Закулисье "Ментального странника"
Алексей Назаров из группы "Zелёный Gорошек" записывается для рок-пьесы "Нэко будэ свэтло!". Её первую часть вы уже можете слушать в утренних эфирах Rock&Talk.
Алексей Назаров из группы "Zелёный Gорошек" записывается для рок-пьесы "Нэко будэ свэтло!". Её первую часть вы уже можете слушать в утренних эфирах Rock&Talk.
Удачного проживания в Авичи, Кепчук! Земля тебе стекловатой!
Пионеры в космосе
Рождественская нерелигиозная притча о воспитании Виктора Петровича.
Пьеса
Действие 1.
Действующие лица:
Мария, она же Маша — командир отряда, носит пионерский галстук. Не брюнетка, причёска любая.
Михаил, он же Майк — носит пионерский галстук, футболку, шорты. Блондин (возможно, русый), волосы вьющиеся, причёска некороткая. Экстраверт, энергичен.
Гаврила, он же Гавр — носит пионерский галстук. Брюнет, причёска любая. Интроверт, вдумчив.
Виктор Петрович (ВП) — учёный, одет в костюм-двойку. Задумчив, до действий, описываемых в пьесе, безрадостен. В первом действии его речь не слышна, зритель слышит только выражения эмоций.
Голос за сценой, он же Голос — совпадает с голосом Виктора Петровича.
“Поросёнок” — подросток любого пола, носит маску весёлого поросёнка. Не обязательно один и тот же актёр.
Привидение Виктора Петровича — Одето в пододеяльник с нарисованной рожицей, подобно привидению из мультфильма про Карлсона. Довольно молчаливо.
Сцена 1
Космический корабль. Рубка. Михаил и Гаврила разбираются с управлением компьютерной игры. У каждого свой компьютер. У Михаила под руками — клавиатура и мышь. У Гаврилы в руках — геймпад. Маша заглядывает в их мониторы из-за спины
МАША: Мальчики, вы уже разобрались с управлением?
МАЙК (играет): Мусь, ангел мой, ну ты чего, куда педаль втопила-то-о?!
ГАВР (играет): Наверное, это сигнал от Главного! Маш, он что-то передавал нам, да?
МАША: Нет же!
МАЙК: Но тогда что же? В чём же дело тогда в таком случае?
МАША: Я думала, вы разберётесь побыстрее, Мишань!
МАЙК: Мы быстры, как зайчики!
ГАВР: А девочки — как белочки?
МАЙК: Шаришь, Гавр!
МАША: Я принесла вам по чупику. (достаёт леденцы на палочке)
МАЙК (показывая головой): Вот туда положи, если тебе не трудно?
ГАВР (показывая аналогично): А мне — вот туда!
МАША: Вы бы хотя бы оторвались на минутку.
МАЙК: Всё под контролем, мы уже почти освоились в этом гамесе [жарг., игра].
ГАВР (удивлённо обрадованный): Воу, Майк, смотри: дерево вариантов!
МАША: Гаврюш, что там такое? (заглядывает в монитор Гаврилы)
ГАВР (тем же тоном): Здесь игра встаёт на паузу, и можно изучить дальнейшие варианты развития событий. Здесь Майк берёт под управление какой-нибудь персонаж, а я прорубаю каменные джунгли для “Порося”!
МАША: Майк? Наш Миша? Вот этот самый Миша, да? А что за “Порось”, я не понимаю, объясните!
ГАВР: В Аме…
МАЙК: Для рофла [англ, ROFL, хохотать до упаду] пиндосские школьники запустили в школу свиней с цифрами 1, 2 и 4. Тройки не было.
ГАВР: Ах ты, перебиваешь, КАЗЮКА!
МАЙК: Зато своя, роднай-я казюка-то!
Гаврила и Михаил отрывают от мышки и контроллера правую руку, поднимают её кверху с вытянутым указательным пальцем. Мария делает то же самое.
ВСЕ ТРОЕ (хором): С этим не поспоришь!
Сцена 2
Дом Виктора Петровича. Он слоняется по комнате, в попытках кое-что осмыслить, иногда делая жесты в такт Голосу.
ГОЛОС: Сегодняшний день, надо сказать для Виктора Петровича (к слову, почтеннейшего доктор физико-математических наук) стал исключительным!
Таких дней за всю его жизнь выпало совсем немного. В пример можно принести тот день, когда он со своей бабушкой, Евгенией Марковной, пошёл в планетарий.
Виктор Петрович был деятелем науки, а посему обязан был знать английский язык в совершенстве: ему просто необходимо было читать на нём журналы для своей работы, которую он, надо сказать, очень и очень любил!
Сегодня, прогуливаясь пешком, он увидел вывеску: кто-то открывал новый магазин с названием “SMILE”.
Это почему-то заставило нашего Виктора Петровича улыбнуться.
Поросёнок проходит по сцене от одного края до другого, держа над головой на вытянутых руках вывеску с надписью SMILE и улыбающейся рожицей. Из-за сцены приглушённо доносятся голоса участников 1й сцены.
ГОЛОС МАШИ: Гавр, ты до локации добрался, помоги дяденьке выбрать хорошую вывеску… Эту вот кнопку жми, балда!
ГОЛОС ГАВРА: А ты откуда знаешь?
ГОЛОС МАШИ: Инструкцию читала, не тормози! Майк, Майк, не спим!
ГОЛОС МАЙКА (немного грустно, растерянно): А мне чего делать? У меня нет квеста.
ГОЛОС МАШИ: Балда! Бафай NPC [комп., персонаж, за которого не представляется возможности играть] Во-от, вот так, Малацца!
Голоса умолкают.
ГОЛОС: Придя домой Виктор Петрович вдруг ощутил заметное желание улыбнуться вновь. Он подошёл к шкафу и взял с верхней полки автограф академика, которого он безмерно уважал. Широкая улыбка осенила его немолодое лицо.
ВП одновременно повторяет действием всё, выше сказанное Голосом, улыбается, глядя на фотографию с автографом.
Сцена 3
Космический корабль. Рубка. Ребята пьют чай за космическим столом.
МАША: Пейте чай, мальчики. Я сходила за печеньками!
МАЙК: Ма-ань! У нас тарелка маленькая совсем, ты же сходила в соседнюю комнату просто!
МАША: Не гунди!
ГАВР: А я это вот, о чём подумал, ребята.
Эта самая сфера, которую изобрёл Главный.
(Михаил ставит на стол маленькую модель Солнечной системы)
Она предназначена для защиты Солнечной системы от астероидов, эта огромная сфера из плазмы.
(Мария накрывает модель куполом. Например, стеклянным сферическим аквариумом вверх дном или шаром из прутиков, в качестве декорации.)
Вот так же и мы: мы взрослея упаковываем себя настоящих в какой-то… кокон, что-ли?
МАША: А какой он, вот этот кокон, Гаврик, про который ты говоришь?
МАЙК: Наверное, мы окружаем себя мыслями, которые не позволяют нам контактировать с окружающими, взаимодействовать с ними.
ГАВР (улыбаясь): Ты опять меня перебил, зараза! Получи! (кидает в Михаила печеньем)
МАША (делает попытку спрятаться под столом): Ой, что началось-то!
(Михаил и Гаврила одновременно заглядывают под стол)
ГАВР: Передать тебе туда чай?
МАША (выбирается обратно): Спасибо, родной, я по-старинке попью! Что с тобой сегодня? Я тебя сегодня не узнаю. Вот Миша — обычный.
ГАВР: Я зачастую сам себя не узнаю.
МАЙК: А я чего-то себе подумал, знаете ли: может, поговорим с Главным?
МАША И ГАВР: (смотрят на Михаила, хором): О чём?!
МАЙК: Он собирался прибыть на станцию, если вы, конечно, помните!
МАША И ГАВР: (смотрят на Михаила, хором): Так мы и помним, Майки! Но… Хором, пожалуйста!
Все делают тот же жест, что и в конце 1й сцены 1го действия.
ВСЕ ТРОЕ (хором): Но Главного отвлекать нельзя!
Сцена 4
Дом Виктора Петровича. Он сидит за компьютером, что-то изучая, при этом иногда потирает лоб левой рукой.
ГОЛОС: Наш дражайший Виктор Петрович! Наше Золотце!
В этот вечер он, верно, в какой-то степени задумчив… или надо сказать, он Занят?
Не будем мешать ему, ребята, пока он осмысливает, что-то прочитанное в Интернете!
Нашей же команде по кооперативной игре сегодня выпал трудный квест.
ГОЛОС МАЙКА (с обидой): Я так не играю! У меня вообще в этой локации нет никакого задания!
ГОЛОС МАШИ: Ну так Гавру помоги.
ГОЛОС МАЙКА: Так неинтересно!
ГОЛОС МАШИ: В первый раз — в первый класс! Ведёшь себя прямо, как садишный!
ГОЛОС МАЙКА (подуспокоившись): Ну, ладно, уговорили…
ГОЛОС ГАВРА (подтрунивая): Даже не думал уговаривать!
ГОЛОС МАЙКА (совсем спокойно): Дюдюка, Вот! “Доступен любой персонаж из интернета”! Вот же: здесь всё написано! Кто умнее должен быть, Гаврош: ты или я?
ГОЛОС ГАВРА: А? Чего? У ВэПэ даже аккаунта в соцсетях нет…
ГОЛОС МАЙКА: Учёным как-то дали задание: определить, какой конь…
Поросёнок проходит по сцене от одного края до другого, держа над головой на вытянутых руках вывеску со ссылкой на несуществующий сайт. Название сайта отсылает зрителя к научным анекдотам, к примеру: https://www.science-with-humor.com
ГОЛОС: Виктор Петрович давно упаковался в свой кокон.
Его совсем не смешили шутки про коней.
По единственно той причине, что в школьные годы, какой-то сорванец приколол к школьной форме маленького Вити, из которого вырастет наш герой, на спину — записку с надписью: “У кого нет коня, тот садится на меня!”.
Виктор Петрович стал в большой мере безразличен к лошадям, коняшкам и прочим игогошкам. Его это не заботило, поскольку увлечение лошадьми являлось чем-то детским, на его взгляд.
Но… сегодня он прочитал в англоязычном сегменте Интернета следующий анекдот:
“Сильные и богатые мира сего призывают учёных всего света и просят поработать над следующей проблемой: очень остро стоит вопрос о том, какая же лошадь будет гарантированно приходить первой на бегах?
Через год несколько претендентов готовы отчитаться о результатах. Их просят выступить и рассказать, чего они достигли, а также — что требуется для дальнейшей работы.
Первым выступает математик. Он вывел довольно точную формулу: точность составляет 99 и девять, девять, девять, девять… после запятой процента. Однако ему необходим ещё год и сотня тысяч финансирования для того, чтобы довести его расчёты до ума.
Следующим — биолог. Он уже готов вывести нужную породу лошадей, которая выиграет в девяносто девяти и девяти… ну вы знаете! Для этого требуется миллион и 50 лет на саму процедуру селекции.
Физик же говорит следующее: мы почти достигли результата. Нам нужно 10 миллионов и какое-то количество времени, чтобы проверить нашу гипотезу о сферическом коне в вакууме.”
Виктор Петрович смеётся!
ВП неуклюже смеётся и хлопает ладонями по столу, запрокидывает голову и закрывает лицо руками.
Сцена 5
Каюта. Ребята лежат на кроватях в Спальном отсеке
МАША: В далёком-далёком космосе!..
ГАВР: Маруся драконила нас незаконченными предложениями!
МАША: Я, парни, понять не могу, почему эта сфера должна поддерживаться из внешнего космоса, а не изнутри, есть какая-то причина или же её нет?
МАЙК (изображая грусть): …и почему у нас такой инет ме-едленный! Двоеточие, открывающая скобка!
МАША: Не гунди! Разгунделся он опять!
ГАВР: Маша, на этот раз гундишь ты. Очевидно, у Главного были причины. Он продумал как-то этот момент. Кстати, в этом есть плюсы.
