Утром, я поплелся на вокзал, купил билет до Прибытково, и сел в поезд.

Противоречивые мысли роились в моей голове: " Если Шульц - шарлатан, то почему он дает деньги, а не берет их? Если прабабка помирает, это грустно, но и прибавляет пару очков к правоте моего вчерашнего гостя. Если все им сказанное правда, то это интересно и приятно. Эйфорию от осознания подлинного мироустройства, притормаживает мой врожденный скептицизм. Одно точно, я хочу поверить в услышанное, но для этого необходимо больше информации--получу ее, проанализирую, а там решу, что дальше делать..."

--Могу тебе в этом помочь.--вдруг, услышал я чей-то голос над головой.

Я поднял глаза. Справа от меня, в проходе вагона стоял  панк с огненного цвета ирокезом, размером с бальный веер.

--В чем?-- спросил я.

Панк протянул руку, и представился:

--Иоганн Вермейер - демон-дознаватель шестого разряда, прямиком из ада, по твою душу.

--Еще один чудик?--поинтересовался я, пожимая его руку.

--Согласен и на этот титул.

--Что, Сатане не по нраву, как я его запечатлел на холсте?

--Ну почему...как на мой взгляд, так очень даже неплохо,--возразил Иоганн,--Лукавый пока не видел.

--И почему у вас у всех немецкие имена?

--Чтобы лучше запоминались,--пожал плечами панк,--махну в коммандировку в Германию, назовусь Акакием Полиграфычем. Сесть то можно?

Я кивнул. Панк присел напротив меня.

--Вышел на меня так же как и Шульц?

--Так это был Шульц?

--Блять, я, типа, его заложил?

--Угумс.

--А что нужно демону от меня?

--Как только мы улавливаем заинтересованность НК в какой-либо персоне,--проговорил Иоганн,-- мы находим ее, ибо все, кто нужен НК, интересны и нам.

--НК - Небесная канцелярия?--уточнил я.

--Она самая.

--А ваше ведомство как величать?

--Ад...просто Ад, я уже упомянул.

--А чистилище - просто чистилище?

--Нет,--улыбнулся панк,--чистилище для тебя, это город Питер, или любая другая точка земли, где ты пожелаешь просадить десять кусков баксов Шульца...хоть Мальдивы.

--Ясно,-- ответил я,--и что от меня хочешь?

--Переходи в наше ведомство, чертом станешь, карьеру сделаешь быстрее, чем в НК, как сыр в масле кататься будешь.

--А в чем подвох?

--Такового нет.

--Звучит неубедительно.

--Гете начитался, и иже с ним?--сочувственным тоном произнес Иоганн,-- все, на самом деле, устроенно немного не так, или совсем не так...

--А как?

--Понимаешь,--Иоганн развалился в кресле и расстегнул молнию косухи( у него подмышкой я заметил кобуру пистолета),-- НК, функционирует по библейским заповедям, согласно им и занимается распределением душ по новым телам. А мы, просто подминаем под себя лохов, заставляя на себя работать, и балдеем в свое удовольствие. Иначе выражаясь: НК за мир во всем мире, а мы за водку и телок для тех, кто с нами.

--А те кто не с вами, тот против вас?

--Почему так решил?

--Дык, пистолет твой...

--Ааа, ну да, мы не заинтересованны в усилении НК, между нашими ведомствами, кхм, мало согласия...

--И что я должен делать, если перейду в ваш лагерь?-- спросил я как можно более спокойным тоном.

--Пить водку, общаться с красивыми девушками...и переманивать из НК новых наймитов, если не получается, устранять их.

--Убийство мне претит,--ответил я.

--Житейский конформизм, навязанный родителями и обществом,--прокомментировал панк,--после первой ликвидации улетучивается как страшный сон.

