Торт получился на славу. Огромный, красивый, украшенный кремовой цифрой «1», в которую она воткнула свечку. Они задуют её все вместе. Она, Коля и Никитка, а потом разрежут и раздадут гостям — бабушкам и дедушкам Никитки.
Они решили, что не будут устраивать застолий с выпивкой и закуской, достаточно будет — шампанского и торта. Всё-таки день рождения у ребёнка, а он ещё маленький, ему шумная компания ни к чему, напугает только. Родители и Колины, и её с таким решением согласились, пришли с подарками, сели в зале за небольшим столом, тихо-мирно беседуя под беззвучное мелькание телевизора. Тихий семейный праздник, годовщина маленького человека.
Люба огладила рукой грудь, бёдра, живот. Всё хорошо у неё, она счастлива, жизнь чудесна, пора выходить к столу. Подхватив поднос, она направилась в комнату, где собравшиеся увлечённо беседовали в ожидании начала церемонии. Люба поставила торт на стол и прислушалась к разговору.
— Дети — это хорошо, но детям нужно отводить определённую часть жизни, — утверждал свёкор Сергей Яковлевич.
— Дети должны прислушиваться к родителям, — тут же вставила мать Любы.
— А как же свобода личности? — подмигнул Любе свёкор.
— Смотря, как понимать — эту свободу личности, — вступил в разговор отец Любы. — Вы хотите, чтобы с вашей личностью считались? А какая у вас привязанность к вашей личности? Это ваша святыня? Вы о ней заботитесь? Обижаетесь, когда вашу личность оскорбляют? Тогда, как привязанное может быть свободным?
— Вот это вопрос! — улыбнулся свёкор. — Сначала надо определиться с тем, что же такое личность.
— Классическое определение личности — это тело, плюс ум, плюс чувства…
Беседу прервала раскрывшаяся дверь. Пригнувшись, в зал, украшенный шарами и плакатами, вошёл Николай. Сидевший на его плечах Никитка завизжал от удовольствия.
— Осторожней! — кинулась к ним Люба. — Он может удариться.
— Спокойно, мать, у меня всё просчитано. И учтено. — Николай снял сына с плеч и усадил на детский стульчик.
— Дорогие наши мамы и папы, — начала Люба, прижимаясь к Николаю. — Сегодня у нас знаменательный день и очень важная дата. Нам исполнился годик! Ура! — Люба захлопала в ладоши, и все тоже громко зааплодировали с возгласами «Поздравляем!».
Никитка вжал голову в плечи и заревел.
— Ну что ты, маленький? — Люба прижала к себе голову сына, погладила рукой кудряшки. — Смотри, какой тортик испекла тебе мама. Сейчас папа зажжёт свечку, и мы, загадав желание, вместе её задуем. А желание у нас одно на троих, чтоб ты был здоров и рос большим и послушным мальчиком.
Ничего из сказанного мальчик не понял, но умиленная интонация маминого голоса его успокоила, он перестал плакать и уставился на большого махрового медведя, что сидел между двумя бабушками.
— На, зажигай! — скомандовала Люба, передавая мужу спички. — Только осторожней с огнём, держись подальше от Никитки!
Николай чиркнул спичкой и поджёг свечу.
— Ну, приготовились… — Люба и Николай пригнулись так, чтобы быть на одном уровне с сыном. — Раз, два, три.
Дунули. Пламя дрогнуло, наклонилось в сторону родственников и потухло.
— Коля, разрежь торт, — скомандовала Люба, передавая мужу нож. — Только осторожней с лезвием, держи его подальше от Никитки.
— А что за торт, Люба? — глотая слюну, спросила свекровь.
— Рецепт я придумала сама, и назвала его в честь сына — «Моя крошка».
Когда торт разложили по тарелкам, а чай разлили по сервизным чашкам, равнодушному к торту имениннику вручили медведя.
— Ну, хватит хлопотать, — Николай подвинулся, освободив рядом с собой место для жены.
Люба села рядом, пододвинув к себе тарелку. На разрезе торт смотрелся не менее привлекательно, чем сверху. Три слоя бисквита, два из которых были шоколадными, утопали в нежной лимонно-манной начинке. Верх и бока торта были залиты шоколадом.
— Оригинальное сочетание лимона и шоколада, — выделил отец.
— На манке? — причмокивая, спросила мать.
— На манной каше, — улыбнулась Люба и, поддев ложкой кусок бисквита, быстро положила его в рот.
Внимание Никитки было занято огромным мягким медведем, на груди которого красовалось красное сердечко с надписью: «С днём рождения!». Безучастный к происходящему за столом, он хватал махровую шкурку зверя, пытаясь перевернуть игрушку, но маленькие ручки не смогли удержать подарок; медведь съехал с приставного столика и упал на пол. Никитка дёрнулся за ним, стульчик закачался, грозя перевернуться. Люба вскрикнула и закашлялась. Николай кинулся к сыну, почти на лету успев подхватить стульчик. Люба схватилась за горло и захрипела. Она судорожно хватала губами воздух, глаза её расширились до невероятной величины, а лицо покрылось бурыми пятнами.
— По спине! — закричала свекровь. — Стукни её по спине.
Николай кинулся к жене и попробовал развернуть её спиной к себе, но Люба, терзаемая грудными клокотаниями, сползла на пол. Он подхватил её, приподнял, прижал к себе. Судорожные конвульсии, сопровождаемые свистящими хрипами, отдавались в его теле, словно они были одно целое.
— Господи! Люба! — закричала мать. — Надо вызвать скорую, она вся синяя!
— Не успеют, — покачал головой свёкор.
— Стукни её по спине, — продолжала кричать свекровь.
— Господи! — закричала мать, хватаясь за сердце.
— Мама! — закричал Никитка и заплакал.
— Я вызову скорую! — засуетился отец.
Когда приехала скорая, Люба лежала на диване, не подавая признаков жизни.
— Нужен серьезный залог. Что скажешь? — Марк подался вперед, сверкая глазами.
— Твоя квартира — просто идеальный вариант! — выпалил он, не сдерживая торжествующей улыбки. — Престижный район, хорошая цена. Банк даже думать не будет — сразу одобрит!
***
Елена переступила порог своей квартиры и замерла. В воздухе витал аромат свежезаваренного чая, с кухни доносились приглушенные мужские голоса — муж Андрей о чем-то оживленно беседовал с братом.
Не спеша раздеваясь, она окинула взглядом родные стены. Каждый сантиметр этого пространства был пропитан воспоминаниями пяти лет совместной жизни. Вот диван, купленный на первую годовщину... А там — картина, которую они выбирали вместе часами...
— Лена! — донесся голос Андрея. — Иди к нам, Марк заглянул!
Мельком глянув в зеркало и поправив непослушную прядь, Елена направилась на кухню. Марк, как всегда энергичный и порывистый, размахивал руками, что-то увлеченно доказывая. По его горящим глазам она сразу поняла — очередная "гениальная идея" на подходе.
— А вот и наша хозяюшка! — расплылся в улыбке Марк. — Мы тут как раз обсуждаем потрясающую возможность!
Елена опустилась на стул, обхватила ладонями предложенную мужем чашку. Аромат бергамота окутал уютным коконом, но внутреннее беспокойство не отпускало.
— Что за возможность? — спросила она, внимательно глядя на деверя.
— Представляешь, — подался вперед Марк, — сейчас такой момент — нужно хватать удачу за хвост! Нашел потрясающий вариант для бизнеса. Практически без рисков, прибыль гарантирована!
Елена переглянулась с мужем. Андрей, как обычно в таких ситуациях, отмалчивался, предоставляя брату возможность развернуться во всей красе.
— И что же это за золотая жила? — осторожно поинтересовалась Елена, уже предчувствуя подвох.
— Сеть автомоек! — выпалил Марк, подскакивая на стуле. — Всё продумано до мелочей: оборудование топовое, локация — просто бомба! Поставщики готовы хоть завтра начать...
Он говорил быстро, захлебываясь словами, глаза горели лихорадочным блеском. Елена невольно вспомнила все предыдущие "гениальные" проекты деверя: магазин экзотических фруктов, студию звукозаписи, доставку здорового питания... Каждый раз всё заканчивалось одинаково — громкими обещаниями и тихим провалом.
— А финансирование? — перебила она поток восторженных планов.
Марк слегка сбавил обороты:
— Вот тут-то самое интересное... Банки сейчас, конечно, зажали все кредиты. Но! — он поднял палец вверх. — Есть выход!
Елена почувствовала, как холодок пробежал по спине. В кухне вдруг стало удивительно тихо, только чайник тихонько посвистывал на плите.
— Какой залог ты предлагаешь? — спросила она, хотя уже знала ответ.
Марк расплылся в торжествующей улыбке:
— Твоя квартира — идеальный вариант! Район престижный, цена отличная. Банк даже раздумывать не станет!
Елена медленно поставила чашку. Пальцы едва заметно дрожали. Она повернулась к мужу, который старательно изучал узор на скатерти:
— Андрей, ты... ты знал об этом?
Он пожал плечами, избегая её взгляда:
— Марк только что рассказал. По-моему, звучит заманчиво...
В горле у Елены встал ком. Пять лет... Пять лет они по крупицам создавали этот уютный мирок. И теперь... теперь его предлагают поставить на кон ради очередной авантюры?
Тишина в кухне стала почти осязаемой. За окном медленно опускались сумерки, а три человека за столом застыли, каждый в плену своих мыслей и надежд.
— Заманчиво?! — Елена резко поднялась, едва не опрокинув чашку. — Ты серьёзно считаешь "заманчивым" поставить на кон нашу единственную крышу над головой?
— Да брось, Леночка! — Марк вскочил следом, размахивая руками. — Всё просчитано до копейки! Через полгода — первая прибыль, через год — закроем кредит. Железно!
Его глаза лихорадочно блестели, а слова вылетали пулеметной очередью. Но Елена лишь покачала головой:
— Даже не начинай, Марк. Квартира не обсуждается. Я купила её до свадьбы, своими силами.
— Вот именно! — подхватил он с торжествующей улыбкой. — Ты же умница, знаешь толк в инвестициях. Представь: семейное дело, Андрей — управляющий, я беру на себя организацию...
— Я сказала — нет.
Тишина упала как топор. Марк осекся на полуслове, его улыбка померкла.
— Лен, может... — робко начал Андрей, — хотя бы посмотрим цифры?
Она обернулась к мужу, не веря своим ушам. В груди что-то болезненно сжалось.
— Какие цифры, Андрей? Цифры, после которых мы можем оказаться на улице?
— Всё продумано! — Марк выхватил папку с документами. — Смотри, вот расчёты...
Елена смотрела на россыпь графиков, но видела лишь размытые линии. В голове стучала единственная мысль: "Неужели Андрей готов так рискнуть... всем?"
— Можешь хоть обклеить стены своими расчётами, Марк. Ответ — нет, — отрезала Елена, отодвигая папку.
— Почему ты такая упрямая? — В его голосе прорезалось раздражение. — Умная женщина, а рассуждаешь как...
— Как человек, который не хочет потерять свой дом, — перебила она, вглядываясь в его лицо, где уже не осталось и следа от прежней беззаботности.
Елена поднялась из-за стола. Хватит. Но только она сделала шаг к двери, как Андрей схватил её за руку:
— Лена, постой! Давай хотя бы дослушаем...
— Ты правда считаешь это хорошей идеей? — прошептала она.
— А почему нет? — Андрей вдруг оживился. — Своё дело, независимость! Я устал быть винтиком в чужой машине. Каждый день одно и то же — офис, дедлайны, начальство...
— Вот! — торжествующе воскликнул Марк. — Андрей понимает! Это шанс всё изменить. Семейный бизнес — что может быть надёжнее?
Елена молча вышла из кухни. Пусть братья строят воздушные замки — она не позволит разрушить настоящий.
***
Вечером, когда Марк ушёл, в дверь спальни тихонько постучали.
— Лена... нам нужно поговорить.
Она сидела у окна, наблюдая, как город зажигает свои огни. В стекле отражались причудливые тени фонарей, и весь мир казался зыбким, ненадёжным.
— О чём, Андрей? О том, как ты поддержал эту авантюру?
