В 1509 году учёный монах и философ Эразм Роттердамский написал сатирическое произведение под названием «Похвала глупости», в котором высмеивал нравы и предрассудки современного ему общества. Написал он это между прочим, для развлечения, не всерьёз, но именно эта книга сделала его «литературной суперзвездой».
Эразм Роттердамский (настоящее имя Герхард Герхардс, 1466–1536)
«Похвала глупости» стала первым бестселлером в истории книгоиздания (если не считать Библию, конечно). А книгопечатный станок был изобретён примерно за полвека до этого! По содержанию «Похвала глупости» – это монолог, длинная речь (даже слишком длинная, на наш современный вкус).
Итак, длинная речь, с которой сама Глупость обращается к читателям и хвалит себя за заслуги. Дескать, именно я, Глупость, делаю вашу жизнь приятной и беззаботной! А без меня у вас были бы сплошные проблемы… Вот небольшой отрывок из этой книги.
…Кому не известно, что первые годы – самый приятный и весёлый возраст в жизни человека? Детей любят, целуют, ласкают, даже враг-чужеземец готов прийти к ним на помощь. Чем объяснить это, если не тем, что мудрая природа окутала младенцев привлекательным покровом глупости? Глупость доставляет малюткам любовь и опеку, для них необходимые...
…Чем меньше умничает мальчик, тем приятнее он всем и каждому. Разве я лгу, утверждая, что люди, по мере того как они становятся старше и начинают умнеть благодаря собственному опыту и воспитанию, понемногу теряют свою привлекательность, проворство, красоту и силу? Чем более удаляется от меня человек, тем меньше остается ему жить. Никто из смертных не вынес бы старости, если б я не сжалилась над несчастными и не поспешила бы на помощь...
Ганс Гольбейн Младший. Иллюстрация к «Похвале глупости»
– Да, действительно длинновата, я посмотрел. И язык такой… Сразу не разберёшь. Как это бестселлером стало, не понимаю. Только вот что скажу: если людям эти рассуждения Глупости так нравились, значит, они были с нею согласны! А значит, не такие уж они были умные.
– Да они просто смеялись...
– Над чем смеются, с тем незаметно соглашаются! Лично я, когда с чем-то не согласен, я ух как злюсь!
– А знаешь, есть ещё одна Книга, она как раз умная, так вот в ней сказано: «Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых».
Друзья, это была статья из журнала «Лучик». Купить журнал можно на «Вайлдберриз» и в «Озоне», а оформить подписку – на сайте Почты России – до 11 октября действует скидка на подписку.
«Сказка о мёртвой царевне» и мультфильм о Белоснежке очень похожи. Понятно, что и Пушкин, и Уолт Дисней использовали один и тот же сюжет. Но как возникла эта история? Почему королевича зовут Елисеем? И откуда тут взялись гномы? Сейчас расскажем…
Вспомните начало Пушкинской сказки. «Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился...» Вам оно не кажется несколько... неожиданным? Какой царь? С какой царицей? Почему простился? Куда отправился и зачем? Непонятно, не правда ли?
Так бывает, когда по-новому пересказывают историю, завязка которой слушателям знакома. Что же это за история?
Сказка, записанная Джамбаттистой Базиле, а затем обработанная Шарлем Перро начинается так: «Давным-давно, жил благородный лорд, у которого был единственный ребёнок, – маленькая красавица дочка по имени Талия...»
А версия братьев Гримм начинается так: «Жили-были король с королевой, и каждый день они говорили: Ах, если бы у нас родился ребёнок!..» Тоже никто никуда не уезжает... Выходит, ни Базиле, ни Перро, ни братья Гримм тут не при чём!
А вот послушайте такую историю...
В Северной Европе есть такая историческая область – графство, а затем герцогство Брабант. Сейчас эта территория частично входит в состав государства Нидерланды, частично в состав королевства Бельгия.
Карта Брабанта
У графа Брабантского Гундериха долгое время не было детей. Но однажды через Брабант проезжал Альберт Великий (личность историческая, выдающийся писатель, алхимик и богослов) и предсказал, что не пройдёт и года, как графиня принесёт долгожданного ребёнка. В приданое ребёнку Альберт Великий смастерил чудесную вещь – оправленное в золото волшебное зеркало, способное отвечать на вопросы своего владельца. Однако на зеркало было наложено и другое заклятье: если владелец зеркала вёл добрый и праведный образ жизни, оно оставалось чистым и ясным; если же владелец совершал дурные поступки и творил зло, зеркало начинало ржаветь и крошиться.
Граф Гундерих и его супруга умерли, когда их дочери (её назвали Рихильдой) едва исполнилось двенадцать лет – и она стала править графством Брабант. Девочка была изумительно красива – её руки добивались самые богатые и знаменитые рыцари Брабанта, Голландии, Франции, Германии... Однако графиня Рихильда никак не могла выбрать себе мужа – и решила обратиться за советом к волшебному зеркалу. Помните, у Пушкина – «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи»? На старонемецком языке это звучало так:
Spiegel blink, Spiegel blank,
Goldner Spiegel an der Wand,
Zeig mir an den schönsten Mann in Brabant!
Итак, юная графиня приказала зеркалу показать ей «самого красивого мужчину в Брабанте». Зеркало повиновалось и показало ей такого мужчину – графа фон Гомбальда, и юная графиня сразу в него влюбилась. Но, увы, граф был женат, и его жена ждала ребёнка!
И тогда графиня Брабантская Рихильда совершила свой первый гнусный поступок – она приехала в гости к графу и опьянила его своей волшебной красотой. («Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился...» – помните, да?) Граф под надуманным предлогом дал развод своей жене и женился на графине Рихильде. Брошеная супруга графа родила девочку, но сама умерла при родах. (Снова вспоминаем Пушкина!)
Родившуюся девочку назвали Бьянкой – что означает «Белая». И родилась она, согласно истории из книги немецкого писателя и философа Иоганна Карла Музеуса (которую мы вам пересказываем), примерно в 1265 году. Что же было дальше?