--Согласен,--заявил я, и сам не поверил, что сказал это,--только прабабку отпою, и поработаем. ( говорил мне папа:"никогда не спорь с человеком у которого есть пистолет")

--Вот тут загвоздка,--крякнул панк, разминая спину,-- прабабка - первое твое задание от нас, выполнение которого подтвердит твою приверженность нашим идеалам...

--Водке и телкам?--уточнил я,-- разве есть сомнения на этот счет? Биографию то мою, наверняка изучил?

--Разумеется,--улыбнулся Иоганн,--но если ты не доедешь до своей бабки, этим докажешь отказ от идеалов конкурирующей группировки.

--Пойдем в тамбур,--предложил я,--перекурим, обмозгуем это дело.

Панк поднялся с кресла, засунул руку во внутренний карман косухи ( я напрягся, не за стволом ли полез гад?), и достал оттуда две пачки стобаксовок.

--Держи, чтобы тебе легче размышлялось, и пойдем...

Я взял деньги, и мы направились в конец вагона. Я шел впереди Иоганна, неслыханно богатый, но с тяжелым сердцем. Эх, сейчас бы неожиданный поворот в судьбе..коли такие силы вступили в борьбу за меня, то пущай грызутся между собой, а я понаблюдаю, соберу информацию, проанализирую...

Вдруг, дверь в тамбур впереди нас распахнулась, и на его пороге появился Шульц, заполняющий своим большим бесформенным телом весь дверной проем.

Только я успел раскрыть рот для приветствия батюшки, как заметил что под моей правой подмышкой блеснуло серебристое дуло пистолета, и раздался выстрел. Шульц схватился за грудь, застонал, упал на колени, и затем мешком повалился на пол. Тотчас, вагон огласился женскими визгами и детским плачем. Люди, на своих местах, позажимали головы руками, и приникли к своим креслам.

--Еще один аргумент в пользу моего предложения, НК не простит тебе содействия демону,--услышал я голос панка за спиной,--а вот и еще...

Я почувствовал, как горячее дуло уперлось мне в хребет между лопаток.

--Ну идем что ли, покурим...

Добрались до тамбура. Я посмотрел в окно, шарясь по карманам, в поисках пачки сигарет, и сам не зная зачем, повернул ручку двери наружу, надеясь, что панк не заметит этого движения... Не заметил, видимо бросал грозный взгляд в вагон, дабы люди сидели смирно.

Незнаю, что принято делать в случае стрельбы в поезде, но я бы на месте пассажиров, подумал о том, не дернуть ли стоп-кран? Надеюсь, что не единственный обладатель этой идеи. С этими мыслями, я развернулся, достал сигареты, угостил Иоганна, который продолжал держать в руке пистолет, направленный на меня. Закурили. Панк стоял так, чтобы одновременно видеть и меня, и краем глаза контролировать ситуацию в вагоне, обозревая его через застекленное окно двери в тамбур. Я, прислонился плечом к стене, и развернулся таким образом, чтобы хоть немного видеть..по диогонали, узкую полоску внутреннего пространства вагона, которая полностью выпадала из поля зрения панка, ибо виднелась мне аккурат за его левым ухом. К моей дикой радости, я увидел там крадущегося вдоль стены мальчугана, который через мгновение, наложил пятерню на ручку стоп-крана, и вопросительно взглянул мне в глаза, мол "когда дергать чувак(?), дай знак!"

--Ну, давай что ли контракт,--сказал я,--хочу готическим шрифтом на старинном пергаменте, и обязательно чтобы кровью подпись поставить.

--Ээх, стереотипы, один на другом и третьим понукает,--усмехнулся Иоганн,--мышление художника, вроде, не долно быть таким зашоренным?

С этими словами, панк полез в нагрудный карман.

Знаю эти косухи, сам полжизни в них проходил, когда лезешь в глубоокий нагрудный карман, то очень тяжело быстро выдернуть из него руку, металическая молния с крупными зубами мешает.

