Спустя несколько лет район стал местом обитания криминала, а в последствии, после войны банд, район подгребла под свой контроль достаточно агрессивная группировка, состоящая из людей преимущественно молодого возраста. Всех их объединил бывший военный офицер со съехавшей набекрень крышей и по этой причине гордо носящий имя Гамлет. Подчиненные были ему под стать, готовые на любую жестокость, и не боялись пустить кровь тем, кто, по их мнению, этого заслуживал. Строительный мусор уже перестали завозить на отгороженную территорию, а со временем прекратились любые официальные контакты района с остальным городом. Во избежание сложностей администрация и федеральная власть построили буферную зону, охранять которую поставили Дружину, новое небольшое ведомство, созданное специально для контроля этой зоны.
Все, кто мог уехать из этого неспокойного района, давно уехали. Те, кто остались, официально или негласно признавали Гамлета за главного. Пусть сама группировка де-юре занимала малую часть брошеного района, её власть де-факто накрывала его территории. Органы правопорядка с момента возведения стены предпочитали не совать свой нос в эти каменные джунгли, что способствовало резкому росту организованной преступности. Наркотики на любой вкус и кошелек, уличная проституция и элитный эскорт по вызову, всевозможное оружие и боеприпасы, заказные убийства, торговля органами, рабство - все это со страшной силой привлекало покупателей вышеперечисленных товаров и услуг. Надо отдать должное Гамлету, он держал район в кулаке, несмотря на его в общем-то немалые размеры, как никак четверть города. Гамлет не давал распоясаться местным обитателям, чтобы, не дай бог, не привлечь излишнее внимание города и Комитету не пришло в голову раз и навсегда превратить район в безжизненную пустыню. Ресурсы для этого у власти могли найтись, буде такое желание возникнет. В общем, беспредел как таковой отсутствовал.
Группировка дала название району, теперь он назывался Виллидж, активно собирала дань с постоянных обитателей. Так же активно привлекали к работе агентов – бывших заключенных, наркоманов, бомжей, всех тех, которые при наличии бесконечного свободного времени был готов за бутылку пойла или косяк с травой выполнять небольшие поручения: передать посылку или послание, шпионить за соседями, тыкнуть кого-нибудь в бок ножом и так далее.
И вот мне нужно попасть в этот самый Виллидж. Даже при наличии печати-пропуска на тыльной стороне запястья, сделанной смываемым маркером, я весьма рисковал своей шкурой. Печать давала право на пребывание в районе в пределах одного светового дня, но не давало гарантий на сохранность имущества гостя. Хоть и был указ не трогать имущество уважаемых гостей, подчиненные Гамлета изредка занимались изъятием ценностей. Естественно, жаловаться было бесполезно, наказаний для своих у Гамлета за подобные нарушения предусмотрено было очень немного.
Я вздохнул и пошел быстрым шагом вперед, настраиваясь на предстоящее прохождение Лабиринта — изобретение Гамлета, служившее неким громоотводом для контролируемого сброса накапливающейся людской агрессии, типа Колизея в Древнем Риме.
Лабиринтом называли развлечение для местных обитателей, по своей сути это был гостевой путь в нужную точку по территории Виллиджа, проходящую через здания, по кучам мусора. Маршрут лабиринта был весьма долог, извилист и постоянно менялся. И тут есть один ключевой момент, ради чего Лабиринт существовал. Сойти с Лабиринта было нельзя. Точнее, можно было, но такое право давалось только один раз, при повторном нарушении гостевые печати автоматически отменялись и разрешалась охота на нарушившего правила гостя. Местные обитатели к моменту прохождения Лабиринта гостем собирались в большом количестве, при этом активно провоцируя на неверные шаги и заставляя ошибаться. Если гость ошибался при прохождении Лабиринта, его отводили в одно из зданий, служивших некими чек-поинтами, по пути избивали, разоружали и, если не было запрета, изымали все ценности. Затем оставляли только верхнюю одежду без обуви и давали фору 10 минут. Через полчаса в дело включались Охотники, которые действовали по отработанному сценарию: загоняли дичь, ловили, связывали, иногда пытали на предмет ценностей, если таковые имелись у жертвы, и затем примерно раз в несколько месяцев показательно вешали на границе с городом. Но иногда вместо Охоты гостя просто-напросто разбирали на органы. Очень редко гостю, потерявшему статус, удавалось сбежать до того, как его отводили к точке начала охоты. Но и тогда его участь висела на волоске, ведь подключались агенты, свободно передвигающиеся по мирной территории города. Власти, напомню, не трогали тех, кто не нарушал мир и покой мирных районов... Но нарушивший правила прохождения Лабиринта был обречен.
