Так, друзья, где мы остановились? Ах, да – Дмитрий Донской и его куликовская «пиррова победа» (моральный триумф, но политически иго ещё в силе). После его смерти в 1389 году великое княжение по его же завещанию, в обход ордынских правил, переходит к его сыну – Василию I. Казалось бы, вот он, новый лидер, но история приготовила для Руси один из самых кровавых и запутанных эпизодов – Великую княжескую усобицу, или гражданскую войну первой половины XV века. И главным героем (вернее, жертвой и победителем одновременно) стал сын Василия I и внук Дмитрия Донского Василий II, известный нам как Василий Тёмный. А «Тёмным» его прозвали не потому, что был необразованный, а потому что ослеплённый. Но давайте по порядку.

Василий в лучших традициях старых сказочных королей правил довольно успешно и долго (1389–1425). Он тихо и методично, как дед Калита, продолжал собирать земли (купил пограничное Нижегородское княжество, присоединил Муром и Вологду). Главной внешней угрозой стала не Орда (которая сама была раздираема внутренними смутами), а набирающее мощь Великое княжество Литовское (ВКЛ). Литовские князья вовсю претендовали на роль собирателей всех русских земель, и у них были неплохие шансы. А главное – полное право на это, поскольку к XIV веку в составе ВКЛ находилось около 90% территории бывшей Киевской Руси, включая такие ее духовные и политические центры, как Киев, Полоцк, Смоленск и Чернигов. Подавляющее большинство населения этих земель было православным и говорило на древнерусском языке, предке современного белорусского и украинского. Фактически, Вильно управляло огромной русской территорией, что делало его де-факто столицей русских земель (больше о гегемонах Восточной Европы читайте у меня на канале)

Литовские князья, будучи язычниками, а затем (с конца XIV века) приняв католичество, не насаждали свою веру православному большинству. Они сохранили местное право и традиции, а православная знать имела полные права и влияние в государстве. Для русских князей и бояр переход под власть Литвы не означал культурного или религиозного гнета, в отличие от перспективы подчинения Орде. Более того, литовская династия Гедиминовичей через многочисленные браки была кровно связана с правящими домами Владимира, Твери, Рязани и других русских княжеств, что давало им формальные династические права на эти земли.

Однако противостояние с Литвой требовало от Василия не только военной, но и дипломатической мудрости. Ситуация осложнялась тем, что многие литовские князья, будучи православными и говоря по-русски, были для жителей русских земель не столько чужеземными захватчиками, сколько альтернативными правителями. Борьба шла не только за территории, но и за легитимность: Вильно и Москва оспаривали друг у друга право называться истинным центром русской государственности. В этой сложной игре Василий сумел проявить гибкость, заключив династический брак с дочерью могущественного литовского князя Витовта, Софьей. Этот союз, несмотря на всю свою непрочность, на время стабилизировал западные границы и позволил Москве сосредоточить силы на других направлениях.

При этом Василий не упускал из виду и восточного направления. Пользуясь Великой замятней в Орде, он демонстративно прекратил выплату дани после разгрома Тамерланом хана Тохтамыша. Хотя позже, после грозного похода Едигея на Москву в 1408 году, выплаты пришлось возобновить, сама попытка сбросить многовековое иго стала важным сигналом. Политика Василия I, балансирующая между осторожностью и решительностью, в конечном итоге позволила Московскому княжеству не только сохранить, но и приумножить свои достижения, заложив прочный фундамент для окончательного объединения русских земель в будущем.

Но главная драма началась после смерти Василия I. По завещанию Дмитрия Донского, престол должен был перейти к его сыну. Но тут всплыл дядя Василия II – Юрий Дмитриевич, князь Звенигородский и Галицкий. Он был старше и, с точки зрения старого родового права («от брата к брату»), имел больше прав на престол. Он заявил: «Завещание деда (Донского) – фигня, есть древний обычай!». Началась 20-летняя война между дядей и племянником, в которую втянулись все княжества, Орда, Литва и даже церковь. Это была не просто война, это была резня с постоянными предательствами, ослеплениями и отравлениями. Сыновья Юрия – Василий Косой и Дмитрий Шемяка – продолжили дело отца с особым зверством.

