Да, в языковом отношении ближайшие родственники венгров – ханты и манси. Однако сейчас эти народы разделяет несколько тысяч километров.

Объясняется это, конечно, миграциями. Реконструкция маршрута венгров с территории прародины в нынешнюю Венгрию:

По дороге на запад венгры осадили Киев, о чём нам сообщает Повесть временных лет:

В лѣто 6406. Идоша угре мимо Киевъ горою, еже ся зоветь нынѣ Угорьское, и пришедше къ Днѣпру, сташа вежами; бѣша бо ходяще, яко и половци.

В год 6406 (898). Шли угры мимо Киева горою, которая прозывается теперь Угорской, и пришли к Днепру, стали вежами [шатрами – kl.]: ходили они так же, как теперь половцы.

Оставив в стороне подробности ранних русско-венгерских отношений, остановимся на лингвистической стороне вопроса. Венгр по-древнерусски – угринъ (Бяше бо отрокъ сь родомъ угринъ, именемь Георгий, егоже любляше повелику Борисъ), множественное число – угре. Если говорить о стране, то в древнерусском названий на –ия не было. Часто страну просто именовали по населяющему её народу. Остатки этой модели можно найти в польском:

Аналогично, по-древнерусски говорили: (где?) въ Угрѣхъ, (куда?) въ Угры, (откуда?) изъ Угръ. Или же - земля Угорьска.

При этом мы должны помнить, что современное русское у может восходить к двум звукам – как собственно *u, так и *ǫ (носовому о):

И в случае с уграми, как нам подсказывают данные польского и словенского языков, это именно *ǫ. Соответственно, для угре можно восстановить праформу *ǫgre. Почему же мы стали их так называть, ведь сами они себя именуют мадьярами?

По всей видимости, здесь следует видеть название тюркского племенного объединения оногуров, в которое входили венгры. Как это нередко бывает, этноним был перенесён с одного соседнего народа на другой. Причём Повесть временных лет различает белых угров (хазар) и чёрных (венгров).

Это обозначение венгров вошло не только в славянские языки. Так, по-немецки венгры – Ungarn, по-французски – Hongrois, по-английски – Hungarians и так далее. Начальное h- в ряде европейских языков появилось из-за того что средневековые европейцы не очень хорошо разбирались в кочевниках и путали венгров с гуннами, тем более, что поначалу венгры и вели себя соответственно – творили чад и угар набегов.

Откуда же взялись современные русские «венгры» и «Венгрия»? Внимательный читатель уже обратил внимания на то, что оно подозрительно похоже на польское название этой страны. В польском перед праславянским *ǫ- появлялся протетический звук в-, а сам *ǫ отразился как ą (носовое о), если он был долгим, и как ę (носовое э), если кратким.

Несколько примеров для наглядности:

Соответственно, мы просто утратили старые названия, заменив их полонизмами. Так же и слово вензель – заимствование из польского węzeł «узел», в то время как исконное отражение того же праславянского корня – узел (такие случаи называют этимологическими дублетами). Произошло это, скорее всего, в XVII веке, когда в России была большая мода на полонизмы.

В литературном украинском же старое название (угорці) сохранилось, а название страны образовано от прилагательного: угорський > Угорщина /угóршчына/, так же как словацький > Словаччина, німецький > Німеччина и турецький > Туреччина. При этом как устаревшее или диалектное слово можно встретить и полонизм:

Венгерки ще гірше сміялись та галасували (Нечуй-Левицький, II, 1956, 395)

В XIX веке, когда началось становление сравнительно-исторического языкознания как науки, было открыто индоевропейское языковое родство, и поначалу эту семью называли индогерманской (а немцы и сейчас используют этот термин). Ту же модель именования применили к финно-угорским языкам, взяв названия двух самых крупных языков, причём, как видите, для обозначения венгерского использовали древнерусское слово.

Надо сказать, что венгерские националисты своим языковым родством с хантами и манси довольны не были, и пытались подыскать себе более именитых родственников – от египтян до шумеров. Классика, что сказать.

А что же Югра? Фонетически с уграми она соотноситься не может. Вероятнее всего это заимствование из коми йӧгра «ханты и манси», которое обычно выводят из йӧгыр «заболоченный лес, болото» (Аникин А. Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири, страница 715).

Как я уже упомянул выше, сами себя венгры называют не уграми, а мадьярами – magyar /мåдьåр/ в единственном числе, magyarok /мåдьåрок/ во множественном. Этимологизируется оно как состоящее из двух корней. Первый, magy- /мåдь/, сопоставляют с названием «манси», что вполне обоснованно, поскольку венгерское gy восходит в том числе к *ńć /ньчь/ и соответствует мансийскому -нс-. Предположительное, означал этот корень, «человек». Второй корень сравнивают с финским yrkö «человек» (Benkö L. Etymologisches Wörterbuch des Ungarischen, страницы 923–924; Rédei K. Uralisches Etymologisches Wörterbuch, том 1, страницы 866–867, 84–85).

К слову, некоторые соседи венгров уже перешли на более «правильное» название. Например, чехи называют Венгрию Maďarsko, а словенцы – Madžarska (но Австро-Венгрия на этих языках будет, что характерно, Rakousko-Uhersko и Avstro-Ogrska).

Напоследок скажу, что, осев в Паннонии в конце IX века, венгры встретили там преимущественно славян, которых постепенно ассимилировали (напомню, что в Болгарии произошла ровно обратная ситуация: захватчики-кочевники быстро растворились среди славян). В венгерском огромное количество славянских заимствований, особенно в земледельческой лексике. Так, у той же группы Kárpátia есть песня Pálinka, в тексте которой перечисляется из чего делается самогон: szílva, körte, cseresznye /слива, кёрте, чересне/. Два слова из трёх, я думаю, вы узнаете без труда. Да и само pálinka – славизм. Словом pálenka (от pálit «жечь») чехи и словаки называют фруктовый самогон.

Фаза I: два праязыка.

Фаза II: один распадается на отдельные языки, второй сохраняет единство. Происходит обмен заимствованиями (выделено цветом).

Фаза III: второй праязык распадается на отдельные языки, каждый из которых наследует слово, заимствованное в предыдущий период.

Поскольку слово *kuningaz ~ *kunungaz восстанавливается для прагерманского, в праславянском *kъnęʒь должно быть заимствованием. В пользу этого говорит и то, что на германской почве это слово хорошо этимологизируется (в отличие от славянской).

Корень этого слова тот же, что и у *kunją «племя, род», сохранившегося в готском как kuni, а в английском как kin «род, родня». Если копать глубже, то *kunją родственно латинским словам gens «род, народ», genus «происхождение» и generatio «поколение», а также греческим γένος «происхождение, род, семья» и γένεσις «возникновение».