Он присел на край кровати. От утренней уверенности не осталось и следа.
— Я понимаю твои страхи, но... нужно двигаться вперёд. Представь: своё дело, стабильный доход...
— А если всё рухнет? — она резко повернулась к нему. — Если прогорим? Где будем жить?
— Почему ты всегда ждёшь худшего? — в его голосе прорезалось раздражение. — Марк знает, что делает, у него опыт...
— Тот самый "опыт" с магазином автозапчастей, который накрылся через полгода?
Андрей поморщился, но промолчал. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только гулом вечернего города за окном.
— Анечка, говорят, ты не хочешь поддержать семейный бизнес? — голос свекрови в телефоне сочился медом, но за сладостью явственно проступал яд.
Елена стиснула телефон, борясь с подступающим раздражением:
— Марина Сергеевна, давайте начистоту — речь о моей квартире. И я не стану ею рисковать.
— Но вы же семья! — В трубке зазвенело праведное возмущение. — Какое может быть "моё-твоё" между мужем и женой?
— Когда речь идёт о единственном жилье — может и должно.
Следующая неделя превратилась в бесконечный кошмар. Каждый вечер, будто по расписанию, появлялся Марк с новой пачкой бумаг. Раскладывал на столе графики, сыпал цифрами. Андрей сидел рядом, бросая на жену щенячьи взгляды.
— Леночка, ты только посмотри! — Марк размахивал руками как дирижёр. — Год — и открываем вторую точку! Там и до сети недалеко!
— Хватит, — отрезала она. — Ответ не изменится.
В воскресенье семья собралась у родителей Андрея. Марина Сергеевна встретила невестку ледяным взглядом:
— Проходи... Марк нам всё рассказал.
За столом висела тяжёлая тишина. Свекровь то и дело вздыхала, изучая лицо Елены, словно пыталась разглядеть в нём признаки совести.
— В наше время, — наконец прорвало её, — жёны мужей поддерживали. А нынче что? Только о своей шкуре думают!
— Мам... — попытался вклиниться Андрей.
— Нет уж, дай скажу! — Марина Сергеевна распалялась всё больше. — Мы с отцом всю жизнь плечом к плечу! А твоя... только свою выгоду блюдёт!
Елена побледнела:
— Выгоду? Я просто не хочу оказаться на улице из-за чужих фантазий!
— Вот! — торжествующе воскликнула свекровь. — Слышите? ЧУЖИХ! Для неё муж и его семья — чужие!
Елена поднялась из-за стола. Каждое слово свекрови било, словно хлыстом. Наконец она не выдержала:
— Простите, но я не обязана это слушать.
Дома противостояние продолжилось. Андрей метался между женой и роднёй, как маятник.
— Лен, может, рассмотрим вариант с меньшей суммой? Заложим только часть стоимости?
— Андрей, — она посмотрела ему в глаза, и вся её мягкость испарилась, — дело не в сумме. Я не верю в эту затею. И не позволю пустить наш дом на распыл.
— Значит, не веришь в меня? — его голос упал до шёпота. — Не веришь, что я способен построить что-то стоящее?
— При чём здесь это?! — она всплеснула руками. — Хочешь начать дело — начинай! Но не ценой крыши над головой. Почему я должна брать на себя весь риск?
Утром явился Марк. Без привычной папки с расчётами, непривычно серьёзный.
— Давай поговорим как взрослые люди, — начал он. — Я понимаю твои опасения. Но подумай об Андрее. Ему нужен этот шанс.
— А мне нужен дом, — отрезала Елена. В её голосе звенела сталь. — И я не понимаю, почему должна ставить его на карту ради твоих фантазий.
— Фантазий?! — Марк побагровел. — Ты просто трусиха! Боишься большой игры!
— Вон, — тихо произнесла она. — Вон из моего дома. И больше не приходите со своими прожектами.
Вечером позвонила Марина Сергеевна, задыхаясь от возмущения:
— Как ты посмела выгнать Марка?! Совсем зазналась! Эгоистка!
Елена молча слушала поток обвинений. Внутри всё дрожало, но решимость только крепла. Когда свекровь выдохлась, она спокойно сказала:
— Я всё решила. Тема закрыта.
Ночью она лежала без сна, прислушиваясь к тишине пустой спальни. Андрей ушёл на диван, заявив, что не может спать рядом с человеком, который в него не верит. В темноте их молчание казалось особенно горьким.
Наутро она молча собрала вещи мужа, аккуратно сложив их на кресло в гостиной.
— Что это? — Андрей застыл в дверях, растерянно глядя на стопку одежды.
— Это выбор, — её голос звучал ровно, хотя сердце колотилось как безумное. — Либо мы начинаем уважать границы друг друга, либо... заканчиваем всё здесь и сейчас.
— Ты мне угрожаешь разводом? — он резко обернулся, в глазах вспыхнула ярость.
— Нет. Я предлагаю решение, — она встретила его взгляд. — Мы можем спасти семью, но только на равных. Или продолжим эту войну, пока не возненавидим друг друга окончательно.
Андрей отвернулся к окну. Утреннее солнце высветило седину на его висках, подчеркнуло горькую складку у губ.
— Мне нужно подумать, — наконец выдавил он.
— Три дня, — кивнула Елена. — Поживи у родителей. Только помни: моё решение не изменится.
Он ушёл молча, даже не обернувшись. В квартире повисла густая тишина — впервые за недели она могла спокойно выдохнуть.
Вечером телефон взорвался возмущённым голосом свекрови:
— Как ты посмела выставить сына из дома?! — В трубке клокотала ярость.
— Я никого не выставляла, — Елена говорила размеренно, словно каждое слово было хрупким стеклом. — Андрею нужно время, чтобы определиться.
— С чем определиться?! Ты разрушаешь семью своим упрямством!
— Нет, Марина Сергеевна. Я защищаю то, что моё по праву. Если Андрей этого не понимает — значит, мы действительно чужие люди.
Три дня растянулись в вечность. Елена механически ходила на работу, готовила на одну персону, часами смотрела в окно. Мир казался размытым, нереальным. На четвёртый день в дверь позвонили.
Андрей стоял на пороге — осунувшийся, но решительный. В глазах читалась какая-то новая твёрдость.
— Можно войти? Нам нужно поговорить.
Она молча отступила, пропуская его. Они сели на кухне — там, где всё началось.
— Я многое понял за эти дни, — начал он. — Был неправ. Ты всегда верила в меня, поддерживала. А я... я предал твоё доверие.
Елена внимательно вглядывалась в его лицо, пытаясь уловить фальшь.
— Марк приходил вчера, — продолжал Андрей. — Снова говорил про "шанс всей жизни". Но знаешь... я понял: настоящий шанс — это ты. Наша семья. То, что между нами.
— И что ты ему ответил? — тихо спросила она.
— Чтобы забыл про твою квартиру. Навсегда.
Елена почувствовала, как многодневное напряжение медленно отпускает. Словно тяжёлый камень скатился с плеч.
— Ещё поговорил с мамой, — добавил он. — Объяснил, что ты имеешь право защищать своё. И это не делает тебя плохой женой.
— Как она отреагировала?
— Не обрадовалась, — он невесело усмехнулся. — Но это неважно. Главное — я наконец понял: моя семья здесь. С тобой.
Елена накрыла его руку своей, чувствуя знакомое тепло.
— Спасибо, — прошептала она. — Мне нужно было это услышать.
Марк больше не появлялся. Через месяц они случайно столкнулись в магазине — он сделал вид, что не заметил её. Елена не расстроилась: честная неприязнь лучше притворной любезности.
Постепенно утихла и Марина Сергеевна. На первом после примирения семейном ужине она была непривычно тиха.
— Может, оно и к лучшему, — неожиданно произнесла она за десертом. — Марк нашёл другой вариант. Взял кредит под свою машину.
Прошло полгода. Тёплый весенний вечер наполнял квартиру золотистым светом, когда Андрей влетел домой, сияя как начищенный пятак.
— Представляешь, — выпалил он с порога, стягивая галстук, — шеф сегодня намекнул на повышение!
— Правда? — Елена расцвела. — Это же прекрасно!
— И ещё кое-что, — он вдруг замялся, голос стал тише, будто он боялся спугнуть удачу. — Я начал откладывать. Понемногу, но каждый месяц. Хочу собрать на первый взнос... за свою квартиру.
Елена молча обняла мужа, уткнувшись носом в его плечо. В горле встал комок:
— Я так горжусь тобой. Вот это — настоящий путь.
Они сидели на кухне, потягивая чай. Закатное солнце рисовало на стене причудливые тени. Елена думала о том, как важно было выстоять тогда, не поддаться давлению. Их дом остался неприступной крепостью, а брак, пройдя через бурю, стал только крепче.
— О чём задумалась? — Андрей поймал её отрешённый взгляд.
— О том, как важно уметь говорить "нет", — она посмотрела ему в глаза. — Особенно тем, кого любишь больше всего.
Он понимающе кивнул:
— Знаешь... я благодарен, что ты оказалась сильнее. Что не дала мне наломать дров.
В его голосе звучала та особенная нежность, которая появляется только после преодолённых вместе испытаний.
В тот вечер София ловко всучила супругу мусорное ведро и, пока он, бурча себе под нос, тащился к мусорке, быстренько накатала внушительный список покупок. "За одно и в магазин сгоняет", — хитро улыбнулась она.
Следующим утром Макс влетел на кухню, красный как рак. Глаза горели праведным гневом.
- Слушай, может дома что починить надо? Меня просто распирает! - процедил он сквозь зубы.
София, не веря своему счастью, моментально выдала накопившийся за пару лет список "мелочей".
... Спустя неделю...
- Макс! Солнышко, помоги! - донеслось из кухни.
- Отвали! - буркнул муж, уткнувшись в монитор.
- Ма-а-акс! - София появилась в дверях, уперев руки в боки.
- Не видишь? Занят! - он даже не повернулся.
- Ты в игрушки режешься! Отвлекись на минутку!
- Да отстань ты! У меня тут... это... важное! - он неопределенно махнул рукой.
София подкралась ближе и гаркнула прямо в ухо:
София окинула мужа насмешливым взглядом:
- Знаешь, что, дорогой? Ты просто деградируешь.
- Гениально! Браво! - Макс картинно захлопал в ладоши. - А теперь, будь добра, испарись!
София прислонилась к дверному косяку:
- Господи, Макс! Тебе сорок три! У тебя солидная должность, семья, дети... А ты как подросток - в стрелялки режешься!
- Именно! - рявкнул он, натягивая наушники. - У меня все есть! И право на отдых - тоже! Брысь отсюда!
- Эх, Макс-Макс... - София покачала головой.
- Да, Макс я! - его пальцы бешено барабанили по клавиатуре. - А ты лучше исчезни, пока я тебя, как этого монстра... Ха! Готов!
На кухне София с остервенением воткнула нож в крышку банки. Щелчок - и готово. Крышка - в мусор, лечо - в рис, банка - в раковину.
"К черту эту банку!" - промелькнуло в голове. Готовить тоже не хотелось - все опостылело. Механически сварила рис - будто робот, запрограммированный на выполнение домашних обязанностей.
Какая она жена? Какая мать? Пустота... Вот что грызло её изнутри последние годы. И это в полной квартире - муж, сын, дочка! Двадцать лет брака - смех, да и только...
София налила чай и уставилась в окно. Горькая усмешка тронула губы:
- Интересно, когда хватятся, если возьму и исчезну? - взгляд упал на кастрюлю. - Небось, как этот рис закончится...
Чай остывал, а тоска только росла. Перед глазами всплывали картинки прошлого: влюбленный взгляд мужа, обожающие объятия сына, задушевные разговоры с Алиской... Куда все ушло?
- И куда все делось? - София невесело усмехнулась, крутя в руках чашку. - А как же было не гордиться тогда...
***
Они с Максом были той самой парой, на которую заглядывались прохожие. Подруги буквально захлебывались от зависти.
- Нет, ну как тебе удалось отхватить такое сокровище? - Рита, лучшая подруга, театрально заламывала руки. - Встреть я его раньше - землю бы носом рыла, но был бы мой!
