Это кончало. Начало тут и тут.
Первым кандидатом на вылет в нашем отделе вдруг стала я, его начальник. Об этом мне по секрету рассказала директор Кристина, на время проверки предусмотрительно смывшаяся на больничный, но, по ее словам, находящаяся в постоянном контакте с проверяющими — по телефону либо по электронной почте.
Как раз накануне «дня Х», когда проверяющие должны были огласить результаты проверки, мы доделывали срочный заказ администрации, которой, как обычно, в пять вечера приспичило скинуть на нас задание, которое в восемь утра следующего дня следовало предъявить готовым. Настроения стараться не было никакого, поэтому мы решили слепить все «на отвяжись» и отпустили домой верстальщика Ваню, которому в четыре утра опять нужно было вставать, чтобы занимать очередь в детской поликлинике на дефицитную процедуру ребенку. И сели творить инфографику об улучшении жизни граждан. Уже даже президент махал на нас руками с портрета в кабинете директора: мол, вау, вау, палехче, куда нам столько добра на душу населения! - но нас было не остановить... В принципе, я тоже могла уйти домой, а и черновые и чистовые варианты смотреть в электронке, но решила остаться: вдруг мозгоклюи-заказчики будут кобениться. Тогда я им вежливо объясню, что они ох@ели. Кто-то должен брать удар на себя.
Через два часа первые файлы улетели на электронку ответственных за улучшение, а в кабинет пришел доставщик пиццы с квадратным чемоданом.
- Ошиблись кабинетом, - буркнули мы, сглотнув голодную слюну.
- Адрес ваш, - ответил он, сверив бумажку. - Заказ оплачен.
Дизайнер Игорь первым узнал телефонный номер заказчика в квитанции — это был наш Ваня. А через двадцать минут заявился и он сам. С гитарой и трехлитровой банкой компота.
- Что-то настроения вообще нет, - сказал он. - Давайте хоть посидим.
С двумя пиццами, компотом из черноплодки и маленьких яблочек и гитарой стало, действительно, как-то полегче. Особенно когда Ваня сообщил, что подобрал несколько моих любимых композиций из нового — Аффинаж, Ундервуд, Шляпников... У нас с ним на два голоса офигенно получается, особенно «Молчим и курим, курим и молчим». Мы не курим и нифига не молчим, но вещь отличная. К нам подтянулись маркетологи, которым уже давно пора было быть дома. Мы скинулись еще на две пиццы (народу-то стало много, хорошо, что компот был очень концентрированный и его надо было разводить 1:1). А когда я самозабвенно выводила «Что не вечер, то мне молодцу ненавистен княжий терем», вдруг обнаружила, что у меня уже давно разрывается телефон. Мозгоклюи жалобно спросили, почему им никто не отвечает на их электронные письма и почему они уже полчаса ни до кого не могут дозвониться. Оказывается, им в заголовках просто жизненно необходимо поменять цвет с черного на темно-синий, а самые важные цифры сделать красными — и все, дело сделано. В обычное время я бы постаралась их убедить не борщить, но мне уже было пофиг, мы просто переделали, кинули результат — и продолжили.
На середине песни телефон зазвонил снова — теперь это была директор Кристина. Она трагическим голосом попросила меня выйти куда-нибудь, чтобы никто не подслушивал, а затем призвала мужаться: проверяющие спрашивали у нее, по какой причине я беру на себя обязанности сверх своих полномочий, это плохо и вредно («Да потому, что ты, Кристина, их на себя не берешь!» - хотела я сказать, но к чему пустое колыхание струй? За ней все равно пришлось бы перепроверять и переделывать). Кристина сказала, что проверяющие мной недовольны больше всего, и что когда она прямо спросила, придется ли меня увольнять, они ответили «возможно».
- Я уверена, что ты найдешь себе работу, - голосом умирающей дамы с камелиями промолвила моя начальница. - Или удастся их уговорить оставить тебя хотя бы с понижением в должности.
