PetrLevin

PetrLevin

Пикабушник
26К рейтинг 38 подписчиков 4 подписки 95 постов 18 в горячем
59
Книжная лига

От берега до берега (приключенческое фэнтези)

Решил представить на суд пикабушников свой новый роман в жанре приключенского фэнтези "От берега до берега". Роман поэтичный. О чём? О мечте. Вдохновлялся одним из моих любимых писателей — Александром Грином. Здесь выкладываю первые главы романа. Жду комментарии.

От берега до берега (приключенческое фэнтези)

Глава 1. В погоне за мечтой

Ранним утром я попал на «Непокорный». Солнце заливало прибрежье жёлто-оранжевым, и море, всё в ряби и белых отблесках, резало глаза, сливалось на горизонте с небом в бескрайний купол, маня зовущей бесконечностью. Я задумал добраться из Лиды, где отлёживался после долгих скитаний, до Эраса. Если ветер будет дуть левантом, путь займет три недели, не больше.

В излюбленной моряками таверне «Усталый заяц» я познакомился с одноногим Годриком, пьяницей, который раньше ходил боцманом. По заведённому им самим ритуалу он выпивал кружку душистого эля, чмокая обветренными губами и выпучив глаза, затем делал пять больших глотков рома прямо из горла, и только после этого начинал рассказ. Одна его история и сподвигла меня на скорое отплытие в Эрас, который стоит прикрытый скалами сразу за водоворотом Галана. В то время я был как та бутылка с мольбой о помощи, которую в отчаянии отдал морю заточенный на острове после кораблекрушения моряк.

Годрик хитро щурясь уверял, что в Эрасе самые красивые женщины, которых он только видел. Лица их нежны, синие глаза глубоки, а движения плавны, как море на рассвете, голоса журчат, как свежий источник в знойный день. Но я не придавал значения этому рассказу, пока не услышал о Ней, Единственной, Покровительнице обречённых. Годрик клялся, что увидел Её в тот миг, когда его «Неуловимый» шел фордевинд по-над кромкой водоворота Галана, и ростра корабля с хриплым стоном вонзалась в бурлящую пену, захлёбывалась чёрной водой, а обречённый фрегат кренился на левый борт, вздыбливая киль и готовясь рухнуть в кипящий омут.

— Я обвязался шкентелем и из последних сил держался за ванту, когда среди грохочущего рокота показались серебряные всполохи. Буря разверзлась, и на белом облаке появилась Она, Единственная, Утешительница. Её лик был светел, а голос дарил надежду, как тихий плеск воды у кормы в спокойную ночь, — рассказывал старик.

Как-то днём я зашёл в таверну и Годрик, который знал о моём желании отплыть в Эрас, кинулся ко мне, хромая и стукая о пол деревянным протезом, схватил за плечи, и радостно прокричал, что утром видел капитана Вариса, который сетовал, что через три дня его судно уходит в Эрас.

— Тебе нужен Фрегат «Непокорный», только не показывай Варису свою прыть — прохрипел старик, — он этого не любит.

Я быстро выведал у Годрика некоторые подробности относительно капитана и, радостный от нахлынувшего чувства любви к жизни, выскочил из таверны, даже не поблагодарив, и побежал к заливу, ощущая во рту сладость.

Я увидел на берегу двух скучающих матросов и дал им по два тара, чтобы они отвезли меня на «Непокорный», который белел парусами на рейде. Матросы бойко доставили меня к кораблю, обшитому медью, с рострой в виде русалки с вьющимися волосами и большими плечами. Гигант покачивался в лёгкой дымке, и казалось, был необитаем, лишь только с глухим стоном волны бились о борт, нарушая тишину.

— Эй там, на баке! — крикнул я. — Разрешите подняться!

— По штормтрапу вверх, да поживее, пока волна не шибанула! — услышал я властный голос.

Я взялся за снасти и медленно полез наверх, покачиваясь, как плохо загруженный люггер; неловко балансируя перелез через релинг, и, ступив на палубу,  отрекомендовался капитану Варису. Я сразу узнал его по описанию, которым снабдил меня Годрик. Высокий, с чёрной бородой, загорелый и морщинистый, с серыми глазами, он носил жилет, на лацкане которого блестела вышитая золотом буква «К». Одни матросы потом говорили мне, что это знак Королевского флота, другие — что символ капитана, не знавшего поражения. Варис не выпускал из рук маленькую медную подзорную трубу, и то и дело смотрел в нее в сторону берега.

— По какому делу? — коротко бросил капитан, скрестив руки на груди.

Всем видом он выражал холодную неприязнь. Я объяснил и попросил назвать цену за место.

— Двадцать ли.

Казалось, капитан нарочно запросил выше паруса, надеясь, что отступлю, но я ударил по руке. Когда отдавал четыре красные бумажки, в тяжёлом взгляде Вариса я прочел ненависть человека, которому отчаянно нужны деньги, но который презирает тех, кто их может заплатить.

— Я могу отрядить вам каюту рядом с моей. Она довольно тесная. Вам будет неудобно, — проговорил капитан и улыбнулся.

В тот же вечер я отправил свой скарб на «Непокорный», а через три дня с одной заплечной сумкой, в которой лежали деньги, документы и дневник, вышел из гостиницы, предвкушая вкус грядущих приключений.

