Служебный роман
Она пришла к нам из далёкой Сибири. Дочь тюменского недоолигарха, громогласная, огромная, как медведица, и такая же вспыльчивая. Вломилась в убогий офис и распугала коренных обитателей – хилых юношей, подающих надежды за мелкий прайс.
В рутине будней молодые таланты медленно, но верно превращались в стареющих неудачников, всякой надежды лишённых. По этой причине страдали экзистенциальным кризисом и алкоголизмом первой стадии. «Что она забыла в нашей юдоли скорби?» – удивились мы. «Холдинг принадлежит её дяде», – охотно пояснили нам. Вопросы исчезли.
Дочь Сибири пила кофе литрами, посещала все совещания, научилась складывать пасьянс, сплетничать и кропать ежедневные отчёты. Довольно быстро заскучала, начала маяться, искать жизни и свежего воздуха. Ей захотелось любви.
Тюменица оказалась не из тех, кто ждёт принца на белом коне. Её девиз: взять коня за яйца, а принца за жопу. Девиз хороший. Но по необъяснимым причинам жопа оказалась моя. В самом буквальном, пошлом, без малейшего иносказания смысле. После совещания меня подкараулили и хлопнули. Я стремительно бодро, как шар для боулинга, полетел по коридору, весело сбивая похмельных коллег. Раздался кокетливый хохот.
В тут пору я был очень юн и робок до слабого полу, недостатки преходящие и простительные. Сейчас бы... эх, знойная женщина, мечта поэта. Но тогда адюльтер с дамой гренадёрского роста и предмогильного возраста, ей было немного за тридцать, мною категорически отвергался. «Она приспит тебя, как младенчика, – с тоской думал я, стремительно покрываясь синяками и психическими комплексами от её манеры флиртовать, – Положит голову на одну грудь и прихлопнет второй, мозги брызнут».
«Ты женись, – активно сочувствовали коллеги. – Лет пять боли, страданий и унижений, зато потом при деньгах. Считай, устроен по жизни». Цена материального благополучия казалась завышенной: платить душевным спокойствием и остатками самоуважения не хотелось. Поэтому я страдал совершенно бесплатно. Но, как сказал один еврей, всё проходит, и это прошло.
Сибирячка решила закончить любовные игры до наступления холодов и перешла от лёгкого флирта к тяжёлому обольщению. Явилась на работу в вечернем платье. На голое тело. Без всего. Через полупрозрачную ткань выпирали формы чудовищных размеров. Не хочешь смотреть, но смотришь, испытывая чувства не эротического, а, скорее, мистического свойства – страх и трепет. «Это киви? – испуганно шептались коллеги. – Это соски! Тише, она услышит». Она слышала, ей нравилось.
Стало мучительно стыдно и за себя, и за девушку. Нужно поговорить серьёзно. Но говорить не хотелось вообще никак. Поэтому выбрал компромиссный вариант: засел в столовой и стал пить кофе, для нужного эффекта щедро подливая коньяк.
Вдруг на пороге появилась она. Фальшиво улыбнулась. Тактически зажатый в угол, я заметался на стуле, подозревая недоброе.
– А где соль? – спросила девушка.
– Чего? – удивился я.
– А вот же соль! – обрадовалась она.
Потянулась и надежно зафиксировала мою голову между грудями и стеной. Дышать стало категорически нечем. Моя тушка затрепыхалась, захлопала ладошками по столу, пытаясь вырваться. Безуспешно. Я серьёзно приготовился пройти долиной смертной тени, и… Воздух всё-таки дали, персональную вечность спустя.
Сиськодушительница довольная посмотрела на красную морду лица, приняв последствия асфиксии за крайнюю степень полового возбуждения. Игриво вильнула жопой и утащила солонку в неизвестном направлении.
После сеанса эротического удушения я набрался смелости напополам с коньяком и решился поговорить. Люди быстро взрослеют, заглянув в… лицо смерти.
Разговор состоялся в её мерседесе. Она не стала, образно выражаясь, тянуть кота за яйца и, выражаясь буквально, схватила за яйца меня. «Тётенька, кричать буду, – просипел я. – Отпустите, Христа ради».
Рука сместилась с яиц на горло, и я отправился в непродолжительный свободный полёт из салона об асфальт. Мгновенное прозрение с её стороны, поразительная скорость реакции и недюжая физическая мощь. Можно только позавидовать. Кому-то повезёт, надеюсь, уже повезло.
«Покажи, где она тебя трогала, – активно сочувствовали коллеги. – Прямо там, да? Ты хочешь поговорить об этом?»
Говорить об этом не хотелось.
И я никому так и не рассказал, что потом она разревелась, взахлёб, до слюней и соплей. От беспомощности и обиды на то, что она такая большая и сильная. А мужчины вокруг такие маленькие, слабые и трусливые. И никто не любит, а в любовниках только подлецы и мерзавцы, падкие до денег. И нет никакой надежды, и заместо любви лишь одиночество и неизбывная тоска.
Вскоре она ушла на повышение в центральный офис. А я, устав от затхлости окружающей реальности, уволился. Больше мы не общались.