А если учесть, что, по слухам, Лабиринта не было уже больше месяца, можно представить, как местные жители соскучились по зрелищам. Тем более Гамлет доплачивал тем, кто спровоцировал и заметил нарушение условий прохождения. Учитывая перманентную нищету большинства обитателей, прибыток им был ох как нужен.
Я должен попасть именно в обиталище Гамлета. Связные Гамлета объяснили, как найти дом с Лабиринтом, который и приведёт туда, куда мне нужно, и пожелали удачи. И вот, наконец, я у нужного мне дома.
Меня встретили у входа недостроенной пятиэтажки, некоторые окна которой были завешены кусками полупрозрачного полиэтилена, сероватого от пыли и времени. Встречающий меня пацан, на вид которому никак не дать больше двенадцати лет, призывно махнул рукой, привлекая мое внимание, и указал на ярко-синюю метку на полу, сделанную баллончиком краски. Затем важно порекомендовал придерживаться меток, иначе…
Я огляделся для начала. Затем, осторожно шагая из-за мусора, которого на ступенях было какое-то неимоверное количество, поднялся по лестнице на третий этаж. Зашел, следуя синим меткам, в квартиру без дверей, прошёл в комнату и приблизился к зияющему на месте окна неровному проему. Где и увидел, что метки ведут дальше вперёд в пролом. Снаружи проём закрывал полиэтилен, непрозрачный от застарелой грязи. Разруха – вот точное описание всего того, что я видел здесь.
Огляделся. Со мной никого, только где-то рядом в соседнем помещении слышится возня и невнятное бормотание.
Я аккуратно отодвинул край пленки и выглянул в пролом, где увидел снаружи старые строительные леса, уходившие влево.
Перелез бывший подоконник, стараясь, чтобы грязный полиэтилен не касался моей одежды, осторожно ступил на леса, держась за стену здания. Доски вроде держат. Шаг, другой. Да, в порядке, можно идти. И неспеша пошагал по лесам, ориентируясь по редким меткам под ногами и касаясь пальцами стены слева для уверенности. На лесах были и другие метки, старые, разноцветные, поэтому нужно быть крайне внимательным, чтобы не шагнуть не в том направлении.
Леса поднимались плавно вверх на следующий этаж, затем свернули налево за угол дома, и за краем стены я попал на расширение-площадку полтора на полтора метра, от которой леса расходились двумя линиями: одна строго прямо вдоль стены, не меняя высоты, а другая уходила правее и круто устремлялась вниз, как дорожные полосы на транспортной развязке. Я упустил из внимания очередную метку и по инерции сделал несколько шагов прямо. Сразу же сверху раздался предупредительный короткий свист. Я вскинул голову и увидел молодого пацана в грязной оранжевой футболке, выглядывающего из окна верхнего этажа. Он ухмыльнулся мне и погрозил пальцем.
И тут же совсем рядом зашуршала грязная плёнка.
— А ты кто, ласковый мой? – просипел из оконного проема тихий вкрадчивый голос. Я повернулся на голос, но никого не увидел из-за полиэтилена, изнутри закрывающего оконный проем с ржавой решеткой и относительно целой, но очень старой деревянной рамой без стекол.
