Расчеловечивание
18 постов
18 постов
42 поста
Иногда кажется, что люди живут не в реальности, а в какой-то параллельной вселенной, где правду не узнают, а получают готовой, как товар в упаковке.
Спросишь: «Почему ты так думаешь?»
Ответ — железобетонный: «Ну нам же так сказали».
Сказали, что войны нет — значит, нет.
Сказали, что потерь нет — значит, все живы.
Сказали, что противник напал сам на себя — ну, значит, так и было.
Бумажка, экран, знакомый голос диктора — вот и вся реальность.
Своих глаз будто нет. Своего опыта — тоже. Анализ? Лишнее.
Есть только вера. Вера в голос из ящика.
И это не смешно.
В таком мире можно годами жить среди руин и считать их «новой нормой».
Можно стоять по колено в грязи и повторять:
«Так объяснили, сказали что это модная спа-процедура».
А потом мы делаем вид, что не понимаем:
Откуда войны?
Откуда слепая ненависть?
Откуда тысячи потерянных жизней и миллионы сломанных семей?
Да оттуда же.
Из добровольного отказа видеть. Из привычки верить не фактам, а озвучке. Из готовности проглотить любую ложь, если её красиво завернули в патриотический фантик.
Мы живём в эпоху, где «ну нам же так сказали» подменило собой мышление.
И это — самая опасная война.
Война с реальностью. Пока её проигрывают, все остальные только продолжаются.
Когда в обиходе есть выражения вроде «пушечное мясо», «Усраина» или «руZZия», это не просто оскорбления. Это элементы системного приёма, который превращает целое государство — а значит, миллионы людей — в легитимную мишень. Чтобы понять, как работает этот механизм, важно рассмотреть, из чего на самом деле состоит государство.
Государство — не абстракция, а совокупность взаимосвязанных элементов, каждый из которых может стать объектом риторической атаки:
Народ — сердце государства: миллионы живых людей с именами, биографиями и надеждами.
Территория — не просто границы, а пространство памяти и жизни.
Публичная власть — аппарат управления (чиновники, суды, армия), состоящий из людей и институтов, от которых зависят другие люди.
Суверенитет — право народа самостоятельно решать свою судьбу.
Право и идентичность — система законов, язык, культура, символы.
Удар по любому из этих элементов — это удар по живым людям, а не по абстракциям.
Суверенитет и право — это не отвлечённые идеи: без них люди теряют свободу, защиту и чувство принадлежности.
Отрицание легитимности и существования
«Страна 404», «искусственное образование».
Когда государство объявляют «несуществующим», его народ превращают в «необъект» международных отношений. Так упрощается путь к идеологическому присвоению территории или к оправданию внешнего вмешательства.
Зооморфизация и демонизация
«Нацисты», «укропы», «рашисты».
Превращение людей в животных, насекомых или демонов отключает эмпатию и снижает моральные барьеры перед насилием.
Осквернение символов и названий
«Усраина», «Говноматрассия».
Искажение имени страны, её герба или языка разрушает эмоциональную связь людей с собственной идентичностью и делает общество уязвимым для унижения и внутреннего раскола.
Овеществление
«Пушечное мясо»
Эта форма концентрирует всё сразу: отрицание субъектности, превращение людей в ресурс и снятие моральной ответственности за их гибель.
Когнитивное упрощение — ярлык заменяет сложный анализ, создавая иллюзию понимания.
Эмоциональная анестезия — если «не люди», то и сострадание не требуется.
Моральный карт-бланш — когда объект дегуманизирован, любые действия против него кажутся оправданными.
История показывает: дегуманизирующая риторика почти всегда предшествует репрессиям и массовому насилию.
Расчеловечивание — не просто «грубые слова». Это инструмент идеологического насилия, направленный против самой идеи человеческого достоинства.
Противостоять ему можно конкретно:
не подхватывать ярлыки в личной речи;
требовать ответственности от медиа и политиков;
обсуждать действия государств через людей и институты, а не через ярлыки.
Сохранить человеческое достоинство — значит сохранить возможность мирного сосуществования.
Перед вами — не просто «чёрный юмор». Это пошаговая инструкция по дегуманизации, где шутка становится оружием.
Фото: свинья с пневматическим пистолетом у головы.
Подпись: «Историческое фото — Степан Бандера убит в Мюнхене, Западная Германия, агентом КГБ 15 октября 1959 года».
Замена человека животным
Метафора «Бандера = свинья» переводит человека в категорию живого существа, которое можно уничтожать без моральных угрызений. Исчезает личность — остаётся только объект для презрения.
Трансформация насилия в шутку
Реальное историческое убийство подаётся как абсурдный мем. Насилие перестаёт быть трагедией и становится поводом для смеха, что постепенно стирает психологический барьер перед жестокостью.
Юмор как прикрытие
Форма шутки позволяет безопасно выразить агрессию. Фраза «я просто пошутил» становится универсальным оправданием, снимающим с автора моральную ответственность за пропаганду насилия.
