Повесть

Друзья, такая история.

Помогите пожалуйста, гуманитарию.

Вячеслав Назаров написал в 1978 году стостраничную повесть «Силайское яблоко».

Недавно мне посчастливилось с ней познакомиться. Могу рекомендовать, интересная вещь.

Аннотация:

На планете Свира уже сто пятьдесят лет существует диктатура Оксигена Аша. При этом планета вполне процветает. Чтобы разобраться в происходящем на планете, туда направляется под видом контрабандиста инспектор Шанин. Его напарником становится местный революционер Бин.

Жанр обозначен, как «гуманитарная фантастика».

Я бы отнёс это произведение к жанру «планетарного романа».

Формально это приключение, или детектив, или приключенческий детектив.

Мне показалось, что на самом деле это сатира, с пространными социальными экскурсами.

Мне понравилось. Во многом потому, что мне нравится книги о мироустройстве. А во многом потому, что поначалу я отнёсся к произведению с большой осторожностью.

Во-первых, главный герой попаданец — такие книги обычно пишутся на скорую руку и редко написаны приятным слогом.

Во-вторых, сатира сейчас рассчитана на доступность для самых широких масс, на подхватывание, причём мгновенное, а учитывая, что современному инфопосылу надо уместиться в один абзац — сатира сама себя низвела до уровня площадных кричалок.

В этой же книге... Короче, мне показалось, что писатель не продавал мне никакую идею (что ценно уже само по себе), а скорее просто иронизировал сам с собой и узким кругом своих читателей. Полагаю, что почитателей у него было немного, уверен, что из читающих этот текст мало кто слышал о Вячеславе Назарове.

Вот, например вокруг планеты «железный занавес».

Причём, буквально! Вокруг планет тоненькая металлическая сетка, типа каркаса. На нём расположены всякие защитные сооружения. Никого не впускают. Ну и заодно никого не выпускают.

=== ДАЛЕЕ СПОЙЛЕР ===

По сюжету планетой правит Диктатор, который живёт в супернеприступной башне.

Причём правит он очень хорошо, многие из его решений — крутые и дальновидные, едва ли не пророческие. Но логика этих решений — не человеческая. И не компьютерная.

Протагонисты отправляются на планету именно за тем, чтобы разобраться. Как так?

Через сто страниц оказывается, что Диктатор принимает решения с помощью рандомизатора.

Рандомизатор это машина с тремя печатями «Да», «Нет», «Отложить».

Выглядит это следующим образом:

Все прошения, согласования, законопроекты и прочее подаётся по особой форме — бумажным письмом, на котором машина и ставит один из трёх вариантов ответа:

1. Да,

2. Нет,

3. Отложить.

Главные герои находят этот механизм.

И понимают, насколько крут был Диктатор.

И что это всё объясняет. Один из героев гений (Бин). А другой попроще (Шан).

Шан просит объяснить Бина, почему это хорошая идея так вот сделать... и Гений объясняет.

Вот эти объяснения из книги:

— И ты проиграл, Бин. Игра в рулетку... Бред какой-то.
— Не совсем рулетка, Шан. Принцип один, а устройство разное. У рулетки двоичный код: угадал — не угадал, «да» — «нет». Если бы аппарат был устроен, как рулетка, с двумя маятниками, он работал бы с КПД пятьдесят процентов — половина его решений была бы правильной, а половина неправильной. И график работы можно было бы представить вот так... прямой линией...
— И что за прок от такого аппарата?
— Совершенно верно: проку от такого аппарата мало. Но если сделать еще третий маятник — слово «отложить», то есть, говоря на языке математики, ввести в график константу причинно-следственной неравномерности во времени, начнутся чудеса. Нелепая прямая превратится в экспоненту...
— Бин, я учил математику лет двадцать назад.
— Ну... Как бы объяснить попроще... Словом, вред от неправильного решения может уменьшаться за счет последующих правильных решений, так?
— Пожалуй, так.
— А польза от правильных решений соответственно возрастет, так?
— Допустим.
— Так вот, если ввести понятие «отложить» в график... получается этакая... вот этакая кривая, которую называют экспонентой. Видишь, как она изгибается?
— Вижу.
— Здесь по вертикали у нас правильные решения... по горизонтали — неправильные... И что ты теперь видишь?
— Что я вижу? Как будто... сначала аппарат вообще будет нести ахинею... потом... потом...
— Что потом?
— Кривая будет с каждым днем все ближе к вертикали, то есть процент правильных решений будет неуклонно расти. Вплоть до полной гениальности...
— Или наоборот.
— В зависимости оттого, что считать правильным решением, а что неправильным. Ты об этом, Бин?
— Разумеется! Теперь тебе ясно?
— Ясно, Бин. Правитель хотел обмануть историю с помощью математики...

Книжка фанатстическая, поэтому Шан сразу врубается в объяснения.

А я вот никак не могу понять. Поэтому и прошу объяснить на понятном языке человеку с гуманитарным складом ума (в простонародье «дурак»), почему если решения делить на плохие и хорошие случайным образом, то КПД будет 50%, а если некоторые решения откладывать, то будет всё лучше и лучше.

Что значит это вот?

— Бин, я учил математику лет двадцать назад.
— Ну... Как бы объяснить попроще... Словом, вред от неправильного решения может уменьшаться за счет последующих правильных решений, так?
— Пожалуй, так.
— А польза от правильных решений соответственно возрастет, так?

Откуда эти выводы?

Почему польза правильных решений возрастает?

Да, вред от неправильных может уменьшаться из-за правильных.

Так же верно и то, что польза от правильных может уменьшаться из-за неправильных.

Более того, мой опыт подсказывает что важны цепочки решений.

Мне интересно разобраться. Повесть написана вдумчиво. К тому же легко было бы просто ничего не объяснять на этом моменте и всё. Так обычно и поступают фантасты. Нашли маятники с печатями. Удивились — вот какой хитрец этот Диктатор. Ну и всё... титры.

Тут человек заморочился с уравнением, расчетами, со всем тем, что любили и ценили в советское время. Будет жаль, если это всё ерунда. А если не ерунда, то я не понимаю. Поэтом и прошу объяснить!

Спасибо!

Дедушка. 2 часть

-  Дедушка ты здесь? - дурацкий вопрос.

Конечно он здесь. Сидит у потухшего костра и смотрит на восток, где лениво поднималось солнце. Рассвет крался по поляне, окрашивая желтым траву и стебли высохших цветов, пробирался в самую гущу леса сквозь густую желто-красную гриву деревьев. Почувствовав солнце, озябшие лесные птицы оживились и взмыли в небо с громкими криками. На одном из стволов березы замерла белка, которая с интересом посмотрела на яркий диск солнца и тут же нырнула в дупло. Дедушка вздохнул так, словно никогда в жизни раньше не видел такого рассвета. Маленький меховой комочек громко тявкнул и вынырнул из-за пазухи. Просто два больших черных глаза и розовый язык, торчащий из пасти. 

-  Тута я! Куда же я денусь-то? - дед обернулся и похлопал по коряге, которая служила ему скамейкой. - А ну, подь сюды. 

Я поспешил к нему.

-  Тута я, Умка тут, и ты…, - дедушка сделал многозначительную паузу, - …теперь тоже тут.

Умка, словно понимая слова дедушки, радостно замахал хвостиком и осторожно лизнул меня за руку. Я погладил ее по голове. 

-  Хорошо. Хорошо, что все здесь! - отозвался я.

Дедушка улыбнулся.

-  Просто мне показалось, что все это мне приснилось. Ну, знаешь, вся эта поездка, поезд и ночная прогулка. Будто бы не встретил я никого, а так и остался на той станции, под сгорбленным фонарем. Совсем один, понимаешь? Будто бы и не приходил за мной никто.

-  Так уж и не приходил?

Я покачал головой.

-  Показалось видно. А ведь страшно так остаться одному. Во всем этом мире. Сидеть и мерзнуть. Я, когда тебя ждал, думал, что фонарь вот-вот погаснет. Лампочка замигает и потом тихо потухнет. Не резко - бац и все, а тихо, как потухнет свеча. Подумал, что с этим последним лучиком света могло и меня не стать. Растворился бы в темноте. 

-  Люди так просто не растворяются. Всяко уже повидал, а вот, чтобы люди растворялись, это я впервые слышу. Вот тебя взять. Здоровенный ведь парень. Сколько всего уже в своем городе переделал и сколько людей перевидал. Бумажки вон на тебя всякие завели. - Дедушка похлопал по карману, из которого торчало сложенное письмо. - Ходить, как я погляжу, можешь. Руками двигаешь. Голова тоже на месте. Так как ты сможешь раствориться? Сдюжил бы, - дедушка дружески похлопал меня по плечу. - Гони их подальше эти мысли, а то им только волю дай…

Дедушка закопошился, и я заметил, как он потянулся к одеялу, лежащему у его ног. Одернул край ткани и достал белую эмалированную кружку с чем-то горячим и приятно пахнущим. Сделав небольшой глоток, я почувствовал вкус полевых трав, разбавленных чем-то сладким. Тут тебе и ромашка с мелиссой и мята.  Вкус уходящего лета. Такого яркого и цветущего. Лета, от которого внутри разлилось тепло и стало легко дышать. Потрясно. “Это отвал башки!”, - прозвучали в голове слова Витька. Я улыбнулся. Дедушка протянул мне горбушку хлеба обильно сдобренную чесноком. Я поставил кружку на землю, вызвав немалый интерес Умки. Собачонка подобралась поближе и стала принюхиваться к струящемуся аромату лета. Следом дед вынул из-под одеяла миску с овощным рагу и куском сала. Я опасливо ткнул в рагу пальцем, проверив насколько оно горячее.

-  Пожалуй, это самый классный завтрак, который я когда либо ел, - произнес я.

-  Ну коли так, не дай ему остыть. Кушай и вдыхай утро. Тут на природе оно особенное.

Словно бы в подтверждение слов дедушки с деревьев сорвалась очередная стая птиц и закружилась в огромном хороводе. На опушку вышло несколько зайцев. Эти встали на задние лапы и с интересом разглядывали поляну. Казалось, их совершенно не интересовало присутствие ни меня ни дедушки.

-  И ведь не боятся, косые, - отметил я, жадно уплетая рагу.

-  Энти то, - дед посмотрел в сторону зайцев. - Им то вообще до нас двуногих дела нет. Бывает, идешь по тропе, а они давай тебя обгонять и поперек дороги носится. Умку вон дразнят. Малая догнать их не может, вот они над ней и потешаются.

Умка, однако, даже не пыталась прогнать серых гостей. Она лениво подняла голову кверху, повела носом, тоскливо посмотрела в их сторону и положила морду обратно на лапы.

-  Вот Витька говорил, что классно было бы, если бы он хоть раз остался один. Вот смог бы он тогда горы свернуть. Каждый день бы делал все, что захочет, и никто бы ему не мешал. Никто бы насолить не смог. 

-  Дурак твой Витька, - коротко бросил дед. - Был тут солдатик один. Ходил-бродил после войны. Все искал, где бы мешок свой бросить, да дом возвести. Только вот куда бы он ни пришел, везде много людей для него было. Везде ему житья и покоя не давали. Думы у него разные были. Вот однажды придумал он отправиться куда глаза глядят. Сел на поезд и вышел на станции, на которой уже давно никто не выходил.

-  И что с ним стало? - заинтересовался я.

