glebklinov

Посмотрел фильм «Орудия» про тишину в классе и пересказываю, если вы вдруг решите не смотреть, а прочитать. Как известно, нет на свете места страшнее, чем маленький американский городок — там всегда через улицу живёт маньяк, в канализации — клоун с зубами, а по периметру — бесконечная зловещая кукуруза. Ещё там всегда есть дети и это самое страшное.

Вот и тут. Утром в среду молодая учительница Жустин приходит в школу, а у неё в классе никого нет, кроме одного маленького мальчика. И она в первую секунду такая «Боже, как хорошо!» — этого не показали, но это же понятно, любая учительница подтвердит — но потом заволновалась, а где все? И спрашивает мальчика: «А где все? А голову ты дома не забыл?». Мальчик ничего не отвечает.

Выясняется, что прошлой ночью ровно в 2:17 все остальные семнадцать учеников класса проснулись, встали с кроватей, вышли на улицу, растопырили руки самолётиком (не кукурузником в разные стороны, а скорее истребителем, соблюдая геометрию крыла) и убежали вдоль по улицам.

Ну и все принялись искать детей с собаками и допрашивать друг друга. Полиция — оставшегося мальчика Алекса. А потом учительницу Жустин. А потом родителей. А потом родители — учительницу Жустин. И все у всех спрашивали, а не забыли ли они голову дома.

Ещё родители хотели выпотрошить учительницу Жустин и достать своих детей прямо как бы из неё, потому что если у одного учителя из класса исчезают все дети, значит, педагог она не очень, это же очевидно.

А дальше начинается самое ужасное: нам начинают одного за другим раскрывать персонажей, чтобы мы узнали их получше. Хотим ли мы этого? А нас никто не спрашивает.

Сначала раскрывают Жустин. После родительского собрания она покупает себе пару бутылок водки, а потом ей звонят с угрозами, а потом её преследуют, а потом пишут ей на машине краской «Ведьма», а она пытается это слово стереть. Непонятно, кстати, зачем, потому что написано очень стильно. Попроси специально такое написать в студии аэрографии за много денег — ничего не получится. А тут сразу вышло идеально.

Чтобы справиться с нервишками, Жустин ненавязчиво приглашает в бар своего женатого друга алкоголика полицейского с усами, чтобы напоить его и переспать. А потом преследует единственного оставшегося мальчика из класса, чтобы с ним поговорить о том, куда все подевались.

Она даже следует за мальчиком до дома — видимо, чтобы прям лично проверить, не забыл ли он там голову. Но дома никто не открывает и вообще там окна заклеены газетами, но в щелочку видно, что внутри кто-то сидит. Жустин решает, что надо подождать и без палева сидит перед домой в машине с надписью «Ведьма» во весь борт до самой ночи. Но не выдерживает дозора и засыпает.

Тут из дома дёрганой походкой выходит кто-то с сальными патлами и ножницами, подкрадывается к Жустиновой машине, влезает внутрь, заносит на Жустин ножницы и... отстригает ей кусочек чёлки. Так поступить с бедной женщиной!

Дальше нам раскрывают Арчера. Арчер — это папа одного из убежавших детей, которого играет Джош Бролин. Его очень сложно воспринимать без оружия в руках — как будто он не свою жизнь живет.

Арчер восемьсот тысяч раз посмотрел видео с камеры, на которой видно его убежавшего сына и вдруг понял, что тот несется чётко по азимуту. И другие дети тоже. И Арчер стал рисовать линии бегущих детей на карте города, чтобы они потом сошлись в одной точке.

Проезжая по городу, Арчер видит на заправке машину Жустин — а её очень легко теперь узнать — и останавливается, чтобы поездить Жустин по мозгам. Но только он начинает ездить ей по мозгам, как откуда-то сбоку на Жустин набегает директор их школы Маркус и начинает Жустин душить.

Маркус вообще очень миленький пухленький азиат по жизни, но тут он бежал, расставив ручки, и всё лицо у него было в крови. Арчер пытается оттащить маленького Маркуса от Жустин, но тут...

Но тут нам раскрывают Пола. Пол — это женатый усатый полицейский. Он выезжает на смену и спокойно едет по городу, как вдруг видит наркомана. Наркоман тоже его видит и начинает убегать. Пол преследует наркомана, хватает его, валит на землю, потом ставит перед капотом своей машины и хочет обыскать. Согласно протоколу, Пол спрашивает наркомана, есть ли в наркоманских карманах что-то, что может его поранить, если он засунет туда свою полицейскую руку. «Нет, сэр!» — рапортует наркоман. Пол засовывает руку в карман наркомана, а оттуда, из кармана, Пола укалывает лежащий там иглой вверх шприц. Наркоманы всегда так ходят.

Неожиданно для себя и для камеры в полицейской машине расстроенный Пол вырубает наркомана ударом в лицо. Не хотел, само как-то вылетело!

Пол оказывает себе первую дезинфицирующую помощь, потом приводит в себя наркомана и говорит ему: «Братан, слушай...». Он договаривается с наркоманом, что ничего не было. Наркоман его не колол, Пол его не бил, расходимся.