Граф фон Гомбальд, женившись на прекрасной, но злой Рихильде, не обрёл счастья. Его постоянно терзали угрызения совести – и в конце концов он решил отправиться в далёкий Иерусалим, отмаливать свои прегрешения – но в дороге умер от чумы. Прекрасная графиня не сильно опечалилась – она продолжала быть первой красавицей Европы, и множество рыцарей сражались между собой на турнирах за право предложить ей руку и сердце. Однако как-то раз графиня, подойдя к своему волшебному зеркалу, по привычке попросила «показать ей самую красивую девушку в Брабанте»:
Spiegel blink, Spiegel blank,
Goldner Spiegel an der Wand,
Zeig mir an die schönste Dirn in Brabant!
Но вместо своего привычного отражения она вдруг увидела девочку небывалой красоты – это была её семилетняя падчерица Бьянка, дочка графа фон Гомбальда!
Графиня Рихильда призвала своего врача и алхимика, которого звали Самбул – и приказала ему приготовить отравленное... нет, не яблоко! А гранат – причём отравленной была только половина граната. Графиня приехала в гости к падчерице – и разделила с ней привезённый гранат; сама она съела неотравленную половину, а девочка съела отравленную. Но... алхимик Самбул вместо яда начинил гранат искусно приготовленным сонным зельем. Бьянка не умерла, а просто уснула крепким сном, почти неотличимым от смерти. За девочкой ухаживали придворные карлики (по-немецки «хофцверген») – и алхимик по секрету велел им, чтобы девочку положили в гроб, сделанный из стекла, чтобы сразу же увидеть, когда она проснётся!
Понимаете теперь, откуда в мультфильме взялись гномы?
Спустя три дня девочка и вправду проснулась. Графиня Рихильда долгое время не знала об этом, но в конце концов правда открылась – когда она снова подошла к волшебному зеркалу и спросила, кто самая красивая женщина в Брабанте. Тогда она приказала алхимику Самбулу приготовить отравленное мыло – и отправила это мыло своей падчерице в подарок. И снова прекрасная Бьянка упала замертво – но и в этот раз алхимик Самбул подмешал в мыло не смертельный яд, а сонное зелье! Карлики уложили свою госпожу в стеклянный гроб – и сразу же увидели, когда она проснулась.
Волшебное зеркало продолжало ржаветь и уже почти ничего не показывало – но всё-таки графиня Рихильда смогла увидеть, что её падчерица жива. В гневе графиня приказала сжечь алхимику Самбулу бороду, отрезать уши и под страхом смерти приказала начинить смертельным ядом письмо. Однако врач не хотел быть причастным к мерзкому убийству – он снова вместо смертельного яда начинил письмо сонным зельем. Открыв письмо, прекрасная Бьянка упала замертво – и снова верные карлики уложили её в стеклянный гроб; однако они знали, что рано или поздно их госпожа проснётся.
Тем временем графиня Рихильда, уверенная, что наконец избавилась от соперницы, снова поинтересовалась у волшебного зеркала, кто самый красивый мужчина в Брабанте. Зеркало показало ей Готфрида, графа Арденнского. Однако вот незадача – сам граф к тому времени был безумно влюблён в падчерицу графини, юную Бьянку!
Придворные карлики рассказали ему о том, сколько раз мачеха пыталась убить свою падчерицу – и Готфрид решил отомстить. Он приехал в гости к Рихильде, сделал вид, что безумно в неё влюблён, и уговорил приехать к нему в гости, в Арденны. Там он задал ей коварный вопрос – «какое наказание ты назначила бы мачехе, которая из ревности пыталась отравить свою падчерицу?». Графиня Рихильда ответила, что «велела бы ей танцевать в раскалённых медных башмаках». Граф Готфрид приказал придворным карликам юной Бьянки приготовить медные башмаки и накалить их докрасна – а после велел обуть в эти башмаки саму Рихильду и велел музыкантам играть так громко, чтобы крики боли не было слышно.
Как там было у Пушкина? «Тут тоска её взяла, и царица умерла». И у братьев Гримм царица тоже умерла. Но вот в оригинальной сказке было не так – всё тот же врач Самбул, забыв все обиды, принёс целебную мазь и вылечил от ожогов графиню Рихильду! После этого она раскаялась и ушла в монастырь – а прекрасная Бьянка унаследовала графство Барбантсткое, поскольку своих детей у злющей Рихильды и умершего отца Бьянки не было.
Кстати, о придворных карликах. В средневековой Европе карлики действительно были не редкостью. Знать карликов очень любила и нанимала их в качестве придворных шутов и просто «потешных слуг». Например, у испанского короля Филиппа IV при дворе служило больше ста (!) таких вот «карликов». Диего Веласкес, придворный художник короля Филиппа, оставил множество портретов придворных карликов. Ну а Пушкину карлики и гномы не понравились – и вместо семи гномов в сказке появились семь богатырей...
Портреты придворных карликов кисти Веласкеса
А почему «королевич Елисей»? Откуда библейское имя?
В сказке из книги Иоганна Музеуса молодой граф Готфрид Бьянку вовсе не целовал. Он оживлял её с помощью священной реликвии – привезённого из Иерусалима осколка посоха пророка Елисея. А библейский пророк Елисей известен тем, что воскресил умершего ребёнка...
Ну, как вам история? И это ещё был очень краткий пересказ! А всё дело в том, что телесериалов тогда ещё не было, вот и любили люди слушать (и читать) такие бесконечные сказки с миллионом подробностей… А Пушкин подумал (мы, разумеется, не знаем, что подумал Пушкин, это мы сейчас шутим): «Это сколько же времени читатель будет такую длинную сказку мусолить? Этак у него на другие книги совсем времени не останется!»
Друзья, мы понимаем, что вы устали, но позвольте сказать ещё несколько слов в заключение. Это очень важно.