-  Долго он бродил по тем местам. Говорят, деревню небольшую нашел. Да не простая та деревня была. Улочка да пара десятков домов. Стучался солдат в каждый дом, но никто ему дверь не открыл. Занавески в домах задернуты, ворота закрыты. Не мог не заметить солдат, что дома-то при этом ухоженные, не сказать, чтоб покинутые были. Смотрит поверх забора - огороды выполоты, кусты острижены.

На окраине деревни нашел солдат домик с большим крыльцом. Это, значит, администрация местная. Там еще табличка висела, прямо у входа, но солдат ее сразу и не заметил. Давай стучать в дверь, а ему никто не отвечает. Дерни он тогда за ручку, то сразу бы понял, что дверь не заперта.

Сел он на крыльцо, закурил. Вещмешок свой по крыльцу разбросал. Сидит, молчит и слушает. Во всей деревне ни звука. Только птичка иногда пролетит и та, вдалеке. Собрался уже солдат дальше идти, как дверь позади него отворилась. Уж не ясно почему. Толи ветерок шальной, толи еще чего, но дом тот решил впустить его. Прошел служивый внутрь и видит там стол накрыт со всякими яствами. Посреди стола кувшин с вином стоит. Походил солдат вокруг стола, подивился убранством дома и вкусностями всякими, но не есть ни пить не решился. Не положено, значит, без приглашения чужое брать.

Вскоре и ночь наступила. Луна поднялась в небо и висела над деревней большим белёсым блюдцем. Ярко тогда она светила. Видит солдат, что начали в домах ставни открываться, а ворота отворятся. Из дворов начали люди выходить. Да вот только вовсе не люди это были, но служивый не знал. Смотрел как завороженный. Благо, не приметили его сразу. 

Глянь, а там девчушка в белом платьице вышла. Красивая, белокурая. За ней бабка с метлой идет, да все дорогу метет. Мужики стали выходить в косоворотках. Все деловитые с косами и другими разными инструментами. Появилась и телега, груженная невесть чем. Извозчик склонившийся над вожжами. Кепка на глаза надвинута. Конь несется во весь опор через улочку, а деревенские ему рукой машут. 

Смотрит солдат и диву дается. Лошадь как будто и не скачет вовсе, а скользит по земле - едва копытами задевает. Из-под колес ни камушка, ни пылинки не летит. 

И все бы ничего. Однако, как только лошадь с солдатом поравнялась, то встала как вкопанная. Стоит копытом бьет и фыркает, а извозчик медленно голову к служивому поворачивает и замирает. Видит солдат, что деревенские к нему идут всем скопом. Галдят как на базаре, каждый о своем и поочередно в его сторону персты кидают.

Испугался солдат, занервничал. Зашел в хату, изнутри дверь на защелку запер. Нашел лестницу на чердак и спрятался в углу за старым тряпьем. Пахло там странно. Не то, чтобы стоял какой-то затхлый неприятный запах, но так, словно кто-то терпкого сиреневого бальзама налил. 

Сидит солдат, прислушивается. Местные в дверь начали тарабанить. Долбят так, что уши закладывает. Потом стихло все. Служивый уже хотел вылезать из своего убежища, когда со всех сторон еще пуще застучали. Настойчивее что ли. Стучали в те же двери, в окна и в стены. Сотни рук, больших и маленьких. Вскоре кто-то дверь выломал. Она с грохотом упала внутрь дома. По дому застучали ноги.

-  Чую, здесь он! - проговорил старческий голос.

-  Брось, Игнат! Не было тут никого! - отвечал ему женский голос.

-  Прошка не ошибается. Прошка всегда чует людей. Мы хоть и слепые, но нюх у нас отменный! - заверял старик.

-  Совсем из ума выжил, старый? - вклинился голос старухи.

-  Я вам точно говорю! Человек здесь был! - настаивал старик.

-  А ну обшарьте все комнаты. Если же тут и был человек, то найдем мы его.

Долго возились местные в доме. Мебель переворачивали, да посудой гремели. Бабка все деда Игната отчитывала. Мол, не знает, что творит извозчик. Ему бы делом заняться, а он народ баламутит. Тот, впрочем, больше с ней не спорил. Только так по-доброму и обреченно агакал да угукал. В конце концов бабка обвинила его в пьянстве и приказала сворачивать поиски. 

Они ушли. Организованно, по одному выходили из хаты. Дождавшись, когда местные покинули дом, солдат спустился с чердака. Смотрит в окно вслед местным, а они все полупрозрачные. Вроде бы и люди, но не люди. Сквозь них силуэты домов и заборов проглядываются. Шли они каждый по своим делам. Кто-то принялся косить траву, кто-то двор мести, а девочки гнали таких же призрачных гусят пастись. Смеются девчонки, заливаются, как будто живые они, настоящие. Извозчик уселся на телегу, сунул в рот травинку и дернул вожжи. Прошка заржала, радостно приветствуя хозяина, и рванула с места, удаляясь куда-то в неизвестность. На прощание дед повернулся к окну, у которого стоял солдат, и помахал рукой. Показалось, что помахал. Вернее, служивый надеялся, что показалось.

Солдат несколько раз обошел вокруг стола, но еду взять так и не решился. Боязно ему стало. Успокоившись, он поел из своих запасов, пошарил по комодам и сундукам. Отыскал одеяло лоскутное, да подушку перьевую. Стащил все это добро на чердак, да там и заночевал.

Весь следующий день бродил служивый по пустой деревне, обследовал. Во дворы не заходил. Не положено так, без спросу, но в открытые окна заглядывал. Очень ему хотелось узнать, что с призраками днем делается и куда они деваются. Ясно ведь, что в деревне какая-то тайна сокрыта, непостижимая для человека. Угрюмые духи выползали ночью из теней и жили своей странной жизнью вплоть до рассвета. Они должны были напугать солдата до чертиков, прогнать подальше от этих мест или погубить на месте. Солдат, однако, чувствовал, что местные никакие не чудовища, а нечто иное.

Так день прошел, а к вечеру раздобыл солдат в администрации пару книг, да вновь поднялся на чердак. Читал, пока солнце еще светило в треугольное окно, а потом отложил книгу и стал ждать.

Вскоре они появились. Мужики, бабы, дети и их зверье домашнее. Дед Игнат вновь прокатил телегу вдоль улицы и растворился в темноте. На этот раз он даже не притормозил напротив дома, где прятался солдат. Зато ближе к рассвету вернулся. Сел на крыльцо и рядом с собой сверток поставил, да еще и бутыль с молоком. Слышит солдат, а дед бормочет что-то себе под нос. Вроде как сам с собой разговаривает, но имя его (солдата) называет, да утешительные слова говорит.

С первыми лучами солнца извозчик, как водится, исчез. Вновь пропали и все остальные жители.  Остался только сверток, да бутыль с молоком. Солдат легонько пнул сверток, ожидая, что из него что-нибудь выпрыгнет, но ничего не произошло. Сверток как сверток. Развернул его и обнаружил булку свежего хлеба, кубышку домашнего сыра, да головку лука. Поел служивый прямо там же на крыльце, молоком запил. Хорошо стало.

Весь день он опять по деревне шарахался. Кое-где гвоздь прибил, где-то дощечку приладил, ставень поправил. В общем, без дела не остался. Уж очень руки хотелось чем-то занять. У дома, где жила девочка обнаружил, голубя деревянного без крыла. Взял его солдат с собой, да до позднего вечера починял, а опосля вернул на место. Стала игрушка еще краше прежнего. Довольный солдат доел остатки игнатовского дара, да поднялся к себе на чердак.

Ночью услышал он как местные песню запевают. Да так звонко они пели, что солдат не выдержал, прилип к окну и смотрит во все глаза. Глядит, девоньки все нарядные, с длинными косами, идут по улице и платочками машут. Женихов чтоль кликают, али празднуют чего. За девушками ехал Игнат со своей телегой. Сутулый и отрешенный. Будто бы не радовали его все эти песни да пляски. Тем временем голоса приближались к дому, где солдат хоронился. Звучали все звонче, протяжнее, сливаясь в один тягучий мотив. Среди певуний солдат разглядел маленькую кудрявую девчушку, которая радостно скакала меж ними, подняв над головой деревянную птичку. Спустя мгновение ее остановила белолицая матрона и назидательно пригрозила пальцем. Девочка виновато качнула головой, схватилась свободной рукой за рукав матроны. Вместе они затесались в ряды девушек и пропали. Шествие замыкала группа мужиков, которые несли охапки полевых цветов и разбрасывали их вдоль дороги. Вдоволь насмотревшись, солдат отпрянул от окна, лег, да и заснул под завывания девичьих голосов.

Утром на крыльце опять обнаружил солдат сверток с едой и бутыль с молоком свежим. Однако, на этот раз рядом еще и игрушечный заяц безухий лежал. Повертел его солдат, выточил новые уши и приладил, потом еще крышу в администрации той починил.

Так прошел второй день, потом и третий, и четвертый, а затем и целая неделя. За ней вторая. Понравилось солдату такая жизнь в деревне с призраками. Они его не трогают, он им не мешает. Поесть попить извозчик Игнат исправно приносил. Складывал на крыльцо, что починять надобно, да пропадал. Без дела солдат не сидел. Показалось ему, что обрел он долгожданный покой в душе и решился местным показаться, рассказать им обо всем. 

Вышел солдат ночью к призракам, идет к ним навстречу, а они никак не реагируют. Как будто и положено так. Как будто и не переполошились местные, когда Прошка впервые его учуял. Некоторые даже здороваются с ним, и все норовят узнать, все ли у него хорошо. Знакомая уже девчушка из двора выскочила и прямо к нему на шею прыгнула. Обнимает его, в щеки целует. Вернулся, говорит, папенька мой, а то заждалась родненького. Ошалел тогда солдат от этого. Девчонку аккуратно с шеи снял, да на землю поставил. Отчего, думает, это его местные за своего приняли. Не поймет. Потом, как глянет на свои руки, а сквозь них землю видать. Ощупал себя солдат, вроде бы все на месте, но все поменялось. Стал он, значит, весь просвечивать.

Оказалось, что пока таился он на чердаке, да бродил по пустой деревне, сам пропадать стал и растворяться. Исчезла вся его оболочка человеческая и в бесплодный дух переродился. Так растерял он себя, оставшись среди призраков. Пытался он после этого деревню покинуть, но каждый раз возвращался к началу улицы той, где администрация стояла.
Хотел он даже с Игнатом поехать, но старый извозчик ему отказал. Раньше срока, мол, не велено. Остался служивый жить в этой деревне, да за дочкой приглядывать.

-  Ну и история! - восторгался я. - Это что получается умер солдат там? По-настоящему умер?

Дед на коленях собирал пожитки в свой вещмешок.

-  В какой-то степени умер. Да, ты не стой столбом помоги мне вещи собрать, а я тебе потом все растолкую, коли не понял.

Я торопливо соскочил с бревна и принялся помогать дедушке.

-  Вопросов-то сколько осталось! Что с извозчиком-то за тайна? Чего возил он, а дед? Расскажи, - не унимался я.

Дедушка раскладывал по карманам вещмешка походную посуду и даже не удосужился повернуться.

-  Как-нибудь расскажу, а может и сам поймешь со временем. Поторопился бы ты, Димка. Нам еще долгий путь предстоит. 

