– Отец Димитрий, Вы же главный знаток семьи в нашей стране, тот человек, который может объяснить все тонкости, и Вы, как никто, знаете и семейные проблемы внутри нашей страны. Хотелось бы поговорить, как создается семья от самого начала. Вот, когда встречаются парень с девушкой – они еще, может быть, студенты, может быть, они еще даже сидят за одной партой в школе – вот как девушке и парню понять, что это тот человек, с которым он проведет свою жизнь?
– Никак. Дело в том, что в нашем народе институт сватовства разрушен до основания настолько, что родители даже не могут ничего подсказать. Они сами не знают. Они обычно говорят: «Ну, смотри сама, тебе жить!» И поэтому, конечно, бывают ошибки. Потому что когда человек влюблен, он поворачивается к объекту своей любви своей самой лучшей стороной. Поэтому даже в самом таком противном и скучном человеке, и подлом, есть эта сторона, он может ее выбрать, но жить так он не в состоянии. Потому что он не готов, его никто к этому не готовил. Нужны разработанные на основании всей истории, культуры нашей семейной, такие правила, которым надо учить сызмальства, именно со школы, чтобы это осталось в памяти. Нужны передачи пропагандистские по телевидению.
– А будут это смотреть? Ведь дело в том, что то, что навязывают, пропускаешь мимо себя.
– Ничего подобного, это не навязывание. Когда я бываю в школах (иногда допускают) или в институте: как только говоришь о семье, замужестве, ‒ все так начинают. Это главный вопрос и для студентов, и для старших школьников, и всех это очень живо интересует. И потом, каждый режиссер знает: если свой фильм не снабдишь историей любви, будь он трижды про войну, никто смотреть не будет, интересно только это. Потому что это самая важная часть человеческой жизни. И большинство людей в нашей стране, такое арифметическое, они говорят: семья – это высшая ценность.
– И вот эту высшую ценность надо построить и сберечь, это же самое сложное в жизни.
– Сложное, потому что утрачено.
– Но мы уже не сможем вернуться в прошлое, отец Димитрий.
– Да, поэтому ислам – наше будущее.
– Но если мы будем жить в сегодняшних реалиях, когда два православных человека видят друг друга, где-то они познакомились: университет, школа…
– Когда есть два православных человека, у них есть и священник, который старше, который им отец (или, как в моем случае, дед) то есть, что им подсказать. А потом, иногда даже за двести метров видно, что они друг другу совершенно не подходят.
– У Вас такое было, что Вы видели?
– А как это изменить, это же не химическим карандашом на лбу?..
– Ну, это просто образ такой, а бывает, что и химическим карандашом на лбу, потому что влюбленность – недаром ВОЗ называет это одной из болезней.
– А Вы согласны, что это болезнь?
– Конечно. Если она неуправляема, и если мужчина или женщина не управляет собой в состоянии болезни, значит, этот «грипп» их свалил.
– Но ведь есть пять видов любви, мы сейчас говорим про эрос, насколько я понимаю, да?
– А там только эрос у молодых, больше ничего.
– Но вот когда встретились два молодых человека, они могут проверить свои отношения, допустим, гражданским браком, пожить друг с другом?
– Один наш мудрец, отец Иоанн Крестьянкин, он говорил: лучше два года узнавать, изучать.
– Это как: вместе погулять, мороженое на лавке покушать, поговорить, это в этом смысле?
– Мороженое мало что даст. А вот вместе читать, вместе ходить в гости, вместе можно на каток сходить…
– Но как брат и сестра, не переступая…
– Конечно. А если до времени укладываться в брачную постель, то это сломать себе все будущее.
– Во-первых, вся будущая семейная жизнь превращается в фальшь. Если девушка уже не девушка, то как она может надеть белое платье? Только если она хочет всех обмануть. Мы единственные из млекопитающих, у которых есть указания у женщины, что она девушка.
– Это Господь не просто так придумал.
– Конечно, это же совершенно не просто так.
– А у мужчин же этого нет?
– У мужчины предполагается, что у него ум сильнее, чем женский. Он должен нести ответственность. Он должен ее взять на руки и сказать: я тебя пронесу на руках всю жизнь, я буду тебя любить, защищать, тобою любоваться. Ты будешь мне рожать детей, я буду из них воспитывать настоящих мужчин – воинов, ученых, космонавтов.
– Это не проверка, я это называю научным изучением.
– Вот люди изучают, по словам Иоанна Крестьянкина, друг друга два года. Что должно за эти два года случиться, чтобы люди поняли: вот он мой, или вот она моя?
– Объясняю, дело вот в чем. Когда человек поворачивается (я уже говорил об этом) лучшей стороной, увидеть эту лучшую сторону – достаточно двух недель. А за два года человека увидишь в разных режимах: в раздражении, в плохом настроении, в обиде, и так далее. И сразу будет видно: а смогу с этим жить человеком, который как пороховая бочка или как бенгальский огонь, или вообще чуть что: «мама, мама, мама, мама» – без мамы не может шагу ступить, чуть что: «я к маме» и так далее.