Потом Пол рассказывает своему шефу в участке историю с наркоманом. Шеф говорит, что если наркоман за месяц не придет с жалобой, то запись с камеры перезапишется какой-то другой поверх этой и всё шито-крыто. Но если нет, то ой.

Расстроенный Пол садится обратно в машину. Тут ему приходит сообщение от Жустин, а дальше вы всё знаете. Застала, так сказать, мужчину в уязвимом состоянии, а с женатыми алкоголиками это до добра не доводит.

Вот только наутро после Жустин Пол возвращается домой, а там вдруг жена, которая должна была уехать. И жена сразу видит, у Пола что-то было в баре с алкоголем. Как говорится, а я пойму всё по глазам, а я прочту всё по усам.

В тот же день отруганный женой Пол выходит на смену, выходит из полицейского участка, а к участку летящей походкой движется тот самый наркоман. Пол кричит наркоману: «Эй, ты!» и начинает за ним гнаться.

Тут нам раскрывают Джеймса. Джеймс — наркоман. Ему нужны деньги, чтобы поддерживать себя в наркоманском состоянии, поэтому он ходит по городку и ищёт, куда бы залезть и что бы украсть, чтобы потом отнести в комиссионку.

В комиссионке очень плохой курс краденого, поэтому Джеймсу нужно много всего украсть.

Где-то в середине дня с Джеймсом происходит неприятная история с полицейским Полом и его бьют по лицу, но потом отпускают и Джеймс продолжает ходить и красть.

На следующий день он видит дом с заклеенными газетой окнами. Дом манит его потенциальной добычей, Джеймс залезает туда и начинает в полутьме шарить по ящикам. И натыкается на хозяев. Но хозяева — семейная пара — просто сидят на диване в деактивированном состоянии и не реагируют на кражу. Джеймс немного напуган, но в целом доволен, что его никто не бьет.

И идёт в подвал, вдруг там тоже есть ценности. Семейные. Но в подвале ценностей нет, зато там рядами стоят дети. Джеймсу в целом всё равно на детей — ну, стоят и стоят, может, так надо. Поэтому он добирает необходимые ценности из остальной части дома и сбегает.

Озабочивается судьбой детей он несколько позже, когда видит в комиссионке плакат «50 000$ за информацию о детях». Ну, это уже совсем другой разговор, это же детские судьбы, к которым никак нельзя остаться равнодушным! Джеймс звонит в полицию, интересуется процедурой передачи денег и его вызывают в полицейский участок.

Но на подходе к полицейскому участку Джеймс видит полицейского Пола, который накануне просил его не приходить в полицейский участок. Пол кричит Джеймсу: «Эй, ты».

Происходит погоня. Джеймс сначала бежит по городу, а потом убегает в лес, где у него оборудована палатка для принятия наркотиков внутривенно. Причем на полпути до палатки Джеймсу начинает казаться, что преследует его уже не Пол, а какая-то злая сущность.

Джеймс забивается в свою палатку и ждёт. Он слышит, как злая сущность подбирается ко входу в палатку, и Джеймс, не в силах выдержать напряжения, бросается на нее с единственным доступным ему оружием.

Но это не сущность, это полицейский Пол. Джеймс с размаху втыкает Полу в лицо охапку шприцов.

Пол ужасно злится и собирается от досады пристрелить Джеймса, потому что когда один и тот же наркоман снова и снова тыкает в тебя шприцами — это реально обидно. Но тот говорит, что знает, где дети.

Пол сажает Джеймса в машину, везет к указанному дому, оставляет Джеймса сидеть и стучится в дом. Его впускают и дверь за ним закрывается.

Следующие полсуток Джеймс сидит в машине, а посреди ночи дверь дома открывается, оттуда выходит Пол, утробно рыча, и утаскивает Джеймса из машины внутрь.

Далее нам раскрывают Маркуса. Если вас задрало и вы думаете, что нам будут раскрывать вообще каждого жителя этого чертова городка, то мы уже близко. Держитесь.

Маркус — директор школы. Он, вопреки имени, пухленький азиат, как мы уже говорили. Ему названивает Жустин с просьбами дать поговорить с оставшимся от класса мальчиком. Маркус обещает вызвать родителей мальчика в школу и обсудить с ними эту возможность.

И вызывает. Но вместо родителей к нему в кабинет является тётушка Глэдис. Она похожа на выпившую очень много кофе черепаху Тортиллу, которая украла грим Бенджамина Баттона и напялила поверх него рыжий парик.

Глэдис говорит Маркусу, что родители мальчика дома, потому что слегка приболели, но она за них. Маркус сокрушается, но требует родителей и этим, видимо, решает свою судьбу.

Тем же вечером в дом к Маркусу и его партнеру приходит лично Глэдис. Некоторое время она пугающе кривляется, изображая признательность и извинения, но затем просит у хозяев мисочку воды. А потом, внезапно успокоившись, достает из сумки кусочек шипастой ветки, наматывает на нее ленточку из кабинета Маркуса, режет себе ладонь шипом ветки, ловко отстригает локон у партнера Маркуса, тоже накручивает его на окровавленную ветку и звенит в колокольчик. Колокольчик она тоже с собой принесла.