В 1446 году Дмитрий Шемяка захватывает Москву, хватает Василия II и ослепляет его. После этого Василий и получает прозвище «Тёмный». Казалось, всё кончено – слепой князь не может править. Но Шемяка совершает роковую ошибку – вместо того чтобы убить соперника, он ссылает его в Углич. Это дало Василию и его сторонникам время на подготовку. Митрополит Иона и игумен Зосима активно поддерживали Василия Тёмного, предавая анафеме Шемяку. Церковь окончательно стала идеологической опорой московских князей.

Бесконечная смута разоряла земли. Люди хотели стабильности, которую олицетворяла законная династия, пусть и слепой князь. В итоге Василию Тёмному удалось собрать силы, вернуть себе Москву и победить. Шемяка бежал и был в итоге отравлен в Новгороде (говорят, по приказу Василия). Гражданская война закончилась победой принципа наследования от отца к сыну над старым родовым правом. Теперь никто не мог оспорить власть московского государя. Как это ни парадоксально, но, победив в такой жестокой борьбе, московские князья доказали, что они – сильнейшие. Их власть стала ещё более единоличной. Ни Тверь, ни Суздаль, ни даже Новгород уже не могли оспорить главенство Москвы. В 1448 году собор русских епископов сам, без согласия Константинополя (который к тому времени принял унию с католиками), избрал митрополитом Иону. Так русская церковь стала автокефальной (независимой). Это был гигантский шаг к суверенитету.

Василий Тёмный, этот трагический и несломленный правитель, умер в 1462 году. Он оставил своему сыну, Ивану, не просто княжество, а единое, укреплённое внутренней борьбой государство с чётким принципом престолонаследия, сильной церковной поддержкой и без внутренних конкурентов. И этому Ивану, которого история назовёт Великим, было суждено сделать то, о чём мечтали его предки – окончательно сбросить ненавистное иго и превратить Москву в царство.

В следующей серии: как Иван III покончил с ордынским игом, женился на византийской принцессе, присоединил Новгород и Тверь и стал государем всея Руси. Встречаем того, кто создал Россию. Не переключайтесь!

Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.

В 1509 году учёный монах и философ Эразм Роттердамский написал сатирическое произведение под названием «Похвала глупости», в котором высмеивал нравы и предрассудки современного ему общества. Написал он это между прочим, для развлечения, не всерьёз, но именно эта книга сделала его «литературной суперзвездой».

«Похвала глупости» стала первым бестселлером в истории книгоиздания (если не считать Библию, конечно). А книгопечатный станок был изобретён примерно за полвека до этого! По содержанию «Похвала глупости» – это монолог, длинная речь (даже слишком длинная, на наш современный вкус).

Итак, длинная речь, с которой сама Глупость обращается к читателям и хвалит себя за заслуги. Дескать, именно я, Глупость, делаю вашу жизнь приятной и беззаботной! А без меня у вас были бы сплошные проблемы… Вот небольшой отрывок из этой книги.

…Кому не известно, что первые годы – самый приятный и весёлый возраст в жизни человека? Детей любят, целуют, ласкают, даже враг-чужеземец готов прийти к ним на помощь. Чем объяснить это, если не тем, что мудрая природа окутала младенцев привлекательным покровом глупости? Глупость доставляет малюткам любовь и опеку, для них необходимые...

…Чем меньше умничает мальчик, тем приятнее он всем и каждому. Разве я лгу, утверждая, что люди, по мере того как они становятся старше и начинают умнеть благодаря собственному опыту и воспитанию, понемногу теряют свою привлекательность, проворство, красоту и силу? Чем более удаляется от меня человек, тем меньше остается ему жить. Никто из смертных не вынес бы старости, если б я не сжалилась над несчастными и не поспешила бы на помощь...

– Да, действительно длинновата, я посмотрел. И язык такой… Сразу не разберёшь. Как это бестселлером стало, не понимаю. Только вот что скажу: если людям эти рассуждения Глупости так нравились, значит, они были с нею согласны! А значит, не такие уж они были умные.

– Да они просто смеялись...

– Над чем смеются, с тем незаметно соглашаются! Лично я, когда с чем-то не согласен, я ух как злюсь!

– А знаешь, есть ещё одна Книга, она как раз умная, так вот в ней сказано: «Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых».