МАША (игриво): Ай, какие-такие там плюсы? Скажи, да всю правду доложи, добрый молодец?
ГАВР: Мы узнаем, когда прибудет Главный. В этот момент питание Сферы отключат, чтобы пропустить челнок, на котором он прилетит, она исчезнет, и мы увидим это на датчиках. А потом его спросим самого!
МАША: Умник мамкин!
МАЙК: И Машкин тоже!
МАША: Ребята, всем спать! Завтра сложный квест!
МАЙК и ГАВР (хором): Мы по-омним!
Сцена 6
Дом Виктора Петровича, прихожая. Он улыбается. Входит в дом, держа под мышкой картину (она развёрнута от зрителя так, что он её не видит). Он разувается, снимает пальто, шляпу, шарф, проносит картину в комнату.
ГОЛОС: Виктор Петрович возбуждён! Сегодня он совершил весьма несвойственную ему покупку.
ГОЛОС ГАВРА: Ребят, я устал! На скорость подкидывать ему этих коней по дороге с работы…
ГОЛОС МАЙКА (слышно заметное напряжение): А мне ещё бафать ему “выделение призрака”!
ГОЛОС МАШИ: Ребята, помните: вы молодцы! Мы молодцы, то есть!
ВСЕ ТРОЕ: Сам себя не похвалишь!..
ГОЛОС: В этот день было много чудесных совпадений. Он увидел шарик в виде лошадки, детскую качалку-лошадку и, наконец, мимо него проехала свадебная карета, в которую была запряжена самая настоящая живая лошадь!
Виктор Петрович заглянул в магазин и купил картину “Конёк-Горбунок”. В детстве ему очень нравилась эта сказка.
ВП вешает картину так, что зритель может её рассмотреть. На картине — Конёк-Горбунок
Он повесил её на стену, и лицо его озаряет радость!
ГОЛОС МАШИ: Медведь, кастуй! Чего ты тормозишь!
Сцена 7
Рубка. Майк и Гавр сидят за компьютерами. Маша смотрит в их экраны из-за спины.
МАША: Добры молодцы! В этом режиме у нас открывается новая возможность.
МАЙК (изображая серьёзность и спокойствие): А мы всегда рады новым возможностям!
МАША: Я вас скоро путать начну, шутники. И возможность эта — задавать на паузе пару вопросов “Привидению” Виктора Петровича.
Из-за кулис весело выглядывает Привидение Виктора Петровича, машет зрителю руками и прячется обратно.
ГАВР (грустно): Я бы с радостью позадавал вопросы Главному…
МАЙК (грустно): И я…
МАША: Не вешать нос! Продумываем тщательно! Нам нужно быть изобретательными и последовательными!
ГАВР (грустно): Зачем это всё?.. Но мы уже знаем ответ: чтобы оберегать планету Земля.
МАЙК (грустно): И даже не так уж важно: снаружи или изнутри.
ГАВР (серьёзно): Давай, Миш, задавай вопросы ты. Клавиатура — у тебя.
МАЙК: Задавать вопросы себе…
МАША: Задавать трудные вопросы себе…
ГАВР: Получать на них ответы!
Входит Виктор Петрович в космическом скафандре. На ходу он снимает с себя шлем.
ВП: И задавать вопросы Главному!
МАША: Виктор Петрович! Как давно мы не виделись!
ВП: Задавайте другие, более важные вопросы!
Вы ведь уже даже и не студент, Солнце моё! Кстати, как ваш прогресс в игре в меня? (подходит к одному из компьютеров) О-о, в дереве вариантов минимальный прогресс при завершении — 68 процентов, а максимальный — 100 процентов! Давайте уже (все вместе!)...
МАША: Спасём!..
МАЙК: Кого-нибудь!..
ГАВР: Ещё!
Ребята обнимают ВП.
Конец 1го Действия.
Действие 2.
Действующие лица:
Мария, она же Маша — командир отряда, одета в ангельские одежды, крылья, нимб серого цвета.
Михаил, он же Майк — одет в футболку, шорты, крылья, нимб серого цвета, Стеснителен.
Гаврила, он же Гавр — одет в ангельские одежды, крылья, нимб серого цвета. Скромен.
Виктор Петрович (ВП), он же Привидение — учёный, одет в костюм-двойку. Изначально одет в пододеяльник. Растерян.
Ангелы — подростки. Одеты, как 1й и 3й персонажи, за исключением того, что нимбы яркие. Носят маски грустного поросёнка.
Сцена 1
Комната со столом посредине. В центре стола лежит круг с изображением неба при ясной погоде. Все трое Старших Ангелов, не отрываясь, смотрят в круг.
МАША: Товарищи. Я чувствую, что у меня нимб посерел от этого задания.
МАЙК (Внимательно смотрит на Марию): Да, это так. (Переводит взгляд на круг)
МАША (Кричит по направлению за сцену): Входите же, умоляю Вас, Виктор Петрович! Уже можно! (К собеседникам) Чего он медлит?
ГАВР: Пожалуй, я за ним схожу.
Гаврила идёт за кулисы и приводит Привидение. Мария и Михаил отрывают взгляд от круга и смотрят уже на Привидение. Гаврила садится на своё место и так же смотрит на Привидение.
МАША: Вы можете это снять сейчас.
Привидение снимает пододеяльник, под ним обнаруживается ВП.
ВП остаётся стоять.
МАША: Присаживайтесь, пожалуйста.
ВП: Я постою
МАША: Не будем настаивать, Виктор Петрович, и в самом деле-то.
ВП: Надо признать, место здесь неуютное.
МАША: Всё неуютное — только на столе.
ВП: Можно взглянуть?
МАША: Да, пожалуйста, смотрите.
ВП смотрит в круг в центре стола.
ВП: Это устройство транслирует мою жизнь. В подробностях.
МАША: Михаил, пожалуйста, объясните Виктору Петровичу.
МАЙК: Мы профессионально занимаемся тем, что изучаем результаты этой и подобных ей съёмок. Ваш случай представляет некоторый интерес.
ВП (поёживаясь): И какой ваш интерес, можно узнать?
МАША: Есть вещи, которые делают его особенным. Например, вы помните вчерашний сон про быт в космосе?
ВП (с удивлением): Да, разумеется!
МАША: Он был очень подробным, конечно же. Гаврила, не будем утруждать Михаила.
ГАВР: Хотелось бы узнать: в детстве у вас не возникало желание мучить котят, Виктор Петрович? Просто небольшая шутка, чтобы разрядить обстановку.
МАША: Мы будем интеркекстуальны. Вы интеркекстуальны, Виктор Петрович? Вы мемный человек?
ВП (хмуря брови): Что вы имеете в виду? Я не в курсе новояза.
МАША: Надо полагать, что вы многое пропустили. Гаврила, так почему?
ГАВР: Мы увидели те вещи, что заставили наши нимбы посереть. Фунтики, вы со мной согласны?
Через сцену проходят три Ангела лицом к зрителю, на уровне груди каждый держит табличку: “Конечно, да!”
ГАВР: Если здраво рассудить, на место кого бы вы себя поставили, Виктор Петрович, окажись вы в исэкае этого мультфильма? Фунтика? Дядюшки Мокуса? Вы ведь так любите стоять на первом месте. Да, Михаил?
МАЙК: Стоять на первом месте — достаточно тяжёлая работа. Она отнимает очень много сил, и времени, и всего такого… Думаю, вам будет легко это понять.
ВП погружается в раздумья.
ГАВР: Мой коллега очень стеснителен, Виктор Петрович. Вступление во взрослую жизнь налагает на каждого бремя Ответственности, вы должны это понимать. Хотите чаю? Михаил сделает его для вас.
ВП: Нет, благодарю. Я начал понимать: вы по своей сути — что-то вроде Космической Полиции?
МАША, ГАВР, МАЙК (хором, делая жест с указательным пальцем): Кармической полиции! Небесной полиции!
ВП (ежится, хмуря брови): Вы так уже делали, ведь верно?
МАША (строго): И не так делали. Вы вспомнили сон. Давайте перейдём к делу, продвинемся дальше. Ваша мать, Виктор Петрович, вы обижались на неё?
ВП: Нет, нисколько!
МАША (ещё БОЛЕЕ строго): А на кого обижались тогда?!
ВП: Да… ни на кого… серьёзно ни на кого, наверное…
МАША (громко): А как же тот азиатский ребёнок?!
ВП (испуганно): Какой ещё ребёнок, товарищи ангелы, позвольте узнать?
ГАВР: Тот самый. Триста пятьдесят четыре земных дня назад вы купили ботинки, произведённые в одной из стран третьего мира. Один ботинок сломался, что доставило вам неудобство. Затем вы пожелали человеку, который допустил ошибку при их производстве смерти, затем всей его семье, далее району и целой стране. Вы поставили себя на Самый Верх, мы обязаны упомянуть это!
ВП (постепенно отступает в угол): Мне очень жаль… Я приношу мои извинения, господа…
МАША: Господа или товарищи, Виктор Петрович?
ВП (доходит до угла, прижимается и сползает вниз по стенам, принимая позу эмбриона): Буду называть вас, как хотите. Вы хотите. чтобы я понёс за это заслуженное наказание?
МАША: Нет же, Виктор Петрович. Мы хотим иного.
ВП (начинает рыдать): Какого? Какого же вы хотите? Скажите, будьте добры…
Через сцену проходят три Ангела лицом к зрителю, на уровне груди каждый держит табличку с частью фразы: “Мы очень хотим узнать, чего хочет этот человек!”
МАША: Джуниоры пробежали, видел?
ГАВР: Да, товарищ Начальник.
МАША: Я те дам “Начальник”! Виктор Петрович?
ВП (отрывается от занятия рыданием): А?
МАША: У вас действительно всё хорошо? Михаил принесёт вам чай, несмотря на все ваши возражения.
Свет гаснет
Сцена 2
Белая комната. В наличии шкаф, его содержимое пока непонятно. Мария, Михаил, Гаврила, Виктор Петрович с кружкой чая в руке.
МАША: Кораблёв!
ВП (испуганно): А?
МИША: Марусь, не пугай Витю, ладно? (достаёт из шкафа печенье): Вот держите, спасибо-пожалуйста. Хорошее делайте, нехорошее — не делайте! (протягивает печенье ВП)
ВП (обрадованно): Ой, как приятно! Спасибо огромное, Михаил!.. Если правильно…
ГАВР (улыбаясь, перебивает): Вы знаете ведь, что правильно, так?
ВП (отхлёбывая чай, с интересом): А вот можно поинтересоваться: зачем мы здесь?
ТРОЕ РЕБЯТ (поднимая палец привычным жестом, хором): Мы все знаем, зачем мы здесь! За Виктором Петровичем!
ВП (отхлёбывая чай): Да хватит вам шутить. Расскажите серьёзно!
МАША: Кораблёв, к доске!
ВП (испуганно): Куда чай поставить?
МАША: Никуда! Это фигурально. Допустим, есть мальчик Даня, он выучился на специальность “астрономия”, но теперь распевает глупые песенки под гитару [прим. имеется в виду лидер музыкальной группы Pain Of Salvation]. Как мы можем ему помочь? Вы смотрели “Матрицу”, Виктор Петрович?
ВП (улыбаясь): Да ну, право, ерунда какая, мои драгоценные! Кстати, откуда это слово, которое я произнёс?.. Надо сказать, оно мне несвойственно.
ГАВР: Мы все помогаем друг другу, Виктор Петрович. Мы дружим. Михаил, расскажите.
МАЙК: Мой папа запрещал мне носить шорты и футболки. Он обладал мнением, что это в высшей степени легкомысленно! Я ношу то, что я хочу, но мысленно всегда благодарю его за то, что он сделал меня мужчиной: сделал человеком, который не боится отстаивать собственное мнение, Виктор Петрович. Потом пришёл Гавр, он научил меня ценить форму одежды, какой бы она ни была, но это скучная история.