Суффикс -ing- имел значение «принадлежащий к, относящийся к; происходящий из; похожий» (Klein E. A Comprehensive Etymological Dictionary of the English Language, страница 794). Его же можно найти в древнеанглийском слове æþeling /этелинг/ «принц», образованном от æþele «благородный» (Klein, 121). Он же появляется в названиях династий – Меровинги, Каролинги и др. Параллельный ему -ung- можно встретить в названиях родов – Нибелунги, Вёльсунги. В какой-то степени он схож с нашим -ич. Не случайно структура слова *kuningaz имеет прекрасную аналогию в словенском: plemič «дворянин».

В самом факте заимствования этого слова славянами нет ничего удивительного. Повторю то, что я уже писал: титулы заимствуются чрезвычайно легко: президент, император, граф, маркиз, барон, да и царь с королём – это всё заимствования. Даже слова вождь и владыка заимствованы в русский из старославянского. По-русски было вожь и володыка.

Определённый интерес представляет время заимствования и его точный источник. Первая волна германизмов попала к славянам из восточногерманских языков, в первую очередь готского. Однако в готском потомка *kuningaz не зафиксировано. Это, а также тот факт, что в готском был более популярен суффикс -ung-, а не -ing- (хотя были оба, существовали готские племена тервингов и гревтунгов) привёл некоторых учёных к выводу, что слово князь пришло к нам в рамках второй волны заимствований – после того, как славяне, расселившись на огромных территориях, стали граничить с немцами.

Хотя к этим аргументам стоит прислушаться, нельзя не отметить, что теоретически *kuningaz у готов в своё время мог быть, но затем они утратили это слово. Кроме того, готы были не единственным восточногерманским племенем, с которым контактировали славяне. При этом о языках вандалов и гепидов мы знаем чрезвычайно мало. Так что однозначно определить, у каких именно германцев мы это слово позаимствовали, нельзя.

Как и в случае с королём, была попытка этимологизировать *kъnęʒь на славянской почве. Её предпринял словацкий учёный Шимон Ондруш. В польском зафиксировано слово kień «пень, колода», а в словинском kno «рукоять весла», на основании чего можно реконструировать праславянский корень *kьn-. Ондруш полагал, что *kъnęʒь мог быть образован от этого корня и его этимологическим значением было «торчащий, выдающийся». Эта этимология не получила поддержки среди учёных, во-первых, в силу описанных выше отношений между праславянским и прагерманским, во-вторых, из-за «деревянной» семантики корня *kьn-, которая с князем соотносится слабо.

Любопытный сдвиг значения у потомков *kъnęʒь в западнославянских языках. У лужичан оно (knjez в верхнелужицком, kněz в нижне-) стало означать «господин» вообще. В чешском (kněz /кнез/), словацком (kňaz /княз/) и польском (ksiądz /кщёндз/) оно стало обозначать «священник», а в значении «князь» используются производные от того же корня (kníže /книже/, knieža /кньежа/, książę /кщонже/).

Нечто подобное можно обнаружить и в балтийских языках. Литовцы и латыши заимствовали средневерхненемецкое слово kunig как kunigas и kungs соответственно. Литовское, вероятно, под польским влиянием стало означать «священник». Латышское значит «господин».

Нельзя не упомянуть также о том, что в польском слово Księżyc /кщенжыц/, которое по форме аналогично нашему «княжич» стало обозначать Луну. Это было обыграно в пародии на националистский лозунг «Polska dla Polaków»: Polska dla Polaków, Ziemia dla ziemniaków, Księżyc dla księży «Польша для поляков, Земля для картошки, Луна для священников».

Источники:

Этимологический словарь славянских языков, том 13, страницы 200–201.

Kroonen G. Etymological Dictionary of Proto-Germanic, страница 311.

Pronk-Tiethoff S. The Germanic Loanwords in Proto-Slavic, страницы 134–135.

Я не стану оценивать содержание данных работ в плане мифологии и истории, пусть этим займутся соответствующие специалисты. Однако Рыбаков выдвигал и некоторые соображения в области лингвистики. И идеи эти, к сожалению, не выдерживают никакой критики.

Об одной истории (комах и комедии) я уже писал. Сегодня мы займёмся другим случаем: этимологией имени богини Мокоши.

О её существовании нам сообщает Повесть временных лет. Отрывок из записи за 6488 (то есть, 980) год в переводе на современный русский:

И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь.

Появляется это имя и ещё в нескольких памятниках. Как многие знают, христианство не вытеснило язычества моментально, долгие века на Руси существовало так называемое двоеверие, осуждаемое священниками. Так в «Слове некоего христолюбца»  пишется:

І Мокошь чтут и Кылѹ і Малакию иже есть рѹчьный блѹдъ велми почитают рекуще Буякини

Забавно, что в одном из списков «Сказания о Мамаевом побоище», памятника XV века, пропитанного православным пафосом, Мамай взывает к Перуну и Мокоши.

Ещё в XIX веке этнографы записывали важную информацию о Мокоши. Для двоеверия характерно, что старый образ принимает новое, христианское, имя, сохраняя некоторые старые качества. Так, у Перуна эстафету принимает Илья-пророк, а у Мокоши – Параскева Пятница. У славян днём Перуна был четверг, а днём Мокоши – пятница, что хорошо соответствует распространившейся в Европе эллинистической традиции: четверг – день Юпитера (ит. giovedì, фр. jeudi) и Тора (англ. Thursday, нем. Donnerstag), пятница – день Венеры (venerdì, vendredi) и Фригг (Friday, Freitag). В пятницу нельзя было прясть и стирать.

Облик Мокоши/Параскевы Пятницы весьма специфичен – у неё большая голова, длинные руки, в других описаниях также длинные распущенные волосы и большие груди, которые она закидывает за спину. Мокошь связана с прядением и другими женскими работами, темнотой, а также сыростью, влажностью. Жертву ей приносили, бросая пряжу или кудель в колодец.

Хотя большинство наших сведений о Мокоши получено от восточных славян, можно утверждать, что это божество было праславянским, поскольку у западных и южных славян её имя сохранилось в виде топонимов (Mokošín в Чехии, Mokoszyn в Польше, Mokoš в Словении, Mokošica в Хорватии) или имён собственных.

Отмечу, что русские источники дают два варианта написания – Мокошь и Макошь, однако если мы хотим определить, какая форма старше, данные акающих говоров здесь, конечно, иррелевантны. В тоже время данные другие языков, где аканья нет, указывают на первичность -о-. Поэтому лингвисты предпочитают реконструкцию вида *mokošь.

2. Это была предыстория. Теперь перейдём к тому, что об этом имени писал Рыбаков. Борис Александрович в «Язычестве древних славян» заявил, что знает о преобладании форм с -о-, но без объяснения отдал предпочтение написанию Макошь. Причина на самом деле ясна: форму Мокошь не удалось бы этимологизировать так, как хотелось Рыбакову. Он обратил внимание на древнерусские слова кошь «корзина» и къшь «жребий» (совершенно не родственные друг другу!), спутал их друг с другом и усмотрел их в имени богини. Впрочем, дам слово ему самому:

Однако нас должна заинтеpесовать несомненная близость слов, обозначающих жpебий и имя богини. Учитывая глyбокyю индоевpопейскyю дpевность слова Ма (мать), можно пpедставить себе "Ма-кошь" как наименование "Матеpи счастливого жpебия", богини yдачи, сyдьбы.