– И тогда мама вмешивается в жизнь.
– Абсолютно. Нет, у нас мамы все вмешиваются. Русская женщина должна в среднем родить восемь детей.
– Да, а она рожает одного-двоих, и вся вот эта огромная энергия русской женщины обрушивается на молодую семью, а она не выдерживает, эта семья… А сынок-то маменькин. И она его в бараний рог…
– Отец Димитрий, вот мы тоже к очень важной теме подошли: что женщины и воспитывают мужчин, и создают из них не защитников, не людей, которые должны быть священниками в семье, а людей, которые… и всё. Как с этим бороться? В условиях того, что нет восьми детей, когда есть ты – один в семье; вот я родился один в семье – как мне вот этому всему противостоять, как мне себя изменить?
– Это очень трудно, вообще человеку труднее всего изменить себя. Поэтому лучше, когда семья ему в этом помогает.
– Но может и усугубить, когда любовь к восьми детям, которые не рождены, обрушилась на тебя одного.
– Отец Димитрий, а есть советы, что делать?
– Советы могут быть только конкретные. Когда посмотрим соотношение сил, можно дать совет конкретно: как с этой мамой бороться, как самому…
– Но чаще всего надо показать маме, что ты самостоятельный человек, это проявляется не на словах, а на поступках.
– Да она не может себя преодолеть, ее чувства пересиливают это. Ей не хватает одного ребенка. Я почему говорю восемь: потому что средняя русская женщина сто лет назад рожала восемь детей, и пятнадцать, и двадцать, и два, и бездетные были, но в среднем это было восемь. Это же о чем-то говорит? Мы были самым многодетным и многоплодным народом в Европе, поэтому мы и колонизовали такую огромную часть суши непригодную для жилья. У нас четыре пятых вечной мерзлоты.
– Когда люди уже поняли, прошли вот эту проверку в два года, то наступает семейная жизнь. И любовь, которая болезнь, которая яркая вспышка, уже становится тем, что надо сохранять, надо поддерживать.
– И сохранять, и ухаживать, и поливать.
– Ну, как… Дело в том, что любовь – это творческое состояние человека.
– Тут важный момент: а любовь – это чувство? Ведь Христос нигде не говорил, что мы должны чувствовать.
– Любовь – это не чувство. Любовь – это свойство. Брак – это школа любви, и расцвет ее бывает через 20–25 лет. Да, это маленький кустик, а потом станет деревом, когда принесет плоды – очень вкусные, сладкие, интересные. И вот это – жизнь. Сейчас современные мужчины ищут на стороне суррогатов.
– А почему происходят измены, почему начинают засматриваться на кого-то вне семьи? И ведь это не только мужчины, но и женщины?
– Потому что для них гораздо более ценным является блуд. Они же «занимаются любовью» – ну, как теннисом, просто вот такое удовольствие, чисто обезьянье, а любовь-то гораздо шире.
– Получается, им что-то не хватает дома, раз они на это идут?
– Да не не хватает, они и не знают об этом ничего, вот и всё.
– Это же очень быстро даже – найти того, с кем изменить, это тоже страшно…
– Да ничего тут страшного нет. Просто надо заповеди Божии знать и исполнять, что тут страшного? Люди по 25 лет в тюрьме сидят и ничего страшного.
– Отец Димитрий, если взять современную молодую семью, то статистика говорит, что она проживет три года, максимум пять, и происходят разводы. И большинство семей – это очень страшно, но они разваливаются.
– Надоедают, что ли, друг другу за три года?
– Да нет, они сами пустые совершенно. У них нет любви. Любовь, допустим, к живописи рождает художников. Любовь к музыке рождает композиторов и музыкантов. Любовь к земле рождает тех, которые обрабатывают землю и делают из нее сад, интересуются новыми сортами роз и так далее.
– Ну, потому что не знают, чем себя занять. Они получили друг от друга секс – и всё, больше им ничего не надо. Это, ну, как пельмени поесть, некоторые люди любят пельмени, – и вот.
– А что еще должны они получать – от жены, от мужа?
– Жизнь, общение. Ведь жизнь так интересна. Любая сфера человеческой деятельности: ну, космос – это же страшно интересно.
– Какая жизнь может передаваться от супруги, от мужа, что это такое, вот как это понять, как это пощупать?
– Ну, естественно, это же любовь. Она радуется, когда он приходит, она его встречает.
– И это же не воспитаешь?
– Почему? Я вот одной женщине посоветовал: ты, знаешь что, завтра, перед тем, как он придет, ты поставь тапочки пятками к двери, а носками в сторону комнаты. Она так сделала. Она говорит: он это заметил и меня обнял. Один жест. А таких жестов можно изобретать ежедневно: готовить ему то, что любит, выключать телевизор на том месте, которое он не любит, и так далее. Это без конца.