ВП (задумавшись): Поучительная история! И также к ней также можно прикрепить много других характеристик.
ГАВР: ВэПэ, вы учили философию, вспоминайте. (достаёт из кармана красный клоунский нос и надевает)
МАЙК (с определённой долей задора): Но что бы сделали вы, будь вам предоставлена возможность спасти этого мальчишку?
ВП (грустнеет): Боюсь, я не знаю, коллеги.
МАША (серьёзным тоном): Кто же может знать в этом случае?
Гаврила снимает клоунский нос и прячет его в карман.
ГАВР: Мы можем обсудить это вместе и принять решение. Вы сядете с нами за стол, не так ли, Виктор Петрович?
ВП (серьёзно, оптимистично): Полагаю, да.
ГАВР: Миша, совсем необязательно нести свои комплексы сквозь жизнь.
МАЙК (смущённо): Я знаю, Гавр!
ГАВР: Миша!..
МАЙК (перебивает): Необязательно также быть глухим к высказыванию кого-то другого.
ГАВР: Думаешь, ты их преодолел, вот эти комплексы, о которых ты говоришь?
МАША, МАЙК, ГАВР (хором): Преодолел ли их Виктор Петрович?
ВП (смущённо): Боюсь, я и в этом моменте не осведомлён в достаточной мере, коллеги!
МАША: Но кто ж осведомлён, подытоживая сказанное!
ВП (смущённо): Имеется ли какая-то вещь, которую мне следует преодолеть?
МАЙК: Преодолел ли ты, Гавр, своё смущение? Ты, разумеется, помнишь тот случай, когда подговорил Димона меня троллить, но я прознал и затроллил тебя демотиватором с надписью “Противник невероятной силы!” из твоей фотки?
ГАВР: Миша, мне действительно очень жаль.
МАША: Подать руку упавшему — это ли не благородство?
ГАВР: Всё так, Маш, всё так.
МАША: Он подал тебе руку?
ГАВР: Да, безусловно.
МАША: А о чём тогда речь? Это реально скучный эпизод! Так что же преодолеет Виктор Петрович у нас?
ГАВР: Гравитацию. Когда крылья отрастут!
МАША: Гавр, ты опять рофлишь раньше времени!
Виктор Петрович, это Миша. Он смущается, но он очень хочет, чтобы вы его не забыли. Мы очень уважаем вас и благодарны за ваши дела. Вы будете помнить Мишу?
Михаил принимает очень смущённый вид и прячется лицо за картиной с Коньком-Горбунком, взятой ОТКУДА НИ ВОЗЬМИСЬ в этой сцене.
ВП (смущённо и растерянно): Я не могу обещать…
МАША: Мы все мало, чего можем обещать, Виктор Петрович, на самом-то деле!
ВП (слегка смущённо): Но я так и не могу понять…
МАША, МАЙК, ГАВР (хором): Ничего страшного, и мы не можем до сих пор понять довольно многое в нашей жизни!
ВП (слегка смущённо): Позвольте закончу: что же будет дальше?
МАША: А дальше — Гавр!
ГАВР: Наш скромник, это вообще возможно?!
МАЙК: Почтальон, ты сам хуже горькой редьки! Жри свою выдуманную страну третьего мира, ты проиграл, короче!
МАША (с наигранным осуждением): Ну начало-ось!
ВП: Что тут происходит?!
ГАВР: Ничего, Вить, мы счас тебя выкинем в открытый космос! Только вот этих чудиков загасим печенькой!..
МАЙК: Но это всё для дела, надо заметить! Гаси их! Ух, они мне попадутся!
Все, участвующие в сцене, по очереди достают из шкафа Печеньки, после чего незамедлительно начинают кидать в других участников печеньем. ВП тоже подходит к шкафу очень застенчиво и робко присоединяется.
Три Ангела проходят по переднему краю сцены, держа на уровне груди плакат с надписью “Печенье!”
Действие 3, заключительное.
Действующие лица:
Мария, она же Маша — командир отряда, одета в ангельские одежды, крылья, нимб золотого цвета.
Михаил, он же Майк — одет в футболку, спортивное трико, крылья, нимб золотого цвета, Стеснителен.
Гаврила, он же Гавр — одет в ангельские одежды, крылья, нимб золотого цвета. Скромен.
Виктор Петрович (ВП) — учёный, одет в костюм-двойку, имеет нимб золотого цвета.
Ангелы — подростки. Одеты, как Маша и Гавр. Носят маски весёлого поросёнка, сдвинутые на лоб так, что теперь видны их лица.
Все действующие лица сидят за столом. Ангелы-подростки заняты поделками, один читает книжку. Старшие Ангелы тоже что-то мастерят, но оно более подобает старшим.
Признаться, лет до 30 (или даже чуть больше) про Александра Николаевича Островского знал только то, что он написал "Грозу". Да и к пьесам относился скептически раньше. Но, начав читать более серьёзные произведения Островского, понял - что он пишет саму жизнь! Нашу жизнь
Без шуток, пожалуй, лучшее пособие по эффективному менеджменту в российской провинции. И тогда, и сейчас. Люди вообще не изменились. Просто бери, читай и запоминай - как решать дела честно, и при этом сделать так, чтобы другие тебе не мешали.
Классная пьеса о людях, таких разных внешне, и таких одинаковых и понимающих друг друга - по сути. Счастливцев и Несчастливцев - мои любимые герои в пьесе! Читать их диалоги - истинное наслаждение!
Тоже очень интересная пьеса, в которой лично для меня нет близких персонажей, но, как и в фильме "Большой Лебовски" - это никак не мешает процессу, и так, пожалуй, даже и лучше! Рекомендую
Жёсткий нуар. Жизнь без прикрас. Максимально честно и точно. Казалось бы, немного не хватает позитива, хотя бы лучика света, но, возможно, так и нужно...
Среди других пьес классика (на основе которых были сняты, в том числе такие шедевры нашего кино как "Женитьба Бальзаминова" и "Жестокий романс") каждый сможет найти себе те, которые ближе и понятнее. Но, повторюсь, Островский - пишет саму жизнь. Нашу жизнь
Действие третье. Сцена шестая.
Книжный ларек, на сей раз оклеенный рекламой книги Анны Павловны. Подходит Читатель.
Читатель (почти без надежды):
- Новенькое что-нибудь есть?
Продавец (бодро):
- Новенькое всегда есть.
Читатель (оживляясь):
- Только без чернухи, майоров спецназа, и клонов Гарри Поттера.
Продавец:
- Тогда ничего.
Читатель (безнадежно):
- Совсем ничего?
Продавец:
- Вот, есть новый автор. Женщина. Анна…
Читатель:
- Мне все равно, как зовут. Лишь бы интересно было. Что за книга?
- Детектив.
- О чем?
- Да разве тут разберешь? На обложке черт знает что нарисовано. Но вот на плакате пишут, что новое слово в литературе. Собираются на «Букер» выдвигать.
- Тогда возьму.
Он покупает и отходит от ларька, читая на ходу. Останавливается и швыряет книгой в ларек. Продавец успевает опустить перегородку. Читатель барабанит по ней кулаками:
Читатель (истошно):
- Вер-ни-те де-ньги!
Продавец не отзывается. Появляется милиция и уводит Читателя.
Действие третье. Сцена седьмая.
Кабинет Маракина. Маракин за столом, играет в компьютер. Входит Достоевский.
Достоевский (горячась):
- Я хочу забрать рукопись!
Маракин:
- Зачем?
Достоевский:
- Отнесу в другое издательство!
Маракин (не отрываясь от компьютера):
- А наше чем не нравится?
Достоевский:
- Так вы же не издаете!
Маракин:
- А вы думаете, другие издадут? Три ха-ха.
Достоевский:
- Издадут! Потому что я знаю…
Маракин (обрывая):
- И я знаю: никто это не издаст. Хотите знать, почему? Потому что, то, что вы пишете, никому не нужно!
Достоевский:
- Об этом не вам судить! Где моя рукопись?
Маракин (кивая на кучу рукописей в углу):
- Там. Да зачем она вам? Распечатайте заново. А лучше забудьте и пишите нормальную литературу.
Достоевский (роясь в куче рукописей):
- Что вы понимаете в литературе!
Маракин:
- Все! Я знаю, что писать, как писать и когда писать. И самое главное: кому!
Достоевский:
- Писать надо сердцем, жизнью своей писать надо, душой! Но вы понять это не способны, потому что видите не книги, а деньги; не идеи, а барыши; не искусство, а ремесло!
Маракин:
- Писательство и есть ремесло! Потому что все пишут за деньги!
Достоевский:
- Когда искусство становится ремеслом, музы умирают. Я ухожу. А время все по своим местам расставит. Рано или поздно.
Маракин:
- Можно подумать, вам памятник поставят и в школе изучать начнут! Ха! Да у меня такой автор есть! С большой буквы автор!
Достоевский (с презрением):
- Случайно, не Бахвалов?
Маракин:
- Именно он!
Достоевский (громко):
- Господи, храни Россию!
Он уходит, захлопывая дверь.
Маракин (вслед):
- Идите, идите! У нас еще Анна есть! Языком так владеет — вам до нее расти и расти!
Действие четвертое. Сцена первая.
Кабинет главного редактора. Шниперович и Зарубин-Забраковский.
Зарубин-Забраковский:
- Здравствуйте, Семен Исаакович. Как ваше здоровье?
Шниперович:
- Не дождетесь. Что нового, Валерий Павлович?
Зарубин-Забраковский (деловито):
- Работаем. Издаем.
Шниперович:
- Не то издаете. И не тех. Судя по продажам, мои деньги горят синим пламенем. Если кто-то думает, что я буду смотреть на это спокойно, то он болен на голову. А вы какую-то бабу напечатали, оптовики брать отказываются, говорят: лучше бы «Капитал» издали, больше барыша будет. Если кто-то держит мене за мецената, пусть идет до Бениной матери.
Зарубин-Забраковский:
- У нас есть молодые, многообещающие авторы.
Шниперович:
- Читал я ваших молодых… Справочники и то интересней читать. Когда хорошего писателя найдете? Когда эта лавочка начнет приносить хоть что-то, кроме геморроя?
Зарубин-Забраковский:
- Так нет хороших писателей, Семен Исаакович. Днем с огнем не найти!
Шниперович (подозрительно):
- А там, в коридоре у тебя кто сидит? Такой черненький, кучерявый?
Зарубин-Забраковский:
- А-а. Это Пушкин.
Шниперович:
- Такой амбал мог бы и работать. Так он пишет?
Зарубин-Забраковский:
- Пишет, да все пустяки. Сказки какие-то, стихи. Потенциал-то есть, есть, да растрачивает попусту, не на то! Вы же знаете конъюнктуру. Сейчас востребованы фэнтези, боевики, детективы. На биографии знаменитостей спрос.
Шниперович:
- Так ты ему скажи!
Зарубин-Забраковский:
- Я говорил, Маракин вон тоже. Не слушает. Вдохновения, говорит, нет это фэнтези писать. А ерунды на десять книг наваял!
Шниперович:
- Не человек должен служить вдохновению, а вдохновение - человеку.
Зарубин-Забраковский:
- Золотые слова, Семен Исаакович. Вот вы это понимаете, а он нет.
Шниперович:
- Тогда гоните его к черту. Сказать, что он больной на голову — значит, сделать большой комплимент, все равно, что назвать гением.
Зарубин-Забраковский:
- Именно так.
Шниперович:
- Найдите мне автора! Да такого, чтобы… Объявите, что ли, конкурс в Интернете.
Зарубин-Забраковский:
- Да кто в них участвует? Выражаясь по-вашему, одни поцы. А мы ищем, ищем. Скоро вот Бахвалова издадим — а это имя и тиражи!
Шниперович:
- Короче. Ловите ушами моих слов: это ваш последний шанс. Крутитесь, как хотите, но я хочу видеть продажи, а не убытки.