И тут я совершил оплошность. Отвлёкшись на адресованный ко мне вопрос, я сделал еще пару шагов дальше, слишком поздно заметив очередную синюю метку на лесах, ведущих вниз. Снова свист, уже пронзительный, в свисток с переливами. Я шагнул назад, но было уже поздно. Ну твою мать! Внутри груди словно разлили жидкий азот. Ну как же так, мать твою!
— Пацаны, ради бога, не увидел метку, тут они редко отмечены! — пытаясь оправдать свою ошибку, крикнул я пацану сверху и почувствовал, как волна адреналинового жара рванула вверх через сердце. Вот влип, орлиный глаз, три раза ять!
— Ну-ка, иди сюда, мой хороший, — снова раздался тихий голос. Полиэтилен колыхнулся в сторону, открывая говорящего, и на меня уставилась немолодая, лет за шестьдесят, абсолютно лысая женщина, даже брови и ресницы отсутствовали. Её пронзительно голубые глаза со зрачками-точками отстраненно и как бы задумчиво смотрели на меня в упор.
— Постой, мой хороший, постой, — в спешке просипела женщина, через решетку вытянула руку в мою сторону и цепко схватила меня за рукав куртки. — Не бойся, мой хороший. Тихо, тихо.
Освободиться от захвата я не успел. Впереди из дальнего оконного проема выскочили на строительные леса один за другим трое парней в камуфляже. Крепкие, невысокие, двигающиеся расслабленно, экономно. Выражение лиц было таким же безмятежным, как и у всех обитателей в этих домах. Троица подошла, шедший первым схватил меня за плечо, больно сжав бицепс. Женщина с другой стороны продолжала цепко держать мой рукав. Второй парень достал простенький сотовый, набрал номер и, отвернувшись, сказал неразборчиво несколько слов. Затем спрятал телефон в карман и молча уставился на меня.
Бежать я не смел, помятуя о судьбах тех, кто пытался это сделать. Да и куда? Прыгать с высоты четвертого этажа?
Ждали недолго. Сзади, откуда я пришёл, послышались шаги, отрезая мне путь к возможному побегу. Я обернулся, выругался про себя. К нам подходил сам Гамлет. Высокий, тощий, с косматой шевелюрой и бородкой-эспаньолкой, делающей его похожим на Дон Кихота из какого-то старого фильма. Его камуфляжный костюм был почти белый от почтенного возраста. Очки в тонкой золотой оправе дисгармонировали с остальным обликом Гамлета, но того, похоже, это никак не беспокоило.
— О, уважаемый гость пожаловал! — протянул Гамлет, остановился в двух шагах от меня и уставился мне в глаза сверху вниз. От его взгляда мне стало не по себе. — А мы гостей любим и уважаем. Отпусти его, Валидол.
Удерживающий меня парень разжал пальцы. Женщина продолжала держать меня через решетку.
— Отпусти нашего гостя. — ласковым тоном произнёс Гамлет, обращаясь к женщине.
Захват ослаб, а затем женщина и вовсе убрала руку.
Краем глаза я увидел, как Гамлет коротко кивнул, и тут же невероятная острая боль пронзила меня сзади в области почек.
— Лицо не трогаем! — крикнул Гамлет. — Ничего не ломаем!
Мигом позже мир дернулся, в момент затуманился и поплыл, стена наклонилась, всё вокруг закружилось. В мозг вонзилась раскаленная кочерга, звуки пропали, мысли пропали, только боль осталась, приходила рывками, словно вонзали раскаленный прут в разные части тела.
Сквозь ватный туман я услышал:
Новая боль перестала разрывать меня на части. Но и той, что оставалась в моем теле, было более чем достаточно. Спустя какое-то время я увидел доски лесов прямо перед лицом. В голове самую малость прояснилось, и я ощутил себя стоящим на коленях, наклонившимся вперед, закрывающим руками голову, бока. Голова раскалывалась на куски и гудела, как колокол, мысли путались, было больно даже думать. Как же мне было хреново…
Снова раздался голос Гамлета:
— Валидол, Сипа, поднимите его!
