США

Провал «Пионеров»

Борьба за космические приоритеты между СССР и США, названная западными журналистами «космической гонкой», развернулась почти сразу после того, как в октябре 1957 года советские ракетчики запустили на орбиту первый искусственный спутник. При этом советская печать давала очень мало информации о космической программе. К примеру, не разглашались какие-либо сведения не только о ракете, которая вывела спутник на орбиту, но и о месте расположения космодрома, где был произведён старт, что порождало всевозможные, зачастую весьма причудливые домыслы.

Разумеется, Центральное разведывательное управление (Central Intelligence Agency, CIA, ЦРУ) знало больше журналистов и обывателей, ведь ещё летом 57-го установило, где на самом деле находится 5-й научно-исследовательский испытательный полигон Министерства обороны СССР (НИИП-5 МО), который сегодня известен нам под названием космодром Байконур. Однако многие детали оставались неясными, что, конечно, беспокоило профессиональных разведчиков, от которых постоянно требовали выяснить, как далеко продвинулся Советский Союз в ракетостроении, — от их оценки напрямую зависело, какие ассигнования пойдут на укрепление обороноспособности США, и какие направления развития перспективных вооружений будут поддержаны политиками.

Тем временем «гонка» шла своим чередом. После того как в 1958 году Соединённым Штатам всё-таки удалось догнать и перегнать СССР по количеству запущенных спутников (пять против трёх), следующим очевидным приоритетом должно было стать достижение Луны.

В июле 1958 года с целью повышения эффективности космической программы президент Дуайт Эйзенхауэр подписал закон PL 85-568, которым было учреждено Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (National Aeronautics and Space Administration, NASA). Среди прочего новой организации были переданы разработки Агентства перспективных исследований Министерства обороны (Advanced Research Projects Agency, ARPA) по лунным зондам, которые получили общее название «Пионер» (Pioneer).

Первый из них попытались запустить 17 августа с полигона на мысе Канаверал, но ракета-носитель «Тор» (Thor) взорвалась на высоте 15,2 км. Второй зонд под именем «Пионер-1» (Pioneer I) стартовал 11 октября. За ним наблюдала вся страна, поскольку руководители NASA настояли на демонстрации запуска по телевидению. Через полтора часа, когда специалисты убедились, что все ступени ракеты отработали, и с зонда поступает устойчивый сигнал, было опубликовано заявление о том, что космический аппарат стал «первым известным рукотворным объектом, покинувшим гравитационное поле Земли». Восторг охватил американцев: наконец-то в космической «гонке» они вырвались вперёд.

Вот что, например, писала 12 октября газета «The Spokesman-Review»:

«Американская лунная ракета вызвала сегодня по всему миру большой ажиотаж.

Удивление, радость и хор поздравлений в связи с рывком «Пионера» в космос поднялись в странах к западу от железного занавеса.

Удивление — потому что мало кто думал, что американские учёные так сильно приблизятся к успеху со второй попытки.

Радость — потому что поразительное западное достижение уравновешивает громко превозносимый успех Спутника в Советском Союзе.

Поздравления и похвалы пошли от учёных, поражённых тем, какие большие сложности удалось преодолеть людям на мысе Канаверал».

Газетчики, которые были уверены, что миссия «Пионера» завершится триумфально, с некоторым злорадством начали обсуждать, почему СССР не смог отправить ракету к Луне. Пошли слухи, что за «железным занавесом» состоялось несколько запусков, но все они оказались неудачными. Впрочем, торжество продолжалось недолго: зонд не смог развить скорость, необходимую для выхода на отлётную траекторию (недостача составила 208 м/с), поднялся на высоту 127 300 км, после чего упал в южной части Тихого океана.

8 ноября состоялся запуск зонда «Пионер-2» (Pioneer II) — и снова неудача: в результате неисправности третьей ступени ракеты «Тор» аппарат достиг высоты в 1550 км, вернулся и в тот же день упал в Атлантический океан неподалёку от берега Африки. 6 декабря на ракете «Юнона-2» (Juno II) в космос ушёл «Пионер-3» (Pioneer III). Из-за сбоя в системе управления аппарат недобрал в скорости приблизительно 350 м/с и через тридцать восемь часов сгорел в атмосфере; его максимальное удаление от Земли составило 101 000 км.

Поражение было обидным, особенно в свете того, что почти двое суток после старта «Пионера-1» американцы чувствовали себя победителями в космической «гонке». Тем мощнее выглядел запуск советской космической станции «Луна-1», которая отправилась в космос 2 января 1959 года.

