Говорят, женщина меняется с появлением штампа в паспорте. Но за семь лет ты увидел меня во всех ипостасях: легкомысленную, спонтанную, эмоциональную, непригодную в быту, зато заботливую, ласковую и верную.
Закончился тестовый режим, и ты решил не продлевать. Переправа. Пора менять лошадей, а загнанных пристреливать. Ты смог, твои слова прошили моё сердце насквозь.
Знай, я уходила медленно. Надеялась, ты поймёшь, что совершил ошибку, побежишь за мной, резко развернёшь и поцелуешь. Но так, увы, бывает только в фильмах.
Той ночью я шла, прижимая руку к груди, будто закрывала рану. В голове навязчиво крутились твои последние слова: «Мы всё равно расстанемся, тогда лучше сейчас», «Нет, всё ещё люблю», «Марго, ты куда?»
Никто из прохожих не обратил на меня внимания. Вот дошла до нашего любимого кафе. Помнишь, как счастливы мы здесь были? Первые свидания, робкие поцелуи, годовщины. Всё закончилось там, где и начиналось. Вернулось на круги своя.
Я плакала и накручивала себя, боль становилась невыносимой. Но глупо умирать, когда мечты начинают сбываться. «Как-нибудь потом. Посмотрим. Надо подумать». Да, это я тебя передразниваю.
Пойми, у меня скоро выходит настоящая книжка, которую ждут читатели, да и этот кофе солёный от слёз чертовски вкусный.
Итак, за всю ночь ты ни разу не написал мне и не позвонил.
Тебе интересно, что я почувствовала, когда вернулась утром домой? Да уж, надо отучиться называть твою квартиру домом.
Ты трусливо сделал вид, что спишь, легко, всего одним поступком, обесценил всё, что между нами было.
Дальше я поцеловала кошку на прощание, замерев на миг. Потом торопливо собрала вещи, беззвучно глотая слёзы.
Мать знала, чем всё закончится, попросила не плакаться, когда мы расстанемся. Мне нравилось думать, будто впервые она не права. Но я единственная, кто всегда ошибается. Да, милый?
Знаешь, если плакать в солнцезащитных очках, они запотевают. Ещё всем наплевать, плохо тебе или нет. Никто в ту ночь не спросил, всё ли у меня в порядке: ни официант, ни кондуктор, ни прохожие. Никто. Я уже повторяюсь.
Я злилась на тебя. Жаль не разбитого сердца и розовых очков, а того, с чем мне пришлось столкнуться после возвращения к родителям. Там вместо поддержки ждал нагоняй. За короткий срок со мной дважды поступили так жестоко. Не дали горевать, обвинили в том, что жила с тобой слишком долго и упустила всех нормальных мужчин. Наверняка я была плохой, мало готовила и редко прибиралась. Скажи, действительно ли причина в этом?
Помнишь, на прощание ты сказал, что любишь, но не видишь будущего со мной? Получается, всё это время я мучила тебя? Заставляла терпеть неидеальную, ту, что недостаточно хороша. Как это, оказывается, трудно — меня любить.
Сейчас ночь, я сижу в баре. Только что выступила группа «Чарли». Да, та самая, которую мы хотели пригласить на нашу свадьбу. Когда-то мы всё же планировали расписаться. Скажи, неужели в какой-то момент, ты и правда думал, что это случится? Неужели всё могло быть иначе? Или ты подыгрывал? Тянул время?
Сегодня музыканты поют для меня про огонь, который жжёт в груди. Идеально для расставания.
Мы приходили сюда весной. Я была в белом платье, ты в синем костюме, оба светились от счастья. Снимки со странным хэштегом «особый день» расстроили наших друзей, которые решили, будто мы тайно поженились. О, как потом Кристина настаивала, уговаривала, что нам обязательно нужно это сделать, мы же такая прекрасная пара.
Мы на тебя слишком сильно давили? Мне стоило быть умней, гибче? Как-то же это получается у других.
Кто бы мог подумать, что всё так обернётся. Жизнь начала налаживаться, наконец-то прошли боли, головокружения прекратились…
Прости, я потеряла нить — отвлеклась на бармена. Мальчишка улыбнулся и спросил: «Над книгой работаете? Вы так сосредоточены. Я почему-то подумал, а вдруг вы писатель. Меня, кстати, Рома зовут».
