сразу же отклонили, и снова спросили совета. Тогда Геренний сказал: «Перебейте их всех до единого».
Понтий решил, что его постаревший отец ослабел разумом, и уступил общему желанию, чтобы старика привели в лагерь и лично спросили совета. Тот отказался менять свое мнение и обосновал свои слова. Ливий пишет: «Давая первый совет, — сказал он — с моей точки зрения наилучший, я стремился, чтобы столь великое благодеяние обеспечило вечный мир и дружбу с могущественнейшим народом; смысл второго совета был в том, чтобы избавить от войны многие поколенья, ибо… римское государство не скоро вновь соберется с силами; третьего же решения вообще нет».
А если самнитам избрать средний путь и отпустить римлян невредимыми и в то же время по праву войны связать их как побежденных определенными условиями? Геренний не согласился с этим. «Это как раз такое решение, что друзей не создаст, а врагов не уничтожит, — сказал он, — нрав римлян таков, что, потерпев поражение, они уже не ведают покоя». Его совет снова отклонили и отправили домой.
Римляне предприняли ряд неудачных попыток вырваться. Запасы еды подходили к концу, и консулы отправили к Понтию послов для согласования условий мира. Если бы они не добились мира, то стали бы сражаться. «Вы, римляне, никогда не способны примириться со своей участью, даже когда побеждены и взяты в плен, — ответил самнитский военачальник, — поэтому я прогоню вас под ярмом раздетых и безоружных» (символическое «ярмо» — арка, сложенная из трех копий, под которой должны были пройти воины в обмен на свое освобождение). Так же было сказано, что римлянам следует убраться из владений самнитов и уничтожить два своих передовых поселения в Калесе и Фрегеллах.
Это было несмываемым позором, но, по мнению консулов, лучше, чем полное уничтожение римской армии. Ливий уверяет нас, что самниты добились только клятвенного обещания консулов принятия Римом таких условий (sponsio). Окончательное же соглашение (foedus) должно было быть принято после одобрения его народным собранием в Риме. Доверчивый Понтий принял это условие и позволил легионам уйти. Однако он потребовал себе в заложники шестьсот римских всадников. После этого произошла драматическая сцена:«Консулов, чуть не нагих, первыми прогнали под ярмом, затем тому же бесчестию подвергся каждый военачальник в порядке старшинства и, наконец, один за другим все легионы. Вокруг, осыпая римлян бранью и насмешками, стояли вооруженные враги и даже замахивались то и дело мечами, а если кто не выражал своим видом должной униженности, то оскорбленные победители наносили им удары и убивали».
«Проход под ярмом»
Войска вернулись в Рим. Множество людей начало соблюдать траур, пиры не проводились и браки не заключались, торговцы закрыли лавки и прекратили вести свои дела на Форуме. Горожане избрали новых консулов, и сенаторы провели слушания по вопросу о подтверждении условий мира. Один из побежденных военачальников не советовал своим товарищам по оружию высказывать позорные оправдания, поскольку они действовали, находясь в безвыходном положении во вражеской засаде. Далее он сделал вывод, что, будучи честными воинами, он и остальные военачальники, причастные к этому поступку, должны быть выданы самнитам.
Все согласились с этим, но Понтий отказался принимать их сдачу. Он утверждал, что, если соглашение недействительно, то все должно вернуться к исходному положению, т.е. все легионы должны возвратиться в Кавдинские вилы. «Неужели и тут, как всегда, вы отыщете повод, потерпев поражение, не соблюдать договора? — спросил он. — Вы с нами заключили мир, чтобы возвратить пленные легионы, и этот мир считаете недействительным. Но обман вы всегда прикрываете видимостью какой-то законности».
Нельзя не согласиться с этим суждением, которое примечательно еще и тем, что именно Ливий, самый патриотический из римских историков, вложил эти слова в уста командующего самнитов. Римляне очень высоко ценили добропорядочность. В этом случае они утверждали, что придерживались буквы закона, но один человек с ощущением вины высказал то, что чувствовали все — что они не придерживались его духа. Будто римляне не испытывали никакой благодарности к самнитам за то, что те позволили их легтонам уйти, и «на самом деле вели себя так, как будто они стали жертвами какого-то произвола».
