Казавшаяся мимолетной нега в темноте резко сменилась леденящим ужасом и невообразимой болью. Ханс был вырван из спасительного забытья потоком холодной воды, вылитой на лицо. Неизвестно, как сейчас выглядело лицо, но оно болело так, что лекарь не сомневался, оно мало чем отличалось от кровоточащего куска мяса, что висел за прутьями напротив него. Клетка. Разрозненные мысли метались по голове подобно насекомым, разбегающимся от яркого света. Рогач явно сдерживал силу удара, но и этого хватило, чтобы Ханс чувствовал себя так же отвратительно, как человек, которого только что переехала телега. В голове эхом разнесся хруст, лекарь потянул руку к лицу, так и есть, маски нет на месте. Что же, неудивительно, что она разломилась, и все-таки хорошо, что это был не череп. - «Ведь хорошо? Где я вообще?» Внушительных размеров клетка, сплетенная из гибких прутьев, внутри около десяти человек, некоторые все еще в отключке, кто-то наоборот нервно мнет руки или с отсутствующим видом смотрит куда-то вдаль. Вокруг Ханс разглядел еще несколько похожих клеток. «Пленные значит, неприятно» - подумал было Ханс, но пришел к мысли, что даже новое увечье не омрачит осознание того, что жизнь все еще не покинула его. Но что теперь? Блуждающий взгляд лекаря остановился на деревянном ведре, с которого медленно капала вода. Ведро держали руки, а руки принадлежали невысокому мальчишке примерно того же возраста, что и Хиглар, одетому в какие-то лохмотья. Чудненько. Стоило Хансу сфокусировать взгляд на лице мальчика, как тот снова окатил лекаря из ведра.
- Выглядеть бодрым, мясо. Будешь работать. – Мальчишка швырнул ведро на землю. Наглый маленький оборванец, надменности ему не занимать. Ханс хотел было что-то спросить, но слова застряли у него в горле, прямо сейчас это все бессмысленно. Нужно узнать больше о сложившейся ситуации, прежде чем пытаться что-то сделать, иначе можно закончить, как бедолага Кагар. Как же жаль, хороший был вояка, может быть, и придумал бы сейчас что-нибудь. В голове всплыл образ пепельного облака, поглощающего все на своем пути, одаряя каждого, кто попал в его плен удушьем и отчаянием. Ханс гулко вздохнул, отвратительное видение.
Попытки узнать что-либо у заключенных из своей клетки придали Хансу уверенности, что все окружающие его люди попали сюда вместе с ним. Два копейщика, три лучника, один разведчик и еще трое в полной бессознанке. Внятно выразиться о сложившейся ситуации смог только разведчик, хотя выглядел он наиболее паршиво и Ханс удивился, почему он сейчас не лежит в отключке. С битвы при Пиках Саракса прошло чуть меньше четырех суток, по словам разведчика, сейчас они находились на юго-западе от места битвы, значит сильно южнее Квесенны. Если подумать, тут действительно невыносимо жарко, а еще Ханс понял, как сильно он проголодался за четыре дня. Висящий напротив кусок сырого мяса выглядел все аппетитнее.
Довольно скоро недалеко послышались шаги, к пустой клетке подошло десять человек в сопровождении троих зверолюдей, среди которых Ханс безошибочно распознал рогача, с которым ему довелось биться. Волна гнева накрыла лекаря с головой, лицо заболело еще сильнее. Приведенная десятка была загнана в клетку, после чего зверолюди приблизились к Хансу. Рогач заметил израненное лицо своего недавнего противника и громко захохотал, уперев руки в бока.
- Нанкаре дорай, кесен! Ха ха ха, сороно дуур. – Напоследок рогач сплюнул на землю рядом с клеткой.
- Будь при мне еще пару склянок с растворителем, твою отвратительную рожу сейчас собирали бы в то ведро, тупая ты скотина. – Ханс живо представил себе такую чудесную картину, и лицо его расплылось в улыбке, что придало ему ужасное выражении. Единственное, чего Ханс не смог представить, это то, как выглядел бы голый череп рогача. Да, разделать его тушу было бы не менее увлекательно, чем залить растворителем.