Таким образом Глэдис на глазах изумленных Маркуса с партнером собирает что-то вроде пульта дистанционного управления с колокольчиком. Надежды маленький оркестрик по управлению людьми.

На звонке колокольчика Маркус вдруг деактивируется, запрокинув голову. Глэдис многозначительно поднимает ветку и ломает её пополам. В этот момент Маркус бросается на партнера, валит его на пол, заблевывает его черной жижей, а потом начинает бить его голову своей головой. Бам, бам. Бам. Бам. Бум. Чвяк. Чвяк.

Глэдис моет ручки. Видя, что партнер Маркуса в достаточной степени мёртв, она бросает обломки веточки в миску с водой. Это отменяет последнюю команду и Маркус снова переходит в спящий режим.

Довольно сложная концепция, конечно, ну что поделать.

Затем Глэдис вынимает из миски кусок ветки побольше, достает из сумки локон Жустин, наматывает на ветку и — хрусь! — снова ломает ветку пополам.

Маркус выбегает на задание. Дальше вы почти всё сами знаете. Маркус атакует Жустин на заправке, они некоторое время бегают там кругами, потом Жустин удается сесть в машину и уехать, а Маркус бежит за ней до тех пор, пока на перекрестке его не сбивает джип.

Арчер, который при всем этом присутствовал и даже по мере сил защищал Жустин от самонаводящегося Маркуса, потом показал ей свою карту с линиями детского бега. Линии сходились на доме единственного оставшегося в классе мальчика Алекса.

Нам раскрывают Алекса. Однажды Алекса забрал из школы папа и по дороге домой рассказал, что к ним скоро приедет тётушка Глэдис. Он это говорит с тем непередаваемым выражением, свойственным только мужчинам, к которым скоро неумолимо нагрянут дальние женины родственницы откуда-нибудь из Белой Калитвы.

Тетушка приезжает и лежит у себя в комнате, сказавшись больной. На следующий день папа не приезжает за Алексом в школу и мальчик топает до дома сам. А дома за столом уже сидят деактивированные родители, смотрят стеклянными глазами, а между ними юродствует Глэдис в парике.

Тетушка теперь домоправительница. Чтобы мальчик глубоко это осознал, она производит трюк с пультом управления. Ломает веточку с родительскими волосами и сидящие за столом мама с папой начинают методично тыкать себя вилками в лицо.

Мальчик быстро понимает, что тётю надо слушаться.

Алекс обещает никому ничего про Глэдис не говорить и выполнять домашние обязанности, то есть кормить родителей консервированным супом с ложки. Но однажды вечером Алекс застает тетушку Глэдис на полу без парика, увлеченно блюющую в кастрюльку. Он предлагает принести ей воды, но Глэдис говорит, что она очень больна и вода тут не поможет. А вот детишечки — вполне возможно помогут.

Теперь Алексу нужно принести Глэдис какую-то вещь, принадлежащую своим одноклассникам. «Тащи сразу всех», — командует Глэдис.

Алекс послушно приносит бирки с личных ящичков детей и ровно в 2:17 Глэдис активирует их. Дети послушно сбегаются к ним сквозь ночь.

Теперь Алекс кормит консервированным супом не только родителей, но и расставленных по подвалу одноклассников.

На этом этапе знакомство со всеми персонажами наконец окончено, а Жустин с Арчером приезжают в дом Алекса, чтобы узнать, что к чему. И заходят внутрь.

Дальше происходит драка. Тетушка Глэдис активирует против Жустин и Арчера полицейского Пола и наркомана Джеймса, а против мальчика Алекса — его собственных родителей. Все бегают по дому, рычат и бьют друг друга о мебель.

Жустин скоблит лицо Пола чистилкой для овощей. Мама Алекса пробивается к сыну через дверь, как Джек Николсон в «Сиянии».

Наконец, когда все одержимые побеждены, Глэдис активирует Арчера против Жустин и он душит её, душит.

Но тут мальчик Алекс заходит с тыла. Он наматывает на ветку кусочек парика Глэдис, а ещё волосы всех своих одноклассников сразу, и ломает её.

Из подвала с визгами, как на перемену, вырывается пропавший класс. Глэдис, смешно размахивая над головой руками, выбегает из дома и мчится сквозь дворы и соседские участки, крича и буксую на поворотах. За ней, срезая углы, несется детвора.

Мальчики и девочки выбивают собой окна, сносят двери и пронзают заборы, то есть в принципе ведут себя совершенно нормально для школьного класса. Наконец самая атлетичная девочка срезает угол через застекленную дверь, прыгает на Глэдис и валит её на землю, как американский футболист. Тут как раз подоспевают остальные.

Дети съедают тетушку Глэдис прямо на газоне.

Арчер, почти додушивший к тому моменту Жустин, и родители Алекса, почти прорвавшиеся к сыну в ванную комнату, в момент смерти Глэдис приходит в себя. А это по нынешним временам вполне даже сойдет за хэппи энд.

