Происхождение зла и смысл истории. – Бердяев Николай Александрович (1874—1948)
Посвящается памяти Чаадаева и Вл. Соловьева.
Предисловие.
В нашу умственную эпоху небывало трудным становится положение людей, которые стоят на почве религиозного и в частности христианского сознания. Вера отцов скомпрометирована и теоретически, и практически; против нее кричит человеческий разум и инстинкт жизненной справедливости. Право веры подвергнуто сомнению, верующий находится на подозрении. Вера и верующие подвергаются в нашу эпоху инквизиционным испытаниям, подобно тому как неверие и неверующие подвергались инквизиционным испытаниям в эпохи минувшие. И не так легко оправдать сами первоосновы христианской веры перед современным человеческим разумом и человеческим чувством. Я верю, что недалеко уже то время, когда начнется жизненный, практический, народный поворот к религиозному возрождению, начнется движение к новой вере, глубоко связанной с старой верой отцов. Но параллельно этому жизненному процессу должен протекать процесс гностический, процесс разумного оправдания и обоснования возможности веры, как необходимая функция религиозной жизни. Так было в первые века христианства, когда на ряду с строительством церкви и ростом религиозной жизни учителя церкви философски оправдывали и обосновывали веру и побеждали соблазны языческого сознания. Господствующее сознание современного человечества тоже языческое, оно полно новых языческих соблазнов. Для борьбы с этими соблазнами, для оправдания веры должна быть создана новая религиозная философия. Старая апологетическая богословская литература не может удовлетворить современного человека, скорее отталкивает, чем привлекает. И должна быть создана новая философская апологетика, которая раскрывала бы высшую разумность веры. Перед современным человеком стоят не только жизненные, практические, сердечные и волевые препятствия для принятия веры, но и препятствия сознания, препятствия разума. Иной современный человек готов сердцем своим и волей своей принять веру, но интеллектуальная совесть мешает ему, не велит верить. Сознание современного человека гораздо более страшится чуда, чем сознание прежних лет страшилось чорта. Троичность Божества, воскресение Христа, откровение – все это для современного сознания, для современной науки и философии – неприемлемо, невыносимо, дико. Передового, интеллигентного человека нашей эпохи пугает не только общественная, политическая реакционность религии (религия может быть и революционной, как учат примеры истории), его гораздо более пугает научная, просветительная реакционность религии. Величайшие русские ученые Менделеев и Мечников – почти что реакционеры в политике, но они герои позитивного человеческого прогресса, и им могут поставить памятники даже социал-демократы. Ученые реакционеры ковали оружие, которым побеждается природа и уготовляется царство человечества. А самых прогрессивных религиозных мыслителей подозревают в том, что они подрывают основы человеческого прогресса, вновь порабощают человечество фикциями и призраками детства. Показать, что религия Христа есть не только единственное удовлетворяющее сердце и волю жизнеощущение, но также и единственное разумное миропонимание – вот великая задача философской апологетики, которая посчитается со всей критикой нового сознания, неведомой старым учителям церкви и старым апологетам. Христианство в своей идеальной, вневременной сущности, которая должна все более и более раскрываться в истории, есть самое разумное и единственно разумное понимание мира, осмысливание бытия, единственное решение проблемы зла – вот основная предпосылка моего этюда. Проблема зла, основная проблема жизни может быть решена лишь религиозно, но христианское ее решение может быть выражено и оправдано философским разумом. Это самое разумное решение проблемы зла, наименее противоречивое.

...Результаты русской оригинальной философии всегда совпадали с истинами христианской религии. Ряд замечательных русских мыслителей в замечательных трудах давал философскую апологию веры. Есть у нас труды Вл. Соловьева, кн. С. Н. Трубецкого, „Наука и религия“ Чичерина, „Положительные задачи философии“ Лопатина, наконец, „Наука о человеке“ Несмелова, труд глубокий и оригинальный, – единственное в своем роде учение об искуплении. Я выхожу из исторических пределов христианства и утверждаю неизбежность этого выхода, но опираюсь на великие работы тех, которые этих пределов еще не перешли. Мой этюд о „Происхождении зла и смысле истории“ есть лишь абрис, вводный очерк, предваряющий большой труд; я излагаю в нем лишь в общих чертах философскую апологию христианской веры по отношению к центральному вопросу о зле. Цель моя не только объективное исследование, но и свободная апология, – опыт устранения одного из самых страшных препятствия для веры.