- Даже не думай! - София шутливо погрозила пальцем. - За него и подраться могу!
- Да куда он от тебя денется? - хохотнула Рита. - Ты же его персональное солнышко!
Свадьбу играли скромную, но со вкусом. Без кредитов и пышного размаха, зато с душой. Гости не поскупились на конверты, а родители Макса преподнесли сюрприз - старый деревенский дом с огромным участком.
- Только не вздумайте там жить, — смущенно предупредила свекровь. - Развалюха полная. Мы его на продажу берегли, да не успели...
В итоге, сложив все подарки и взяв небольшой кредит, молодые замахнулись на трешку.
- Может, двушки хватит? - робко предложила София. - Без долгов бы обошлись...
- Малыш, — Макс притянул её к себе, — с кредитом справимся! Ты же мне целую футбольную команду обещала! - подмигнул он. - Ну, или для начала хотя бы двоих...
Так и вышло - сначала появилась Алиска, а через четыре года и Костик.
Они были той самой "обычной счастливой семьей" из красивых историй. Где муж и жена - команда, где радости и горести - пополам, где дети растут в любви и заботе. Казалось, это навсегда...
Соседи только диву давались:
- И как у них так получается? Ни скандалов, ни криков!
Единственное, что доносилось из их квартиры - заразительный смех и веселая музыка по праздникам.
Но идиллия рассыпалась, как карточный домик, когда Костику стукнуло десять.
- Костя! Обед стынет! - София заглядывала в комнату сына.
- Ща-ща, мам! Последний уровень! - бормотал тот, не отрывая взгляда от монитора.
- Твой компьютер никуда не убежит! Глаза посадишь!
- Мам, ну пять минуточек! Я потом все-все сделаю!
Но эти "пять минуточек" растягивались на часы. София метнула испепеляющий взгляд на мужа:
- А-а, ты об этом... - Макс почесал затылок. - Слушай, каникулы же! Пусть наиграется. В школе другой разговор будет.
- Думаешь, он наиграется? - София скептически изогнула бровь.
- Навряд ли, — усмехнулся Макс. - Помню себя с первой приставкой... Мамка все полотенца об меня изодрала, пытаясь за уроки усадить! - он рассмеялся. - Но наш-то парень с головой! Объясним - либо учеба, либо прощай, компьютер.
- Так может, объяснишь? - София кивнула в сторону детской. - И про сон с едой заодно просвети!
- Поговорю, конечно! - кивнул Макс.
Первый разговор с сыном состоялся. Второй тоже. А на третий... Макс как-то незаметно задержался у монитора. Так и повелось - отец с сыном делили компьютер, как драгоценную игрушку.
Костик, надо отдать должное, не забросил учебу. А Макс... Макс все еще помогал по дому. Правда, теперь это происходило строго по расписанию - между игровыми сессиями сына.
А потом грянул гром...
- Это что такое?! - София застыла на пороге спальни, уставившись на новенький компьютер. - Ты отнял у ребёнка...
- Ну что ты! - Макс просиял. - Это мой личный! Персональный!
- Зачем? Одного мало стало? - София рухнула на кровать.
- Мало, представь себе! - Макс оживился. - У пацана уроки, а у меня команда! Люди ждут!
- Какие ещё люди? - София потерла виски.
- О, ты не представляешь! - глаза Макса загорелись. - У нас целая сборная! Ребята из Владивостока, Хабаровска, даже с Сахалина парень! Когда мы собираемся, какие там уроки? Но я же не могу сына подводить!
- Макс, это же просто игры... - София попыталась достучаться до мужа.
- Ничего ты не понимаешь! - отмахнулся он. - Хочешь, и тебе комп купим? Будем семейным кланом!
- Спасибо, воздержусь, — София горько усмехнулась. - Мне смартфона за глаза...
- Говорит, для учебы нужен. Взял с клавиатурой, как она хотела. Удобнее, мол!
- Потрясающе, — процедила София. - Цифровая революция в отдельно взятой семье.
- А что такого? - Макс беззаботно улыбнулся, возвращаясь к монитору.
Что такого? Ответ пришел позже, и оказался он неутешительным.
Жизнь Кости превратилась в замкнутый круг: школа - компьютер - сон. У Макса картина была похожая, только вместо школы - работа, а сон... сон становился всё более редким гостем в его расписании. Только Алиска еще держалась, но и она постепенно отдалялась, особенно после поступления в университет.
София теперь ловила себя на том, что медлит по дороге домой. Зачем спешить? Дочь или на лекциях, или в читальном зале, или спит. А муж с сыном, запершись каждый в своей берлоге, живут в параллельной реальности.
Её замечали, только когда урчало в животе или заканчивались чистые носки. В остальное время любимая жена и мать была призраком - невидимым и неслышимым. А любая попытка достучаться натыкалась на глухую стену:
- Потом! Занят! Попроси... - и дальше по кругу.
Макс кивал на Костю, Костя - на отца. В итоге всё повисало в воздухе.
А одиночество становилось всё острее. Парадокс - в квартире четыре человека, а ты как на необитаемом острове.
К Алиске претензий не было - она хотя бы делом занята. А вот что делать с этими двумя компьютерными наркоманами? Как достучаться?
***
Убираясь в квартире, София заметила странность - на обоих мониторах мелькали похожие картинки...
- Костик, вы с папой в одну игру режетесь? - как бы между прочим поинтересовалась София.
- Ага! - сын расплылся в улыбке. - Только в разных кланах.
- А ты его там видишь?
- Еще как! - Костик хихикнул. - Я его ник случайно подглядел, когда он в туалет убежал. А он меня не знает!
- И что?
- Мам, ты бы слышала, как он материться! - Костик прыснул. - Его уже и банили, и угрожали аккаунт снести... Если б он знал, что это родному сыну такие "комплименты" отвешивает!
В голове Софии забрезжила идея...
- А как папа играет?
- Так себе, — Костик скривился. - До про-геймера как до луны.
- А ты?
- Примерно также, — пожал плечами сын. - Но если наш клан прокачать...
- В смысле?
- Ну, там можно всякие плюшки за реальные деньги купить. С ними мы папину команду в капусту порубим!
- То есть... - София прищурилась, — если я дам тебе денег, ты сможешь сделать так, что папа будет постоянно проигрывать?
- Ну да, — Костик заинтересованно подался вперед. - А что?
- Банковской картой платить можно? - София заговорщически подмигнула.
***
- Чтоб вас всех! - ор Макса разносился по квартире. - Ты, ушастый в кепке! Я тебя выслежу! Приеду! В порошок сотру!...
София влетела в спальню на крики мужа:
- Я тебя из-под земли достану! - бушевал Макс. - Клянусь, найду!
София на цыпочках выскользнула и прошмыгнула к сыну:
- Слушай, а как твой персонаж называется? - прошептала она.
- Что, папины вопли плохо слышно? - Костик давился смехом. - Два часа их команду выносим, как котят! Мам, твои вложения - это просто бомба! Мы уже в первой десятке, а папа со своими в полной... - он осекся, прикусив язык.
- София! - донеслось из спальни. - Ты что-то просила сделать? Я освободился!
София молча сунула мужу мусорное ведро, а пока он ходил, составила внушительный список покупок.
На утро Макс, пунцовый от злости, подлетел к жене:
София тут же выложила "залежи" домашних проблем, накопившихся за пару лет.
Сорок восемь часов компьютер простаивал. Когда же Макс наконец решился сесть за игру, хватило его на жалкие полтора часа. С руганью захлопнув крышку ноутбука, он метался по квартире:
- Нет, ты представляешь? Понабрали читов всяких! Донатят как ненормальные!
- Чего делают? - София изобразила непонимание.
- А, неважно! - отмахнулся Макс. - Я тут как человек играю, тактику продумываю, с ребятами сыгрываюсь... А этот... этот ушастый! - он задохнулся от возмущения. - Раскатывает нас, будто мы первоклашки!
- Что значит "делает"? - София нахмурилась.
- Житья не даёт! - Макс в сердцах стукнул кулаком по столу. - И главное, будто специально меня выслеживает! Только зайду в игру - он тут как тут! Небось, родители карманные деньги не считают, вот и швыряется ими направо-налево. А сам играть толком не умеет!
Он помолчал и добавил упавшим голосом:
- Достал. До печёнок достал.
Компьютер в спальне постепенно превращался в пылесборник. Макс неожиданно загорелся ремонтом, который откладывал годами. Потом взялся за перестановку мебели. Правда, когда София просила о помощи, все еще вспыхивал как спичка.
- Что-то ты забросил свои виртуальные баталии? - как-то невзначай поинтересовалась София.
- А толку? - Макс махнул рукой. - Пока этот ушастый террорист там, делать нечего. Лучше с тобой сериал посмотрю!
София довольно улыбалась - кто бы мог подумать, что несколько тысяч рублей способны вернуть мужа в реальный мир?
Костику она строго-настрого наказала держать язык за зубами.
- Мам, ты что! - сын только глаза закатил. - Я что, самоубийца?
- Учти, — София погрозила пальцем, — скатишься в учебе - папа узнает, кто его главный противник!
- Принято! - Костик схватился за учебник. - Теперь понятно, в кого я стратег!
- А то! - София подмигнула.
План сработал идеально: муж снова стал частью семьи, сын взялся за ум. Что еще для счастья надо?
Спасибо за лайки и комментарии! Они делают мои истории ярче и интереснее! 🌟🔥
Вид смирно сидящей на лавочке свекрови, женщины, которая никогда её не любила, не вызывал эмоций, лишь мысль о том, что люди просты. Не примитивны, а просты. Только почему-то некоторые стараются это скрывать. Им хочется казаться индивидуумами со сложной душевной организацией и прочими прибамбасами оригинальности. И ради этого они, как тот голый король, надевают платье, расшитое золотом слов, блестящее диамантами идей, шуршащее рюшами мыслей. И дефилируют. Всю жизнь, пока не придёт старость, а с ней и усталость.
Ильгида сидела, задумавшись, уперев в ручку клюки острый кончик носа.
Наталья отошла от окна. После смерти Льва Валерьяновича Сергей забрал мать к себе. Нельзя сказать, что Наталью это обрадовало, но и открыто возражать мужу она не стала. Вот уже полгода Ильгида живёт с ними.
Вода в кастрюле пузырилась, Наталья посмотрела на замоченную в миске фасоль. Вот бывает так, что некоторые события западают в память и как-то даже влияют на сознание.
Тогда ей было восемнадцать, она только вышла замуж. После двухнедельного отдыха на море, Сергей повёз её к родителям.
— Ну посмотрим, невестушка, что ты умеешь, — в первый же день заявила свекровь, выкладывая из холодильника на стол кусок замороженной свинины. — Вот тебе мясо, сваришь борщ.
Прямо как в сказке о царевне-лягушке, только там надо было пирог к утру испечь, а ей предлагалось борщ к обеду.
Подумаешь, борщ! Что сложного? Сто раз она видела, как мать варила. А у мамы борщ — м-м-м… закачаешься. Наваристый, с фасолью. Хотите борщ? Будет вам борщ!
Наталка окинула взглядом приготовленные продукты, пачку фасоли нашла на полке. Что борщ? Ерунда! Всё сварить по очереди. Сначала, конечно, мясо. Когда закипит, бросить картошку. Лук с морковкой обжарить, это она знала, ну свеклу ещё… Тоже поджарить или сырую? Кинула сырую. Капусту настругала, крупновато, ну и пусть, переварится. Бросила в кастрюлю. Промыла фасоль и отправила вслед за капустой.
То, что фасоль кладут в самом начале, а предварительно её замачивают, Наталка узнала после того, как всё содержимое кастрюли отправилось в унитаз.
Свекровь выговаривала за испорченные продукты весь день. Возможно, Наталка бы легче пережила инцидент с борщом, но свекровь неосторожно высказалась в сторону её мамы.
— Неумёха! Чему тебя только мать учила? Хотя, чему может научить швея…
Она была безжалостна. Досталось всем и не только Аннушке, но и Гликерии.
— Они бы меньше колдовали, а больше воспитанием дочери занимались, а то выпихнули из дома птенца желторотого. На свекровь… занимайся. Учи готовить.