Лунная конспирология

Распространители слухов о неудачных попытках «красных» отправить аппарат к Луне были правы. Главный конструктор ракетно-космической техники Сергей Павлович Королёв и академик Мстислав Всеволодович Келдыш начали обсуждать перспективную идею ещё в декабре 1957 года, а 20 марта 1958 года было подписано секретное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР №343-166 «О создании объекта “Е”». Согласно ему, Особому конструкторскому бюро №1 (ОКБ-1), возглавляемому Королёвым, поручалось разработать «ракету для полёта к Луне» с тем, чтобы запустить её в октябре.

После обсуждения вариантов сотрудники бюро приступили к проектированию четырёх различных космических аппаратов: Е-1 для попадания в Луну; Е-2 для получения фотоснимков обратной стороны Луны; Е-3 для получения фотоснимков обратной стороны Луны под другим углом освещения Солнцем; Е-4 для подрыва на Луне атомной бомбы.

Станция «Объект Е-1» была довольно простой, поэтому её изготовление не заняло много времени. Она представляла собой сферический контейнер из двух алюминиево-магниевых полусфер радиусом 400 мм, соединённых 48 болтами через шпангоуты диаметром 850 мм. На верхней полусфере размещались четыре стержневые антенны радиопередатчика, работавшего на частоте 183,6 МГц, две протонные ловушки для обнаружения межпланетного газа и два пьезоэлектрических «микрофона» для регистрации ударов метеоритных частиц. Полый алюминиевый штырь на полюсе верхней полусферы нёс датчик для измерения магнитного поля Луны. На нижней полусфере были установлены ещё две протонные ловушки и две ленточные антенны радиопередатчика, работавшего на частоте 19,993 МГц.

Внутри контейнера на приборной раме размещались два радиопередатчика, блоки приёмников и телеметрии, научная аппаратура, серебряно-цинковые аккумуляторы и окисно-ртутные батареи. Контейнер заполнялся азотом под давлением 1,3 атм. Температура приборов (+20°С) поддерживалась путём циркуляции газа к оболочке-радиатору при помощи вентилятора. Масса контейнера Е-1 составляла 187 кг. При запуске он располагался сверху третьей ступени ракеты-носителя (блока Е) и был закрыт сбрасываемым коническим обтекателем. На корпусе ракетного блока смонтировали ещё два радиопередатчика с антеннами, счётчик космических лучей, радиосистему определения траектории полёта и аппаратуру для создания искусственной натриевой кометы.

Кроме того, станция Е-1 несла вымпелы. Один — сферический, сделанный из стальных пятиугольных элементов с зарядом взрывчатого вещества внутри, чтобы разбросать их при посадке. Второй — изготовленный в виде капсулы, заполненной жидкостью; в него помещались алюминиевые полоски. На обоих была нанесена советская символика, месяц и год запуска станции.

Примечательно, что Королёв прекрасно понимал, что его бюро участвует именно в «гонке» за историческими приоритетами. В тезисах к докладу «Эскизный проект лунной ракеты — ЛР», датированных 20 августа 1958 года, он писал:

«Достигнутый уровень развития отечественной ракетной техники позволяет осуществить полёт ракеты к Луне. Научно-техническое и политическое значение полёта к Луне можно охарактеризовать как соревнование двух миров за первенство в научном овладении и освоении космического пространства».

Тем не менее, сразу завоевать приоритет не получилось. При пуске 23 сентября станция Е-1 №1 погибла в результате разрушения ракеты-носителя 8К72 («Восток-Л») на 87-й секунде полёта. Решить проблему попытались, доработав программу запуска. 11 октября состоялся новый старт, который закончился столь же плачевно. Отказом второй ступени ракеты обернулся запуск 4 декабря.

Всё же советские специалисты были вознаграждены за упорство. 2 января 1959 года станция Е-1 №4 вышла на отлётную траекторию. В сообщениях информационного агентства ТАСС ракетно-космический комплекс, включая третью ступень носителя, называли «Первой космической ракетой», а в печати — «Лунником» или «Мечтой»; позднее станция получила имя «Луна-1».

После выключения двигателя блока Е произошло отделение станции Е-1. Через 34 часа они прошли мимо Луны на расстоянии 6400 км и оказались на гелиоцентрической орбите. Причиной промаха стала ошибка, допущенная при работе наземных радиотехнических средств пеленгации и управления ракетой — из-за неё двигатель блока выключился позже назначенного момента, разогнав станцию на дополнительные 41 м/с.