– Мужчина может еще больше. Он может, заглядывая вперед, купить ей шубу на зиму: она дешевле и выбор больше.
– Не только, но сам факт: «Ты знаешь, милая, мне кажется, в пальто тебе холодновато!» Она не шубу оценит, не то, что ей подруги будут завидовать, а сам факт, заботу. Забота может быть только о том, кого любишь: о домашней собачке, о кошечке, о ребенке, о бабушке. Это можно расширить и на соседей. Семейная жизнь – это постоянное упражнение в любви, сердце расширяется, может больше вместить, но оно начинается с маленькой вот клеточки такой – семьи, потом она обнимает весь мир.
– Но почему считается, что со временем любовь в семье угасает?
– Да потому что эти люди очень быстро остаются пустыми, и они думают, что это закономерность. Да это все не так, это все ложь! Наоборот. Через полтора года у меня пятьдесят лет супружеской жизни, и я в этом кое-что понимаю. Пятьдесят!
– Отец Димитрий, Вы можете рассказать, как Вы с матушкой сохраняли любовь?
– И не хочу, и не буду. Потому что это вещь интимная.
– То есть это тоже важно: не выдавать свою семью напоказ?
– Ну, это драгоценность моя, зачем я буду это напоказ, для меня это слишком дорого.
– И Вы не впускаете никого в свою семью?
– Нет. Ну, поскольку постольку, у нас большое количество друзей, огромное количество родственников…
– Это люди, которым Вы доверяете, которых Вы знаете?
– С которыми мы общаемся, и то, как глубоко это общение, это тоже и от нас зависит, и частота. Но главное – это мы вдвоём.
– Конечно, не у всех. Да почти ни у кого.
– Но ведь женщины становятся феминистками от величайших проблем, от величайших трагедий в своей жизни.
– Да, но гордость не дает в этом признаться.
– Отец Димитрий, мне только, может быть, кажется, что говорим с оглядкой на женщин, но хотелось бы посмотреть и на мужчин. Ведь мы знаем, что появляются любые увлечения, которые уводят из семьи – допустим, онлайн игры.
– Увлечения – это несерьезно. Увлечения ‒ до семнадцати лет, а потом начинается жизнь. Сколько можно увлекаться? Ну разве это серьезно для мужчины – увлечения?
– Но если какая-то игра привлекает больше, чем воспитание детей?
– Так это больной человек.
– Но почему больной человек? Тогда массово все больные. Люди не умеют любить друг друга.
– И это все переносится в семью.
– Разумеется. Они могут только орать.
– Отец Димитрий, как полюбить ближнего своего?
– Нужно упражняться в любви всю жизнь, с детства.
– Ведь Христос и давал эту главную заповедь нам: возлюби ближнего своего?
– Да: я был голоден, ты меня накормил; я был наг, ты меня одел – это же только из любви можно сделать.
– И нужно помнить вот нам, православным людям, что человек – это и есть икона Господа?
– Это слишком абстрактно, этого никто не слышит. Для какой-то лекции это хорошо. А любовь еще окрашивается чувствами. А так делают же не потому что: вот милосердный самарянин, когда водружал на своего домашнего животного израненного разбойниками, – он к нему питал любовь, как у Отелло, все клокотало. Да нет. Но он увидел: нуждается, покряхтел, посадил, привез в гостиницу, денег дал. Очень по-деловому.
– Можем ли мы сказать, что нас не научили родители любить ближних?
– Конечно. А кто ещё? Если бы не они, я бы и не знал, а может, как половина моих одноклассников, сейчас в тюрьме бы сидел. А другая половина уже умерли. Некоторые страшной смертью – например, блевотиной захлебнулся насмерть, не дошел один лестничный пролет. Нормальная смерть? Вот так. Потому что дома только дурдом, единственная радость – выпить у человека. А ведь для того, чтобы любить, денег не надо.
– Отец Димитрий, давайте все-таки подводить финал нашего разговора. Вот есть муж, есть жена – как не потонуть им в бытовухе, когда уже люди встретились уже?
– Надо уметь плавать в бытовухе. Поэтому я и говорю, что семейная жизнь – это искусство, а искусству любому – хоть камнерезному, хоть чеканному, хоть живописному нужно учить. Долго, годами.
– Входные уроки дома. Дети смотрят, как папа любит маму, а мама любит папу, как они беседуют, как он на нее смотрит – вот.
– Как они ведут себя за столом.
– Когда сели кушать, есть ли традиция совместная?
– Ну, традиция самая простая, всё просто. Всё просто, только должно быть, как вот солят суп, все должно быть осолено любовью.
– И Вы когда-нибудь видели, что семью удавалось спасти: вот она была на грани распада…
– Если оба готовы слышать то, что им говорят, конечно.
– Бесполезно. Это дело совместное.
Из интервью протоиерея Димитрия Смирнова.