Я шел по чёрным улицам Лиды, сапог наступал с хлюпаньем в лужи, которые в темноте сливались с землёй, и чувствовал, как внутри разгорается пламя, и что душа снова расправляется, как праздничный парус, который годами лежит в глубине трюма и который понадобился по случаю — у капитана родился сын.

И вот теперь полыхает рассвет, солнце заливает лицо, я стою на берегу и жду, пока матросы, ворча и ругаясь, уложат последние тюки в шлюпку, чтобы отплыть вместе с ними. Капитан, я знал, смотрит в свою маленькую трубу. Я не видел его, но всем нутром чувствовал, что он наблюдает за мной и взвешивает мою судьбу.

Матросы налегали на вёсла, и вскорости наша шлюпка, словно щепка, ткнулась в борт корабля. Я живо ухватился за вант-путенсы и взбежал по штормтрапу, точно бывалый боцман, привыкший к качке. С удовольствием заметил, что капитан был удивлен моей ловкостью, но вместо одобрения он лишь нахмурился. Я окликнул щуплого юнгу, что возился у крепления талей, и велел ему проводить меня к моей каюте. Маленький, вёрткий, с морщинистым лицом не по годам, он взглянул на капитана, дождался молчаливого одобрения, махнул рукой и стремительно зашагал вперед.

Пока мы пробирались по трапам и скрипучим узким коридорам, он негромко напевал:

— Меня волна несёт

От берега до берега,

И парус мой плывёт

Пока мне жизнь отмерена.

Каюта была, как и говорил капитан, мала, с ней мог сравниться разве что гальюн. Я кинул сумку на узкую койку и убедился, что присланные три дня назад вещи на месте, затем вернулся на палубу, взошел на ют и услышал, как капитан отдал приказ выбирать якорь. Матросы, налегая на брашпиль, слаженно потянули канат, якорь медленно поднимался из пучины, и вскоре с глухим стуком лёг на клюз.

Тут же разнеслись команды:

— К мачтам, живее, канальи! Поднять грот! Фор-марсель на ветер!

Матросы рванулись по вантам, ловко взбегали вверх, распутывали снасти и откидывая шкоты.

— Фор-бом-брамсель, фор-трюмсель, сыны акулы, грот-марсель, грот-брамсель, черти ада, грот-бом-брамсель, крюйс-марсель, крюйс-брамсель, русалкины бастарды, — кричал во всю глотку капитан.

Паруса разворачивались с глухими хлопками, как выстрел картечи. Корабль дрогнул, ожил, словно морской зверь, пробуждающийся ото сна. «Непокорный» быстро набрал ход, оставляя за кормой длинный след пены, который таял в пучине.

Я встал у релинга, медленно вдохнул солёный воздух и посмотрел в синие бескрайние дали. Вскоре я спустился в каюту и записал в дневнике эти строки, которые выучил наизусть:

В дальних морях

Скитался я на кораблях.

Искал грядущее, что рядом,

Но не касался его взглядом.

Все дни плаванья были спокойными, попутный ветер наполнял паруса, и корабль уверенно скользил в волнах, но на двадцатые сутки небо зажглось рваными молниями, чёрные тучи навалились на горизонт, и тьма накрыла разом небо от края до края. Взвыл ветер, я в ужасе увидел горы, которые как разъярённые титаны вздымались над кораблём. Это было нагромождение из чёрных волн, одна волна за другой, одна больше другой.

— Святый Боже, помилуй, нас грешных, — слышал я глухие мольбы, заглушаемые бурей.

Матросы, цеплялись за скользкие ванты, боролись, обречённые, с разъярённой стихией. Корабль стонал в предсмертной агонии под натиском ветра, словно подпевал буре её мрачную песню.

«Непокорный» входил в кромку водоворота Галана и кренился на левый борт, русалка на носу судна в исступлении захлёбывалась, и казалось, что спасения нет от чёрного дна.

Но вдруг буря расступилась, море вмиг стихло, как наигравшийся котёнок; вода, только что вздыбленная, легла зеркальной гладью; на палубу пролился жёлтый свет; и на белом маленьком облачке к нам, грешным, спустилась Она.

— Дева Мария, Матерь Божия, веруем в тебя, — услышал я изумленные возгласы матросов.

Суровый капитал Варис улыбнулся — впервые за всё плавание, — лучики играли на его лице. Эта улыбка врезалась мне в память. Он поднял подзорную трубу, чтобы лучше рассмотреть, но внезапно накрыл вал, стена воды обрушилась и одним махом поглотила корабль.

Очнулся на берегу, я лежал на животе уткнувшись лицом в песок. Я перевернулся, в захлёб вдохнул, и увидел глубокие синие глаза на нежном лице. Девушка наклонилась надо мной, лёгкое ситцевое платье струилось по стройному телу, движения рук и плеч были плавны, и когда она заговорила, мне почудилось, что журчит ручеёк.

— Ты выжил, странник. Добро пожаловать в Эрас.

«Дева Мария, матерь Божия. Верую в тебя. Спаси и сохрани», — прошептал я молитву, затем похлопал себя по груди, нащупал заветный нательный крестик и с любовью поцеловал.

Глава 2. Синие глаза

Вдруг накатила волна, и девушка с визгом отскочила. Добрая порция воды вернула меня в реальность, и пока солёная влага стекала по вискам и щекам, я ощутил спиной, что песок отчего-то горяч. Я повернул голову в сторону моря, и будто увидел поднимающиеся волны, чёрные гиганты, и будто услышал рёв бури; и мне показалось невероятным, что стена воды поглотила весь «Непокорный», а я остался жив. Я посмотрел на девушку, которая улыбалась, и, наконец, расслышал ленивый шелест прибоя, который разбивал тишину на мелкие осколки.