Промолчать невежливо, я сама села за барную стойку. Раньше я не могла позволить себе общаться с незнакомцами. Нет, я не боялась, что ты обвинишь меня во флирте. Сложно ревновать того, кто тебе не важен, правда? Зато ты постоянно контролировал и отчитывал. Говорил, что я плохо шучу, обижаю людей сарказмом и чёрным юмором: «Попробуй ещё раз. Я хочу как лучше. Иначе у тебя не останется друзей. Не смейся так громко. Не пой, у тебя нет слуха».
Я стала тише, боялась сказать лишнего и привлечь внимание.
Но кто мне запретит сейчас? Я свободна, слышишь? И больше не принадлежу тебе.
Рассказала бармену обо всём: про мою первую книгу, которая благодаря самиздату уже продаётся на топовых площадках и скоро появится в книжных. Знаешь, что он ответил? Лучше я процитирую.
— Здорово! Впервые вижу настоящего писателя. Надо отметить! — улыбнулся Роман.
— Дочь-писатель — горе в семье, — сама не знаю зачем, вспомнила я мамины слова и нахмурилась.
— Почему? Это даже прикольно. Да, немного наивно, наверняка тебя ждёт… — Мальчишка продолжил, когда закончил взбивать коктейль: — Но как и любых творческих людей. Впрочем, как и всех нас. Писательство хотя бы интересно и романтично или так выглядит со стороны?
Тут я снова услышала чужой голос в своей голове: «Представь, знакомишься с мужчиной и говоришь ему, что ты писатель! Каково это? Не стыдно?»
Знаешь, даже само слово «писатель» мама всегда произносит, будто это древнейшая профессия.
Но в тот момент, наоборот, впервые всё было правильно. Роман тоже вроде не смеялся. Нет, ты не подумай, будто я пытаюсь заставить тебя ревновать. Хотя я уже не знаю, зачем пишу это письмо.
Дальше бармен протянул мне очередной вишнёвый коктейль. Я попыталась отказаться, денег уже не осталось. Но он успокоил: «Считай, это мой личный вклад в современную литературу. Уверен, ты круто пишешь».
Происходящее казалось таким шаблонно-киношным, но всё же заставило меня улыбнуться. Взамен я пообещала, написать про Романа в своём новом романе. Он попросил, чтобы в экранизации его сыграл Аарон Джонсон: «Тот блондинчик из „Карениной“». Что ж, он и правда на него похож.
Бар закрылся около шести утра, и я отправилась к тебе пешком, благо тут недалеко. Холодное утро новой жизни. Зябко. Но какой же это был невероятно красивый рассвет. Забавно, наши отношения начались и закончились в первый день лета.
Хватит о прошлом. Мы договаривались о встрече сегодня в восемь. Но я замёрзла и больше не хотела оттягивать неизбежное. Мечтала поскорее забрать вещи, своё сердце и перестать держать эту дверь чуть приоткрытой. Именно призрачная надежда сделала всё таким невыносимым.
Но я верю, пройдёт время и забудется номер дома, цвет козырька над подъездом, обои в коридоре. Как стёрлось из памяти почти всё, что ты сказал мне в ту ночь.
Пока я заходила, вспомнила, что ключи у меня появились не сразу, а через год совместной жизни. Но оправдание нашлось легко, мы съехались спонтанно, толком и не узнав друг друга. Боялся, я украду что-нибудь ценное? Начинаю понимать, как маленькими шажками насильно прокралась в твою квартиру, твою жизнь. И если бы я в очередной раз не спросила про свадьбу, ты, возможно, поленился бы расстаться со мной и… И дальше можно фантазировать бесконечно.
Грустно, но ты никогда не пытался меня завоевать, а свыкался, как с хроническими болями или назойливым шумом за окном. Когда я совсем исчезну из твоей жизни, заметишь ли?
Я вошла сюда в последний раз, а коридор забаррикадирован моими вещами.
Всем, кто спрашивал, можем ли мы помириться, я отвечала уверенно: «Это конец». Но поняла это только в тот миг, потому что нельзя любить человека и упаковать всю его жизнь, вещь за вещью, в коробочку за коробочкой.
Боясь расплакаться, я спряталась в ванной. В то утро мне пришлось трижды поправлять макияж.
В фильмах показывают, как девушка, уходя, везёт за собой красивый чемоданчик на колёсиках. Моя жизнь, упакованная в тридцать две коробки, с трудом уместилась в папину машину. Сколько хлама. Даже мне не хватило в ней места. Мне нигде нет места.
Дописывая это письмо, уже после нашей последней встречи, вдоволь наплакавшись, я даю себе слово, никогда его не отправлять. Потому что и тебе нет места в моей жизни».
Конец 1 главы. Данька Вишневская "Твой голос".