Друзья, это была статья из журнала «Лучик». Купить журнал можно на «Вайлдберриз» и в «Озоне», а оформить подписку – на сайте Почты России – до 11 октября действует скидка на подписку.

Ну что, народ, в прошлой серии мы остановились на том, как Иван Калита, первый эффективный менеджер общерусского масштаба, набил московскую мошну золотом, приманил к себе митрополита и устроил для Руси «Великую тишину». Москва из захудалого городища стала финансовым и духовным центром, коим по сей день и является. Однако затишье всегда перед бурей. И буря эта была предсказуема: наследники Калиты получили в руки такой финансовый и административный инструмент влияния, что просто не могли не попытаться использовать его в борьбе с соседями, и с самой Ордой.

Главным героем этой серии становится внук Калиты – Дмитрий Иванович, он же в будущем Донской. Пацан к успеху шёл взошёл на престол в 9 лет, но видимо, гены деда-финансиста и прадеда-воина (Александра Невского) дали о себе знать. Он вырос с одной простой, но дерзкой мыслью из 90-х: «А почему мы, собственно, должны кому-то платить?!»

Пока Дмитрий взрослел, в ордынской маршрутке творился сущий кошмар («Великая замятня»). Ханы и их близкие резали друг друга почём зря, лица на троне менялись как в калейдоскопе, Орда дробилась на части. Фактическим (но не юридическим!) правителем западной её части стал темник Мамай. Темником он был не потому что мутил темки, а от термина «тумен» (рус. тьма), т.е. руководитель подразделения в 10к монгольских голов. Он был хитрый и жёсткий, но не чингизид (не потомок Чингисхана), а значит, его власть была нелегитимной. И это было его слабым местом. Мамаю позарез нужна была большая сеча и большая победа, чтобы укрепить свой статус (о легитимности в средневековье было у меня на канале).

А Дмитрий (тогда ещё вовсе не Донской) в это время вёл себя нагло и уверенно. Он уже не спрашивал, а показывал как надо управлять страной. Взял штурмом Тверь и заставил тверского князя признать себя младшим братом (по факту опустил его в иерархии). Вопрос главного соперника был закрыт. Затем он построил первый каменный Кремль в Москве (тот самый, белокаменный, 1367 г.). Теперь его столицу было не взять лобовой атакой. Разобравшись с соперником и укрепив тыл он перестал слушаться Орду. Когда Мамай дал ярлык на великое княжение своему ставленнику, Дмитрий сказал «Не, не слышал» и просто выпнул конкурента на мороз.

Мамай, конечно, такого стерпеть не мог. Он решил проучить зарвавшегося вассала так, чтобы другим неповадно было. Началась большая игра. Мамай собрал огромное войско: не только ордынцев, но и нанял генуэзскую пехоту с Крыма, привлёк рязанского князя Олега (тот лавировал, пытаясь сохранить свою землю) и литовского князя Ягайло. Это был настоящий крестовый поход против Москвы. Дмитрий понял, что дело пахнет тотальным уничтожением. И он совершил невероятное: он первым в истории собрал общерусское войско. Под его знамёна встали дружины и ополчения из большинства земель Северо-Восточной Руси. Это был первый общерусский, а не общекняжеский проект.

И вот, 8 сентября 1380 года, на поле у слияния рек Дон и Непрядва, сошлись две силы. С одной стороны – объединённая рать Мамая, с другой – объединённое войско Дмитрия. Мамай был уверен в победе, как в восходе солнца. Накануне он даже заключил тайный сговор с литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом, которые уже выдвинулись к полю боя, чтобы либо добить ослабленного победителя, либо поживиться легкой добычей. Русское войско оказалось в стратегическом мешке.

Вначале была разминка – поединок богатырей. На разогреве толпы выступали монах Пересвет и батыр Челубея. Исход судя по летописям 0:0 (оба мертвы). Ничья. Однако ордынцы получили первый психологический удар (русские не испугались).

