luchik.magazine

Бывает, особенно у детей, уставится человек в одну точку и замрёт. Вид отрешённый – видно, что задумался о чём-то. А спросишь его – "О чём задумался?" – вздрогнет и отмахнётся: "Да так, ни о чём".

Он действительно не может сказать, о чём думал, потому что его сознание в это время (обычно несколько секунд) находилось в "спящем режиме". Возможно, в нём рождались какие-то образы – но это не те мысли, которыми можно поделиться. "Так, ерунда-какая-то". А это не ерунда, это мозг решал какую-то задачу в фоновом режиме, а сознание отключил, чтобы не расходовало энергию.

Такое состояние "отключённого сознания" сегодня принято называть медитацией.

Только давайте оставим за скобками медитацию "восточную", принятую в разных ответвлениях буддизма. Там это состояние называется "дхьяна". Цель дхьяны – освободиться от сознания (от непрерывно пульсирующего внутри нас "я думаю", "я чувствую", "я хочу", "я боюсь") – и слиться с Космосом, с Мирозданием.

У нашей с вами медитации цель другая. Само это слово европейское и происходит от латинского meditari, что значит "обдумывать, придумывать, изобретать". Мы "отключаем сознание" не для того, чтобы от него навеки освободиться, а для того, чтобы дать мозгу поработать над задачей, которая "с сознанием" не решается. Как это?

Ну вот смотрите. Бьётесь вы над какой-нибудь задачей (не в смысле из учебника, а вообще, из жизни), а она никак не решается. Что делать? Есть два варианта.

1. Вы зацикливаетесь на решении этой задачи, переходите в состояние "небо с овчинку" и мучитесь, мучитесь, пока не ваш мозг не возопит и не заставит вас считать один из промежуточных вариантов решения подходящим. Полного удовлетворения вам это не принесёт, но вы с собою договоритесь.

2. Вы машете рукой, "а ну её", и на некоторое время (иногда на очень долгое время) забываете об этой задаче. Перестаёте о ней думать. (Слава Богу, у вас куча задач, так что перестать думать об этой у вас получится, как только вы займётесь другими.) А потом вы неожиданно вспоминаете – и решение находится легко и просто! Возможно, вы даже и вспомнили о ней уже с готовым решением...

Благодаря чему оно было найдено? Благодаоя тому, что ваш мозг и ваше сознание ("могу ли ля? магнолия?") отдохнули друг от друга.

А теперь смотрите... Если буддийское "освобождение от сознания" можно натренировать (именно этому и посвящена дхьяна), то почему нельзя "натренировать" способность решать задачи "в фоновом режиме"?

– Можно! Очень даже можно.

Вот только нужно ли? Не лучше ли решать задачи планомерно и дисциплинированно, с девяти до восемнадцати, с перерывом на обед? Писатель Андрей Платонов одно время мечтал даже о "фабриках литературы". Это когда приходят писатели в учреждение, садятся за столы и весь рабочий день пишут. Пьесы, романы, рассказы, стихи для детей... Здорово?

Ну, в какой-то мере, да, писательство – это не только вдохновение, но и упорный монотонный труд. Только смотрите, какая закавыка выходит...

Помните, когда-то нам обещали, что роботы заменят людей на опасном и вредном для здоровья производстве, а мы сможем, как те древние греки, посвятить себя философии, искусству и спорту. Помните? И что же? Искусственный интеллект пока не особо рвётся в рабочие специальности. Первым делом он застолбил тёплые сидячие места копирайтеров. То есть – тех самых "фабричных" написателей текстов. Засматривается на места бухгалтеров, композиторов, таксистов, курьеров. Люди этих профессий становятся экономически нецелесообразны. Им нужна зарплата и "социалка", они устают, болеют и жрут энергии гораздо больше компьютера.

А знаете, как это случилось – что человек стал проигрывать конкуренцию машинному уму? Проблема в... (Вот только не смейтесь.) Проблема в образовании.

Система массового образования возникла как реакция на промышленную революцию Нового времени. Появившейся промышленности понадобилось много квалифицированных кадров. И поскольку задачи предстояло решать "машинные", "механистические", само образование тоже невольно приобретало "механистические" черты. Нас учили думать, как думает машина, – алгоритмизированно (мы это называем "думать логически" – но это не то же самое). Учат составлять алгоритмы на основе определённого набора базовых принципов и в рамках определённых моделей. (Именно так действует и генеративный искусственный интеллект.)

Кроме того, эффективность нашего мышления зависит от качества данных, на которых мы обучаемся. "Есть хорошие школы" и "плохие школы", "хорошие программы" и "плохие программы", "хорошие учителя" и "плохие учителя". В хороших школах у хороших учителей учатся хорошие ученики (и наоборот). Верно? Как на производстве: из хорошего сырья на хорошем оборудовании получается хороший продукт. (А плохое производство разоряется или обслуживает тех, кому "меньше надо"...) Вы скажете – а как же иначе?

А иначе – вспомним поговорку: "Ум – это не количество знаний, а умение ими пользоваться". Но "количество" – это начало "качества", отсюда "ум – это умение эффективно пользоваться знаниям любого качества". Бывают умные дворники и глупые академики.

А что же такое умеет человек, чего не умеет машина?

Человек умеет быть нерациональным. Умеет рисковать. Умеет упрямиться – например, "упереться" там, где, кажется, нет никаких шансов. И главное, что умеет человек, и не умеет генеративный искусственный интеллект, – это изобретать новое.

Скажите, а этому вообще где-нибудь учат? "Открывать", "изобретать новое"?

Вообще-то, да, но только на периферии "системы образования", например, в кружках по ТРИЗ, в художественных или технических, а в школах этому учить не получается. Потому что "прежде чем изобретать, нужно освоить базу", а пока ребёнок, подросток "осваивает базу", из него успевает получиться прилежный исполнитель, аккуратный и осторожный, и тут уж время упущено.