Действие четвертое. Сцена вторая.
Кабинет Зарубина-Забраковского. Главред сидит за столом, горестно обхватив голову руками.
Маракин:
- Приветствую шефа!
Зарубин-Забраковский (угрюмо):
- А-а, это ты! Знаешь, что твоя Аннушка не продается! Что Бахвалов аванс пропил и ни черта не написал!
Маракин:
- Ну, во-первых, не моя Аннушка, а твоя. Ты ее мне предложил. За Бахвалова я тоже не в ответе. Гении, они ведь такие…
Зарубин-Забраковский:
- Да черт с ними со всеми! Нам-то что делать? Шниперович заедает! Сказал, что у нас последний шанс! А времени уже не осталось! Где нам таланты искать?
Маракин:
- Так я и нашел! Сразу пятерых!
Зарубин-Забраковский (радостно):
- Пятерых? Ты гений, Эрнест! Кто такие?
Маракин (протягивая фотографию):
- Вот, смотрите.
Зарубин-Забраковский:
- Да это же негры!
Маракин:
- Негры, и что? Вы же сами просили…
Зарубин-Забраковский (горестно):
- Ты, что, издеваешься? Я же не в прямом смысле!
Маракин:
- Спокойно. Я же не тупой. Они русские негры! Говорят по-русски, писать тоже по-русски будут. А вы что, негров не любите?
Зарубин-Забраковский:
- Нет, я, в общем, не против негров. Да как же они писать станут? Что?
Маракин:
- Как-как? Руками, как все! Зато без вопросов. Что скажете — то и напишут! Это же золото, а не писатели!
Зарубин-Забраковский:
- Да они хоть по-русски-то нормально говорят?
Маракин:
- Говорят, еще как говорят, а матом так еще лучше наших умеют! Главное: ни спорить, ни возмущаться не будут. Студенты из института Лумумбы. Согласны на любые условия. А представляешь, какая производительность будет? Они нам роман в месяц выдавать будут!
Зарубин-Забраковский (с сомнением):
- Ох, напишут они…
Маракин (гордо):
- А я на что? Редактор с опытом, как-никак. Конъюнктуру знаю. Буду вести проект, так сказать, направлять. Гонорар можешь передать мне, я с ними сам рассчитаюсь. А издадим, как Бахвалова. Ему, само собой, процент. Он только рад будет.
Зарубин-Забраковский (с сомнением):
- Ох, не знаю… Авантюра…
Маракин:
- Да что там не знать? Ты что, предлагаешь этих бездарей издавать? Пушкиных всяких, врачей, да гастарбайтеров? А у негров диплом есть, один на всех, правда, ну и что? Главное: никаких поз, споров, никакой отсебятины, будут писать, что скажем! А мы с тобой спрос знаем. Успех гарантирован!
Зарубин-Забраковский:
- Эх, ладно, все одно… Давай их сюда!
Действие четвертое. Сцена третья.
Прихожая перед кабинетом главного редактора. В кресле сидит Гоголь. Входит Маракин, за ним гуськом пятеро негров.
Маракин (Гоголю):
- Вы ко мне? Извините, сегодня не получится, дела-с.
Маракин (неграм):
- Проходите, господа, проходите. Редактор вас ждет.
Негры заходят в кабинет.
Гоголь:
- Извините, а это кто?
Маракин:
- Писатели. Будем заключать контракт.
Гоголь:
- А что они написали?
Маракин:
- Пока ничего. Да какая разница? Напишут, что скажем. Научим.
Гоголь (горько):
- Вы научите…
Действие четвертое. Сцена четвертая.
Кабинет главного редактора. Зарубин-Забраковский и Маракин.
Зарубин-Забраковский (держа в руках распечатанную рукопись):
- Что это за бред?
Маракин:
- Почему бред?
Зарубин-Забраковский:
- Эрнест, ты это редактировал?
Маракин (неубедительно):
- А как же!
Зарубин-Забраковский:
- Я вот вообще не понял: о чем это? Это же читать невозможно! Сюжет… Ладно, сюжет не трогаю, сейчас многие черт те, что за сюжеты придумывают. Герои… Ладно, героев тоже не трогаю, хотя негры-братки и негры-менты — это, по-моему…
Маракин:
- А, по-моему, оригинально. Я, кстати, тоже не понял: нам нужно содержание или продажи?
Зарубин-Забраковский:
- Да мы не продадим это!
Маракин:
- Продадим! Все продают — а мы не продадим?! Первое: имя! Оно у нас есть! Второе: реклама! Бахвалова все знают, можно даже сэкономить. Обложку нарисуем такую, что у читателя слюни потекут! Лохов много, на наш век хватит.
Действие четвертое. Сцена пятая.
Ларек, оклеенный рекламой новой книги Бахвалова. Неподалеку стоит Маракин. Приближается Читатель. Продавец опасливо косится на него и разговаривает через едва приоткрытое окошко.
Читатель:
- Здравствуйте. Извините, набуянил в прошлый раз. Довели, сволочи!
Продавец (обыденным тоном):
- Ничего, не вы первый.
Читатель:
- Ладно, есть что-нибудь интересное?
Продавец:
- Вот новая книга Бахвалова.
Читатель(подозрительно):
- Думаете, стоит брать?
Продавец:
- Смотрите, какая обложка! А Бахвалов – имя!
Читатель (неуверенно):
- Ну, когда-то… Ладно, давайте.
Продавец отдает книгу. Покупатель тут же раскрывает ее и углубляется в чтение. Радостный Маракин потирает руки и уходит. Через несколько секунд покупатель бросает книгу под ноги и топчет ее.
Читатель:
- Да что же это такое! Одни идиоты пишут, другие – издают! Дайте огня! Я сожгу это издательство!
Он бегает вокруг ларька, пиная его ногами. Приходят санитары и уводят Читателя.
Действие четвертое. Сцена шестая.
Кафе напротив издательства. За столом сидят Пушкин, Гоголь, Достоевский и Чехов. Входит подвыпивший Бахвалов.
Бахвалов:
- Ну что, парни, есть, чем похвастать? Издают?
Пушкин:
- Пока нет.
Бахвалов:
- Ха-ха. А меня издают. Новая книга вышла. Продаваться надо уметь!
Пушкин:
- Мы не продаваться, а издаваться думаем. Ты нас с девицами попутал.
Бахвалов:
- Так писатели и есть проститутки! Кто предложит денег — тому и даем! Кто предложит больше…
Гоголь:
- Ты нас с собой не ровняй. Иди, продавайся, издавайся. Мы честным именем не торгуем.
Бахвалов:
- Подумаешь: Гоголь-моголь! Через пару лет мне виллу строить будешь, штрейкбрехер несчастный! Заработок у наших отнимать приехал?
Пушкин:
- Если отнимает у таких, как ты, так я ему помогу!
Бахвалов:
- А, так вы еще и заодно? Собрались, бездари, и завидуете! Ни черта вы у меня не отнимете! Знаете, как у меня все схвачено! Железно! Да будь ты хоть трижды Пушкин — тебе до меня…
Достоевский (перебивая):
- Коля, ты топор со стройки принес?
Гоголь (весело):
- Принес!
Достоевский (зло глядя на Бахвалова):
- Давай сюда!
Бахвалов испуганно озирается, пятится и уходит.
Гоголь:
- Что ни говори, а горько, что издают бездарей.
Пушкин:
- Был бы бездарь, так полбеды. Беда, когда можешь писать хорошо, а пишешь плохо. Из-за лени или продажности, как Бахвалов. Ведь неплохие книги писал… когда-то. Был кураж, были идеи. Да вот такие Маракины его и испортили.
Чехов:
- Когда человек свое хочет сказать, он никогда в формат не впишется. Не создашь шедевр под копирку.
Гоголь:
- Да не нужны им шедевры. Им продажи нужны!
Достоевский:
- Да разве одно не влечет за собой другое?
Чехов:
- Они любят другую литературу. Продажную. Ту, что прочитал — и забыл. Наберут негров, и указывают, как и что писать. Вал по плану.
Гоголь:
- И, правда, я как раз этих негров видал.
Чехов:
- И где же?
Гоголь:
- К Маракину заходили. Черные, как сволочи.
Пушкин:
- И что?
Гоголь:
- Маракин сказал, что будет издавать их, а не нас. Что у него такие таланты есть — не нам чета.
Достоевский (Гоголю):
- Коля, топор, правда, с тобой?
Гоголь:
- Нет. А зачем тебе?
Достоевский (глядя в сторону издательства):
- Достал меня этот Маракин!
Гоголь:
- Ну, это ты, Федя, брось. Пером, а не топором Маракиных бить надо!
Чехов:
- Подождем, дорогой. Будет и на нашей улице праздник!
Действие пятое. Сцена первая.
Здание издательства. Рабочие снимают вывеску «Золотой Пегас», из парадного входа выносят вещи. Пораженные писатели стоят рядом.
Чехов:
- Что же теперь будет? Где издаваться?
Гоголь:
- А они нас издавали? Поделом им.
Пушкин:
- Думаю, всех редакторов пинком под зад! Да и тех, кого они издавали.
Чехов:
- Как пить дать.
Гоголь:
- И правильно! На стройку бы их — узнать, почем хлебушек.
Чехов:
- Или санитарами. Любят крови напустить, вот и насмотрелись бы!
Пушкин (с сарказмом):
- Вы что, это же — профессионалы! Они работать не могут, они гении!
Достоевский:
- Гении должны пахать вдвойне.
Приходят рабочие и устанавливают новую вывеску: Издательство «Зевс и Прометей».
Гоголь:
- Смотрите, господа, новое издательство!
Пушкин:
- Может, хоть здесь нормальные люди работают?
Достоевский (мечтательно):
- Может, наконец, издадимся? А то у меня, братцы, беда. На бумагу денег нет, и за квартиру полгода не плачено. Выселять грозятся.
Пушкин:
- Не печалься, Федор Михайлович. Если что, скинемся тебе на бумагу. Ты, главное, пиши, не бросай.
Чехов:
- Смотри-ка, Маракин.
Появляется Маракин. Выглядит радостным и довольным. Завидя писателей, подходит к ним:
Маракин:
- Что, любуетесь?
Пушкин (радостно):
- Наконец-то! Вот, новое издательство.
Маракин:
- Что значит: наконец-то? Обещали издать?
Пушкин:
- Еще нет, но у нас все впереди. И вы нам больше не помешаете!
Маракин (криво усмехаясь):
- Ну, это как сказать. Кстати, позвольте представиться: главный редактор издательства «Зевс и Прометей» Маракин.
Немая сцена. Занавес.
конец
осень 2008 - зима 2009г.
Действия второе. Сцена шестая.
Кафе. Широкое окно на улицу. Несколько столиков и стулья. Собравшись в круг, сидят Пушкин, Достоевский, Чехов, Гоголь. Перед ними бутылка водки и закуска.
Гоголь (весело):
- Не грусти, Пушкин, прорвемся! Ты — талант, а талант всегда пробивается!
Пушкин:
- Нет сил моих больше. Взять бы этого Маракина — да по морде! Жаль, дуэли отменили!
Гоголь:
- Да что случилось-то?
Пушкин:
- Этот… Эрнест Раздолбаевич предложил негром поработать! Каково?
Гоголь (засмеявшись):
- На чужом горбу в рай въехать хочет!
Достоевский (сурово):
- Правильно, Пушкин: среди нас негров нет! Мы — писатели, а не печатные машинки. Наливай, Антоша!
Чехов наливает. Они выпивают.
Пушкин:
- Так ведь и не издадут никогда! Нет, я бы с ним стрелялся!
Чехов (дружески Пушкину):
- Маракиных тьма, а ты, Саша, у нас один. Нет, дуэль — не выход. Вот у меня случай на практике был, я его когда-нибудь опишу…
Достоевский (перебивая):
- Короче: злом зла не исправишь! Антоша, не отвлекайся, наливай.
