Вагон императорского поезда, застывший на псковских рельсах, стал саркофагом для русской монархии. Внутри царила тишина, густая и тяжёлая, которую не мог разрядить даже спокойный, ровный голос Императора. Двое приехавших из мятежного Петрограда — Гучков и Шульгин — были лишь исполнителями. Но за их спинами стояли генералы, сановники и великие князья, которые в паническом страхе уже отреклись от своего Государя в сердцах своих.
Их миссия с самого начала была основана на страусиной логике предательства. «Мы ехали не для того, чтобы «свергать царя». Мы ехали для того, чтобы найти выход из положения, которое стало гибельным для России... Мы думали, что, принеся в жертву царя, мы спасаем Родину и династию». Они везли с собой в Псков собственный, заранее заготовленный проект манифеста об отречении – акт неслыханной дерзости, уже бывший государственной изменой.
Император Николай Александрович стоял перед ними, и Шульгин, сам того не ведая, запечатлел в памяти образ обречённости: «Он был одет в защитную рубашку и такие же штаны, заправленные в высокие сапоги. Он сидел за простым столом. Когда мы вошли, он встал... Николай II выслушал его спокойно и внимательно. Лицо его было совершенно непроницаемо. Казалось, он совершенно не волнуется. Только был он очень бледен... Он говорил просто, точно докладывал о самом обыкновенном деле. В его голосе, в его манерах не было и тени нервности. Это было почти сверхчеловеческое спокойствие».
Это было спокойствие человека, который увидел пустоту вокруг себя. Позже, осмысливая тот день, Шульгин даст точнейший диагноз: «Кругом измена, и трусость, и обман». И в этой атмосфере всеобщего предательства прозвучали простые и страшные слова, решившие судьбу империи:
«— Я решил отречься от престола... — сказал Государь. — До трех часов сегодняшнего дня я думал, что могу отречься в пользу сына Алексея... Но к этому времени я переменил решение в пользу брата Михаила... Надеюсь, вы поймете чувства отца... Я не хотел бы расставаться с сыном».
И вот тут началась вторая, невидимая миру драма – драма текста. Царь не просто объявил им о своём решении. Он предъявил им свой вариант манифеста, уже написанный от его имени в канцелярских, бесстрастных выражениях. Тот самый проект, который привезли Шульгин с Гучковым, был отброшен. Но и царский текст был немедленно подвергнут правке. Прямо там, в вагоне, под диктовку прибывших, в документ стали вносить изменения, спешно переписывая отдельные формулировки, стараясь придать ему хоть какую-то видимость законности. Это была лихорадочная, кощунственная импровизация, попытка задним числом оформить акт величайшей государственной измены как добровольное волеизъявление.
Когда всё было подписано и переписано, Шульгин, принимая исторический документ, ощутил его страшную тяжесть: «Он встал. Все встали. Он передал бумагу мне. На ней было написано отречение... Я взял этот исторический документ и спрятал его в карман. Я чувствовал, что совершилось что-то огромное, непоправимое». Выйдя из вагона, его охватило чувство, которое он пронесёт через всю жизнь: «Когда я вышел из вагона, у меня было такое чувство, как будто я был соучастником убийства... Но я был убежден, что это необходимо».
В этой убеждённости и заключалась их роковая слепота. Они верили в хирургическое отсечение больной главы ради здоровья государственного организма. Они думали, что исправления, внесённые в текст манифеста, придают ему легитимность. Но результат оказался ужаснее самых чёрных прогнозов. Спустя годы, окидывая взглядом кровавый путь России после того дня, Шульгин с горечью признает: «Мы думали, что государственный организм болен какой-то тяжелой, но излечимой болезнью. Оказалось, что он болен чумой».
Их «спасительная» операция, их подготовка альтернативного проекта, их правки в тексте – всё это убило пациента. Предательство ближнего круга, трусость командования, молчаливое согласие элит и этот спешно переписанный в царском вагоне манифест – всё это открыло шлюзы для потока насилия, хаоса и братоубийственной войны, который смел великую страну. Они отрекались от Царя, думая успокоить стихию, а на самом деле принесли его в жертву тому хаосу, который пожрал их всех.
ВЗЯЛ ТУТ 👈
