Порой можно оказаться в таком положении дел, при котором обычная ситуация не выглядит обычной. И это как раз наш случай. Мы вроде все люди и худо-бедно умеем общаться, но почему-то говоря: «Нет», далеко не всегда имеем ввиду это самое «Нет» и даже не всегда подразумеваем: «Да». Так как же быть? Как взаимодействовать, как элементарно находить общий язык и пытаться приходить к какому-то общему мнению? Давайте посмотрим, как Василию удалось решить этот вопрос.

...

Пьеса: Вася Душный!

Комедия. Два действия.  Пьеса на 3-5 человек.

Ограничение 16+

(Может быть поставлена как одноактная).

Действующие лица

Василий

Калерия

Агата

Инесса

Ирма

*Все действия можно реализовать в одном помещении, без трудностей по смене декораций. Возможна постановка силами трёх актёров. В конце пьесы дано пояснение.

Действие 1

Сцена 1

Слышны нервные крики.

Женский голос. Ты ещё здесь?

Василий. Да, я очень настойчивый и не привык отступать перед трудностями.

Женский голос. Замечательно, тогда я сейчас эти трудности тебе создам. Трудность, это можно сказать – моё второе имя!

Василий. Ай!

Женский голос. Ещё трудностей?

Василий. Ай! Ай!

Женский голос. Ещё?

Василий. Перестань, слышишь? Ай? Хватит, что ты делаешь?

Женский голос. То, что ты любишь. Трудности создаю.

Василий. Это не трудности, а тяжкие телесные! Это, между прочим, статья!

Женский голос. Выметайся отсюда, сказано тебе!

Василий. Так, давай с тобой сейчас вместе успокоимся. Вдох – выход. Вот так. Ещё разок. Вдох – выдох. Хорошо. Я всё понимаю, первый блин комом. Но, может быть, с первого раза ты просто меня не разглядела? Дай мне второй шанс, я тебе понравлюсь. Ай!

Женский голос. Выметайся!

Василий. Ай!

Вылетает один мужской ботинок.

Василий. Дура, что ли? Зачем в окно? А если там кто-то есть?

Женский голос. Сейчас вслед за ботинком вылетишь! Последний раз говорю, или по своей воле на выход через дверь, или…

Василий. Всё ладно. Я понял. Мы слишком разные, мы не подходим друг другу…

Женский голос. Да вали уже!

Василий. И всё-таки на прощание хочу тебе рассказать одну поучительную историю! Ай! Ай!

Вываливается Василий и падает на пол. Один ботинок на нём, второй он не сразу находит. Обувает.

Василий. Не дала рассказать, зараза. А история и правда поучительная.

Мимо проходит женщина в платке и тёмных очках.

Василий. Уважаемая? Подождите минуточку. Вы сильно торопитесь? Хотите я вам историю одну расскажу?

Женщина уходит, не обратив практически никакого внимания на сомнительного мужчину.

Василий. Угу… Всё понятно. Мы все прям куда деваться такие из себя, нам простого вот этого земного обычного не надо, нам подавай шейхов да миллионеров. Сынков нефтяных магнатов, бизнесменов, депутатов. Все нос воротят. Не все сразу, но по итогу определённо все. А если я не из этих, которые те, а из простых, обычных. Так и что мне теперь? Ничего? Я мужик! Обычный нормальный мужик. Не пью! Практически. Не курю! Практически. Матом… Могу не разговаривать… Наверное. А чтобы женщину ударить, это мне вообще и в голову не придёт! Меня женщины били, такое случается… Периодически. А я их нет. Ну чем не жених, скажите мне на милость?

Не по фасону одет? Да, фраков не ношу. Штанишки, свитерок… Их если постирать, то, в общем и целом, очень даже ничего будут смотреться. Да они новые почти, лет пятнадцать всего ношу. Двадцать максимум. Но я ношу аккуратно. Опять же плюс! Да? Вот смотрите!

Загибает палец.