Рогач недовольно ударил копытом и отворил клетку. Семерых пленных, пришедших в сознание, выгнали наружу и повели по лагерю. Сначала они довольно долго шли между плетеными клетками, затем пробирались среди великого множества разношерстных шатров и палаток. Повсюду были люди и зверолюди, каждый был занят делом. Несколько женщин готовили пряжу, которая потом превращалась в огромные ковры, благодаря усилиям других работников. У огромных котлов стояли толпы голодных ртов, ожидая очереди на раздачу. Крупная группа кочевников занималась сортировкой снаряжения, оставшегося после битвы с карательным полком. Лагерь кочевников был поистине огромным, и никто кроме троих конвоиров не обращал внимания на избитых и угрюмых пленников, которые понуро брели туда, куда им велели. Только Ханс и разведчик периодически с интересом поглядывали по сторонам. Увидев сортировочную группу, Ханс вспомнил про свою нагрудную сумку и атлас, подаренный Бартоломо. Интересно, где сейчас все его пожитки? - «Надеюсь, эти дикари не пустили книгу на растопку своих котлов». - Ханс с досадой вздохнул, вызвав раздражение у шедшего позади конвоира, чем спровоцировал болезненный тычок в спину.
Дорога привела отряд на холм, с которого открывался хороший обзор, что позволяло оценить размах, с которым кочевники разместились в этом месте. Вокруг раскинулся пестрый ковер, сотканный из цветастых шатров. Клетки, в которых содержали узников, затерялись в буйстве красок, казалось, их вовсе не существует. Однако то, что сейчас трое зверолюдей вели пленников на «работу», указывало на обратное. Ханс увидел место, к которому продвигался их небольшой отряд. Впереди раскинулись обширные земли, усеянные плодоносными деревьями и кустарниками, тут и там можно было увидеть людей, собирающих плоды в специальные корзины, которые затем вереницей уходили вглубь лагеря. Чуть в стороне лекарь увидел снующих на воле ящеров, которые без всадников на спинах казались обыкновенными дикими тварями, которые всегда жили в этом месте, правда, для этого места их здесь было слишком много. Вскоре зверолюд, идущий впереди, подошел к молодому высокому кочевнику с веселым, беззаботным лицом и, перебросившись с тем парой фраз отошел к своим соплеменникам. Молодой кочевник подошел поближе к пленникам и, убедившись, что все обратили на него внимание начал говорить.
- Меня Ахмаль звать. Вы – мясо, говорить, только если спросить. Еда после дела. Сейчас надо собирать за ящер старый еда, потом мешать его с зухивар и отдавать земле. Тогда еда снова расти и мы сюда еще приходить. Куракам, тайи касол дир. – Ахмаль указал на зверолюда, избившего Ханса. – Мясо, это Куракам, если вы забыть, как вести себя хорошо, Куракам вас бить.
Приступив к работе, пленники поняли, что ящеры эти были всеядными, и к своему великому ужасу обнаружили среди «старой еды» кости. Ханс быстро понял, кому они принадлежали, и едва удержал рвотный позыв. Периодически попадались и фрагменты доспехов или камни, которые Ахмаль строго настрого запретил складывать в те же корзины, что и помет ящеров.
- Металл ржаветь, земля плохо, лучше делать толстая кожа братьям.
Ханс вновь задумался о том, насколько хорошо было то, что вместо маски не раскололся его череп. Но вот задачка, Ахмаль заикнулся о чем-то под названием зухивар. Зачем смешивать с ним помет? Катализатор? Как эти дубины дошли до такого, неужели из уст в уста передавали? А может кто-то принес им это знание? Ах, как много вопросов. Жаль, что нельзя свободно об этом спросить. Желание снова познакомиться с кулаками Куракама у Ханса отпало на корню. Что же, вот она новая славная жизнь полкового лекаря Ханса. Полковой лекарь без полка.