Как-то в 2008 году ко мне подошёл старший коллега по работе и предложить выйти с ним покурить, а заодно в отдельную логистическую компанию. Посулил зарплату побольше и радужные карьерные перспективы. Ну ладно, перспективы не предлагал, только зарплату.

И я согласился покинуть «Транспортную логистику СПб» с ее золочёной лестницей и пятиметровыми потолками ради лучшего будущего.

Лучшее будущее с особенностями ждало меня на Розенштрассе... на улице Розенштейна в одном из корпусов завода «Красный Треугольник». Бывший цех был мелко попилен гипсокартонными стеночками на офисы, напоминающими кладовки. Если встать поперек офиса, раскинуть руки в стороны и коснуться одной стены, я совсем чуть-чуть не дотягивался до второй стены. Но наш офис был лучше соседних — в нем была форточка. Окна в бывшем цеху были огромные — одного окна хватало на три-четыре смежных помещения, а форточка была одна. И она досталась нам. Правда, она все равно не открывалась, но зато летом, когда дышать в офисе стало совсем нельзя, мы уговорили нашего начальника установить кондиционер. Кондиционер был самый дешёвый и устанавливался непосредственно в форточку, как бы заменяя ее собой — лицевая часть снаружи, а жопа, кхм, внутри.

Тут обозначились две проблемы. Во-первых, кондиционер вибрировал. Вместе с ним вибрировала форточка, а вслед за ней вся огромная фрамуга, дребезжанием заглушая хозяйственную деятельность. Из соседних офисов стучали по стенам и приходили лично с просьбами прервать охлаждение.

Во-вторых, кондиционер использовал электричество. На наш офис его выделялось не слишком много, поэтому при включении кондиционера вырубались компы. Возможно, в этом был скрытый смысл, ведь компьютеры тоже выделяют тепло, а кондиционер стремился охлаждать офис как можно эффективнее. В общем, в течение рабочего дня у нас были перерывы на кварцевание, в смысле, на кондиционирование. Мы выключали компьютеры и сами тоже выходили на обед или покурить (потому что мы тоже выделяем тепло), чтобы не отвлекать кондиционер от работы.

Помимо бытовых развлечений нас ожидали развлечения организационные. Самый дешевый кондиционер — это многое, но ещё не всё, что характеризует руководителя. Наш директор Юрий был очень рыж и похож на актёра Эдди Рэдмайна, если бы тот долго и много питался плохой едой и у него не получилось стать актёром, а получилось бы, ну, жить в России. За глаза Юрия называли не иначе как «Огненная леди».

Юрий чудовищно много курил и так же чудовищно много пил кофе. Его большая кофейная кружка напоминала угольный карьер — по-моему, она даже сужалась ближе к дну от внутренних наслоений. Я сначала долго не понимал, что сподвигает человека на такое количество кофе и сигарет, но довольно скоро жизнь ответила мне сама.

В какой-то момент Юрий решил не довольствоваться малым логистическим предприятием, а выйти на международный уровень и дебютировать в качестве таможенного брокера.

Поэтому сначала он зарегистрировал новое юрлицо — фирму под названием «Кант». А поскольку предполагалась внешне-экономическая деятельность, то он перевел название фирмы на английский язык так, как смог. Смог он наилучшим образом, поэтому получилась компания Cunt Ltd.

Я обратил внимание на то, что с таким названием мы произведем, конечно, фурор, но немного не тот, на который рассчитываем, но кого волнуют мелочи.

А потом Юрий раздобыл контракт на растаможку увесистой партии комбайнов на своё это вот юрлицо. То есть нам на счет должна была прийти значительная сумма денег, которую Юрий рассчитывал «прокрутить» месяца за три, прежде чем понадобится их возвращать.

Он арендовал в этом же здании просторное помещение — на целых два цеховых окна! — купил туда столы и компьютеры, нанял десяток человек, рассчитывая, что они сейчас отработают потраченные... простите, инвестированные в них чужие деньги. Но свеженанятые люди, конечно, ничего особо не принесли, кроме толкотни у кофемашины.

И вот тут стало понятно, что кофе и сигареты всё это время стояли внутри Юрия, как волшебник Гэндальф с мечом и посохом, крича: «Ты не пройдешь!». А над ними нависал огромный и устрашающий алкогольный Балрог. Юрий начал бухать. Точнее, вернулся к этому занятию, не выдержав финансовых обязательств.

Содержание Юрия в работе компании начало постепенно падать. Сначала он еще приходил в офис, потом приходил, но уже не совсем он, потом перестал приходить, но на звонки ещё отвечал, а вслед за этим окончательно сменился длинными гудками в трубке.

— А мы бы хотели поговорить с директором, — с нажимом спрашивали многочисленные перевозчики.
— А он... не может, — уклончиво, но на самом деле довольно честно отвечали сотрудники.

— Глеб, — устало говорил мне в трубку тот перевозчик, который давно рассчитывал на оплату, но не опускался до всяких там «а мы бы хотели...», — ты учти, я приеду к вам в офис и тебе пиздец.