Моя правая рука, держала сигарету - хорошо, уже занесена для удара по пистолету. Левую руку, я поднял, чтобы якобы почесать глаз, потом  часто зашевелил ее пальцами, мальчуган дернул стоп-кран, Иоганн мотнулся всем корпусом к стенке, на которую я заблаговременно и предусмотрительно облокотился. Я резко опустил правую руку, и ухватил  ею пистолет, направив его дулом книзу..левой рукой вынул из зубов сигарету, и забычковал ее об полуоткрытый глаз Иоганна.

Панк взвизгнул, ударил меня лбом в нос, и, что было сил, лягнул ногою в грудь. Я держался одной рукой за верхнюю часть пистолета Иоганна, а другой, рефлекторно потянулся к вороту косухи противника, дабы не улететь от неожиданно сильного конского приемчика , но промахнулся, и случайно ухватился за какой-то предмет, прикрепленный к внутреннуму карману косухи, и вместе с ним, но без пистолета, который крепко держал Иоганн, вылетел из вагона останавливающегося поезда в придорожные кусты.

Андрей Малажский (С).

Часть 1  Часть 2  Часть 3

После того неприятного случая больше желающих пойти в увольнительную не было, поэтому я удивился, когда после занятия с мечами ко мне подошел сержант Криг и сказал, что у меня сегодня вечером свободный вечер, и что я могу идти погулять. Обычно такие новости сообщала нам капитан, но она к этому моменту уже ушла.

Я недолго посомневался, но все-таки решил пройтись в тот же бар, где был раньше вместе с Ари и Риной. Если ко мне и начнут приставать, то я смогу дать отпор. Мой гладиус был со мной.

Первой, кого я увидел там, была наш капитан, в одиночку накачивающуюся пивом в углу. Она сидела, уткнувшись взглядом в стол, такая одинокая и задумчивая, что я не стал ее окликать и пошел было к стойке, но радостные возгласы парней привлекли ее внимание. Она подняла голову, увидела меня и махнула рукой:

- Рип, иди сюда!

Проходя мимо других столиков, я услышал комментарии других солдат:

- Смотри, а эта не отрезала волосы.

- Ага, остальные выглядят так, что не поймешь, баба или мужик.

- Ну задница у этой ничего так...

- Может, пойдешь пригласишь?

- Сейчас, разбежался, вон у той, стриженой, рука, знаешь, какая тяжелая. Врежет так, что не заметишь, как окажешься под столом.

- А, Рип, молодец, что пришла, - улыбнулась капитан. - Я боялась, что ты струсишь, как и остальные.

- Вы меня ждали, капитан? - удивился я.

- Ну не то, чтобы ждала. Скажем так, я надеялась на это, - Рина уже явно выпила не одну кружку к моему приходу, раскраснелась, ее постоянно нахмуренное лицо расслабилось. И я внезапно вспомнил, что она совсем молоденькая, чуть старше меня, а взвалила на себя тридцать девчонок, защищала их от всего лагеря, кроме того, у нее были явные проблемы с сослуживцами. Никто не воспринимал всерьез девчонку-капитана, какой бы умелой она ни была.

Мы могли поддерживать друг друга в казарме, могли дружить, она же постоянно, всю жизнь, была против всех, снова и снова подтверждая и доказывая, что может поступать так, как хочет.

- И, Рип, давай сейчас без всяких капитанов и выканий, надоело, сил моих больше нет. Ты умная и не будешь трепать лишнего подружкам, верно?

Я кивнул.

- Я знала, что ты меня поймешь. Скажи, о чем ты подумала, когда впервые увидела меня?

- Ну... я..., - заколебался я, не понимая, что она хочет услышать.

- Рип, давай, не бойся, говори, - Рина грустно улыбнулась, - дай мне хоть на час почувствовать себя человеком.

- Я был.. была в восторге. Ты мне показалась очень красивой и сильной, необычной. У нас в деревне не принято, чтобы девушки ходили с короткими волосами и в штанах, и ты была первой девушкой с такой внешностью.