Война возобновилась, и римляне, по преданию, одержали славную победу. Теперь уже они заставили Понтия и его товарищей по плену пройти под ярмом, что стало замечательным примером зеркального возмездия.
Поражение в Кавдинских вилах и его последствия является полезным напоминанием, что, несмотря на свои высокие принципы, римляне вполне могли совершать циничные поступки ради собственной выгоды. Они осуждали Понтия за то, что он заманил римскую армию в ловушку, однако на протяжении всей истории многие римские военачальники поступали точно так же. Дион Кассий рассудил, и его оценка не далека от истины: «Побеждает не обязательно тот, кто поступает несправедливо. Решение здесь выносит сама война, и это решение всегда будет в пользу победителя, который часто совершает то, что противоречит законности, считая это справедливым».
Оригинальная статья: https://vk.com/@-167235104-bitva-v-kavdinskom-uschele
Римский легион против китайцев: Таласская битва
Кангюйский царь радушно принял бежавшего от китайского преследования предводителя хунну Чжичжи, дав ему в жены свою дочь, а сам женился на дочери Чжичжи. Первый удар союзники обрушили на усуней, совершенно неподготовленных к активной войне на западном фронте. Чжичжи опять показал себя блестящим полководцем и мастером хуннского способа ведения войны. Нападение следовало за нападением, причем в 42 г. до н.э. хунны разгромили столицу Усуни - Чигу, ругим объектом хуннских набегов оказалась Ферганская долина, но, видимо, Чжичжи ограничивался только ограблением ее, так как осада крепостей была хуннам не под силу. Награбленная добыча требовала места для хранения. В долине реки Талас Чжичжи выстроил для себя и своего отряда крепость. 500 человек строили ее два года. Она была окружена земляным валом и двойным частоколом со сторожевыми башнями, что указывает на влияние римской фортификации. В гарнизоне этой крепости находились свыше ста пехотинцев, которых считают римлянами. Предполагается, что это были легионеры Красса, сдавшиеся парфянам и направленные ими служить на восточную границу. В донесениях китайской разведки о деятельности Чжичжи содержится сведение, что он лелеял планы завоевания юэчжей и парфян.
Китайский двор негодовал по поводу поступков Чжичжи и горел местью за убийство посла, которое открылось много лет спустя, но бросить войска в такую даль правительство не решилось. Так бы и сидел Чжичжи в своей крепости, если бы не цепь случайностей, которая превратилась в закономерность. Некий одаренный и образованный китайский чиновник Чэнь Тан за что-то попал в тюрьму. Он просил заменить ему заключение службой на границе, что тогда практиковалось, и был направлен в Западный край в должности младшего офицера. Там ему не понравилось, и он решил во что бы то ни стало добиться реабилитации. Средством для осуществления своей цели он избрал Чжичжи, решив его головой купить себе право на свободную жизнь. Так как наместник Западного края не поддался на увещевания опального офицера организовать поход на запад, Чэнь Тан, воспользовавшись болезнью наместника, подделал приказ и собрал солидное войско из китайцев и местных жителей. Наместник, увидев это, велел распустить солдат, но Чэнь Тан, выхватив меч, потребовал ему не мешать. Тогда испуганный наместник сам присоединился к армии. Чтобы облегчить продвижение, Чэнь Тан прошел через дружественную территорию усуней. Только вступив в Чуйскую долину, он столкнулся к кангюйской конницей. В результате внезапного нападения кангюйцы захватили обоз китайской армии. Чэнь Тан настиг их, разбил и отобрал добычу. Но так как победа над кангюйцами китайцам была не нужна, то они не продолжали военных действия, а, пустив в ход дипломатию, привлекли на свою сторону противников хуннского шаньюя, очевидно, сородичей изрубленных хуннами кангюйских вельмож. Это дало возможность китайской армии совершить марш без всяких помех до Таласской долины.