П.С.
Уважаемый читатель, за прошедшее время в моей жизни произошло ряд событий, которые несколько меня потрясли и я просто не мог ничего делать, кроме как пытаться как-то привести все в порядок. Мог бы рассказать об этом, но не буду. Не для этого этот канал.
Спасибо тебе, что поддерживал меня несмотря ни на что ;). Это все очень помогло мне вернуться и продолжить. Большую часть того, что я выложу в ближайшее время, я написал за новогодние праздники. Однако, приходится к этому возвращаться и редактировать. Причем неоднократно. Вроде бы с первого взгляда все гладко, а потом возвращаюсь через пару дней... и "о майн Гот" здесь "туфлей" вместо "туфель", а вон там запятой нет. Там еще можно описание добавить и т.д. Видать, работу над ошибками можно вести бесконечно или дать тексту хорошенько отлежаться. Выложу то, что уже отредактировал. Думаю, вы потом все найдете и сможете подсказать. В конце концов, мне нужно понять, понравится ли тебе то, в каком направлении движется повесть. 

Ч.1, Ч.2, Ч.3

Я в ужасе смотрел на подходящего ко мне Салливана. Вот и все, Генри, пришел твой конец. Никогда ты не увидишь свою невесту и родителей. Я постарался сохранять невозмутимость на лице и встретить смерть как подобает англичанину.

А Салливан вдруг сделал нечто весьма неожиданное. Ухмыльнувшись еще шире, и, не выпуская из рук ножа, он вдруг приложил палец к губам. Затем подошел ко мне и разрезал веревки. Я, не веря своим глазам, начал растирать затекшие члены. Салливан вышел на минуту из каюты и затащил в нее матроса Джонса. Тот, судя по всему, был оглушен. Затем Салливан прошептал:

-Не бойтесь, господин доктор, я ваш друг. Давайте-ка его свяжем, и положим на ваше место. Еще надо одеть его в ваш колет, а вы наденьте его одежду.

Мы так и сделали, а затем Салливан поманил меня за собой. Осторожно ступая по нижней палубе, мы прокрались в каюту Филипса. Внутри горел фонарь, а мой друг, связанный, лежал на койке. Его лицо было покрыто синяками, но выглядел он весьма бодро. Филипс нетерпеливо сказал:

-Салливан, развяжите меня скорей, и рассказывайте.

Салливан так и сделал.

-Ну что, мистер Филипс, шкипер, его прихлебатель Келли, и еще два матроса, которых он приблизил к себе, сидят в салоне, и, вроде бы, пьют ром. Я осторожненько поспрашивал ребят, что они обо всем кумекают. Все удивляются, с чего бы вдруг шкипер вас арестовал. Некоторые печалятся, что, если капитан помер, а вы арестованы, кто же им заплатит жалование. Потом я сказал этому олуху, Фландерсу, что пришел его сменить у вас на страже. Доложился вам, и пошел за доктором, вот и все.

Филипс кивнул, и сказал:

-Давайте теперь думать, что же нам делать. Поразмыслите и выскажитесь.

Мы все дружно напрягали мозги, но, сколько я ни думал, ничего на ум не приходило. Судя по лицу Салливана, у него было ровно то же самое. В чем мы и признались мистеру Филипсу спустя минут пять.

-Ясно. А я вот кое-что придумал. Бывает, что огонь пускают против огня. Мы побьем мистера Грея его же оружием – страхом. Салливан, вы должны как можно осторожнее пробраться в каюту капитана. Если дверь закрыта, взломайте. Там, в шкафу, вы возьмете одежду капитана. В шкафу же есть неприметная дверца, тайное отделение. Вы возьмете оттуда столько пистолетов, сколько там есть, порох и пули. Затем вы вернетесь сюда. Вот, возьмите потайной фонарь, и желаю вам удачи!

Салливан вышел. Я вопросительно воззрился на Филипса. Он, видя мое недоумение, принялся объяснять.

-Салливан мой человек еще с Англии. Я попросил капитана взять его на корабль. Думаете, если шкипер завербовал кого-то из команды, я не мог сделать подобного?

-А Келли? Почему он предал нас и служит шкиперу? - спросил я.

-Откуда я знаю, - пожал плечами Филипс, – сошлись на общей религии, ведь Келли ирландец. Или на любви того к золоту. Да и кто сказал, что Келли не человек Грея уже давно?

-Каков же ваш план, мистер Филипс, - в нетерпении воскликнул я.

-Скоро сами увидите.

Вскорости вернулся Салливан, он тащил в руках ворох одежды и несколько пистолетов. Филипс принялся рыться в своем сундуке, вынимая оттуда разные странные предметы. Наконец, он извлек краски в баночках, что-то вроде дамских румян и белил, только более разнообразные в цвете.

-Итак, начнем с наших физиономий.

С этими словами Филипс, стоя перед зеркалом, стал разными подушечками наносить на лицо краски. Мало-помалу лицо Филипса стало багрового цвета. После он надел капитанский колет, засунул под него несколько тряпок, водрузил на голову шляпу капитана и повернулся ко мне. Я вздрогнул. В полутемном помещении его запросто можно было принять за покойного мистера Смита.

-Теперь ваша очередь, юноша.

Он раскрасил и мое лицо. Я взглянул в зеркало. Моя физиономия приняла синюшный цвет. Вкупе с матросской одеждой Джонса, меня можно было принять за удавленного Адамса. После этого всего Филипс сказал:

-План простой. Как можно тише подкрадываемся к салону и неожиданно врываемся туда. Есть надежда, что наш маскарад введет в ступор хотя бы матросов, которые не знают истинной подоплеки. Я беру на себя шкипера, а вы должны обезвредить Келли. Салливан, вы входите последним, и должны убить любого другого, кто пожелает сопротивляться.

Мы крались в полутьме по нижней палубе. Вот и дверь салона. Свет выбивался из щели. Изнутри раздавались возбужденные голоса, кто-то пытался и не мог затянуть матросскую песню. Меня била крупная дрожь. В следующую минуту я мог быть уже мертвым. Филипс оглянулся на меня и кивнул головой. А затем начал красться к двери. Наконец он взялся за ручку.

В следующие несколько минут события были настолько быстрыми, что я их помню только смутно. Филипс рванул дверь на себя и, заорав, заскочил в салон. Следом это сделал я. Салон был ярко освещен, наши противники сидели за столом. Двое матросов совершенно окаменели, впрочем, как и Келли. Лишь шкипер сделал движение выхватить пистолет, но Филипс немедленно всадил ему пулю в грудь. Я же в упор раздробил череп Келли, хотя большой нужды, признаюсь, в этом не было.

Филипс повернулся к двоим оставшимся матросам и прорычал:

-Только дернитесь, отправитесь за этими двумя!

Один из матросов вдруг страшно побледнел и со стуком упал на пол. Второй сидел с выпученными глазами и отвисшей челюстью. Мы быстро связали обоих их же поясами. Затем Филипс оглянулся на стоящего в дверях Салливана и сказал:

-Вытащите из каюты этих двоих. Затем идите, и успокойте экипаж, объясните им в общих чертах. Утром я разъясню команде подробнее.

Мы с Салливаном вдвоем выволокли связанных матросов за дверь.

-А теперь расспросим мистера Грея, - сказал Филипс.

Шкипер, хрипя, лежал на полу. По его груди расплывалось огромное красное пятно. Жить ему оставалось, судя по всему, недолго. Филипс с усилием приподнял его и прислонил к койке. Затем сел на стул напротив, закинув ногу на ногу, и спросил:

-Итак, мистер Грей, или как вас там, я могу оказать вам услугу. Дать вам спокойно умереть, без мучений. Я даже обязуюсь попросить другого нашего ирландца прочитать над вами отходную молитву. В обмен на услугу мне. Вы будете со мной откровенны. Зачем вы все это затеяли?

Шкипер, переводя дух, ответил:

-Потому что…я ненавижу вас, проклятых еретиков. Потому что ваш Дрейк…убивал ни в чем не повинных наших колонистов. Потому что эта рыжая выдра, ваша Елизавета… его покрывала, и делала вид, что ничего не знает. Королева-девственница. Хотел бы я знать…в каком месте у нее девственность.

Филипс поморщился и сказал:

-Мистер Грей, мы же оба мастера своего дела, хоть и служим разным правителям, и должны уважать противника. Так что обойдемся без ненужного пафоса. Зачем вы сели с нами на корабль?

-Узнал…о секретной экспедиции в Америку и решил…разобраться на месте.

-Увидев бумаги, сообразили об их ценности, и решили завладеть ими, сыграв на суеверности экипажа. И убили для этого трех человек.

-Двоих. Первого…я не убивал. Он только…подал мне мысль.

-Признаться, звучит неожиданно. Я был уверен, что это вы спровадили его за борт. Неважно. У вас есть какая-нибудь бумага, подтверждающая, что вы испанский лазутчик?

-У меня в сундуке. Подавитесь…и дайте…помереть спокойно, - шкипер закрыл глаза.

Он протянул еще час. За это время вернулся Салливан и сказал, что экипаж, хотя и очень удивлен, но спокоен. Однако, на всякий случай, мы легли спать в салоне, заперев дверь и с пистолетами под боком.

2 июля

Филипс показал команде бумагу шкипера, из которой ясно следовало, что он был на службе у испанского правительства. Матросы нам поверили. Восстановив порядок на корабле, мы, однако, оказались в неприятном положении. На борту не осталось офицеров, способных к навигации. Пришлось, действительно, кое-как продвигаться к Карибам, в надежде, что с испанцами удастся договориться, и нанять подходящего человека. Однако неожиданным образом, все устроилось как нельзя лучше. Через день мы встретили английский военный корабль и просигнализировали ему. Филипс поговорил с офицером, который посетил наш корабль, показал ему кое-какие бумаги, и к нам прислали хороших шкипера и боцмана, а также, для окончательного успокоения команды, священника.

***

Мы сидели в каюте Филипса и попивали вино. Филипс после долгого молчания сказал мне:

-Я знаю, Джеймс, что вы все-таки огорчены, что ничего, кроме жалования не заработаете в нашей экспедиции, а ведь вам нужны деньги, чтобы жениться. Что вы намерены делать?

-Наверное, завербуюсь на торговец, или капер, и попытаю счастья еще раз.

-Я могу вам помочь. У меня есть кое-какие связи, и я могу устроить вас на теплое местечко.

-В таком случае, может быть, я…смогу работать с вами, мистер Филипс?

Филипс снова надолго замолчал.

-Я не уверен, что хочу этого. Вы порядочный, неиспорченный молодой человек. А я вечно играю в очень грязные игры. Давайте-ка я вам кое-что расскажу.

Уолтер Рэли раздобыл немало бумаг, способных погубить его врагов. Там письма, расписки, счета. Есть даже личные письма Уолсингема и Елизаветы. Случилось так, что он ожидал обыска в своем особняке и не нашел ничего лучшего, чем отдать бумаги своему другу, Уайту, который как раз отплывал в Америку. Когда Уайт вернулся, Уолсингем, не знаю уж как, пронюхал о бумагах, и сделал все, чтобы Уайт как можно дольше не получил корабля, чтобы вернуться в Америку. Заодно, этим он вставлял палки в колеса великим планам Рэли по обустройству колонии. Жизни сотни людей в колонии стали разменной монетой в борьбе сильных мира сего. Уолсингем умер, но несколько могущественных людей послали меня, дабы я успел раньше Уайта и забрал бумаги. Я исполню свою миссию, но, наверняка, наживу могущественного врага в лице Рэли. Понимаете теперь, почему я не хочу, чтобы вы в это впутывались.

***

Мы стояли на палубе и наблюдали, как приближаются берега нашей родины. Все, слава Господу, закончилось. Но все ли?