Макошь (если верно именно такое правописание) вполне может быть осмыслена как Ма-кошь -- "мать хорошего урожая", "мать счастья".

Разберём по-пунктам.

а) Как уже отмечалось выше, данные указывают на первичность формы Мокошь, которую с матерью связать трудно. Кроме того, кошь и къшь – это не одно и то же и с формальной точки зрения усматривать в *mokošь слово *kъšь проблематично. Уже одного этого полностью достаточно, чтобы признать этимологию Рыбакова недостоверной.

б) Действительно, в современном разговорном русском ма может использоваться в значении «мама», однако, по-видимому, это инновация, неизвестная даже другим славянским языкам. На праславянский уровень это ма отнести не получиться (то, что слово *mati в конечном итоге таки, наверное, восходит к ma из детской речи, в данном случае иррелевантно).

в) Словосложения в славянских языках ведут себя несколько не так. Если мы хотим преобразовать словосочетание с подчинительной связью (то есть, такое, где есть главное слово и слово зависимое) в словосложение, это будет работать по следующей формуле (обратите внимание на перестановку компонентов):

Например:

мать бога > Богоматерь;

убийца матери > матереубийца.

В соответствии с это схемой, из мать коша мы бы получили *кошемать, но не Мокошь.

Конечно, есть и другой, значительно более редкий, вид словосложений с неравноправными членами, без соединительного гласного: царь-пушка (= царская пушка), чудо-богатырь (чудесный богатырь), жар-птица (жаркая птица). Однако и в нём главный компонент стоит на втором месте. По этой схеме *Мать-кошь означало бы что-то вроде «материнская корзина».

Наконец у нас бывают словосложения из словосочетаний с сочинительной связью (с равноправными членами): лётчик-испытатель, диван-кровать, плащ-палатка. Однако согласитесь, что Мокошь к этому типу отнести сложно: даже мать-жребий звучит странно, не говоря уже о мать-корзина.

г) Семантика тоже особо не бьётся. Конечно, до нас дошло не так много сведений о Мокоши, но судя по тому, что мы знаем, она покровительствовала женским ремёслам, а не урожаю. Вдобавок, корзина и урожай – это совсем не одно и то же. Жребий ещё как-то можно попытаться привязать: мол, Мокошь подобно мойрам и норнам прядёт нить судьбы.

Тем не менее, Рыбаков предпочёл не замечать таких «мелочей» и написал следующее:

Мы можем теперь убрать вопросительные знаки в таблице языческих празднеств и вписать в нее имя Макоши - богини плодородия, воды, покровительницы женских работ и девичьей судьбы <...>

Вот так довольно абсурдная этимология позволила ему записать Мокошь в богини плодородия и судьбы.

3. А что же по этому поводу думают лингвисты? Они исходят из праформы *mokošь и членят её так: *mok-oš-ь. Суффикс *-oš- можно найти в таких словах, как *kokošь «курица» или русском пустошь. По поводу корня существуют две версии.

Традиционная предлагает видеть в *mok- тот же корень, что и в словах мокнуть, мочить и мокрый. Это достаточно логично, если вспомнить о задокументированной связи Мокоши с сыростью и влагой. Возможное повторение этой модели можно видеть в новгородском и вологодском слове мокруха «сверхъестественное существо, которое оставляет мокрое место там, где посидит, и очень любит прясть» (Словарь русский народных говоров, том 18, страница 212).

Есть и альтернативная версия, которая опирается на связь Мокоши с прядением и пытается привлечь сюда литовский глагол megzti «ткать, вязать» (mezgu «я тку, вяжу»). Однако эта гипотеза натыкается сразу на две проблемы. Во-первых, корень mezg-/megz- нельзя сопоставлять со славянским *mok- по чисто фонетическим причинам. Во-вторых, этот самый mezg- для праславянского языка вообще не реконструируется, а что касается литовского, то для него предполагается семантический дрейф «топить» > «ткать, вязать».

4. Краткое резюме:

- читать Рыбакова следует с большой осторожностью, фактический материал в его книгах смешан с чрезмерно смелыми идеями;

- богиня Мокошь у праславян действительно была, хотя сведений о ней до нас дошло не так много, как хотелось бы;

- имя её, скорее всего, родственно словам мокнуть, мочить, мокрый.

Что почитать по теме:

Этимологический словарь славянских языков, том 19, страницы 131–134.

Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам, том 2, страница 164.

Славянские древности: этнолингвистический словарь, том 1, страница 209; том 3, страница 632.

Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. К реконструкции Мокоши как женского персонажа в славянской версии основного мифа // Балто-славянские исследования-1982, страницы 175–197.

Клейн Л. С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества.

Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа.

P.S. С мокшей Мокошь тоже никак не связана.

Таким образом, *dőrga «дорога» и *dȏrgъ «дорогой» несводимы друг к другу чисто фонетически.

Следующий шаг после восстановления праформы – поиск родственников изучаемых слов как в других индоевропейских языках, так и в рамках славянских. У дорогого обнаруживается только один надёжный родственник – латышское dārgs «дорогой» (если, конечно, это не старый славизм). Также пытались сравнивать *dorgъ с санскритским ādriyate «он относится почтительно» и литовским derėti «годиться», но это сопоставление наталкивается на формальные сложности: -g- в праславянском *dorgъ вряд ли можно считать суффиксом. У дороги нет и того. Значит, придётся глубже закопаться в собственно славянский материал.
Праславянский язык унаследовал от праиндоевропейского такую штуку как аблаут (этой темы я уже касался тут) – особая система чередования гласных. Для сочетания «гласный + r» аблаут, если упрощать, будет иметь следующий вид: ьr / er / or.
При этом существительные с -or- в корне соотносятся с глаголами с с -ьr- в корне на -ěti, -ati и -nǫti:

Комментарий: š = ш; ǫ – носовое о (см. пост о юсах); ě – ять (см. соответствующий пост).