Многие думают, что в искусстве, как в научно-техническом прогрессе, важно быть первым. Если ты первым сочинил мелодию или придумал историю, значит ты молодец. А если ты ту же историю рассказываешь по-своему или по-своему играешь ту же мелодию, такие люди, путающие искусство с научно-техническим прогрессом, начинают говорить: «Ага, плагиат!». И при этом очень собою довольны – во-первых, тем, что тоже сделали в своём роде маленькое «открытие», а во-вторых – потому что людям, увы, нравится, осуждать других.
В подавляющем большинстве случаев такие обвинения в плагиате происходят от непонимания природы искусства. В искусстве, в литературе, в музыке ценно не то, что «ново», а то, что хорошо. Понимаете? Не новизна ценна («Такого ещё не было!») а «качество» («Ух ты, как здорово!»). Люди плохо помнят имя Артура Брука, который переписал новеллу Маттео Банделло о двух влюблённых (а тот в свою очередь переписал её у Луиджи да Порто, переписавшего её у Мазуччо Салернитано), зато люди помнят имя Вильяма Шекспира – «всего лишь» переделавшего поэму Брука в пьесу для театра. Потому что Шекспир сделал это здорово! (Речь о «Ромео и Джульетте». Все авторы этой истории не поместились бы на знаменитом «балконе Джульетты» в итальянской Вероне!)
То же и с «Мёртвой царевной».
А «плагиат» (то есть воровство) бывает только там, где есть скрытность, обман и где замешаны деньги (точнее, «собственность»). «Собственность» – начало несправедливости... Но об этом уж точно в другой раз.
Друзья, это была статья из журнала «Лучик». Купить журнал можно на «Вайлдберриз» и в «Озоне», а оформить подписку – на сайте Почты России – до 11 октября действует скидка на годовую подписку.
Вы читали книгу английского писателя Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера»?
Многие знакомы только с первыми двумя частями этой замечательной книжки – путешествием Гулливера в страну лилипутов, а затем – в страну великанов.
Так получилось потому, что у нас в стране большой популярностью пользовался пересказ первых двух частей «Гулливера» для детей, сделанный писательницей и переводчицей Тамарой Габбе. А вообще-то книжка про Гулливера – книжка вполне себе взрослая, полная не столько приключений и путешествий, сколько едкой (и часто даже весьма грубой) сатиры на современное Свифту общество, прежде всего английское...
Итак, во «взрослом» «Гулливере» четыре части; третья из них называется (длинно и сложно) «Путешествие в Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобриб и Японию». По сюжету Гулливер посещает летающий город Лапуту, населённый астрономами и математиками, а затем – город Лагадо, в котором действует удивительная «академия прожектёров».
Кто такой «прожектёр»? «Прожект» – это устаревшее произношение слова «проект», а «прожектёр» – это псевдоучёный, бесплодный фантазёр, человек, придумывающий проекты – причём глупые, несбыточные и бесполезные.
Один из академиков-прожектёров в Лагадо
Свифт был талантливым писателем, священником, человеком отлично образованным – но к науке тогдашнего времени относился весьма иронически; собственно, вся третья книга про Гулливера – это горькая насмешка над человеческой «учёностью», над «оторванностью» науки от реальной жизни. Прожектёры из академии в Лагадо и вправду вызывают смех – один пытается улавливать солнечные лучи с помощью огурцов, другой – делать еду из (простите, это не мы, это Свифт!) какашек, третий – готовить порох изо льда, четвёртый – переделать все длинные и многосложные слова языка в односложные, и так далее, и так далее...
Жители Лапуты – большие любители математики и астрономии
Однако в Лапуте и Лагадо не все учёные столь бестолковы. Например, там велики достижения астрономии:
...И хотя самые большие тамошние телескопы не длиннее трех футов [~1 метр], однако они увеличивают значительно сильнее, чем наши, имеющие длину в сто футов [~30 метров], и показывают небесные тела с большей ясностью...
Лапутянские астрономы
В частности, астрономам Лапуты удалось сделать вот какое открытие:
...Кроме того, они открыли две маленьких звезды или два спутника, обращающихся около Марса, из которых ближайший к Марсу удалён от центра этой планеты на расстояние, равное трём её диаметрам, а более отдалённый находится от неё на расстоянии пяти таких же диаметров. Первый совершает своё обращение в течение десяти часов, а второй – в течение двадцати одного с половиной часа, так что квадраты времён их обращения почти пропорциональны кубам их расстояний от центра Марса, каковое обстоятельство с очевидностью показывает, что означенные спутники управляются тем же самым законом тяготения, которому подчинены другие небесные тела...
Первое издание "Гулливера"
Первое издание «Гулливера» увидело свет в 1726 году в Лондоне. В то время астрономам (настоящим, не книжным) совершенно ничего не было известно о спутниках Марса. Телескопы тех лет были (тут Свифт совершенно прав) громоздкими и давали изображение, мягко говоря, не самого лучшего качества. Спутники Марса не удалось разглядеть даже в гигантский телескоп «Левиафан» конструкции Уильяма Гершеля, самый большой телескоп XVIII века...
Телескоп "Левиафан" Уильяма Гершеля
Спутники Марса были открыты только спустя 150 лет, в 1877 году – сделал это открытие американский астроном Асаф Холл. И вот тут все любители астрономии и любители литературы очень удивились! У Марса действительно оказалось два спутника. Первый – Фобос – находится на расстоянии примерно 3 радиусов от центра планеты; второй – Деймос – на расстоянии примерно 7 радиусов. Период обращения Фобоса – 7 часов 39 минут, период обращения Деймоса – 30 часов 17 минут. Цифры не сказать чтобы сильно совпадают – у Свифта первый спутник удалён от центра на 6 радиусов, а второй – на 10, но... Если оценивать «грубо», в «первом приближении» – то вполне себе сносно...
Особенно если учесть, что астрономом Свифт не был, астрономией сильно не интересовался, в телескоп совершенно не глядел, а если и глядел, то никаких спутников у Марса не видел и видеть не мог...
Спутники Марса Фобос (слева) и Деймос
Но тогда спрашивается: откуда у Свифта такая точная информация? Или это просто совпадение? Каким образом писатель мог знать о спутниках, которые ещё никто не открыл?