Да, это редкое умение – изобретать и совершать открытия. Но потому ли, что его не поощряют, не развивают в детях, не учат их этому? Подумайте...

Математик Анри Пуанкаре сказал: "Мы доказываем при помощи логики, но открываем при помощи интуиции".

Развитием "логики" (алгоритмического мышления) у нас занимаются с детсада, а много ли вы знаете пособий, мобильных приложений или кружков по развитию творческих способностей? Нет-нет, не по "рисованию", "лепке" и "конструированию из лего"! Именно по развитию способностей открывать и изобретать?

Их нет, потому что интуицию как механизм мышления никто не воспринимает всерьёз. Кстати, а так ли уж серьёзно мы относимся к логическому мышлению? Да, игровых пособий много – но ведь саму логику как науку при этом в школах не изучают. Логики в строгом смысле слова никто из нас не знает! (Кто не учился на математика, программиста или философа.) Мы пользуемся "логикой" без знания её законов, вслепую, наугад – точно так же, как интуицией.

Что такое интуиция?

Интуиция – это знание, которое хранится не в "оперативной", а в "долгосрочной" памяти. Мы когда-то что-то услышали, увидели, прочитали, пережили – и забыли об этом. Но в один прекрасный момент это забытое знание – раз!.. и выскочит у нас из головы. Мы удивляемся: откуда я это знаю? А это интуиция нам подсказала...

(Продолжение – в журнале "Лучик")

Isms and schisms, we're living on a skelter...
Triky

В философии XIX века существовали понятия "идеализм" и "материализм". В современной философии их нет. (Не путаем философию – и историю философии.) Устаревать и выходить из обихода – это общая судьба всех понятий и явлений, названия которых заканчиваются на "изм".

Все "измы" существуют в человеческих головах. Где нет людей (например, на Луне), там нет и измов. Любой "изм" – это прежде всего убеждение, а все убеждения рано или поздно оказываются заблуждениями.

Что такое "идеализм"?

У Осипа Мандельштама есть красивая строчка: "Быть может, прежде губ родился шёпот". Слово "шёпот" здесь употреблено не в буквальном смысле. Имеется в виду "прежде губ родилась речь, родилось слово". То есть вначале родилась идея, а потом – материальное средство её воплощения. "Идеализм"?

Но разве у нас, людей, обычно не так бывает? Сначала идея, потом действие. Чтобы изготовить табуретку, надо сначала её себе представить, вообразить, чтобы понять, сколько каких дощечек и брусков понадобиться, а потом уж чертить и хвататься кромсать доску. Значит, мы идеалисты.

Вы скажете, ничего подобного – воображая табуретку, мы представляем себе те материальные табуретки, которые мы видели раньше. Правильно. Но ведь в таком случае была и самая первая табуретка? Кто её видел – до того, как вообразил?

А что такое "материализм"? У русского народа (не у "российского", а именно и только у русского) есть поговорка: "Ж...па есть, а слова нету". Вот вам исчерпывающее определение материализма – в пяти словах. Согласимся, что ситуация, когда некая данность предшествует опыту её осознания и описания (называния), также типична для нашей жизненной практики, как и "пример с табуреткой".

Спор идеалистов и материалистов похож на войну остроконечников и тупоконечников и является прямым продолжением тех схоластических богословских споров, которые Свифт высмеивал, когда эту самую войну выдумал.

Одним из проявлений ситуации "слова нету" является история о возникновении культуры. Что такое культура, мы все интуитивно понимаем более или менее одинаково: определённый свод правил, которым подчиняется определённое сообщество. Например, "культура амазонских индейцев". Или "викторианская культура".

Неопределённое множество таких сводов (в математическом смысле слова "множество") называется "человеческая культура". (Входят ли в понятие "человеческая культура" локальные культуры каннибализма или женитьбы на детях, вопрос дискуссионный.) Ещё более неопределённым множеством является понятие "культура вообще". Что ж, неопределённые (нечёткие) множества – в математике дело обычное, хотя я немало изумился, узнав, что введено это понятие было только в 1965 году. До этого неопределённые множества были, а понятия не было.

Со словом "культура" вышла та же история: считается, что впервые его употребил римлянин Марк Порций Катон Старший в середине второго века до н. э. А до этого, представьте, слова "культура" не было! Катон старший написал книгу под названием De Agri Cultura. Сегодня мы переводим это как "О земледелии", но дело в том, что это перевод неточный "близко по смыслу".

"Агро" (от греческого ἀγρός) означало "поле". А "cultura" – неологизм, новое тогда слово. Оно произошло от слова "colere" – "населять; заботиться, охранять, возделывать" и "cola" – "обитатель. (Им родственно также слово "colonus" – "поселенец на новой земле", отсюда известное нам "колония".) В свою очередь "cola" и "colere" произошли от праиндоеврпейского корня *kwel- – "вращаться, передвигаться по кругу; пребывать, обитать надолго". Отсюда же наши с вами слова "около", "околица", "кольцо", "кол" (из кольев делают ограду вокруг жилья, обозначают границу – околицу) и даже... "колобок"! (В буквальном переводе на современный русский – "круглобок".)

Обратите внимание: в языковой (а стало быть, и в жизненной) практике наших общих с римлянами далёких предков-индоевроепйцев (то есть людей, которые примерно 8 тысяч лет назад начали расселяться с территории прикаспийских и причерноморских степей) освоение новых территорий соседствовало с "движением по кругу". Что это было за движение?

Вряд ли мы сильно ошибёмся, если предположим, что это было не вбивание кольев вокруг нового жилища, а нечто более существенное, без чего существование на новых землях было бы невозможно. Это было движение вслед за плугом. Провёл борозду, развернулся, снова провёл, снова развернулся. Туда... сюда. Туда... сюда. "Вечное возвращение".