- Ага, - снова улыбнулась капитан, - а теперь только таких тут и видишь. Но ты смогла выделиться. Не понимаю, почему ты так цепляешься за свои волосы...

- Ну, я, - промямлил я, но Рина перебила меня:

- Но мне это очень нравится.

- Что?

- Ты мне нравишься, Рип, - просто сказала она. - У тебя тоже необычная внешность, интересное лицо, а кроме того, крепкая воля и сильный характер. Знаешь, я почти уверена, что ты добровольно отправилась в армию. Это было твое решение, а не то, что ты не смогла залететь от кого-нибудь из деревенских недорослей. Верно?

- Почти, я не...

- Ты же девственница, Рип, я права? - Рина наклонилась ко мне и пристально посмотрела в глаза.

- Эмм, - от смущения я не знал, куда деть свои руки, поэтому ухватился за принесенную кружку пива и залпом выпил ее, даже не почувствовав вкуса. - Да, ты права.

С радостным видом капитан откинулась на спинку стула:

- Я так и знала. И это отлично. Я тоже. Меня всегда раздражали мужчины. Все, кроме моего отца. Они все либо слюнявые нерешительные придурки либо похотливые назойливые придурки. То мнутся и терзают тебя дурацкими стихами, то пытаются ухватить за задницу и зажать в каком-нибудь углу. Брр, - передернула она плечами. - О, смотри, один идет сюда. Ставлю на то, что этот из группы слюнявых.

Действительно, к нашему столику подошел один из солдат с довольно симпатичным лицом и нерешительно обратился ко мне:

- Эмм, простите, вы позволите пригласить вас на танец?

На танец? Я чуть со стула не упал. Откуда в таверне посреди военного лагеря возьмется музыка?

- У нас тут ребята собрались... Один неплохо играет на флейте, другой поет, - он говорил все тише и тише, видя, как капитан мрачнеет с каждым его словом, - и свободный вечер же...

Я со страхом посмотрел на Рину: что она сейчас предпримет. Но через мгновение она улыбнулась:

- Рип, а что, отличная идея! Сходи потанцуй!

- Но я...

- Давай! Вперед, покажи им, как танцуют настоящие женщины.

Не могу сказать, что меня порадовало ее напутствие, но я не стал больше противиться, не убудет с меня с одного танца.

Увидев, что дама согласилась, ребята на другом конце зала воодушевились, достали откуда-то инструменты, у кого что было. Кто-то взял флейту, кто-то деревянные ложки, кто-то вытащил гитару, и они заиграли веселую мелодию, подстраиваясь друг под друга и выравнивая строй.

Мой кавалер приобнял меня за талию и принялся выделывать различные па, мой верный гладиус периодически бил его по ногам, но он воспринимал это стоически.

- А ты красивая, - шепнул он мне на ухо, притянув меня поближе.

Кажется, Рина немного поспешила к занесением его в слюнявые и нерешительные. А меня начало мутить от этой ситуации. В своей деревне мне приходилось танцевать с парнями, но никаких отрицательных чувств я при этом не испытывал, все девчонки танцевали, и я тоже. Но сейчас, на глазах той девушки, которая мне нравилась, я ощущал себя полным идиотом.

- Как ты оказалась здесь? Не верю, что на такую красотку не нашлось желающих, - продолжал "деликатно" ухаживать солдатик. - Если вдруг передумала идти воевать, то я могу тебе в этом деле помочь.

И чтобы я не сумел понять его слова как-то неправильно, он переместил свою руку с талии на бедро и посмотрел мне в глаза, чтобы оценить реакцию. Я не стал разочаровывать его и врезал кулаком прямо в солнечное сплетение, затем присел, чтобы заглянуть ему в лицо, и сказал:

- Обойдусь.

После я аккуратно обошел скрючившуюся фигуру солдатика, все еще пытающегося вдохнуть хоть глоток воздуха, и вернулся за столик к Рине.