Меня грубо подхватили под руки с обеих сторон и больно дернули вверх, поднимая на ноги. Я охнул от боли в груди и поторопился встать, чтобы уменьшить боль. Потом провел языком по зубам, губы были целы, несмотря на вкус крови во рту. Похоже, ребрам досталось, как бы не окочуриться раньше времени от воздействия на мой организм. Эти ребятки, как мне показалось, могут и не такое.
— Ну, рассказывай, зачем пришел? — Гамлет подошел ко мне почти вплотную и тыльной стороной ладони ударил меня снизу вверх по подбородку, заставляя поднять голову и смотреть на него. От него пахло чистой одеждой и каким-то хвойным парфюмом. Модник, блин, трахать его в рот.
Я с трудом сделал вдох, ребра отозвались резкой болью, и сплюнул красную от крови слюну в сторону.
Сзади в спину больно ткнули чем-то твердым.
Я посмотрел на Гамлета. Он шагнул назад и с веселой улыбкой разглядывал меня.
— Я… кхе… договориться хотел, — через боль в груди просипел я, — насчёт выкупа.
— Выкуп? — Гамлет удивленно поднял брови. — Какой выкуп?
— За буха твоего. — Я зажмурился на секунду от пульсирующей боли во всем теле. Хотелось сесть, а лучше лечь, но… Крепкие руки парней твердо держали меня на ногах, не давая упасть вниз.
— Бух? — Гамлет удивился еще больше. — Ты чего, родной, какой выкуп, какой бух?
— Договаривались же, Гамлет, — добавил я, поморщившись от боли. — С тобой лично. Я сам говорил с тобой.
Парень, стоявший за моей спиной, сказал тихо:
— Это, наверное, та баба, которая склад пересчитывала.
На лице Гамлета мелькнуло раздражение, видимо, слова парня сломали ему какую-то игру. Он оскалился и бросил взгляд на говорившего, выражая крайнее неудовольствие проявленной инициативой. Посмотрел недолго на инициативного и снова вперил в меня взгляд ледяных глаз. Я с некоторым содроганием увидел в них холод вселенной, полной безумия. Внезапно он широко оскалился и громко заржал. Парни, держащие меня, захмыкали.
Гамлет внезапно прервал смех.
— Так ее нет у меня, родной, — тоном, которым обращаются к любимому ребенку, произнес Гамлет. — Мы ее отправили в этот…— Гамлет защелкал пальцами, силясь вспомнить. — Сипа, куда ты её отвез?
Парень слева от меня хрипло произнес:
— Гамлет, ну мы же её в этот, как он там, элеватор отвезли. В элеватор?
— Хератор, — подал голос парень справа. — В библиотеку мы ее отправили.
— Ну вот видишь, да? — глумливо воскликнул Гамлет, обращаясь ко мне. — Мы её в библиотеку определили! Образование получать!
И потом абсолютно нормальным голосом приказал:
— Давайте его вниз, пора охоту начинать, девочки уже на низком старте.
И повернулся назад, готовый уйти.
— Гамлет, а бабло? Давай ща снимем, — вскинулся Сипа.
Гамлет вздохнул и повернулся к говорившему, выдержал паузу и произнес:
— Ну что ты момент такой портишь, а? Мало плачу?
Сипу сделал неопределенный жест рукой и приложил ладонь к груди в качестве извинения.
Гамлет хмыкнул, поднял указательный палец, выжидая. Сипа сказал:
— Я понял. Не повторится.
Гамлет круто развернулся на месте и зашагал прочь, бросив:
Опростоволосившийся ранее парень, стоявший за мной, обогнул нас и побежал вприпрыжку позади Гамлета.