Жить на земле – означало её возделывать. И, значит, более точный перевод названия книги Катона Старшего – "Об обживании земли". Чуть-чуть сместить акцент и получится "О выживании на земле".

Эта книга была не каким-то там философским трактатом, а практическим руководством – где и как выбрать место для заведения хозяйства, как выращивать те или иные культуры, какими инструментами и техническими приспособлениями обзаводиться и так далее. Например:

"На 120 югеров масличного сада полагается два пресса, если сад хорош. Полагается иметь два хороших трапета, по одному на каждый пресс, разной величины, чтобы, если жернова в одном пооботрутся, ты мог бы переставить их в другой; по ременному канату на каждый пресс, рычагов 6, креплений 12, по одному ременному канату на каждый пресс..."

Однако для Катона "обживание" – это не только ведение хозяйства. "Из земледельцев выходят самые верные люди и самые стойкие солдаты", – пишет он во вступлении. Иными словами, способ хозяйствования коррелирует с социальным поведением – с "культурой" в современном понимании этого слова.

Разумеется, кочевники-скотвоводы или лесные охотники не ходили "крýгом за плугом", как древние индоевропейцы, но можно предположить, что и у них представление о том, что мы называем культурой начиналось с жизненных потребностей, с "экономики выживания".

Но это не аргумент в пользу материалистического понимания культуры (дескать, "всё отсюда" и показываем на живот). У древних экономика выживания была густо замешана на вере в духов и необходимости с ними договариваться (как у нас она замешана на вере в науку – например, в "маркетинг"). История и антропология знает случаи, когда побудительным мотивом хозяйственных актов были символические (религиозные представления). Строго отделить область символических представлений от области утилитарных смыслов так же сложно, как отделить представление о предмете от этого предмета "самого по себе". Практически невозможно.

Однако вернёмся на римскую почву. Как-то мы уже рассказывали о латинском палиндроме "sator arepo tenet opera rotas". Он не только одинаково читается в обе стороны. Если разместить слова одно под другим, он также будет одинаково читаться сверху вниз и снизу вверх. Получится "магический квадрат".

Причём опорное слово "tenet", которое этот квадрат удерживает, имеет значение "держать", удерживать". Забавно, правда?

Sator – сеятель, землепашец; tenet – держит, удерживает; opera – работы; rotas – колёса или колёсный плуг. Arepo – либо имя собственное, либо производное от ad repo ("я медленно двигаюсь вперёд"), либо просто "opera" наоборот (помните – "провёл борозду, развернулся и повёл в другую сторону..."). Так или иначе что-то явно связанное с земледелием.

Происхождение этого палиндрома неизвестно, самое раннее его изображение (фрагмент) найдено в Помпеях (город погиб в 79 году до н.э.). Возможно это плод игры индивидуального ума, возникший примерно тогда же, а возможно (как "абракадабра") происходит от какого-нибудь древнего ритуального текста земледельческого "культа плодородия".

Слово "плодородие" обманчиво, оно ассоциируется с изобилием, с толстобокими дамами-аллегориями Веронезе и Рубенса. На самом деле, культ плодородия (сопровождаемый жертвами, изначально – человеческими, вы же знаете про вакханок?) это была судорожная попытка выжить в неблагоприятных условиях. Вопль, обращённый к божеству, потому что без вопля всё это не работало. (Возможно, и с воплем не работало, от крика становилось легче.)

В изменившихся условиях. Неблагоприятными условия становятся когда меняются. Например – бах, врезался в землю метеорит (или просто так, без метеорита похолодало), и динозавры стали птицами. Не сразу, не сразу! "Торопиться не надо" (тов. Саахов), но – представьте: вот были динозавры, а вот стали – птицы.

Изменится когда-то и наш вид. Потому что меняются условия (частью – независимо от нас, а частью мы сами же их и меняем). Только надо иметь в виду, что динозавры же не все превратили в птиц. А только некрупные и мобильные – летающие. Это к тому, что люди тоже выживут и приспособятся "не только лишь все". Есть о чём пофантазировать на досуге, правда?

Не пугайтесь :)

Читайте также:

Каракалла и абракадабра

Первая буква «бык» . Как возникли письменность и поэзия

Журнал "Лучик"

Попробуйте разобрать по составу слово «вынул». Окончание нулевое, «вы» приставка, а корень… Погодите, ерунда какая-то. Ведь «ну» – суффикс, и «л» тоже суффикс? Как в слове «крикнул»? А где же тогда корень?

Со словами «принял», «поднял», «снял»  та же проблема. Но обратите внимание! У них у всех есть что-то общее… Догадались?

У всех в середине есть буква «н»! Уж не корень ли это?

Да. Это его «остатки». Дело в том, что раньше говорили не «вынуть», а «вынять». Чередующиеся корни -ня-/-ним-/-ем- встречаются в таких словах, как «выемка», «вынимание»…

Правда, в интернете можно прочесть, что слово «сунуть» означает «стремительное движение» и поэтому якобы происходит от древнерусского названия копья – «сулица». Или что это слово вовсе без корня. И то, и другое неверно, однако «слово без корня» в русском языке всё-таки есть. И это слово...

«Автобус»! Конечно, сегодня на уроках русского языка мы выделяем всё это слово как корень: -автобус-. Но если углубиться в историю возникновения этого слова, окажется, что значимой части нём нет!

Когда изобрели конную повозку, в которой по купленным билетам могут ехать одновременно несколько незнакомых друг с другом пассажиров, её сначала назвали по-латыни – «омнибус», что в переводе с латинского означает «всем». «Омни» – «все», «бус» – окончание дательного падежа.

Потом на омнибус установили мотор, и получившееся средство передвижения назвали «автомоторный омнибус», то есть в переводе с греческого и латыни «самодвижущееся всем».

Но людям не нравятся слишком длинные названия, и «автомоторный омнибус» превратился в «автобус». Если переводить это слово по частям, то получается: «авто» – значит «сам» по-гречески, а «бус» – окончание дательного падежа в латинском языке.