Ильгида так распылилась, что уже не могла остановиться. Наталка сидела, вжав голову в плечи, и чуть не плакала. Чтобы не заплакать, она сосредоточила взгляд на ползущей по спелой мякоти арбуза осе. Ей очень хотелось так же как насекомому кровожадно впиться зубами в сахарную плоть. Сладкое вызывает чувство счастья. А именно сейчас ей его не хватало. До борща оно было, а сейчас куда-то исчезло.
— Что мы теперь есть будем?
— Арбуз, — процедила сквозь зубы Наталка.
— Арбуз?! — острый кончик Ильгидиного носа нервно вздёрнулся. — Ты посмотри на неё, она ещё и дерзит.
Свекровь схватила со стола арбуз и повернулась к холодильнику. Что произошло в этот момент, Наталка не видела, но по душераздирающему воплю свекрови догадалась.
Ильгида бросила арбуз на столешницу и схватилась за нос.
На свадьбе Эрики Ильгида сидела с распухшим носом, но и этого Наталка не видела. Она летела с Сергеем к новому месту службы и размышляла о том, что ей совершенно не свойственно чувство мести. Она и не собиралась мстить свекрови, даже в мыслях, она вообще не причём, ведь не она подослала эту осу, не она ей внушила… Наталка улыбнулась.
Наталья улыбнулась и отошла от окна.
Пузырьки в белой эмалированной с красными яблоками на боках кастрюле задорно булькали: «Пора, пора». Наталья опустила в кипяток мясо, перевалила туда же из миски фасоль. И снова посмотрела в окно.
Поза Ильгиды резко поменялась. Она отодвинула за лавку клюку, выпрямила спину и приветливо кому-то кивнула.
Наталья наклонилась над подоконником, прижимая нос к стеклу. По дорожке вдоль дома шёл пожилой мужчина. Седой, с бородкой, но не старый ещё, и даже на вкус Натальи довольно интересный.
Мужчина поздоровался с Ильгидой и пошёл дальше. Спина свекрови снова согнулась колесом. Наталья ухмыльнулась и повернулась к плите.
Пока варится мясо с фасолью, надо приготовить овощи. Она открыла холодильник и выдвинула нижний ящик.
Второй раз Сергей привёз её к своим родителям через год, это был их второй отпуск. Свекровь казалась весёлой и доброй, про старые обиды не вспоминали. В это же время у матери жила и Эрика. Заканчивала учёбу. И хотя училась она на заочном отделении, но причина выглядела как уважительная. На Север Леонид уехал один.
— Натуся, — приторно говорила Ильгида невестке, уходя утром на работу. — Нас с Эрикой до вечера не будет, так что ты в доме хозяйка. Еда в холодильнике. Бери там всё, что захочешь.
И Натуся брала. Холодильник изобиловал колбасами, сырами и другой калорийной продукцией. Всё это Наталка любила, но через неделю они с Сергеем собирались на море. За последний год формы Наталки вокруг талии и бёдер округлились на несколько сантиметров. Формы увеличились, а купальник остался прежним. Требовалось срочно сбросить лишние 5 килограмм, а колбаса с сыром этому не способствовали.
Дав себе слово не поддаваться жироуглеводному соблазну, Наталка полезла в нижний ящик за овощами. Неделю на морковке, и она снова в форме. Но в ящике для овощей морковки не было, как не было там и других полезных для здоровья продуктов. В ящике лежали конфеты. Россыпь самых вкусных конфет на свете: круглых «Метеоритов», вытянутых «Черносливов в шоколаде» и конусообразных «Стрел». Наталка очень любила всё сладкое. А конфеты, особенно такие… Наталка взяла одну конфету, за ней вторую, потом третью…
Ильгида работала на шоколадной фабрике уже пять лет. Сначала она работала в бухгалтерии, коллектив в бухгалтерии женский, с женщинами Ильгида ладила плохо. Умных и образованных женщин на свете мало, в бухгалтерии фабрики взяться таким неоткуда. А Ильгида всю жизнь общалась с людьми высокообразованными: адвокатами, врачами, докторами наук. Она считала это своим кругом. Сотрудницы бухгалтерии её кругом не являлись. И не могли в нём быть. Не её уровень. Плебс.
Плебс высокомерного отношения к себе не простил и путём бесхитростных интриг Илю из коллектива выпер при первом же подвернувшемся случае. Грянуло сокращение. Чтоб не выставлять человека на улицу, Ильгиду перевели в цех простой фасовщицей.
Такого унижения Ильгида прощать не собиралась, она решила, что уйдёт с фабрики, громко хлопнув дверью… Но чуть позже. А пока… Пока высокоинтеллектуальная дама по-тихому тырила с фабрики конфеты, набивая ими в конце смены лифчик. Дома пересыпала их в нижний ящик холодильника. Иногда она приносила домой картонные заготовки, складывала из них коробки и заполняла конфетами. Такие коробочки конфет помогали ей «решать вопросики» с нужными людьми.
Серафима Кузьминична Лобунова была человеком нужным, Серафима Кузьминична была ректором того самого института, который заканчивала Эрика. Для неё и носила конфеты в лифчике Ильгида последнюю неделю.
Когда Наталка услышала сквозь дверь оханья свекрови, она поначалу не придала этому значения. Охать свекровь любила. Но на этот раз охала свекровь чересчур долго и громко, сопровождая оханья хлопаньем холодильника. Почуяв неладное, Наталка решила от греха подальше поскорей принять душ и лечь спать. Но на полдороге в ванную, дверь из кухни резко открылась, и огромные сильные пальцы Эрики вцепились ей в руку.
— Зайди-ка! — Эрика почти насильно втолкнула её в кухню.
Свекровь сидела за столом, перед ней стоял ящик для овощей с тремя конфетами «Чернослив в шоколаде» на дне. Лицо свекрови напоминало подопрелый мандарин. Она держалась одной рукой за сердце, другой за голову.
Они стали говорить почти одновременно. Шипели, как две кобры, переплетаясь словами и фразами. Одна выверено витиевато, другая катастрофически невоспитанно. Обвинения сыпались на голову Наталки ореховыми «Метеоритами», расстреливали пулемётными очередями шоколадного «Чернослива» и впивались в побледневшие щёки ликёрными «Стрелами».
— Но вы же сказали: «Бери, что захочешь», — выдавила Наталка.
— А задница не слипнется…
Наталка не поверила своим ушам. Никогда она не слышала от свекрови таких грубых, «площадных» выражений. Ей стало стыдно и до омерзения гадко. Она развернулась на пятках и вышла.
Когда страсти на кухне утихли Ильгида направилась в ванную принять душ.
Тёплые струи стекали по плечам на поясницу. Приятно щекотали кожу спины. Ильгида ощутила лёгкое покалывание в области копчика, провела пальцем, нащупала бугорок, слегка нажала и вскрикнула от боли.
Три дня она не могла ни сидеть, ни лежать. Спала на животе, да и не спала вовсе, мучили то жжение, то острая пульсирующая боль.
«Острое воспаление эпителиального копчикового хода. Тератома», — прочитала диагноз Наталья в медицинской карте свекрови, когда открепляла её от поликлиники по месту старой прописки. Ей бы наверняка стало смешно, если бы не прикреплённый к странице снимок разрезанной кисты. Она такого ещё не видела и даже не знала, что такое бывает. Из разреза кисты торчали ногти, сгусток волос и зубы.
Борщ почти сварился. Наталья снова подошла к окну. Свекровь по-прежнему сидела сгорбившись, поджав под себя ноги в чёрных туфлях без каблуков. А когда-то… Когда-то она и дома ходила в тапочках с помпоном из лебяжьего пуха на каблуках-рюмочках. Она не носила халатов. И даже дома красилась и вешала на себя бижутерию.
Наталья не любила бижутерию и всякие, пусть и натуральные, камни. Потому ей было вдвойне обидно, что в пропаже малахитовых бус свекровь заподозрила именно её. Когда выяснилось, что бусы взяла Эрика, свекровь только рассмеялась.
— Надо же, а я все эти годы думала, что это Наталья бусы украла, а это ты взяла.
Украла! Слово-то какое подобрала для неё. Для Эрики, значит, «взяла», а для неё другого слова, как «украла», не нашлось. Эта обида так и осталась неотомщённой.
Наталья открыла форточку и крикнула:
— Ильгида Марковна, идите обедать.
Иля поднялась и, опираясь на палку, поковыляла к подъезду.
Наталья отошла от окна.
Она переставляла кастрюлю с плиты на столешницу и не видела, как от кончика клюки свекрови отскочил резиновый набалдашник, защищающий палку от скольжения.
Иля упала, сломав шейку бедра. Это и стало ей приговором.
Через год рядом с чёрным гранитным памятником статному мужчине в военной форме появилась гранитная плита с изображением женщины в малахитовых бусах с задранным кверху кончиком острого носа.
Ветер и волны, проявляя невиданную солидарность и кидаясь в нас солёными, но тёплыми брызгами, били прямо в лицо и активно тормозили продвижение к островам. Мы давно уже сняли паруса и шли на моторе, потому что при таком курсе паруса бессильны.
Длиннохвостые белые фаэтоны парами кружили над мачтами, как будто сопровождая нас на пути к их дому, и ветер доносил их приветственные крики.
В пробивающихся сумерках начали вспыхивать огни приближающегося города. Мы вышли на финишную прямую – прямо по курсу виднелся разрыв между жёлто-коричневыми коралловыми скалами, который являлся входом в гавань Сент-Джордж. Несмотря на то, что каждую минуту океан одаривал нас волной, никто не уходил посидеть в тепле и сухости внутри лодки. С нетерпением и задорным блеском в глазах мы все стояли на ногах, наблюдая, как «Алетес» неумолимо приближается к узкому проходу между двумя высокими берегами. Кузяша бегал от одной стороны кокпита к другой, всматриваясь в буи, обозначающие канал, и фонари, зажигающиеся на такой долгожданной земле.
– Смотрите, зелёный. А тут красный! – радостно комментировал он свои наблюдения.
Даже капитан, который практически в одиночку нёс вахту последние сутки, выглядел бодро и воодушевлённо.
Снова заговорила рация, вызывая парусную лодку «Алетес». Нас всё ещё ждали и буквально в прямом эфире («100 метров прямо, теперь направо») провели сквозь бухту к причалу таможенного и пограничного контроля.
Очень приятный молодой человек принял швартовы, помог привязаться к причалу и провёл капитана в здание таможни. Оформление всех необходимых документов заняло не больше пятнадцати минут, и мы, счастливые и довольные, поехали бросать якорь на якорной стоянке.
– Давай не будем тут между лодок щемиться, а пойдём кинем за ними, – говорил муж, маневрируя среди яхт, стоящих на якоре. – Ты мне глубину говори.
– Тридцать два фута. Там на карте обозначено место крушения корабля, видишь? – волновалась я. – Двадцать восемь.
– Вижу. До него ещё как до Китая.
– Ты уверен? Тридцать пять. Не видно ж ни фига.
– Да, по карте до него ещё 100 метров.
– Может, всё таки ближе к выходу встанем? Лёш, ну серьёзно, приедем сейчас в этот корабль. Двадцать семь футов. А если карты врут, – я реально терялась в темноте, а в навигаторе место крушения рисовалось критически близко к нашему местоположению.
– Уймись, сумасшедшая! – смеялся Лёшка. – У выхода сильно качает. Всё, здесь бросаем.
Песчаный грунт достаточно хорошо держал якорь, и мы крепко зацепились с первого раза.
Наконец-то можно было расслабиться, спокойно лечь спать. Ну, почти. Установленному якорному приложению муж пока не доверял, поэтому мы с капитаном поделили ночь пополам и каждый час сначала муж, потом я выходили наверх проверить, не сорвало ли нас с якоря. Лодку вертело по окружности с центром в месте сцепления, и спросонья я не всегда соображала, всё ли в порядке.
Через три недели жизни на якоре я могла в любое время суток быстро и правильно оценить окружающую якорную обстановку. И меня не пугали лодки, которых ветром разворачивало быстрее нашей и они, как казалось, сейчас стукнут нас бортом; не волновалась, когда катамараны маневрировали в опасной близости; не переживала, что сильный ветер сорвёт «Алетес» с якоря. Ко всем этим моментам я уже относилась как к естественным и рутинным – нужно просто быть начеку, но страха не было.