Групповая идентификация через ненависть
Реакция на шутку делит аудиторию на «своих» (тех, кто смеётся) и «чужих» (тех, кого шокирует). Смех становится ритуалом сплочения вокруг общего врага.
Идеологический перенос
Оправдание насилия в прошлом («тогдашний враг был свиньёй») создаёт прецедент для его применения в настоящем. Прошлое используется как карт-бланш для сегодняшней жестокости.
Эта картинка — не невинная шутка. Это тренировка мышления, где человека сначала превращают в образ, затем — в мишень. Расчеловечивание всегда начинается со слов. И часто — с тех, что произносят с улыбкой.
Оригинальный пост удален, «размещение неподтверждённой информации».
Ну, правила есть правила, разместим подтвержденную.
Когда я прочитал тот пост, честно не поверил. Пришлось два часа смотреть выпуск, чтобы найти эту «шутку».
На сцену выносят «подарок» — то, чем, мол, богата Калининградская земля: манекен скелета в каске. «Шутка» в том, что это «скелет настоящего немца», которого «выкопали из земли». И зал хохочет.
Под постом комментарии:
А чего это ты нациста жалеешь?
А чего он вообще на нашу землю пришёл?
Ты, значит, оправдываешь фашизм?
Но ведь дело не в том, чтобы кого-то оправдывать.
Дело в том, что глумление над останками любого человека — это подлость и дикость.
А если бы Германия тогда победила — и немецкие комики шутили бы сегодня в эфире, вынося скелет советского солдата, — вы бы тоже это не осуждали?
А ведь похожая ситуация была, и совсем недавно.
В музее Латвии выставили форму российского солдата, погибшего на СВО
На форме — следы крови, а организатор рассказывал журналистам о «трупном запахе».
И под постом — комментарии:
Музей музеем, но гордиться вещами, которые сняли с тела… Не нашли, не откопали. Сняли с тела. Это за гранью.
Форма слишком хорошо выглядит для снятой с трупа. Скорее купили. Но то, что сотрудники музея поддерживают такую легенду — очень показательно.
И вот главный вопрос:
Когда над погибшими глумятся там — вы возмущаетесь.
Когда то же самое делают здесь — это уже «просто шутка» или «справедливость».
Но расчеловечивание остаётся расчеловечиванием — с любой стороны.
Когда кто-то оправдывает дегуманизацию только потому, что её совершают «свои», — исчезает сама грань между «своими» и «чужими».
Фраза Данилы Багрова из фильма «Брат» — «Скоро вашей Америке кирдык» — по своему эффекту ничем не отличается от «Москалей на ножи». Разница только в адресате. Механика та же: превращение группы людей в образ врага и легитимация насилия против этого образа.
Стирание личности
Ярлык «американец», «москаль» заменяет живого человека на абстракцию. Исчезают лица, имена, судьбы — остаётся только мишень для агрессии.
Эрозия эмпатии
Если «они» — не люди, а символ угрозы, их боль перестаёт быть реальной. Это психологическая подготовка к тому, чтобы считать насилие приемлемым.
Нормализация уничтожения
Слова типа «кирдык» или «на ножи» переводят идею физической расправы в бытовую риторику. Ответом на конфликт предлагается не диалог или право, а уничтожение.
Риторика как карт-бланш
Сначала идут слова — потом действия. История показывает: язык вражды почти всегда предшествует преследованиям, дискриминации и масштабному насилию.
Адресат не меняет сути
Неважно, на кого направлена фраза. Эффект одинаков: редукция человека до объекта, «который можно уничтожить».
Вне зависимости от исходного контекста (будь то ирония, критика или художественный приём), подобные высказывания выполняют одну и ту же функцию: нормализуют вражду. Язык, дегуманизирующий целые группы, создаёт питательную среду для насилия — и в этом его главная угроза, даже если он преподносится как нечто безобидное.
#comment_371985255
#comment_371984595
Этой фразой можно оправдать что угодно — от ценового сговора до геноцида.
Она отменяет мораль, сводя историю к арифметике интересов: кто получил выгоду — тот и прав.
НАТО расширяется — выгодно.
Происходит переворот — выгодно.
Начинается война — выгодно.
Гитлер убивал евреев — ведь кому-то и это казалось выгодным.
Такой подход кажется «холодной рациональностью», но на деле это форма морального релятивизма, которая расчеловечивает жертв и амнистирует палачей.
Подменяет анализ оправданием. Объяснить мотив («было выгодно») — не значит оправдать поступок. Эта логика ставит знак равенства между «объяснимо» и «допустимо».
Стирает различия между действиями. Она ставит в один ряд политическую стратегию и массовое убийство, будто это явления одного порядка — просто «варианты расчёта».
Убивает ответственность. Если всё — лишь вопрос выгоды, то нет ни вины, ни подвига, ни предательства. Есть лишь удачные и неудачные сделки.
В таком мире адвокат может оправдать любое правонарушение одним словом: «выгодно».
И вот уже трагедия превращается в «издержки», преступление — в «рациональное решение», а на скамье подсудимых находится не обвиняемый, а «выгодоприобретатель».
Это не защита интересов — это анестезия совести.