Меня потом спрашивали в следующей компании, «почему я принял решение о смене работы», и я, конечно, честно ответил, что искал развития. Смотрел я при этом на кондиционер на стене нового офиса — он работал одновременно с компьютерами и не издавал решительно никаких звуков.

Сейчас будет отцовское нытьё, поэтому если начали читать — не обижайтесь, я предупредил. Но не очень строго.

Вторая неделя сентября, родительский чат в детском садике похож на окопы Первой мировой. Стоны, уныние, ядовитый дым над мертвым пейзажем. «Лиза завтра не придет», «Полина не придет», «Настя села на больничный», «Виктории не будет», «Осторожно, огнеметчики», «Миша уходит на больничный». «Интересно, кто-нибудь из ребят завтра дойдет до сада?». Нет, после вчерашней атаки из нашего взвода никого не осталось. Боль и сопли сочатся из каждого сообщения.

Я тут иронизирую, потому что мы вырвали Артём Глебыча из этой мясорубки и уехали в отпуск.

Правда, за пару недель до отпуска Тёма всё-таки заболел. Но это он не ради себя, а просто взял в садике вирус Коксаки и принес его мне. И отдал весь без остатка.

Вообще говорят, что взрослые болеют Коксаки очень редко, но это те взрослые, у которых не такие щедрые дети, как наш.

Поэтому неделю перед отпуском я провёл в высококачественном коксачном бреду. Особенно понравилась ангина — три дня я ел только мороженое по чуть-чуть и пил холодную водичку мелкими глотками. Ещё покрылся красивой сыпью во всех местах, где у меня вообще когда-либо в жизни бывала сыпь.

Круче, чем болеть Коксаки — только читать список его осложнений в интернете. Мне сразу вспомнилась великолепная энциклопедия «Альфа & Омега», которую мне папа подарил в детстве и которую я зачитал до дыр. Там были несколько страниц, посвященных ядовитым ягодам и последствиям их поедания: название ягоды — и перечисление последствий. Так вот каждое описание заканчивалось словами: диарея, судороги, смерть. Иногда добавлялись ещё «слепота» и «агония». Примерно так же и с Коксаки. Перспектива моя, как я довольно быстро вычитал, такова: от судорог, вызванных менингитом, поджелудочная должна выпасть мне прямо в руки, с которых предварительно слезла кожа вместе с ногтями.

Но пока ничего не выпало. Наверное, выпадет попозже. Пока что я наоборот чувствую прояснение сознания, спокойствие и небывалую лёгкость — такое бывает или в отпуске, или незадолго до наступления конца.

Пока тут отпуск и всё такое, посмотрел два сериала.

«Больница Питт» — вообще отличный, страшно понравился. Там про неотложку, пятнадцать серий длиной по часу и каждая серия — это час рабочей смены. Ну то есть реально можно пятнадцать часов смотреть, как люди работают. Я вообще люблю про работу смотреть — гораздо сильнее, чем работать, гораздо. А где работа гуще, чем в больнице, да ещё в неотложке? Да практически нигде. Ну ещё в родильном, но про это надо смотреть «Будет больно» — тоже классный, я там местами выходил покурить, настолько всё хорошо.

Впрочем, слушать про неотложку тоже ничего так, интересненько. У меня двое двоюродных братьев, они раньше работали на скорой и регулярно приходили ко мне рассказывать профессиональные байки за чаем и макаронами. «...ну вот мы его переворачиваем, а он уже давно протёк» или «...грузовик затормозил, но прямо на нём». Я переставал есть макароны, а они вообще нет.

Впрочем, самая смешная байка заключалась в них самих. Они близнецы-двойняшки, и когда только пришли на скорую, их поставили в один экипаж. А восемьдесят процентов посетителей скорой — это люди... психически нестабильные, скажем так. Вот приходит такой пассажир в себя в карете скорой помощи, а на него сверху смотрят два одинаковых человека. Ну и он сразу беспокоится от этого и начинает выть дико и портить вокруг себя воздух и казенное имущество. Так что их потом быстро разделили по разным сменам.

А второй сериал — «Король и завоеватель». Про Вильгельма, Нормандию, Англию и одиннадцатый век. Сезон один, а событий туда натулено сезонов на пять, поэтому всё галопом по Европам, извините за каламбур.

Не очень понравился, но клёвые моменты, конечно, есть. Например, две армии в поле готовятся к битве, и нам попеременно показывают, как военачальники вдохновляют бойцов.

Армия слева:
— Это наш дом, наша земля! С нами бог! Мы победим!

Армия справа:
— Все, что вы видите перед собой — ваше! Мы не завоеватели, мы освободители! Это наша земля! С нами бог! Мы победим!

Проходят века, а лапша всё та же. Хотя в одиннадцатом веке не было сериальных сценаристов.

Посмотрел фильм «Балерина» про женщину, которая вообще не балерина, а просто убивает всех направо и налево. И пересказываю — если вдруг вы захотите прочесть, а не посмотреть.

Девочка Ева жила с отцом в мягком климате, в доме у моря и в любви, а потом к ним в дом ночью пришел отряд злодейского спецназа с автоматами и почему-то с топориками. И со шрамами на запястьях. И убил её отца, хотя он очень хорошо дрался.