Авторское послесловие

Как-то решил я, что неплохо бы сочинить морской хоррор в историческом антураже. Тема быстро подыскалась - исчезновение колонии Роанок, подлинная история, в США не менее популярная, чем у нас перевал Дятлова. Возникла идея, пусть кто-нибудь сплавает туда раньше губернатора Уайта. Сразу возникла идея писать от лица судового врача - идеальный рассказчик. А почему эти люди ничего потом никому не рассказали, что-нибудь придумаем. Впрочем, даже придумал. Время действия - елизаветинская Англия, что может быть лучше. Пока расширял свои знания об эпохе, вспомнил историю с заговором Бабингтона в контексте криптографии, и не удержался, впихнул в рассказ, ибо история зачетная. Да, этим утяжелил повествование, признаю. А кто может рассказывать о подобном? Человек причастный. А кто причастный? Так возникла идея посадить на корабль этакого Шерлока Холмса 16 века, поначалу как хулиганство. Не столько сыщика, сколько шпиона, история продиктовала. И вот возник Томас Филипс(реальный Томас Фелипес, кстати, расколол шифр Бабингтона). И тут вдруг он начал бодро тянуть на себя одеяло. Какая там мистика, рациональный мистер Филипс смотрел на нее как на мьерда. Какое там таинственное исчезновение, Филипс осмотрел улики(вполне реальные), и сделал выводы. И все превратилось в шпионско-приключенческую драму. Налет хоррора, как мог, сохранил.

Дорогие читатели, не испортил ли повесть переход от исторического повествования с подробными экскурсами к бодрому экшну? Хотели бы вы встретиться с героями еще раз?

P.S. Все шпионские игры Уолсингема и криптография 16 века вполне аутентичны. С морскими делами, да, здесь я не силен.

Ч.1

Ч.2

***

Раздался грохот, и закричали люди. Я открыл глаза. Несколько индейцев, в том числе и те, кто в нас целился, корчились на земле. Остальные убегали, лишь еще трое стояли, сжимая оружие в руках с испуганными и яростными лицами, готовились сражаться. А из леса выбежали матросы и впереди, сияя кирасой и сжимая в руках меч, бежал Филипс. Они быстро перерубили индейцев, лишь один из них умудрился ударить по голове каменным топориком Джонса.

Филипс и другие быстро перерезали нам веревки, пока остальные перезарядили мушкеты и держали на прицеле округу. Но стрелять было не в кого.

-Слава Господу, мы успели! Когда я вернулся с корабля и узнал у мистера Грея, что вы еще не вернулись, я немедленно организовал поисковый отряд. Благо, пригодилась карта губернатора, которую мы нашли в сундуке. Все это были его вещи. Там отмечена индейская деревня. Само Провидение подало мне мысль искать вас тут.

Он оглянулся вокруг, и подошел к убитым и раненым индейцам. Среди них лежал и старик, который командовал дикарями. Тот лежал и шипел в бессильной ненависти. В животе у него зияла рана.

Я крикнул:

-Кажется, это их предводитель!

Филипс вынул из-за пояса пистолет и прицелился в старика. Потом убрал его, видимо решив, что дикарь сам отойдет.

Затем он повернулся к матросам и сухо промолвил:

-Сжечь все.

Мы двинулись в форт.

***

Мы добрались до форта на закате дня. Я сразу принялся помогать раненым. Рана на бедре Эндрюса оказалась не такой страшной. Я ее зашил и заново перевязал. Дай Бог, нагноения не будет. С Мерфи было труднее. Тому становилось все хуже, он почти не приходил в сознание.

Спускались сумерки. Мы ожидали нападения индейцев и держали мушкеты заряженными.

Вдруг дозорный с бастиона крикнул «индейцы!». Мы влезли на приступки стен. Действительно, из зарослей показалась небольшая группа дикарей. Двое впереди идущих волокли под руки знакомого нам старика. Не дойдя ярдов тридцать до нас, индейцы остановились. Войны отошли от старика, и тот, шатаясь, продолжил стоять.

Старик несколько минут что-то говорил, постепенно возвышая голос. Несмотря на то, что он еле держался на ногах, голос старика был угрожающим и зловещим. Наконец, он трижды прокричал «кроатон». А затем, вытащив из-за спины знакомый нам нож, перерезал себе глотку.

Дикари после этого, не оглядываясь, побежали в лес. Мы остолбенели, и никто даже не попытался стрелять в них. Тело, залитое кровью, лежало под стенами, и все долго не могли оторвать от него взгляд.

***

Прошло еще часа три. Мы кое-как подкрепились сухарями. Люди начали укладываться спать. Я никак не мог отойти от событий сего бурного дня, и мне не спалось. Да и за раненными нужен был присмотр.

Мерфи застонал. Он пришел в сознание. Я подошел, и попытался ему помочь, хотя при ударах по голове часто помощь врача ограничивается ожиданием благоприятного исхода. Я протер лицо Мерфи мокрым платком. Он смотрел на меня, пытаясь что-то сказать. Затем моряк схватил меня за руку и проговорил с трудом:

– Черный человек…Вот почему…

Он задрожал и впал в агонию. Через полчаса матрос умер. Прочитав над ним молитву, я подумал, что силы мои почти истощены, и мне нужен сон.

Я проснулся от криков. Вскочив, я схватил ближайшего матроса за плечо и громко спросил, что происходит. Он, глядя на меня расширенными глазами, сказал:

-Сами послушайте!

И в следующее мгновенье я услышал. Леденящий душу не то вой, не то рев, пронесся над округой. Не то, что нечеловеческий, но я даже не смог представить себе существа, издающее подобное. Мне очень захотелось немедленно оказаться на корабле, а лучше в Англии.

Когда вой окончился, мы все растерянно смотрели друг на друга. И только один человек внешне был спокоен. Мистер Филипс несколько напряженно усмехнулся и сказал:

-Друзья, не бойтесь, наверняка это проделки наших «приятелей» - индейцев. Может, они дуют в большие деревянные трубы, может, что-то иное. Я слышал о таком.

Однако, это мало кого успокоило. До рассвета никто не сомкнул глаз. Мы без аппетита позавтракали. Сразу после еды к Филипсу подошел один из матросов и, не поднимая глаз сказал:

-Мы тут с ребятами обсудили. Убираться отсюда надо. Мы не трусы, был бы это бой или буря, все в руках Божиих. Но с дьявольскими силами никто дела иметь не хочет, - матрос помолчал и прибавил очень тихо. – Лучше бы вам согласиться, мало ли что может случиться.

Филипс пропустил мимо ушей намек на угрозу и задумался. Наконец, он сказал:

-Действительно, миссия наша выполнена. Поселенцам мы ничем помочь не можем. Пусть со всем этим разбирается Уайт, когда прибудет сюда, - он возвысил голос и продолжил:

-Уничтожить все следы нашего пребывания здесь.

Мы вновь зарыли сундуки с вещами губернатора, собрали и закопали мусор. Несчастного Мерфи мы похоронили далеко за оградой. Труднее всего было со стариком, никто не хотел к нему прикасаться. Наконец, после долгих понуканий два матроса сволокли труп старика в ближайшее болото. Можно было возвращаться.

***

Итак, мы снова на корабле. Можно успокоиться и с нетерпением ждать возвращения домой. Признаться, моя тяга к приключениям изрядно уменьшилась. Но приятно воображать, как я буду пересказывать все эти ужасы Джейн и друзьям!

22 июня

Два дня идем под хорошим ветром. Все люди, кроме двух раненых, здоровы и веселы, и предвкушают возвращение на Родину и солидную прибавку к жалованию, которую пообещал мистер Филипс.

Сегодня за завтраком, пользуясь тем, что мы были с Филипсом одни, я спросил его, куда, по его мнению, все-таки делись поселенцы.

-Наиболее вероятно, что они переселились на материк. То, что мы увидели, исключает нападение, - ответил Филипс.

-А что означает надпись «кроатон»?

-Этого я не знаю, - признался Филипс. – Но судя по созвучию с названием Роанок, это какое-то индейское слово, скорее всего название.

-А вы не думаете, что индейцы могут быть причастны к исчезновению, но не нападением, а…как то иначе? – несколько смущенно спросил я.

-Вы имеете в виду индейское проклятье, духи, дьяволы и прочее? – ответил Филипс.

-Хм, да, что-то такое я и имею в виду, - еще более смущенно проговорил я.

Филипс серьезно посмотрел на меня и сказал:

-Я не верю в дьявольские происки. И вам не советую. Выбросьте эту чушь из головы.

23 июня

Утром в салоне я узнал крайне неприятную и странную новость.

Сегодня с вахты исчез матрос Коутс. Его напарник отошел по нужде, а когда вернулся, того уже не было. Погода была совершенно спокойной, его не смыло волной, он просто исчез. Напарник обежал весь корабль, сообщил вахтенному офицеру, Грею, о происшествии, и те вдвоем тщательно осмотрели палубу и оглядели водное пространство. Утром обыскали весь корабль. Никаких следов.

В обед капитан, шкипер, Филипс и я собрались в салоне. Конечно, речь зашла о ночном происшествии. Первым высказался шкипер. Он оглядел нас темными глазами, поглаживая бороду и коротко бросил:

-Самоубийство.

Но почему? – спросил Филипс.

Шкипер пожал плечами.

Я еще не описывал капитана. Это грузный мужчина лет пятидесяти, с красным лицом, выдающим наклонность к выпивке. Капитан сказал:

-Бывает так иногда. Море зовет. Человек всматривается в воду подолгу, перегибается через борт, а потом плюх, и в воду. В башке что-то делается.

-Да, в море всякое бывает, - уклончиво сказал Филипс, и не сказал больше ничего.

Я тоже промолчал, и лишь подумал, что странно, что никто не сказал о возможном злодеянии. Или о происках злых сил.

Капитан обратился к шкиперу:

-Пойдемте, мистер Грей, помянем покойного.

Они вышли, а мы с Филипсом посидели в молчании и тоже вскорости разошлись по своим делам.

24 июня

Я проснулся от топота на палубе и криков. Быстро одевшись, я поднялся наверх. На палубе стояли кучки матросов и испуганно перешептывались. Я подошел к одной кучке и спросил в чем дело. Один из них молча махнул в сторону юта.

Я прошел туда. Возле борта стояли оба офицера, Филипс и несколько матросов. Я протиснулся мимо них. Бог ты мой! Прислонившись к борту, сидел мертвый матрос Адамс. Его посиневшее лицо было ужасным. Филипс обернулся ко мне и сказал:

-Хорошо, что вы уже здесь, Джеймс, внимательно осмотрите Адамса и скажите, как по-вашему, отчего он умер.

Я присел на корточки, и внимательно оглядел труп. Внешних повреждений, следов крови нет. Что я знаю о причинах subita morte (внезапная смерть)? Я посмотрел на Филипса, и сказал:

-Нужно осмотреть тело под одеждой. Пока рискну предположить, что у него был апоплексический удар. Или он умер от сильного потрясения.

Рядом на корточки опустился Филипс и, отогнув воротник, внимательно осмотрел шею умершего. Потом достал из кошеля на поясе круглое стекло и зачем-то снова посмотрел на шею сквозь него. Он помолчал, глубоко вздохнул и выпрямился. Потом без выражения сказал:

-Ничего не могу понять. Никаких следов.

Телесный осмотр ничего нового не выявил. Вечером матроса зашили в мешковину, сунув в ноги ядро, и после короткой молитвы бросили за борт.

Перед сном я зашел в каюту к Филипсу по его просьбе. Он сидел на койке, потягивая вино и о чем-то напряженно думал. Я спросил его, что он все-таки думает о происшествии.