— Ты можешь встать? — снова услышал я мягкий голос.

На этих словах я окончательно почувствовал тело, ломоту в суставах, и жар своего дыхания. Да, это был не песок горяч, а у меня был жар. Члены ломило, горло саднило от жажды. Ветерок донёс запах далёкого дыма. Я медленно сел, посмотрел на руки, ощупал себя — синяки, но ничего не сломано. Я оказался бос, на мне были чёрные брюки, правая штанина разорвана до колена. На мне осталась  белая рубашка без левого рукава. В общем, я был похож на бродягу, кем теперь и являлся.

Я посмотрел на девушку. Все это время она стояла рядом, худая и хрупкая, с волнистыми чёрными волосами, в ситцевом простом платье. Её синие глаза смотрели на меня в распахнутой улыбке.

— У всех девушек Эраса синие глаза?

— Только у меня.

Мысли путались, память возвращалась кусками: буря, волны-гиганты, водоворот, сияние… Я крепко зажмурился, пытаясь удержать зыбкие образы, и девушка осторожно коснулась моего плеча.

— Ты спасён, странник. Я отведу тебя в город.

Она взяла меня под руку и помогла подняться. Мы шли неспешно. Я прихрамывал на правую ногу, и опирался на плечо спутницы. Вдалеке виднелись чёрные скалы, которые, по словам Годрика, защищали Эрас от штормов. Мы прошли берегом и вышли к городу.

Еще издали я отметил красивые одноэтажные и двухэтажные домики из белого камня, которые сияли в лучах солнца, их крыши, покрытые красной черепицей, напоминали россыпь раскалённых углей.

Аэлида надела на голову маленький капюшон с чёрной вуалью, который сразу я заметил на её платье.

— Так надо, — сказала она, когда я открыл рот, чтобы спросить, — и никому не говори, что у меня синие глаза!

Узкие улочки петляли между строений, иногда попадались дома, на фасадах которых цеплялись скрюченными пальцами вьюны, и казалось, что я иду по джунглям. Воздух был пропитан запахами жареной рыбы, пряностей и свежего хлеба.

Мы вышли на мостовую, прохожие бросали на меня любопытные взгляды. Девушка вела меня уверенно, её платье легонько колыхалось в такт шагов. Я чувствовал тепло ее тела.

— Как тебя зовут?

— Аэлида.

Её имя прозвучало, как музыка. Я хотел расспросить её о многом, но ноги подкашивались, и всё, о чём я мог думать — вода.

Мы вышли на маленькую площадь с двухярусным фонтанчиком для питья. На верхнем ярусе стояли глиняные чаши, а из нижнего хлебала серая старая собака — она лакала длинным красным языком и жадно глотала.

Аэлида зачерпнула воды и подала мне чашу. Я взял заветный сосуд и пил жадно, как та собака, капли стекали по бороде, и я чувствовал, как силы возвращаются с каждым новым глотком.

— Тебе нужно место, где остановиться, и работа, — сказала она. — Я знаю, где тебя примут.

Я кивнул. Кошелёк остался на затонувшем «Вездесущем», и я был, как пташка. Дальше я пошёл без ее помощи и почти не хромал.

Мы миновали ещё несколько улиц и вышли к набережной. У пристани как застывшие стояли корабли — громоздкие барки, стройные люггеры и мощные фрегаты с высокими голыми мачтами. Воздух наполняли звуки: скрип реек и перешептывание снастей, ругань грузчиков и крики чаек. Аэлида остановилась у таверны с выцветшей вывеской «Красный дельфин».

— Здесь тебе помогут, — сказала она. — Спроси капитана Гелиона. Он собирает команду для своего «Ночного бриза». А это тебе на память обо мне.

Она, словно совершая древний обряд, взяла мою левую руку и осторожно повязала на запястье алую нить, завязывая её рыбацким простым узлом.

Я открыл было рот, чтобы поблагодарить её, но она уже развернулась, и как лань затерялась в толпе.

Таверна встретила меня густым запахом эля и креветок. За стойкой стоял коренастый мужчина с густыми бакенбардами. Он смерил меня взглядом, оценивая.

— Ты кто?

— Моряк. Пришёл к капитану Гелиону.

Бармен ухмыльнулся и кивнул на стол в углу, за которым сидел седовласый человек тёмно-синем мундире с золочёнными пуговицами и белых брюках и пил эль, на столе лежала треуголка. Гелион внимательно посмотрел на меня, поставил кружку и сказал:

— Судя по твоему виду, ты только что выбрался из когтей смерти, предположим.

— Дева Мария спасла меня.

— Все так говорят, брат. Звать как?

— Филипп Грант.

— Опыт есть?

— Ходил на фрегатах. Работаю быстро, крепко стою на ногах в качку.

Гелион задумчиво склонил голову.

— А вот, предположим, Фрегат «Ночной бриз» уходит через тридцать дней в Тару. Так-то, брат. Могу предложить тебе семь ли за поход, предположим. Столом и койкой не обижу.

— Я согласен. Но могу ли я попросить аванс наперёд? Мой корабль затонул. И мне решительно нечего надеть. Как видишь, капитан, я гол как сокол.