Василий. Аккуратен! Как следствие – бережлив, что тоже никак не минус. (Загибает второй). Иные вон, шмотки только и меняют. Знаете сколько денег отлетает? О-го. Будь здоров. А со мной этих проблем нет. Как в школе родители вещи купили, так до сих пор это моя основная часть гардероба. Ну разок, может, ещё два приоденусь и до гробовой доски хватит. Сказка же? Мечта! Так, что ещё во мне хорошего… Да во мне практически нет недостатков. Ко всему я ещё и умён! (Загибает третий палец). Да-а-а. Вне всяких сомнений. Знаю, где какие скидки в каких магазинах, какие товары по акции, где что брать можно, а куда лучше не заходить. Иные хватают всё подряд втридорога, а потом выбрасывают половину. Ну разве не глупость? А я не такой, я прошаренный! За мировыми событиями слежу, знаю, что творится в Уганде. Вот вы знаете? Кто там сейчас всем заправляет? А-а-а! А я знаю. Но вам не скажу. Зачем мне конкуренты.

Вот, кстати, ещё один плюс – я неповторимый! Единственный в своём роде! Уникальный! (Загибает четвёртый палец). И это только навскидку. А если пораскинуть, поискать подольше, то никаких пальцев на руках и ногах не хватит перечислить все мои положительности.

Да. Кстати, о положительности. Вот с этим как раз дело обстоит не очень. Положить меня никто рядом с собой не хочет. А всё почему? А я вам скажу. Измельчали женщины. Да. С умными образованными, всесторонне развитыми личностями они не могут общаться. Конечно, а как же? Они же все сплошь в смартфоны пальчиками тыкают, видюшечки, статейки листают, да что там ещё есть? Такое всякое. Если музыка, то два притопа, три прихлопа. Если что-то читают, то только любовные романы. Да и это в прошлом, сейчас уже никто ничего не читает, кроме статусов. Деградировали, одним словом. Они – женщины. Мы нет. А нам когда деградировать? У нас работа, заботы, хлопоты.

Ах… Суетишься - суетишься… И никто не оценит, никто не приютит, не приголубит, к щёчке не прижмёт и рядом не положит…

Достаёт из кармана список, разворачивает.

Василий. Так, значится. Марьяна – вычёркиваем. Не дала даже историю рассказать, зараза. Чёрт с ней.  Дальше кто? Алина – не отвечает на звонки уже вторую неделю. Тоже вычёркиваем, судя по всему - ничего там не обломится. Это кто у нас? Таня… Или Тоня? Да нет, Таня.  Что за Таня? А, Таня! Ну Таня, там… Та-ра-та-там. Нда,с…

Вздыхает. Вычёркивает.

Василий. Что мы тут имеем в сухом остатке? Вот. Калерия. Или Карелия? Нет, Карелия, это местность. Республика такая в составе России. О, видите, что знаю? Не соврал, умён чертовски. А это Калерия. Вроде как Лера, значит. Я с ней даже разок по телефону общался. Ничётакая.

Смотрит список.

Василий. Кто ещё остался? Так, это я вычеркнул, эта вычеркнула меня. Это у нас Агата. Но она какая-то мутная. Не, её на потом если что. Это тут у нас, значит, Инесса ещё есть. И Ирма. Всё?

Переворачивает листок с обратной стороны, он тоже весь в исчирканных именах.

Василий. Ага… Негусто. А и ладно, Калерия, так Калерия. Попробуем эту дамочку на вкус, что она такое есть и что у нас с ней там та-ра-рам…Пам-пам!

Уходит.

Конец первой Сцены. Всю пьесу на данной платформе целиком разместить не представляется возможным, поэтому полную версию можно прочесть на других площадках:

***

Контакты для согласований:

Почта автора Lakutin200@mail.ru

Автор в социальной сети вк https://vk.com/avtor_nikolay_lakutin

Все пьесы Николая Лакутина представлены для ознакомления на официальном сайте автора в разделе «Пьесы» https://lakutin-n.ru/piesy.html

В сообществе VK https://vk.com/club_lakutin_n

На портале «Проза» https://proza.ru/avtor/lakutinnv

Все персонажи и события вымышлены, любые совпадения случайны.

Действующие лица:
Антон Чехов – литератор.
Лев Толстой – литератор.