-Если у меня и есть подозрения, то они совершенно беспочвенные. Единственное о чем я вас хочу попросить, будьте сугубо осторожны. Ни в коем случае не выходите ночью. У вас есть пистолет?

Я отрицательно покачал головой. Он достал из сундука пистолет.

-Возьмите вот этот. Умеете обращаться с колесцовым замком?

Я снова покачал головой, и Филипс показал мне, как это делать.

25 июня

Я все время не могу выбросить лицо мертвого матроса из головы. Мы столкнулись с чем-то, что человеческий разум не может понять.

Не в силах сидеть в каюте или в салоне, я слонялся по кораблю. На палубе тут и там стояли кучки матросов, явно пренебрегающих работой. Они негромко разговаривали, но когда я подходил ближе, наступала тишина.

Я вернулся в салон. Там было все наше маленькое светское общество, капитан, шкипер и Филипс. Первые два выпивали ром, Филипс читал, но временами окидывал офицеров внимательными взглядами.

В дверь постучали. На пороге переминались с ноги на ногу два матроса. Один, держа шапку в руках и смотря в пол, начал свою речь:

Господин капитан, мы тут с ребятами говорили…Нам бы не сразу в Англию. На Карибы надо. Священник нужен. Корабль освятить. Все ребята боятся. Пираты там, или буря, мы не боимся. Но тут. Проклял нас этот дьявол, старик дикарь-то. Провизии опять-таки мало.

Капитан поднял на них тяжелый взгляд и зарычал:

-Не вашего ума дела, куда плыть. «Кошки» давно не пробовали? Пошли вон!

Матросы переглянулись, извинились и вышли.

-Совсем обнаглели, рыбий корм – капитан перевел осоловелый взгляд на штурмана. – Мистер Грей, пойдемте ко мне, угощу вас горькой настойкой.

Я спросил у Филипса, погруженного в чтение:

-Сколько правды в словах матросов, как вы думаете? Неужели, и правда, нас проклял индеец?

Филипс поднял на меня глаза.

-За всю мою жизнь я видел вред только от людей, а не от духов. Выкиньте эту чушь из головы. И соблюдайте мои рекомендации об осторожности. Можете еще побольше молиться и креститься, если вас это успокоит.

29 июня

Страшные события случились в эти дни, и я удивляюсь, каким чудом я остался жив!

Вернувшись в свою каюту, я запер дверь и долго не мог уснуть. Наконец, я постепенно задремал. Очнулся я от того, что понял, дверь не заперта и за ней кто-то стоит. Я со страхом смотрел на дверь. Она начала приоткрываться и в дверь шагнул человек. Это был умерший матрос с посиневшим лицом. Он смотрел на меня красными глазами. Я не мог пошевельнуть и мускулом. Мертвец прошептал: «кроатон».

В следующий миг я очнулся и с облегчением понял, что это был всего лишь сон. Второй раз я проснулся оттого, что кто-то требовательно стучал в дверь. Я, держа в руке пистолет, отворил. На пороге стоял Филипс. Он был крайне взволнован.

-Капитан мертв! Пойдемте со мной и спрячьте пистолет за пояс.

Повсюду слышался топот и крики матросов. Филипс сказал:

-Матросы все уже знают, и это очень нехорошо.

Мы прошли в каюту капитана. Я в ней редко бывал, она меня всегда поражала огромной, по сравнению с нашей, роскошью. Каюта была просторной, там стояла хорошо сделанная мебель, а на стене даже висела картина. Но вся эта роскошь была теперь хозяину ни к чему. Капитан лежал на полу с совершенно багровым, искаженным лицом.

Филипс внимательно осмотрел каюту. Его внимание привлек серебряный кубок, стоявший на столике. Он взял его, понюхал и с отвращением отбросил от себя. Затем Филипс опустился на капитанскую кровать.

-Так я и думал! – он пристально посмотрел на меня и начал говорить. – Слушайте меня очень внимательно, юноша и не перебивайте. Объяснюсь очень кратко, детали потом. Все три смерти это убийства. Смерть второго матроса не имеет отношения к медицине. Он удавлен гарротой.

-Что это такое? – удивленно спросил я.

-Испанское орудие казни и излюбленное оружие наемных убийц. Неважно, объясню позже. Капитан отравлен. И все это сделано испанским лазутчиком. Только что я понял, кто это. И сейчас мы идем его арестовывать. Приготовьте пистолет и будьте начеку.

В голове у меня все мешалось. Что происходит, Небеса и преисподняя!

***

Мы нашли шкипера на палубе на юте, возле руля. Филипс подошел к нему с холодной улыбкой, которой я еще не видел на лице моего друга, и спросил:

-Cómo te gusta en nuestro barco, señor .. Gris?

Шкипер дернулся и побледнел, но быстро овладел собой.

-С чего вам захотелось поговорить со мной по-испански, мистер Филипс?-хладнокровно ответил он.

-С того, мистер Грей, что, скорее всего, это ваш родной язык, а вы шпион, - не менее хладнокровно ответил мистер Филипс, и наставил на штурмана пистолет. – Поднимите руки, вы арестованы.

-Вот как? – по лицу штурмана пробежала едва заметная усмешка, и он вдруг крикнул, – Измена! Арестовать этих мятежников!

-Я бы посоветовал вам, мистер Филипс, положить пистолет на палубу. Обернитесь, – сказал штурман.

Мы обернулись. За нами стояли два матроса, и со всей решимостью целились в нас из мушкетов. На лице Филипса была крайняя досада, видно было, что он борется с желанием всадить пулю в штурмана. Однако Филипс положил пистолет на палубу. Нас связали и отвели в каюту капитана. Тело самого хозяина было уже убрано оттуда.

Я лежал на полу связанный по рукам и ногам и не мог понять, как же все так стремительно поменялось. Час назад все еще было в порядке, и нате вам! Капитан убит, штурман испанский шпион, мы арестованы и ждем неизвестной судьбы. Прояснить все мог только один человек. Я спросил, стараясь не сорваться на крик:

-Филипс, извольте объяснить, что, черт возьми, происходит!

Филипс, лежащий на койке капитана, тяжело вздохнул и ответил:

-Вы правы, нужно все рассказать. Итак. Я нахожусь на службе Ее Величества. Моя миссия была не столько обследовать состояние колонии, сколько забрать оттуда некий предмет…

-Бумаги в бутылке? – перебил его я.

-Да. Первое убийство я списал на несчастный случай. Со вторым было все ясно. Смерть от гарроты мне хорошо известна. Однако это могло быть сведение счетов. Но ясно было, что убийца человек крайне непростой. Догадка о шпионе уже тогда забрезжила в моем мозгу, но доказательств у меня не было. Я вам не стал ничего говорить, потому что вы, как человек неопытный, могли нас выдать. Когда умер капитан, догадка превратилась в уверенность. Кому понадобилось методично убивать членов команды? Вкупе с нашей миссией это означало шпиона на борту. Но кто шпион? Доказательство было в кубке. Я понюхал его и узнал знакомый яд. А кому было проще всего подлить яд капитану?

-Штурману, конечно! Они постоянно пьянствовали вместе, - в голове у меня прояснилось. – Но зачем он убивал?

-Штурману были нужны бумаги. Но как их у меня изъять? Если он их выкрадет, так я подниму шум и перерою весь корабль. Открыто забрать нельзя, я фактический руководитель экспедиции, и капитан, конечно, на моей стороне. И тогда штурман с дьявольской хитростью воспользовался страхом матросов перед индейским проклятьем. Что могло подогреть суеверный страх? Конечно же, таинственные смерти. Он вырубил и бросил за борт первого матроса. Потом задушил второго. И добился своей цели. Матросы были в панике. Один из них, несомненно, сообщник штурмана, искусно подогревал и направлял в нужное русло настроения команды.

Примерно так я окончательно восстановил картину, когда убедился, что капитан отравлен. И решил незамедлительно действовать. К сожалению, я не предусмотрел влияние штурмана на команду, за что и поплатился. И вы со мной. Не печальтесь, юноша, как-нибудь выкрутимся, не в таких передрягах бывали.

Меня слова Филипса утешили слабо, и я впал в тоску. Так прошло некоторое время. Вдруг дверь каюты распахнулась, и в каюту вошел штурман.

-Ну что, не в меру догадливый, мистер Филипс? Может, догадаетесь тогда, что мне нужно? Где бумаги?

Мистер Филипс разразился речью, которой я не ожидал от благовоспитанного джентльмена. Кроме обычных английских ругательств там звучали такие слова, как пута, мьерда, каброн.

Шкипер, не дождавшись конца словоизвержения, вынул короткую дубинку и ударил Филипса по колену. Филипс заорал. Глаза штурмана забегали, он выругался. Видимо, дать знать матросам, что он пытает арестованных, в планы штурмана не входило.

Он вышел за дверь и крикнул:

Эй, вы двое, идите сюда! Унести мятежника в его каюту, да не этого, того, черт!

Мистера Филипса унесли, и я остался один. Я все больше погружался в тягостные раздумья. Филипса наверняка будут пытать, и, скорее всего, убьют. Меня, возможно, тоже. Господи, я только начал жить!

Так проходил час за часом. Я почувствовал, как корабль резко поменял курс. Наступила ночь. Меня пока не кормили, и я чувствовал голод, а связанное тело затекло. Вдруг дверь каюты распахнулась, и в нее вошел человек. Его рост заставлял его нагибать голову. Это был Салливан. На его лице появилась зловещая ухмылка, и он вынул нож.

Продолжение следует.

Начало

Часть 2

10 июня

-Вы сказали, Роанок? Но мне это ничего не говорит, мистер Филипс, - вынужден был я признать.

Пройдемте-ка ко мне в каюту, там и поговорим поподробнее – ответил Филипс.

Каюта Филипса была немногим просторнее моей. На столике лежали «Опыты» Монтеня и миниатюра. Это был портрет белокурой женщины с лукавыми глазами. Филипс перехватил мой взгляд и положил на портрет шляпу.

Однако я не смог сдержать любопытства:

-Что за красавица! Кто эта леди?

-Никто. Уже никто, – тускло сказал Филипс. Он мгновение помолчал, затем переменив тон на обычный, спросил:

-Раз вы на этом корабле, юноша и являетесь поклонником Дрейка, вы должны кое-что знать о Новом свете, или Америке, не так ли?

-Ну, это новые земли за океаном, открытые и завоеванные испанцами. Они очень богаты и населены дикарями, – ответил я.

-Дикарями, хм, хм. Что же вы еще о них знаете? – посмотрел на меня, казалось, с неодобрением, Филипс.

-Да почти ничего, - развел руками я. – Ведь испанцы ревностно берегут тайны своих колоний, и у нас почти ничего о них не издается. К тому же, книги дороги…

-Тогда слушайте. Всю историю завоевания Нового света я вам пересказывать не буду, это ни к чему. Мы и французы уже лет пятьдесят как подбираемся к этим землям, но пока почти ничего не выходит. Берега Новой Испании, или Мексики тщательно охраняются папистами. Пока удавалось только вести редкую торговлю или грабеж. Однако к северу от Мексики есть земли, которые испанцев мало интересуют. И вот, сэру Уолтеру Рэли пришла в голову мысль… Кстати, вам известно, кто он такой?

-Конечно! – воскликнул я. - Корсар и поэт, он швырнул свой раззолоченный плащ в грязь, под ноги королевы, когда она переходила улицу. Этот смелый и благородный жест привлек ее внимание. Она его приблизила. Говорят, что его глаза и плечи так поразили Елизавету, что они … - тут я смутился.