А перемазанную кровью Еву с музыкальной шкатулкой-балериной в руках нашел дяденька в черной шляпе. Он, как бы это сказать, эйчар мафии. Он сразу разглядел в девочке потенциал мести — ему даже не пришлось спрашивать, кем она видит себя через пять лет.

Мрачный эйчар привёл девочку в клан каких-то театралов под названием «Русска Рома». Дело в том, что в мире фильма «Балерина» обычных людей нет вообще. Там только кланы один мрачнее другого со всякими сложными кодексами, которые они, кажется, сами не понимают. И поэтому постоянно их нарушают, вызывая гнев остальных кланов и междоусобную войну, которая опять тянет за собой нарушение кодексов, которое опять приводит... ну вы поняли.

Кланом театралов управляет директриса — женщина-цыган, одетая в гардину. Она проводит с Евой установочную встречу и принимает её на испытательный срок. Еве рассказывают, что раньше её папа работал в «Русска Рома» кикиморой. Кем? Кикиморой. И она тоже станет кикиморой. Как папа.

В «Русска Рома» все почему-то думают, что кикимора — это не мифологическая старушка, которая мелко гадит по хозяйству, а натуральный Вельзевул или какой-нибудь другой верховный демон.

Следующие двенадцать лет Еву учат на кикимору, заставляя танцевать в окровавленных пуантах и набив ей татуировки во всю спину. У «Русска Рома» прям очень своеобразные представления о фольклоре.

За двенадцать лет Ева превращается из девочки в полноценную Ану де Армас. В конце нужно сдать экзамен — убить на скорость какую-нибудь другую кикимору, которая чем-то провинилась или как-то ещё вышла из строя. Ева убивает уставшую кикимору и становится кикиморой сама.

Однажды к директрисе «Русска Ромы» приходит Киану Ривз в роли Джона Уика, известный как «баба яга». И его там разжалуют из русскаромовских раскаленной кочергой за то, что он там что-то сделал вообще в другом фильме, неважно.

Ева подходит к Джону Уику и говорит: «Привет, баба яга, я кикимора». И спрашивает, как бы ей тоже пойти в бабы яги, а то в кикиморах некомфортно. Он отвечает так, что вообще ничего непонятно.

Но пока свежеобращенная кикимора Ева ещё не очень понимает, как именно действовать, «Русска Рома» назначает ей кикиморские задания. Они заключаются в том, что нужно входить в разные помещения в шикарных платьях, а потом устраивать там акробатическую драку со стрельбой.

В качестве примера приводится ситуация в ночном клубе, стилизованном то ли под эскимосское поселение, то ли под песню Хиля про «по-о-отолок ледяной», потому что там кругом мебель изо льда и перегородки из ледяных блоков. Туда Ева входит вся в блёстках, а потом бьёт и расстреливает три десятка японцев, каждый третий из которых перед смертью заходит ей со спины и бьёт Еву ногой по заду.

В конце на битву выходит главный японец, которого Ева почти насмерть закалывает молотком. Люди вокруг вообще не прекращают танцевать — видимо, они просто из других кланов и знают, что сейчас не их очередь.

В награду за выполненный кикиморинг Ева получает от «Русска Рома» новую татуировку.

Дальше всё происходит в похожем духе: Ева покидает одно заведение за другим, противно чвякая каблуками по окровавленному полу. Преимущественно окровавленному мужскому полу.

На выходе из очередного заведения на Еву набрасываются какие-то посторонние люди с топориками и характерным шрамированием на запястьях. «О, это же эти!» — вспоминает Ева убийц отца, когда дошинковывает последнего из нападавших его же топориком.

После чего Ева приносит шрамирование директрисе «Русска Ромы» посмотреть. Вместе с рукой, само собой.

Я сначала удивился — там вообще можно было на словах рассказать, что за шрам, потому что это просто крестик. Ну или в крайнем случае на телефон сфотографировать, а то прямо варварство какое-то — она ещё руку эту несла в пакете через весь город и в театре клана закапала весь пол.

Но тут директриса начинает извиваться, мол, ой, ну что ты тут мне принесла, ну подумаешь, рука, вы ещё все мне начните разные руки с заданий приносить, вас много, а я одна, и всё в этом роде. Сразу ясно, что если бы Ева принесла фотку, та стала бы жаловаться, что на ней ничего не разглядеть, а на словах непонятно, не видела, не знаю, показалось.

Ева настаивает и директриса отступает на второй рубеж обороны: «Ой, ну это другой клан, они кодексы не соблюдают, да и вообще у них кодекса нет, а мы с людьми без кодексов не связываемся!». Ну логично, в принципе — как понять, что кто-то нарушил кодекс и ему надо объявить войну, если кодекса нет?

На такой случай у «Русска Рома» есть в их кодексе специальный пункт: не лезть к тем, у кого нет кодекса! А если Ева нарушит этот пункт кодекса... ну, тут уже привычная территория: ты нарушила кодекс, поэтому война, изгнание и потом на тебе будет сдавать экзамен какая-нибудь свежая кикимора.