Чтобы подтвердить реальность полёта к Луне, на ракетном блоке был размещён баллон с натрием. 3 января, строго по расписанию, в нём сработал термитный заряд, и на фоне созвездия Девы появилась искусственная комета. Станция в тот момент находилась на расстоянии 119 500 км от Земли. К сожалению, небо над основными астрономическими обсерваториями было затянуто тучами, а время «свечения» натрия составляло всего полминуты. Комету удалось сфотографировать только сотрудникам горной станции Академии наук в Кисловодске.

Поначалу информацию о старте и полёте «Лунника» на Западе восприняли хоть и с досадой, но вполне адекватно. 3 января президент Эйзенхауэр поздравил СССР и заявил: «Объявленный успешный советский запуск аппарата, предназначенного для прохода возле Луны, представляет большой рывок вперёд для продвижения человека в бесконечные просторы космического пространства». В американских газетах появились снимки станции Е-1 и вымпелов, опубликованные в «Правде».

Однако, в апреле, после того как зонд «Пионер-4» (Pioneer IV) наконец-то воспроизвёл советское достижение, выйдя на гелиоцентрическую орбиту, раздались голоса в поддержку конспирологической теории, будто бы никакого «Лунника» в действительности нет и не было, а всякая информация о нём — это сознательная ложь, распространяемая коммунистической пропагандой. Вот что, например, писала Ирен Кун в статье «Советское превосходство в космосе — факт или просто хвастовство красных?» (Is Soviet Space Supremacy A Fact Or Just Red Boast?):

«Многие наши высокопоставленные военные и специалисты по космосу подвергали сомнению наличие у Советского Союза действующих ракет большой дальности, которыми тот грозит нам. Другие держали под вопросом широко распространённую слепую уверенность в космическом превосходстве красных.

За их взгляды на них обрушилось много критики, но недавно произошло ужесточение политики США по отношению к красным, особенно с учётом Берлинского кризиса.

Наша новая позиция более склонна поддерживать американское самоуважение. <…>

Может ли так быть, что советские заявления о научном превосходстве в исследовании космоса, достижениях с Лунником и обладании МБР [межконтинентальными баллистическими ракетами] — это политический обман?

Первая информация о том, что Лунник, — солнечный спутник красных, — может быть фальшивкой, поступила, когда британский профессор Бернард Ловелл, директор Джодрелл-Бэнка, крупнейшего в мире радиотелескопа, усомнился в существовании Лунника. Он сказал, что Джодрелл-Бэнк никогда не слышал сигналов Лунника, и это привело к глубоким размышлениям учёных и космических специалистов повсюду на Западе, поскольку Джодрелл-Бэнк обычно точен.

А теперь Ллойд Мэллан, научный автор с серьёзной репутацией и авторитетом, отправившийся в СССР <…>, «предупреждает американскую публику об опасных достижениях СССР в ракетах, науке и авиации». <…>

Он решительно говорит, что у СССР нет солнечного спутника Лунник, подтверждая взгляды профессора Ловелла; и, далее, что у СССР нет эффективных межконтинентальных баллистических ракет. Он добавляет, что уверен в неизмеримом превосходстве Соединенных Штатов в космической технологии.

Для поддержки своих выводов о том, что СССР не запускал 2 января ракету за Луну, Мэллан говорит, что его советские наблюдения, записи и фотографии уверенно свидетельствуют о невозможности существования подобной ракеты на орбите вокруг Солнца или эффективной советской МБР. <…>

Советская космическая и ракетная программа, полагает Мэллан, «скорее шумиха, чем реальность… отличный пример пропагандистского искусства».

Его выводы, поддерживаемые многими другими специалистами, не должны вызвать ослабление наших собственных усилий по покорению космоса, но могут привести к дальнейшему укреплению нашей нынешней сильной политики, уважающей наше право остаться в Западном Берлине и на безопасных высотах пролетать по Берлинскому воздушному коридору, вопреки требованию Хрущёва, чтобы мы придерживались той произвольной высоты, которую он укажет».

Научный журналист Ллойд Мэллан действительно побывал в СССР, встретился там с некоторыми учёными и на основе интервью с ними написал книгу «Россия и Большая Красная Ложь» (Russia and The Big Red Lie), в которой утверждал, что советская наука и техника находятся на столь низком уровне, что в принципе неспособны осуществлять запуски ракет к небесным телам.

Мэллан осуждал соотечественников за доверчивость, однако и сам оказался феноменально доверчив, почему-то вообразив, что в СССР ему показали самую передовую технику и познакомили с людьми, которые непосредственно занимаются ракетно-космической программой. Впрочем, привлекая видных западных учёных к анализу информации, публикуемой в советской периодике, он сумел добиться определённого эффекта: в научных кругах всё настойчивее стали призывать советских коллег допустить иностранных наблюдателей на космодром и продемонстрировать реальные «изделия», а не размытые фотоснимки.