Вот спасибо тебе, дорогая Кристина Ромуальдовна. За доброту и щедрость. Я сказала, что у меня вторая линия, и ушла петь дальше. Конечно, я расстроилась. Ни на какое понижение я, естественно, не соглашусь, значит, придется менять работу. У меня уже были предложения, которые мне по разным причинам не очень нравились, однако я решила сначала послушать все претензии ко мне. Тем более, что ждать недолго.
Мы еще попели песен, распределились, кто кого подвезет до дома, и попрощались до завтра.
..И вот осточертевшие проверяющие позвали нас в актовый зал. И шли мы туда как на Голгофу, потому что затрахались давать объяснения по поводу криво лежащих степлеров. Мы, пожалуй, даже перестали опасаться, что нас всех отсюда насильно выпнут по собственному желанию. Мы в своем отделе решили: начнут увольнять — вот хер мы сами уйдем. Пусть ищут поводы придраться или сокращают по всем правилам.
Директор Кристина пришла в строгом брючном костюме и без собаки. Завхоз Петрович бледный, бритый и расчесанный на пробор, почти в таком же брючном костюме («А я думал, меня в него только на похороны засунут», - грустно сетовал он). Бухгалтерия пришла как обычно, там дамы непробиваемые, к ним претензий нет никогда, ибо они точно знают, когда черствый бублик проходит по смете как бисквитный торт, а покупка микроволновки — как расходы на охрану здания.
Проверяющие сухо изложили основные результаты: организация работает стабильно, сотрудники в большинстве своем компетентные, есть отдельные недоработки, которые они нам распишут для устранения. Нестрого пожурили одного, другого, извинились за доставленные неудобства (таки-да, это была проверка нашей работы в условиях стресса) и попросили остаться для конфиденциальной беседы главбуха, юриста, Кристину и меня.
- Держись, - шепнула мне Кристина.
- Спасибо, дорогая, - кисло ответила я. Я знала, что новую работу найду и даже с зарплатой не меньше, просто не хотелось уходить. Где со мной еще будут так душевно петь «Этот город слишком мал для твоей любви»? Люблю этих ребят.
Проверяющие предложили всем пересесть на первый ряд, сами взяли себе три стула — по количеству жоп. Если вкратце, то смысл их речи был в том, что они предложили юристу продумать возможность изменения моей должностной инструкции с расширением полномочий, так как я справляюсь со своей работой хорошо (они сказали «более чем удовлетворительно»).
- За те же деньги фиг я подпишу эту новую инструкцию, - нагло сказала я.
- Так вы продумайте, что тут можно сделать, - сказали проверяющие главбуху. - Какие-то надбавки за напряженность. А теперь о неприятном.
Далее наши контролеры сообщили: они доведут до сведения учредителя, что контракт с директором Кристиной должен быть расторгнут досрочно, поскольку видимых следов ее руководства, кроме перерасхода наших внебюджетных фондов, они не обнаружили.
- Вы не имеете права принимать такие решения! - заявила оторопевшая Кристина.
- Мы не будем, - ответили проверяющие. - Мы просто выскажем свое мнение учредителю.
Дело было в сентябре (проверка шла с середины августа по вторую половину сентября) и вплоть до ноября продолжалась нервотрепка с результатами всей этой проверки. Кристина, действительно, от нас ушла (было это добровольно или нет, я не знаю). Нельзя сказать, что мы переживали, потому что натерпелись с ней достаточно. Всегда тяжело, когда человек руководит организацией, специфику которой не представляет и представлять не хочет. Наша красавица — типичная «золотая молодежь», продвигающаяся по жизни благодаря влиятельному отцу, и впервые в жизни ее вот так турнули. Впрочем, о ней убиваться не надо, сейчас она — заместитель директора в коммерческой компании.
«А что же Петрович? - спросите вы. - Мы же ради него одного читали все это!» Петрович по-прежнему работает завхозом, заново отрастил усы.
Долго ли, коротко ли, нам прислали другого директора, который и составил для меня новую должностную инструкцию. Но это совсем другая история.