-Великосветские сплетни меня не интересуют. Когда он познакомился с Елизаветой, ему было чуть больше тридцати, а ей за пятьдесят, и здесь, хм, его, соглашусь, выдающаяся внешность, могла сыграть свою роль. Неважно, в отличие от прочих фаворитов, он всегда думал не только о своем кошельке, но и о благе государства. И вот, Рэли предложил королеве идею об устройстве английского форпоста в Америке, к северу от испанских владений. Там была основана наша колония, Роанок. Ее вторым губернатором стал Джон Уайт, друг Рэли. В 1587 году он был вынужден покинуть колонию, где оставил свою дочь и маленькую внучку. И три года после этого он не мог получить корабли, чтобы навестить поселение, из-за войны с Испанией, или… по другим причинам. Уайт собирается отплыть через пару недель, насколько я знаю. А мы успеем перед ним навестить колонистов.

-Но зачем? - удивился я.

Филипс помолчал немного и ответил:

-Считайте это ревизией. Мы прибываем на место через несколько дней.

20 июня

Ужасные и таинственные обстоятельства не давали мне долгое время продолжать эти записки. За истекшие дни я чуть было не распростился с жизнью. Да и сейчас, когда я пишу эти строки, мы все еще находимся в руках Господа. Вот как это было.

Мы ступили на берег Нового света 12 июня. Колония расположена на острове Роанок, чьим именем и была названа. Сам остров миль десять в длину, да две в ширину. Доступ к морю загораживала такая дьяволова куча островов и песчаных кос, что наш капитан почти исчерпал свое красноречие, пока мы подошли к острову.

«Альбатрос» стал на якорь в двух лигах от берега. Мы подготовили две шлюпки, в которые сели я, мистер Филипс, шкипер и еще человек десять матросов с необходимым снаряжением. Признаюсь, когда мы сходили на берег, меня охватило волнение, ведь я впервые был в чужой земле, да еще так далеко от дома.

Нам пришлось пройти остров из конца в конец. Природа здесь обильна и климат мягок. Сначала мы долго шли по песчаному пляжу, потом углубились в заросли. Пришлось кое-где прорубаться сквозь растительность. Мы шли около трех часов и все взмокли, под тяжестью оружия и припасов. И вот, один из нас показал вперед.

Сквозь листву виднелось что-то, сделанное явно человеческими руками. Чем ближе мы подходили, тем лучше могли рассмотреть, что это частокол. Толстые бревна, утвержденные в земле и плотно пригнанные, заостренные сверху, в два человеческих роста.

Мы покричали на разные голоса, подали сигнал трубой. В ответ была только тишина. Один из матросов крикнул, что ворота слева. Они были растворены. Мы прошли внутрь. Бог ты мой, форт был совершенно пуст! Ни единой живой души, ни строений, ни вещей. Лишь высокая сорная трава. Изумленные, мы оглядывали двор. Филипс тронул меня за плечо и молча указал рукой. Направо от входа, где кора с бревен была очищена, на высоте груди была вырезана большими заглавными буквами надпись. "Кроатон".

***

Я посмотрел на мистера Филипса, как будто ждал от него, что тот немедленно мне все объяснит. Но Филипс, по всему видать, был в таком же недоумении, что и все остальные. Посовещавшись, Филипс и шкипер решили, что, так как время позднее, единственное, что нам остается, расположиться на ночлег. Все согласились, что заночевать внутри частокола это самое безопасное. Мы разожгли огонь и два матроса состряпали немудрящий ужин. Все мы изрядно устали, однако перед сном я, Филипс и шкипер сели в кружок обсудить положение дел.

Филипс начал:

-Признаться, господа, я не приложу ума, куда могли деться поселенцы.

Шкипер пожал плечами и сказал:

-Ушли.

-Может быть, - сказал Филипс.

-Убиты дикарями, - сказал я.

Филипс хмыкнул:

-Что ж, посмотрим завтра повнимательнее.

Матросы сидели возле костра и негромко переговаривались. Нам были слышны лишь обрывки их разговора. Я встал, разминая ноги, и подошел несколько поближе.

- …говорю тебе, не иначе как. Некрещенная земля тут. Сатане приволье. Вот он их и забрал. – это говорил Фландерс, для которого чужие уши всегда представляли охотную цель.

-Что же он христиан-то забрал, тут язычников навалом, – с усмешкой в голосе сказал другой матрос, Келли, и глотнул из фляги.

-А потому что язычники ему служат, – убежденно ответил Фландерс.

-Тебе Сатана сам объяснил, поди с ним постоянно треплешься! – сказал Келли.

Третий матрос, молчавший весь разговор, чье имя я не сразу вспомнил, Мерфи, вдруг сказал хриплым голосом:

-Я его видел.

-Кого, Вельзельвула с рогами и хвостом? – хохотнул Келли.

Молчун замялся и неохотно продолжил:

-Прошлым годом как-то я стоял собачью вахту, спать хотелось, смерть. Тут вижу, возле фальшборта есть кто-то. Я сначала думал, кто из ребят. Потом сообразил. Никто мимо пройти не мог. Приглядываюсь. Черный такой. Лица не видать. А луна-то полная была. Смотрю на него. И он, видать, на меня смотрит. И тут этот черный на меня рукой показывает. А потом пропал. Никому об этом я еще не выкладывал.

Матросы замолчали. Один из них поднялся с земли и сказал сиплым голосом:

-Заткнитесь ребята, треплетесь хуже баб.

Он прошел мимо меня, покосился, и остановился поодаль, по нужде. Это был Салливан, рослый шотландец, самый, пожалуй, сильный человек на корабле. На меня он всегда производил неприятное впечатление своим вечно злобным выражением лица. Я вернулся к Филипсу и шкиперу. Те молчали, думая каждый о своем.

Вдруг где-то далеко за стеной форта раздался полный тоски крик. Все вскочили, схватившись за мушкеты и напряженно вслушиваясь в темноту.

Минуту спустя Филипс громко сказал чуть насмешливым голосом:

-Не беспокойтесь, господа, сие, вероятно, не более чем местное животное. Давайте спать.

Что мы и сделали, оставив часового.

***

Утром мы встали рано и основательно позавтракали. Филипс предложил мне пройтись по форту и внимательно все осмотреть. Около акра земли было ограждено частоколом по всем правилам фортификации. Частокол был построен в форме треугольника, с бастионами по углам.

Пространство было полностью пустым и заросшим сорной травой. Нет никаких строений. Никаких предметов, привычных для людского поселения. Ни утвари, пусть, разбитой, ни мебели, ничего. Впрочем, покопавшись в траве, мы обнаружили несколько брусков железа и пару заржавленных капканов.

Филипс подошел ко мне:

-Итак, юноша, что вы об этом всем думаете?

-Право слово, у меня нет никаких мыслей. – ответил я.

-Учитесь рассуждать. Вы изучали Аристотелеву логику?

-Да, в колледже, - я откашлялся. "Все люди смертны. Сократ человек. Следовательно, Сократ смертен"

-Так пробуйте применить логику для этого случая.

Я замешкался. Силлогизмы выглядели просто, но как их применять? Да и все это было слишком давно.

- Итак. Проверим вашу версию, что на форт неожиданно напали индейцы. Следовательно? – Филипс посмотрел на меня.

Я задумался. - Тогда, наверное, были бы убитые, следы сражения.

Филипс одобрительно хмыкнул.

-Идите сюда.

Мы зашли в один из бастионов на углах частокола.

Филипс махнул кругом рукой.

-Чего тут нет, Джеймс?

Я промолчал.

-У поселенцев были пушки, я это знаю. Пушек нет. На кой черт индейцам сдались пушки. Индейцы, однако, собрали бы куски железа, которые мы нашли. С металлами у них туговато. Есть еще одна версия. На колонистов могли напасть испанцы. Именно испанцы могли забрать пушки. Но опять же, нет следов боя, – он помолчал. - Теперь пойдемте к воротам.

И он подвел меня к загадочной надписи. "КРОАТОН"

-Вырезана хорошо, старательно. Это говорит о том, что...Что именно?

-Вырезал человек старательный? - спросил я.

Филипс досадливо поморщился.

-Нет, это говорит опять же о спокойной обстановке, без всякой горячки. Но что означает эта проклятая надпись, почему именно ее вырезали? И еще меня одно ставит в тупик. Хорошо, самое разумное, что можно представить, это то, что они ушли сами. Но куда, зачем, не имею никакого понятия.

И Филипс раздраженно заходил по двору форта. Затем он закричал, сзывая матросов.

-Так, любезные, прочешите мне весь двор, чтобы ни одного дюйма не пропустили.

Матросы, ворча, разбрелись по территории.

Филипс добавил:

-Тот, кто найдет что-нибудь важное, получит соверен.

Раздалось несколько гораздо более веселых возгласов. Филипс почесал под колетом.

-А мы с вами, юноша, пойдемте, умоемся. На проклятом корабле мало воды и еще меньше мыла.

Мы пришли на берег ручья. Я разделся первым и с большим удовольствием погрузился в воду. Филипс был в дозоре и держал под рукой оружие. После того, как я помылся, Филипс разделся сам. Я увидел у него на спине и груди несколько шрамов. Да уж, мой друг вел жизнь, явно неполезную для здоровья.

Мы разлеглись на песке и нежились под солнцем.

-Что вы думаете об Америке, Джеймс?

Я ответил, не задумываясь:

- Мы должны заселить эти места для блага Англии и Бога. Здесь полно земли, а у нас много безземельных крестьян. Кроме того, возможно тут есть золото.

- А как насчет местных жителей, как им это понравится? – спросил Филипс с любопытством.

-Они ведь дикари, им пойдет только на пользу, если мы их познакомим с цивилизацией и истинной верой.

Филипс покачал головой:

-Напрасно вы считаете всех индейцев нецивилизованными дикарями. Приходилось читать мне книгу одного испанца, Диаса. Индейцы Мексики были очень развитым народом, они строили великолепные здания, у них были науки и искусства. Но потом пришли испанцы с их жаждой золота и искренним желанием принести истинный свет веры. И убили сотни тысяч.

Фанатики приносят несчастья людям, может больше, чем негодяи. Почему вы думаете, что здесь все пойдет по-другому?

Я ответил, снова не раздумывая:

-Всем известно, что испанцы жестоки и подлы. А мы, англичане, другие. Мы принесем местным народам благо.

-Как знать, как знать…Нужно признать, что после того, как испанцы окрестили всех индейцев, и Папа признал их людьми, к индейцам в Мексике стали относиться гораздо лучше. А у нас, англичан, Папы Римского, авторитета для всех верующих ведь нет. Гренвилл здесь уже отметился, убив множество индейцев из-за кражи кубка. Впрочем, достаточно пустых разговоров, у нас еще много дел, - Филипс поднялся.

Мы вернулись в форт. Один из матросов выбежал навстречу, радостно горланя:

-Сдается мне, мистер Филипс, я заработал свой соверен!

Оказывается, матросы обнаружили полузасыпанный ров и раскопали его. Там они нашли несколько сундуков. Мы открыли их. Внутри были книги и карты, прочие личные вещи, и даже заржавленные доспехи. Матросы и я не нашли для себя ничего любопытного. Филипс же быстро ухватил запыленную бутыль с запечатанным сургучом горлом. На вид, внутри были какие-то бумаги. Филипс потом не выпускал ее из рук, и даже лег спать, уложив бутыль себе под бок. Впервые я видел его столь довольным. Когда же я спросил его, что внутри, он ответил довольно резко, что ничего для меня интересного.