Перенесёмся из 1726 года ещё на 120 с лишним лет в прошлое, а именно – в 1596 год. В этом году свою первую книгу издаёт немецкий математик и астроном Иоганн Кеплер. Книга эта называлась «Тайны мироздания». Кеплер обожал математику и цифры, в цифрах он видел скрытый смысл, некую «тайную гармонию» и везде, где только мог, пытался эту цифровую гармонию обнаружить.
Иоганн Кеплер
В те времена человечеству были известны только пять планет: Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. Кеплер обратил внимание на то, что планет ровно столько же, сколько существует в математике правильных многогранников, или платоновых тел: ровно пять. Это тетраэдр, гексаэдр, октаэдр, додекаэдр, икосаэдр. А ещё тогдашняя «натуральная философия», то есть наука о природе, знала о существовании «пяти стихий» – земля, вода, воздух, огонь и мистический «пятый элемент», он же квинтэссенция, он же эфир...
Слева направо: стихия земли, куб, Сатурн. Стихия огня, тетраэдр, Юпитер. Стихия воды, икосаэдр, Венера. Стихия воздуха, октаэдр, Меркурий. Пятый элемент, додекаэдр, Марс
Кеплер решил, что число пять – вовсе не случайное совпадение! Произведя вычисления, он решил, что орбита планеты Сатурн – это большой круг шара, описанного вокруг куба (стихия земли). В куб вписан другой шар, содержащий орбиту Юпитера; внутри шара – тетраэдр (стихия огня), и так далее... Эта теория Кеплера оказалась в итоге неверной (он сам же её и опроверг), но любовь к «игре в цифры» у Кеплера это не отбило.
Устройство Солнечной системы. Рисунок из книги Кеплера
До появления телескопа людям был известен только один спутник планеты, а именно Луна. Однако в 1610 году Галилео Галилей, изобретатель телескопа, открывает у планеты Юпитер сразу четыре спутника: Ио, Европу, Ганимед и Каллисто. Среди астрономов начинаются дискуссии – значит, спутники бывают и у других планет? Но как их увидеть? Сколько их? Кеплер решает эту задачу снова «в уме», с помощью цифр. Он рассуждает так: у Меркурия спутников нет. У Венеры тоже нет. У Земли – один спутник. У Юпитера – четыре. Тогда сколько спутников должно быть у Марса (орбита которого расположена между орбитами Земли и Юпитера)?
Один и четыре – квадратные числа, степени числа два (два в степени ноль и два в степени два). Какое же число поставить «между»? Ну конечно же, «два в степени один», то есть двойку! Значит, у Марса должно быть два спутника. А у Сатурна тогда должно быть «два в степени три», то есть восемь спутников! На вопрос «почему» Кеплер не отвечал – дескать, «магия чисел», это же само собой разумеется! Кеплер в эту «числовую» гипотезу верил искренне и писал о ней во всех своих книгах.
Авторитет Кеплера среди астрономов был очень высок (как-никак, именно Кеплер открыл законы движения планет!), так что «гипотеза Кеплера» многими считалась правильной.
На самом деле с Сатурном Кеплер не угадал – в наши дни у Сатурна открыто... 63 спутника! А вот с Марсом у Кеплера «получилось» – естественных спутников у этой планеты действительно два. Так что Джонатан Свифт, автор «Гулливера», сам ничего не придумал – он просто повторил гипотезу Кеплера, отсюда и правдоподобие.
Но почему же люди так долго не могли открыть спутники Марса по-настоящему? Очень просто: из-за совершенно крохотных размеров! Спутники Марса – это самые настоящие «космические пылинки». Диаметр Фобоса – примерно 20 километров, Деймоса – и того меньше, примерно 14 километров. Сравните с нашей Луной – у неё диаметр почти 3 с половиной тысячи километров, чувствуете разницу? Если бы на место Луны мы могли «вставить» Фобос или Деймос, Земля осталась бы без ночного светила – мы видели бы просто крохотную звёздочку, которая только в сильный бинокль или телескоп увеличивалась бы до размеров «зёрнышка».
Да что тут говорить – видимые с Земли кратеры на Луне обладают размерами порядка 100 километров и более; маленькие Фобос или Деймос внутри такого кратера могли бы кататься, как яблочко по тарелочке из русской сказки...
Лунный кратер Платон по диаметру в 5 раз (!) больше Фобоса
Кратер Платон
Но Луна-то от нас расположена совсем близко, до неё «всего- то» 380 тысяч километров. А до Марса – самое короткое 55 миллионов километров. С такого расстояния 20-километровый Фобос – попробуй разгляди!
Это была статья из журнала «Лучик». Купить журнал можно на «Вайлдберриз» и в «Озоне», а оформить подписку – на сайте Почты России – до 11 октября действует скидка на годовую подписку.
Когда мы изучаем в школе "Мёртвые души", часто делаем две ошибки. Во-первых, не понимаем Гоголя – что он за человек? Зачем он это писал? И как следствие, во-вторых, неправильно понимаем смысл произведения.
Помните рассказ Шукшина "Забуксовал"? Совхозный механик Роман Звягин слушает, как его сын Валерка зубрит знаменитый отрывок из "Мёртвых душ" – про птицу-тройку. И делает неожиданное открытие...
И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: "чёрт побери всё!" - его ли душе не любить её?
Иллюстрация к рассказу «Забуксовал»
Это о ком? Ясно о ком, о русском человеке! И слова эти проникнуты гордостью за его удаль! Но что написано перед этим?..
Лошадки расшевелились и понесли, как пух, лёгонькую бричку... Чичиков только улыбался, слегка подлётывая на своей кожаной подушке, ибо любил быструю езду.
Стоп... Это что получается? Это Чичиков – любил быструю езду? Так это про него сказано "какой же русский"? Это он произносит удалое русское "чёрт побери всё"?
Точно, он. Вот же перед этим:
«Ну, что ж! – сказал Чичиков, – зацепил – поволок, сорвалось – не спрашивай».