За работой время летело достаточно быстро, чтобы Ханс перестал испытывать отвращение к жизни каждый раз, когда его трудовой отряд вели на пастбище ящеров. Двое из трех остававшихся в клетке пленников умерли, так и не придя в сознание, а последний все еще не мог самостоятельно передвигаться. Ханс попросил у кочевников разрешение выхаживать больного, и, к всеобщему облегчению, получил его. Ахмаль и Куракам стали их постоянными надсмотрщиками, и если Куракам лишь изредка рявкал что-то по делу, то Ахмаль умолкал только для того, чтобы перевести дух. В основном юный погонщик любил рассказывать о своих подопечных. Ящеры были для него чем-то особенным. Стоит заметить, ящеры отвечали ему тем же. Обычно грозные и агрессивные, эти звери становились покладистыми и игривыми, стоило Ахмалю подойти к ним. Иногда Хансу казалось, что их всех не съели только потому, что рядом всегда находился Ахмаль. Первое время работники очень сильно нервничали от такого опасного соседства, но это довольно быстро прошло.
Со временем Ахмаль решил, что он устал говорить на языке пришлых, и стал учить пленных речи кочевников. Укиата. Естественно, перво-наперво было освоено несколько бранных выражений. После этого урока Ханс понял, как много брани в их адрес изливалось из уст Куракама. Выходит, что ничего, кроме брани, Куракам в их адрес не говорил. Ни разу. Затем погонщик прошелся по тем областям, которые считал необходимыми для каждого работника. Временами, когда погонщик был в особо хорошем расположении духа, он позволял пленникам практиковаться в устой речи. Это показалось Хансу неплохим вариантом разнообразить свое пребывание в стоянке кочевников.
- Ахмаль, ты много говорил про ящеров, ты хорошо знаешь их. Теперь я тоже немного знаю про великих странствующих ящеров, но что-то говорит мне, что они никогда не полюбят меня, как тебя. – Ханс попытался дружелюбно улыбнуться, направив взгляд на группу ящеров, нежащихся на огромных валунах неподалеку.
- Человек из-за стен глупый, но учится, это хорошо. А ящеры, возможно, полюбят тебя, когда ты станешь таким же красивым, как Ахмаль. Ха! – Погонщик залился звонким смехом, очевидно удовлетворившись своей шуткой.
- Как вышло, что ты так много узнал о ящерах? Тебя учили этому?
- Учили ли табунщика Ахмаля как быть табунщиком? Конечно! Отец учил, как его дед учил. Дед учился плохо, поэтому-то он и был беспалый Бакум. Но к концу своего странствия он знал все, что теперь знаю я. Бакум мог бы даже Куракама научить быть табунщиком. – Увидев устремленные на него взгляды, рогач раздраженно фыркнул и отвернулся. – Конечно, есть и другие. Душан, Павиз, да даже Ровеш. Хотя Ровеша даже ящеры считают глупым. Но парень он добрый, так что обижать его никто не будет.
Ханс понимающе кивнул и погрузился в размышления.
- А давно вы так странствуете? Вы всегда оставляете после себя в земле такие смеси. Зухивар. Я правильно произнес слово? – Ханс очень осторожно подбирал слова и понизил голос, чтобы рогач не мог услышать, о чем идет речь.
Ахмаль окинул взглядом рощи плодовых деревьев. Там, где спелые плоды уже были собраны, сейчас работали группы кочевников, которые выкладывали что-то из корзин вокруг каждого дерева и куста.