Основная мясорубка началась с чудовищного удара ордынской конницы по центру русского строя. Генуэзские наёмники в своих латных доспехах теснили передовой полк, который был почти полностью истреблён в первые же часы. Главный удар пришёлся на Большой полк, где, как полагал Мамай, находился сам князь Дмитрий под великокняжеским стягом. Битва превратилась в кромешный ад: звон мечей, хруст костей, предсмертные хрипы, пыль, смешанная с кровью, застилала солнце. Это была та самая «стойка на костях». Русские воины, пешие и конные, гибли целыми рядами, но не отступали ни на шаг, зная, что за спиной Москва сожжённые мосты. Центр буквально истекал кровью, но он держался, как скала, ценой невероятных потерь. Ходили слухи, что сам князь Дмитрий, сражавшийся в доспехах простого ратника, был найден после битвы в груде тел, контуженный, но живой.

Именно в этот момент, когда силы русского центра были на исходе, а ордынцы, введя все резервы, уже почуяли победу и начали смещаться для охвата, случился главный тактический финт, подготовленный Дмитрием и его воеводой Дмитрием Боброком-Волынским. Из дубравы, где часами в гробовой тишине стоял Засадный полк, как лавина, на измотанного и потерявшего строй врага обрушилась свежая, отборная русская конница во главе с двоюродным братом Дмитрия, князем Владимиром Серпуховским, прозванным после этого Храбрым. Удар был ювелирным и сокрушительным — во фланг и в спину основным силам Мамая. Прям как в битве у Хельмовой Пади.

Эффект превзошёл все ожидания. В ордынском войске, уже считавшем себя победителями, началась не просто паника, а тотальный ужас. Им показалось, что из леса вышла новая, несметная армия. Строй рассыпался мгновенно. Воины Мамая, бросая оружие, знамёна и обозы, в ужасе побежали, давя друг друга. Преследование длилось многие вёрсты, до самой реки Красивая Меча, где была добита последняя организованная группа противника.

Наши победили, но какой ценой? Потери исчислялись десятками тысяч, множество князей и бояр сложили головы. Князь Дмитрий вошёл в историю с почётным прозвищем Донской. Эта была не просто первая большая победа над силами Орды в полномасштабном полевом сражении. Это был психологический перелом. Миф о непобедимости монголов был развеян. И хотя до окончательного свержения ига оставалась ровно 100 лет, именно здесь, на Куликовом поле, родилась та сила, которая впоследствии станет Россией. А союзники Мамая, Ягайло и Олег Рязанский, узнав о разгроме, просто развернули свои войска и поспешно ретировались, поняв, что правила игры изменились навсегда.

Но! Здесь важно не впадать в эйфорию. Через два года новый хан, законный чингизид Тохтамыш, пришёл к Москве, обманом взял город и сжёг его. Дмитрию пришлось снова признать власть Орды и платить дань. Так в чём же тогда её историческое значение? Суть в том, что Русь поняла – ордынцев можно (и нужно!) бить. Миф об их непобедимости монголов рухнул, а Москва окончательно вышла в лидеры. Именно она (а не более логичная Тверь, например) оказалась тем центром, вокруг которого сплотились все русские земли для общей цели.

Дмитрий Донской впервые передал великое княжение своему сыну Василию как свою отчину, не спрашивая разрешения Орды. Это был переворот сознания.

В следующей серии: как сын Донского Василий I продолжил тихое собирание земель, а внук, Василий II, устроил самую кровавую гражданскую войну на Руси, из которой Москва вышла ещё сильнее. Встречаем эпоху Василия Тёмного и чисто византийских братских ослеплений. Не переключайтесь!

Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.

Так, друзья, отгремели битвы Александра Невского, железный занавес щит Руси против Запада опущен. Теперь посмотрим, что творилось внутри. Картина, скажем прямо, депрессивная: Русь лежит под Ордой, города в руинах, народ подавлен, князья смотрят в рот ханским баскакам. Казалось, возрождения ждать неоткуда. Но именно в этой темноте и начали зажигаться новые звёздочки. И самая яркая из них – та, что разгорелась над маленьким, никому не известным городком Москвой. Да-да, той самой Москвой, которая в первой половине XIII века была настолько захудалой деревянной крепостишкой на окраине Владимирского княжества, что её даже всерьёз не воспринимали. «Москва… а, это где Юрий Долгорукий тот пир устраивал? Ну, бывает».