А уже потом:
Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: "чёрт побери всё!" - его ли душе не любить её.
Н-да...
Шукшинский Роман Звягин делает из этого наблюдения социально-критический вывод (ибо именно в таком, социально-критическом, ключе мы читаем произведение) и ставит в неловкое положение Валеркиного учителя. Вспомним их разговор:
– Так это Русь-то — Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают?
Николай Степаныч засмеялся. Но Роман все смотрел ему в глаза – пытливо и требовательно.
– Да нет, — сказал учитель, – при чем тут Чичиков?
– Ну, а как же? Тройке все дают дорогу, все расступаются…
– Русь сравнивается с тройкой, а не с Чичиковым. Здесь имеется… Здесь — движение, скорость, удалая езда — вот что Гоголь подчеркивает. При чем тут Чичиков?
– Так он же едет-то, Чичиков!
– Ну и что?"
Валеркин отец сделал важное наблюдение, из которого важно было сделать правильный вывод, но учитель оказался не готов к ответу на сакраментальный вопрос "Что хотел сказать автор?".
А он хотел сказать, что Чичиков русский человек и как всякий русский человек обладает определёнными положительными свойствами натуры. Да, и в Чичикове есть что-то хорошее. Есть терпение, трудолюбие, настойчивость, решимость. Русь-тройка не увозит Чичикова прочь. Она увозит его во второй том "Мёртвых душ" – туда, где должно было произойти его преображение.
Гоголь видел своё призвание не в бичевании пороков, а в исправлении нравов. Вот что он сам писал:
Вовсе не губерния и не несколько уродливых помещиков есть предмет "Мёртвых душ", – писал он. – Это пока ещё тайна, которая должна была вдруг, к изумлению всех раскрыться в последующих томах.
То есть Чичиков – проныра, льстец, лжец и корыстолюбец – должен был переродиться! Возможно ли такое? Гоголь считал, что да... Но – стоп. Притормозим ("забуксуем") ещё раз.
Если в Чичикове достаточно русского человека, то не значит ли это, что и обратное верно? Что в русском человеке достаточно Чичикова? И прекраснодушного Манилова, и глупой, мнительной Коробочки, и хама Ноздрёва, и пошляка Собакевича, и глубоко несчастного Плюшкина...
Давайте вспомним – из "Ревизора":
Городничий (в сердцах). Чему смеётесь? Над собою смеётесь!.. Эх вы!.. (Стучит со злости ногами об пол.)
Современные режиссёры в этом месте "ломают четвёртую стену" – заставляют актёра, исполняющего роль Городничего, обращаться непосредственно к зрителям, в зал. Но обращаем ли мы на это внимание? Задумываемся ли – вместо того, чтобы продолжать хохотать?
То же самое и с "Мёртвыми душами".
"Мёртвые" – значит спящие. "Сон разума рождает чудовищ". (Помните, у Чехова есть страшный рассказ – "Спать хочется"?) Где-то рядом с "Русью-тройкой", страницей или двумя раньше, есть в "Мёртвых душах" такой авторский пассаж:
Зачем ты, брат, говоришь мне, что дела в хозяйстве идут скверно? – говорит помещик приказчику. – Я, брат, это знаю без тебя, да у тебя речей разве нет других, что ли? Ты дай мне позабыть это, не знать этого, я тогда счастлив...
Все мы в той или иной степени любим держать глаза закрытыми, все мы спящие и до поры "мёртвые". А Гоголь будучи христианским мистиком видел свою миссию в том, чтобы нас, соотечественников своих, от этого сна души пробудить. «Люди! Человеки!..»
В школе учат, что "мёртвые души" – это, дескать, не умершие крепостные, скупкой которых занимается Чичиков, а помещики, чиновники и сам Чичиков. И правильно – потому что как подступишься к ребёнку с мыслью, что "мёртвые души" – это также, в той же мере, и он сам, и его мама с папой? Никак. А после школы перечитывать и переосмысливать недосуг – так мы с детским восприятием и остаёмся.
Да, авторский замысел не был исполнен. Гоголь так и не смог написать второго тома – того, который должен был, по его идее, заставить нас очнуться, прозреть и перестать быть Чичиковыми из тома первого. Он страдал, думал, что художественный дар его покинул, ринулся в публицистику ("Выбранные места из переписки с друзьями"), но и тут у большинства современников понимания не встретил, отчаялся и умер.
И откуда такая блажь – спасать людей от них самих?
Гоголь не был наивным, прекраснодушным человеком. Тут другое. Есть люди, которые подбирают и выхаживают раненых птиц или замерзающих щенков и котят. Не для того, чтобы совершить хороший поступок, а по безотчётному внутреннему позыву. Вот так и Гоголь пытался подобрать и выходить человечество.
Не получилось. Мы даже то немногое, что осталось от гоголевского завета, читаем неправильно. "Мёртвые души" у нас – сатира, "Ревизор" – сатира...
Но Гоголь не был сатириком! Сатира – это способ отстраниться от порока (а значит, пройти мимо раненого птенца) а Гоголь жалел своих героев, жалел людей. Хлестакова – не в меньшей степени, чем Башмачкина. "Ревизор" – очень печальная комедия, сущностно смешного в ней столько же, сколько в "Шинели" (в которой ведь тоже есть забавные речевые обороты и наблюдения).
Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мною ("Выбранные места из переписки с друзьями").
Каким был Гоголь, сделавший для русской литературы не меньше (если не больше!..) Пушкина?
Если коротко: это сентиментальный, чувствительный человек минорного склада, ничуть не весёлый. Его юмор – инструмент приспособления и выживания ("читатель ждёт уж рифмы "розы" – на вот, возьми её скорей"). Все его произведения в разной степени автобиографичны.