Доказательство от противного

Нельзя сказать, что Советский Союз скрывал или фальсифицировал любые сведения о своей космической технике. Если дело касалось чисто научных вопросов и не затрагивало интересы военных или пропагандистов, то все необходимые данные публиковались и могли быть проверены. Например, третья ступень с аппаратом Е-1 не входила в состав 8К72 («Восток-Л»), которая создавалась на основе межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 (8К71), поэтому могла быть представлена публике.

Во второй половине 1959 года по миру отправилась выставка достижений советской промышленности, подготовленная Всесоюзной торговой палатой. Общее число экспонатов в двенадцати тематических разделах превышало шесть тысяч. Все желающие, посетив выставку, могли увидеть автомобили, станки, сельскохозяйственные машины, архитектурные проекты, а также макеты первой в мире атомной электростанции, атомного ледокола «Ленин», синхрофазотрона, самолётов Ту-114, Ил-18 и Ан-10, но, главное, копии трёх первых советских спутников и «Лунника».

В период с 29 июня по 10 августа выставка экспонировалась в Нью-Йорке, с 22 ноября по 15 декабря — в Мехико. Её посетили около полутора миллионов человек (!). Понятно, что среди них были и агенты ЦРУ.

«Лунник» включили в экспозицию чуть ли не в последний момент. С него сняли электронное оборудование и двигатель, после чего отправили на выставку в дощатом ящике длиной 6 м, шириной 3,3 м и высотой 4,3 м. Третья ступень со станцией Е-1 под головным обтекателем была распакована и помещена на специальной опоре-постаменте. В «изделии» прорезали три окна, которые позволяли взглянуть через плексигласовые крышки на полезный груз.

Американские эксперты сначала полагали, что «красные» отправили в зарубежное турне макет, а не настоящий космический аппарат. Однако вскоре, после посещения экспозиции, их мнение изменилось, и кому-то из сотрудников ЦРУ пришла в голову «гениальная» идея тайно изучить станцию, составив её подробное описание. После закрытия выставки в Нью-Йорке агенты получили доступ к «Луннику». Они обмерили ступень, стараясь определить конструктивные характеристики и оценить размер двигателя. Но эскизы большей частью делались от руки, а непонятная маркировка просто переписывалась в блокноты — полученный результат оставлял желать лучшего.

Тогда возникло предложение доставить к «Луннику» команду специалистов, которые могли провести более качественный осмотр и, что важнее, попытались бы выяснить, какие предприятия участвовали в изготовлении ракетного блока Е и его компонентов. Однако, после переезда в Мехико, космический аппарат находился под круглосуточной охраной, поэтому оставался только одни путь — перехватить ящик с «Лунником» по дороге на железнодорожный вокзал.

В Мехико действовал «Объединённый центр заводской маркировки» (Joint Factory Markings Center), занимавшийся тайными акциями. Подготовку похищения советского космического аппарата вёл специалист по системам наведения ракет Альберт Уилон, ставший позднее заместителем директора по науке и технологиям ЦРУ. К операции были привлечены четыре «маркировщика»; их снабдили специальными инструментами и фотооборудованием. Через много лет Эдуардо Диас Силвети, входивший в группу, вспоминал:

«Мы купили по комплекту местной одежды и полностью переоделись, приобрели много инструментов и оборудования: лестницы, канаты, гвоздодёры, фонари, вспышки, удлинительные шнуры, ломы, набор метрических ключей, отвёрток, молотков».

Около недели агенты ЦРУ изучали «слабые места» советской службы безопасности, сопровождавшей экспонаты. Им удалось скопировать транспортную накладную, по которой определили грузовик, перевозивший ящик с «Лунником». Они сфотографировали со всех сторон сам ящик, выяснив, что доступ внутрь возможен лишь со стороны верхней крышки.

Каждый ящик с экспонатами перед погрузкой в вагон проверял советский контролёр, но прямой связи с выставочной площадкой у него не было. Поэтому американцы вмешались в процесс вывоза и сделали так, чтобы нужный им экспонат покинул её последним. Мексиканские агенты последовали за грузовиком с «Лунником». Когда они убедились, что за транспортом никто не следит, дорогу ему преградила машина, а ещё одна подъехала сзади. Шофера грузовика вытащили из кабины и отправили в один из отелей, где он и скоротал ночь под наблюдением агентов.