Ну-ка, попробуй переведи это на русский!

Это была статья из журнала «Лучик». С журналом и отзывами о нём можно познакомиться по ссылкам на «Озоне» и Wildberries.

Каждый актёр мечтает о серьёзной роли. Очень тяжело для актёра стать «рабом амплуа» – надоедает, засасывает, выматывает и «выжигает». Валерию Золотухину пришлось хлебнуть вот этого самого «проклятия амплуа» по полной программе. Бумбараш, милиционер, «который про мороз поёт», беглый Филька из «Арапа Петра Великого», комичный Бен Ганн из «Острова Сокровищ»... Везде – «человек из народа», и не человек даже обычно, а «человечек». Но вот в 1979 году Золотухин вдруг получает приглашение на серьёзную роль. Ему предлагают сыграть Вольфганга Амадея Моцарта в пушкинской «маленькой трагедии» «Моцарт и Сальери».

С ролью он справился блестяще. И партнёр Золотухина был не менее велик – сам Иннокентий Смоктуновский, сыгравший Сальери. Фильм назывался «Маленькие Трагедии». Помните? Такие фильмы надо обязательно пересматривать, если подзабыли...

Итак, встречаются два композитора. «Один великий, второй Сальери». Второй, естественно, завидует великому. И в итоге (после долгих и продолжительных мук совести, само собой) подмешивает бедному несчастному великому Моцарту яд, который тот выпивает.

Имя Сальери стало нарицательным. Даже какой-то забытый уже рок-бард писал:

...И в битве с дураками победив,
Те, кто когда-то прятался за двери,
Допив очередной аперитив,
Кумира сделают из старика Сальери...

Ну да. Он же завистливый зануда и бездарь, погубивший гения! А теперь давайте поговорим о том, что было на самом деле.

Начнём с простого и главного – Сальери был сверхуспешен. Слишком успешен, чтобы завидовать. Он занимал высшую из возможных для музыканта должность в тогдашней мировой столице музыки – был придворным капельмейстером в Вене. На это место его назначил ещё император Иосиф II, но и его младший брат, Леопольд, и сын, император Иосиф II, нисколько не возражали по этому поводу и заменять Сальери кем-то другим не собирались. При этом музыка Сальери нравилась публике – и в Вене, и в Париже, – и уже только по этим двум причинам не Сальери был должен завидовать Моцарту, а наоборот.

Да, Моцарт в своих письмах неоднократно жаловался на Сальери (как и папа Моцарта, Леопольд) – но для того времени это было как бы привычно. Многие немецкие и австрийские композиторы жаловались на «повсеместное засилье итальянцев» (а Сальери – итальянец). Как потом Карл Мария Вебер, автор «Волшебного стрелка», жаловался на засилье опер Доницетти («Лючия де Ламмермур»), но это мы на несколько десятков лет забегаем вперёд...

Продолжим. Сальери по характеру был человеком весьма дружелюбным, дипломатичным, харизматичным, настоящей «душой общества». Моцарт, в отличие от него, был скандальным, эксцентричным, непредсказуемым, иногда вёл себя просто по-хамски (заметьте, мы не оспариваем музыкального гения Моцарта, но композиторы тоже люди!), а ещё очень любил тратить деньги не по средствам и играть в карты с кем угодно. Неудивительно, что императоры предпочитали в качестве придворного композитора держать человека более уравновешенного...

Ещё продолжим. Моцарту крупно повезло – Леопольд Моцарт, его папа, был потрясающим музыкальным педагогом. Впрочем, несмотря на это он ещё и возил сына по самым лучшим учителям музыки всей Европы. Но вот сам Моцарт был никудышным учителем. «Хороший спортсмен – не обязательно хороший тренер», как говорится.

А вот Антонио Сальери был преподаватель от Бога. И среди его учеников... Людвиг ван Бетховен и Ференц Лист. (Как Сальери в своих письмах писал, «просто божественный венгерский мальчик Франческо Лист!»). А ещё – Франц Шуберт. А ещё – Джакомо Мейербер («Гугеноты»). Бетховен посвятил Сальери несколько пьес, точно так же как и Шуберт – Сальери равных не было в Европе в качестве преподавателя что по гармонии, что по вокалу, а главное – по чтению партитур. Тут он был просто монстром, которому другие просто в подмётки не годились.

И ещё. Вы случайно не учились в музыкальной школе? Помните «Этюды для развития беглости пальцев» Черни для фортепиано? Так вот, Карл Черни тоже был учеником Антонио Сальери!

«А что же Пушкин? – спросите вы – Как же он мог так ошибиться?»

О нет, погодите! Нельзя недооценивать Сальери, но трижды, четырежды, стократно для русского человека нельзя недооценивать Пушкина! Пушкин был очень умным, глубоким человеком. Он взял расхожую басню, и...

Вы помните очерёдность «Маленьких Трагедий»? Она не случайна. Трагедии как бы объясняют и комментируют друг друга: каждая предыдущая является прологом к следующей и ключом к её пониманию. В свою очередь, каждая следующая усложняет и углубляет конфликт предыдущей...

«Моцарту и Сальери» предшествует «Скупой рыцарь». Помните, он жизнь положил на создание богатства, ему каждый золотой памятен и дорог. А сын всё промотает. Прахом пойдёт дело жизни! Словно и не жил, а вернее, жил зря... Да, можно укорять скупого рыцаря за то, что он видит смыслом своего существования сундуки с золотом, а не сына... Но ведь и сын, не задумываясь, убил бы отца, чтобы получить доступ к этим сундукам, не так ли?

Так вот, отношение пушкинского Сальери к музыке и к Моцарту сродни отношению скупого рыцаря к богатству и к сыну.