- Хм, если подумать, делать так стали относительно недавно. Да, точно! – Ахмаль присел у дерева, прислонившись к стволу, и, почесывая подбородок, продолжил. – Это было до того, как Нала повела за собой племя. Брат ее отца, Тамир, тогда шел впереди всех. Мой отец рассказывал мне, как я говорю тебе сейчас. Тогда племя было поменьше и чаще посещало Сокрытое Сердце, потому что оно могло прокормить нас два сезона из пяти. Теперь-то нас стало больше, хе-хе. Кажется, теперь мы бываем там лишь один сезон из десяти. Так вот, тогда как раз пришло время отправляться в Сердце. На одной из троп Тамир встретил двух путников. Тогда мы не так сильно ненавидели людей из-за стен, так что им предложили продолжить путь вместе. Земли Странствий довольно суровый край, и такая маленькая группа наверняка стала бы добычей хищников, так что, можно сказать, что Тамир их спас. Путь был не близким, так что люди племени часто беседовали с теми путниками, интересовались о жизни за стенами. Отец говорил, что слышал от тех, кто был свидетелем этих разговоров, будто у вас там дома ходят по воде. Хм, знаю, когда я закончу говорить, ты расскажешь мне то, что я хочу знать. Понял, мясо? – Ахмаль вопросительно вскинул бровь, глядя на Ханса. Тот поспешно кивнул, не отрываясь от работы.
- Ага. И Тамир тоже говорил с этими чужаками. Он посетовал на то, что для растущего племени еды становится все меньше, что земля дает не так много еды как раньше, что если так пойдет дальше, то придется есть ящеров. – При этих словах в глазах погонщика появилась непередаваемая тоска. Его можно было понять, все, что он умел делать в совершенстве, это уход за стадом странствующих ящеров. – Путники выслушали Тамира и рассмеялись. Сначала все ужасно оскорбились, но путники поспешно извинились, и сказали, что могут помочь. Сказали, что это довольно просто, и что решение проблемы с пропитанием лежало практически под ногами. Когда один из путников поднял в ладони помет ящера, пришло время Тамира смеяться. - «Ты предлагаешь нам есть дерьмо ящеров? Это твоя помощь?» - спросил тогда идущий впереди, но человек перед ним лишь сухо рассмеялся, а после начал долго говорить. Суть его рассказа была в том, что нужно соединить в определенных частях помет, отвар из сорного кустарника, который не едят даже наши ящеры, и известняк. Никто так и не понял, почему нужно делать именно так, а путники не стали объяснять, но потребовали, чтобы смесь всегда делалась только так и никак иначе. В итоге, их послушали, и племя получило несколько горстей мелких белесых камешков. Путники научили, что эти камешки нужно рассыпать по кругу вокруг растения, так с тех пор и делается. Естественно, плоды на деревьях не выросли в тот же миг, но погляди вокруг. Этот сад в великую тьму плодовых растений раньше был жалкой рощицей в десяток кустов. Тогда же Тамир мог лишь поверить чужакам на слово, и терпеливо ждать отведенного срока. Все в племени хотели верить в то, что страшное будущее, что тяготело над ними, если не окончательно отступило, то хотя бы отсрочено. Чужакам поверили, и настроение в племени заметно улучшилось. Тамир решил попытать удачу и предложил им и дальше идти вместе с племенем, чужаки согласились. Так они добрались до самого Сердца. А потом случилось то, почему Сердце отныне скрыто, а племена, даже самые мелкие, ненавидят людей, пришедших в Земли Странствий извне. Тамир, ослепленный жаждой новых знаний, показал чужакам Первое древо. Наши предки верили, что все, что растет на свете, в свое время произошло от таких древ. В Землях Странствий это единственное похожее древо. Нужно ли говорить, что мы относимся к нему с трепетом? Но те люди думали иначе. Поначалу они долго осматривали его, говорили о каких-то непонятных вещах и постоянно что-то смотрели в своих белых листочках, обернутых в шкуры животных. Тогда Берзат, отец Налы сказал Тамиру, что чужакам не место в Сердце и попросил их выдворить. Тамир согласился, но дал чужакам время отдохнуть и распорядился, чтобы небольшой отряд проводил их до безопасных земель.
Ахмаль тяжело вздохнул, и по его обычно веселому и безмятежному лицу пробежала тень.