А вот в первую ночь в темноте я постоянно высматривала очертания разрушенного корабля. Мне казалось, что с каждым моим выходом наверх мы медленно, но верно приближаемся к нему. Но это был всего лишь необоснованный страх, а здравый смысл в виде навигационного и якорного приложений показывал, что наша яхта рисует на воде зигзаги и круги, но ни разу не приблизилась к злополучному месту крушения.
Утро выдалось хоть и солнечным, но прохладным. Кузьма радостно носился по палубе, топотом своих ножек разбудив брата и сестру, которые спали в носовой каюте. Наконец-то ему разрешили прыгать, бегать, висеть на гике, подбегать на самый нос, к якорной цепи. Всех этих забав он был лишён во время пути по соображениям безопасности.
Старшие дети поднялись наверх, я оставила их присматривать за младшим, сама ушла готовить завтрак. Я закрепила плиту, чтоб она больше не качалась, и спокойно приготовила праздничный омлет, а не как раньше – сплошные бутерброды. Лёшка тоже проснулся и вышел посмотреть на Бермуды при свете дня.
– Ты видела, какой цвет воды?
– Да, обалденный, – я тоже поднялась в кокпит.
– Первый раз вижу такой насыщенный ярко-бирюзовый цвет, – восхищался муж.
– А водичка-то прохладная! – Ваня спустился по кормовым ступенькам, чтобы потрогать водичку.
– Я тоже хочу к водичке! – завопил наш маленький повторюшка.
Но нашлось занятие поинтереснее. Лёша стал поднимать и привязывать кранцы, которые мы вчера вывесили на левый борт для швартовки у таможенного причала, а потом забыли поднять. Старшие решили помочь в этом деле отцу, и Кузя, конечно же, тоже не прочь был поучаствовать.
– Мам, может позавтракаем на улице? – предложила Маша.
– Да, давай. Стол тогда готовьте, я вам буду подавать.
Особый вид удовольствия – принимать пищу на свежем воздухе, будь то у меня дома во дворе под тенью раскидистого грецкого ореха или на даче у подруги под тихий шелест берёзы и жужжание насекомых, или на балконе в городской квартире, наблюдая за кипучей уличной жизнью, или на лодке в кокпите, вдыхая свежий морской воздух и слушая дыхание волн.
– Такая свободная стоянка. Сколько лодок кроме нашей? Ещё четыре, – Ваня осматривался вокруг.
– Ну, если не понравится здесь, можно стать потом ближе к городу, – сказал капитан, а потом повернулся ко мне. – Кстати, ты же теперь видишь, что затонувший корабль далеко? А ты вчера зря переживала.
– А я и сейчас считаю, что мы к нему слишком близко, но днём, конечно, уже не страшно.
Ржавый и покорёженный остов корабля примерно на метр выступал из воды. Лишь нос высился коричневой тенью, и бывшие якорные клюзы, как пустые глазницы, зловеще смотрели на стоящие рядом корабли.
Иллюстрация к книге "Долгая дорога домой". Художник - участник событий Иван
Один как раз искал место, где бы ему бросить якорь. Небольшая, примерно сорокафутовая яхта под канадским флагом, вся уставленная каким-то скарбом, остановилась недалеко от нас. Четверо парней в кокпите выглядели радостно и взволнованно одновременно. С громким хлопком они открыли шампанское, разлили по бокалам, и один из них на всю якорную стоянку прокричал по-английски: «Добро пожаловать на грёбаные Бермуды!!»
– Вот как надо отмечать удачный приход. А не то что мы – пришли, поели и спать, – смеялась я.
– Если они и правда прямиком из Канады шли, то я бы тоже так орал. Когда мы только выходили из Норфолка, то севернее, как раз у Бостона, ближе к Канаде, собирался шторм. Мы то проскочили между двух штормов, а они скорее всего нет, – Лёшка радовался и за нас, и за их удачное завершение перехода.
Все уже давно поели, спокойно пили чай, а Кузьма всё ещё ковырялся в своей тарелке. Яхту немного покачивало, омлет и овощи постоянно падали у него с вилки. Мне надоело смотреть на его мучения и поднимать еду с пола, поэтому я сказала:
– Давай я тебя покормлю.
– Не надо, я сам себя выкормлю, – серьёзно ответил сын, а все остальные рассмеялись.
– Вот бы сплавать и понырять рядом с этим кораблём, – задумчиво бормотал Ваня.
– Ой, а можно покупаться? – обрадовалась Маша.
– Купаться будем потом. Если захотите, – ухмылялся отец, – вода ведь холодная. А сначала надо съездить в город, купить сим-ку, – капитан вернулся к рабочей рутине.
– И продукты, – добавила я.
– И продукты. А для этого надо достать и надуть тузик, снять и поставить мотор. Так что, Вань, долго тут не рассиживайся. Пойдём, будешь мне помогать, – Лёша встал из-за стола и пошёл открывать большой кормовой ящик, где у нас хранилась надувная шлюпка, в простонародье тузик (от английского слова «two» - два, «two's boat» т.е. для двоих) или динги, тоже английское слово.
– Пап, а кто в город поедет? – спросила Маша. – Можно я с тобой, ну пожалуйста, – стала выпрашивать дочь, демонстративно хлопая глазками и становясь в просящую позу богомола.
– Может быть. Посмотрим, – отец давным давно на горьком опыте научился ничего никогда не обещать детям – мало ли что может случиться.
– Папась, имей в виду, я тоже хочу, – раздался Ванин голос из кухни, где он мыл грязную посуду.
– Все хотят, но кто-то должен остаться здесь. На берег точно поедет папа, потому что я не знаю, где и как искать симки. И наверное, со мной на «Алетесе» останешься ты, потому что должен же хоть кто-то из сильных мужчин здесь на всякий случай остаться, – объясняла я сыну «политику партии». – Обидно, конечно, так долго идти, а потом только смотреть на берег, не имея возможности сойти на него и погулять. Но мы ведь сюда не на один день, так что у нас с тобой будет ещё масса возможностей погулять на земле и посмотреть, какие они, эти Бермудские острова. Надоест ещё кататься туда-сюда на тузике. Не обижайся, в общем, будет и на нашей с тобой улице праздник, – обняла я старшенького.
– Да я и не обижаюсь, – проворчал Ваня и пошёл помогать отцу. Маша с Кузьмой крутились там же, рядом с парнями, то ли помогая, то ли мешая процессу.
Мне тоже всегда тяжело давалось ожидание высадки на берег, если мы вставали на якорь, или выхода из территории порта в город, если мы останавливались в марине.
И сейчас я смотрела на манящий остров, откуда доносились весёлые и призывные голоса птиц, где белые крыши разноцветных домов сверкали на солнце, а сочная зелень деревьев приятно оттеняла улицы, и мечтала погулять среди этих пальм, послушать пение птиц, увидеть лица местных людей, изучить здешнюю архитектуру, просто бесцельно пошататься по городу. Я всегда любила гулять, куда глаза глядят, особенно в незнакомых местах. Хорошо, что у меня нет проблем с ориентированием на местности, и даже в эпоху до интернета я всегда могла найти дорогу назад. Ну, а в Сент-Джордже заплутать очень сложно. Этот маленький городок находится на небольшом возвышенном острове, и если подняться повыше, то всегда можно увидеть гавань, а соответственно и путь домой, на лодку.
Маша уже добрых двадцать минут сидела в шлюпке в томительном ожидании поездки на берег, а отец всё это время пытался завести подвесной мотор, который, видимо, в пути нахлебался океанской воды и отказывался работать. Когда все уже отчаялись добраться сегодня в город, раздалось такое долгожданное урчание двигателя, что мы все разом закричали: «Ура!»
– Всё, отвязывай, – скомандовал капитан.
Ваня отвязал и скинул верёвку Маше в шлюпку, мы с Кузей помахали им руками, посмотрели, как маленький тузик, подпрыгивая на волнах, исчезает из поля видимости, и отправились играть в кокпит.
Я предполагала, что наши гонцы быстро справятся с задачей покупки симки для телефона и свежих продуктов. Но время шло, а их всё не было видно.
Мы уже и поиграли с младшеньким во всевозможные игры, и почитали, и он сладко поспал на свежем воздухе в кокпите. Я приготовила обед, уж и пообедали, не сумев дождаться Лёшу и Машу, а их всё не было.
– Мам, а вдруг с ними что-то случилось? Ты им совсем не можешь позвонить? – волновался Иван.
– Совсем не могу. Американские симки здесь не работают. Мы роуминг не подключали. Да что с ними может случиться? Там же папа, значит, всё будет хорошо, – успокаивала я сына, хотя сама тоже начинала нервничать, ведь прошло уже пять часов с момента их отплытия на землю.
Ваня сначала тоже спокойно чем-то занимался – читал, играл на кларнете, потом с Кузьмой в шахматы (скорее просто рассказывал Кузе, как ходят фигуры, потом они строили из них башенки). Но последние полчаса он безвылазно сидел в кокпите, молча глядя между стоящих на якоре лодок, где должны были появиться отец с сестрой. Мне защемило где-то в груди и я вспомнила, как в детстве я точно так же выглядывала машину родителей, когда они куда-то уезжали.
***
Зима. Бабушка с тётей в соседней комнате тихо о чём-то переговариваются. В печке уютно потрескивает огонь. Я сижу на кухне у окна. Темно. Свет выключен, чтобы лучше видеть, что происходит на улице. Из этого окна хорошо видна дорога, ведущая от трассы М-4 к нашим посёлкам. Где-то вдалеке появляется свет дальних огней. Мигая фарами между деревьев, быстро приближается машина. Когда она проезжает в нашу сторону, а не поворачивает в соседний совхоз, я бегу в дальнюю комнату на другой стороне дома, чтобы посмотреть, повернёт ли машина на нашу улицу или промчится мимо. Мимо! Разочарованно я бреду к окну, чтобы опять занять удобную наблюдательную позицию. И вот опять огни, опять надежда загорается в сердце, но машина не доезжает до нашей улицы, поворачивает в совхоз. Где же папа и мама? Ведь давно уже должны были приехать. И вот наконец-то очередная машина в этот раз поворачивает на нашу улицу, а у нас тут живёт не так много владельцев автомобилей, значит, наверняка это папа за рулём.
***
И сейчас я смотрела на своего почти шестнадцатилетнего сына и не понимала, как так быстро пролетело время и как непредсказуема жизнь. Ведь, кажется, ещё недавно я смотрела в то окно, а вот уже у меня муж, трое детей и мы болтаемся на своей парусной яхте на Бермудских островах посреди Атлантического океана.
– Гребут! – вдруг закричал Ваня.
– Как? Гребут? – удивилась я, поднимаясь наверх.
– Мотор, видимо, не работает.
Я увидела, как наша шлюпка проплывала мимо канадской яхты. Лёша усиленно работал вёслами, Маша дёргала двигатель, пытаясь его завести. Потом они поменялись местами. Хотя у Маши и получалось грести намного хуже отца, но тузик достаточно быстро приближался, потому что им помогали ветер и течение. Вдруг заревел мотор, они на всех парах помчались к «Алетесу». Но когда я уже готовилась принимать верёвку, мотор опять заглох, не доехав пары метров. Шлюпка стремительно поплыла дальше, уносимая волнами.
– Маша, греби!! – закричал отец.
И они, каждый работая своим веслом, добрались наконец-то до плавучего дома и обессиленные вывалились на палубу.
– Да блин! – муж не знал, с чего начать рассказ. – Симки продают только в Гамильтоне, это типа столица. А ехать туда на автобусе час или полтора, смотря на какой маршрут попадёшь. И автобусы ходят раз в час. Там ещё и половина магазинов закрыта, потому что воскресенье. За продуктами мы здесь тоже не успели, потому что магазин уже закрылся.
– Симки-то хоть купили?
– Да, за 200 долларов.
– Сколько? – я была в шоке.
– Да капец! Ну, может, чуть меньше. Сами симки по 30, кажется, баксов. И 10 гигов трафика по 50, – объяснял Лёша.