Чехов снова разливает. Они выпивают.
Пушкин (немного приободрясь) Чехову:
- А тебе что, Антон, сказали?
Чехов:
- Сказали: не формат. Пишешь, говорят, неплохо, но не о том. Предложили сериал написать.
Пушкин:
- Сериалы, сериалы… Засерили литературу!
Появляется Бахвалов. Компания неприязненно косится, он же сияет.
Бахвалов:
- А, молодежь! Здорово!
Чехов (холодно):
- Что вам угодно?
Бахвалов:
- Что же так скромно сидите? Не издают – и пить не на что? Дайте-ка присесть. (Ему неохотно дают место) А мне есть на что! (кричит в сторону) Эй, человек, коньяка сюда, да самого хорошего! Ну, что, брат Пушкин? Все пишешь?
Пушкин:
- Пишу. Я не писать не могу.
Бахвалов (с чувством превосходства):
- Ты пишешь, а я издаюсь! Тираж двадцать тысяч, и это только начало!
Достоевский (горестно, в сторону):
- Господи, спаси Россию!
Приносят коньяк.
Бахвалов:
- Ну, что, господа, выпьем за мой новый роман! Не начинал еще, правда, но чего там, подумаешь, пару месяцев работы.
Пушкин:
- С вами мы пить не будем!
Бахвалов:
- Это почему?
Пушкин:
- Мы с такими не пьем.
Бахвалов:
- Вот потому тебя и не издают, что старших не уважаешь! Тебе учиться у меня надо, а ты ерепенишься.
Пушкин (горячась):
- Чему же, позвольте узнать? Что хорошего вы написали за свою жизнь?
Бахвалов (презрительно):
- Я двадцать книг издал. А ты – ни одной!
Чехов:
- О похождениях ефрейтора спецназа в стране девственных амазонок? Как же-с, наслышаны.
Бахвалов:
- Это только начало. Продолжение следует!
Достоевский (крестясь):
- Господи, храни Россию.
Бахвалов:
- Ну, давайте же выпьем!
Достоевский:
- Подожди. Ты мне вот что скажи: зачем ты пишешь, Бахвалов?
Бахвалов:
- Бабла заработать, зачем же еще? А ты, Федя, зачем? Ради славы?
Достоевский:
- Затем, что не писать не могу. Затем, что душа требует. Затем, что люди правды ждут и ищут.
Бахвалов:
- Глупости. Пишут из-за денег, или прославиться хотят. Вообще, одно другому не мешает.
Достоевский:
- Я готов писать за деньги. Но я не стану писать чушь.
Бахвалов:
- А кто пишет чушь?
Гоголь:
- Есть среди нас один. Пришел недавно.
Бахвалов:
- А-а, так вы вот на что намекаете! Называйте хоть чушью, хоть ерундой, но издают-то меня, а не вас! Меня читают!
Пушкин:
- Пока еще читают.
Бахвалов:
- И будут читать! Бахвалов – имя!
Достоевский:
- Потому мы и не пишем такое. Мы именем дорожим. Хотя сейчас модно прятаться за красивым псевдонимом и выпекать литературные изделия, которыми только двери подпирать. Но все равно, писать то, что нам предлагают, порядочному человеку просто стыдно.
Бахвалов:
- Это почему?
Гоголь:
- Вот у меня на стройке случай был. Один мастер двери криво поставил, а когда клиент пришел, сказал, что это не криво, что это мода такая. Клиент поверил, а когда дверь ни закрыть, ни открыть не смог, плюнул и выкинул к черту. И поставил нормальные, через которые войти можно. Понимаете?
Бахвалов:
- Не понимаю. Мне вот не стыдно.
Достоевский:
- Мы чувствуем ответственность за то, что написали. Потому что каждое написанное слово…
Бахвалов (прерывая его):
- А, так вы - идеалисты! Наверно, мир изменить собираетесь? Искусство должно служить народу, вести и пробуждать? Этак вы далеко не уедете! Будете, как Толстой, сорок лет в стол писать, пока не свихнетесь! Писать надо то, что надо! Чего хочет публика – то и писать! Вот секрет успеха.
Пушкин:
- По-вашему, нам указывать должны, что писать?
Бахвалов:
- А как же? Есть мода, конъюнктура, популярные литературные течения. Струю надо ловить, салаги! А не можете – спросите у редактора, он подскажет.
Пушкин (гордо):
- Спасибо, мы как-нибудь сами.
Бахвалов (забирая бутылку коньяка):
- Прощайте, неудачники! Ты, Чехов, хочешь со своими хохмами известным стать? Никому они не нужны — Петросян и то смешнее пишет! Ты, Мишка, не гастарбайтер, ты штрейкбрехер! Хлеб у наших писателей отнять хочешь! Не выйдет — я не позволю! А ты, Федя, и вовсе бездарь!
Достоевский (Гоголю):
- Коля, у тебя топор с собой?
Гоголь:
- Нет. На стройке оставил.
Достоевский (нехорошо глядя на Бахвалова):
- Жаль.
Бахвалов презрительно усмехается и уходит.
Действие второе. Сцена седьмая.
Кабинет Зарубина-Забраковского. Он сидит, что-то читает. Входит Бахвалов.
Бахвалов:
- Привет. Что читаешь?
Зарубин-Забраковский:
- Здорово. Мемуары Шниперовича.
Бахвалов:
- А кто это? Из новых?
Зарубин-Забраковский:
- Нет. Наш директор.
Бахвалов:
- И как: интересно?
Зарубин-Забраковский (в сторону):
- Знал бы раньше, жил бы в Сочи.
Бахвалов:
- Когда-нибудь и я напишу мемуары.
Зарубин-Забраковский:
- Конечно, пиши! Это же так интересно! А мы издадим, издадим непременно! Так что у тебя с книгой?
Бахвалов:
- Мне бы авансик.
Зарубин-Забраковский:
- Ты же получал!
Бахвалов (икает):
- Ик. Еще надо.
Зарубин-Забраковский (подозрительно):
- А книга как? Сколько написал?
Бахвалов (отмахиваясь):
- Пишу, пишу.
Зарубин-Забраковский:
- Говори конкретно. Сколько листов сделано?
Бахвалов:
- Сколько ни есть - все мои.
Зарубин-Забраковский:
- Пока не покажешь работу, аванса не дам!
Бахвалов (твердо):
- Нет аванса — нет работы!
Зарубин-Забраковский (нахмурившись):
- Да что с тобой? Дружба дружбой, но работу-то делай! Ты у нас не один автор, знаешь, сколько народа в очереди стоит?
Бахвалов (смеясь):
- Эти, что ли? Да брось ты, не смеши. Никто и никогда их не издаст! Эти люди писать не умеют и не научатся никогда. Потому что меня не слушают.
Зарубин-Забраковский
- Короче, завтра принесешь, что написано.
Бахвалов:
- Не вопрос. Но авансик вперед!
Действие третье. Сцена первая.
Приемная Маракина. На диване сидит Фекалин. Входит Шниперович и идет к двери редактора.
Фекалин:
- Эй, я здесь последний!
Шниперович:
- Последней была твоя бабушка у поручика Ржевского.
Фекалин (растерянно):
- Что это значит?
Шниперович быстро проходит мимо растерянного Фекалина.
Действие третье. Сцена вторая.
Кабинет Зарубина-Забраковского. Он и Шниперович.
Шниперович:
- Спрашивается вопрос: когда, наконец, мое издательство будет издавать нормальных, продажных авторов?
Зарубин-Забраковский (поправляя):
- Продаваемых, Семен Исаакович.
Шниперович:
- Если кто-то имеет мене здесь за фраера, я сделаю ему цим тухис быстро и без наркоза!
Зарубин-Забраковский:
- Семен Исаакович, вы меня неправильно поняли. Вы знаете, как трудно найти настоящий талант! Его ведь еще учить надо, направлять, поддерживать! Все это требует времени!
Шниперович:
- Не делайте мне смешно! Вы деньги найти попробуйте! А писателей я вам найду тысячу.
Зарубин-Забраковский:
- Но это действительно сложно! Авторов много, хороших мало.
Шниперович:
- Вот и отсеивайте… зерна от плевел! А то издали какого-то Калина – одна фамилия чего стоит! Одна книга продалась всего! Остальные я, что ли, купить должен? Еще раз издадите этого поца – купите весь тираж! Его хоть на туалетной бумаге печатай — никто читать не станет! Не верю я, что талантов нет, не верю! Ищите, как жена заначку!
Он разворачивается и уходит, оставляя редактора в растерянности.
Действие третье. Сцена третья.
Кабинет Зарубина-Забраковского. Он и Маракин.
Зарубин-Забраковский:
- Эрнест, мы в заднице!
Маракин:
- А что такое?
Зарубин-Забраковский:
- Приходил Шниперович. Сказал, что Фекалин не продается! И что, если мы будем продолжать в том же духе, он сделает нам цим тухис.
Маракин:
- А что это?
Зарубин-Забраковский:
- Не знаю, но лучше и не знать.
Маракин:
- Подожди, как же не продается? Я сам видел, как покупали книгу!
Зарубин-Забраковский:
- Значит, тебе повезло: ты увидел единственного поклонника этого бездаря.
Маракин:
- Почему же бездаря? У всякого бывают творческие неудачи.
Зарубин-Забраковский:
- Шниперович сказал, что следующий тираж Калина мы купим сами. Что там с Анной? Вся надежда на нее! Ты с ней работал? Как?
Маракин (оживляясь):
- Свежо и непредсказуемо.
Зарубин-Забраковский:
- Языком владеет?
Маракин:
- Вполне!
Зарубин-Забраковский:
- Так что сидишь? Пусть заканчивает и — срочно в печать! Еще раз просмотри этих бездарей. У тебя полкабинета в рукописях, а ты найти ничего не можешь. Наверняка что-нибудь интересное залежалось.
Маракин:
- Это уж вряд ли. Они же у нас умные! Но я посмотрю. А как Бахвалов?
Зарубин-Забраковский:
- Не дозвониться. Пишет, наверное.
Действие третье. Сцена четвертая.
Кафе напротив издательства. За столиком пьяный Бахвалов с двумя девицами.
Бахвалов:
- Вы «Горе от ума» читали?
Девица с сигаретой:
- Нет. А что?
Бахвалов (обнимая одну девицу):
- Это я сочинил!
Девица в очках:
- Странно. Разве это не господин Грибоедов сочинил?
Бахвалов:
- Э-э… Это он другое «Горе…» сочинил, неизвестное. А это — я! Шеф, коньяк давай!
Приносят коньяк. Бахвалов наливает девицам и себе. По телевизору показывают «Матрицу».
Бахвалов (обнимая вторую):
- А знаете, кто сценарий «Матрицы» придумал? Тоже я!
Девица в очках:
- И «Матрицу» — вы?
Бахвалов:
- Конечно!
Девица с сигаретой (игриво):
- Наверно, вы много зарабатываете? А машина у вас какая?
Бахвалов (заметно покачиваясь):
- Машина? «Ундервуд.»
Девица с сигаретой:
- А что это за модель? Современная? Я такой не знаю.
Бахвалов:
- Раритет!
Обе девицы (прижимаясь к Бахвалову):
- О-о, раритет! Покатаете?
Бахвалов:
- Не вопрос. Идем!
Пошатываясь, он встает и уходит. Девицы идут следом.
Действие третье. Сцена пятая.
Кабинет Маракина. Он и Анна Павловна.
Анна Павловна:
- Эрнест Жолдыбаевич, у меня сюжет не клеится! Не знаю, что и делать! Вчера весь день проплакала!
Маракин (бодренько):
- Ну, это вы напрасно. Это не проблема.
Анна Павловна:
- Не проблема? Вы мне поможете?
Маракин:
- Разумеется. Мы ведь теперь… друзья. А я друзей не бросаю. Значит, сюжет нужен?
Он поворачивается к стопке сваленных у стены рукописей, копается и выуживает одну.