Одно из лучших воспоминаний о нём – Авдотьи Панаевой. Был литературный обед, все ждали Гоголя. Молодёжь волновалась – что-то скажет им солнце русской словесности? Пришёл Гоголь – маленький, нахохленный – молча съел тарелку гречневой каши и ушёл…
Первое впечатление этой почти страшной фигуры, прислонившейся к грубой глыбе камня, точно ударило. Большинство ждало образа, к которому привыкло… И вместо этого явно трагическая, мрачная фигура; голова, втянутая в плечи, огромный, почти безобразящий лицо нос и взгляд – тяжёлый, угрюмый, выдающий нечеловеческую скорбь…
А это воспоминание об открытии памятника Гоголю – того, что теперь на Никитском бульваре. Люди были ошарашены. Вместо рифмы "розы" они увидели то, что есть. То, чего не замечали раньше.
Памятник Гоголю в Москве. Здесь он настоящий
Давайте прочтём финал его "искрящейся смехом" "Сорочинской ярмарки". (Спасибо товарищу, напомнившему мне недавно об этом финале.) Итак, свадьба, пляска:
Люди, на угрюмых лицах которых, кажется, век не проскальзывала улыбка, притопывали ногами и вздрагивали плечами. Всё неслось. Всё танцевало. Но ещё страннее, ещё неразгаданнее чувство пробудилось бы в глубине души при взгляде на старушек, на ветхих лицах которых веяло равнодушием могилы, толкавшихся между новым, смеющимся, живым человеком. Беспечные! даже без детской радости, без искры сочувствия, которых один хмель только, как механик своего безжизненного автомата, заставляет делать что-то подобное человеческому, они тихо покачивали охмелевшими головами, подплясывая за веселящимся народом, не обращая даже глаз на молодую чету.
Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо.
Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему.
Не знаю, кто придумал, что заканчивать текст цитатой – дурной тон. По-моему, дурной тон – наоборот, что-то ещё бормотать после слов, взыскующих немой сцены.
Однажды к поэту Басё пришли ученики и сказали: «Ты складываешь стихи, от которых людям хочется долго молчать, глядя на огонь в очаге, или на облака в небе, или на плещущуюся воду в ручье. Почему у нас так не получается?» Басё ответил: «Потому что вы складываете строчки по смыслу, а я – по запаху цветка».
Ученики удивились.
– Как – по запаху? – не понял ученик по имени Фубаку.
– Как – по запаху? – переспросил ученик по имени Тинсэки.
Басё сказал: «Связь между строками в стихотворении должна быть лёгкой и ненавязчивой, как запах цветка». И предложил ученикам продолжить такие строки:
Под деревом у нас
И суп, и солёная рыбка.
Вот и сакура в цвету!
(Ну, вроде как собрались люди весной на пикник, радуются. Что дальше?) Ученик по имени Фубаку продолжил:
Тому, кто завтра к нам придёт,
Лишь горечь принесёт весна…
Басё такое продолжение не понравилось – Фубаку сложил строчки по смыслу. Смысл первой строфы: «У нас пикник, нам радостно, и вишня цветёт!» Смысл второй строфы: «Но уже завтра не останется ни этой еды, ни этой радости, и нас самих здесь уже не будет». Понятно? Понятно. А когда всё понятно, незачем молчать, глядя на огонь в очаге, или на облака в небе, или на плещущуюся в ручье воду.
– Попробуй ты, – сказал Басё другому ученику. И повторил начало:
Под деревом у нас
И суп, и солёная рыбка.
Вот и сакура в цвету!
И тогда ученик по имени Тинсэки продолжил:
Медленно к Западу катится солнце,
Какое ясное чистое небо.
И это продолжение Басё очень понравилось. Почему? Тинсэки не вкладывает нам в голову готовую, законченную мысль – дескать, «всё проходит», как это сделал Фубаку. Он лишь указывает на медленно клонящееся к закату солнце.
Небо чисто и ясно – ничто не предвещает печали, но слушатель, видя внутренним взором эту картину, смутно чувствует: радостный день заканчивается, он пройдёт и наступит следующий, и он будет наполнен уже не радостью, а заботами...
А станет от этого слушателю грустно или не станет, это уж его дело. Один раз прочтёт – не станет, а другой раз прочтёт – станет. Всё зависит от настроения. Одно и то же стихотворение может вызывать разные чувства и навевать разные мысли.
Стихотворение, которое закончил Фубаку, получилось «с одной мыслью». Оно как вещь – можно взять в руку и положить в карман. Стихотворение для ума.
А стихотворение, которое закончил Тинсэки, получилось неуловимым, как аромат цветка. О нём и не скажешь, про грусть оно или про радость. Оно про жизнь. Про жизнь, в которой всегда есть и то, и другое...
Так почему же японские (и китайские) стихи такие «странные»?
Дело в том, что мы пишем буквами, а японцы и китайцы – иероглифами. Буква обозначает звук, а иероглиф обозначает предмет или понятие. Взгляните на китайские иероглифы – многие из них до сих пор похожи на то, что ими обозначается, правда?
Получается, что мы свои мысли «слышим», а китайцы и японцы – «видят»!
Отсюда и различия нашей с ними поэзии. Наша прежде всего должна красиво звучать. В ней должен быть ритм, должны быть созвучия (рифмы), неожиданные цветистые выражения и так далее. А китайская поэзия должна помочь человеку увидеть (вообразить, представить перед внутренним взором) что-нибудь приятное и красивое.
Можно сказать, что наша поэзия – это «музыка слов и мыслей», а китайская и японская – это «простая видеозарисовка».
Ха́йку – самый популярный у нас жанр традиционной японской поэзии. Многие любят их сочинять. Но при этом часто совершают непростительные ошибки!
Например, некоторые думают, что важно соблюдать количество слогов (первая строка – пять, вторая – семь, третья – пять). Это типично «европейское» заблуждение! На самом деле, важно совсем не это. Вот памятка начинающему сочинителю, всего из трёх пунктов:
1. Следите, чтобы в стихотворении не было прилагательных и было меньше глаголов. Хайку по-русски – это «существительное в именительном падеже».
2. Не выражайтесь красиво! Главный японский эстетический принцип – «ваби-саби», скромная простота и «неноваторство».
3. В стихотворении старайтесь изобразить не ваши чувства и мысли, а явление или событие, в котором вы участвуете или которое наблюдаете.