Комментарий-2: *porxъ, *morkъ и *smordъ закономерно дали в русском порох, морок и смород (отсюда смородина), а прах, мрак и смрад – церковнославянские заимствования. Слово свороб отсутствует в русском литературном языке, но зато хорошо представлено в диалектах.
Какие глаголы нам предсказывает эта таблица для *dorgъ и *dorga?
*dьrg- + -ěti = *dьržati; *dьrg- + -ati = *dьrgati; *dьrg- + -nǫti = *dьrgnǫti.
И все три таких глагола реконструируются для праславянского, более того, они сохранились в русском: *dьržati – держать, *dьrgati – дёргать, *dьrgnǫti – дёрнуть.
Но возможно ли семантически, чтобы дорога была от дёргать, а дорогой от держать? Первое более чем вероятно, например, Фасмер так реконструирует первоначальную семантику *dorga: «продранное в лесу пространство». Если учесть засвидетельствованные в южнославянских языках значения «борозда», а также «овраг, долина», можно предположить и следующие празначения: «углубление, борозда; вытянутый след, вырытый в земле в результате волочения груза; борозда, вымытая водой, вытоптанная скотом или всадниками, проложенная санями или возом».
У нас есть определённые параллели для реконструкции таких вариантов семантического развития. Например, в чешском, словацком, сербохорватском и словенском есть слово cesta /цеста/ «дорога», которое связано с глаголом чистить. Или норвежское диалектное drog «долина, тропинка, след животного» соотносится с древнескандинавским глаголом draga «тянуть». От латинского trahere «тащить, волочить» образовано слово tractus «волочение, полоса, след», которое заимствовали поляки и переосмыслили как «большая дорога» (trakt, отсюда наше слово тракт в том же значении).
С дорогим всё значительно сложнее. Один из предложенных вариантов семантического дрейфа от держать выглядит так: «прочный, крепкий (такой, который может держать, выдержать)» > «хороший, полезный, годный» > «дорогой, ценный; дорогой, любимый». Некоторую параллель представляет семантика латинского глагола valere, развившаяся от «быть сильным, крепким» до «иметь смысл, иметь значение, значить». Другой вариант: «то, что стоит обладания; то, чем мы хотим обладать» > «дорогой».
Источники:Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, том 1, страницы 530, 531;
Этимологический словарь славянских языков, том 5, страницы 74–75, 77;
Etymologický slovník jazyka staroslověnského, выпуск 3, страница 146;
Słownik prasłowiański, том 4, страницы 113–115, 119–121;
Snoj M. Slovenski etimološki slovar (3-е издание, 2016), страница 150.

Краткое резюме:1. Русские слова дорога и дорогой восходят к праславянским формам *dorga и *dorgъ;
2. Между собой *dorga и *dorgъ не родственны, поскольку имели разные тоны;
3. *dorga «дорога» восходит к глаголу *dьrgati «дёргать». Первоначальное значение, скорее всего, – «расчищенная полоса земли (в лесу)»;
4. *dorgъ «дорогой» этимологизируется с меньшей долей уверенности, но весьма вероятно, что это производное от *dьržati «держать».

Слово ура впервые фиксируется на письме в XVIII веке. Пример:

Войска наши произнося свойственное имъ при одержаніи побѣды, страшное для непріятеля и знаменующее погибель его восклицаніе: ура, толпами гнали непріятеля въ море и гранодеры штыками побили ихъ великое множество, которые въ водѣ стояли по поясъ, и не могли доплыть до судовъ своихъ, а множество ихъ тамъ потопилось. [Фон Раан. Перечень изъ собственнаго своего журнала при завоеванїи Молдавіи и Бессарабіи съ 1787 по 1790 годъ (1792)]

Как я уже писал, для того, чтобы выдвигать какие-либо этимологические гипотезы, надо сперва собрать максимально возможное количество материала из письменных памятников, народных говоров, других языков и так далее. Если заглянуть в данные славянских языков, то легко выяснить, что похожие слова есть у поляков (hura /хýра/), чехов (hurá /гура/), сербов с хорватами (ура) и словенцев (hura /хурá/).

Однако соответствие «русское 0 (ноль) : польское h (х) : чешское h (г)» в систему регулярных фонетических соответствий между этими языками не укладываются (ср. нормальные соответствия: гора – góra /гýра/ – hora /гóра/ и хлеб – chleb /хлеб/ – chléb /хлеб/). И объяснений этому может быть два: либо по происхождению это звукоподражание / звукосимволическое слово, либо заимствование. Отмечу также, что в письменных источниках эти слова фиксируются довольно поздно – в русском с XVIII века, а в польском с XIX.

Напомню, что регулярные фонетические соответствия – это основа современной компаративистики. И если с заимствованиями всё понятно, то со звукоподражаниями дело обстоит так, что они могут быть очень похожими, но в то же время довольно неодинаковыми в разных языках. Например, так будет «тук-тук» на трёх славянских языках:

чешский: ťuk ťuk /тюк тюк/

польский: puk-puk

болгарский: чук чук

При этом, конечно же, никакого регулярного соответствия вида «русское т : польское p : чешское ť : болгарское ч» не существует.

Теперь давайте посмотрим, что можно найти за пределами славянских языков. Подобные междометия есть в немецком (hurra), шведском (hurra), английском (hurrah, hurray, hoorah, oorah, hooray, huzzah) и других германских языках, а также во французском (hourra, hurrah /урá/), итальянском (urra, hurra /уррá/), испанском (hurra /ýра/) и прочих романских.

Опять же, хотя славянские, германские и романские языки – это всё веточки на одном большом древе индоевропейских языков, в рамки регулярных фонетических соответствий это всё не укладывается. Если мы берём романские языки, то даже внутри этого таксона не наблюдается регулярных соответствий. Более того, в романских языках это междометие зафиксировано поздно: во французском с XVIII века (1722 год), а в итальянском и испанском и того позже – с XIX века. Этимологи полагают, что в романские языки ура попало из английского (См. Corominas J. Diccionario crítico etimológico castellano e hispánico, том 3, стр. 432; Prati A. Vocabolario etimologico italiano, 1951, стр. 535; Picoche J. Dictionnaire étymologique du français, 1991, стр. 353).

Теперь давайте обратимся к германскому материалу. В немецком hurra тоже начинает активно использоваться в XVIII-XIX веках, однако впервые появляется в Средневековье в произведении псевдо-Нейдхарта. Существует предположение, что в средневерхненемецком это производное от глагола hurren «спешить» (родственника английского hurry).

Однако Дж. Уолз (точнее Вальц – Walz J.A. The Interjection Hurrah // The Journal of English and Germanic Philology, Vol. 39, No. 1 (Jan., 1940), pp. 33-75) возражает против этой гипотезы. Он пишет, что в средневерхненемецком существовал целый набор подобных междометий – hurra, urra, burra, wurra, которые были не боевыми кличами, а выражали боль, страх, отвращение, удивление и так далее.

В английском hurrah фиксируется в 1686 году, а huzzah – в 1573, что на полтора века раньше французской фиксации. Как я уже упомянул, в английском существует большое разнообразие вариантов этого междометия (hurrah, hurray, hoorah, oorah, hooray, huzzah), что имеет большое значение. Дело в том, что там, где явление сформировалось, оно, как правило, намного более разнообразно, чем там, куда оно было перенесено. Скажем, диалекты британского английского на порядок разнообразнее, чем диалекты отпочковавшихся от него американского, канадского, австралийского и прочих английских.

Итак, два фактора – ранняя фиксация и высокое разнообразие говорят о том, что в романские и славянские языки наше междометие попало из германских. Отдельный вопрос, конечно, как между собой соотносятся английские и немецкая формы. Например, Уолз полагает, что средневерхненемецкое hurra с современным не связано, и формы всех германских языков заимствованы из английского (аргументацию см. в его статье, она небольшая).