Сцена представляет собой кабинет Чехова. Письменный стол у стены завален непрочитанными письмами, уже прочитанные – на полу в живописной куче. У другой стены застеленный диван: простынь на нем скомкана, подушка валяется на полу. Два кресла стоят около стола, еще одно – у столика возле дивана. Cам столик завален штофами с водкой и наливками, здесь же закуски в живописном беспорядке. Чехов сидит на диване, в одной руке рюмка, в другой – распечатанное письмо. Он в халате, вид имеет взъерошенный: всколоченные волосы, отсутствующий взгляд, съехавшее набок пенсне (вниманию господ актеров: надо изобразить практически непьющего человека в состоянии двухдневного запоя).

Открывается дверь, входит Толстой.

Толстой (радостно). Антоша, друг мой, здравствуй. А я вот из Ясной Поляны прямиком к тебе сюрпризом. Пять дней шел. Тяжело идти, да легко думать. О, ишь ты, афоризм получился! Не забыть в какой-нибудь рассказ вставить (смеется). Да я вижу ты мне не рад? Случилось что?

Чехов (меланхолично). Рад, Лёвушка, ах как же я рад. Садись, поплачем вместе…

Они обнимаются, затем Толстой садится в кресло.

Толстой (быстро делает бутерброд с черной икрой, наливает рюмку, выпивает, закусывает, крякает от удовольствия и довольный откидывается в кресле). Тебе не наливаю. Тебе пока хватит. По какому случаю поминки?

Чехов (с отсутствующим взглядом покачивается на диване вперед-назад как маятник). Понимаешь, Лева, позавчера вышел мой рассказ «Анна на шее»…

Толстой (перебивает). А я, представь, уже прочел. Утром прохожу через Серпуховские ворота, слышу мальчишка-газетчик кричит: «Новый рассказ господина Чехова! Только в «Русских ведомостях!». Ну я и купил. Проглотил за пять минут! Голубчик, это же шедевр! Очень сильная вещь! (привстает с кресла и обнимает его). А что грустишь? Радоваться надо. Вон пока шел, видел, как вся Москва в «Русские ведомости» уткнулась. По сторонам не смотрят, чисто все как сомнабулы. А движение-то в Москве сумасшедшее какое! И еще извозчики эти, чистое наказание господне… А они все на ходу читают. Это же успех, Антоша!

Чехов (вздыхает). Да? А вот эти господа так не думают (кивает подбородком на письменный стол).

Толстой. Что там?

Чехов. А это как раз письма восторженных читателей. Из «Русских ведомостей» прислали. И еще приписку сделали: «Для учёта в работе». Язвы…

Толстой (заинтересованно). Разрешишь? (дожидается кивка Чехова, встает с кресла, забирает с письменного стола стопку писем, по пути обратно наливает себе рюмку, выпивает, закусывает тем, что под руку подвернулось, садится обратно и начинает читать).

Чехов с грустной усмешкой наблюдает, как с каждой прочитанной строчкой у Толстого все шире в изумлении приоткрывается рот.

Толстой (поднимает глаза на Чехова). Антоша, я, пожалуй, вслух почитаю. А то мне кажется, что я с ума схожу.

Чехов (начинает оживать и даже пытается улыбнуться). Читай, читай. Не всё ж мне одному такое счастье.

Толстой (декларирует) Дорогой Антон Павлович, вы, конечно, гений, но у меня совершенно нет времени читать ваши опусы. Двадцать страниц в наш стремительный XIX век – это просто неуважение к читателям! Однако очень любопытно узнать, кто такая эта Анна и почему она на шее. Жду от Вас два экстрактных абзаца по этому вопросу по адресу: Москва, Главпочтамт, ЛЛ, до востребования (изумленно смотрит на Чехова). Как же так? Человек не в состоянии прочитать двадцать страниц? Он слабоумный? Кто такой этот ЛЛ, черт возьми?!

Чехов (начинает улыбаться). Ну не знаю. Мнится мне, что это акроним. А там что угодно может быть. И Лодырь Лежачий, и Лентяй Лабазный.

