Отрывок из книги священника Петра Полякова "Под сенью благодати"
"— Конкуренция все, конкуренция — великое дело, — доказывал еврей. — Без конкуренции во всем дело будет швах. Возьмите вы торговлю: один старается дела свои так устроить, чтобы как можно дешевле торговать; другой еще хитрее дела ведет; третий смекалкой берет еще дальше, а четвертый всех превзошел, и имеет большой барыш. То же самое и в промышленности.
— Позвольте, — возражал татарин, — а как же это будет: другие-то, например, торговцы или фабриканты? Это будет несправедливо: один будь с барышом, а прочие с убытком; одному хорошо, а другому плохо. Так Бог не велел. Надо, чтобы и тебе было хорошо и мне хорошо.
— Бог велел, чтобы все люди были умные, — вывертывался хитрый еврей, — а если кто глупый, так кто ему виноват? Тебе ум от Бога дан, вот ты и не зевай.
— Значит, надо обманывать?
— Зачем обманывать? Всяк держи свою линию. Какое мне дело до моего брата? Я свои интересы соблюдаю, вот и все.
— Тебе какое дело, мне какое дело и всем какое дело. Как же тогда жить?.. Тебе трудно жить, мне трудно жить и всем трудно жить, и помочь некому! Все погибай и больше ничего?! А как же Бог тогда скажет нам: "Я вас создал, чтобы вы жили, а вы друг друга погубляете?" Разве это возможно? Этого Бог не велел. Я ваш закон читал — этого Бог не велел. И наш закон этого не велит. И ихний закон так жить людям не велит.
При последних словах татарин кивнул бритой головой в сторону священника, который в ответ сделал утвердительный жест.
— Прогресс цивилизации того требует.
— Чего? Чтобы люди гибли?
— Чтобы была конкуренция. А ежели кто не выдержал конкуренции и погиб — без этого нельзя; так всегда было и будет. Борьба за существование.
— Нет, надо, чтобы этого не было. Это в торговых делах так, а в Божьих делах не так. Ваши пророки писали не так. Тогда на что религия людям? Живи по торговому уставу. А ежели я не хочу по торговому уставу? Мы хочем по Божьему уставу. Как вы, батюшка, скажете: нужна нам конкуренция?
— Что, батюшка? — заскочил еврей, не давая отвечать священнику, к которому обратился с вопросом татарин, — батюшка совсем другое дело. Он человек духовный; для них конкуренция не нужна. Ихнее дело — отслужил свою службу, справил свое дело, какое требуется; вот и все. А в нашем житейском быту конкуренция — первая голова.
— На мой взгляд, вы оба ошибаетесь, — сказал священник. — А ошибаетесь вы потому, что ваши религии не дают вам ясного ответа на ваши вопросы о конкуренции и борьбе за существование. Наша же, христианская, Богоустановленная религия учит и насчет этого ясно, так что никакой хитрый и коммерческий человек не может из этого учения сделать лукавые выводы в свою пользу. По учению Господа нашего Иисуса Христа, конкуренция, или состязание в жизни обязательно нужна; но конкуренция какая? Не еврейская, и не магометанская, и не языческая, а христианская: конкуренция в добре, а не во зле для ближнего. Поняли? Мы должны друг перед другом всеми силами стараться делать людям добро: кто больше этого добра сделает, больше спасет людей, облегчит их жизнь, тот и лучший, тот и достоин большего уважения и почета от людей и награды от Бога. И если б так все мы жили, то и стало бы Царство Божие на земле. Не так ли? Ведь, кажется, близко к твоему рассуждению?
Последние слова были обращены по адресу татарина. Татарин все понимал прекрасно, но, боясь уронить престиж своей религии публично, отвечал не сразу, стал что-то соображать, пристально глядя на только что вспыхнувшее в фонаре электричество. Еврей воспользовался этим обстоятельством и дипломатически скороговоркой ответил священнику:
— Совсем не так, совсем не так по-ихнему. У них Магомет совсем не признает никакого прогресса, никакой конкуренции. Ваша вера ближе к нашей вере: мы признаем конкуренцию, и вы признаете конкуренцию. Только ваша конкуренция в добре, и мы тоже от добра не отказываемся.