Всё изменилось с приходом на историческую сцену младшего сына Александра Невского – Даниила. По разделу ему как раз и досталась эта самая неперспективная Москва. Но он не стал ныть, а принялся хозяйничать, т.е. работать с тем, что было под рукой. И показал себя не воякой, а крутым менеджером (о роли менеджмента в средних веках было у меня на канале). Он стал тихо, без шума, приращивать земли: то купит деревеньку, то отвоюет у рязанского князя Коломну, то получит в наследство Переславль-Залесский. Москва из городишка стала превращаться в центр небольшого, но перспективного княжества.

Но настоящий взлёт начался при его сыне Иване Данииловиче, он же Иван I, вошедшем в историю под прозвищем Калита (Денежный мешок). И это прозвище стало его ключом к успеху. Иван понял главное: в новых условиях сила не в самой сильной дружине, а в деньгах и доверительных отношениях с Востоком (Ордой). Так что Ивана Калиту можно по праву называть первым настоящим москвичом.

Иван I увидел, что главный конкурент Москвы (тверской князь) пытается бороться с Ордой силой (что в тех условиях было самоубийством) и поднимает восстание. Иван не стал геройствовать. Он сделал по-другому. Он поехал в Орду и сказал: Я ваш верный друг, а эти тверичи – бунтовщики. Дайте мне войско, я их сам накажу. Вроде бы предательство своих же, но в условиях средневековой раздробленности просто многоходовочка по укреплению трона под собой. Иван этим действием убил сразу четырёх зайцев – вместе с ордынским отрядом он жестоко подавил тверское восстание, чем устранил конкурента, проявил лояльность, сберёг свой город от похожей участи, а главное – развязал себе руки в некоторых финансовых вопросах. Цена вопроса – тысячи русских жизней. Пустяки, бабы ещё нарожают.

После разборок с тверичами Иван получил ярлык на Великое княжение Владимирское. Теперь он стал главным среди всех русских князей, старшим. Теперь он собирал дань со всей Руси для Орды. Фискальные послабления позволили ему самому собирать дань (выход). Это был гениальный в своей простоте ход. Часть денег он аккуратно отправлял в Орду, а часть… осваилась и, скажем так, то ли растворялась где-то, то ли прилипала к чьим-то рукам (москвич же). Неразбериха, что делать. Причём в лучших традициях честного вора, Иван искренне полагал, что деньги ему нужнее, чем остальным, и он знает, как их лучше потратить.

Ханы увидели в нём надёжного, предсказуемого партнёра, с которым можно (и нужно) вести бизнес на Руси. При Иване прекратились карательные набеги ордынцев на русские земли. В самом деле зачем выбивать силой, если эти русские сами несут дань? На Руси наступило долгожданное затишье на 40 лет («Великая тишина»), чтобы зализывать раны и копить силы.

На честно украденные деньги Иван Калита начал грандиозное строительство. С него начинается превращение Москвы из деревянного городища в ту самую белокаменную столицу. Причём начал он с деревянного кремля (парадокс). Кремль был заново перестроен, но уже с использованием дуба. А вот внутри города уже вовсю строились каменные соборы – Успенский, Архангельский (ставший усыпальницей князей). Это был не просто пиар, это заявление: «Теперь духовный центр Руси здесь». И самый главный ход – он уговорил митрополита Петра переехать из Владимира в Москву. С этого момента Москва становится не только административным, но и религиозным центром Руси. А где церковь – там и власть, и народное единство.

Итог правления Калиты: Москва из задворок превратилась в самый богатый и влиятельный город Северо-Восточной Руси. Он не воевал за земли, он их покупал, получал по завещанию, дипломатически присоединял. Он заложил финансовую, политическую и идеологическую основу для будущего объединения. Он же оставил своим потомкам не разорённое княжество, а мощный плацдарм с полной казной, поддержкой Церкви и ярлыком на великое княжение. Его внуки и правнуки уже будут не собирать деньги, а собирать земли – уже силой.

В следующей серии: что происходило с другими центрами силы? Как Тверь пыталась взять реванш? Как Литва стала новым игроком и чуть не перехватила инициативу по сбору русских земель? И как внук Калиты, Дмитрий, впервые за сто лет решился поднять меч против Орды? Всё это – в следующих сериях! Не переключайтесь!

Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.