Затем они исчезли за углом дома — длинный и прямой Гамлет и семенящий за ним на полусогнутых ногах Звонок, втянувший в плечи голову. Похоже, у Звонка в жизни наступила черная полоса, отзвенел Звонок. Ну, мне не жалко. Чем меньше их, тем лучше нам.
Меня повели вниз. Только в этот раз не по лесам снаружи здания, а сначала заставили влезть в ближайший оконный проем, и затем по грязной лестнице мы продолжили движение.
На лестничной площадке второго этажа с зияющими провалами вместо дверей конвоиры снова избили меня. Но в этот раз били не сильно, избиение было для профилактики недопущения неправильных мыслей. Я старательно делал вид, что боль сильная, и сгибался в три погибели. Удары приходились по бокам, животу, пару раз мне врезали по бедрам, намереваясь отбить конечности, но я успевал чуть повернуть ногу для снижения последствий. Потом все вместе мы снова пошли вниз. Еще пока шли по лестнице, я чувствовал, что боль болью, но ребра вроде как целы, дышать становилось легче, я незаметно сделал глубокий вдох. Да, больно, но дышу уже почти свободно. А боль, что боль? Тренер нас гонял так, что теоретически мы могли справиться с любой болью, как минимум усилием воли уменьшить её величину. Это иногда очень помогало по жизни. Если останусь жив, разыщу старого пердуна и вручу бутылку лучшего коньяка, который смогу найти.
Как только дошли до первого этажа, на лестничной площадке нас встретил Гамлет, отозвал парней в сторону, шепотом что-то сказал им и вышел из подъезда.
Я тяжело опустился на пол, где стоял. Парни сочувственно смотрели на меня.
— Охота теперь? — спросил я их.
— Ну… — Сиплый Сипа прочистил горло и продолжил: — Щас придет кладовщик, разберется с тобой и эта, ты потом будешь бегать по району, пока не поймают. Тока потом тебя кладовщику отдадут, он попросил. Щас его ждем. Он типа тебя посмотреть хочет. Потом побегаешь, типа как всегда. Ну блин, чел. Давай, не беси меня, подъем, пошли в номер.
Мы вышли из подъезда, прошли немного, миновав два дома, свернули куда-то и зашли в подъезд с — ого! — железной дверью. На первом этаже я снова увидел целую дверь. Сипа достал ключи и открыл замок. Затем распахнул дверь наружу и шагнул в сторону, пропуская нас внутрь бывшей квартиры. В тесное помещение прихожей мы зашли, толкаясь боками, конвоиры не хотели отпускать далеко от себя мою битую персону. Затем Сипа уже другим ключом открыл еще одну дверь, распахнул внутрь, и мы зашли в пустую просторную комнату всё с тем же неровным проёмом вместо окна. Я снова уселся на пол. Сипа достал телефон, потыкал в кнопки и спрятал его обратно.
Спустя пару минут в открытую дверь вошел крупный и очень толстый мужик в короткой черной кожаной куртке и черной бандане. Черные джинсы и черные тяжелые ботинки-говнодавы дополняли высокий стиль вошедшего. Глаза, выпученные, как у больного базедовой болезнью, придавали толстяку бешеное выражение лица. А еще от него сильно несло тухлятиной, будто за пазухой у него был спрятан кусок гнилого мяса. И хорошо так несло. Жрет он её, что ли?
Конвоиры тоже поморщились и шагнули в стороны от вошедшего. Тот посмотрел на меня и медленно проговорил:
— Комплект? — голос у мужика оказался густым и низким, как гудок парохода. — Неплохо, да, неплохо. Подождите, парнята, снаружи, пока мы с комплектом порешаем наши тайные делишки. Да не бойтесь, не сдриснет.
Два парня с видимым облегчением выскочили в дверь и захлопнули ее за собой.
Мужик повернулся ко мне. Я тяжело встал на ноги, предчувствуя сюрпризы от толстяка. Боль понемногу уходила. Я быстро огляделся, прикидывая дистанцию до стен, двери, проёма. Сзади стена, дверь слева, окно, точнее проем, справа. Плохо, что дверь открывается внутрь, это может стоить мне нескольких драгоценных мгновений, ну да ладно, будем по ситуации смотреть.