— Вы ошибаетесь: ваша вера ближе к нашей теме, что все ветхозаветные пророки еврейские, начиная от Моисея и кончая Иоанном Крестителем, неустанно проповедовали и предсказывали о Мессии, Господе нашем Иисусе Христе, Основателе Церкви христианской. Но с теперешней вашей верой истинная христианская вера почти ничего общего не имеет.
— Как, позвольте спросить? А Иегова?
— Но Иегове, Богу-Отцу, вы приписали такие качества, которые лишают Его Божественного достоинства, например, ограничиваете Его силу и власть при творении мира какими-то семьюдесятью ангелами, или меньшими богами.
— Ну, положим, что мне с вами спорить? А Ветхий завет?
— А из ветхого завета что вы сделали? Ваш Талмуд перетолковал и перелукавил главные истины и заповеди Моисеева закона и другие книги Святой Библии, а у нас все библейские писания хранятся и исповедуются свято и нерушимо: Христос их лишь дополнил, но не упразднил и не перетолковал.
— Нет, это вы напрасно. Кабы я был раввин, я бы вам доказал; а теперь что мне с вами спорить? Совершенно напрасно. А чем же магометане ближе к вам?
— Когда ихний Магомет составлял новую религию, он пользовался вашей религией, как она у вас есть теперь, и поэтому ваши заблуждения перенес в свой магометанский ал-коран. Но Магомет очень много взял в свою религию из христианского учения; так что всё то, что у магометан хорошее — это христианское. Эти хорошие слова и мысли, что сейчас высказывал вам ваш собеседник татарин, потому и имеют сходство с нашим христианским учением.
— Верно, верно, — только теперь собрался отвечать осторожный татарин. — Ваше учение — человека не обижать, и наше учение — человека не обижать. У вас конкуренция к добру есть, и у нас конкуренция к добру есть. Мы торгуем, а друг другу добра желаем, и помощь желаем оказать, а евреи торгуют, и друг друга ослабить хотят, друг друга рабами себе хотят сделать. За деньги все купить. Мы Христа признаем, а евреи Христа не признают.
— Позвольте, — перебивает еврей, чувствуя себя побежденным, — как вы признаете? Скажите, ну?
— Мы признаем, что Христос был Пророк.
— Пророк? Ну, какое это признание? Это насмешка, больше ничего. Вот и батюшка так скажет.
При этих словах еврей взглянул хитрыми мигающими глазами в мою сторону, как бы ища во мне для себя поддержки. Но я пока считал лишним вмешиваться в их разговор. В это время встал со своего места и подошел к нам человек торгового типа из русских, которого я давно заметил, что он хочет принять участие в разговоре о религиозных учениях. Он все время пристально глядел на говоривших и внимательно прислушивался; несколько раз откашливался, привставал со своей скамейки, чтобы что-то сказать, возразить, но все почему-то не решался. Теперь же он прямо и смело приступил к делу.
— А позвольте у вас спросить, господа евреи и магометане, — громко и с некоторою нервностью в голосе обратился он к еврею и татарину, держась рукою за железный прут нашего сидения, — вот вы все о вере разговариваете, чья правильнее. А есть ли у вас святые угодники Божии? мученики? святители? преподобные и богоносные отцы? Ведь у вас ничего этого нету, так? Святых, например, цельбоносных мощей;
чудотворных икон; подвижников; блаженных отшельников; прозорливых и благодатных старцев. А ведь сказано: "Дивен Бог во святых Своих Бог Израилев!" Стало быть, какая же может быть правильная ваша вера? А у нас вера православная исполнена бесчисленного сонма святых Божиих, во главе с Пречистою Божиею Матерью. И, значит, где эти святые, там и Бог Израилев, там и правильность в вере, а где этого нет, там ложь и заблужденье."