История Салемских процессов 1692 года в Новой Англии представляет собой не просто один из самых известных и драматичных эпизодов раннеамериканской истории, но и сложный, многогранный социально-религиозный феномен, ставший архетипическим примером массовой истерии. Этот сюжет, вышедший далеко за рамки локального судебного разбирательства, служит точкой схождения целого ряда критически важных факторов, которые разорвали хрупкую ткань пуританского общества. В его горниле сошлись, достигнув своего апогея, фанатичная религиозная экзальтация, основанная на кальвинистском учении о предопределении и постоянной борьбе с дьявольскими искушениями.

Само слово «ведьма» имеет глубокие этимологические корни: англосакс. wicce (женщина-колдунья) и wicca (мужчина-колдун), восходящие к прагерманскому wik- «извиваться, менять форму». В латинской традиции применялся термин malefica («злое деяние»), а в греческой — pharmakis, т.е. женщина, владеющая зельями (pharmakon и лекарство, и яд).

К XVII веку пуританское общество Новой Англии было насыщено эсхатологическим мышлением: вера в неминуемую борьбу со злом и в приход Сатаны формировала массовое сознание (про проклятие женского рода в труде Молот ведьм было у меня на канале). Церковные проповеди были пронизаны цитатами из Ветхого Завета, особенно из книги «Исход» (Исх. 22:18: «Ворожейку не оставляй в живых»). Это создавало благодатную почву для превращения бытовых конфликтов в обвинения в колдовстве.

В 1692 году в деревне Салем (ныне Данверс, штат Массачусетс) несколько девочек, включая племянницу пастора Самуэля Парриса, стали демонстрировать «истерические припадки»: судороги, крики, странные речи. В медицинском языке того времени таких симптомов объяснения не существовало, и поэтому была предложена сверхъестественная интерпретация. Первые обвинения были брошены в адрес социально уязвимых женщин: карибской рабыни Титубы, нищенки Сары Гуд и больной Сары Осборн.

Механизм обвинений стремительно разворачивался. Применялась так называемая «спектральная улика» (spectral evidence), основанная на представлении, что дьявол может принимать облик ведьмы и являться жертвам в сновидениях и видениях. В судебной практике Англии того времени это считалось недопустимым, однако в Салеме оно стало главным «доказательством». Термин «specter» (лат. spectrum образ, призрак) приобрёл юридический статус.

Социальный контекст нельзя недооценивать. Салем был разделён на две общины: богатые фермеры, ориентированные на торговлю, и бедные поселенцы, жившие на границе с индейскими землями. Экономическая конкуренция, земельные споры и напряжение после войн с аборигенами создали фон для массовой истерии. Обвинение в колдовстве становилось инструментом борьбы за имущество и власть.

За несколько месяцев были обвинены более 200 человек, из них около 30 признаны виновными, а 19 казнены через повешение. Одна пожилая женщина, Джайлс Кори, был подвергнут пытке «pressing to death» раздавливанию камнями (peine forte et dure), поскольку отказался признать себя виновным. Этот казус иллюстрирует применение средневековых норм права в «Новой Англии», которая претендовала на построение общества будущего.

Символическим стало признание самой Титубы, которая под давлением суда «подтвердила» свои связи с дьяволом. Её исповедь была наполнена образами демонов и животных-фамильяров, явно восходящих к африкано-карибскому фольклору. Таким образом, в американской культуре впервые произошло смешение пуританской демонологии и «атлантических» представлений о магии.

К концу 1692 года масштабы репрессий вызвали кризис. Генерал-губернатор Массачусетса Уильям Фипс распустил «Суд Ойер энд Терминер» (от англ. oyer and terminer «слушать и решать») и приказал прекратить использование «спектральных доказательств». Впоследствии многие приговоры были отменены, а в XVIII веке потомки жертв получили официальное оправдание и материальные компенсации.

Салемские процессы стали архетипом массовой истерии и судебного произвола. В XX веке социологи и политологи использовали термин «ведьмовские процессы» (witch hunt) для обозначения любой кампании по поиску «врагов народа», от маккартизма до современных медийных скандалов. В научной историографии их трактуют как сплав религиозного фанатизма, психосоциальных стрессов и колониальной нестабильности.

Феномен Салема можно рассматривать не как «курьёз прошлого», а как универсальный механизм: там, где общество сталкивается с кризисом идентичности и страха, рождается образ «ведьмы» как символического врага.

Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.