Вот и всё! Попробуйте! Можно (и даже желательно!) поиграть в сочинение «японских стихов» с детьми.
И напоследок – несколько стихотворений Мацуо Басё.
Для кого-то это работа, но таких счастливцев не очень много. Часто люди работают – чтобы еду было на что купить. Ну и вообще, так принято – ходить на работу. А радости она не приносит… Бывают девочки и мальчики, которым нравится в школе, а бывают – которые ждут не дождутся каникул. И только на каникулах живут. А в школе – мучаются.
Вот и у взрослых так. Работать бывает трудно, скучно, неинтересно. А ведь работа – это большая часть жизни! Получается, что и жить таким людям тоже трудно, скучно, неинтересно. Они в этом не виноваты. Просто их работа им не подходит. А где та, которая подходит, они не знают...
«Чудики» (странные люди) — любимые персонажи Василия Шукшина. Один из них, утаив деньги от семьи, покупает микроскоп и открывает для себя мир одноклеточных. Другой устраивает ружейный салют, узнав, что в далёкой Африке учёным удалось провести пересадку сердца. Третий бежит из тюрьмы, когда отсидеть осталось несколько дней, потому что очень соскучился по дому, по близким. Четвёртый топит баню каждую субботу, несмотря ни на что. А пятый...
У Василия Шукшина есть рассказ «Упорный».
«Всё началось с того, что Моня Квасов прочитал в какой-то книжке, что вечный двигатель — невозможен. По тем-то и тем-то причинам — потому хотя бы, что существует трение...
...Прочитал, что многие и многие пытались всё же изобрести такой двигатель… Посмотрел внимательно рисунки тех «вечных двигателей», какие — в разные времена — предлагались… И задумался. Что трение там, законы механики — он всё это пропустил, а сразу с головой ушёл в изобретение такого «вечного двигателя», какого еще не было. Он почему-то не поверил, что такой двигатель невозможен. Как-то так бывало с ним, что на всякие трезвые мысли… от всяких трезвых мыслей он с пренебрежением отмахивался и думал своё: «Да ладно, будут тут мне…» И теперь он тоже подумал: «Да ну!.. Что значит — невозможен?»
Весь день Моня думал, чертил, паял, скручивал… Ему было хорошо. Ему было интересно. Он был счастлив – как бывает счастлив каждый человек, который занят любимым делом...
Кадры из фильма «Ёлки-палки!..» (1988) по мотивам рассказов Василия Шукшина
А ведь до этого Моня даже не догадывался, что живётся ему... никак. Он думал, что это «нормально», что так живут все. А занялся интересным делом, и жизнь преобразилась. Ничего, что вечный двигатель не получился! Зато познакомился с хорошим человеком – с инженером, который внимательно, с интересом и даже некоторым уважением взглянул на Моню. Может, первый раз в жизни на Моню кто-то посмотрел с уважением! В конце рассказа Моня сидит у окна, смотрит, как занимается утро, и на душе у него нет горечи от того, что велосипедное колесо не крутится. Наоборот, есть ощущение покоя и мира. Потому что он – работал. Впервые по-настоящему, с удовольствием и радостью, работал. Хоть эта работа и оказалась «непродуктивной деятельностью» – то есть игрой. Но как знать, может, теперь ему повезёт найти своё призвание в жизни?..
Сленг – не современное изобретение. В современную школьную программу по литературе для 8 класса (в раздел «для дополнительного чтения») включена повесть Пушкина «Пиковая дама». Она вся нашпигована сленгом, или, точнее говоря, игроцким арго начала XIX века.
"Пиковая дама". Кадр из фильма Якова Протазанова (1916 г.)
Надо сказать, что игромания тоже появилась отнюдь не с изобретением компьютера. Один из современников Пушкина писал: «Можно положительно сказать, что семь десятых петербургской мужской публики с десяти часов вечера всегда играют в карты (...) Он приятный игрок - такая похвала достаточна, чтобы благоприятно утвердить человека в обществе». Видеоигр в те времена ещё не придумали – вот игроманы и «резались», в основном, в карты. И без знания «игроцких» (или, как бы мы сегодня сказали, «геймерских») выражений вы «Пиковую даму» до конца не поймёте, хоть лопните!
Вся повесть строится вокруг карточной игры, которая называлась «штосс» (а также «фараон», «чёт-нечёт» или «любишь – не любишь»). Игра эта была проста до безобразия, даже пляжный «подкидной дурак» в сравнении со штоссом – интеллектуальное занятие.
Играют двое – первый игрок называется «банкомётом», он «мечет банк» (запоминаем!). Второй игрок называется «понтёром», он «понтирует». У каждого – своя колода карт, обе колоды совершенно одинаковые. Понтёр выбирает («загадывает») одну карту из своей колоды, кладёт перед собой на стол (никому не показывая) и сверху кладёт денежную ставку («куш»). Затем банкомёт переворачивает свою колоду и сдвигает одну карту вправо – так, чтобы были видны две карты.
Теперь понтёр открывает свою карту. Если карта понтёра совпала с первой картой (она называется «лоб»), то выиграл банкомёт. Если карта понтёра совпала со второй картой (она называется «соник»), то выиграл понтёр. Масть при этом не важна – только номинал (семёрка, восьмерка и так далее). Если никто не выиграл, две карты колоды банкомёта сбрасываются («абцуг»), открываются следующие две... Пока у банкомёта не кончится колода. Всё.
Да, именно так. Игра примитивна, как три копейки. Совпала «карта направо» – проиграл. Совпала «карта налево» – выиграл. По современным меркам – игра скучнейшая. Но 200 лет назад штосс был настоящей «заразной бациллой», в эту тупейшую игру проигрывали целые состояния.
«Игра идёт в городе Петербурге и воинских казармах без зазора и страха. И это зло сие вреднее, нежели само грабительство» – так писал царь Александр I губернатору Санкт-Петербурга графу Голенищеву-Кутузову.