- В ту ночь эти проходимцы пробрались к древу. Их застали у корней, когда они спорили о чем-то. Они резали бедное дерево, отрывали молодые побеги и нераскрывшиеся бутоны, срывали со ствола кору, надрезали корни и собирали сок. Сначала рогач, нашедший их там, растерялся, и они пытались его успокоить, но он все-таки поднял тревогу. Никто не ожидал от этих двух доходяг сопротивления, но они не собирались сдаваться без боя. Со временем на шум драки сбегалось все больше странников. Свидетели говорят, что эти два губителя пользовались какой-то темной силой. Они пили из своих фляг и выдыхали в набегающих на них воинов смерть, нападающие просто падали замертво, даже не коснувшись их. Но потом что-то изменилось, и они не смогли сдержать напор наших воинов. Берзат был там, он лично схватил одного из мерзавцев, но второй использовал какой-то грязный трюк, все пространство перед древом заволокло дымом, под покровом которого проклятый и скрылся. Произошедшее стало настоящей трагедией для племени. В ту ночь погибло много хороших воинов, много отцов и сыновей, но страшнее всего было смотреть на древо. До сих пор оно не восстановилось до конца, до сих пор кровоточат те раны, которые они оставили на его прекрасном алом стволе. И листья, что раньше были белы, как облака, теперь будто жалкая тень себя прежних. Нет прощения предательству, что свершилось в ту злосчастную ночь. На следующий день племя судило тех, кто был повинен в этом преступлении. Берзат заявил, что его брат, алчный до подачек пришельцев виноват не меньше их самих, и много рук было поднято, чтобы поддержать его решение. Тогда племя решило, что Тамир разделит судьбу пришельца, и Тамир принял свою судьбу, скорбно взирая на плоды своих трудов. Он верил, что знания чужаков помогут племени. В каком-то смысле, так и вышло, но какую цену пришлось заплатить за это.
Ахмаль окинул мрачным взором рощу, будто каждое из древ и было погибшими в ту ночь защитниками Первого древа.
- Теперь эта история пересказывается каждому ребенку в племени, чтобы он с детства знал, что цена благого намерения может быть непомерно высока. Конечно, сейчас эта история немного видоизменилась, и многие детали в повествовании опускаются, но те, в ком была свежа память о случившемся, считали, что правильнее будет рассказать историю целиком.
- Ахмаль, а чем все-таки закончилась эта история? – Ханс был заинтригован рассказом молодого погонщика. Что-то в этой истории не давало ему покой, но вот что? Месяцы, проведенные в плену, затупили острый ум лекаря, и он судорожно пытался ухватить ускользающую от него нить мыслей.
- Чем закончилась, спрашиваешь? Под сенью изувеченного древа Берзат лишился брата. Моего отца попросили привести самого необузданного и свирепого ящера. Осужденным пустили кровь, и ящер растерзал их, а затем поглотил все, до последней косточки. По иронии, из помета этого ящера потом сделали ту самую смесь для увеличения плодородности почвы. Знаешь, иронично и то, что именно из-за этой истории мы сейчас находимся здесь. Ты мясо, а я ненавижу тебя. Или должен ненавидеть, как меня учил мой отец. Но это не так важно, намного более важно другое, отец научил меня, что это лишь первые враги нашего племени из многих. Время показывает, что он был прав. По крайней мере, одного из них мы все-таки отдали земле. – На лице Ахмаля появилась кровожадность, какую Ханс нечасто видел даже не лицах офицеров Кагара. – Да, Кальдинис поплатился за свое вероломство. Если повезет, когда-нибудь нам попадется и гнусный Бартоломо, тогда мы и его отдадим земле подле древа в Сокрытом Сердце, это будет честно.
Ханс замер, будто каменное изваяние. Вот оно, но как же, почему? Вопросы роились в голове, но ответы не торопились попадаться под руку.
- Мясо! Я не разрешал прекращать работу! – Ахмаль взял камень из тех, что работники отделяли от помета и с силой метнул его в Ханса. – Останешься сегодня без еды, икхаб!
Ханс спохватился и кинулся работать. Нельзя было вызывать неконтролируемый гнев кочевников. Нельзя быть убитым вот так, найдя ключ от сундука, так и не успев заглянуть внутрь. «Бартоломо»!