Сальери убивает Моцарта не потому, что «завидует» – хочет себе его славы и таланта. О нет... Сальери защищает от Моцарта самое дорогое, что у него есть, – музыку. Защищает от легкомыслия, от пренебрежения, с каким относится к музыке этот «растратчик» таланта. Ведь если в музыке воцарятся и начнут диктовать свои правила такие вот «шутники», музыка погибнет... Понимаете?

Ну вот смотрите, вертопрах Моцарт – гений. Будучи гением «задаёт тренд», к нему тянутся, ему стремятся подражать... но никто не сможет перенять его гениальности! А вот его «стиль», его лёгкое отношение к жизни в музыке переймут обязательно... И что же будет? А то и будет, что есть: ди джей Спуки вместо Мессы си минор Баха. И вместо моцартова «Экзальтате, юбиляте» – «Ля-ля-ля-ля-ля, весь день я напеваю» группы «Руки вверх!».

Для Сальери это смерть. Смерть музыки.
И он выбирает убить Моцарта.
А не «из зависти».

Но составили ли мы себе труд понять замысел Пушкина? А может, Сальери (то есть не Сальери, конечно, а Пушкин) был прав? «Моцарт и Сальери» продолжается «Каменным гостем». Дон Гуан – это «Моцарт, которого не остановили», гений, влекомый своей мятежной натурой идти до конца. И увлекаемый в ад...

В ноябрьском «Лучике» мы будем говорить об эпидемии глупости, развившейся в человечестве в связи с возникновением массовой культуры, а также почитаем «Похвалу глупости» Эразма Роттердамского и Екклесиаст.

Журнал продаётся в «Озоне» и Wildberries.

А послушать произведения Сальери можно по ссылкам:

https://vk.com/audio-2001913751_5913751

https://vk.com/audio-2001913750_5913750

https://vk.com/audio-2001913749_5913749

Что такое «сильный мужчина»? Матери обычно говорят сыновьям: «Не дерись! Любую проблему можно решить словами». А отцов эти поучения раздражают. И те, и другие хотят видеть сыновей сильными. Но если для пап «сильный» – это способный к силовому решению, то для мам – способный управлять ситуацией.

Вы, наверное, замечали, что в русской речи вопросительные интонации утвердились на месте повелительных. Это особенно хорошо слышно в брутальных милицейских телесериалах: «Сюда иди?», «Рот закрой?». Речь меняется сообразно тому, как меняется сознание носителей языка. На смену уверенности, основанной на знании того, что мир устроен определённым и должным образом, пришли сомнения: а так ли оно всё на самом деле? А если нет? А если сюда не пойдёт и рот не закроет — тогда что?

Мужская твёрдость, уверенность (в том числе речевая, интонационная) происходит от знания, «что будет, если я поступлю так», а это знание, в свою очередь, происходит от знания, как всё устроено. Не как должно быть устроено, согласно нашим представлениям о справедливости, а как есть.

Зануда Носов

Вспомним классика детской литературы — Николая Носова. Ох уже все эти бесконечные технические описания труболётов и винтоходов в «Солнечном городе»!.. Носов очень любил технику. В годы войны он занимался режиссурой учебных военно-технических фильмов. Однажды надо было снять фильм об английском танке «Черчилль». Английский инструктор показал механику-водителю, как управлять танком, и уехал, а дело вдруг не заладилось. Танк выписывал по съёмочному полигону круги и никак не хотел слушаться. Тогда Носов залез в кабину, разобрался и объяснил танкисту его ошибку.

Для повести «Дневник Коли Синицына» Носов кропотливо изучал литературу по пчеловодству и посещал пасеку. Процесс выращивания цыплят в «Весёлой семейке» расписал досконально, включая возможные ошибки. Приступая к «Незнайке на Луне», на всякий случай изучил работы Циолковского. Зачем? Зануда!

Сегодня мы удивляемся: ишь, как он в «Незнайке на Луне» капитализм верно изобразил! А ведь знал о нём, в основном, по книжкам, да и полвека уже прошло. У классики вообще есть такая особенность — она в любое время воспринимается современно. Потому что затрагивает неизменные основы человеческого бытия. Когда, например, происходит действие рассказа «Мишкина каша»? Вроде бы неважно, когда. В детстве! А между тем, важно.

Чем заняты в рассказе «Мишкина каша» Коля и Мишка? Тем же, чем и все остальные дети в то время: хотят есть. Ведь рассказ был издан (в сборнике «Тук! Тук! Тук!») в 1945 году. Правда, у Коли с Мишкой в отличие от большинства тогдашних детей всё-таки есть продукты: «Сыпь крупы побольше!..», «Нарезали мы хлеба, намазали его вареньем…», «Масло попробовали без хлеба есть — тошно…». Этакая «лакировка действительности», а на самом деле — попросту обобщение. Оно позволяет читать рассказ о том, как варить кашу и выпутываться своими силами из затруднительных ситуаций, и через пятьдесят лет.

А где папы?

Пап у Мишки и Коли покамест нет. Есть мамы и тётя Даша. Их папы появятся в «Весёлой семейке»: мелькнут пару раз, скажут пару фраз косвенно прямой речью, и всё. У носовских детей проблема с папами. Воспитывают их матери. Могут, например, запретить брать керосиновую лампу для инкубатора. Могут сказать страшные слова «пусть лучше у меня совсем не будет сына, чем будет сын вор» (рассказ «Огурцы»). А вместо пап — всё больше какие-то «дяденьки»: милиционеры, управдомы, стекольщики.

Дело в том, что, когда эти рассказы писались, отцов у большинства детей действительно не было. Они погибли на войне. Носов не хотел растравлять своим читателям душу.

Но есть в носовской литературной безотцовщине ещё одна закавыка, связанная и с личной судьбой писателя, и с тем, что называется «творческим методом». Считается, что в его первом произведении, как в эпиграфе, зашифровано содержание всего последующего творчества. Первый рассказ Носова «Затейники» увидел свет до войны, в 1938 году, а никакого отца в нём нет. «Мама ушла в магазин», — а про отца ничего. У самого Носова, судя по автобиографической повести «Тайна на дне колодца», отношения с отцом складывались непросто. Коля очень любил отца и очень остро переживал его, скажем так, неидеальность. Тот был человеком «лёгким» и легкомысленным — полной противоположностью серьёзному, трудолюбивому Коле.