Штосс запрещали, за него штрафовали, даже ссылали в Сибирь – но всё было бесполезно. Дошло до того, что начальник управы благочиния (то есть тогдашней «полиции нравов», ответственной в том числе и за соблюдение запрета на азартные игры) был арестован за то, что проиграл до копейки все деньги, выделенные на детские приюты...
Вот об этом-то времени и написана «Пиковая дама»!
В чём «соль» сюжета «Пиковой дамы»? Старая графиня Анна Федотовна знает «тайну трёх карт», которую ей когда-то открыл граф Сен-Жермен. Эти карты подряд всегда выигрывают в штосс. Историю слышит главный герой – Германн. Германн пробирается в дом графини и, угрожая пистолетом, выпытывает у неё тайну трёх карт, однако старуха умирает от сердечного приступа. Через три ночи её призрак является Германну и раскрывает желанную тайну: «секретные» карты – это тройка, семёрка и туз (любой масти).
В Петербург приезжает модный банкомёт – Чекалинский, против него в штосс играют повально все, денег у него очень много. Германн вступает в игру, делает крупную ставку (47 000 рублей) на тройку – и выигрывает. На следующий день он удваивает ставку (94 000 рублей), ставит на семёрку – и снова выигрывает. А на третий день он опять удваивает сумму (188 000 рублей) и ставит на туза – но, вскрыв свою карту, неожиданно видит даму пик (такая ситуация у игроков называлась «обдёрнуться») и проигрывает всё. В результате Германн сходит с ума.
Расшифруем теперь все «игро-сленговые» моменты повести:
Играю мирандолем, никогда не горячусь
«Мирандоль» – это игра на одну и ту же маленькую сумму, то есть понтёр не увеличивает ставку (например, 1 рубль, 1 рубль, снова 1 рубль...).
Ни разу не поставил на руте?
«Руте» – это игра с удвоением ставки, когда понтёр удваивает куш каждый раз (1 рубль, 2 рубля, 4 рубля, 8 рублей...).
Отроду не загнул ни одного пароли
«Пароли» – то же самое, что и руте: удвоение куша (ставки). При этом понтёр загибал у своей невскрытой карты угол.
Каким образом бабушка моя не понтирует
«Понтировать» – как мы уже говорили, значит играть в штосс за понтёра, играть против банкомёта.
Герцог Орлеанский метал
«Метать банк» – означает играть за банкомёта, играть против понтёра.
Все три выиграли ей соника
«Соник» – это вторая, «ушедшая налево» карта из колоды банкомёта. «Выиграть соника» – означает выигрыш понтёра и проигрыш банкомёта.
Порошковые карты
Карты с «исчезающими» знаками мастей. Такими пользовались шулеры, жулики.
Чаплицкий поставил на первую карту пятьдесят тысяч и выиграл соника; загнул пароли, пароли-пе, – отыгрался и остался ещё в выигрыше...
Догадались? Переводим с «Пушкинского» на современный русский: понтёр сделал ставку 50 000, выиграл, затем удвоил ставку (100 000), выиграл, а затем удвоил ещё раз (200 000) и опять выиграл. Таким образом, общая сумма выигрыша Чаплицкого составила 350 000 рублей. Собственно, именно эту схему и пытался повторить Герман.
Талья длилась долго
«Талья» – это розыгрыш двух колод, один «круг», «раунд» в штоссе.
Отгибал лишний угол, загибаемый рассеянной рукою
Бывало так, что понтёр пытался сжульничать, удвоить ставку уже убедившись в выигрыше, втихаря «загнуть угол» на вскрытой карте (чего делать было, естественно, категорически нельзя).
Бьёте вы мою карту или нет?
Если выигрывал понтёр, то говорили что он «угадал». Если выигрывал банкомёт, то говорили что он «убил». Буквально: будете играть против меня или нет?
Дама ваша убита
Направо легла дама (лоб), налево туз (соник). Герман был уверен, что поставил на туза и «угадал соника». Однако, когда он вскрыл свою карту, там была пиковая дама! Герман «обдёрнулся», а Чекалинский «убил даму».
Славно спонтировал!
Рискованно, азартно сыграл в штосс.
Кстати говоря, в разговорном русском языке до наших времён вполне себе дожили некоторые слова и понятия из всеми забытого старинного штосса. Например, «куш». Или «понтовать» – то есть «изображать из себя крутого», «выпендриваться», «обманывать».
Надеемся, после этих разъяснений текст «Пиковой дамы» станет намного понятнее. Читайте, наслаждайтесь, в конце концов, это одно из лучших произведений Пушкина. Да, и ещё опера Чайковского – помните? «Что наша жи-и-знь? Игррррра!»
В Германии был целый литературный жанр, который назывался «шванк». Шванки – это бытовые зарисовки, то забавные, то серьёзные, но обязательно содержащие назидание, мораль. Из немецких шванков вышел знаменитый литературный герой Тиль Уленшпигель. Или Тилль Ойленшпигель – так по-немецки правильно.
Пример шванка:
У одного господина служила стряпуха, ужасная обжора и лакомка. И вот однажды, в воскресенье, он пригласил доброго друга на обед и велел ей: «Приготовь-ка хороший обед, и первое, и второе, – я пригласил друга». Стряпуха поступила как приказано, но от обеда пахло так вкусно, что она не удержалась и съела его, – и первое, и второе. Гость пришёл в дом и спросил: «А где хозяин?» Стряпуха ответила: «Разве вы его ещё не видели? Он точит нож и собирается отрезать вам оба уха». Услышав такое, гость бросился бежать. А тут на кухню пришёл хозяин и спрашивает: «Где обед?» Стряпуха в ответ: «Ваш гость схватил его – и первое, и второе – и бросился бежать. Гляньте на улицу, вон он петляет». Хозяин схватил кухонный нож и бросился вдогонку за мнимым вором. И закричал ему вслед: «Отдай хоть второе!» Но гость припустил ещё быстрее: «Не получишь и первого!» Хозяин имел в виду блюда, а гость полагал, что речь идёт о его ушах. Так они стряпуху на чистую воду и не вывели.
