Вы ненавидите Х?

Термины «враг» и «вражда» в русском автоматически поднимают эмоциональный слой, даже если говорящий имеет в виду лишь положение сторон в объективном конфликте.

Как описывает конфликт другой язык

На этом фоне английский язык выглядят куда более инструментальным:

hostility (статус противоборства, военные действия, враждебный акт)

hatred (ненависть).

Эта системы позволяют отделить анализ от эмоций.
Можно холодно констатировать: «Между нами hostility», — не подразумевая личной ненависти.

Цена смешения

В быту эта путаница — досадное недоразумение. В политике и на войне — фатальная ошибка.

Мы оказываемся в ситуации абсурда:

• Одна сторона, признавая ненависть, яростно отрицает вражду:
  «Мы никому не враги!»

• Другая, констатируя вражду, вынуждена оправдываться:
  «Я же не ненавижу, я просто констатирую конфликт!»

Война превращается в игру с размытыми правилами, где нельзя назвать вещи своими именами. Стороны воюют, но не решаются признать вражду. Винят противника в «ненависти», не отдавая себе отчёта, что собственная риторика — её прямое следствие.

Выход есть

Решение — не в реформе языка, а в дисциплине мышления. Нужно научиться мысленно ставить скобки.

Вражда — это констатация противостояния.
Ненависть — это эмоция или выбор.

Пока не проведена между ними черта, любой разговор о мире будет увязать во взаимных обвинениях в «ненависти» вместо того, чтобы искать выход из самого состояния вражды. Разделение этих понятий — это первый шаг к тому, чтобы начать говорить о войне трезво, а не истерично.

Эта асимметрия порождает множество заблуждений. Когда говорят «мы никому не враги», но при этом проявляют ненависть, происходит подмена: эмоция раскрывает конфликт, который пытаются замаскировать. И наоборот — отрицая ненависть, некоторые делают вид, что нет и самой вражды, хотя она очевидна по действиям, решениям и последствиям.

Разделив эти два понятия, можно честнее смотреть на конфликты.
Вражда — это факт, возникающий из объективных обстоятельств.
Ненависть — это реакция, которую каждый выбирает сам.

На видео кадры с акции протеста националистов в Москве, 2011 год.

Смотрю это видео, и в горле комом встает тревога, горькая и тягучая. Кадры, которые будто вырваны из старого кошмара, который мы все обещали себе никогда не забывать. По улицам, по нашим улицам, с которых только что ушли люди с покупками, с которыми мы спешили на работу, теперь снова идут они.

И чьи же флаги мы видим? Нет, это не флаги Страны Советов, не те алые знамена, что несли идеи интернационализма, дружбы народов и труда. Это флаги Империи. И в этом весь ужас и вся подмена. Символика, что когда-то развевалась над многонациональным, но единым государством, теперь вывернута наизнанку и несет в себе не гордость, а ярость, не единство, но исключительность.

Они не исзчезли. В свое время государство побороло их и убрало с улиц, навело порядок. Но они не растворились бесследно. Они скрылись в подворотнях, в темных уголках интернета, в своих кухнях, застольных разговорах — в ожидании. Они ждут своего часа, когда ветер перемен снова задует в их паруса, когда в обществе появится трещина, в которую можно будет просунуть лом.

И в эту намеренно созданную рану усердно льют яд те, кто мечтает о нашем ослаблении. Запад, понимая, что в честном и прямом противостоянии он не способен выстоять, подливает масла в огонь. Он пытается расжечь эту внутреннюю вражду, стравливая нас между собой, потому что сильная и единая страна ему не нужна. Ему нужен хаос, который он может направить в нужное ему русло. И самое ужасное, что те, кто крушит ларьки на видео, под патриотическими лозунгами, слепо идут у него на поводу, сами того не ведая.

И среди этих лиц, ожесточенных и уверенных в своей правоте, я вижу его. Навальный. Тот самый, чье имя еще недавно было для многих символом надежды на перемены. И в этом — самый страшный обман. Потому что порой под обличьем добра, под громкими словами о справедливости и светлом будущем, кроется нечто иное — чуждое, разрушительное, несущее разлад. Это яд, подслащенный популизмом.

И вот он, финальный акт подмены: тот, кто клеймил коррупцию и призывал к добру, теперь шагает в одном строю с теми, кто сеет хаос, с теми, кто выполз из своих подворотен. Под эгидой добра и созидания была посеяна смута, которая проросла вот этим — ненавистью и погромами. А ведь нас предупреждали. В СССР, при всех его противоречиях, нас с детства приучали к главному — к интернационализму. Дружбе народов. Для нас «чужой» — это был не тот, кто выглядел иначе. «Чужой» — это был плохой человек. Эта простая истина была фундаментом.

Мы должны помнить. Помнить и всегда бдить. Помнить те заветы, которые не гремят громкими лозунгами, но являются тихой, прочной основой человечности. Заветы, гласящие, что сила — в уважении, а не в подавлении; что родина — это общий дом для всех, кто в нем живет, а не только для «избранных»; что настоящая борьба со злом начинается с борьбы с ним в собственной душе, а не с поиска врагов вокруг.

И если мы забудем эти заветы, если перестанем бдеть, то однажды проснемся в мире, где правят бал те самые «новые правила». Где сила заменяет диалог, а ненависть к «другим» становится национальной идеей.

* Так же на видео присутствует Александр Поткин (известный также под псевдонимом Александр Белов) объявлен в розыск. Внесён в перечень экстремистов и террористов Росфинмониторинга.
С 2011 по 2015 год Поткин руководил националистической организацией «Русские», которая была признана экстремистской и запрещена, а до этого возглавлял Движение против нелегальной иммиграции, также признанное экстремистским и запрещённое.

Как работает механизм расчеловечивания

1. Стирание личности
   Ярлык «американец», «москаль» заменяет живого человека на абстракцию. Исчезают лица, имена, судьбы — остаётся только мишень для агрессии.

2. Эрозия эмпатии
   Если «они» — не люди, а символ угрозы, их боль перестаёт быть реальной. Это психологическая подготовка к тому, чтобы считать насилие приемлемым.

3. Нормализация уничтожения
   Слова типа «кирдык» или «на ножи» переводят идею физической расправы в бытовую риторику. Ответом на конфликт предлагается не диалог или право, а уничтожение.

4. Риторика как карт-бланш
   Сначала идут слова — потом действия. История показывает: язык вражды почти всегда предшествует преследованиям, дискриминации и масштабному насилию.

5. Адресат не меняет сути
   Неважно, на кого направлена фраза. Эффект одинаков: редукция человека до объекта, «который можно уничтожить».

Вне зависимости от исходного контекста (будь то ирония, критика или художественный приём), подобные высказывания выполняют одну и ту же функцию: нормализуют вражду. Язык, дегуманизирующий целые группы, создаёт питательную среду для насилия — и в этом его главная угроза, даже если он преподносится как нечто безобидное.