— Одежду я тебе найду, предположим, а аванс дать не могу. Сам стеснён обстоятельствами. Вот сходим в рейд, сделаем дело — и получим деньги. Так что, договорились, брат?

Он протянул мне руку, и я сжал её. Рукопожатие Гелиона было крепким, словно морской узел, не знающий слабых мест.

— Добро пожаловать на «Ночной бриз», — сказал он, жестом приглашая меня присесть. — Расскажи-ка, что за судно затонуло?

— «Непокорный». Попал в бурю, а дальше... дальше темнота.

Гелион нахмурился.

— «Непокорный», говоришь? Не слыхал о таком.

— Мы шли из Лиды. Но попали в бурю у водоворота Галана.

— Да, гиблое место, предположим. Но я в толк взять не могу. Зачем вы пошли через водоворот Галана? Это же верная смерть. Надо было обойти скалы с запада, взяв левей, проплыть по Тёплому течению, брат, и выйти с другой стороны на Эрас. Все корабли ходят только так. И только вы пошли напрямик через водоворот Галана. Ты же знаешь, почему его так назвали? В честь капитана, которые единственный выжил в той пучине, но потерял корабль. И вот теперь и ты. Будем звать тебя Филипп «Выживший», так-то…

— Я не знаю, почему капитан Варис повёл корабль через водоворот, если ты говоришь, что был другой путь. Впрочем, возможно, его научил человек, который зажёг во мне желание пойти в Эрас. Звать того человека Годрик, он бывший боцман, а ныне пьяница и завсегдатай в таверне «Усталый заяц» в Лиде… Он уверял меня, что бывал в Эрасе… И я теперь убедился в его словах, ведь его рассказ точь в точь совпал с тем, что я увидел на пути сюда и здесь, в городе…

— Предположим, — сказал Гелион и почесал бороду, — предположим, брат.

Капитан угостил меня кружкой эля, написал записку, и велел идти по пристани к чёрному большому кораблю, подняться на борт и передать записку боцману Крагу.

Я кивнул, спрятал листок в карман брюк и сделал последний глоток из кружки. Эль был терпким, с лёгким привкусом пряных трав.

Вышел из таверны и пошёл по набережной. Вечерело. Закатное солнце окрасило море в алый цвет, и мачты кораблей бросали длинные тени на вымощенную досками дорогу. «Ночной бриз» выделялся среди других судов — это был большой корабль с тёмным корпусом, тремя высокими мачтами, напоминающими огромные распятья.

Я прошел по причалу, ступил на сходную и поднялся на борт.

— Ты кто? — раздался грубый голос.

Передо мной вырос крепкий мужчина с густой бородой.

— От капитана, — ответил я, протягивая записку, — для боцмана Крага.

— Это я.

Краг взял записку, развернул, пробежал глазами и хмыкнул.

— Ну что же, теперь ты один из нас. — Он хлопнул меня по плечу. — Работа найдётся. Сначала — в трюме, потом посмотрим.

Я кивнул.

Корабль уходил через тридцать дней. Столько у меня было, чтобы понять, зачем Годрик направил «Непокорный» в проклятый водоворот.

На этом всё! Ссылки оставлять на продолжение не стану — таковы правила. Но, думаю, разберётесь, поиск в помощь. Жду комментарии. И ещё. Чтец озвучил уже 5 глав романа, можете послушать в Яндекс Музыке — это если лень читать.

Показать полностью 1
13
Путешествия и фотография

Красоту вам в ленту

Надоела чернуха и всё прочее. Хочется разбавить чем-то светлым. Вот ловите фото: солнышко пробивается сквозь деревья. Пятница как-никак. Хорошее настроение должно быть)

Красоту вам в ленту
Показать полностью 1
145

Романтика!

Список романтических дат: 1) первый поцелуй, 2) день свадьбы, 3) день, когда открыл её переписку и понял, что «зайчик» — это не ты.

192

И такое бывает

В поликлинике дали талон к неврологу на февраль 2026-го. Хорошо, что государство думает, что я доживу, — в меня давно никто так не верил)).

А сколько вы тратите на еду?

Довольно много денег в последнее время стало уходить на еду. Даже коробка для чеков есть, иногда смотрю на старые чеки, и плакать хочется. А ещё, когда слышу в магазе объявление, что пенсионерам скидка 10%, прям переживаю, что я не пенсионер. Но яйца с кабачками подешевели — уже хорошо, я ими питаюсь (ну не только, ещё майонезом). В общем, решил провести опрос, кто сколько тратит на еду в месяц. Голосуйте и плюсуйте, чтобы была картина более очевидная!

Сколько вы тратите на еду в месяц?
Всего голосов:
Показать полностью 1
72
Книжная лига

Идущий сквозь прах (тёмное фэнтези)

Решил представить на суд пикабушников свой новый роман в жанре тёмного фэнтези "Идущий сквозь прах". Здесь выкладываю первую главу романа. Жду комментарии. Роман пишу прямо сейчас, поэтому важно ваше мнение. Как вам демон Хагрим? Хорошо получился?))