- Зачем ты отправила меня танцевать? Ты же знала, что я не хочу, - спросил я,

- Зачем..., - капитан задумчиво покрутила пустой кружкой в воздухе, - не знаю. Думаю, я хотела убедиться.

- Убедиться в чем?

- В том, что поступаю правильно, - после этих слов Рина потянулась ко мне и, помедлив секунду, поцеловала меня. Сначала робко, едва касаясь губами моих губ, но не почувствовав отпора, прижалась сильнее, обхватив мою шею рукой.

Не могу сказать, что я раньше не представлял наш поцелуй с капитаном, но действительность превзошла все ожидания. Казалось, что мое тело испарилось, и остались только эти нежные настойчивые губы, от прикосновения которых я потерял голову окончательно. Я обнял Рину, пьянея от одной только мысли, что моя рука касается ее.

Я не слышал ничего, кроме ее дыхания, не видел ничего, кроме ее глаз, также широко распахнутых, как и мои. Мы словно боялись, что реальность обманет нас, и если мы закроем глаза, то исчезнем.

- Рип, - послышался ее прерывающийся голос, - стой. Останови меня. Рип.

Я с трудом мог понять, что она говорит, но в меня уже было вбито рефлекторное повиновение приказам капитана, и я смог сдержать свои руки и замереть на месте.

Рина тяжело дышала и смотрела на меня. Затем, словно опомнившись, взяла кружку и отпила немного.

- Рип, я не ожидала... Честно. Я, конечно, надеялась. Но не верила. Даже сейчас не верю до конца. Ты же не пьяна, верно?

Она все вглядывалась мне в глаза, пытаясь что-то понять. Я же взял ее руку и, не отводя взгляд, нежно сказал:

- Ты мне тоже нравишься.

Она недоверчиво посмотрела и робко улыбнулась:

- Знаешь, я до последней секунды сомневалась. Только молчи, Рип, пожалуйста. Я как тебя увидела в первый раз, сразу подумала, ах, если бы ты была парнем. Словно я именно тебя ждала все это время. Именно эти глаза видела в мечтах, эти скулы... И только твои чертовы волосы нарушали картину. А ты отказалась их отрезать. И чем больше я на тебя смотрела, тем все больше убеждалась, что это должна быть ты. Только мы обе девушки, и что с этим делать, я не знала. Сейчас я понимаю, что это неважно. Точнее, наоборот, это даже правильно. Мне действительно никогда не нравились мужчины, только я не думала, что получится вот так. И то, что у тебя тоже не было мужчины, - это знак. Тебя ведь тоже они не привлекали, верно? Этот солдатик... Как еще одна проверка. А твои взгляды! Я могла чувствовать их даже спиной. Не знаю. Рип, я не знаю, что нам делать дальше. Но я что-нибудь придумаю. Только не бросай заниматься, тренируйся также упорно. Я не хочу, чтобы тебя поранили, - в ее глазах появились слезы.

- Не надо плакать. Рина, не надо плакать, - говорил я, а у самого в горле стоял ком. Как я теперь мог признаться ей, что я мужчина?

На следующее утро я задумчиво заплетал косу, ожидая прихода капитана, но против обыкновения девочек разбудил рев сержанта:

- Подъем! Пять минут на подготовку и бегом на пробежку!

Уже пробежав половину дистанции, я осознал, что Рина до сих пор не появилась. До этого она ни разу не пропускала утренней разминки. Что-то случилось? Или она чувствует себя неловко и не хочет пока меня видеть?

До этого момента я зациклился на своей проблеме и даже не думал о том, как она могла воспринимать эту ситуацию. Ведь ей тоже было несладко. Надо обладать немалым мужеством, чтобы признаться самой себе в том, что влюбилась, во-первых, в девушку, во-вторых, в свою подчиненную, и не меньшей отвагой, чтобы признаться в этом мне, не побояться быть отвергнутой или осмеянной.