Бюрократия ужасная.

Еве всё это не нравится и она идёт искать клан, который нельзя искать. То есть фактически переходит из кикимор в бабы яги.

Она приходит к мрачному эйчару мафии, который по совместительству управляющий специального отеля «Континенталь». Это такой отель, где останавливаются убийцы из разных кланов, но убивать друг друга внутри отеля им нельзя, потому что кодекс. Периодически убийцы дерутся между собой в номерах и палят друг по другу из оружия, но в момент, когда врывается охрана отеля с криком: «Ага-а-а, попались!», они все прячут пистолеты за спины, тяжело дышат, зажимают раны и мямлят, что ну все же живы, мы никого не убили, видите?

Эйчар мафии, который должен знать, где найти клан, говорит, что он не знает. Но знает, у кого спросить.

Ева едет в другой отель «Континенталь». Их много в разных странах, ну потому что нужно же убийцам как-то обмениваться опытом, обсуждать всякое. Например, поправки в кодекс или повышение возраста выхода из клана.

В другом «Континентале» Ева с сообщником и группой шрамированных убийц грубо нарушают правила отеля, но сама Ева ловко умудряется никого не убить. Поэтому когда их ловит и ставит на колени охрана отеля, Ева сразу говорит, что она ничего не нарушала, это всё они — и кивает на рядом стоящих. В результате ей верят на слово и отпускают, а остальных расстреливают. Извините, такие правила.

Зато теперь Ева знает, куда идти за кланом шрамированных. По пути она приходит в независимую оружейную, где примерно как в отелях «Континенталь» никто никого не убивает, но за ней врывается очередной отряд шрамированных клановцев. Ева изобретательно взрывает их гранатами, получая примерно восемь контузий за четыре минуты.

Теперь Ева едет в городок, потому что шрамированные живут... в городке.

Она приезжает в швейцарского вида многоярусный заснеженный городок, заходит в бар, а следом за ней заходит убийца-клановец. А потом заходят ещё убийцы. А потом приезжает полиция, похожая на милицию, и они тоже убийцы. И официанты в баре — тоже убийцы. И повара. И посетители. И вообще все в этом городке шрамированные убийцы-клановцы.

Хотя, наверное, сложно сказать, что это они убийцы, потому что они-то как раз никого у нас на глазах не убили, а вот Ева убивает их всех подряд по мере поступления в кадр. Происходит жестокая схватка в баре, на фоне играет весёлая тирольская музыка. Ева дерётся как настоящая баба яга. Она сражается топорами, и ногами, и сушеными грибами... простите, кухонными ножами.

Ева выбегает из бара, чтобы найти главаря клана шрамированных. Главарь в начале фильма лично приходил убивать её отца, поэтому Еве нужно с ним переговорить.

Проблема только в том, что приходится убивать вообще всех жителей городка, которые попадаются ей навстречу, потому что они все клановцы. На неё бросаются семейные пары, мясники, лыжники в вязаных шапках и молодые родители.

Наконец население коллективно одолевает Еву, валит её на землю и приводит к главарю. Тут они наконец узнают, что Ева «из русскаромовских», и это проблема — пришла, понимаешь, со своим кодексом в чужой монастырь.

Главарь разговаривает с Евой так, что она невольно вспоминает Джона Уика — тоже ничего непонятно! Потом главарь выходит из комнаты с Евой, подходит к своей главной приспешнице и говорит: «Слушай, а она твоя сестра, ты знала? Не знала? Ну вот».

Тут из комнаты сзади раздаются выстрелы. Так всегда бывает, когда Ева остается в одном помещении с любым количеством мужчин.

Ева убегает, но главарь не преследует её, потому что он такой уже, в годах главарь, и способен застреливать только предварительно поставленных на колени врагов. Зато за Евой внезапно бросается её приспешница-сестра.

Они забегают в уютный домик, некоторое время дерутся там для налаживания родственных связей, а потом разговаривают. Сестра рассказывает, что Ева вообще-то родом из их городка и он у неё в крови. А их отец взял малолетнюю Еву и увёз. А её саму не стал увозить, так как она старшая и уже кого-то убила, то есть испортилась. Как говорится, можно вывезти Еву из городка, но нельзя вывезти городок из Евы, поэтому судьба вот привела Еву домой.

Ева спорит, что вообще-то у них тут не клан, а секта натуральная и с детьми так нельзя и они воспитывают убийц! Не то что... эээ... «Русска Рома»... эээ. Ева некоторое время молчит.

Тут в окно уютного домика влетают несколько гранат и всё взрывается. Сестра умирает, а Ева находит в горящем домике катану, какая удача.

Главарь, озабоченный живучестью Евы, звонит директрисе «Русска Ромы» и просит, ну, как-то деактивировать подопечную. Но директриса говорит, что Ева без спроса ушла из кикимор в бабы яги и она ничего не может сделать.

Тогда главарь говорит, что он убьёт всю «Русска Рому», растопчет их пуанты, порвёт пачки и сожжёт театр. Ведёт, так сказать, переговоры с позиции силы.

