Мираж

«Фонтан и сквер напротив окна, (=напротив Всевидящего Ока
Ты вновь сюда приходишь одна.
В окне, будто в раме ты.
Рисую я вновь тебя.
А рядом с тобой себя,
Чтоб ты не была одна.
…
Весь мой дом рисунками увешан,
Без тебя теперь мне
Не прожить и дня.
Смотришь ты то весело, то нежно
С каждого рисунка
Смотришь на меня…»

А память у тебя – девичья (Девы Марии Царицы Небесной). Никакой памяти у тебя нет. Память ты рисуешь себе "сейчас". Если у тебя «память отшибло», то значит ты её себе "сейчас" не нарисовал (забыл нарисовать?).

«Жизнь» - то, что ты хочешь (=решил) запомнить, но не можешь. «Девичья память» тебе не позволяет. Тебе поэтому приходится каждый раз всё рисовать заново. У тебя «не жизнь, а каторга» - каторжный труд по рисованию себе (несуществующей, мнимой) «жизни» на абсолютно пустом месте. От этого никому не нужного труда ты («смерть») смертельно устаёшь (?).

Решил запомнить – решил остановить прекрасное мгновение – «сейчас».
Твоя жизнь это то, что ты решил запомнить – то, что решил убить, уничтожить. Но у тебя не получается. Почему? Потому что никакой жизни у тебя нет прямо «сейчас» (=всегда).

«Ф а у с т
Тогда сказал бы я: мгновенье!
Прекрасно ты, продлись, постой!
И не смело б веков теченье
Следа, оставленного мной!
В предчувствии минуты дивной той
Я высший миг теперь вкушаю свой.

Фауст падает. Лемуры подхватывают его и кладут на землю.

М е ф и с т о ф е л ь
Нигде, ни в чем он счастьем не владел,
Влюблялся лишь в своё воображенье;
Последнее он удержать хотел,
Бедняк, пустое, жалкое мгновенье!»

Ты ("Я") – «смерть», которая решила уничтожить (=«решила запомнить») жизнь раз и навсегда. Да только запоминать (=уничтожать) оказалось нечего. Нет в твоей «жизни» ничего такого, что можно «запомнить» - остановить, рассмотреть поближе, полюбоваться. Одно сплошное мельтешение, мерцание, которое при приближении (при пристальном разглядывании) всегда рассеивается, как дым, как мираж.
Посмотри внимательней на всякое что-то в твоей "жизни", и ты увидишь лишь "ничего".

«М е ф и с т о ф е л ь
Все кончено. Свершилось!
Х о р
Прошло!
М е ф и с т о ф е л ь
Прошло? Вот глупый звук, пустой!
Зачем прошло? Что, собственно, случилось?
Прошло и не было — равны между собой!
Что предстоит всему творенью?
Всё, всё идет к уничтоженью!
Прошло... что это значит? Всё равно,
Как если б вовсе не было оно —
Вертелось лишь в глазах, как будто было!
Нет, вечное Ничто одно мне мило!..»

В этом смысле нельзя верить никому из людей, что бы они ни говорили. Верить ты можешь (разве что) только "самому себе". Но что у тебя есть от самого себя? Ни-чего.

Всё (=всё враньё, вся ложь) к тебе приходит от людей - от проекций твоего ума. Ты либо соглашаешься с какой-нибудь ложью, называя её правдой, либо отрицаешь какую-нибудь ложь, называя её ложью. Только ты сам решаешь, что правда (чему верить), а что неправда (чему не верить).

Но, фактически, нет ничего, кроме лжи. Истина - абсолютное "ничего" (отсутствие любых утверждений о чём-либо), сон без сновидений, тишина, безмолвие, пустота. Ты ("Я") - в пустыне, в которой твой ум искушает (соблазняет) тебя несуществующей на самом деле "реальностью" - миражами, призраками и привидениями.

В принципе ты можешь (более-менее со-знательно) управлять всей этой ложью - "реальностью". Царствовать над ней, а не рабствовать под ней. Но это требует некоторой "бдительности", осознанности, "присутствия".

«И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое.»
«Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне.»
«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал.»

Как встретить самого себя с помощью «другого» (=с помощью «себя»)? Не рисовать (твоим беспокойным умом) на абсолютно пустом месте никакого «другого» (=никакого «себя»).

Можно предположить, что ты ожидаешь от "другого", от "других" (=от твоих собственных галлюцинаций, от миражей) помощи, поддержки. Это всё равно, что ждать у моря погоды.

Возьми власть (от всех "других") в свои руки. Все "другие" - абсолютно безмозглы и бездушны (=абсолютно мертвы). Какой такой помощи тебе захотелось от зловонных мертвецов, от мерзких трупов в этом царстве мёртвых, где "жив" один лишь ты - Аид?

"АИД | Повелитель подземного царства | Греческая мифология"

"Я на спектакль приглашаю,
Там будет множество затей,
Я этих кукол обожаю,
Как будто собственных детей.
*
Мы вам покажем представленье,
Ах, это просто загляденье,
Эх, это просто наслажденье,
Ух, это просто объеденье.
*
Да здравствует наш Карабас удалой,
Уютно нам жить под его бородой,
И он никакой не мучитель,
А просто наш добрый учитель..."

Без парня у тебя нет озабоченности собой - нет душевных страданий. И ты «умираешь» от счастья - от небытия. Поскольку ты хочешь жить - хочешь быть несчастной, страдающей, постольку ты заводишь себе парня, который тебя мучает, играет на твоих нервах – на струнах твоей души.

Как побороть зависимость к парню?
=Как побороть любовь к себе - как побороть потребность в насилии над собой, в издевательстве над собой, в самоповреждении?
Как же ты можешь побороть любовь к себе, если ты не хочешь потерять своего парня - не хочешь побороть любовь к себе? Никак.

Ты не можешь побороть зависимость от парня, хотя бы потому, что нет ни тебя («себя»), ни парня («других» людей). Вы оба – призраки (привидения, миражи), которых не существует на самом деле.

«A summer evening on The Champs Elyses
A secret rendezvous they planned for days
A sea of faces in the crowded cafe
A sound of laughter as the music plays
*
Jean-Claude is student of the University
Louise-Marie is just a world away
He recalled the night they met
Was warm with laughter
The words were music
As she turned away
*
I'll meet you at midnight
Under the moonlight
I'll meet you at midnight
But Jean-Claude, Louise-Marie
Will never be
*
Each cigarette would light a thousand faces
Each hour passing like a thousand years
Midnight was turning into empty spaces
The sound of laughter disappeard
*
A summer morning on the Champs Elysees
The empty tables of the street cafe
The sunlight melting through an open doorway
Jean-Claude is left to face another day»