Что касается происхождения этого hurrah / huzzah и так далее, то это, скорее всего, звукосимволическое слово (идеофон). От звукоподражаний такие слова отличаются тем, что не имитируют какого-либо конкретного звука, тем не менее, создают некий акустический образ, соответствующий некоему объекту, движению, форме и так далее. К ним можно также отнести междометия, выражающие эмоции, например, wow, yo-ho-ho, yahoo или знаменитое yippee-ki-yay. Кстати, в чешском есть местоимение hr, отдалённо похожее на hurrah по форме и функции: hr na ně! «вперёд на них!», je hr do práce «он жутко трудолюбив» (есть предположение, что ура восходит к этому самому hr, но это, конечно, несерьёзно).

Разумеется, если предполагать здесь звукосимволизм, то нельзя забывать о том, то схожие междометия могут возникать независимо друг от друга в разные эпохи и в разных местах. Однако в данном конкретном случае обращает на себя внимание то, что ура зафиксировано в первую очередь в германских, романских и славянских языках, которые уже очень долго находятся в тесном контакте, и мы не находим его в каких-либо независимых ареалах. Учитывая, что оно не является совсем уж элементарным (типа ах) и очевидным по структуре, а также более раннюю фиксацию в германских, версии заимствования следует отдать предпочтение.

Тут, конечно, многим станет обидно, что наше родное русское ура, на устах с которым поколения наших предков шли в атаку, может быть заимствованием. Но напомню, что в русских письменных памятниках это слово появляется в XVIII веке, когда к нам широким потоком хлынули европейские заимствования. В том числе междометия. Процитирую характерный пассаж:

«Браво! Виват! Ура!..»Ошибаетесь, друзья мои! Мы опоздали, ничего не видали, посмеялись над собою и пошли осматривать большой Виндзорский дворец. [Н. М. Карамзин. Письма русского путешественника (1793)]

Более того, вариант гип-гип ура! полностью повторяет английское hip, hip, hooray / hurrah / hurray! Уж в его заимствованности, думаю, сомнений нет. Перенимаем мы английские междометия и сейчас. Так, какое-нибудь вау я ещё ощущаю как нечто чужеродное, а камон вызывает острое желание убивать, но кто знает, может они закрепятся в языке, а потомки будут спорить в соцсетях, взяли ли мы их из английского или сами изобрели.

Ну и напоследок упомяну о том, что есть версии, будто бы ура пришло к нам из тюркских языков. Ср., скажем, турецкое vurmak «бить». И ура – это якобы императив «бей!». Можно высказать три контраргумента: 1) в тюркских языках это слово не используется ни как боевой клич (Шапошников А. К. Этимологический словарь современного русского языка 2: 460), ни как междометие вообще; 2) ура – это не только боевой клич, но также выражение радости, ликования, причём эта функция, вероятно, даже старше; 3) тюркская версия совершенно не объясняет, откуда могло бы взяться h- в европейских языках.

Возвращаясь к критикуемому посту, могу сказать, что автор опуса даже не потрудился заглянуть в основные этимологические словари русского языка. А картинка и вовсе анахронична.

P.S. В Интернете полно прочих версий разной степени бредовости, но особого внимания они не заслуживают, так что, если позволите, я не буду их разбирать.

Когда впервые в истории встречаются славянские племена? Возможно, ещё у Геродота, который занимательно описывал варваров и скифов, населявших Европу того времени. Возможно также, что среди многих их соседей он и упоминал племена, известные нам сегодня как (пра)славянские. Но утверждать этого наверняка не возьмётся ни один учёный.

Чешский славист начала прошлого века Л. Нидерле, правда, был уверен, что "славяне" выступали у Геродота под именами "невров", "будинов" и даже "скифов". Сегодняшние исследователи гораздо осторожнее в своих выводах и не спешат вносить "Историю" Геродота в списки источников жизни славян. Ну а скифов и вовсе забудьте - они были иранцами.

У греческого учёного Клавдия Птоломея в его труде "Руководство по географии" встречается этноним "ставаны", который ряд учёных также отождествляет со славянами. Российский славист О. Н. Трубачёв считает термин "ставаны" калькой с самоназвания славян (индоиранск. *stavana- означает "хвалимый"), а другие исследователи и вовсе предполагают, что Птоломей допустил ошибку, и читать следует "стлаваны", возводя это к некоему гипотетическому славянскому слову. «выстланные», «рассыпанные», «рассеянные», но и это не более чем гипотеза.

Впервые мы встречаем славян под именем "венедов" у Гая Плиния Старшего. И целый ряд слов, называющих славян в других языках, восходит к этому корню.

Например, в некоторых немецких диалектах славян называют Wenden или Winden, а в языках финской группы похожим образом называются русские: venaja (фин.), vene (эст.), venea (карел.).

Однако, славяне не единственные "венеды" в истории - Юлий Цезарь, например, называл так галльское племя; Тацит относил венедов к германцам, а были ещё иллирийские венеты, от которых пошло название "Венеция".

К середине VIв. славян уже трудно было не заметить, и они всё чаще стали появляться в исторических памятниках, выступая под этнонимами "венеды", "склавины" и "анты". А византийский придворный историк Прокопий Кесарийский не только довольно подробно описывает быт славян, но и утверждает, что некогда "имя у славян и антов было одно и то же", и имя это - "споры".

Впрочем, эти "споры" вызывают у учёных споры, простите уж за каламбур. Одни сближают это название с более поздним этнонимом "сербы", другие ссылаются на греческий язык и вообще затрудняются происходящее как-либо комментировать.

Но вернёмся, наконец, к "славянам". Праславянская форма этнонима реконструируется как *slověninъ, мн. *slověne. В собственно славянских источниках использование термина "словѣне" применительно ко всем славянским племенам известно со Средневековья (например, из "Повести временных лет"). Данный этноним принято считать самоназванием.

По одной из основных теорий этноним "славяне" происходит от слов "слово" или "слава", восходящих к одному и тому же индоевропейскому корню ḱleu̯- «слышать». Таким образом, словѣне — люди, говорящие "словами" (то есть "по-нашему"). Сравнительно с этим название иноязычного племени "нѣмьци", то есть "немые".

По другой версии название связано с индоевропейским словом *s-lau̯-os, что значит «народ», ср. греч. λᾱός.

Сторонники топонимической версии считают, что название племени дал некий географический объект, с которым это племя ассоциировалось. В качестве примеров тут приводятся названия рек: Словутич, Слуя, польск. Sɫawa, Sɫawica, серб.Славница. Эти гидронимы также восходят к индоевропейскому корню *ḱleu̯-.