Думается, что «заретушированность» отцов в носовских рассказах — это такой невольный педагогический приём, отчасти порождённый личным опытом (нельзя было писать папу «с натуры», хотелось быть не таким, как родной отец со слабостями и недостатками), и отчасти — временем, в которое рассказы писались. В эпоху, когда отцов действительно не хватало (мужские утвердительные интонации начали уходить из речи именно воспитываемых матерями послевоенных мальчишек: мужчины стали говорить с женским интонационным повышением в конце фразы — так, как говорили у них в семье), — в эти годы Носов для своих читателей сам был отцом.

И каким! Обратим внимание: Носов никогда не обращается к читателям с нотацией или призывом: «Делайте так-то и так-то». Просто его герои сами поступают как нужно. А ведь по натуре, повторимся, он был занудой! Почитайте его адресованные взрослым «Иронические юморески», это же кошмар, уши в трубочку! Учит, наставляет, нудит, нудит. А в детских рассказах этого нет.

Возьмём психологический триллер «Бенгальские огни». Мишка испортил мамину кастрюлю — так сточил напильником, что она в сковородку превратилась. Вроде бы «вставной аттракцион» такой, шутка. А где же мораль? А вот она:

«– Что же тебе мама сказала?

— Ничего не сказала. Она ещё не видела.

— А когда увидит?

— Ну что ж… Увидит так увидит. Я, когда вырасту, новую кастрюлю ей куплю.

— Это долго ждать, пока ты вырастешь!

— Ничего».

Пауза, конец диалога. Нечего сказать Мишке. Разве дети не поняли, что Мишка поступил (не с кастрюлей, а с мамой) нехорошо? Поняли прекрасно, почувствовали. Но если бы их стали тыкать в это носом, возникло бы противодействие и отторжение педагогической морали: «Да ладно… Подумаешь… Ещё чего!»

Маленький взрослый

Посмотрим, кстати, как дальше развивается в рассказе конфликт между рассудительным Колей и авантюристом Мишкой. Они отправляются в лес за ёлками. Коля свою выбрал быстро, а Мишка долго капризничал. В лесу стемнело, и мальчики заблудились. Мишка недоумевает: «Я ведь не виноват, что так рано наступил вечер». — «А сколько ты ёлку выбирал? А сколько дома возился?» — как бы ворчит Коля (а на самом деле объясняет читателю, что да, Мишка виноват). По колено в снегу мальчики блуждают по лесу. Мишке чудятся опасности, и он выдумывает разные по-детски несерьёзные пути их преодоления, Коля по-взрослому реалистично критикует его проекты с позиций их практической осуществимости.

В конце концов, Мишка падает с обрыва и ушибает ногу. Не может идти. Коля вскипает: «Горе мне с тобой! То ты с бенгальскими огнями возился, то ёлку до самой темноты выбирал, а теперь вот зашибся… Пропадёшь тут с тобой!». Мишка отвечает как бы по инерции скандала: «Можешь не пропадать!». Кажется, вот сейчас конфликт достигнет кульминации, станет непримиримым, но нет. Неожиданно Мишка предлагает: «Иди один. Это всё я виноват. Я уговорил тебя за ёлками ехать». Но Коля и к этому порыву относится критично: «Вместе приехали, вместе и вернуться должны». В этой чеканной формуле звучит взрослая непререкаемость, чувствуется несколько даже унылая детерминированность взрослого мира, взрослая обречённость на правоту. И вооружившись верным учением, Коля находит техническое решение проблемы (хотя обычно в их паре фонтанирует идеями Мишка) — сажает Мишку на ёлку и тащит, как на санях.

Вторую ёлку пришлось оставить. И это становится причиной продолжения конфликта потом, после спасения.

«– Отдай её на сегодня мне, — говорит Мишка, — и дело с концом».

Пока Коля приходит в себя от такой наглости, Мишка предлагает торг на грани отчаяния: «Возьми мои лыжи, коньки, волшебный фонарь, альбом с марками. Ты ведь сам знаешь, что у меня есть. Выбирай что угодно». У него действительно сложное положение, ведь он пригласил ребят на бенгальские огни, а ёлки теперь не будет. И Коля неожиданно соглашается. Но требует взамен не лыжи, не коньки (хотя эта цена очень высокая), а живое существо — собаку Дружка. Всерьёз ли? Прямо дьявол-искуситель какой-то!

«Мишка задумался. Он отвернулся и долго молчал. Потом посмотрел на меня — глаза у него были печальные — и сказал:

— Нет, Дружка я не могу отдать».

Мишка выдерживает нравственное испытание, и Коля вознаграждает его за это: «Ну ладно, тогда бери ёлку даром». То есть сперва задаёт задачку, а затем поощряет ученика за правильное решение. Заметим, что при всей своей правильности и незаменимости Коля во всех рассказах цикла — персонаж как будто фоновый, служебный. Будь он единственным героем, про него и рассказать было бы нечего, никаких интересностей. Это же Мишка превращает готовку каши в трудное приключение, Мишка придумывает делать инкубатор и кататься на автомобильном бампере, Мишка своим несносным поведением драматизирует строительство катка и так далее. Даже в рассказе «Тук-тук-тук» ночные страхи Коли и Кости провоцирует Мишка — тем, что кладёт под подушку топор, перед тем как крепко и спокойно заснуть.

А чем интересен Коля? Тем, что он вообще не ребёнок. Он замаскированный взрослый. Авторская функция. Удивительно ли, что Носов назвал его своим именем? Ведь когда отцов не хватает, кто-то должен их заменять. Ну, хотя бы показывать, какие они бывают. Что делают, что должны уметь, для чего нужны.