Толстой (тоже улыбаясь). Ход мысли понял. И Лапотный Лоб, и Лахудра Ленивая. А приличного ничего про такого господина и в голову не приходит. Действительно, что с лодыря лежачего взять…

Оба смеются

Толстой (еще раз выпивает, закусывает и начинает уже откровенно веселиться). Ну, кто там у нас следующий? О, знаток русского языка тебе пишет. Некий господин Задрищенко сообщает, что хуже произведения он не читал! Это же, мол, чистейшая графомания. Вот послушай: «Милостивый государь! Вам кажется, что слог Ваш хорош, а на самом деле сюжет, изложение, стиль, фактология – все ужасно! Да и еще в первом же абзаце слово «Показаться» Вы написали через «ТСЯ». Скурпулезнее надо, сударь. В общем, писательство – это не Ваше. Идите в доктора обратно, не позорьте профессию. Среди нас, литераторов, Вам не место!».

Чехов (грустно усмехаясь). Надо же… Ему бы самому сначала бы выучить, как слово «скрупулезность» пишется. И правда, знаток. Все они знатоки… А «ТСЯ» - это не моё. Корректор, скотина такая, напился и пропустил. Да им разве докажешь. Послушай, Лева, а может он прав? Может и правда я не в свои сани сел? Может обратно в доктора?

Толстой (кладет руку на плечо Чехову и проникновенно смотрит ему в глаза). Оставь, голубчик, эти мысли. И запомни – ты гений. А их всех к чёрту. Давай-ка водочки выпьем под карасика. Теперь тебе можно. (Выпивают). Видишь, и полегчало. И подожди, еще не все прочитано. Доктор (смеется), зовите следующего пациента!

Чехов (оживает на глазах). Давай теперь я почитаю. (Берет у Толстого из рук письмо). А вот здесь мне решительно сообщают, что я негодяй и мошенник. И что американцы давно придумали машину, в которую кидаешь буквы, а она сама рассказы из них складывает. И что такая машина стоит у меня в подвале. Я из нее рассказы забираю, несу в издательство, а они мне гонорары. Меня под суд надо. Даже не знаю, что и ответить на такое…

Толстой (весело). А ничего не отвечай. Этот господин мсье Жюля Верна начитался и теперь бредит. Может лет через двести такую машину и придумают, а пока мы сами (целует Чехова в макушку).

Снова выпивают и закусывают.

Толстой. Так, что там у нас дальше? А, вот интересное: «Сударь, Вы там у себя пишете «декольтированные дамы, закрывающиеся веерами от сквозного ветра». Во-первых, напоминаю, что согласно Указу государя императора, следует исключать иностранные слова из обихода. Вам следовало бы написать «дамы, закрывающиеся маленькими опахалами». Во-вторых, почему это у вас дамы декольтированы? Что это за разврат такой под маской литературы? Они должны быть непременно одеты во втором издании! Не то я откажусь от подписки на «Русские ведомости» и вы потеряете лучшего подписчика!»

Чехов (смеясь). Да и черт с ним! Пусть отказывается. Невелика потеря. Ты продолжай, продолжай!

Толстой (ошарашенно). А здесь всего одна строчка. И без подписи. Просто: «Сдохни, тварь!!!» Антон, это твой ученик тебе пишет (хохочет). Ты же как-то сказал, что краткость – сестра таланта? Вот теперь и пожинай, что посеял… Слушай, может в полицию сообщить, а то мало ли?

Чехов (грустно). Пусть его. Больной же человек, сразу видно. Давай дальше. Так, что у нас здесь? Ага! Духовенство выступило. Эк они меня, вот послушай: «Чадо мое, обращаюсь к тебе со словами увещевания. Наша Святая Церковь велит нам молится за власти предержащие, а у Вас Его сиятельство выставлен каким-то посмешищем. Мало того, что он у вас выписан вульгарным любителем женщин, так Вы его еще и «слащавым» припечатали. Удивительно, что Вы, являясь знаменитым писателем, не знаете, что люди, облеченные властью, облечены ее воле божьей, а господь не ошибается. Все помыслы этих великих людей направлены на служение Государю и России. И еще, сказано же в Евангелии: «Да прилепится жена к мужу своему». А у вас она отлепляется. Какой пример вы подаете? Ведь Вас же юношество читает. Грех это».