Aмериканский славист Хорас Лант предложил праформу *slověnji со значением «группа (племя) под предводительством Словена». Имя Словѣнъ (ран. праслав. *slow-ēn-as) происходит от праслав. *slow- (< пра-и.-е. *ḱleu̯-) и адъективного суффикса -ēn-, таким образом имя значит «овеянный славой, славный».

Из экзотических версий можно упомянуть "рабскую" версию, по которой слово "славяне" восходит к слову со значением "раб".

Действительно, существует гипотеза, согласно которой слово σκλάβος ([склавос]) в соответствующем значении появилось в новогреческом от племенного названия славян. При этом в среднегреческом языке слово σκλάβος означает только название народа славян.

Из греческого происходит позднелатинское слово sclavus (раб), которое через средневековую латынь распространяется во многие западноевропейские языки, образуя немецкое Sklave, итальянское schiavo, португальское escravo, французское esclave, английское slave, и т. п.

По другой версии, слово σκλάβος в новогреческом языке происходит от греческого глагола σκυλεύο (добывать военные трофеи).

Однако, в любом случае, причину и следствие путать не стоит - слово "словѣне" появилось раньше.

Любителям "рабской" теории, кстати, стоит взять на вооружение слова из трактата по военному делу "Стратегикон", приписываемого византийскому императору Маврикию: "Племена склавов и антов одинаковы и по образу жизни, и по нравам: свободные, они не склонны стать ни рабами, ни повиноваться".

В раннем средневековье славянские пленники и впрямь нередко становились объектом византийской, германской и арабской работорговли, однако их значительный процент среди пленников объясняется, в частности, тем, что славяне — самый многочисленный народ Европы.

Есть ещё несколько вольных теорий, приписывающих происхождение этнонима любому мало-мальски похожему слову и связывающих его, например, с готск. slavan (молчать), лит. salava (остров), праслав. *slova/*sloba (свобода», именами на -slavъ, *slovь «медленный», *slovъ «холм», местоимением *slob-/*slov-/*selb-/*selv- и т.д.

Впрочем, люди никогда не перестанут искать ответы, и пытаться давать свои собственные. Главное, вовремя их направлять.

Написано по материалам паблика VK https://vk.com/glagoli.game и Telegram-канала t.me/glagoli_game

Но эта версия ещё хуже. Во-первых, звук ф в арабском есть, поэтому с чего бы им при заимствовании заменять ф на хв? Во-вторых, королевство Каффа существовало в XIV-XIX веках, что куда позже первых фиксаций арабского слова.

Но вернёмся к русскому языку. Этимологический словарь Н. М. Шанского (том 8, стр. 361) приводится весьма любопытное распределение названий кофе по векам:

XVII: кофий, кефа, кофа, кафе, кафей, кофь, кофей, кава, кохий, кохвий, кохвей

XVIII: кофе, кафе, кафей, кофь

XIX: кофе, кофей, кофий

XX: кофе и кофий (просторечное или устаревшее)

Как видно, когда слово только осваивалось в языке, вариативность была большой, но постепенно в конкурентной борьбе победил современный вариант.

Что касается рода, то там тоже с самого начала наблюдалась вариативность. Вот два примера XVIII века:

Я спросил кофе, который мне тотчас и подали. [Д. И. Фонвизин. Письма родным (1784-1785)]

Но обыкновенное крепкое кофе, употребляемое взрослыми людьми, гораздо опаснейшие для детей имеет действия.[неизвестный. О воспитании и наставлении детей [перевод] (1783)]

В литературе можно встретить мысль, что форма кофе приобрела мужской род под влиянием кофия, который однозначно был мужского рода. Возможно, в этом что-то и есть, но, как мне кажется, основная причина была в ином – в том, что немецкое Kaffee и французское café мужского рода. Почему я так думаю? Дело в том, что XIX веке название другого напитка также употреблялось в мужском роде:

Действительно, когда Карачунский пил свой утренний какао, к господскому дому подкатила новенькая кошевка. [Д. Н. Мамин-Сибиряк. Золото (1892)]

Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве; а теперь позвони-ка, пожалуйста, брат Николай Петрович, мне пора пить мой какао. [И. С. Тургенев. Отцы и дети (1862)]

Тут уже на кофий не спишешь. А вот то, что по-французски и немецки какао мужского рода, вероятно, было решающим.

В XX веке какао и кофе совсем освоились в русском языке и вполне закономерно их стало затягивать в средний род, поскольку слова на -о и -е в русском обычно среднего рода (как окно и море). И большинство заимствований на -о и -е среднего рода, закономерным исключением являются одушевлённые (маэстро, сомелье, шимпанзе, динго, фламинго), хотя есть и исключения (торнадо, например).

Реклама зоопарка в Остраве: Всего 2% и на смену я бы вставал вместе с вами. С шимпанзе нас объединяет 98% ДНК.

Но если для какао смена рода прошла довольно безболезненно, то за «моё кофе» некоторые люди готовы убивать. Почему? Чтобы понять это, надо разобраться в том, что такое престиж и норма.

Небольшое отступление: если вы ожидали увидеть здесь рекомендацию типа «все, кто говорит «моё кофе», уничтожают наш великий и могучий русский язык, таких надо сажать на длительные сроки» или «на кол всех граммар-наци», можете закрывать и дальше пост не читать.

Начну с того, что единого русского языка, который бы всем нам копировали в голову, не существует. У каждого носителя он немножечко свой. Думаю, очевидно, что русский язык старообрядца из Аргентины и русский язык современного московского школьника довольно сильно отличаются друг от друга. Более того, у каждого школьника (и даже у взрослого) он тоже имеет свои особенности. Такой «личный» русский (или не русский) язык называют идиолектом. Но даже если игнорировать такие «атомарные» различия, наш язык всё равно не однороден. Он раскладывается на множество диалектов и социолектов, стилей, жаргонов, сленгов и т.д.

При этом одни формы расцениваются как «красивые» и «правильные», а другие наоборот. Зачастую это увязано с тем, кто эти формы употребляет. Формы из речи высших слоёв общества в среднем будут более престижными. Говоры и диалекты также не равны между собой. Вот что в своё время писал Ломоносов:

«Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается, а особливо выговор буквы о без ударения, как а, много приятнее…».

То есть, великий учёный нам сообщает, что говорить малако лучше, чем молоко, не потому, что так произносят москвичи, а потому что это красиво. С точки зрения современной лингвистики, это, конечно, нонсенс, и дела обстоят ровно наоборот. В плане фонетики между молоком и малаком нет разницы по «красоте», не бывает красивых или некрасивых звуков, а уж тем более редукция гласных (аканье) не может быть приятнее отсутствия редукции (оканья). Дело в другом: Ломоносов, кстати, носитель окающего диалекта, неосознанно наделял речь москвичей бóльшим престижем, чем свой собственный говор, и, возможно, сам старался ей подражать, чтобы не звучать как «деревенщина».