Познакомиться с журналом «Лучик» (скачать бесплатно и без регистрации) можно по этой ссылке. Журнал продаётся в «Озоне» и Wildberries.

После «Теории невероятностей» казалось выше уже нельзя. Но я ошибся. Встречный боковой – и потихоньку обживаешь настил ринга. Книга с невозможным названием «Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом "Д"» застала меня врасплох...

Но сначала повторю то, что говорил тут сегодня утром: три книги Виктории Ледерман должны быть в каждом доме, где есть дети.

1. "Уроков не будет!" – если детям шесть-семь.

2. Потом, когда им стукнет 10–11, можно будет прочесть "Календарь ма(й)я". (Фильм смотреть не нужно, он, как это обычно бывает с фильмами, "совсем о другом".)

3. Все живы? Тогда начинаем восхождение к упомянутой уже "Теории невероятностей".

Почему? Потому что эти книги "учат" очень важным, на мой взгляд, вещам. ("Учат" в кавычках, потому что художественная литература не учит – она показывает, а выводы читатель делает (или не делает) сам. В этом отличие художественной литературы от учебной, публицистической и дурацкой.)

"Календарь ма(й)я" – книжка вроде бы приключенческая и фантастическая, но того особого сорта, когда фантастика деликатно сосуществует с обыденностью, придавая ей необходимую резкость и остроту. Примеры жанра: "За миллиард лет до конца света" и "Отель у погибшего альпиниста" Стругацких. Или уж совсем горячо – фильм "День сурка".

Но книга не про фантастику и приключения, она про другое. Это книга о том, как ожесточённые современные дети, недоверчивые, циничные, озлобленные, трудно и постепенно преодолевают своё ожесточение и свою озлобленность и превращаются из маленьких несчастных калек и уродцев – в людей. Есть такая поговорка, "друзья познаются в беде". А если нет друзей, а беда есть? Вот эта книга как раз об этом.

О "Теории невероятностей" скажу лишь, что это "Идиот" Достоевского для подростков. Мало сказать, что я был удивлён и тронут, когда читал. Я был ошеломлён. Именно после этой книги казалось, что выше уже нельзя. Оказалось, можно.

Оказалось, можно больнее.

Итак, книжка с не влезающим в кастрюлю названием «Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом "Д"».

Считается, что трагедия – «это когда герой погибает». Не только. Ещё – когда случается то, чего нельзя исправить.

Жила-была девочка сама-виновата. Нехорошая девочка, испорченная. Что её так испортило, об этом позже, тем более, что сразу этого не видно, а пока – жили ещё два друга-товарища: Егор да Никита. Верные, надёжные, не разлей вода. Но влюбились в девочку сама-виновата. Оба. И потеряли всё: голову, друг друга, себя самих... эту, как её ещё… честь? Но потом отряхнулись и как-то выжили. И стали жить дальше. А испорченная девочка, крутившая им мозги, – нет.

Девочка и впрямь мастер манипуляций не по возрасту (сколько героям лет – смотри название). Прямо оторопь берёт. Хочется спросить автора: «Виктория Валерьевна! А вы-то откуда это всё знаете? Ну, как мужиками крутить?» Подозреваю, впрочем, что это знание у женщин врождённое, «биологическое». Просто в одних культурах (в тех, которые мы называем «высокоразвитыми» или просто «высокими») оно репрессируется, а в других (в так называемых «примитивных»: африканских, амазонских, тихоокеанских и в массовой) активно востребовано.

Девочке не повезло с культурами. Не совпали. Все в книге себя «под высокой чистят»: и её родители, и её жертвы, и мы с вами, читатели, а она – нет. Кто прав, а кто правдив?

Девочка нацелена на успех – это раз. Успеха она ищет в сфере применения своих hard skills, т.е. специальных компетенций, выделяющих её среди других. Это два. Что неправильно? Сейчас всех так учат…

С точки зрения нынешней неофициальной морали девочка всё делает правильно. Стремится к личному успеху, а в чём – не важно. У нас же нет общих целей, нет «образа будущего», есть только «личное». Вот она к «личному» и стремится. Используя не только «хард скиллз» (свою природную красоту), но и «софт скиллз» – спекулятивное мышление. Спекулятивным мышлением философы называют практический ум. То есть такой, который позволяет «решать задачи» – добиваться требуемого результата. «Скажи́те плохо?»

Актуальные задачи – манипулирование Егором и Никитой – Ангелина (так зовут нашу девочку) решает прекрасно. Учебные – из рук вон плохо, потому что для этого необходимо не спекулятивное мышление, а абстрактное. Да, да! Ничего «практического» в получении образования сегодня нет, – обычный топ-блогер без всякого образования в миллион раз больше заработает, а красивой девочке и вовсе за депутата «Единой России» замуж выйти можно. Вот это – задачи. А за сколько часов наполнится бассейн из трёх труб… Вы бы ещё про «мораль» вспомнили.

Как уже сказано, Ангелина очень красива. Ангельски красива, и это пугает её родителей. Они уже «не усмотрели» за старшим сыном – тот увлёкся игрой на деньги и влез в большие долги, за которые убить могут. Родителям пришлось продать машину и обменять квартиру в центре на глухую окраину, чтобы выплатить его долг, но непутёвого сына после этого они из жизни вычеркнули.

А вот Ангелина вспоминает его с грустью. Он был добрый. В отличие от родителей, которых пугает её опасная красота, и они наказывают её за каждую провинность «с запасом», «чтобы лучше подействовало». И она мечтает, что когда-нибудь добрый брат приедет за ней и заберёт её от них. Понятно, что это архетипическая мечта «о принце». Который прискачет на коне и освободит девицу, заточённую в башне. В башне родительского «воспитания» или в башне своего нравственного дикарства – не важно.