Мужик тем временем достал из кармана моток толстой витой веревки и растянул ее между вытянутыми в стороны руками. Слюняво улыбнулся растрескавшимися толстыми губами и пошел на меня, буравя своими буркалами. Я не стал ждать, пока он подойдет, и коротко рванул влево, в сторону двери, проверяя реакцию толстяка. Толстяк удивительно резво для своей комплекции дернулся мне на перехват, тут же остановился, увидев, что я замер, довольно хохотнул басом и прогудел:
— Ага, все бегут в дверь, ага. А мы, смотри-ка, вот так, хоп!
Я не стал ждать, что там следует за «хоп!», резко сдал назад и прыгнул к проему. Но толстяк оказался не так прост. Выпустив из одной руки конец веревки, он резко дернул другой рукой в мою сторону, и веревка, подобно хлысту, больно саданула мне по шее. Я чудом успел увернуться, иначе веревка обвила бы шею и на этом мои забеги прекратились.
Оступившись, я потерял равновесие, и мужик этим моментально воспользовался. Протянул ко мне свободную руку, каким-то неуловимо быстрым движением ухватил меня за рукав и дернул к себе. Другой рукой он набросил мне веревку на шею, сделал два витка и затянул, разведя руки с зажатыми в них концами веревки. Я дернулся, но тщетно, веревка надежно удерживали меня от попыток вырваться. Мужик выждал некоторое время, наблюдая за моими попытками освободиться от затягивающейся на шее верёвки. Затем резко дернул меня к себе, ударил мне в лицо своим лбом, перехватил в одну руку два конца веревки и освободившейся рукой ударил меня наотмашь по лицу. Я поплыл. Удар был что надо. Резкий, тяжелый. Удар бойца. Я хоть и остался стоять на ногах, но бежать прочь уже не мог. В голове был туман, стены норовили завалиться куда-то вбок, а пол кренился, как палуба корабля в шторм. Кровь из лопнувшей брови заливала левый глаз. Вонь от толстяка ощутимо врезалась мне в нос. Хотелось блевануть.
Свободной рукой толстяк сбросил бандану, обнажив бугристую лысину, неспеша расстегнул куртку, его рот был открыт, глаза блестели. Я понимал, что всё, не удрать, и вместе с охватившим меня страхом начала просыпаться злость. На себя, на Гамлета, на толстяка, на весь этот грёбаный мир.
Внезапно я услышал, как открылась дверь и услышал голос одного из конвоиров.
— Кладовщик! — позвал тот.
Толстяк рыкнул раздраженно и резко повернулся к двери, полы его куртки взметнулись в стороны, под курткой сверкнул ярко-красный ремень на джинсах.
— Ну что?!! — заорал он заглянувшему. — Что опять?!! Свали отсюда, сам выйду!!!
Парень в двери застыл, пытаясь что-то сказать, толстяк в раздражении зарычал, грузно шагнул к двери и дернул к себе веревку, обвитую вокруг моей шеи. Грохнула закрытая в спешке дверь.
Но я уже увидел, что мне нужно. Такие шансы выпадают один на миллион. Раз уж я смертник, хуже точно не будет.
Следуя траектории рывка, я приблизился к толстяку, пока он стоял лицом к двери, и одной рукой схватил нож, висевший у того на поясе в ножнах, а другой — рукоятку большого пистолета, торчавшего из-за ремня на толстом боку. Авось, что-то смогу забрать, в спешке ведь можно и промахнуться.