Толстой (усмехаясь). Здесь, пожалуйста, без меня. С этими мужчинами в рясах у меня отношения сложные.

Чехов (все более и более веселясь). А, вот еще: «Оденьте голову на плечи и подумайте, какой бред Вы пишите!»

Толстой. Так «наденьте» же надо!

Чехов. Ему не надо. Да и не важно ему это. Ему и так хорошо. Без неё. Главное других уколоть.

Толстой. Ладно, всё, по-моему, понятно. Давай еще одно и заканчиваем. Ну, вот это, например. Кто тут у нас? А, ты только посмотри, вот и армия тебе пишет: «Господин Чехов! Вы в Вашем последнем рассказе легкомысленно обрисовали армейского офицера как «туша в мундире», чем нанесли в его лице в моё лицо и в лица всей Русской императорской армии тягчайшее оскорбление! Офицеры армии государя императора все как один стройны-с, подтянуты-с и умны-с! Были бы Вы дворянином и офицером, Вы бы смыли оскорбление кровью на дуэли. Требуем немедленного опровержения!»

Чехов (хохочет). Что-то он в лицах запутался!

Толстой (грустно). Давай я тебе просто объясню, что происходит. Писать же могут все – просто берешь буквы, складываешь из них слова, а уже из них предложения. Ну что я тебе рассказываю, ты сам всё это знаешь. А эти письма тебе пишут люди, которые так не могут. Не могут, и всё! Но они готовы смешать тебя с навозом просто потому, что ты – не такой как они. Вот сейчас я тебе докажу. Дай самую простую строку, ни затрагивающую ничьих чувств…

Чехов (заинтересовано). Ну давай попробуем. Ну вот, например: «К любующейся закатом Маше неслышно подошла кошка, ткнула ее мокрым носом в руку и довольно заурчала».

Толстой (грустно). Ну да… Кошка, девочка Маша, закат... Казалось, что здесь такого? А здесь для них всё не так!!! Кто-то ненавидит кошек, кто-то – девочек, кому-то ненавистно имя Маша, кто-то именно на закате получил ужасное нервное потрясение, о котором не может забыть. И ты получишь еще кучу таких же писем (показывает на письменный стол) просто из-за какой-то Маши и кошки. Так что плюнь на них всех и твори дальше!

Пережитое нервное потрясение и ранее выпитое, наконец, дают о себе знать. Чехов с трудом фокусирует на Толстом взгляд, покачивается, язык заплетается.

Чехов (речью очень пьяного человека). Я понял! Черт с ними со всеми – а я молодец! Выпьем! (выпивают). Фууух… отпустило меня… Послушай, мадам Жужу шепнула, что приехали чудеснейшие мадемуазели. Поехали, а? Кутнём! Там все наши будут. Даже Коля Пушкин обещался быть с Сашей Гоголем. Поехали, Лёва! Не пожалеешь!

Толстой. Я, Антоша, с этими вашими мадемуазелями не могу. Не приучен. Я уж как-нибудь по старинке с Софьей Андреевной и птичницами. Ты уж меня извини… Да и куда тебе ехать? Пойдем как я тебя бай-бай положу (доводит его до дивана, поправляет подушку и заботливо укладывает Чехова).

Чехов (сонно). Спасибо, друг. А ты куда?

Толстой. А я переночую и обратно в Ясную Поляну. Пока к тебе шел, роман увидел. Смотри, вот женщина-аристократка, прекрасный муж, ребенок. Влюбилась в офицера, изменила мужу, сломала жизнь всем, а потом бросилась под поезд. И вижу, что зовут её Аня. Здесь роман в восьми частях мне уже чудится… Антон, ты меня слышишь?

Чехов уже спит. Толстой целует его в лоб, поправляет ему одеяло и тихо выходит.

Занавес медленно опускается.
Конец.

Господам критикам: всем, кто будет тыкать пальцем в автора, мол Толстой не пил и вегетарианец, мол «Анна Каренина» написана раньше «Анны на шее», мол Чехов не мог с Пушкиным и Гоголем кутить – перечитать первую строчку поста. А кому и этого недостаточно – нефритовый стержень там. Зюйд-зюйд-вест, а потом налево. В общем, найдете.