– Это ж не очень много.
– Значит, надо экономить, – заключил муж.
– Маш, ну как тебе Бермуды? Красиво? Понравилось? – у Вани были более возвышенные вопросы к сестре.
– Да, красивая местность. Дома такие необычные, с многоступенчатыми крышами. Бухты живописные.
– А Гамильтон понравился?
– Да там филиал Америки для богатых американцев, – рассказывал Лёша. – Огромные отели как во Флориде, пафосные марины. Мы ж пока ждали автобус, дай, думаю, узнаю, сколько стоит стоянка в марине.
– Ой, вы бы видели эту картину! – смеялась Маша. – Там такая марина, типа яхт-клуб. Все такие важные – в белых шортах, в белых рубашках. Сидят в фойе, кофеёк попивают, с серьёзным видом беседуют друг с другом. Швейцар дверь открывает. И тут мы – пять дней толком не мылись, с красными обветренными лицами, в старых футболках и драных шортах.
– И что узнали? Есть там нормальные марины?
– Да туда вообще не стоит соваться. Дорого, пафосно и непонятно, за что такие деньги берут, – отвечал муж. – Нам надо в опреснителе фильтр поменять, генератор починить, тогда мы вообще будем автономны и сможем сколько угодно стоять на якоре.
– Ещё бы мотор на тузике не глючил, – добавила я.
– Папа, а теперь я поплыву? – подключился Кузя.
– Нет, Кузяш, сегодня мы уже никуда не поплывём.
Я видела, что малыш вот-вот расплачется и предложила ему просто поиграться в привязанной шлюпке вместе с братом или сестрой, на что Кузьма с радостью согласился.
– Давай я с тобой пойду посижу там, – вызвалась Маша.
– Спасжилет только надень ему, – посоветовала я.
Они потом часто использовали тузик для игры. Кто-то из старших просто лежал, развалившись по круглым бортам маленькой резиновой лодки, а Кузенька рядом грёб вёслами, брызгался водичкой, игрался с верёвкой.
Вскоре небо над городом раскрасилось сначала розовым, затем чуть оранжевым, а потом загорелось ярко-рыжим огнём. На мачтах кораблей стали зажигаться белые якорные фонари. «Люмос!», – непроизвольно прозвучало у меня в голове, ведь это было похоже на то, как в «Гарри Поттере» у волшебников вспыхивает свет на конце волшебных палочек.
Ветер, задувавший весь день, совсем стих. Мы сидели в кокпите, ужинали, беседовали, слушали музыку и провожали первый день нашего пребывания в этом, как потом выяснится, милом местечке Сент-Джордж. За три недели он станет нам родным и близким, так что покидать мы его будем с тихой грустью и надеждой когда-нибудь сюда вернуться.
А ведь Бермудских островов на нашем пути могло и не случиться.
За двадцать с лишним лет совместной жизни мы переезжали уже не раз. Но этот переезд стал самым необычным и увлекательным. После шести лет, проведённых в США, мы решили возвращаться домой, в Россию. Расторгли договор аренды квартиры, распродали и раздали всё ненужное, утрамбовали в багажник всё нужное и вместе с нашими тремя детьми на машине отправились на другую сторону континента, к побережью Атлантического океана, где стояла недавно купленная парусная яхта. Нам предстояло пройти более 5000 морских миль по Атлантике и водам Средиземного моря, хотя раньше мы не совершали ничего подобного и даже ни разу не ходили под парусом в открытом море и тем более в океане.
«Долгая дорога домой» – это не просто дневники путешествия на парусной яхте, это изложение реальных событий в художественной форме, через чувства, мысли, эмоции, воспоминания, переживания и страхи автора.
Глава 1. Приключения начинаются
– Ирка, ты как? – спросил меня муж, поднимаясь наверх в кокпит, после наведения порядка внизу: в каютах, в салоне и на кухне нашей яхты. Из Норфолка мы выходили в авральном режиме, не успев ничего убрать по местам. А надо было всё рассовать по ящичкам так, чтоб на океанских волнах ничего не летало от стенки до стенки.
Мне было хорошо. Меня отпускал стресс последних недель, когда мы готовились к отплытию: раздавали-продавали нажитое за шесть лет в США; упаковывались в машину; ехали через весь континент из Калифорнии в Вирджинию; проверяли все системы лодки; ремонтировали неполадки; покупали провиант на пару месяцев; прощались с друзьями; продавали машину. А теперь я спокойно сидела в кресле рулевого, следила за автопилотом и нашим курсом, наслаждалась апрельским солнышком и лёгким ветерком, рассматривала проходящие мимо корабли и удаляющиеся берега Северной Америки. И не надо было куда-то мчаться, решать какие-то вопросы, допоздна заниматься ремонтами, стараясь не забыть и не пропустить ничего важного. А о предстоящих возможных трудностях я в тот момент предпочитала не думать. Ведь начинается настоящее приключение!! А приключения я всегда любила.
– Отлично! – сказала я с довольной улыбкой на лице.
Через пару дней Лёшка признается, что в тот момент ему стало немного страшно, и он готов был повернуть назад. Шутка ли ‒ перейти Атлантический океан на парусной лодке по не самому простому маршруту с неопытным экипажем на борту! И если бы он понял, что ещё и я паникую, то точно бы повернули обратно ждать более подходящих погодных условий и чинить оставшиеся поломки. Хорошо, что мне ничего не сказал – я то была в нём уверена, потому и спокойна.
Ну, а дети находились в приподнятом настроении, особенно старшие. С одной стороны от повышенного адреналина, а с другой – как будто в ожидании подарков от Деда Мороза под Новый год, потому что никто до конца не понимал, что нас ждёт впереди.
– Страшно? – спросила я у старшего сына Ивана, которому через месяц исполнится 16 лет.
– Немного. Но очень интересно! - в голосе слышались нотки нервозности и одновременно предвкушения очередной увлекательной авантюры от неугомонных родителей.
А для наших родных, близких, друзей началось утомительное ожидание успешного завершения нашего путешествия. Им не оставалось ничего другого кроме как с тревогой следить за маленькой точкой на онлайн-карте в приложении Predictwind и смотреть, как миллиметр за миллиметром она продвигается к цели. Связь в океане мы поддерживали только с моей мамой – звонили ей раз в день по спутниковому телефону, дабы голосом подтвердить, что все живы и здоровы.
В первый же день, примерно через три-четыре часа плавания, когда уже не было видно берега, я тоже ей позвонила и радостно сообщила, что её дочь впервые оказалась в открытом океане. Не уверена, что мама разделяла мою радость. А вот папа, если бы был жив, точно бы порадовался и позавидовал. Мне кажется, что именно от него я унаследовала страсть к приключениям.
Надо признаться, что не все до конца верили в наш успех. Например, Кристина, жена моего брата, уже при встрече в Ростове полушутливо сказала, что видеть нас воочию для неё сродни чуду и что она не ожидала, что мы выживем в суровых водах Атлантического океана. Но в каждой шутке, как говорится, есть доля правды.
Наша давняя подруга Катя, вот уже 10 лет проживающая на восточной стороне США, тоже не вполне верила в наши силы и необходимость данного предприятия. За пару дней до отплытия она была у нас в гостях вместе со своим старшим сыном Лукой 12 лет. Мы вышли в Чесапикский залив покатать их на нашем «Алетесе». Когда ещё представится такая возможность? Быть может, мы никогда больше так и не причалим к североамериканским берегам. Да и нам надо было проверить паруса перед дальним переходом. Как раз и погода подходящая – ветер средней силы, около 15 узлов.
Мы бодренько, на моторе, под неусыпным взором сторожевых катеров военной базы, находящейся в ста метрах от марины в Норфолке, вышли в воды огромного залива. Лёша поднял грот и геную, и паруса, будто соскучившись по ветру, радостно понесли нашу лодку подальше от берега. Мы шли бакштагом (ветер сзади сбоку) узлов пять.
Глаза наших старших детей – Ивана да Марьи – загорелись давно забытым огоньком, свойственным всем яхтсменам, которые после простоя на земле опять оказываются в море под парусами. Они успели обзавестись этим свойством, пока мы три года жили в Сан-Франциско. Лёша, как капитан, записался в яхт-клуб, платил ежегодный взнос и мог брать в прокат небольшие клубные лодки, чем мы и пользовались пару раз в месяц. Обычно мы ходили на одной и той же тридцатифутовой (10м) яхте, изучили её вдоль и поперёк, приноровились к её поведению на волнах и при разных курсах ветра, научились достаточно быстро управляться с парусами.
Но для каждой лодки необходимо время, чтобы освоиться и быстро реагировать при смене галса или поднятии/снятии парусов. Лёша пару-тройку раз ходил на «Алетесе» под парусом, я – всего один раз, а дети и вовсе впервые. Поэтому, когда через полчаса решили повернуть обратно, то есть поменять галс, Ваня, Маша и я не сразу поняли, как именно надо обращаться с электрическими лебёдками. Да ещё пока мы возились, налетел порыв и наклонил нашу лодку немного больше ожидаемого. Ничего криминального – Лёша справился с парусами, «Алетес» выровнялся и понёс нас обратно в марину. Но если до этого Катя и Лука сидели в кокпите, наслаждаясь морской прогулкой, то теперь, видя нашу растерянность и явно не слаженные действия, в Катиных глазах читались страх и волнение за нашу судьбу:
– Когда вы, говорите, уже выходите на Бермуды? Через два дня? Вы точно уверены в своих силах?
– Да, конечно! – ответил Лёша. – Вообще-то они всё умеют, просто конкретно на этой лодке впервые на воде. За пару часов плавания они всё освоят, не волнуйся.
А Луке несмотря на или благодаря полученному адреналину так понравилось, что он уговорил родителей отправить его в яхтенный лагерь, и с удовольствием летом две недели занимался на маленьких одноместных парусниках.
Есть мнение, что яхтинг либо сразу нравится, либо сразу вызывает отторжение. Лука вот воодушевился морем и парусами. Но про себя могу сказать, что особой любви с первого раза не случилось. Поначалу по большей части был только страх. Как, впрочем, со многим в моей жизни – ролики, вождение машины, скалолазание.
Глава 2. Впервые под парусами
Высокогорное озеро в Колорадо переливалось всеми оттенками розового, зелёного и серого, отражая летнее закатное небо, горы и облака. Вода, ещё недавно бурлящая волнами, сейчас была похожа на зеркало, и по этой водной глади, шурша моторами, яхты, одна за другой, возвращались в родную гавань.
Стоя на понтоне на трясущихся ногах, я сворачивала верёвки. Лёшка с детьми снимали парус. Проходящий мимо мужчина лет пятидесяти, явно яхтсмен – с обветренным и загорелым лицом – не мог молча пройти мимо, ведь в США приняты разговоры ни о чём. Вот и он бросил стандартное «Как дела?», потом продолжил:
– Как сегодня походили под парусом? Ветер был, что надо.
– Хорошо, – говорю я, – это был мой первый раз!
– О, так у тебя просто отличный день!! Ведь ты осталась жива!!
Вот что значит – человек в теме. Именно так я себя в тот момент и ощущала – мы все остались живы, счастье-то какое!!
***
Пару месяцев назад Лёшка успешно закончил курсы капитанов парусной яхты, вступил в яхт-клуб и мог брать небольшие лодки (20 футов в длину) в аренду на три часа на трёх озёрах в окрестностях Денвера, где мы тогда жили. Пока мы с детьми два месяца гостили в России, муж тренировался со своими друзьями-коллегами. Так что к нашему возвращению у него уже был богатый опыт управления парусником самостоятельно, без помощи и пригляда инструктора. Да и вообще я привыкла доверяться мужу, зная, что он – человек здравомыслящий, просто так рисковать не будет, поэтому я спокойно согласилась провести выходной с семьёй на озере, катаясь на парусной лодке.