Директриса сразу говорит, что, может быть, что-то всё-таки можно сделать. И вызывает Джона Уика.

По какой причине директриса смогла вызвать разжалованного из клана Джона Уика, непонятно. Почему он согласился, тоже непонятно. Но Джон Уик приезжает в городок на поезде, чтобы уговорить Еву уехать. Ну или убить её. Ева говорит ему, что никуда не поедет, и начинает стрелять по Джону Уику, но тот бронированный. В какой-то момент Джон Уик вдруг говорит: «Ну ладно, слушай, я подожду, например, полчасика, а ты давай убивай его».

Видимо, у всех, кто попадает в этот городок, кодекс постепенно выветривается и они начинают делать, что бог на душу положит.

Ева торопливо режет приспешников главаря катаной, взрывает гранатами, в какой-то момент добивает оставшихся городских милиционеров коньками.

Потом Ева находит портативный огнемет. Как вы понимаете, вероятность найти зимней ночью в катакомбах маленького швейцарского городка портативный огнемёт — почти стопроцентная.

А где один огнемёт, там и другой. Ева вместе со вторым основным приспешником главаря устраивают дуэль на огнемётах. Они пыхают друг на друга огнём и никак не могут попасть. Наконец они сходятся почти врукопашную и приспешник бросает Еву на пол. Но вместо того, чтобы заогнемётить её на месте, он наступает ногой на горящий труп соклановца. И его нога начинает гореть — он специально так задумал. Теперь он своей горящей ногой начинает бить Еву.

После очередного удара Ева снова падает на пол, снова хватает огнемет и дуэль продолжается, пока у Евы не заканчивается топливо.

Ева бросает огнемет и думает, чем она ещё не убивала людей за последние два часа? Нож? Было. Топор? Было. Пистолет? Скучно. Коньки? Весело, но тоже было. Огнемёт вот сел. Брандспойт? О, брандспойта не было!

Ева хватает брандспойт из ближайшего пожарного щита и выходит один на один с огнемётом приспешника. Ева включает воду и медленно идёт вперёд — она намерена дойти с брандспойтом до приспешника и потушить его вместе с огнемётом. Они дуют стихиями друг на друга, как Гарри Поттер с Волан-де-Мортом.

Она почти доходит, но тут у неё вдруг внезапно взбрыкивает струя. Ева не мальчик, поэтому феномен взбрыкнувшей струи ей незнаком, она теряет равновесие и падает, обливая себя. И лежит. Приспешник медленно подходит, нависает над ней с огнёметом и... и тут его пристреливает засевший на высоте со снайперкой Джон Уик. Но почему? А просто так. Наверное, у него сбой кодекса или что-то такое. Может, просто давно никого не убивал.

Тем временем Ева подкарауливает на улице джип главаря, который решил сбежать из городка, и останавливает его. Главарь выходит из джипа и опять начинает разговаривать с Евой. «Ничего непонятно!», — с раздражением думает Ева посреди реплики и стреляет ему в лоб.

Наблюдавший за этим с высоты Джон Уик звонит директрисе и говорит, что всё готово. «Она мертва?» — спрашивает та. «Он мёртв» — отвечает Джон Уик.

«Хорошо...», — отвечает директриса, раздосадованная тем, что её вообще никто не слушается.

Понял тут, что я немножко лгбт — люблю гулять без телефона. Очень это раскрепощает, особенно когда наконец перестаешь шарить рукой по карману. Но я знакомому рассказал, а он спрашивает: «А музыка? Как гулять без музыки-то? На телефоне включаешь и идёшь!»

А зачем мне музыка на телефоне, если в голове у меня всё время происходит вот это:

дом стоит свет горит веселый ветер разметал всё на столе all the promises we made ау днем и ночью счастье зову тысячу раз обрывал провода wherever you go whatever you do будто с нами беда будто с ними теплей по роще калиновой по роще осиновой these guilty feet have got no rhythm зазвенела моя струна меняй свет на фонарь из серых наших стен из затхлых рубежей опять милицейский патруль за спиной и ваши нервы словно нити look deep into the april face нет дороги окончанья есть зато ее итог пусть прогонит прочь твои тревоги роса рассветная светлее светлого медленно любила пережевывая тихо подрастает на щеках поросль every step you take i'll be watching you

Теперь у вас тоже в голове играет музыка, извините. И я недавно узнал, что есть прямо научный термин: непроизвольное музыкальное воображение (INMI).

Это когда в голове спонтанно возникает музыка без сознательного намерения её вспомнить или воспроизвести. При этом активируются те же области мозга, что и при реальном прослушивании: слуховая кора, области, отвечающие за память и моторная кора, чтобы вы ловили ритм.

Исследования говорят, что непроизвольное музыкальное воображение испытывают девять из десяти людей и в среднем эпизод длится 27 секунд. Ровно столько же, сколько ехал с седьмого до первого этажа лифт в доме, где я жил в детстве — это занятный, но бесполезный факт. Наверное, для этого тоже есть свой термин.

Любопытно, как живёт тот десятый человек, у которого в голове не играет музыка, и насколько выше вероятность, что он гнида.