Маракин:
- Ну, вот вам сюжет. Неплохой, на мой взгляд. Берите и владейте!
Анна Павловна:
- Но… это же чужая рукопись!
Маракин:
- Пустяки. Перепишите, поставьте свои персонажи, и — вуаля!
Анна Павловна (взволнованно):
- А если в суд подадут?
Маракин:
- Да пускай. Ничего никто не докажет. Идеи в воздухе носятся – и все это знают. Тысячи романов написаны по заимствованным сюжетам, и это не помешало им стать бестселлерами. И вам не помешает.
Анна Павловна:
- Ну, если вы так считаете…
Маракин:
- Да, я так считаю. У вас все данные, чтобы стать известным автором. Приятный... стиль, неплохой... драйв.
Анна Павловна:
- А язык?
Маракин:
- А что – язык? Язык у вас хороший — это я как специалист говорю. Но это сейчас не главное.
Анна Павловна:
- А что же главное? Я так старалась!
Маракин (довольно улыбаясь):
- Я заметил. Но сейчас в литературе один бог — Имя! Имя, дорогуша, перевешивает талант. Стоит объявить, что книгу написал известный футболист или супермодель – ее мигом раскупят. Хотя всем ясно, что ничего путного они написать не могут. Таков феномен современного книгоиздания. А любопытство — главный его движитель. Быстрее заканчивайте книгу и начинайте следующую, а мы вас раскрутим!
Анна Павловна:
- Ах, как я вам благодарна! Спасибо.
Маракин:
- Я-то здесь при чем? Талант, он всегда пробьется своей... работоспособностью. Ну, за работу, Анечка, за работу. Каждый день на счету!
Действие первое. Сцена пятая.
Кабинет Маракина. Он и Фекалин.
Маракин:
- Роман ваш прочел. Неплохо. Но, если хотите издаться, редактировать, конечно, придется основательно.
Фекалин:
- Я на все готов, чтобы издаться!
Маракин:
- Вижу, юноша, вижу. Похвально. Значит, так. Главного героя… Как его там? (заглядывает в рукопись) Майора спецназа Бандурина меняем на девушку, тоже бывшую спецназовку, а теперь мегазвезду эстрады. Вместо древней Эфиопии она попадает в современную - чувствуете разницу! – и дальше по сюжету. Это, кажется, был боевик?
Фекалин:
- Боевик.
Маракин:
- А станет гламурный боевик! Прорыв в жанре!
Фекалин:
- Вот здорово!
Маракин:
- Вот только фамилия у вас… неблагозвучная, прямо скажем. Надо менять на псевдоним.
Фекалин:
- Как вам будет угодно. Скажите только, какой?
Маракин (задумываясь):
- Ну… Фекалин, Фекалин… Давайте, просто Калин. Коротко и звучно!
Фекалин:
- Действительно здорово. Значит, теперь я буду Калин…
Маракин:
- С чем и поздравляю. Ну, а романчик ваш мы издадим. Даже не сомневайтесь. Но – после доработки. Идите и работайте.
Фекалин (неуверенно):
- Конечно, конечно. А может, все-таки…
Маракин (нахмурившись):
- А вот это бросьте! Хотите издаваться - делайте, как говорят, и можете считать, что книга в кармане.
Фекалин:
- Конечно, конечно.
Действие первое. Сцена шестая.
Ларек, оклеенный рекламой книги Фекалина. Появляется Читатель.
Читатель:
- Что есть новенького, хорошего?
Продавец:
- Вот, только что выпустили. Издательство «Золотой Пегас».
Читатель:
- Я спрашиваю: есть ли что-нибудь хорошее? Эти ничего хорошего не издают.
Продавец:
- Здесь пишут: молодой перспективный автор.
Читатель:
- Ну, хоть молодых издавать стали. Ладно, возьму почитать.
Он протягивает деньги, берет книгу. Тут же раскрывает ее и читает. Через минуту выражение лица меняется.
Читатель (гневно):
- Да как же такое печатать можно? Это же бред какой-то!
Продавец:
- А что такое? Пишут: почти гениально.
Читатель:
- Да как только такое печатают? Как бумага не краснеет? Это же читать невозможно!
Продавец:
- Да бросьте. Бумага стерпит, терпела и не такое.
Читатель:
- Бумага-то стерпит, а мне что делать? Ну, попадись мне этот гений!
Сжимая кулаки, уходит. Из-за ларька выглядывает испуганный Фекалин.
Действие второе. Сцена первая.
Приемная. У дверей Фекалин. Входит Шниперович, направляясь к двери главреда.
Фекалин (вставая):
- Позвольте, вы куда? Вы что без очереди? Я последний!
Шниперович (презрительно):
- Оно и видно.
Заходит в дверь. Фекалин в растерянности пропускает его.
Действие второе. Сцена вторая.
Кабинет главного редактора. Два кожаных кресла, письменный стол с монитором. Шкафы с книгами. В кабинете двое. Главный редактор Зарубин-Забраковский и Шниперович, хозяин издательства.
Зарубин-Забраковский:
- Слушаю вас внимательно, Семен Исаакович.
Шниперович:
- Это я слушаю. Издательство в полной жопе, а он мене слушает! Вы цифры видели?
Зарубин-Забраковский:
- Видел. И что? Почти как всегда.
Шниперович:
- Почти? Вы это называете почти? Где тиражи, где доходы? Чем вы вообще здесь занимаетесь? Где вы есть? Кто обещал новые имена, новые таланты?
Зарубин-Забраковский:
- Ищем, Семен Исаакович. А знаете ли вы, как трудно найти нового, многообещающего автора?
Шниперович:
- А вы знаете, как легко найти нового, многообещающего редактора? Ищите лучше. Или мы окажемся в таком гембеле, рядом с которым помойка покажется Куршавелем.
Зарубин-Забраковский:
- Что вы сказали? Я не понял.
Шниперович:
- Что здесь непонятного? Даю вам месяц. Иначе мой интерес в этом деле закончится, как мировая революция. Вон, в сети сейчас каждая собака пишет, а вы не можете найти авторов!
Зарубин-Забраковский:
- Там одни бездари. Нормальный человек в сети выставляться не станет.
Шниперович:
- Короче. Жду месяц и сворачиваю лавочку.
Действие второе. Сцена третья.
Та же комната. Главред и Маракин. Главред сидит. Растерянный Маракин стоит и оправдывается.
Зарубин-Забраковский:
- Целый год коту под хвост! Ты чем там занимаешься? Он сказал: если мы не найдем нормального писателя, он нас на дембель отправит.
Маракин:
- В смысле: уволит?
Зарубин-Забраковский:
- В смысле, как в армии: уйдем с песней и без копейки в кармане.
Маракин (обиженно):
- Так я же работаю!
Зарубин-Забраковский:
- Работает он! Чтоб я так работал! Где авторы?
Маракин:
- Ищем.
Зарубин-Забраковский:
- Плохо ищешь! К тебе же очереди в приемной стоят! Что, ни одного стоящего?
Маракин:
- Да нет там талантов! Лузеры одни. Что Тургенев, что этот, как его - Грибоедов.
Зарубин-Забраковский (с надеждой):
- Ну, неужели ни одного?
Маракин:
- Ну, посудите сами. Гоголя помните? Который все про чертей пишет?
Зарубин-Забраковский:
- Тот гастарбайтер из Молдавии? Помню. Веселый такой, с усами. Неужели что-то путное написал?
Маракин:
- Он не с Молдавии, он с Украины. То-то и оно, что ничего. Ну, что может написать бывший семинарист? Вы же его «Вечера на хуторе», кажется, просматривали?
Зарубин-Забраковский:
- Да, помню. Там править и править!
Маракин:
- Вот и я говорю! Есть у него одна вещь: как монах нечисть изгонял. До «Экзорциста», конечно, далеко, но неплохо. Но опять же: неформат! Говорю: сделай роман, пусть твой Хома еще пару недель чертей гоняет, пока пятнадцать листов не напишешь. Так нет, не хочет! Говорит: нечего там добавлять. Я филологический заканчивал, а он – семинарию, так еще и спорит!
Они невесело смеются.
Зарубин-Забраковский:
- Этого я помню. Еще кто есть?
Маракин:
- Чехов есть.
Зарубин-Забраковский:
- Кто такой, что пишет?
Маракин:
- Врач со «скорой помощи». Пишет так себе. Рассказики, хохмочки всякие. С ним еще работать надо.
Зарубин-Забраковский (вздыхая):
- Нам еще дворников-писателей не хватает. То гастарбайтеры, то врачи!
Маракин:
- Еще Достоевский и Пушкин есть.
Зарубин-Забраковский:
- Это тот черненький и кучерявый?
Маракин:
- Да, а другой – бледненький и лысенький.
Они смеются.
Маракин:
- Пишут ребята, стараются. Но все не то. Трагедии какие-то, стихи, рассказы. Я говорю: пишите боевики, детективы, фэнтези, эротику, в конце концов. Что угодно, но не эту ерунду! Нет на это спроса! Не понимают. Говорят: мы пишем, что сердце подсказывает. А я им: вот у него и издавайтесь! Слушали бы меня – давно бы издались! Пушкин так вообще любит поспорить, доказывает, что его произведения нужны, что их будут читать!
Они снова смеются.
Зарубин-Забраковский (качая головой):
- Вот же – бездарь, а какую фамилию имеет! С такой фамилией прогреметь – раз плюнуть. Пушкин! Красиво! А пишет говно.
Маракин:
- И не говорите.
Зарубин-Забраковский:
- Правда, что все писатели с прибабахом. А уж бездарности с прибабахом… Смех смехом, а хороший автор нам нужен. И очень быстро.
Маракин:
- Да, кстати: есть неплохой автор! Фекалин.
Зарубин-Забраковский:
- Фе… Кто?
Маракин (по слогам):
- Фе-ка-лин. Ну, помните, у Бахвалова сидели? Он еще под стол наблевал? Так вот, подает надежды. Рвется, можно сказать, в когорту первых.
Зарубин-Забраковский:
- Я, вроде, читал рукопись, но ничего не помню. Расплывчато как-то. Не запомнилось.
Маракин:
- Главное, он советы мои слушает. И прогрессирует. Скоро обещал роман.
Зарубин-Забраковский:
- Вот это хорошо! Кстати, облегчу твою участь. У меня тоже есть автор. Анна Павловна. Ты ее видел. Помнишь междусобойчик у Шниперовича?
Маракин:
- Ах, эта… Помню.
Зарубин-Забраковский:
- Так вот. Я ее подошлю, а ты посмотри, что там у нее. Кстати, а ведь Бахвалов – тот, кто нам нужен!
Маракин:
- Бахвалов – это имя! Но он давно не пишет. Говорят, в творческом отпуске.
Маракин выразительно щелкает себя по шее.
Зарубин-Забраковский:
- Потому что предложений хороших нет. А мы предложим. Чем ставить на темных лошадок, лучше вложить в имя! Бахвалов – старый конь, но пахать еще может. И как писать, ему объяснять не надо.
Действие второе. Сцена четвертая.
Кабинет Зарубина-Забраковского. Он и Бахвалов сидят за столом. Перед ними бутылка с коньяком и рюмки.
Бахвалов:
- Ну, за наше долговременное и плодотворное сотрудничество!
Они выпивают.
Зарубин-Забраковский:
- Я очень на тебя рассчитываю. Ты же знаешь: бездарей хватает, а настоящие мастера – наперечет. А ты, можно сказать, корифей жанра.
Бахвалов:
- Ну, откровенно говоря: да.
Зарубин-Забраковский:
- Я даже не сомневаюсь, что будет бестселлер.
Бахвалов:
- Хорошая книга – хороший гонорар. Я человек известный.
Зарубин-Забраковский:
- Ну, ты меня знаешь. Не обижу. Вот договор.
Бахвалов (просматривая договор):
- Годится. Попрошу авансик.