Зачастую тех, кто говорит на менее престижных диалектах, всячески дразнят. Приведу очень характерный пример из книги Л. Блумфилда «Язык»:

В своей работе Винтелер приводит стихотворение, в котором жители Гларуса высмеиваются за то, что они используют глагольные формы настоящего времени множественного числа [hajd] «(мы, вы, они) имеют» и [wajd] «(мы, вы, они) хотят» — формы, казавшиеся оскорбительно грубыми для соседей, которые использовали более обычные швейцарские местные формы [hand, wand]. Сорок лет спустя Штрайф приводит аналогичное стихотворение, в котором жители центральной части кантона (включая крупнейшую общину и резиденцию правительства — город Гларус) высмеивают жителей отдаленных долин за то, что они используют эти же самые формы [hajd], [wajd].

То есть, сначала жителей Гларуса дразнили за формы хайд и вайд, но спустя сорок лет они сами уже находились в лагере дразнящих, перейдя на более «правильные» формы.

У нас, конечно, работают те же механизмы. Так, москвичи высмеивают южан за фрикативное ɣ и другие черты. Вспомним классический анекдот:

- Девушка, вы москвичка?
- Пусть это будет моей заɣадкой.

Или:

- Девушка, вы москвичка?
- Да. А шо?

Конечно, в обратную сторону это тоже работает, и москвичей за некоторые вещи дразнят, но престиж – зачастую штука двусторонняя и зависит от многих факторов. Развивая тему ɣ, расскажу о двух людях из одного и того же города. Одна барышня как-то рассказывала мне, что ɣ - звук гадкий, мерзкий, некрасивый и и.д. Соответственно, она, даже проживая на юге страны, старательно выговаривала взрывной г. Контрпример – преподаватель университета, локальный патриот, которая произносила ɣ вполне сознательно, считая это местной чертой, которую нужно холить и поддерживать. Для барышни местный говор – низкий и не престижный, его нужно стыдиться и избегать. Для преподавателя это престижный показатель идентичности, его нужно поддерживать, им следует гордиться.

Или из другой корзины: для кого-то уголовная феня – это гадость и фу, а для кого-то владеть ею в совершенстве и постоянно демонстрировать окружающим это владение – здóрово и статусно.

Престижным/непрестижным может быть не только диалект или социолект, но и язык в целом. Так, ввернуть в разговоре фразу «как говорят французы, c'est la vie» - круто и показатель образованности. А вот «как говорят чукчи, ӄэчыгыльын, лелюльын, нылывээръоӄэн, нытипъэйӈэӄин» звучит уже не так модно, не правда ли?

В ситуации двуязычного общества, если язык А намного престижнее языка Б, обычно это заканчивается переходом носителей языка Б на язык А. Скажем, какой-нибудь селькупский язык вымирает стремительными темпами, поскольку его носители не считают нужным передавать детям такой непрестижный язык. Они полагают, что пусть для детей сразу родным будет русский – престижный язык образования, администрации, высокой культуры и т.д.

Конечно, в этом посте я не могу полноценно раскрыть тему языкового престижа. Штука это многогранная, сложно устроенная, и говорить о ней можно очень долго. Но, надеюсь, главный посыл понятен: социолекты, диалекты и языки могут обладать разным престижем, в зависимости от статуса того, кто на них говорит.

На данный момент самая престижная форма языка в нашем обществе – стандартизированный литературный русский. И тут мы переходим к последней героине моего сегодняшнего рассказа.

Норма – это как раз то, что прописано в грамматиках и словарях, то, как говорить «правильно». Я беру слово правильно в кавычки, поскольку с точки зрения описательной лингвистики носитель языка в целом не может говорить неправильно (с поправкой на оговорки, языковую игру и так далее). То есть, если носители русского языка говорят «ихний», это тоже часть русского языка. Поэтому меня всегда коробит, когда диванные граммар-наци пишут кому-либо «ты не знаешь русского языка». На самом деле следует писать так: «ты не знаешь нормы» или «ты идёшь против нормы».

Коротко о норме:

1. В русском языке жёсткая норма – штука относительно недавняя, до XIX века вообще сложно говорить о чём-то подобном. А многие языки и сейчас существуют безо всякой писаной нормы.

2. В разных обществах и странах дистанция между нормой и разговорным языком тоже разные. Где-то между ними пропасть, а где-то расстояние крайне мало. Соответственно и отношение к норме везде своё. Где-то на норму молятся, а где-то поголовно забивают.

3. Бывают полицентрические языки с несколькими вариантами нормы. Например, английский, испанский, португальский и т.д.

4. Жёсткая норма имеет свои плюсы и минусы. Самый большой плюс - это то, что если вы поедете хоть в Сочи, хоть в Мурманск, хоть во Владивосток, везде услышите более или менее один и тот же литературный русский язык с незначительными вариациями. А вот, скажем, в маленькой Словении (20 тысяч квадратных километров), где диалекты ещё вполне живы, жители разных концов страны без помощи литературного языка вообще друг друга довольно плохо понимают.

5. Минус нормы – обратная сторона плюса из предыдущего пункта: она уничтожает все различия, убивает диалекты и заставляет всех ходить в ногу.

Норма консервативна по своей сути и в идеале должна оставаться вечно неизменной. Но на практике, конечно, остановить языковые изменения невозможно, и когда различия между разговорным языком и писаной нормой становятся совсем вопиющими, иногда её всё же корректируют. Как это произошло, например, с кофе.

Случай с кофе, кстати, вообще показателен. Я не думаю, что можно найти хоть одного человека, который всегда следует всему, что прописано в норме. Все мы её в той или иной степени нарушаем. Но одни нарушения просительнее, чем другие. Например, за «большое торнадо» на вас точно ополчится меньше народу, чем за «моё кофе». Почему? Дело в том, что некоторым формам (кофе, ложить, ихний, звóнит и так далее) не повезло стать низкопрестижными маркерами «неграмотной» речи. Иногда довольно сложно понять, почему именно это, а не какое-либо другое слово становится таким маркером. Так, как я уже писал выше, смена пола рода слова какао прошла безболезненно. Десятки, если не сотни глаголов на -ить подверглись переакцентовке, причём процесс этот идёт уже свыше четырёхсот лет. Но граммар-наци раздражает только звóнит.

Тем не менее, даже понимая всё вышеописанное, я лично максимально прогибаюсь под норму, хотя многие мои коллеги относятся к этому значительно проще. Почему? Вот, что как-то рассказал один из моих преподавателей:

Гулял я вчера с сыном, и в разговоре он использовал форму X. Я автоматически поправил её на «правильную» форму Y. Потом задумался, а зачем я вообще его поправляю, ведь форма X теоретически ничем не хуже литературной. Но с другой стороны, если его сейчас не поправлю я, то потом это обязательно сделает воспитательница в детском саду, а затем и учительница в школе. Да ещё и замечание могут сделать, мол, сын лингвиста, а родного языка не знает.

Так же и мне, допустим, стоит в каком-нибудь посте написать «моё кофе», как обязательно найдутся люди, которые заявят, что я пишу неграмотно, следовательно, я плохой лингвист, следовательно, моим постам веры нет. Лучше уж не давать им повода.