...Мы приходим к пониманию исторического прогресса, как освобождения, имеющего смысл метафизический и религиозный. Человечество должно творческим усилием освободить себя и мир. Свобода человеческой личности, ее права имеют абсолютное, трансцендентное значение. Борьба за свободу и право окрашиваются в цвет вечности; в свободе мы «соприкасаемся мирам иным»32». Свобода выше счастья, выше устроения жизни, выше мира, это ценность беспредельная и не перед чем она не может склониться, так как Единое Высочайшее есть абсолютная свобода. Позитивисты и утилитаристы всех оттенков хотят устроить человечество, сделать его благополучным, создать царство обыденности и думают таким образом пройти мимо трагизма жизни, заложенного в метафизической сущности мира, в отношение множественности к единому. Поэтому их понимание прогресса плоско; их сковывает мещанская ограниченность; для них свобода не обладает самоценностью: она только средство для благополучия, и с точки зрения позитивизма ничего нельзя возразить против того,чтобы продать свободу за удобное здание, в котором поселится человеческое счастие.
Для нас свобода личности есть верховный принцип общежития; права личности имеют своим источником не положительное право, не государство, не коллективную общественную единицу, властную их давать и отнимать, а метафизическое существо человека, поэтому свобода и права личности не могут быть расцениваемы по утилитарным и государственным соображениям, не могут отчуждаться во имя иного бога, бога насилия, а не свободы *. Никакие твердые государственные и общественные устои, создающие человеческое удовлетворение и спокойствие, не могут быть поставлены выше свободы человеческой. Многие, слишком многие рассуждают так, как рассуждал Великий Инквизитор у Достоевского: они знают способ, как сделать людей довольными и счастливыми, как устроить их на земле, все равно, будет ли этот способ католицизмом, социализмом или другой системой успокоения, и вот они готовы распять того, кто явится к ним со словом беспредельной свободы; они боятся окончательной свободы, они часто клялись ее именем, но проклянут ее, если она помешает им построить теплое и удобное здание для счастливого человечества. Тут нужно сделать окончательный выбор – свобода или довольство; прогресс, как развитие свободы, переходящей все грани нашего опыта, или прогресс, как устроение и успокоение человечества, развитие счастливой обыденности. И еще выбор: признать права личности, как неотъемлемые, абсолютные, невыводимые извне, из коллективной воли, или права личности, как средство, подлежащее утилитарной расценке, имеющее своим источником социальное целое. Борцы за права человека, за свободу человеческую должны признать наконец, что дорогие им идеи и права – насквозь метафизичны и окончательно должны предпочесть свободу устроенному счастию, право – социальному и государственному утилитаризму.
* Эта основная для нас точка зрения ведет к отрицанию всех форм государственного позитивизма, всех государственных теорий права и к утверждению естественно-правовой теории государства. В основании общества для нас лежит право в идеалистическом смысле этого слова. См. статью П. Новгородцева в «Проблемах идеализма»

...Свобода может войти в наш связанный мир только из свободного источника, только от духа, в котором заложена величайшая потенция свободы; свобода, как мощь, и шествие свободы в мире упирается в мощь абсолютную, образ той высочайшей свободы, в которой мир превращается в свободную гармонию. Предельным идеалом общежития для нас может быть только окончательное устранение отношений властвования и насилия между людьми и замена их окончательно свободным, внутренним союзом. Практика позитивистов бесконечно выше их теории, и мы хотели бы, чтобы их теория сделалась достойной их практики, чтобы великой борьбе за освобождение соответствовала философия свободы.

«Большинство — зло».
Биант Приенский (ок. 625 до н. э. – ок. 540 до н. э.), древнегреческий мудрец и общественный деятель, один из семи особо чтимых мудрецов.

«Почти чудовищно, как люди могли дойти до такого состояния сознания, что в мнении и воле большинства увидели источник и критерий правды и истины!»
Николай Бердяев (1874 – 1948), русский религиозный и политический философ, социолог.

«Они рождаются, растут в грязи, в 20 лет женятся, в 30 уже не молоды, к 60 обычно умирают. Управлять ими не сложно. Считается нежелательным, чтобы они испытывали большой интерес к политике. От них требуется лишь примитивный патриотизм…»
Джордж Оруэлл (1903 – 1950), британский писатель, журналист и литературный критик, радиоведущий, автор мемуаров, публицист.

«Опаснейшие среди нас враги истины и свободы — это сплоченное большинство. Да, проклятое сплоченное большинство!». «Меньшинство может быть право, большинство всегда заблуждается».
Генрик Ибсен (1828 – 1906), норвежский драматург, основатель европейской «новой драмы», поэт и публицист.

Исходя из этого факта, несложно понять, почему пресловутый лозунг коммунистов «землю — крестьянам, фабрики — рабочим, власть — Советам!», — не мог быть осуществлён на практике. По этой же причине, что большинство является абсолютным злом, невозможна и демократия; ибо зло неспособно управлять государством во благо. За примерами далеко ходить не надо: именно на большинство опирается горстка мошенников, когда зло выбирает одного из их числа на роль президента страны. Результаты же злоправления это самое большинство из века в век ощущает на своей шкуре.

«К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич».

Эти строки принадлежат Александру Пушкину (1799 – 1837) - русскому поэту, драматургу и прозаику, заложившему основы русского реалистического направления, литературному критику и теоретику литературы, историку, публицисту, журналисту.

_______
Источник: https://proza.ru/diary/sergeanatol/2024-03-26