Идущий сквозь прах (тёмное фэнтези)

О чём роман. Когда-то Конрад Тэйн был паладином Церкви Света — мечом веры, карающим без сомнений. Теперь он изгой, прозванный Падшим. Он бродит по королевству, продавая клинок за монету звонкую. Но есть правила: не трогать невинных, не служить подлым и не оглядываться назад. Но прошлое не отпускает. Вместе с демоном Хагримом, падким до людской плоти, рассказчиком мрачных историй, Конрад ищет Анну, любовь своей жизни, которую пленил чародей Маер Вельгард, потому что только она могла прочитать ведьмину книгу с древними заклинаниями…

Глава 1. Мёртвая деревня

Кровавый рассвет робко, без надежды, пытается прорезать туман, окутавший деревеньку. Дома кажутся неуклюжими исполинами, которые, как улитки, медленно ползут навстречу. Конь мягко ступает по рыхлой земле, осторожно спускаясь с холма. С каждым шагом тьма ближе, и вот она уже окружает. Всадник, высокий крепкий мужчина, хоть и насторожен, но его бледное лицо со шрамом на левой щеке не выражает ни страха, ни любопытства. Раньше он убивал ради веры. Теперь — ради завтрака.

— Тьма пробуждается, Гектор! Души мёртвых не находят покоя и служат демонам источником силы, — говорит всадник коню и ласково хлопает ладошкой животное по шее. Конь фыркает, дёргает головой, поводит ушами — ему не нравится, что хозяин отвлекает его в минуту опасного спуска с холма.

В седле никто иной, как Конрад Тэйн, прозванный Падшим. Когда-то давно, можно сказать в прошлой жизни, он был паладином Церкви Света. Но Патриарх изгнал его за клятвопреступление — и теперь Конрад бродит по королевству, истребляя чудовищ за монету звонкую. Заказы дурных людей не берёт, невинных не калечит, но и злу не препятствует — уж лучше пройти мимо: равнодушие вошло в привычку.

Конраду на вид тридцать пять. Высокий, с массивной грудной клеткой и широкими плечами, в седле он кажется неподвижным, как вырубленная из скалы фигура. Но это только до поры — в минуту опасности он меняется, и звонкий меч появляется в его большой руке словно из воздуха. И тогда шрам на левой щеке наливается багряным, а бледные губы расслабляются на выдохе: значит, сейчас будет рубить — и берегись, враг: пощады не жди.

В серо-синие глаза смотреть не стоит. Если идущий заглядывал с дороги в таверну, чтобы испить кружечку доброго эля, и какой-нибудь грязный вонючий жлоб во хмелю смел заглянуть в страшные глаза и по неосторожности не отвести взгляд — значит подписал себе приговор. И добро, если дело закончится словом — а за словами Конрад в карман не полезет, может хорошо приложить, не хуже, чем пудовым кулаком, отвесить смачную плюху: «Я видел, как дети горят, а ты в глаза мне пялишься — изыди, пасынок Сатаны!», «Я встречал чудовищ, которые плакали, и людей, которые улыбались в безумии. Никого не щадил — ни тех, ни этих. И тебя не пощажу, рассеку пополам от макушки до мошонки».

Но что было, то прошло. А что будет, того не миновать. Приходится довольствоваться настоящим. В эту деревню Конрад приехал после встречи с наместником города Ош-Лод, что стоит на востоке королевства за Лесом Бесов. Пройти тот лес без знаний и подготовки может разве что отчаянный человек, которому повезёт остаться живым. Если местные зверюшки его не съедят — то и на том спасибо. Город был хорошо укреплён и бед не знал до этой поры: с юга — полноводная река Красуха, а с востока — земли короля, оттуда беда не придёт. А дальше — страшный лес, в который сунется разве что отчаянный, которому самому помощь нужна. Разбойникам и так есть где поживиться — мест хватает в королевстве. Можно обойти через горы, но это то ещё приключение. Вот и стоит город Ош-Лод, прикрытый от злых людей и напастей.

Но если долго благоденствовать, то зло всё равно пожалует: такова жизнь.

— Как хорошо, странник, что ты попал в наши края и добрался целым и невредимым. А то мне и послать в деревеньку некого — никто не хочет быть героем, — сказал наместник Цесий, принимая гостя в своём белом замке, — только вот, хороший мой, накормить тебя доброй едой не могу — уж не взыщи. Как у нас в народе говорят: чем богаты, тем и рады. Только груши запечённые. Ты сходи, сходи, хороший, в деревеньку, убей чудище подколодное. А я расплачусь, денежки водятся: пятьдесят золотых флоринов уж отдам, путник.

Конрад сидел неподвижно на большом стуле за каменным белым столом. Левая рука мягко лежала на навершии меча, а правой, не сняв перчатку, бывший паладин насаживал на вилку кусочки жёлтой запечённой в меду груши, припорошенной кунжутом, и неторопясь ел, смакую каждый кубик. Путь был долгий — по бескрайним полям, в которых пропитание было разве что для лошади.

— Повар у вас чудесный, — сказал Конрад, — так что же с чудищем? Кто это? Демон в человеке или просто мохнач из леса? Большой али маленький? Магией обладает или так, кусается просто? Активен в луну или всегда в силе?

Цесий поморщил старческое лицо, поохал для порядка, и ответил:

— Да кто ж их разберёт? Сходи, милок, да и посмотри сам. Ты же охотник. Тебе видней. Знаю только, что те, кто ходил, не вернулись. Врать не стану — сгинули. Может удрали в Бесов Лес — да там и пропали. А может то чудище задрало их живьём и кровушку выпило. Ты, верно, думаешь, я просто так пятьдесят золотых сыплю? Нет, милок. Чудищ резать — это тебе не груши запекать.