Место в кабине немедленно занял американец. Его товарищи набросили на ящик большой холст и наклеили этикетки с адресом нового места назначения, после чего грузовик загнали на арендованный склад. Место осмотра оградили знаками, сообщавшими случайным прохожим, что здесь ведутся «опасные работы».

Район операции патрулировали мексиканские агенты на автомобилях, оснащённых двухсторонней радиосвязью. Перед вскрытием ящика «маркировщики» сделали получасовую паузу, ожидая реакции «красных», но всё было тихо: советский контролёр подождал на железнодорожной станции, не придут ли ещё какие-нибудь грузы, и отправился ужинать, а затем в гостиницу.

Тем временем «маркировщики» взобрались на ящик и начали вытаскивать гвозди из досок. Силвети рассказывал:

«Тут произошёл довольно неприятный инцидент. Когда мы прибыли на склад, было уже темно; единственный свет горел в помещении охраны. В тот момент, когда двое агентов на ящике занимались досками, внезапно зажглись уличные фонари, заливая помещение светом. У нас было несколько тревожных моментов, пока мы не осознали, что это не засада, а обычное ночное освещение, включающееся в этот час».

Как только крыша была снята, два специалиста проникли внутрь с фонарями и камерой. Быстро демонтировали одно из окошек, агент протиснулся под обтекатель и начал фотографировать Е-1 и штангу с магнитометром. Двое других спустились в заднюю часть ящика и приступили к съёмке блока Е, который был закрыт декоративным колпаком, имитирующим двигатель.

Американцы сфотографировали обозначения и надписи на блоке, а затем тщательно измерили всё, до чего могли дотянуться, особенно топливные баки. Взяли пробы, чтобы проверить, не осталось ли следов топлива на их стенках. Когда агенты увидели, что станция крепится на конце стержня, проходящего через всю ступень, и зачекована проводами с пластиковой изоляцией, маркировкой и пломбами, они связались с местным резидентом, который сообщил, что сможет быстро достать материалы, аналогичные советским. После этого американцы срезали пломбы и провод, удалили изоляцию и отсоединили Е-1 так, чтобы можно было исследовать часть ступени, к которой она крепилась.

Вскоре на склад доставили необходимые заменители, и «маркировщики» приступили к обратной сборке. Однако насадить космический аппарат на стержень оказалось непросто. Силвети вспоминал:

«Мы потратили на это почти час. Для того чтобы установить сферу в единственно нужную позицию, требовались слаженные действия двух человек — одного, который работал в тесном носовом отсеке, и второго, трудившегося на противоположном конце ракеты, пытаясь помочь своему коллеге нащупать нарезку на конце стержня, которую сам не мог видеть. После ряда безуспешных усилий нам удалось соединить стержень со сферой и вздохнуть полной грудью».

К четырем часам утра всё было закончено. Агенты внимательно осмотрели экспонат и ящик, чтобы убедиться: они не наследили. Ещё через час на склад приехал водитель, который отогнал грузовик в назначенное место. Там его сменил прежний шофер — он доставил «Лунник» на железнодорожную станцию к семи утра. Советский контролёр проверил груз и дал добро на его размещение на платформе.

«Маркировщики» подготовили краткий отчёт, в котором перечислили вероятных изготовителей ракетного блока. Им удалось определить, что экспонируемая станция является лётным экземпляром Е-1А №6. Кроме того, американские специалисты по результатам обследования оценили массу «сухой» ступени в 1180 кг, а заправленной — в 8000 кг. Информация из Мехико в сочетании с перехваченными телеметрическими данными позволяла вычислить характеристики ракеты-носителя. Одним из открытий стал «неприятный» факт, что советская печать правдиво сообщала массы всех космических аппаратов, которые удавалось запустить на орбиту: до исследования «маркировщиков» многие эксперты утверждали, что масса специально завышается для того, чтобы преувеличить и выпятить ракетные возможности СССР.

ЦРУ было уверено, что советские контрразведчики не заметили похищения «Лунника». Впрочем, далеко не все архивы доступны для исследователей, и завтра вполне может оказаться, что давняя шпионская история получит продолжение.

Источник

Фото: Таисия Боршигова / ТАСС

Глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров раскритиковал призыв президента США Джо Байдена защитить права секс-меньшинств в любой точке мира, будь то Чечня или Камерун.