Удалось выхватить и то, и другое, в одно движение. Кладовщик моментально среагировал, крутанулся с такой прытью, что я мгновенно пришел в ужас. И я сделал самое простое, что мог и что успевал. Просто начал быстро ножом и пистолетом тыкать в толстые бедра Кладовщика, в живот, снова в бедра. Кладовщик зашипел от боли и попытался перехватить мои руки, но я кое-как уворачивался. Он схватил меня за локти, блокируя мои движения, я тут же уколол его острием ножа снизу в руку. Куртка Кладовщика оказалось прочной, нож не проткнул кожаный рукав. Он смотрел на меня выпученными от ярости глазами и не двигался. Мы оказались в патовой ситуации. Кладовщик держал мои руки, не давая мне работать ножом и пистолетом. Но и сам он ничего сделать не мог. Его круглый живот и толстые бёдра окрасились темной кровью. Толстяк натужно и хрипло дышал, с ненавистью уставившись на меня, и не предпринимал никаких действий.
Я ударил его ногой в пах, но это не возымело никакого эффекта. Еще раз ударил — и снова впустую. Снова пауза, снова каждый из нас судорожно думал, что делать.
Кладовщик выпустил мои руки и схватил меня за горло холодными липкими пальцами, сдавливая мою шею, как гидравлическими тисками. Я успел сделать короткий вдох и со всей силы прижал подбородок вниз, к груди, минимизируя давление на свое горло. Потом быстро-быстро заработал освободившимися руками. Пистолет только щелкал, когда я в тычке случайно нажимал тугой спуск, а вот нож как-то очень легко проникал в тело, правда, я и старался бить в самую мякоть, в обход костей. Знал, если нож застрянет, это будет конец.
Кладовщик был страшен в своем стремлении задушить меня. Он уже понял, что умирает, и спешил успеть задушить меня, сломать гортань, раздавить связки. Пол заливало его кровью, но он стоял, утробно рычал и душил меня толстыми пальцами-тисками. В ушах шумело. Я начал задыхаться.
Держался я из последних сил, тыкая ножом со всей дури куда придется. Кладовщик наклонился вперед, уводя толстые ноги-колонны из-под моих ударов. Шла борьба, кто быстрее. Мне мешала дистанция, он не мог толком сжать пальцы, вынужденный отстраняться от ножа, и держал меня за горло вытянутыми руками.
Почувствовал, что начинаю слабеть, вспомнил про пистолет в руке. Выпустил нож из руки, схватился за пистолет. Нащупал большим пальцем предохранитель, на ощупь передвинул флажок. С трудом взвёл скользкий от крови затвор и ослабевающими пальцами выжал спусковой крючок, прижав пистолет к необъятному пузу. Грохнуло, запахло порохом, Кладовщик дернулся и зарычал еще громче, пальцы сильнее сжали мое горло.
В голове били барабаны, красная пелена стояла перед глазами. Я не видел ничего, кроме пола и ног Кладовщика.
Дверь открылась, и кто-то что-то крикнул.
Почти наугад, не особо ориентируясь, где верх, где низ, на одной мышечной памяти поднял опустившийся было ствол к животу толстяка и еще раз нажал на спусковой крючок, стараясь не уронить пистолет и призывая всех богов на помощь. Пистолет становился тяжелее с каждой секундой, а спуск казался невероятно тугим. Снова очень громкий выстрел — и хватка тисков на моей шее ослабла. Я с хрипом сделал вдох, потом еще один. Кладовщик очень медленно кренился в сторону, его пальцы цеплялись за воротник моей куртки. Лицо его выражало адскую боль, ненависть, страх, на губах розовая пена. Я снова поднял тяжелый пистолет и упёр ствол выше, куда-то в грудь Кладовщику. Казалось, я выжимал спусковой крючок целую вечность.
По ушам грубо ударил оглушительный звук выстрела, в глаза брызнуло кровью Кладовщика. Я оттолкнулся от толстяка и быстрым суетливым движением протер рукавом лицо в страхе, что кровь Кладовщика выжжет мне роговицу, и я ослепну.
Вспомнил про дверь, но та снова была закрыта. Сейчас набегут на выстрелы — и мне конец. Счет пошел на секунды.