— Велеречивый ты больно, наместник. А по делу не говоришь. Ну смотри, если обман какой задумал, я же вернусь.

— А ты вернись, вернись, милок, если сможешь. Пока никто не смог. А мы тут грушками питаемся. Вкусные грушки? То-то. А мне месяц как они поперёк горлышка.

Седой старик ударил ручкой по горлу ребром ладони, но не рассчитал и врезал больно, отчего стал самозабвенно кашлять.

Откашлявшись, Цесий продолжал:

— Уж лучше бы вернулись ведьмины времена. Легенды не врут — тогда лучше было. Плохо, но жили, порядок был. Зачем убили ведьму? Люди сами накликали беду. И как убили! Отрубанием головы. Ведьмина кровь — она чёрная, она страстная. Проливать её на землю нельзя под страхом небесных кар. Поначалу хорошо вроде было, сам я тогда не жил, но люди передавали из уст в уста, прадед деду, дед отцу, отец мне, стало быть. Так вот что я тебе скажу, клянусь жизнью короля Велимира Демонорозящего: хуже стало, намного хуже!  Раньше ведь как было? Ведьма она всё контролировала, всех чудишь под своим крылом держала. А как её не стало — разбрелась нечисть, каждый солдат стал мнить себя генералом, каждый волк — лордом леса, а каждая тень — хозяином. Вот ты слушай, я тебе скажу, где теперь какая зараза прячется. Не для пугалки говорю, а как есть.

В Овражных Балках, что за Крутым Пределом — там теперь вурдалачье гнездо. Люди говорят, в полнолуние скулёж стоит: детей носят на зубах, играют. Раньше ведьма табун духов держала там, как псов сторожевых, — а теперь одни проклятия остались.

В Завуаленных Тростниках — тех, что у южного тракта — мутные утопцы завелись, воды чёрные как смола стали, вязкие. Рыбаки перестали ходить туда: лодки могли и не вернуться, а те что возвращались, те без рыбы были.

А ты слышал про Зеркальное Ущелье? Там, где скалы в воду глядят? Это тут, за перевалом. Так вот, говорят, тени без тел там живут, отражения людей кажутся. Ведьма сама туда ходила — на совет с теми, кто живёт по ту сторону света. А теперь туда суются только охотники за артефактами. Да там и погибают, а кто воротился — с ума сошли. Место недоброе.

В Сосновом Плёсе, за горами, огнебесы гнездятся. Крылатые, с языками пламени, слепы, но слышат страх. Их ведьма тоже укрощала — песни пела, кровь свою им в рты поганые капала, и слушались они. Теперь же — выжигают посёлки. Людей поджигают и жрут, те кричат, а им жалость не ведома: только кости хрустят. Им что старик, что младенец — всё едино: перемолят и не подавятся.

Да даже тут, недалече, в старом замке Селленвайс, что стоит без крыши, — Кроваворог поселился. Ведьма с ним как с братом ладила, уговаривала не буянить шибко — и он не буянил, на болотах сидел и только путников за ножку цапал и за дерево тащил. А теперь как с цепи сорвался… Он и демон, и зверь — переродился, грешный. По ночам воет так, что воздух дрожит, а кровь в жилах стынет. Хорошо, что далече от нас, за Лесом Бесов. Ох, хоть и страшный лес, но лучше такой — всё ограда от зверят. К нам через лес почти никто не суётся, мы, можно сказать в Раю живём.

— Хороший Рай, наместник. Деревеньку-то в Раю не вырезают зубачи.

— Твоя правда, воин. Но чем богаты, тем и рады. Таким, как ты, такая работа тоже нужна. На пропитание же надо как-то зарабатывать.

— Опять ты про богатство. Ну что же, ночка тёмная. Я пока сюда ехал, Айрис совсем сгинула. Гляжу, белое пятно через поля — как увидел, обрадовался. А у вас тут свои напасти. Ну что же. Помогу беде вашей. Убью монстра.

— Или не убьешь, и мы тут друг друга кушать будем под груши, — через седую бороду маленького наместника проступило подобие улыбки, — и лошадку твою съедим.

Как по команде раздался пронзительный лошадиный визг.

Конрад вскочил, молниеносно вынул меч, стул с тяжёлым стуком повалился на каменный пол, по зале разнеслось эхо.

— Ах ты сволочь… Ге-е-е-ктор!

Воин толкнул ошалелого наместника в грудь и выскочил в двери, понёсся по коридору, чёрный плащ еле поспевал за ним, хлопая о воздух, как раскрывающийся парус, выскочил в главную дверь, и увидел, как два человека пытаются увести его коня. Подскочив, Конрад подножкой сбил одного, а второго ударил левым кулаком в лоб и уже занёс меч, чтобы рубить, но на его пути возникла женщина, которая завопила заплетающимся языком.

В это время подбежал еле живой и бледный наместник Цесий.

— Не гневайся, не гневайся… Смысла нет тебе туда идти, в деревню эту, проклятая она. А коня твоего придётся схарчевать. По-другому нам не выжить. И тебе тоже не выжить. Это ты один раз грушами насладился. Но одними грушами сыт не будешь — да и не так много их осталось. А мёд так и тот последний тебе капнули в запеканку...

И вот теперь Конрад, не вняв сухому предупреждению наместника о том, что в схватке с чудовищем он падёт — быстро и без славы, — въехал в деревню, сдерживая шаг лошади, которая словно потеряла страх и перестала быть послушной. Место было тихим, безумным. Слева и справа стояли чёрные дома с распахнутыми в немой крик дверьми.