Да, я считаю, что испорченность Ангелины – это не только результат общения со старшей подружкой, «молодой да ранней» Юлькой. Это ещё и результат родительской беспомощной жестокости – их запретов и принуждений, их крика, от которого в ангелининой голове что-то «взрывалось и лопалось» (эти приступы, сполохи будущего несчастья, очень правдиво и очень страшно описаны в книжке). Юлька – неизбежное зло, которому нужно было противопоставить добро, а у родителей не получилось. Они ответили злым на злое. И зло, не имея альтернатив, победило.

Да, они хотели как лучше. Но видите ли… Есть такая штука: диалектика этики намерений – и этики последствий. Этика намерений – это когда человек хотел как лучше. Как в фильме «Вам и не снилось» (помните?) – родители врали влюблённому юноше, чтобы не погубить его будущее. А он в итоге выпал из окна и погиб. (В фильме нет, а в книге да.) И уже не важно, чего они хотели. Этику намерений побеждает этика последствий.

В книге «Шуры-муры…» наоборот: намерения героини ужасны. Она влюбляет в себя мальчишек и заставляет их соперничать, чтобы повысить свою символическую капитализацию («самоутвердиться») и позлить одноклассниц. Это бесчеловечно и мерзко. Но последствия… А какие, собственно говоря, последствия? Мальчики перестрадали и выжили, их дружба будет теперь ещё теснее («всё, что нас не убивает, делает нас сильней»), а девочка…

Самое интересное и важное в книге – это девочка. Недаром мы с самого начала о ней только и говорим, и недаром повесть начинается с её голоса. (В книге о событиях «рассказывают» все трое по очереди.) Именно она, а не тонко чувствующий Никита и не мужественный Егор главная из главных героев книги. И именно она, как положено герою трагедии, погибает.

Старший брат, о котором мы вспоминали, так и не появился, зато появился принц. Старшеклассник, из девятого, не чета этим пятиклашкам, как там их… Вот бы кого в свою коллекцию!

Ангелина привычно начинает плести свои пошлые сети – и не замечает, как сама влипает в них – «увлекается». Она (впервые в жизни!.. нашла коса на камень!..) увлечена мальчиком и уже не манипулирует «объектом», а сама готова бежать за ним куда угодно. Например, на «вечеринку», где будут его одноклассники. Которым по пятнадцать. А ей одиннадцать. Вам страшно? Мне да. Да ей и самой страшно… Два года она себе накинула. Косметика, каблуки, сигаретный дым и полумрак помогут скрыть обман…

Мы, испорченные опытом поглощения социальных ужастиков, ждём беды, но старшеклассник неожиданно оказывается неплохим парнем, о таких говорят «скромный» и ещё о таких говорят «воспитанный». Как знать!.. Может, это был её шанс? Шанс на спасение для девицы из Тёмной Башни?

Мы этого не узнаем. Не узнаем, потому о «роковой вечеринке» (на которой не то что ужасов – даже алкоголя и сигарет не было) узнаёт мать Ангелины (как именно узнаёт – это один из солевых кристалликов сюжета) и уводит Ангелину за руку, попутно «дезавуируя» – раскрывая её обман.

– Ну Максик… ты бы ещё первоклашку притащил!.. – хохочут приободрившиеся одноклассницы.

А мать волочит её по улице, зачитывая новый перечень запретов и наказаний… И Ангелина не справляется. В ней снова что-то лопается, но так, как ещё никогда не лопалось. И она кричит. От боли. Страшно, по звериному.

И это не вопль «простреленной навылет волчицы», как в финале романа о неудачливых охотниках за сокровищем.

Она кричит не потому, что её разоблачили, и ей стыдно. Не потому, что будет наказание, и ей страшно. И не потому, что будут новые запреты и ей тоскливо. А потому что она не знает, как жить. Это тут же, печатными буквами объясняет нам сама автор повести.

Не знаю, может ли у ребёнка, как у взрослого, случиться инсульт или инфаркт, но с нею происходит что-то похожее. Или, может быть, она сходит с ума. Или не сходит, но нервная система надрывается, и девочка будет долго чахнуть и лечиться. Или ничего этого – но тогда…

Тогда она просто «отряхнётся», как Егор и Никита, и постарается быть прежней. Циничной и расчётливой Ангелиной, которая пока «покупает», но скоро уже начнёт продаваться.

Я не «фантазирую» всё это есть в повести. Все эти «или – или». В той сцене, где Ангелина кричит от нестерпимой экзистенциальной боли.

Сегодня полюбили выражение «экзистенциальная угроза» и употребляют его в значении «фатальная, опасная для жизни». Это чуть-чуть неправильно. Экзистенциальная на самом деле – «пограничная». Между жизнью и смертью. Как в песне, помните – «есть только миг между прошлым и будущим». Именно он называется экзистенцией.

Монетка, на миг вставшая на ребро, упадёт орлом или решкой. Куда, по-вашему, свалится Ангелина? В жизнь? Или в смерть? И есть ли теперь разница?

Я же говорил, что эта повесть трагическая.

А мальчишки, проходом которых заре навстречу заканчивается книга, чтобы читатель не запомнил жуткого финального крика… Их я тоже люблю, и мне их тоже жалко. Но по другому поводу.

«Чему учит эта книга?»

Книга учит терпению и такту – тому, что ничего нельзя добиться насилием. (В ней есть образ «положительного родителя» – отчим Егора.) Ещё она учит тому, что во влюблённостях следует быть осмотрительными и думать не только о своих чувствах, но и о чувствах другого. Например, есть ли они вообще? Или это только кажется, что «их не может не быть»? И ещё тому, что даже неприятные нам отвратительные злодеи – люди, и им тоже бывает больно.

Да куче всего, как любая хорошая книга.

Журнал "Лучик" можно приобрести на Wildberries или "Озон". Предварительно познакомиться с журналом, скачав (бесплатно и без регистрации) несколько номеров, можно по ссылке.