Достаточно давно, на фоне выхода сериала экранизирующего книгу Елизарова «Библиотекарь» я засел за его работы и ознакомился со всем до чего сумел дотянутся. Вот только в тот момент времени обработать все получившиеся заметки у меня не было, а сейчас, разбирая свои черновики, я вновь наткнулся на свои наработки и решил потихоньку доводить их до ума.
Сегодня предлагаю сказать несколько общих слов про рассказы Елизарова, а также про «Ногти», а там уже будет видно, может, когда-то дойдём и до «Земли», а там я и «Юдоль» прочту.
ПРОЗА
Это первая опубликованная работа Елизарова, потому стоит сказать про неё несколько слов. Но проблема в том, что сказать ничего нельзя. Вообще. Это первый сборник ранних произведений Елизарова, он был издан один раз в Харькове тиражом в 1000 экземпляров, а потому представляет собой редкость большую, чем адекватный человек в интернете. Я не то что найти эту книгу, даже узнать, какие произведения в неё входили, не смог. Есть подозрения, что они попали в сборник «Ногти», но я не ручаюсь.
РАССКАЗЫ ВООБЩЕ
Количество написанных Елизаровым рассказов достаточно велико, и заострять внимание на каждом из них и тем более разбирать не представляется возможным (может быть, когда-нибудь потом). Выделить же условные 5-10 рассказов для меня также затруднительно, ведь они очень разные, и сравнить «Красную плёнку», «Госпиталь», «Зной» и «Скорлупки» сложно, не говоря о том, чтобы выбрать, кто из них больше достоин разбора (а уж тем более, что их пришлось бы перечитать).
Поэтому я решил охарактеризовать три столпа, на которых держится малая форма Елизарова. Стоит отметить, что каждая история может по-разному балансировать изложенные далее элементы, но обычно включает хотя бы 2 пункта.
Автобиографичность. Многие рассказы Елизарова прямо или косвенно обрабатывают личный жизненный опыт Елизарова и обрамляют его в литературную форму. Примерами историй, где преобладает этот аспект, можно назвать: «Рафаэль», «Госпиталь» и «Зной».
Мистика. Те рассказы, которые являются в меньшей степени автобиографичными или не имеют автобиографичного элемента вовсе, имеют яркие мистические элементы (в основном это относится к более ранним рассказам автора, таким как «Красная плёнка», но и в относительно свежих историях, таких как «Скорлупки», встречается).
Срез жизни. Наверное, ключевой элемент в рассказах Елизарова. Он создаёт образ эпохи и внутри этой эпохи создаёт образ явления, в той или иной степени распространённого: субкультуры, преступность несовершеннолетних, армия, неблагополучные семьи. И оттеняет их, смешивая либо с автобиографичностью, либо с мистикой.
НОГТИ
А вот эту книгу найти уже гораздо легче. Повесть «Ногти» увидела свет в 2001 году. И как увидела. Первый тираж в 5000 экземпляров, дополнительный тираж ещё в 5000 экземпляров, перевод на немецкий в 2003 году, перевод на датский в 2010, и несколько переизданий как на русском, так и на немецком.
Вы спросите, зачем я это всё упоминаю? А всё дело в том, что, несмотря на всё это, найти хоть сколько-нибудь развёрнутую рецензию на это произведение – задача со звёздочкой. Люди не помнят «Ногти», они могут вскользь упомянуть о них при разборе других произведений или сделать заметку на 5 абзацев, из которой решительно не понятно, что это вообще.
Проблема в том, что действительно сложно объяснить, что такое «Ногти». С одной стороны, это история про двух воспитанников интерната для детей-инвалидов: горбуна Глостера и гидроцефала Бахатова. Которые выпустились из интерната аккурат к концу Советского Союза и из не очень радужного мира интерната попали в совсем не радужный большой мир.
И натурализм Елизарова сочиться с каждой строчки. Контингент интерната пугающий, читать описание детей-инвалидов некомфортно. Глостер говорит о себе:
«Я появился на свет горбуном — плод эгоизма и безответственности, резюме пьяных рук…».
Про своего друга он говорил:
«Бахатов, в сущности, тоже был нормальным, только некрасивым, и оставалось догадываться, что глотала или пила мамаша Бахатова, чтоб избавиться от него».
О том, что два санитара насиловали девочку, находящуюся в вегетативном состоянии, о том, что они сдавали её желающим, о том, что, увидев это, Глостер решил повторить этот процесс, а тем более про то, что девочка от этого забеременела, а от последствий подпольного аборта умерла, даже говорить не стоит.
С другой стороны, это городское фэнтези и магический реализм, а потому оба они, хотя в основном Бахатов, имеют некие мистические способности (способности Глостера под большим вопросом, так как он в основном был просто физически сильным. И, кроме ситуации с «шариками», которая вполне смахивает на защитный механизм психики, в колдунстве замечен не был). Так, Бахатов мог с помощью ритуала вокруг ногтей узнавать, благоприятным ли будет ближайший период, и, судя по некоторым эпизодам, даже влиять на него, но если кто-то станет свидетелем этого ритуала, то судьба его незавидна. Собственно, эта способность стояла как за тем, что герои сумели устроиться в мире (Глостер стал знаменитым музыкантом при поддержке миллионера-мецената, а Бахатов устроился на непыльную работу и при поддержке друга жил спокойной жизнью), так и за их несчастьями: какой-то несчастный помешал ритуалу Бахатова, что погубило и свидетеля, и Бахатова и нависло смертью над Глостером, так как все воспитанники данного интерната неизменно умирают подвое.
А потому у произведения появляется и третья сторона, помимо социальной и мистической – рассуждения о смерти, которые здесь автор ещё только аккуратно прощупывает.
Так уж вышло, что во время прочтения я не сделал никаких записей, а уже через неделю после него в моей голове не осталось ничего, кроме наиболее ярких и значимых моментов. Дело в том, что данная повесть представляет собой набор случаев из жизни двух персонажей, повествующих о загнивании социума, который приправлен мистикой, которая не играет в данной истории особой роли, но играет на атмосферу – атмосферу безысходности и ужаса. «Ногти» ярко демонстрируют всё, что стоит ожидать от произведений Елизарова, при этом сами являются не столько произведением, сколько наброском образов и сюжетов, про которые автор хотел высказаться и которые скрепил в единую историю через судьбы двух главных героев. И это нельзя списать на то, что к моменту написания текста я просто забыл какие-то моменты, так как я в очередной раз перечитал эту работу непосредственно перед написанием текста.
Так что же вы можете ожидать от «Ногтей»?
Язык. Живой и лёгкий язык, с небольшим количеством мата. Диалогов мало, вся книга выглядит как мемуары, в которых Глостер пересказывает свою жизнь.
Живой мир. Автор застал 90-е, он их помнит, а также помнит происходящие в нём процессы развала, гниения, воскрешения псевдонациональной гордости, возведение ширмы «дореволюционной исконно российской» идентичности (образ Микулы Тоболевского, чем-то напоминающий одного из сооснователей «Евросети», и вечно орущий о русском человеке, которого только и хотят обидеть) и национализма. И показывает их, чем наполняет сам мир действием и из декораций превращает его в равноправного персонажа.
Натурализм. Уже было отмечено, что текст сквозит натурализмом, также иногда называемым «грязным реализмом».