Собаки валялись на дороге — с вывернутыми головами, с раздувшимися животами.
Люди лежали просто так, будто устали — возле колодца, у крыльца, лицом в корыте. Гнетущее молчание обволакивало, давило, от него в ушах стоял еле приметный гул, надоедливый, противный. И тени, длинные, не понятно кем нарисованные, разрезали пространство.

— Зверь застал людей врасплох. И просто перерезал всех махом, Гектор, — сказал Конрад, — чудище не простое.

Из сумрака впереди донесся едва уловимый скрип. Гектор встал как вкопанный, и всадник подался вперёд.

— Не к добру это всё.

Конрад вынул правую ногу из стремени, прилёг на шею лошади и медленно сполз на землю. Сапог чавкнул в прибитую дождём землю. Для своей комплекции Конрад двигался удивительно легко.

— Дождь смыл следы зверя, кровь впиталась в землю.

Шрам на щеке — подарок демона, убитого при лунном затмении, — заалел. Значит, бесёнок рядом.

Гектор всхрапнул, из ноздрей вырвался пар. Конрад положил ладонь на шею животного, успокаивая. Сгорбленные домишки сделали шажок навстречу и следили слепыми окнами-глазами.

Снова раздался скрип, уже ближе.

— Чудище рядом. Это хорошо. Не придётся за ним бегать. Ну где ты, бесёнок? Цип-цип-цип…

— Иди-и-и, куда-а-а, шё-ё-ёл, идущий…

Впереди на дороге в тридцати шагах за дымкой пряталось нечто. Конрад неспешно вытащил меч из кожаных ножен и вытянул руку, направив остриё в сторону зверя.

— Я тебе не вра-а-аг, я тебе не дру-у-уг. Здесь я просто питюсь, идущий.

— Питайся в другом месте, простокваша! Город без еды подыхает.

— И в го-о-род я скоро пожа-а-лую! Голод идёт впереди меня.

Голос был мягким, дразнящим.

Конрад сделал три шага вперёд.

Существо надрывно захихикало — и вдруг сорвалось с места. Туман разлетался во все стороны — и Конрад увидел зверя на четырёх ногах, крупней волка, с огромной пастью, полной больших зубов. Шерсть комками, прибитая к коже спёкшейся кровью. Глаза горели жёлтым огнем, пронзительным и голодным, в них не было ни страха, ни жалости. Из головы торчали два винтовых красных рога — значит это был не просто зверь, а демон со сверхспособностями.

— Демон, — выдохнул Конрад, ощущая, как шрам на щеке зловеще зажегся от адской близости. — А я и сам не святоша, что подали — то еда.

Зверь подбежал на расстояние прыжка — и лихо взмыл ввысь. Воин успел поднять меч, но клинок лишь рассёк воздух — демон исчез, будто его и не было.

Конрад закрыл глаза, опустил голову и прошептал:

— Ясно свети… сущность узри,
Тень разорви, обман удали.
Пусть станет видно, где плоть, а где прах,
Светом живым нагони зверю страх.

По кончику меча поползли серебристые руны, рисунок напоминал тот, который оставляет мороз. Воздух наполнился перешёптываниями. Теперь идущий видел не глазами, а сердцем. Демон спрятался за колодцем, что стоял у дома справа. Зверь дрожал, прижавшись к холодным доскам, не в силах пошевелиться.

Конрад быстро подошёл, бесшумно ступая, и увидел забившуюся тварь. Жёлтые глаза притухли, зубы были прикрыты чёрными тонкими губами, кривой нос тихо сопел, жадно вбирая холодный воздух.

— Поща-а-ади, паладин, не губи, паладин…

— Пятьдесят золотых флоринов под ногами не валяются, дружочек.

— Я знаю, где твоя А-а-анна…

Меч замер на полпути. Покрытое коростой сердце Конрада дёрнулось, дыхание застыло, а затем вырвалось сдавленно, обмякшими губами:

— Повтори.

— Анна, — протянул демон, скаля коричневые зубы и прижимая чёрные уши к черепу. — Девушка с синими глазами. Помнишь её? Та, что цвела в доме у мастера Гурана… и та, которую потом забрали у тебя.

Конрад стиснул рукоять. По рукам пошли судороги. Память развернулась, как бутон розы на рассвете.

Анну он знал с малых лет. Она была дочерью герцогского библиотекаря Гурана — строгого, но справедливого человека, у которого Конрад стал приёмным сыном. Тот подобрал его после бойни в деревне у Трёх Вересковых Камней, когда мальчик, весь в крови, брёл босиком сквозь осенний лес.

Анна, красивая, воздушнаяи говорливая, приняла его как своего с первого дня. Она называла его «северный волчонок» и тайком приносила ему яблоки и книжки про далёкие земли. Они выросли бок о бок.

Однажды он поцеловал её у старого амбара, в сумерках. Она не отстранилась. И тогда он понял: это судьба.

Но рок не терпит, когда что-то складывается слишком правильно. Рок — не пряха, а мясник. Режет по живому, если ткань судьбы тянется слишком гладко.

Отец Анны — Гуран — был вызван в столицу, где его заподозрили в хранении еретических книг. Дом опечатали. Конрада выслали из города, а Анну… Анну забрали «на перевоспитание» в монастырь Двенадцати Ключей.