Хуннский шаньюй не был застигнут врасплох. Не имея возможности отступить, он даже попытался начать переговоры, но был поставлен перед выбором: сдаваться или драться. Чжичжи отказался идти в Китай в цепях, и осада началась. Сначала хунны и их союзники попробовали отбросить врага от стен крепости, на башне которой развевалось пятицветное знамя. Двое ворот прикрывали пехотинцы, построенные "подобно рыбьей чешуе". По-видимому, это были римляне. Но китайцы, пустив в ход свои тугие самострелы, загнали противника в крепость. Град стрел парализовал защитников стен и башен. Сам Чжичжи был ранен стрелой в нос и вынужден был удалиться во дворец. Его отсутствие вызвало панику: первыми потеряли присутствие духа кангюйцы, последними - хуннские женщины, сражавшиеся на стенах.
Чтобы овладеть подступами к крепости, т.е. двойным частоколом, китайцы натаскали хворосту и подожгли его. Деревянные столбы загорелись, и оборона этой линии стала невозможной. Попытки защитников крепости стрельбой остановить наступление врага были безуспешны. Град стрел арбалетчиков, неуязвимых для хуннских лучников из-за дальности расстояния, решил судьбу битвы. После полуночи хунны покинули палисады и ушли за земляной вал. Тем временем китайцы успели покрыть гатью ров и подготовиться к штурму. Ночью кангюйская конница пыталась напасть с тыла на китайский лагерь, но была отогнана арбалетчиками. Также была отбита вылазка из крепости. В предутреннем тумане под звон цимбал и бой барабанов китайцы пошли на приступ одновременно со всех сторон. Им удалось прорваться внутрь вала, но хунны не сдавались, пока не загорелся дворец шаньюя. Сквозь дым и пламя китайские ратники ворвались во дворец, где лежал раненый шаньюй; ему отрубили голову, и только после этого оставшиеся защитники крепости сложили оружие.
Спартак
Бунт начался спонтанно на кухне: гладиаторы вооружились большими кухонными ножами и вертелами, начали пробиваться сквозь охрану. Освободившиеся обосновались на вершине Везувия, верховодили Спартак и двое галлов, Эномай и Крикс. Из Капуи вызвали две когорты, они встали лагерем под горой. Спартаковцы, спустилась по отвесной стене Везувия по сплетённым диким виноградным лозам и разбили когорты.
Все посланные войска Спартак разбил, сформировав армию по римскому образцу, число спартаковцев возросло до десятков тысяч, они брали города и разбивали посланные против них легионы. Римляне, по словам Орозия, «оказались охвачены не меньшим страхом, чем когда они дрожали, крича, что Ганнибал у ворот». В спартакову войну вступил Красс, жаждущий воинской славы, он вложил огромные деньги в армию, дал в долг Республики, провёл децимацию (казнь каждого десятого сбежавшего с поля боя) и восстановил боеспособность легионов.
Спартак двинулся на юг Италии, к Сицилии думая перезимовать и набрать пополнение из рабов. Красс перегородил ему путь 30-километровым рвом и стеной, отрезав путь на Север. В конце зимы 72—71 годов до н. э. во время сильной снежной бури, армия Спартака ночью засыпала часть рва ветками и трупами и преодолела римские укрепления. Армия Спартака начала раскалываться по племенному принципу, галлы и германцы встали отдельным лагерем. Лагерь Спартака атаковало 6000 легионеров, а сам Красс ночью атаковал лагерь галлов и германцев. Спартак решил пробиться к Крассу, римляне отсекли их от основных сил, Спартака ранили, затем он погиб, тело было настолько изрублено, что опознать не удалось.
Спартакова война продолжалась: об отрядах в Бруттии в 70 году до н. э. сообщает в одной из своих речей Цицерон; в 62 году они смогли занять город Фурии, но вскоре были разбиты Гаем Октавием, отцом Октавиана Августа. Крассу пришлось приложить немало усилий, чтобы ему разрешили надеть во время овации вместо миртового венка более почётный лавровый.