«Мы еще не оправились от ряда его нелепых заявлений и поступков на посту президента Соединенных Штатов, а он уже радует нас своими новыми странными и вздорными высказываниями. Байден сделал настолько абсурдное заявление, в ответ на которое я могу только пригласить его в нашу республику, чтобы он воочию убедился, что в Чеченской Республике нет петухов и даже нет такого слова. Вместо них у нас куриные мужья», – написал Кадыров в своем телеграм-канале.

Как сообщает РИА «Новости», президент Байден с трибуны ООН призвал международное сообщество к коллективным действиям для защиты прав сексуальных меньшинств по всему миру, отдельно упомянув Чечню и африканскую страну Камерун.

https://m.vz.ru/news/2021/9/21/1120206.html

В мае 2019 года Министерство торговли США внесло Huawei (изначального владельца бренда Honor) в «чёрный список», запретив компании поставлять американским организациям компоненты, оборудование и программное обеспечение собственного производства. Кроме того, Huawei запрещено оказывать технические услуги без одобрения США.

17 августа прошлого года администрация США сообщила, что введёт санкции против 38 филиалов Huawei в 21 стране мира, чтобы подорвать её технологический рост. В сентябре южнокорейские компании SK Hynix и Samsung объявили о прекращении поставок Huawei чипов памяти DRAM и NAND из-за санкций. Партнёрство с Huawei разорвали и другие IT-компании, включая Intel, Qualcomm, Google и Western Digital.

В итоге Huawei решила продать Honor консорциуму из 30 агентов и дилеров, возглавляемому дистрибьютором мобильных телефонов Digital China. В заявлении компании указано, что эта мера поможет «пережить это трудное время», в частности — справиться с дефицитом технических элементов, вызванных последствиями санкционного давления.

В этом году американские чиновники подняли вопрос о включении Honor в чёрный список организаций. Тем не менее, как отмечает Washington Post, поводов для включения в список мало. Бренд больше не принадлежит Huawei и даже не продаёт свои смартфоны на территории США. На текущий момент Honor закупает высокотехнологичные чипы у американской компании Qualcomm, которые она использует для производства устройств. Также бренд в течение года восстанавливал отношения с другими поставщиками.

Приглашённые эксперты издания отметили, что эта мера направлена на замедление технологического развития Honor на фоне недоброжелательных отношений с Китаем. При этом для включения в чёрный список всё ещё необходим существенный повод. В частности, бренд подозревают в перепродаже закупленных в США компонентов Huawei, но доказательств этому на текущий момент нет.

https://habr.com/ru/news/t/579128/

— Когда я приехал в Сан-Франциско, у меня было около $600, из которых $300 я сразу отдал за жилье. Стал искать работу, выезжал в даунтаун и разносил резюме в разного рода кафе и рестораны. В резюме оставил номер друга, чтобы тот смог ответить и уточнить адрес и обязанности. Так я нашел свою первую работу — официантом в ресторане. Через 30 секунд после знакомства с хозяином он понял, что я не тот парень, с которым он говорил по телефону, но мы хорошо пообщались на ломаном английском, и он взял меня на работу. Бывали смешные моменты: он просит принести муку, а я даю ему морковь. Но он смеялся, брал меня за руку и учил каким-то фразам.

Через полгода я прокачал свой язык и стал искать другую работу. Параллельно с друзьями мы начали играть музыку. Начинали с русского комьюнити, и в какой-то момент мы нашли спонсора и получили предложение переехать в Лос-Анджелес. Затем произошел коллапс, и мы разошлись. Все это время я делал и свои треки тоже. Я понял, что нужно искать студию. В день мог обзвонить 70 студий, при этом вживую зайти в 20. Спустя около месяца поисков мне позвонили с Conway Recording Studios и предложили поработать бесплатно: то есть ты работаешь за знания, делаешь все — от мойки туалетов до создания миксов.

Я работал здесь три дня в неделю бесплатно, просто приходил с утра и делал абсолютно все. И уже через месяц меня устроили на работу, хотя обычно это происходит спустя шесть-девять месяцев. Мне начали платить. На работе я следил за студией, подготавливал ее к записи, и, когда происходила сессия записи, я находился рядом, чтобы помочь артисту, если он в этом нуждался.

«Лучше поработать две недели с Уэстом и потерять все, чем оставаться на студии»

Парень изучал индивидуальные настройки аппаратуры у каждого артиста, фотографировал или делал какие-то пометки для себя. Так начался образовательный процесс. А затем появился Канье Уэст.