Он искал её. Но след оборвался. Люди говорили, что девушка, похожая на Анну, попала в услужение высокородному чародею, а позже пропала во время одного из мятежей. Судачили, что погибла. Но Конрад не верил, что она мертва. И вот теперь, когда демон произнёс её имя, идущий снова почувствовал забытое тепло на сердце. Слеза покатилась по запыленной щеке, оставляя жёлтую неровную борозду.

— Говори, — прорычал воин, — или я порежу твою копчёную шкуру.

Демон захихикал, но тихо, без силы.

— Не всё так просто, паладин… Она жива.

Она — у мастера… Маер Вельгард, может слышал о таком? Уж наверно слышал. Это он владеет старинной книгой с заклятьями той самой ведьмы, что создала первых чудовищ. Я слышал, что Анна связана с этой книгой… Надо идти на запад, за Гаргулий Перевал, туда, где даже богам не рады. Я покажу, я там был, дружочек… Только пощади. Я много не ем, как видишь. Буду послушным пёсиком… Я много преданий знаю, со мной не скучно ничуть. Я добрый.

— Эту книгу я помню с самого детства. Чёрная, маленькая, с жёлтыми страницами и странными картинками. Анна нашла её в библиотеке и держала у себя в комнате — в изголовье кровати. Там одна досочка отодвигалась, и в нише было достаточно места.

— Если ты держал эту книгу в руках, тебе будет легче найти её — а значит и Анну.

Туман начал оседать, впитываясь в землю. В воздухе остался только дымящийся шлейф от магии — пульсирующий отсвет там, где демон метил дорогу.

Конрад смотрел, как демон скребёт передней лапой по мокрой земле, рисуя карту: зигзаги леса, зубцы гор, круг на месте замка. В мимике твари читалась услужливость и что-то жалкое — как у собаки, которую слишком долго били, но она всё ещё надеется быть нужной. Вдруг начертанные линии на земле налились зелёным светом, картина стала объемной, и перед Конрадом предстала карта пути с востока на запад королевства — мимо выжженных деревень и затопленных трактов.

Конрад различал знакомые места — остатки древнего леса Тагрэль, где некогда жили соловьи; руины Кладиса, мёртвого города, в котором поселились демоны; перевал, прозванный Горлом Гаргульи, где ветер кидает в спину мелкие камни.

И в конце пути — Тир-Валдр. По легенде, ведьма вытянула город из земли, как гной из раны, обшила черным камнем, который таскали ночами замученные ей души. Там не строили храмы, не звонили колокола. Говорят, башни города по ночам растут. И уже проткнули облака, а может это не они поднимаются, а небо опускается сверху, чтобы раздавить проклятое место.

Карта погасла, и Конрад сказал:

— Покажешь путь, и я пощажу тебя, пёс. Как тебя звать?

Демон чуть склонил голову. Язык облизал клыки.

— Хагрим, — прошипел он. — Меня зовут Хагрим. Было другое имя когда-то, но оно умерло раньше меня.

— Так слушай, Хагрим. Пока ты со мной, жрать всех подряд я тебе не позволю. Но поверь, голодным ты не останешься.

— Я всеядный. Но детишек люблю больше, чем стариков… — по морде демона расползлась наглая улыбка.

— Дети разные бывают. Думаю, доведётся и их тебе покушать.

— Вот на том спасибо. Но может стоит в город вернуться, деньги с наместника сбить? Ты же меня вроде как победил, город от голодной смерти спас…

— Ах ты, шкура пронырливая… Всё-то ты знаешь, всё-то ты видишь… Хоть они и хотели Гектора сожрать, но не хочу время тратить на пустяки.

— И то верно. Тем более что денежек у наместника нет… Тю-тю.

И демон показал в мохнатой лапе горсть золотых флоринов.

Конрад хмыкнул, вложил меч в кожаные ножны, развернулся и пошёл к лошади. Демон, припадая к земле, крадучись последовал за новым хозяином.

— Я много историй знаю… интересных, не скучных. Взять хоть эту. Жила однажды в восточном краю, за рекой с двумя руслами, девушка по имени Талла. Тень на побегушках, прачка, которую никто не знал по имени — кроме одного человека. Садор — чародей, сын архимага Башни Шестого Обета, молодой да горячий. Он был из тех, кого называли «достойными»: будущий господин, наследник круга, умный, красивый. Она стирала его одежды — и он влюбился в неё. Он смотрел на Таллу, как смотрят на зелье с надписью «яд»: с жаждой, с опаской и желанием умереть. Но она была замужем — и никак не отвечала на его знаки внимания. И тогда он соблазнил её с помощью магии — угостил чаем с зельем.  И вот она забеременела… Отец, архимаг, прознал о беременности и…

— Ой, заткни пасть, демон. Пропади, сгинь! Хочу тишиной насладиться, уже Бесов Лес голубеет на горизонте — дай перед ним отдохнуть.

И послушный Хагрим, не закончив рассказ, растворился в прозрачном холодном утреннем воздухе. Косые лучи Айрис жёлтым травили поле, и светло-голубое небо слепило глаза.

На этом всё! Ссылки оставлять на продолжение не стану — таковы правила. Но, думаю, разберётесь — первая выдача поисковика по названию романа. Спасибо. Жду комментарии. Не судите строго). И ещё. Заказал чтецу озвучку. Так что можно будет скоро прослушать аудиокнигу.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!