Для тех, кто совершает, и для тех, кто оправдывает.
Фраза «потому что это выгодно» делает сочувствие невозможным: в ней нет ни боли, ни вины, ни человека. Только холодная логика интересов — которая в итоге пожирает и того, кто ею оправдывается.
Один из ключевых инструментов риторики вражды — это моральный фильтр восстания. В нём ценность сопротивления власти определяется не его целями или методами, а исключительно тем, против кого оно направлено.
Восстание против «них» — это «героическая борьба за свободу», акт справедливости и воли народа.
Восстание против «нас» — это «дестабилизация, экстремизм или работа враждебных сил».
Таким образом, само понятие «восстания» перестаёт быть моральным или политическим принципом и превращается в тактическое оружие. Его цель — не утверждение справедливости, а ослабление противника при одновременном укреплении собственной непогрешимости.
Рационализация насилия.
Под знаменем «поддержки свободы» оправдываются действия, ведущие к хаосу и разрушению в стане противника. То, что внутри своей системы называется терроризмом, за её пределами объявляется «борьбой за освобождение».
Стирание субъектности.
Народ противника перестаёт восприниматься как сообщество людей со своей волей, страхами и сложной идентичностью. Он становится абстрактным полем для политической инженерии, на котором внешние силы «пробуждают» или «организуют» протест, отрицая его автономию.
Инверсия моральных оценок.
Одни и те же действия — вооружённый мятеж, захват административных зданий, свержение власти — получают диаметрально противоположные оценки. Справедливость определяется не содержанием поступка, а его геополитическим адресом.
В итоге, «право на восстание» низводится до уровня инструмента гибридной войны. Его применяют не во имя универсальных идеалов свободы, а для управления восприятием и демонизации чужих, создавая иллюзию, что монополия на мораль принадлежит только одной стороне. Эта риторика маскирует циничный расчёт под маской праведного гнева.
Президент России Владимир Путин 25 февраля 2022
Еще раз обращаюсь к военнослужащим вооруженных сил Украины. Берите власть в свои руки! Похоже, нам с вами будете легче договориться.
Министр обороны Украины Алексей Резников 31 декабря 2022
В интересах России – как можно скорее эту войну закончить
Тезис: Когда в публичной риторике врагом объявляется не общество целом, а его условная «радикальная» часть («экстремисты», «террористы», «фанатики» и т.п.), это создает иллюзию моральной точности. На деле это приём, облегчающий расчеловечивание и снимающий ответственность за коллективные репрессии.
Создание «легитимной» цели.
Убийство или репрессии легче обосновать против «злодеев», чем против «народа». Ярлык превращает живых людей в абстрактный политический объект, с которым «можно и нужно бороться».
Моральная сегрегация.
Метка «экстремист» или «террорист» переносит весь спектр негативных свойств на целую группу. Это снимает необходимость разбираться в индивидуальных историях, мотивах или последствиях, создавая чёткое разделение на «нас» (нормальных людей) и «них» — тех, кого можно вывести за рамки моральной общности и лишить защиты этических норм.
Снижение эмпатии и повышение приемлемости насилия.
Когда цель определена как воплощение зла, любое средство против неё кажется оправданным. Возникает типовая логика: «Они сами этого хотели» / «Они этого заслужили», что напрямую ведёт к эскалации жестокости.
Уклон от политической ответственности.
Властям и обществу проще заявить: «Мы боремся не с народом, а с маргиналами», — легитимируя таким образом масштабные интервенции, цензуру, преследования и другие силовые действия, направленные против широких групп.
Политическая мобилизация.
Простой и эмоционально заряженный враждебный образ позволяет быстро сплотить свою аудиторию, одновременно дискредитируя и маргинализируя любых критиков, записывая их в «пособники врага».
Ключевое отличие — в проводимых границах и процедурах. Конструктивный анализ радикальных групп предполагает:
Чёткие критерии (конкретные организации, лица, доказанные деяния).
Правовые процедуры (суд, независимое расследование).
Презумпцию невиновности до момента доказательства вины.
Сфокусированную цель — изолировать конкретные угрозы, не стигматизируя целые сообщества.
Приём «враг = ярлык» размывает все границы, не требует доказательной базы, а меры носят коллективный и внеправовой характер.
Коллективная вина: Ответственность переносится на всех, кого можно отнести к метке, включая непричастных.
Эскалация репрессий: Оправдываются массовые проверки, ограничения прав и дискриминация.
Радикализация: Часть маргинализируемого населения в ответ действительно обращается к радикальным методам, подтверждая исходную стигму и замыкая порочный круг.
Моральная и правовая эрозия: Общественная дискуссия теряет нюансы, критика политики становится равнозначной поддержке «врага», а правовые гарантии подменяются логикой «чрезвычайного положения».
Итог: приём «наш враг — не народ, а ярлык» — это риторическая маска. Под видом точечного воздействия она снимает моральные и правовые ограничения для масштабного насилия, позволяя карать коллективно, но сохранять видимость избирательности и нравственной чистоты. Через такие ярлыки человек перестаёт восприниматься как личность и превращается в абстрактную «цель».