Зарубин-Забраковский:
- Приходи завтра. О чем, если не секрет, писать будешь?
Бахвалов (протягивая руку за бутылкой):
- О чем, о чем? Придумаем, о чем. Идеи, они, как известно, в воздухе носятся.
Зарубин-Забраковский (удерживая бутылку):
- Ладно. Ты только того… ну, аккуратнее… с этим.
Бахвалов:
- Обижаешь. Я корифей не только в литературе. Ну, вздрогнули!
Действие второе. Сцена пятая.
Кабинет Маракина. Он и Анна Павловна.
Маракин (радушно-развязно):
- Здравствуйте, кажется, мы уже знакомы.
Анна Павловна (неуверенно):
- Я что-то не помню.
Маракин:
- Ну как же! У Шниперовича!
Анна Павловна:
- Да-да, может быть.
Маракин:
- Ну-с, что вы нам принесли?
Анна Павловна:
- Детектив.
Маракин:
- Отлично! То, что нам надо! О чем?
Анна Павловна (оживляясь):
- После вечеринки дочь миллиардера попадает на необитаемый остров. Очнувшись, она видит множество абсолютно голых аборигенов, которые хотят ее… ну, вы понимаете.
Маракин:
- Понимаю: съесть.
Анна Павловна:
- Нет. Изнасиловать!
Маракин:
- Ага! Неожиданный ход! И что же дальше?
Анна Павловна:
- На остров случайно приплывают на собственной яхте сын президента Франции и его друг, арабский шейх. Их тоже захватывают аборигены и хотят…
Маракин:
- Понятно: изнасиловать!
Анна Павловна:
- Нет же. Как раз съесть!
Маракин:
- Как же у вас все непредсказуемо! Прекрасно! Думаю, мы это издадим.
Анна Павловна:
- Правда?
Маракин:
- Как же! Да вы, как бальзам после этих бездарей! (машет рукой в сторону двери) Главное в творчестве что? Чувствовать конъюнктуру! А вы ее чувствуете! Молодец!
Он задумчиво читает рукопись. Анна Павловна волнуется и ждет.
- Вы определенно талант, но вот в любовных сценах… некоторая недосказанность, что ли. Видимо, от недостатка опыта. Надо заниматься. Писатель должен попробовать все! И уметь все! Владеть языком. Ну, и так далее.
Анна Павловна:
- Я готова заниматься.
Маракин:
- Отлично! В таком случае сегодня вечером. Вы свободны?
Анна Павловна:
- Я абсолютно свободна.
Маракин:
- До встречи, Аннушка.
Продолжение следует...
Сатирическая пьеса в пяти действиях.
Все нижеизложенное не имеет ничего общего с реальностью. Любое совпадение имен и фамилий, названий и мест действия является случайным и непреднамеренным. Ни одно животное не пострадало.
Действующие лица:
Зарубин-Забраковский, Валерий Палыч – главный редактор издательства «Золотой Пегас». Крупный, солидный мужчина.
Эрнест Жолдыбаевич Маракин – редактор, его заместитель. Маленького роста, с длинными волосами, с бородкой, похож на дьячка.
Бахвалов – неопределенной наружности, в прошлом успешный автор.
Семен Исаакович Шниперович - владелец издания. Мужчина в дорогом костюме.
Пушкин – молодой начинающий автор с африканскими корнями.
Чехов - врач и начинающий автор. Интеллигентного вида, невысок, с бородкой.
Достоевский – пожилой начинающий автор. С бородой и голодными глазами.
Гоголь – веселый гастарбайтер и начинающий автор.
Анна Павловна – многообещающий автор. Довольно привлекательная женщина.
Фекалин – начинающий, но очень перспективный автор.
Читатель и прочие.
Действие первое. Сцена первая.
Кабинет замредактора Маракина. Кожаное кресло, письменный стол. Для посетителей – колченогий стул у самой двери. Стопки рукописей у стены. За столом Маракин, играющий во что-то на компьютере. Входит Пушкин.
Пушкин:
- Здравствуйте, Эрнест Жолдыбаевич.
Маракин:
- Здорово, Пушкин. Как дела?
Пушкин:
- Вот, принес рукопись.
Маракин:
- Ага! Давай-ка, посмотрим.
Маракин раскрывает и перелистывает рукопись. Сокрушенно качает головой:
- Мда… Опять стихи… Ну, кому они нужны? Александр Сергеевич, хотите быстро издаться? Вижу, что хотите. Тогда деловое предложение. Поработайте в качестве… Ну, как бы вам объяснить? Вам дадут план, а вы по нему пишете. Понимаете?
Пушкин:
- Нет. Зачем мне план? У меня своих полно.
Маракин:
- Ну, как это: зачем? Вы же издаться хотите?
Пушкин:
- Хочу.
Маракин:
- Ну, вот. Вы сейчас – новичок, никому не известный автор. Ну, кто вас издаст? Кто рискнет деньгами, престижем издательства? Сейчас имя требуется, а вы, извините, кто такой?
Пушкин (гордо):
- Я — Пушкин!
Маракин (со скучающим видом):
- Ну, я-то знаю. Знаком-с. А читатели? Посмотрят на оглавление: ну, кто этот Пушкин? И не купят.
Пушкин:
- А в книгу они не заглянут?
Маракин:
- Кто же сейчас в книги заглядывает? Не те времена! Читатель смотрит на обложку и на имя. В крайнем случае, аннотацию прочтет. На имя сейчас читатель клюет, на имя, а не на содержание! Содержание, дорогой Александр Сергеевич, вторично, ибо пока дочитаешь, не один день пройдет. И если не понравилось тебе, ничего не попишешь — деньги-то уплачены! И гонорар у вас в кармане.
Пушкин:
- Бред какой-то…
Маракин:
- Не бред, а действительность. Взять, к примеру, Бахвалова — имя! Что не напишет — купят. Правда, сейчас не пишет. Творческий перерыв. Устал человек. Вот я и предлагаю: вы пишете, а Бахвалов издается. А деньги, само собой, получите. И неплохие. Под такое имя — и тиражи соответствующие, и гонорар!
Пушкин:
- Не желаю.
Маракин:
- Ай-яй-яй! Ведь себя же губите!
Пушкин:
- Все равно не хочу и рабом быть не желаю!
Маракин:
- Ну, почему рабом? Их неграми называют…
Пушкин (вскакивая):
- Милостивый государь!
Маракин:
- Ты, Саша, не горячись. Вижу, кровь у тебя горячая, южная. У меня тоже папа – узбек. Ты, наверно, невесть что подумал. А ведь это хорошее предложение! Только представь: думать ни о чем не надо, тебе план предоставят, персонажей, а ты знай, раскатывай, как можешь. Но по плану.
Пушкин гордо отворачивается.
Маракин:
- Экий ты упрямец! Ведь загубишь талант! Тебе расти надо, практика нужна! Писать надо! Вот что ты сейчас принес?
Пушкин:
- Сказка о попе и работнике его Балде. В стихах.
Маракин (всплескивает руками):
- Ну, что за название? Да еще и в стихах? Ох, молодежь! Намедни Щедрин принес: «Сказ про то, как один мужик двух генералов накормил». Повесть накропал. Ну, разве это – название? Я уж про содержание не говорю! Кто это читать станет? Даже не посмотрят! Вот если бы: «Как один мужик двух генералов замочил»! Пусть длинно, но звучит, верно? Интерес подогревает, а! И все же лучше кратко. В твоем случае, предлагаю: «Сказка о попе». И все.
Пушкин:
- Но ведь могут подумать…
Маракин:
- И прекрасно! И пусть думают! И пусть покупают, чтобы узнать! Кстати, о чем сказка? Фэнтези?
Пушкин:
- Нет. Просто сказка.
Маракин:
- Эльфы есть?
Пушкин морщится и мотает головой.
Маракин:
- Драконы?
Пушкин:
- Нет.
Маракин:
- А что там у тебя есть?
Пушкин:
- Черти есть.
Маракин:
- Черти? Черти – это хорошо. Это, я бы сказал, свежо. Свежо! Посмотрим, посмотрим. И запомни: в названии должна быть интрига. Пусть в тексте ее нет, в названии она быть обязана! И чтобы кратко. Краткость – сестра таланта, слыхал? Ну, брат Пушкин, давай. Творческих успехов!
Пушкин уходит. Маракин бросает его рукопись в кучу и продолжает играть.
Действие первое. Сцена вторая.
Тот же кабинет. Играющий за компьютером Маракин. Входит Достоевский.
Маракин:
- А-а, Федор Михайлович! Заходите, заходите.
Достоевский (волнуясь):
- Пришел узнать: как там моя рукопись? Есть подвижки?
Голова Маракина невольно поворачивается в сторону горы бумаг.
Маракин:
- А что ей будет? В целости и сохранности!
Достоевский:
- Так вы ее прочли?
Маракин:
- Можно сказать, да. В целом.
Достоевский:
- Ну, и как?
Маракин:
- В целом неплохо.
Достоевский:
- Правда? Вам понравилось?
Маракин:
- Особенно то место, где он ее топором! Раз-раз! Убедительно так, живо описали. Ведь можете, когда захотите! Можете!
Достоевский (с надеждой приподнимается на стуле):
- Значит, берете?
Маракин:
- Нет.
Достоевский падает обратно на стул.
Достоевский (в отчаянии):
- Но почему?
Маракин (приподнимаясь над столом и нависая над гостем):
- Я объясню! Слушайте и не говорите, что не слышали! Берем сюжет. Бедный студент берет топор и убивает богатую старуху. Все понятно. Так зачем огород городить, вводить кучу лишних персонажей, которые к убийству не имеют никакого отношения? Зачем эти душещипательные подробности – вы детектив пишете или мелодраму? Даю справку: драмы нам не нужны! Время сейчас другое. Далее. К черту выбросите философию. Всем и так понятно: бабла должен, денег нет — вот и грохнул старуху. К чему сопли разводить? Тоже мне герой, называется! И, наконец: где нормальная концовка? Герой должен быть победителем, а вы его на каторгу! Ну, кому, кому это понравится? С сюжетом, Федор Михайлович, надо что-то делать! Это я вам как специалист говорю. Иначе шансы издать ваше творение…
Достоевский заметно приунывает. Маракин снисходительно похлопывает его плечу:
- Зато скорострельность у вас, Федор Михайлович, впечатляющая! За это хвалю! Но скучно пишете, затянуто, драйва никакого! Все-то вам надо объяснить, во всем покопаться. Все расписываете, раскладываете по полочкам. Объем – это, конечно, правильно, но ведь скучно! Где интрига? Подумаешь, тюкнули топором по голове! Взялись писать про маньяков, так пишите! Так, чтобы книгу в руки взять было страшно! Не одну бабушку грохнуть надо, чтобы книга хорошая вышла – это я вам как специалист говорю!
Достоевский хватается за голову.
Маракин:
- В общем, жду от вас чего-нибудь нового. Вы автор интересный, но мастерства не хватает. А мастерство - оно со временем приходит. Наваяйте пять-шесть романов и приходите. Смею вас уверить: шестой возьму у вас, не глядя!
Достоевский уходит.
Маракин:
- Всему учить надо! И ведь никто спасибо не говорит!
Действие первое. Сцена третья.
Кабинет Маракина. Маракин и Гоголь.
Маракин:
- А-а, Коля. Как дела на стройке?
Гоголь:
- Ничего. Идут дела. Пятый этаж заканчиваем.
Маракин:
- Ну, а с творчеством как?
Гоголь:
- Пишу помаленьку.
Маракин:
- Это хорошо. А пришел чего?
Гоголь:
- Так узнать… насчет издания? Вы же обещали.
Маракин:
- До издания, брат, дело долгое. Надо еще поработать. Вот, Тургенев начал исправляться, «Муму» написал. Не шедевр, конечно, у тебя, Коля, текст даже лучше. Я Тургеневу говорю: сделай ужастик, ну, чтобы собака, к примеру, с того света вернулась и всех перегрызла — это же будет хит! А он - ни в какую. Драму, говорит, хочу показать. А я ему на дверь показал. Кому они щас нужны, драмы? Кто их купит? Это ж надо понимать!