Немного повторюсь: по формам типа «мой кофе» в обществе определяется, кто «грамотный» и «культурный», а кто нет. Это как снимать шапку в помещении или не ложитькласть локти на стол. Вроде и глупость, но если хочешь сойти за приличного человека, изволь следовать. Если же такой потребности нет (и в этом нет ничего плохого), то можно, конечно, всё это смело игнорировать. Выбор за вами.

Так вышло

Подкаст о том, что хорошо, а что плохо в 2019 году — двое ведущих спорят о моральных проблемах, с которыми сталкивается любой современный человек. Можно ли выносить информацию из закрытых групп в фейсбуке? А если речь идет об измене мужа вашей любимой подруги? Разрешать ли строительство прачечной для бездомных? А если она будет находиться рядом со школой, где учатся ваши дети? Можно ли улучшить мир малыми делами? Или помогут только великие свершения? И так далее, и так далее.

Blitz&Chips

Музыкальный критик и культуртрегер Гриша Пророков болтает со своими друзьями про современную культуру и все, что придет ему в голову, вплоть до комнатных растений.

НОРМ

Еще один подкаст с разговорами на жизненных темы, которые касаются каждого. Журналистки Даша Черкудинова и Настя Курганская зовут в гости друзей, чтобы поговорить о насущных проблемах — от расставания с партнером до раздельного сбора мусора. И советуют, как просить прибавку к зарплате и заводить друзей после 30 лет.

Это разве секс?

Обзоры курсов минета, интервью с порноактрисами, разговоры про феминизм и рассуждения, зачем нужны эротические рассказы в эпоху порно.

Это непросто

Серия отличных интервью с женщинами, которые преодолели трудности, чтобы создать свой бизнес. Если давно не можете решиться и сделать первый шаг — за вдохновением сюда.

Тумач

Стендап-комик из Англии Майло Эдвардс на русском языке рассказывает про свою жизнь, при этом половину слов он придумывает на ходу. Получается очень смешно.

Ребята, мы потрахались

Подкаст/стендап про отношения, иногда нарочно глуповатый, но всегда по-особому забавный.

Деньги пришли

Передача про то, что делать и чего лучше не делать со своими деньгами. Ее делают два бывших журналиста «Медузы» — Илья Красильщик и Александр Поливанов, а спонсор всего это веселья «Альфа-банк». Примерный список тем: сколько денег у Шнурова (рассказывает сам Шнуров), как живется игроку в покер, где работать, чтобы накопить на восьмимесячное путешествие, и, наконец, каково это — проиграть четыре миллиона на бирже Forex.

Проветримся!

Подкаст про IT и путешествия с остроумной идеей. Выпуски монтируются из аудиосообщений в телеграме, которыми обмениваются друзья и знакомые создателя подкаста — специалиста по искусственному интеллекту Ивана Ямщикова.

ТОК

Умный подкаст Юрия Сапрыкина: интервью с приглашенными гостями про 2019 год, современность и будущее.

В предыдущих сериях

Передача главного редактора «Кинопоиска» Лизы Сургановой и ведущего телеграм-канала «Запасаемся попкорном» Ивана Филиппова про сериалы. Обсуждают, например, какие сериалы 2019 года нужно смотреть и как эволюционировал жанр комедии — от ситкома до драмеди. Отдельно разбирают заметные премьеры («Чернобыль», пятый сезон «Черного зеркала», «Эйфория» и так далее).

Monday Karma

Очень внятный подкаст кинокритика Алексея Филиппова и его друзей о прокатном (и не только) кино.

Книжный базар

Передача литературного критика Галины Юзефович и переводчицы («Щегол», «Маленькая жизнь»), главного редактора Storytel Анастасии Завозовой про книги. Они спорят, соглашаются и советуют миллион книг, чтобы вопрос «что бы такого почитать» отпал раз и навсегда.

Русский шаффл

Подкаст одноименного телеграм-канала про актуальную русскую музыку: троллят русских рэперов, вспоминают 1990-е, открывают незаметные жемчужинки VK. Помимо прочего, есть хорошие выпуски с подборками свежих треков.

Отвратительные мужики

Проверенная временем передача о видеоиграх, боевиках, металле и прочих около мужских вещах от создателей мужского онлайн-журнала disgustingmen.com.

Для того, чтобы включить любимый плейлист или подкаст, необязательно даже смотреть в экран. Просто скажите: «Эй, Алиса, включи подкаст Отвратительных мужиков!». Умная колонка LG с голосовым помощником «Алисой» быстро справится с этой задачей, а еще включит будильник или музыку, посмотрит погоду и просто с вами поболтает.

Cappuccino&Catenaccio

Самое вменяемое русскоязычное шоу про европейский футбол с философским уклоном. Авторы — спортивный журналист со стажем Игорь Порошин и один из главных футбольных аналитиков России Вадим Лукомский.

Чемпионат. Подкаст

Лучший подкаст про Английскую Премьер-лигу прямо сейчас. Ведут его два сотрудника сайта championat — Кирилл Хаит и Григорий Телингатер.

Не перебивай

Захватывающие истории. Например, о том, как русский летчик стал работать пилотом гражданской авиации в Африке. Все описанное в подкасте происходило на самом деле!

8 историй из 90-х

Подкаст Русской службы Би-би-си о том, как жилось в 90-е — на примере вратаря сборной России по футболу Филимонова, защитников Белого дома и других ярких персонажей.

Трасса 161

Подкаст про маньяка из Хакасии, который на протяжении пяти лет насиловал и убивал женщин. Очень сильная журналистская работа и звук.

Глаголев.FM

Много подкастов при сайте «Батенька, да вы трансформер» с характерным стилем подачи. От социологического анализа детских страшилок до будней редактора.

Голос зоны

Подкаст «Медиазоны» про реальную рэп-группу, все члены которой сейчас сидят в тюрьме.

Перемотка

Истории из прошлого, сделанные из аудиодневников (как правило, записанных на кассетные магнитофоны). Еще один подкаст с мощной звукорежиссурой — к концу эпизода обычно хочется плакать.

Либо выйдет, либо нет

Реалити-шоу про то, как в 2019 году запускают подкастный бизнес в России. Подкаст — осознанная реплика одной из известных передач мира, американского шоу StartUp.

Кристина, добрый день!

Веселые интервью с создателями подкастов о том, зачем они это делают. Удобный способ узнавать о новинках.

А теперь немного важной информации. Вы можете выиграть классный монитор LG UltraWide 29WK600-W или умную колонку LG с «Алисой» в рамках месяца музыки и звука на Пикабу. Вот такие:

Для этого нужно в октябре написать авторский пост на Пикабу по теме месяца, поставить тег #звук или #музыка и метку [моё]. Лучшие посты попадут в голосование, а дальше судьба монитора и умной колонки — в руках пикабушников и пикабушниц.

Текст: Виталий Волк