Из сборника сочинений Константина Ушинского, «Что нам делать со своими детьми?», 1868 г.
Наше время, во многих отношениях, важнее эпохи петровых преобразований: тогда энергический гений употреблял усилие, чтобы пробудить к деятельности народ; теперь проснувшиеся и получившие свободу народные силы сами требуют деятельности; тогда большая часть планов и учреждений составлялась по чужому образцу, по чужим идеям, на основании существовавших примеров — теперь, правительство и руководимый им народ хотят иметь обязанность и право делать все на основании своих существенных, живо сознанных потребностей; тогда за умом, образованием, советами и руками надобно было прибегать к немецким философам, генералам, инженерам и даже ремесленникам, — теперь русское правительство лишь при помощи своего народа желает устраивать академии, университеты, гимназии, первоначальные школы, флот, войско, финансы, всякого рода пути для всестороннего и многообразного развития национальной деятельности, как требует наше время, наша жизнь.
Но почувствовать потребность и удовлетворить ей, поставить вопрос и уметь разрешить его, желать что-нибудь сделать, видеть всю законность желания, всю безотлагательную необходимость исполнить его и быть приготовленным, иметь достаточный запас знания и прозорливой, руководящей опытности для выполнения его, как известно, бесконечная разница.
Среди тревожных задач, среди вопиющих нужд, среди волнения разнообразных идей, планов, предположений, замыслов, мы оглядываемся во все стороны, смотрим друг на друга и в недоумении спрашиваем: ну, кто же возьмется за такое-то или другое дело? кто хорошо поведет его? кто достаточно приготовлен к нему? и с горьким чувством сами отвечаем обвинениями на самих себя, за прошедшее наше ученье и воспитанье: «у нас людей мало; людей нет; мы дурно учены; мы ни к чему порядочно не приготовлены». Вот поэтому-то возникает опять вопрос: «как же быть, чтоб избавить наших детей от такого страшного затруднения, в каком находимся мы? как надобно их образовывать, чтоб они не жаловались на бесплодно потраченное время, на убитые фальшивым учением силы, как мы все, решительно все жалуемся?»
Вопрос о первоначальном обучении решается легко; как-то только это решение будет выполняться? Вопрос об университетах и других высших учебных заведениях решится сам собой как логический вывод из устройства и развития средних учебных заведений, то-есть гимназий. Об этих-то средних учебных заведениях вопрос и остается у нас еще неразрешенным. Конечно, не большая мудрость и не большой труд написать: тому-то учить, тому-то не учить, то существенно полезно, это совсем бесполезно или даже вредно во всех возможных отношениях — умственном, нравственном, религиозном, эстетическом, политическом и т. д.
Но написать и предписать еще не значит понять и сделать дело: в продолжение последних тридцати лет несколько раз менялись у нас подобные предписания и кончились совершенной путаницей, полным упадком умственного образования нашего юношества: то сочтут греческий язык таким важным, что дают за него, при выходе из гимназии, четырнадцатый класс; то изгоняют его вместе с латинским; то введут законоведение и естественные науки; то объявят их злокачественными и также изгонят, а на место их возвратят прежних изгнанников; то сочтут логику, теорию словесности, психологию опасными для молодых умов и постановят, чтоб и помину об них не было; то примут за правило, чтоб их преподавать не в виде строго систематического изложения, а в виде отрывков, примечаний и придатков к русскому языку...
Во всем этом видна крайняя несостоятельность, совершенное отсутствие убеждения и какое-то странное безотчетное увлечение в таком деле, в котором надобно опираться на точных началах ума, человеческой природы и на наблюдениях над развитием собственной жизни.
Чтобы направить народное образование по прямому и верному пути, нужно учитывать не то, что необходимо для Германии, Франции, Англии и других стран, или что там уже сделано, а то, что требуется России в её современном состоянии. Важно опираться на ход её истории, на дух и потребности народа — не только одного круга учёных, одного сословия или литературной либо какой-либо иной партии, а всего народа, от мала до велика.
Это не может быть решено мнением того или другого доверенного лица, хотя бы это лицо был сам Гумбольдт, или мнением одной какой-нибудь газеты. В таком деле мнение и решение должно сложиться из подробного, свободного от всяких чужих влияний исследования предмета и прямого применения его к нам, к России, в настоящее время.