Лёша провел нам подробный инструктаж: как вести себя на яхте при смене галса, при (мало ли) большом крене, объяснил элементарные правила управления судном и настройки парусов, рассказал про ветер и первые признаки его усиления. Но, конечно, знать в теории – это одно, а попробовать всё на практике – совсем другое. Думаю, что даже после длительного обучения в яхтенных школах, где долго изучают теорию, а не как у меня – экспресс-курс за полчаса, ситуация мало отличается. Это как с автомобилем – ездишь в пределах площадки в автошколе и думаешь, что ты уже профессионал, объезжаешь конусы и наслаждаешься своим вождением, а потом выезжаешь в город и понимаешь, что водить-то ты пока и не умеешь.
Меня муж определил на руль, сам он отвечал за паруса, а у Вани и Маши (младший Кузьма ещё не родился, а старшим было тогда 13 и 10 лет) была одна задача – не выпасть за борт, то есть внимательно следить за тем, что происходит с лодкой, крепко держаться руками и упираться ногами при крене, пересаживаться на другой борт яхты при смене галса и вовремя пригибать головы, когда гик пролетает над ними.
– Смотри, вот эта палка называется румпель, ей нужно рулить. Но она как весло – если хочешь, чтобы лодка повернула налево, то румпель поворачивай направо и наоборот.
Лёшка умеючи и непринужденно выводил яхту из марины и заодно показывал мне, как пользоваться румпелем, и объяснял дальнейший план действий:
– Когда выйдем из ветровой тени горы, задует ветер, надо будет ставить паруса. Первым – грот. Твоя задача держать лодку чётко носом в ветер, чтоб парус не был нагружен, а трепыхался, тогда я смогу его поднять. Смотри на стрелку на мачте, она показывает направление, и подруливай по необходимости. Как только я подниму грот, отваливайся немного от ветра – так, чтобы угол между лодкой и направлением ветра был примерно 60 градусов. Опять же можешь со стрелкой свериться. Мы пойдем вон к той горе, значит нам нужно, чтобы ветер дул справа.
– Пап, лодку точно не наклонит? – волновалась Маша.
– По идее, нет. Если и наклонит, то совсем немного. Вам повезло, ветер сегодня слабый. Вот в прошлый раз дуло знатно. Мы с пацанами отлично погоняли.
Муж с энтузиазмом рассказывал о прошлых парусных вылазках с друзьями, а я по мере продвижения вглубь озера всё больше нервничала. Мысли роем кружились в голове: «А если у меня ничего не получится? А вдруг я всех сейчас утоплю? Жили долго и счастливо… а дальше по тексту. Есть спасжилеты, да и все умеют плавать. А вода же холодная… Интересно, сколько будет стоить спасательная операция? Так красиво вокруг!! Дети спокойные, молодцы. Ещё метров 30 тихой воды и всё, придётся садиться за руль. Так, где там эта стрелка? Хочу влево – кручу вправо, хочу вправо – кручу влево. Всё понятно! Может, всё таки обратно повернуть?!»
– Ирка, ты как? Готова?
– Неет! Хочу вернуться обратно, на твёрдую землю. Давай просто на моторе покатаемся, полюбуемся природой вокруг. Зачем нам эти паруса? Это была твоя мечта, не моя! – хотелось мне прокричать своему мужу, но я лишь вздохнула – да, готова.
Мы с Лёшей поменялись местами, и я впервые взялась за руль пусть и совсем небольшого парусного судна. Адреналин подскочил, сердце забилось чаще, тело напряглось, руки окоченели.
– Видишь, ветер дует справа. Потихоньку поворачивай лодку носом в ветер. Так, хорошо. Стой! Обратно! Сильно повернула. Да не дёргай руль! По чуть-чуть доворачивай. Блин, Ирка, в другую сторону! – Лёшка взялся за румпель и поставил яхту чётко в ветер. – Продержись так хотя бы секунд десять, я за это время успею парус поднять.
Легко сказать – секунд десять. Это в обычной жизни кажется, что несколько секунд – это очень и очень мало, какое-то мгновение, а тогда они мне казались вечностью. Яхта сама по себе обладает парусностью, поэтому её нельзя зафиксировать в одном положении, надо подруливать, а я постоянно путалась с этим румпелем – подсознательно крутила его не в обратную сторону, а в ту, куда хотела повернуть лодку, а выходило наоборот. Я, понимая свою ошибку, хотела быстренько всё исправить и дёргала руль обратно, но слишком сильно, так что яхта в моих руках, как припадочная, прыгала в разные стороны.
После нескольких попыток мне наконец-то удалось продержать лодку носом к ветру достаточное время, чтобы Лёшка смог поднять грот.
– Отваливайся влево, – скомандовал капитан, – всё, хватит. Так теперь держи.
Лёшка настроил парус, он надулся и понёс нас к намеченной точке маршрута. Мы выключили мотор. Сразу стало очень тихо. Скорость упала. Наша яхточка бесшумно скользила по воде.
– Мы точно плывём, а не стоим на месте? – движение было настолько незаметным, что я даже засомневалась.
– Посмотри назад, – предложил муж.
И правда – лодка оставляла за собой чёткий след на воде и медленно продвигалась вперёд. Лёша дал мне отдохнуть и сам чуточку подруливал. Можно было расслабиться, перевести дух, полюбоваться природными красотами.
Мне очень нравилось это место. Озеро, вернее, огромное водохранилище со всех сторон окружено высокими горами, у подножия которых примостились небольшие городки, кемпинги, марина. Мы часто приезжали сюда просто погулять или покататься на роликах по живописной велосипедной дорожке недалеко от воды. Особенно красочно здешние горы выглядят осенью. Лиственные деревья уже пожелтели и блистают золотым огнём, хвойные – радуют глаз зеленью, а на горных вершинах волшебно сверкает снег. И всё это великолепие залито солнцем на фоне фантастически яркого синего неба! Зимой мы тоже здесь гуляли, по пояс проваливаясь в сугробы, выходили на лёд, раскатывали каток. Тогда я даже не предполагала, что через год буду ходить по этому озеру под парусом.
Я давно знала, что Лёшка мечтал научиться управлять парусной яхтой. Но когда он сказал, что записался на курсы капитанов, я была несколько удивлена тому факту, что в Денвере обучают яхтенному делу, ведь штат Колорадо находится в глубине континента, и до ближайшей большой воды как минимум пара тысяч километров. Откуда взяться яхтсменам? Но оказалось, что парусным фанатам вполне хватает и больших озёр.
– Так, все пришли в себя? – прервал мой отдых капитан. – Думаю, надо стаксель поставить, а то плетёмся, как черепахи. Ирка, по моей команде повернёшь немного в ветер. Дети, будьте внимательны, лодку может дёрнуть и наклонить, когда второй парус поднимется. Готовы? Поехали!
В этот раз мы вполне удачно поставили стаксель, лодку немного накренило, она побежала намного быстрее, и тут я почувствовала, что у меня под рукой махина, которая так и норовит вырваться. Появилось ощущение азартной игры с ветром – кто сильнее? – он навалит на паруса и вырвет у меня лодку или я дальше смогу держать нужный курс. Первые брызги холодной воды долетели до нас, все рассмеялись. Мы сидели и радовались быстрому бегу яхты, солнцу, ветру, погожему деньку и живописной природе вокруг.
– Ирка, впереди рябь на воде, видишь? Это порыв идёт. Будь начеку. Неизвестно, какой силы будет ветер. Но не бойся, я всегда могу ослабить грот, если будет сильно наклонять. Ещё можешь повернуть в ветер, тогда сила давления на паруса уменьшится. Хотя не надо, с твоей способностью управления повернёшь ещё не туда, только хуже будет. Лучше я сам. Ваня, Маша, крепче держитесь.
Неизвестность страшит. Первый порыв я ждала со страхом, что мы можем перевернуться. Но наш капитан справился на отлично – в нужный момент отпустил верёвки, так что грот начал трепыхаться, подождал, пока пройдет порыв ветра, и натянул парус обратно. Наша скорость почти не успела снизиться, и мы помчали дальше.
Ух, как здорово, оказывается, может быть, когда не страшно!
Мой опыт плаваний на кораблях совсем небольшой. В детстве с мамой на большом катамаране ездили из Геленджика в Утриш в дельфинарий. Помню только, что и маме, и мне, и брату всю дорогу было плохо. Потом после переезда в Санкт-Петербург были, конечно же, экскурсионные кораблики по рекам и каналам северной столицы.
Ещё вспоминается прекрасное водное путешествие – неделя в Голландии на катере, куда меня, юную восемнадцатилетнюю девчонку, пригласили друзья из Германии. Мы днём совершали переход от одного городка в другой, гуляли там, а ночью спали на нашем пришвартованном в марине катере. Капитаном нашего судна был сын друзей Ральф. На тот момент ему было всего семнадцать лет. Он научился управлять моторной яхтой в школе в рамках дополнительных занятий, получил капитанские права, поэтому его семья и смогла взять катер в аренду. Ральф давал порулить и всем остальным, мне в том числе. Но тогда я как-то не прониклась управлением лодки. Мне интереснее было просто сидеть и глазеть вокруг на пасторальные голландские пейзажи.
Самое лучшее на тот момент путешествие было на пароходе из Петербурга на Валаам нашей маленькой молодой семьёй из трёх человек. Ванька был тогда совсем крошка, всего годик. Он был очень подвижным мальчиком и бесконечно бегал по круговой палубе. Помню тишайшую Свирь и бурное Ладожское озеро.
Но всё это были моторные корабли, катера, лодки. А парусная яхта – это совсем другие ощущения! Особенно, когда ты сам ей управляешь и чувствуешь буквально под своими руками дыхание ветра, силу парусов, дрожь корпуса яхты, волнения на поверхности воды.
Хорошо, что мне всегда нравилось быть рядом с водой, на воде, и что в этот первый день моей парусной жизни были моменты, когда я получала удовольствие от яхтинга, от скорости, от чувства ветра в волосах. Иначе я бы не нашла в себе силы дальше бороться со страхом.
А страх накатывал регулярно. То, откуда ни возьмись, приходили порывы ветра; то мы доходили до края озера и надо было поворачивать обратно, а значит – менять галс, то есть положение парусов; то приходилось маневрировать, чтоб не столкнуться с другими лодками. А потом, когда мы уже шли обратно в марину, поднялся достаточно сильный ветер (погода в горах немного непредсказуема), так что яхта даже на зарифленных парусах пыталась накрениться. Но капитан из-за неопытных нас на борту пока что предпочитал уменьшить парусность и скорость, чем идти с креном. Никто не мог расслабиться – я крепко держала румпель, так что руки мои потом болели как после длительной тренировки, Лёша то и дело ослаблял или нагружал грот, дети напряжённо и молча сидели, держась обеими руками за борт. Зато опытные яхтсмены вокруг воодушевились и на полных парусах радостно проносились мимо нас – наконец-то могли погонять!
А когда мы уже сняли паруса, включили мотор, ветер стих, и волны постепенно улеглись, перед нами опять предстала живописная картина умиротворения и спокойствия. Вселенная как будто уговаривала меня: «Не бойся! Смотри, как вокруг прекрасно! Разве ты не хочешь вернуться сюда снова?» «Наверное, хочу» – подумала я. Но ноги, ступив на твёрдую землю, предательски дрожали.
В полиции Диме сказали, что девочку временно поместили в социальный центр. Попасть туда было непросто: приезжать к ребёнку можно только с полицейскими и по предварительной договорённости с органами опеки. Но у Димы будто выросли крылья. В перерыве между рабочими сменами он сбегал в детский магазин, схватил там маленького голубого барашка с витрины и тут же отправился на встречу с ребёнком.
Её звали Вера. Так символично для Димы.
Ведь не с проста он верил, что она — его дочь.
В социальном центре было неуютно и шумно. Дети всех возрастов слонялись по коридорам, казалось, без малейшего присмотра. У комнатки первой младшей группы его встретила социальный работник Ольга, которая за секунду до появления Димы отчитывала какого-то мальчугана за бег без ботинок. Перед тем, как подвести его к девочке, Ольга строго проинспектировала Диму:
—…никаких прикосновений. Никаких упоминаний, что вы отец девочки, пока оное не будет доказано, — канцелярским тоном продекламировала она. — И никаких передачек!
— Я купил ей игрушку… — с надеждой сказал Дима, протягивая Ольге барашка.