— В Conway Recording Studios я проработал чуть больше двух лет. Затем меня пригласили поработать с Канье Уэстом — это было в феврале 2019-го. Первая запись была сделана с двумя артистами, но без Канье. Мы тогда заканчивали альбом Jesus Is King. Делал одну-две сессии в месяц примерно полгода. Тогда я уже познакомился с Уэстом. Все было хорошо, мы друг друга не напрягали, и они предложили мне сотрудничество на долгое время. Но на какое конкретно, не сказали, да мне и не интересно было, сама возможность поработать с ним — это круто. Мы доделали альбом, и я стал думать: «Вот работа над альбомом заканчивается — и моя может закончиться вместе с ней».

Но лучше я поработаю с Уэстом две-три недели и потеряю все, нежели откажусь и буду продолжать работать на студии, что было тоже кайфово.

Но получилось так, что мы выпускаем Jesus Is King, а через день Канье говорит, что мы приступаем к работе над новым альбомом. С того момента я два года был практически в его команде, мы очень много летали, поменяли много студий. И вот вышел альбом Donda, который полностью посвящается его маме.

В это же время начался коронавирус, благодаря чему у меня стало еще больше работы. Когда работали над альбомом, вся команда заболела. Я перенес вирус в легкой форме, да и тогда никто не знал, что это такое. Но в городе все сильно поменялось. Начался локдаун, а власти города запретили собираться на студии. Пару раз мы игнорировали это правило, и к нам стали приходить полицейские: мол, расходитесь. Что сделал Канье? Он просто купил ранчо в Вайоминге, в 30—40 километрах от ближайшего города — там одни горы, озера, вообще ничего не происходит. И мы вместе со всей аппаратурой три месяца целой командой пробыли на ранчо — просто делали музло.

Запись музыки в самолете, библейские вечера и жизнь без сна

— Работая на Уэста, ты никогда не знаешь, что будет завтра. Даже когда едешь на студию, понятия не имеешь, что там произойдет. Альбом хотели выпускать в 2020 году. Тогда он был полностью готов, это был реально крутейший альбом. Но он стал меняться — наверное, от первоначального на релизе сохранилось 5%. Сам релиз переносился каждый месяц, и не было конкретной даты, конкретных действий. Мы просто делали музыку — делали много, разными людьми, продюсерами, артистами. А то, что он пошел в президенты, еще больше замедлило процесс. Он улетал из Вайоминга на какие-то митинги, толкал свои речи и летел обратно.

Канье Уэст — это единственный артист, который на самом деле работает над своим альбомом, несмотря на то что у него есть куча продюсеров, артистов, которые хотят с ним работать и делать что-то для него. При всем при этом то, что на пластинке, — это конкретно его идея, его взгляд, а мы просто воплощали то, что было у него в голове.

Он постоянно находился на студии, хотя студией это назвать сложно, так как студия Канье Уэста — это запись звука в самолете, в машине, в парке, в его доме, в Мексике в какой-нибудь хижине, на ранчо в Вайоминге, где даже электричества нет. Вот это и есть студия. Если он куда-то летал, всегда брал с собой команду, чтобы не отвлекаться от процесса. Я сначала этого не понимал: мол, зачем везти 15 человек, когда можно отослать файлы по интернету? Но, по-моему, ему было проще объяснить, над чем мы работаем, показав атмосферу, поделившись эмоциями, нежели по телефону.

Я работал в качестве звукового инженера: записывал музыку и делал минимальные миксы перед отправкой к микс-инженеру. У меня была классная база старой школы, я обучен техническим вещам в плане работы на студии, но в условиях, в которых мы работали, их нельзя было использовать, даже оборудования, на котором я учился, просто не было. Было сложно физически, да, но не скажу, что было сложно в целом.

Мы передвигались одной тусовкой. Одни и те же люди, общение, все работаем над одним проектом, спим по три-четыре часа в день или вообще не спим, сидим за компами — в таком ритме усталость не ощущается.

Каждая сессия, когда он приходил на студию, — это несколько новых треков. Ему включали биты, а он начинал фристайлить себе на телефон и такой: «О, это должно быть на новом альбоме». Что еще больше затягивало релиз, поэтому мы в какой-то момент договорились, чтобы больше никто не включал эти биты.

У нас несколько раз в неделю было коллективное изучение Библии. Это не было принудительно, но он предпочитал, чтобы люди как минимум приходили ради интереса. К нам приезжал пастырь, мы разбирали главы — нет, это не секта, просто ради общего образования. Мне нравилось туда ходить, потому что там можно было пообщаться Канье не только о музыке, но и о жизни, человечестве, экономике. Он особо не знал про Беларусь, а у меня не было возможности просвещать его в этом плане.

Школа Канье Уэста? Ее очень тяжело окончить, но даже если пройдешь половину, будет очень круто.