У меня примерно такие же риски, но я в себе столько мужества пока не нашел.

К концу тренировки с арбалетами, где я практически бессознательно заряжал, стрелял, целился и бегал за болтами, на стрельбище подошел незнакомый хлыщ. Судя по погонам, это был тоже капитан, вот только форму он носил так, что становилось понятно: по утрам он со своими солдатами не бегает.

Время близилось к обеду, а на кителе не было ни пыли, ни белесых разводов от пота. Казалось, что он вот только-только взял форму из чистки и, надев, сразу перенесся к нам по воздуху, не касаясь блестящими сапогами дорожной пыли.

С легкой презрительной улыбочкой он наблюдал за нашими действиями, но я чувствовал, как его взгляд то и дело останавливался на мне. Скорее всего, в этом были виноваты чертовы волосы, растрепавшиеся так, что некоторые пряди упали мне на спину. Кроме меня, среди девчонок длинноволосых больше не было.

- Эй, рядовой, - раздался ленивый мужской голос прямо у меня за спиной.

Я резко выпрямился, развернулся и практически уткнулся лицом в нового капитана.

- Да, сэр. Слушаю, сэр! – отрывисто сказал я.

- Ого, какой низкий голосочек, - также лениво протянул он. – А что устав говорит про длину волос?

- В уставе длина волос для женского состава армии не регламентируется, поэтому каждая женщина, призванная в армию, самостоятельно решает этот вопрос, - я подготовился к этому вопросу давным-давно, зная, что придирки обязательно будут.

- Еще и умная. Как интересно! – его взгляд проблуждал по моей фигуре и остановился на лице, словно пытаясь что-то выискать. – Вот, значит, кто смог растопить сердце этой замороженной.

В груди что-то сжалось. Из-за меня у Рины проблемы? Ее отсутствие, новый капитан, пристальное внимание ко мне, - все сложилось в цельную картину.

Капитан неотрывно смотрел мне в глаза, видимо, ожидая какой-то реакции, но я, уже привыкший скрывать эмоции от людей, сдержал вопросы, которые рвались у меня с языка.

Через несколько секунд капитан разочарованно выдохнул:

- Дьявол, действительно умна. Но я понимаю ее, в тебе определенно есть что-то необычное. Так, рядовой, сегодня придешь ко мне в покои, будешь помогать прислуге. Сержанта я предупредил. После ужина за тобой придут.

Затем он развернулся и ушел с поля, тщательно выбирая тропинку так, чтобы не запачкать обувь.

Весь оставшийся день был для меня потерян: я не смог повторить ни одного приема, получил несколько неприятных порезов, но сержант не стал усердствовать в ругани, всего пару раз обозвал «дурой безрукой». Более того, один раз я нечаянно поймал его сочувствующий взгляд. Дьявол, видимо, меня не ждет ничего хорошего в жилище капитана.

После ужина я успел сбегать ополоснуться и быстро простирнуть форму. А затем меня позвали к капитану.

Молоденький солдатик, с восторгом осматривавший нашу женскую казарму и особенно ее обитателей, чуть не поперхнулся, увидев меня. Бедняга, он не ожидал, что капитан вызовет к себе этакую тощую дылду с четко выраженными бицепсами, не столько четко выраженной грудью и длиннющей косой.

Он проглотил все подготовленные им заранее подколки и затасканные комплименты, поугрюмел и молча отвел, куда следовало.

Как оказалось, капитан жил чуть ли не на другом конце военного лагеря, где для офицеров были построены не однообразные казармы, а небольшие домики на одного человека или семью. Каждый домик был со своей изюминкой: у одного была ярко-красная черепичная крыша, у другого - изящные узорные наличники, у третьего вместо флюгера развевался флаг.

Мы же подошли к самому строгому в оформлении домику без излишеств и украшательств, только на двери висела деревянная табличка с надписью: «Капитан Вейнер».