Та посмотрела на него, скривив ухмылку:
— Ладно… Идите. И помните, что у вас всего десять минут. Ребёнок ещё не до конца отошёл от шока.
Он прошёл в комнату и сразу увидел Веру. Маленькая девочка сидела в самом углу и собирала старомодную пирамидку из разноцветных кругов. Она выглядела маленьким одиноким ангелочком в своём белом детском костюмчике и грустным лицом. Пока все дети вокруг бесновались, она сидела молча и медленно-медленно собирала конструктор, тщательно подбирая цвета.
— Вера, — тихо позвал её Дима, и его голос надорвался. — Вера, привет.
Девочка легонько обернулась через плечо и, увидев Диму, тут же молча отвернулась обратно.
— Здоровская… башня, — сказал тот, подойдя к ней ближе и присев на корточки. Как только он это произнёс, тут же покраснел: фраза звучала фальшивой и неловкой.
— Это пиламида, — тихо, но уверенно ответила Вера. Она снова посмотрела на Диму с недоверием, а потом перевела взгляд на голубого барашка в его руках. — А это кто?
— Это тебе. Подарок, — радостно сказал Дима и протянул игрушку девочке. — Держи!
Его голос задрожал. Вера была маленькой копией Маши: такие же большие голубые глаза, нос кнопкой и волнистые волосы цвета колосков, еле достающие до плеч. Он боялся даже на секунду оторвать от неё взгляд, как будто бы тогда Вера исчезла, и он навсегда забыл бы её лицо. Трясущимися руками он протягивал ребёнку плюшевую игрушку, всеми силами стараясь не зарыдать.
— Мама не лазлешит, — сказала Вера, но её глаза не отрывались от барашка. — Нейзя.
— Это… мама тебе передала, — послышался голос Ольги, которая всё это время стояла у Димы за спиной. — Чтобы он тебя охранял.
Ольга понимала, что ещё немного — и Дима расклеится. Поэтому явно решила вмешаться в их разговор. Вера же, с недоверием посмотрев на работника опеки, потянулась маленькими ручками к барашку и быстро схватила его себе.
— Балашек, — прошептала она, смотря игрушке в неживые пластмассовые глаза. — Мозет, ты знаешь, где мама?
Дима крепко стиснул губы и опустил глаза в пол.
Он выходил из социального центра, шмыгая носом и стараясь незаметно стереть катившиеся слёзы по щекам. Его разрывало от боли, от горя, которым наполнилось всё внутри после этой короткой встречи. Ещё никогда в жизни он не ощущал такого удушающего чувства после разговора с маленьким человеком, как капля воды похожим на его погибшую любимую.
Дима знал, что сделает тест ДНК. Кажется, он понял это ещё тогда, когда пересекал порог комнаты для первой младшей группы.
Татьяна вошла в подъезд, тяжело вздохнув. Подмышкой у неё была связка квитанций, а в голове — вся та круговерть отчётности, что не дала ей вовремя уйти с работы. Старенькие деревянные ступеньки под ногами чуть скрипели, да так, будто жаловались на вечные тяготы жизни.
— Ну, трындец просто… — пробормотала она себе под нос, сунув одну квитанцию на край сумки, чтобы не мять. Сверху послышались шаги соседки, но Татьяна не стала заговаривать — сил уже не было. «Лишь бы добраться до квартиры», — подумала она.
В голове неотступно крутилась мысль: «Георгий уже год не объявлялся, Артём приезжает только по выходным… А я тут, как лошадь на беговой дорожке, сама с собой и с этими счетами…»
Привычная горечь застряла в горле, когда она вспомнила, что их (по всем меркам) «блудный» младший сын убежал «покорять мир» автостопом и ни фига не дал о себе знать.
Поднявшись на четвёртый этаж, она достала ключи и открыла дверь:
Двухкомнатная квартирка, где каждый уголок дышал воспоминаниями.
Небольшой коридор с потрескавшимся линолеумом.
Кухня со старой плитой, чуть ли не советских времён, где вечерами шумел чайник и слушалось радио «для компании».
Татьяна зашла, включила свет в прихожей — лампочка мигнула, будто бы протестуя, и дала тусклое, тепловатое сияние.
— Ох, жесть… — тихо сказала она, уронив на тумбу квитанции. — Денег как не было, так и нет… Хочется уже просто выспаться, и чтобы никто не трогал.
И тут за дверью раздался несмелый стук. Татьяна вздрогнула: часов-то уже девять вечера. Со странным предчувствием она приоткрыла дверь и увидела на пороге Георгия — ее младшего сына, того самого «бунтаря», что полгода назад, махнув рукой на все «совковые» вузы и мамины «глупые советы», укатил куда-то с рюкзаком и бесконечными мечтами о свободе.
— Маман… пустишь? — пробормотал он, опустив взгляд. — Георгий?! — вырвалось у Татьяны. — Да ты… откуда ты… (она потеряла дар речи, но тут же взяла себя в руки) Заходи, конечно.
Георгий выглядел потрёпанным: отросшие волосы, потертая куртка, ботинки, у которых подошва вот-вот отвалится. Рюкзак с рваными лямками болтался у него за спиной. Татьяна невольно почувствовала приступ жалости, хотя и старалась держаться спокойно.
— Ну чё, жив-здоров? — спросила она, придерживая дверь. — Блин, я уж думала, ты в какую-нибудь авантюру вмазался. — Да всё норм, мам, — Георгий пожал плечами и переступил порог. — Просто… дорога, люди, заработки… всё такое. — Заработки, говоришь? — Татьяна криво усмехнулась, но промолчала про своё беспокойство. — Снимай ботинки, а то грязь тащишь.
Он уселся на скрипучий табурет прямо в коридоре. Выглядел замороженным и голодным. Татьяна подала ему старые домашние тапочки — опять же, с облупившейся подошвой, но другого не было. Атмосфера в квартире тут же стала напряжённо тихой, будто оба понимали, что разговор предстоит сложный.
— Ты уже ел сегодня? — спросила Татьяна, проходя на кухню и ставя чайник. — Да как-то так себе, пару бутеров, — ответил Георгий. — Надеялся, может, у тебя чё-нибудь… — Суп ещё вчерашний остался, щас разогрею. Только… на пару дней или как? — Татьяна бросила косой взгляд. — Да давай без допроса, окей? — Георгий скривился. — Я ж не бомжевать к тебе пришёл, просто реально устал, замёрз, да и денег пока… ну, нет.
Татьяна кивнула, стараясь скрыть раздражение. Всё-таки он сын, а сыновей не бросают, даже если они делают глупости. Но где-то внутри у неё сжималось сердце от предчувствия, что его «пару дней» запросто могут растянуться на месяцы — и опять начнётся этот нескончаемый виток конфликтов.
— А… Артём звонил, кстати. Спрашивал, как дела, — сказала она, наливая воду в кастрюльку для супа. — Он занят, у него диссертация, знаешь же. — Угу, знаю, — Георгий провёл ладонью по волосам. — Он у нас умник. И вообще, чё мне до него? Я свою дорогу выбираю.
В его голосе проскочила издёвка, и Татьяна тут же вспомнила прошлую ссору, когда Георгий наговорил старшему брату кучу неприятных вещей, называя его «задротом» и «офисным рабом, только в белом халате». Не хотелось вновь влезать в подробности, поэтому она только вздохнула и поставила кастрюлю на газ.
— Ладно, потом поговорим, — произнесла она тихо. — Разогреется суп — поешь, а там уж… — А где отец? — вдруг спросил Георгий, прерывая её. — С ним ты общаешься? — Он — отдельная история, не будем об этом, — быстро отрезала Татьяна, вдруг почувствовав, как внутри поднимается раздражение. Сергей нередко «всплывал» в их жизни с очередными инфобизнес-предложениями, но реальной пользы от него не было.
Квартира наполнилась запахом прогревающегося супа. Георгий громко втянул в себя воздух, усмехнувшись:
— Ну хоть супчик поем нормальный. Честно, мам, задолбало в дороге всухомятку. — Угу, — только и ответила Татьяна, думая про себя: «Подумаешь, полгода не было, теперь вернулся — и сразу суп давай. А дальше что?»
Она пододвинула к сыну тарелку с супом, кусок хлеба. Георгий жадно принялся есть, фыркая и отплёвываясь от слишком горячего бульона. Разговор завис в воздухе.
Татьяне казалось, что всё как-то уж слишком просто, слишком буднично для такой большой пропасти, которая между ними возникла. Но привычка корить себя («Может, я что-то делала не так?») удерживала её от разбирательств в лоб.
За окном постукивал мелкий дождик. Время близилось к десяти вечера, а в этой маленькой кухне, с обшарпанными стенами и неотесанным столом, всё начинало пульсировать глухой усталостью. Лампа под потолком давала жёлтый свет, который резал глаза и словно бы высвечивал все претензии, копившиеся годами.
— Ты хоть в армии-то чё? Не взяли всё-таки? — тихо спросила Татьяна, стараясь звучать ровно, хотя внутри ее защемило. Она помнила, как Георгий всё время хвастался, что «не для него эти солдатские хаты», и потом вдруг — медотвод. — У меня ж коленка… — отмахнулся он, ковыряя ложкой суп. — Травма ещё после того случая, когда я на стройке подрабатывал. Сказали «не годен», и вообще: «Иди, гуляй». — Гулял, значит? — в голосе Татьяны скользнул сарказм. — По городам, по весям? — Да я… короче, фигня всё, — отрезал он.
Она хотела было спросить, с кем он ездил, где спал, как зарабатывал — но видела, что он явно не в настроении посвящать её в подробности. И сама понимала: «Не время сейчас. Парень только пришёл. Давай-ка не лезь в душу».
— Устал ты, да? И голодный, — проговорила она мягче. — Ладно, у меня есть диван в комнате, там постелешь себе. Завтра обсудим, как жить дальше. — Ага… «как жить дальше», — пробормотал Георгий, отхлебнув супа. — Тебе лишь бы я твои порядки принял, а сам я, выходит, не человек.
Татьяна почувствовала укол вины, но уже не стала отвечать. Сколько раз они начинали этот вечный спор о «совковых» порядках, «офисном рабстве» и прочих банальностях — она сбилась со счёта. «Хоть бы ночь переспали с миром», — подумала она.
За окном ветер усилился, мелкий дождик перерос в унылый моросящий ливень. Вечер таял в мутной полутьме. И хотя Татьяна испытывала смесь обиды и облегчения (мол, сын жив-здоров, но вернулся непонятно на каких условиях), она понимала: это лишь начало всей истории. Это только верхушка айсберга. И дальше, скорее всего, будет куда более серьёзный разговор.
— Надо завтра, наверное, Артёму позвонить, — сказала она сама себе вполголоса, чтобы как-то заполнить неловкую тишину на кухне. — Пусть приедет… хоть вместе обсудим.
Георгий промолчал. Он доедал суп, будто боялся, что, если заговорит, выскажет все претензии одномоментно и разнесёт эту маленькую квартиру в щепки. В помещении резко запахло прогорклым маслом — видимо, на плите опять что-то подгорело; Татьяна отвлеклась, побежала к плите. Всё выглядело таким привычным и в то же время пропитанным гнетущим чувством: «Снова в ту же реку, снова эти проблемы…»
— Ладно, ужинай, Жора, — сказала она наконец, убавив огонь. — Я пойду проверю, есть ли там чистое бельё постелить. — Окей, мам, — Георгий только развёл руками. — Спасибо… за суп, — добавил он вдруг, куда более спокойно.
Татьяна кивнула, вышла из кухни и, проходя мимо светлого окна в коридоре, мельком увидела своё отражение: уставшая женщина лет сорока восьми, с выразительными морщинами на лбу и грустными глазами, в которых плескались одновременно забота и разочарование.
Захлопнув за собой дверь комнаты, она прислонилась к стене и мысленно повторила: «Что ж, он вернулся… Да только радоваться нечему, если дальше — полная неизвестность.»
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАВТРА: Георгий всё глубже погружается в свои мечты о лёгких деньгах. Ситуация накаляется, когда на пороге появляется Сергей с новыми бизнес идеями, а позже приезжает Артём, твёрдо намеренный расставить все точки над "i"