Ночь прошла спокойно. Наутро Филипс сказал мне:

-Джеймс, мне совершенно необходимо вернуться на корабль. Для вас у меня есть очень важное, и, возможно, опасное поручение. Позже вы возьмете Мерфи и Эндрюса и осмотрите окрестности на материке. Постарайтесь найти любые следы колонистов. Будьте очень внимательны и осторожны. Не отходите дальше пары лиг от берега. В случае необходимости стреляйте из мушкета, и мистер Грей - тут он кивнул шкиперу - придет вам на помощь.

Филипс помолчал, что-то, как будто собираясь мне сказать, но потом молча кивнул и зашагал с одним из матросов к берегу, где были наши шлюпки.

***

Мы с матросами надели куртки и шлемы, увешались оружием и тронулись в путь. Признаюсь, первый час я представлял себя героем-корсаром. Но потом жара и труднопроходимые заросли стали вызывать желание бросить доспехи, да и оружие, в кусты. Тем не менее, я старался шагать бодро и подавать пример матросам. Мы старались не слишком терять из вида море. Никаких следов ни поселенцев, ни каких - либо других людей не было и признака. Час шел за часом, доспехи накалились под солнцем, и я, и матросы стали идти все небрежней, закинули мушкеты на плечи, сняли шлемы и даже перестали раздувать фитили. За что и были наказаны.

Из кустов отовсюду на нас кинулись полуголые люди. Эндрюс успел скинуть мушкет с плеча и, не целясь пальнуть в кого-то. Мерфи ударили сзади палицей по голове. Я же, вместо того, чтобы стрелять, пытался драться мушкетом, как дубинкой, затем схватился за палаш, но не успел его выхватить. Множество рук схватило меня, град ударов обрушился на мои бока и голову. Спустя несколько мгновений мы были крепко связаны. Дикари понесли нас куда-то.

Впрочем, вскоре дикари устали и развязали нам ноги, и дальше мы пошли пешком, лишь изредка подбадриваемые тычками копий. Лишь Мерфи они продолжали волочь, судя по всему, он не мог отойти от удара и несколько раз извергал съеденное. Вдали показался частокол, и у меня мелькнула нелепая мысль, что язычники почему-то ведут нас к форту. Однако, чем ближе мы подходили, тем больше я понимал, что ошибся. Частокол был более низким, редким и хуже сделанным, чем наш.

Нас провели в проход между кольями. Внутри стояло несколько строений, что-то вроде навесов. По центру было вкопано четыре столба. У двух наверху были вырезаны отвратительные демоны. Два были лишены украшений. Меня и Эндрюса привязали к последним столбам, Мерфи бросили связанным на землю.

Я, несмотря на страх, надеялся выпутаться, и, даже, с некоторым любопытством, рассматривал наших захватчиков. Я слышал, что индейцы краснокожие, но эти были с темно-коричневой кожей, напоминая сильно загоревших испанцев. Они были голые, за исключением набедренной повязки да ожерелий и браслетов. Волосы их были черные, связанные наверху в пучок. Лица многих были раскрашены черной и белой краской. В руках они держали оружие с каменными наконечниками.

Вдруг дикари завопили, и из-под навеса вышел еще один человек. Когда я его увидел, то покрылся потом. По движениям и фигуре это был старик. Его волосы были склеены какой-то темной массой. Лицо было искусно разрисовано под маску Смерти. На груди у него было нечто вроде кирасы. Только сделанной не из железа, или дерева. Она была сшита из человеческих лиц.

***

По всему было видно, что старик имел над дикарями большую власть. Он говорил с ними свысока, они же с большим уважением отвечали на его слова.

Старик начал говорить что-то, постепенно повышая голос. Остальные язычники отвечали ему нестройными восклицаниями. Наконец, он трижды прокричал слово, которое я не сразу разобрал. Кроатоан.

Он повернулся к нам и вынул из-за пояса каменный нож. Затем начал медленно подходить. Мы, догадываясь к чему идет, дергались в своих путах.

Старик подошел к Эндрюсу, вогнал ему в бедро нож и провернул его в ране. Эндрюс завопил что есть мочи. Старик презрительно выкрикнул несколько слов и остальные дикари захохотали. Старик прервал их взмахом руки и скомандовал что-то. Воины, окружавшие нас, наложили стрелы на луки и подняли их. Я закрыл глаза. Господи, прими наши души. Мама, Джейн!

Продолжение следует

12 мая. Свежий ветер. Прошли с утра 12 лиг.

В год 1590, второго мая мы отбыли из Плимута на корабле «Альбатрос», и было на этом корабле двадцать четыре пушки и двадцать моряков.

Меня зовут Генри Джеймс, я судовой врач. Устроился на корабль по протекции моего дяди. Хотя дядя и отговаривал меня, я настоял на своем. Скоро, очень скоро, этот боров, отец Джейн, перестанет звать меня «клистирной трубкой», и мы наконец-то поженимся! Испанские моря, чудесные берега Индий. Там я стану настоящим мужчиной. Там мне обязательно повезет, я добуду золото и прославлюсь. Ну, а если нет, я могу издать книгу по своим запискам. У нас в Англии до сих пор мало издается книг о Новом свете. На книге я наверняка заработаю состояние и имя.

Однако странным мне кажется то, что о цели нашего плавания я не смог выспросить ни малейшей подробности. Капитан даже запретил писать родным о дате отплытия. Но на это, наверняка, есть важные обстоятельства.

Первые недели плавания вызвали у меня разочарование. В моем воображении до отплытия были соленый ветер, закаленные морские волки вокруг и бои с испанцами.

Вместо этого дрянная еда, подтухшая вода и, конечно, морская болезнь. Неделю я почти ничего не мог есть. Мучила меня и ужасная теснота моей каюты на корме. Хотя грех жаловаться, матросам приходится еще хуже. Я ужаснулся, увидев гораздо большую тесноту их кубриков и то, как они справляют нужду на носу, свешиваясь над волнами.

Капитан, шкипер и я обедаем в салоне. К нам присоединяется мистер Томас Филипс, единственный наш пассажир. Вчера я понял, в какое грубое общество меня занесла Судьба. Речь зашла о возможном столкновении с испанцами. Я разгорячился и стал хвастаться, что брал уроки фехтования. К сему я хотел показать подарок отца, отличный абордажный палаш.

Капитан и шкипер переглянулись и захохотали. Филипс, как мне кажется, с сочувствием посмотрел на меня и сказал:

-Встреча с папистами это последнее, что нам нужно в нашей одиссее. Сколь от нас зависит, мы будем избегать любых встреч. Ежели мы все-таки столкнемся с испанцами, либо пиратами, ваше место, как врача будет возле раненых. Так что палаш оставьте до лучших времен. И я вас уверяю, мистер Джеймс, настоящий бой далеко не так красив, как вам кажется.

Он покачал головой, вздохнул и повторил:

-Нет уж, ничего красивого в бою нет, мистер Джеймс.

Я, оскорбленный и смущенный, удалился в каюту.

17 мая, штиль. Прошли не более лиги.

Заболел животом матрос Коутс. Дал прочищающего.

Шкипер и капитан стоят вахты, или сидят в своих каютах, поэтому в салоне я часто оказываюсь наедине с Филипсом. Поневоле приходится о чем-то говорить.

Мистер Филипс крупный мужчина лет сорока, темноволосый, лицо немного рябовато. Я никак не могу разгадать его. Без сомнения, он хорошо образован. Но когда я его спросил, что он думает о системе Коперника, он ответил, что понятия не имеет, о чем я. Я начал ему объяснять, но он сказал, что ему совершенно все равно, Солнце ли обращается вокруг Земли, или наоборот.

Тогда я сменил тему и спросил его, что он думает о Кристофере Марло. Филипс вскинул на меня взор, очень пристально посмотрел и спросил, что конкретно о мистере Марло меня интересует. Я спросил о пьесе Марло «Тамерлан». Тогда Филипс, как будто бы с облегчением, заявил, что в театр не ходит.

25 мая, видели далеко на SW судно.

Дни на корабле текут спокойно, больных, слава Господу, нет и заняться мне особенно нечем. Я штудирую медицинские трактаты или пишу эти записки. Много времени провожу в салоне.

Мало- помалу мы сблизились Филипсом. Нашлись общие темы для разговора. Он интересовался медициной, анатомией и хирургией. Я скоро обнаружил у него поразительные знания стран и народов. Также он увлекается и деяниями древних, Римлян, Греков и других.

Я постоянно ломал голову, кто он такой, и что за дела у Филипса в Вест-Индии. Коммерсант, плантатор? Он не был похож ни на того, ни на другого. Ставило меня в тупик и его место на корабле. Капитан обращался с большим уважением к Филипсу, а шкипер его откровенно побаивался.

Как-то находясь вдвоем в салоне, мы снова разговорились, и он вдруг остро посмотрев на меня, произнес:

Зря, молодой человек, вы мечтаете разбогатеть в этом плавании. Придется еще подождать жениться. Кстати, как зовут вашу невесту?

Я в остолбенении взглянул на него.

-Но..как?

Филипс улыбнулся и сказал:

-Нет ничего легче. Вы часто бываете в мрачном расположении духа. Какова самая вероятная причина для этого у молодого человека, не обремененного долгами и не нажившего могущественных врагов? Дела сердечные, конечно. Но почему молодой человек расстался с возлюбленной и отправился в рискованную экспедицию? Очевидно, родные девушки против брака, пока юноша не разбогатеет. Ваш, прошу прощения за грубость, небогатый гардероб и кружевной платочек, который вы нюхаете украдкой, довершает картину.

Мне осталось только спросить:

-Значит, как следует заработать, у меня не получится?

-Увы, нет. Наше плавание не несет целью ни торговлю, ни грабеж.

-Но что же тогда? - спросил я.

-А вот этого я вам сказать не могу, - ответил Филипс и погрузился в чтение.

Я, огорченный и возмущенный его бесцеремонностью, поплелся в каюту.

27 мая, слабый ветер. Происшествий нет.

Некоторое время я избегал общества Филипса. Но выбора особого на корабле нет. Не общаться же мне с неотесанными матросами, да это и неуместно. Капитана Смита ничего, кроме навигации и эля не интересует.

Я попробовал было поближе познакомиться со шкипером. Это высокий, темнобородый мужчина лет на десять старше меня. Очень молчаливый. Когда я пристал к нему с вопросами, он сделал вид, что чрезвычайно поглощен своими занятиями. Волей-неволей пришлось снова беседовать с пассажиром.

Мы говорили о политике и войне. Я поделился с Филипсом своими размышлениями, с кем Королеве следовало бы вступить в союз против проклятых испанцев. Он сказал, что если бы я стал первым министром, наша страна бы обязательно достигла еще большего могущества. Какая грубая лесть, не свойственная этому человеку.

Я спросил у Филипса, что он думает о пуританах, и кто, по его мнению, хуже, паписты или магометане. Филипс сказал, что говорить о религии верный способ поссориться с человеком, впрочем, как и о политике. Что касается его, то он вообще не видит разницы, как обращаться к Богу, а наши разногласия с католиками и пуританами не более чем спор, с какого конца разбивать яйцо на завтрак. Ужасный богохульник!

3 июня. Ветер свежий. Матрос Фландерс выпорот за пьянство.

Я продолжаю разговоры с Филипсом, и почти подружился с ним, несмотря на то, что порой его высказывания носят возмутительный характер.