Гоголь:
- И что с ним теперь? Жалко человека.
Маракин:
- Не знаю. Слышал, «Охотничьи рассказы» пишет. Судя по названию, на ужасы можно не надеяться, может, хоть секс там есть? Но вернемся к нашим… К тебе, то есть. Итак. Что мы имеем? Имеем посредственное произведение, как с точки зрения сюжета, так и изложения. Есть классический, любовный треугольник: Вакула, его невеста и принцесса. Но ты сюда примешал и ведьму, и казаков, и черта в ступе! Кстати, с чертями уже не ново: Пушкин, брат, тебя опередил. Короче, говорю сразу: не понравится народу твой сюжет!
Гоголь:
- Это почему?
Маракин:
- Интрига вроде бы есть: добудет он черевички или нет, и каким образом? Но дальше! Скука смертная! Кроме полета на черте и вспомнить нечего! А прятанье любовников в мешках — это так глупо, что и говорить не стоит.
Гоголь:
- А, по-моему, смешно. И где ж им еще спрятаться было? Под стол, что ли, лезть?
Маракин:
- А хоть бы и под стол! В печку можно!
Гоголь:
- В печке Солоха вареники варила, а под стол толстый голова не поместится!
Маракин:
- Тебе, что, сложно пару фраз переписать? Сделай своего голову худым, вот он под столом и поместится.
Гоголь:
- Да не может быть он худым! Не такой он. Я его толстым вижу, здоровенным. На то он и голова!
Маракин:
- А вот этого не люблю: я так вижу! Все писатели одинаковы: я так вижу и все! И законы вам не писаны! То гром пушек в космосе, то человек мутирует за полчаса! Ладно, у тебя мистика, придраться сложней. Но послушай добрый совет, Коля: хочешь издаться, забудь это «я так вижу» и слушай, что тебе говорят.
Гоголь:
- Вот у меня на стройке случай был. Один клиент думал, что все знает, и говорил: вот тут так надо, а здесь так хочу. А когда стена треснула, он претензии предъявлять стал.
Маракин:
- Я не знаю, как там у вас на стройке, а у нас… Ведь вы, кажется, семинарию заканчивали?
Гоголь:
- Заканчивал, а что?
Маракин:
- Так не лезьте в чужой монастырь со своим уставом!
Гоголь хлопает дверью.
Маракин (вослед):
- Пис-сатели. Только бумагу переводят. Да, будь у меня время, показал бы, как писать надо!
Действие первое. Сцена четвертая.
Кабинет Маракина. Маракин и Чехов.
Маракин:
- В общем, так, Антон Палыч: прекращайте интернет-публикации, если хотите издаваться у нас.
Чехов:
- Чем же они вам мешают?
Маракин:
- А вам не понятно? Кто же книгу купит, если она в сети бесплатно лежит?
Чехов:
- Если хорошая – купят. А говорят, что пишу хорошо.
Маракин:
- Я вас умоляю. Кто же верит интернет-писулькам? Сами к себе на сайт заходят и комментарии оставляют: мол, бесподобно, гениально! Или друзей просят. Будто я не знаю. Сам писал.
Чехов:
- Я людям верю. Если они говорят…
Маракин:
- А это уж вовсе глупость. Вы мне хоть сто тысяч поклонников приведите! Если я вижу, что материал сырой и не отвечает требованиям издательства – извините!
Чехов:
- Как же так? Ведь вы для людей же и издаете?
Маракин:
- Мы издаем для денег!
Чехов:
- Но это же… Глупость какая-то получается.
Маракин:
- Потому что мы лучше знаем, что будут читать, а что нет. Вот вы, извиняюсь, доктор, так я же не указываю вам, как лечить, что полезно больному, а что повредит. А я редактор, и знаю, что полезно читателю, что он будет читать, а что не будет!
Чехов:
- И что же?
Маракин:
- А вы не понимаете?
Чехов:
- Вы уж объясните мне, пожалуйста.
Маракин:
- То, что модно, естественно!
Чехов:
- А кто же эту моду формирует?
Маракин:
- Так сами же люди.
Чехов:
- Неправда. Люди хотят читать о чувствах, о жизни…
Маракин:
- Ха. Слышал я это, слышал много раз: литература, мол, должна отображать все стороны жизни и все такое… Один дурак сказал, другие повторяют. Кто хочет читать про жизнь? Что интересного в вашей жизни, ну, что? Как одному промывание желудка сделали, а другому клистир? Народу неинтересно знать, как он живет — он и так это прекрасно знает. Ему интересно, как живут другие: миллионеры, знаменитости, бандиты, наконец. Вот у кого интересная жизнь! Об этом и писать надо, если хотите про жизнь. А не хотите, ваяйте фантастику, еще лучше — фэнтези, их сейчас каждый дурак пишет.
Чехов:
- Да если людям их жизнь не показывать, они и будут жить так, как живут. В грязи, пьянстве, ничтожестве.
Маракин:
- Вот только спорить не надо. Пишите, приносите. Рекомендую с превеликим удовольствием – но только то, о чем я говорил. А хотите побыстрее - вписывайтесь в серии, проекты. У нас как раз идут несколько. Вот «Княжеский бордель», например, или «Сага о вампирах».
Чехов:
- А если мне ни одна ваша серия не нравится? Я хочу писать о том, что меня волнует.
Маракин:
- И пишите, на здоровье. Только сюда не ходите. А если приходите и издаться хотите – слушайте, что вам говорят.
Чехов:
- И слушал бы – да тошно.
Маракин:
- Думаете, меня не тошнит от ваших текстов? Почитали бы с мое, глядишь, умом бы рехнулись, как мой батюшка. Подчас так и хочется этих пачкунов, бумагомарак в психушку засунуть! Тоже мне, гении! У батюшки в шестой палате таких десяток с хвостиком!
Чехов (бормочет про себя):
- В шестой палате?
В задумчивости уходит. Маракин пожимает плечами и смотрит в монитор.
Продолжение следует...
Действующие лица:
Царь Безтремора – человек невысокого роста в чёрном обтягивающем трико и круглой головой
Антицарь Нешарообразный – высокий человек в зэковской робе с надписью ФБР на спине
Пахан Какдыров – пацан в борцовских трусах и с бородой
Усы Рассказчика – усы в скромном костюме за бюджетные деньги Н-ской области
Оппозиционный журнал "Объективная пропаганда главенства права" (сокращённо "ОПГ Права") – стенгазета, выпускаемая людьми, сидящими в одной камере с Антицарём
Толинарод Толиполиция – массовый человек сомнительного содержания
ДЕЙСТВИЕ ЕДИНСТВЕННОЕ
Акт минус первый
Освещена одна половина сцены. Вторая в тени. Бункер с золотым перископом. В перископ смотрит Царь Безтремора. Рядом Усы Рассказчика.
Царь Безтремора
Звёзд не видно, хоть убей!
Говорили мне, не нужен
даром этот ваш Бомбей –
в нём лишь створки от жемчужин.
Что же делать, коль он наш.
И назад уже не сдашь.
Усы Рассказчика
Ни к чему нам звёзды эти!
Пусть сияет всей планете
лоб твой ярко-золотой,
нашим солнцем освещённый.
Ты правитель просвещённый...
Царь
Не неси пургу, постой.
Это связано с Бомбеем?
Усы
Точных данных не имеем.
Входит Пахан Какдыров.
Пахан Какдыров
Я хочу, братан, сказать,
это самое, чего...
Будут недруги лизать
зад ботинка твоего!
Мы борцы теперь с умом.
Нам не нравится сумо.
Царь (очень тихо)
Я не понял ни хрена.
Вот уж маета одна,
но индусы нам сейчас
тоже будут в самый раз,
да к тому же этот – верный
мой слуга.
(Пахану.)
Скажи, примерно
должен догадаться ты,
что теперь-то нам кранты.
Пахан
Будут плакать и бояться.
Будут очень извиняться.
Царь
Кто?
Пахан
Я выясню, братан,
только надо бы деньжат –
и народы задрожат
нынче здесь, а завтра там!
Усы (про себя)
Складно как заговорил.
Царь (Пахану)
Вижу, ты не из дурил.
Одобряю. Будут деньги.
Как история гласит,
не к лицу тому просить,
кто поднялся по ступенькам
в высшие ряды. И я
не прошу – дарю я щедро
и беру. Мои ведь недры,
в принципе – Земля моя!
Пахан (в бороду)
Ха! Ну-ну...
Царь (не обращая ни на кого внимания)
Да я ль не свет
приношу вам много лет?
Ночь и вправду не нужна:
провоцирует она
лишь простои в производстве.
Эй!
Усы
Да, Ваше Превосходство?
Царь
Расскажите всем холопам:
каждый должен трижды хлопнуть
в знак того, что одобряет.
И пусть трижды повторяют:
"Славься, славься, президент!
Ночь – тлетворный элемент!"
Усы и Пахан (одновременно)
Президент?!
Царь
Ну ладно – царь.
Усы
Превосходно, Государь!
Сколько благостных идей!
Пахан
Что ж, пойду пытать людей.
(Уходит.)
Царь (Усам)
Ну а ты чего стоишь?
Усы
Я лишь крохотная мышь
по сравнению....
Царь (раздражённо)
Иди!
Хватит мне лизать мозоли,
стоя в праздничном камзоле!
Усы (заискивающе кланяется)
Слушаюсь, мой Господин.
Свет гаснет.
Акт нулевой
Освещается вторая половина сцены. Камера, ограждённая решёткой. В ней Антицарь Нешарообразный и зэки из журнала "ОПГ Права". Рядом с камерой стоит Толинарод Толиполиция.
Входит Усы Рассказчика. Все мрачно смотрят на него.
Усы (восторженно)
Я хочу вам возвестить...
Но давайте-ка под запись,
чтобы нить не обронить,
то есть не терять... Где закись?..
Слышится шипение газа. Все начинают смеяться. Ржут минут пять, потом в изнеможении прекращают.
Усы (подхихикивая)
Так как ночи больше нет,
Царь издал один декрет...
Антицарь Нешарообразный
Он не царь! Он просто плешь.
Только вы, рабы, горазды
к выспренностям этим праздным.
Их не выпьешь и не съешь.
Деньги где, шерстистый дурень?
Усы
Я не понял вас, в натуре!
(Сам себе.)
Ах, проклятье девяностых –
так уже не говорится.
Антицарь
Что бормочешь ты, тупица?
Где бабло?
Усы
Оно, как воздух:
и повсюду, и не видно.
Работники "ОПГ Права" (хором)
Что ж ты врёшь, да так обидно?!
Нас держать за идиотов?!
Усы (устало)
Вот проклятая работа.
Как же вы меня достали!
Антицарь (не слушая)
Помнишь старый разговор?
Царь – его короновали?
Что? Молчишь? Он просто вор!
Что б вы нам ни заливали.
Работники "ОПГ Права" вешают на стену плакат:
ВЫ НЕЛЕГЕТИМНЫ. ИДИТЕ ВОН!
Толинарод Толиполиция
Гады!
(Вытаскивает резиновую дубинку и бьёт себя по голове.)
Усы
Вижу, диалога
не получится у нас.
Я у этого порога
появлюсь не скоро. Час
потерял я здесь. Рутина.
Вам же хуже.
Антицарь
Сгинь, щетина!
Усы уходит. Свет гаснет.
НЕДЕЙСТВИЕ
Толинарод Толиполиция освещается лучом прожектора. Играет гимн. Только музыка, без слов.
Пока звучит музыка, Толинарод Толиполиция безмолвствует. Иногда раскрывает рот, рука его при этом тянется к дубинке, висящей на боку.
Занавес
(написано в ясном уме и неясном осознании лета 2021 года)