О личной жизни пришлось забыть

— Последние шесть месяцев до релиза были очень напряженными. Мы прилетели в Атланту, чтобы выпустить альбом — да, он уже был готов. И у себя на родине Канье Уэст решил сделать презентацию. Но изначально про стадионы никто не говорил, было как раньше: родные и близкие приходили в гости. «Почему мы не можем сделать эту презентацию на 40 тыс. человек, а вдобавок вести стрим на весь мир?» — задал сам себе вопрос Канье Уэст — и началось: в раздевалке собираем студию, и я смотрю, а туда еще и кровати несут. Думаю: так, что-то я не так понял. Со стороны кажется, что это безумие. Так и я думал, пока не прочувствовал всю эту атмосферу на себе. Ощущал себя футболистом, как будто мы готовимся к финальной игре.

Потом в его голову приходит идея — закончить альбом на стадионе. Хотя мы думали, что он уже сделан, но, по его мнению, альбом был даже близко не начат. В итоге мы две недели жили в раздевалках. Условия, конечно, были крутые: утро или день, непонятно, но когда ты выходишь на эту здоровую арену, видишь этит трибуны, крышу, то заряжаешься энергией. Там, к слову, я тоже спал по три-четыре часа в сутки.

Первая презентация была не очень. Мы записывали вокал в раздевалке за несколько секунд, перед тем как это озвучивали на весь мир. Это были не самые лучшие треки, все было очень сырое. Когда ты слушаешь треки на стадионе, приходит понимание того, в чем ты недоработал, это больше плюс для нас как инженеров и продюсеров: можно понять, что нужно переделать.

На самом деле этот альбом еще не закончен. То есть он вышел, но вполне возможно, что через какое-то время мы услышим другое звучание, варианты, темы, фильмы. Сейчас вышел Donda, а я работаю над его старыми треками, потому что у Уэста появилось желание пройтись по всем архивам и сделать плей-лист из забытых треков. Их очень много. Поэтому в ближайшее время буду работать в этом направлении.

Donda — самый нестандартный проект для меня. Это что-то новое, совершенно другое понятие музыки.

Личная жизнь… А, ну да, личная жизнь, конечно, поменялась. Да, я ее полностью отдал Канье Уэсту. И это круто. Я понял, что сейчас хочу уделить 100% своей жизни карьере, — когда пришло это понимание, я пожертвовал своими отношениями. Когда пришла возможность поработать с Уэстом, пришел и голод — именно по набиранию опыта от всех этих людей.

«Сейчас я по-настоящему счастлив»

— Недавно был в Беларуси. Мне очень понравилось, много времени проводил с родителями. В этом маленьком кругу всегда классно и кайфово, не хочется уезжать. В Минск заезжал на выходные, чтобы повидаться с друзьям, а основное время проводил в центре. Круто смотреть, как поменялся город. Например, «Песочница» стала для меня открытием.

С нашими артистами не общаюсь, но с удовольствием хотел бы сделать что-то с белорусскими товарищами, потому что наши пацаны и девчонки нереально крутые, и это факт. Я бы начал делать музыкальные вещи. Была идея арендовать помещение, необязательно студию, чтобы приехать туда на месяц и делать экспериментальную музыку, потому что в Америке это очень ценится. Ну и, конечно, если Макс Корж напишет мне, я с удовольствием прилечу в Беларусь и сделаю с ним трек.

Помню, как показал своим родителям, что мое имя на одной строчке с Канье Уэстом. Ты видишь у родителей слезы гордости, и это приятно. Такие эмоциональные моменты бывают не каждый день.

Меня особо никто и не знает, я же не выкладываю в соцсети фотографии, да и не люблю об этом всем рассказывать. Если мне удалось удивить своих родных, это для меня самое ценное, потому что в большом мире я никого, по сути, и не знаю, а вот чистые эмоции и впечатления получу только от своей семьи и друзей.

В музыке нет предела, всегда можно куда-то развиваться — в этом и есть кайф. Я буду заниматься ей до того момента, пока это не покажется мне скучным. Мне хотелось бы получить какие-то награды, мечтаю получить «Грэмми». Пенсия? Мне кажется, я уже на пенсии, хотя даже не знаю, что это такое. Это когда ничего не делаешь?

За эти два года я набрался опыта в продюсировании, потому что Канье Уэст для меня — это больше продюсер, нежели артист. Сейчас я здоров, мои близкие здоровы и находятся в хорошем положении, я, блин, не голодный, светит солнце… В этот момент я по-настоящему счастлив.

Onliner.by