Мой собеседник оказался очень искушен в политике. Как будто бы с неохотой, он иногда приводил такие подробности, какие, мне кажется, были неизвестны даже при Дворе.

Как-то я посетовал над скорбной судьбой Марии Стюарт, растрогавшей всю Европу. Филипс резко сказал:

-А судьба Бабингтона вас не печалит? Шотландской королеве всего лишь отрубили голову. А беднягу повесили, отрезали ему кое-что, выпотрошили и четвертовали.

-Но ведь она дама, королева… - смущенно пробормотал я.

-Ах, юноша, все не имеет значения, если затронут государственный интерес. У покойного сэра Уолсингема, первого министра, была любимой книга «Государь» сеньора Никколо Макиавелли. Сей писатель убедительно доказывает, что для блага государства пригодны любые средства.

Вы знаете, что одновременно с заговором этой милой дамы на наш остров должны были вторгнуться испанцы? Но так как заговор раскрыли, они сделали попытку через два года.

-Вы говорите о Непобедимой армаде? - спросил я.

Да, конечно. Кстати, как, по-вашему, почему мы разгромили испанцев?- поинтересовался Филиппс.

-Нам помог Господь Бог бурей и Дрейк пулями! – и я начал распространяться о своем любимце.

-Полно, полно, юноша – махнул рукой Филиппс – Так всегда, люди видят только внешнюю сторону. Давайте я вам поведаю настоящую историю. Но я уповаю на вашу скромность.

Я был заинтригован и лишь кивнул в нетерпении головой.

Филипс пристально посмотрел на меня. Сомнение читалось в его глазах, но доброжелательность ко мне и немалое количество доброго портера развязало ему язык.

-Да будет вам известно, и раскрытие заговора Бабингтона и отражение нападения папистов это заслуга сэра Уолсингема и его скромных слуг. Есть явная война, где нужен расчет полководца и храбрость солдата, и есть тайная война, где нужны прежде всего холодный рассудок и хитрость.

Покойный Уолсингем был как раз большим мастером тайной войны. У него была обширная сеть доносчиков и в Англии, и на континенте, они были повсюду, и в сиятельной гостиной, и в лондонских трущобах. Его шпионы были даже в Алжире и Константинополе, про Париж и Мадрид я уже молчу.

Уолсингем брал в услужение мастеров своего дела. Слежка и подслушивание, пытки, вскрытие замков и писем. Со всем этим справлялись лучшие люди. Вы вот восхищаетесь сэром Френсисом Дрейком, а где он был бы, и ему подобные, если бы люди Уолсингема не поставляли самые точные сведения о времени и месте выхода доброй части испанских галеонов.

Слуги первого министра доставили ему испанского шпиона. При нем нашли письма, из которых следовало, что паписты готовят заговор по убийству нашей Королевы и возведении на престол Марии Стюарт. Так что за ней стали следить еще пристальнее. Ее письма перехватывали, но некий Гиффорд в начале 1586 года предложил свои услуги Марии и нашел способ прятать письма в бочонке с пивом.

Когда Бабингтон начал свой заговор по смещению Елизаветы и возведению на престол Марии, тот же Гиффорд связался с ним и передал письма от шотландской королевы. Между Бабингтоном и Марией завязалась оживленная переписка, Гиффорд стал главным связным заговорщиков. Вот только Гиффорд с самого начала был человеком Уолсингема!

Так что министр держал в руках все нити. Однако, на беду, заговорщики не до конца доверяли Гиффорду, и письма, которые отправляли друг другу Мария и Бабингтон, были написаны тайнописью. Уолсингем осознал именно тогда все ее значение. Однако, уже поздно, продолжим разговор завтра, тем более мне нужны некоторые приготовления. Доброй ночи!

4 июня. Ветер свежий, происшествий нет.

Когда я зашел сегодня в салон, на столе лежали перо, бумага и чернильница.

Филипс посмотрел на меня и спросил:

-Знаете ли вы, юноша, что значит тайнопись?

-Кажется, ее используют в своих трактатах алхимики? – неуверенно сказал я.

-Оставим этих шарлатанов в покое. Тайнопись суть искусство преобразовать обычное письмо так, чтобы прочитать его могли лишь посвященные. И дело это очень важное, как в политике, так и, к примеру, в коммерции. Римляне уже умели это делать. Вы читали Светония?

-К стыду своему, нет - сказал я.

Там описывается способ, каковым шифровал свои письма Юлий Цезарь. Способ простой. Выстройте алфавит в одну строку:

abcdefgijklmnopqrstuvwxyz. Под ним еще один, но начните с третьей буквы:

DEFGIJKLMNOPQRSTUVWXYZABC

Ну, а теперь, пишите текст, подбирая к каждой букве другую из нижнего алфавита, например:

veni, vidi, vici

YHOL YLGL YLFL

-Конечно, противник может перебрать алфавит со сдвигом буква за буквой. Но против этого есть способ – договориться с адресатом о случайном порядке букв во втором алфавите. Или поступить проще, заменить второй алфавит легко запоминаемой фразой.

-Как просто! - восхитился я. – И все становится совершенно непостижимо для непосвященных.

Филипс улыбнулся. – Не все так просто, Джеймс. Уже лет сто, как нашли способы раскрывать такую тайнопись.

-Но как? Мне это кажется совершенно непостижимым! - удивленно сказал я.

-Известно ли вам, дорогой Джеймс, что в любом тексте на данном языке буквы появляются с определенной частотой? – спросил Филипс.

-Нет, никогда об этом не задумывался – развел руками я.

-Это открыли лет триста назад арабы. Никогда не догадаетесь, откуда они это извлекли.

И откуда же? - я вопросительно посмотрел на него.

-Из религиозных штудий. И от них бывает польза! - со смехом сказал мой собеседник.

Я помолчал. Мне не нравилось то, что он снова заговорил на грани богохульства.

Филипс проницательно взглянул на меня и снова улыбнулся. – Итак, посчитав буквы в достаточно большом тексте вы увидите, для английского языка, конечно, что чаще всего встречается Е, затем Т, потом А, и так далее.

Берем любую абракадабру, в которой мы подозреваем тайнопись, и пробуем подставлять буквы по частотности. Правда, не всегда это прямо работает, тогда нужно использовать более тонкие методы. Буквы в нашем языке группируются тоже закономерно. Какие слова у нас почти единственные состоят из одной буквы?

Филипс посмотрел на меня выжидающе. Я долго напряженно подбирал под себя слова. Наконец, видимо, мое лицо просияло.

-Ну конечно же, а(артикль) и I(я). – Я победно взглянул на него.

Он подтвердил кивком.

-То же самое обстоит и с двухбуквенными, и трехбуквенными словами. Двухбуквенные слова, это an, is, in,it, or или of, трехбуквенное, например the и and.

-Ну, принцип вы поняли.

Он показал мне листок, на котором было написано:

zkdw lv olih d frphgb ri sdvvlrqv dqg rxu mrbv duh lqwhuplvvlrqv lq lw

-Для простоты я взял, что тут есть пробелы между словами. Смотрите, предположим, что первое двухбуквенное слово is или of. Взгляните на последнее слово, в середине него удвоенная буква v. У нас в языке к удвоениям склонна буква s. Видите, она стоит и на конце трех слов, что тоже характерно для нее. Тогда lv это is. Предположим еще, что d это a, что подтверждается тем, что она весьма часто встречается в строке. Два последних слова весьма вероятно in it. Тогда первое слово определенно what..

Я пытался следить за ходом рассказа, но скоро потерял нить. Это не ускользнуло от Филипса.

-Э, юноша, да я вижу, совсем вверг вас в скуку! Главное, принцип вы поняли. Словом, наши и французские мастера давно научились раскусывать любую, самую сложную тайнопись. Бедные испанцы, они никак не могут понять, почему мы знаем их планы наперед. Помню, Филипп II даже обвинял мсье Виета, что он узнает разгадку от самого дьявола. Ха, дьявол! Ум, вот что помогает в победе над врагами, запомните, юноша.

Вернемся к заговору Бабингтона. Хотя Уолсингем к 1586 году прекрасно знал о тайнописи, услугами людей, умеющих ее раскрывать, он пользовался от случая к случаю. Но здесь ему пришлось нанять на работу блестящего мастера своего дела. Его имя вам ничего не скажет.

Мастер взялся за дело и весьма скоро прочитал письма. В них недвусмысленно говорилось о том, что и Бабингтон, и Мария готовят убийство Елизаветы. Теперь Уолсингем с полным правом мог требовать казни Марии от королевы, чего она до последнего времени категорически не хотела, ведь Мария была ее двоюродной сестрой, впрочем, вам это известно.

Однако министр решил извлечь все досуха из того, что заговорщики считали свое положение неуязвимым – ведь письма и прятались, и были зашифрованы. Глупцы! Уолсингем велел сделать к письму Марии приписку, в которой от лица той потребовал написать имена заговорщиков..

-Но позвольте, Филипс,- прервал я рассказ, - не кажется вам подлым таковой прием?

-То есть, подвергать человека пытке, чтобы вытянуть из него сведения вам кажется в порядке вещей, а искусно его обмануть – нет? – Филипс с насмешкой на меня взглянул.

Я не нашелся, что ответить.

-Расшифрованные письма стали уликой и против Бабингтона, и против Марии Стюарт.

Вот так, мистер Джеймс, несколько исписанных листков бумаги могут возвысить одних и привести на плаху других. Бедный, бедный Бабингтон, глупый молодой человек! Я стоял тогда на рыночной площади и собственными глазами видел, что сделал палач с этим блестящим когда-то юношей. И ведь именно я…– Филиппс помрачнел, и в тот день я не мог добиться от него больше ни слова.

10 июня

С того вечера Филипс впал в мрачную задумчивость. Однажды, остановившись перед дверью в салон, я услышал оттуда негромкие звуки лютни и голос Филипса, напевающего старинную песню, сочиненную, по слухам, давно почившим королем, моим тезкой.

Alas my love, you do me wrong,

to cast me off discourteously,

for I have loved you so long,

delighting in your company.

Greensleeves was all my joy,

Greensleeves was my delight,

Greensleeves was my heart of gold,

and who but my Lady Greensleeves.

(Увы, моя любовь, ты дурно со мной обошлась,

Грубо отвергнув меня,

Ведь я долго и крепко любил тебя,

Наслаждаясь твоим обществом

Зеленые рукава были всей моей радостью

Зеленые рукава были моим очарованием

Зеленые рукава были моим золотым сердцем

Кто же, если не моя леди с зелеными рукавами)

Я покачал головой. Мой новый друг снова меня удивил. Я постоял несколько минут, мыслью унесшись к моей леди Джейн, которая ждет на таком теперь далеком, нашем острове.

Однако все проходит, как говорил царь Соломон, прошла и меланхолия моего друга. На следующее утро он разбудил меня, свежий и бодрый и зычно сказал:

-Помнится, вы хвастались, что брали уроки фехтования? Мне нужна тренировка, извольте на палубу.

Мы поднялись на палубу, и Филипс протянул мне тренировочную рапиру.

-Позаниматься со своим палашом вы еще успеете, посмотрим, как вы владеете более ходовым оружием.

Признаться, я вскоре пожалел о своем хвастовстве. Филипс трижды меня обезоружил, не считая обозначенных уколов.

Я, запыхавшись, стоял на палубе. Филипс как будто бы ничем и не занимался. Вдруг он резко развернулся ко мне и произнес:

-Теперь я могу сказать вам, Джеймс, цель нашего путешествия. Это Роанок!

Продолжение следует