Я на секунду замешкался перед дверью, не уверенный в том, стоило ли мне вообще приходить сюда, может, стоило сказаться больным, вроде как женские дни пришли, но солдатик втолкнул меня силой.

- А, пришла, наконец, - снова этот лениво-вальяжный голос, от которого меня уже начало подташнивать. – Иди, переоденься, там тебе объяснят твои обязанности.

Мне навстречу вышли две девушки в форме горничных, а именно в закрытых голубых платьях до щиколотки, поверх которых лежали белые накрахмаленные фартучки. Они, легонько подталкивая, отвели меня в комнату для слуг, показали на такое же платье, висящее на вешалки, и уже хотели было снять с меня форму, как я воспротивился:

- Девушки, дайте мне самой переодеться, а потом вы, если что, поправите. Только совсем одной.

Они захихикали:

- А в казарме ты тоже просишь всех выйти, когда переодеваешься?

Я практически зарычал от досады, но, взяв себя в руки, попросил:

- Все равно я сама оденусь, хорошо?

Затем, как обычно, отошел в угол, быстро распустил косу, закрыв себя со спины полностью, стащил с себя рубаху, натянул платье, и только потом снял штаны. Девушки ахнули, когда увидели мои волосы во всей красе:

- Вот это да, такая красота!

- Такие волосы жалко стричь, молодец, что не постриглась.

- Ну что, надела платье? Давай, мы застегнем, там много пуговиц, самой сложно справиться. И можно мы тебя заплетем?- они аж подпрыгивали от нетерпения.

Они помогли застегнуться, правильно надеть этот глупый фартук, а затем затейливо переплели тонкие косички, перехватывавшие и удерживавшие волосы, не скрывая их длины и густоты.

- Вот так ты настоящая красавица. А то с убранными волосами ты смотришься, как хищник какой-то: лицо острое, глаза злые.

Я ухмыльнулся, такой вариант мне нравился больше, чем быть "настоящей красавицей".

- Теперь слушай. Сегодня капитан дает прием, на нем будут другие офицеры, некоторые с женами. Обычно мы всегда прислуживаем, но сегодня тебе придется справляться одной. Мы тебе будем подавать напитки, закуски, а ты будешь разносить их по зале и ставить на небольшие столики, там увидишь, их шесть штук стоит в разных местах. Также ты должна будешь убирать грязную и пустую посуду, вытирать столики, если запачкаются. Разговаривать тебе строго запрещено, можешь только кивнуть, если к тебе обратятся с просьбой или вопросом. Желательно, чтобы тебя вообще не замечали, но так как ты впервые прислуживаешь, вряд ли у тебя это выйдет, но ты все равно старайся.

- А зачем вообще меня сюда вызвали? Я вообще-то солдат, а не прислуга.

- А ты смешная, - рассмеялись девушки. – У капитана Вейнера все солдаты – это прислуга. Кто-то работает посыльным, кто-то камердинером.

- А вы?

- Нас признали негодными для воинской службы, но и домой тоже не отпустили, вот мы тут и работаем.

- Но…

- Все-все, вопросы закончились, - перебили меня горничные, - уже пора начать разносить лимонад и коктейли.

И пока они вели меня к кухне, я продолжал недоумевать. Наша рота была первой, ни до нас, ни после нас больше никто не приезжал. Следующий привоз новобранцев должен был быть через месяца четыре, не раньше. Рина говорила, что мы единственные женщины в лагере, из нашей казармы никого не выгоняли, как непригодных, все девушки втянулись в тренировки. Так откуда здесь взялись эти девушки?

Впрочем, долго размышлять мне не дали, всунули в руки поднос с прозрачными бокалами на тоненьких ножках и отправили в сторону залы. Лакей, еще один отлынивающий солдат, распахнул передо мной дверь, и я, полностью сосредоточившись на том, чтобы удержать равновесие подноса, не поднимая головы, прошел вперед.

Едва дыша, я нашел взглядом первый столик и быстренько переставил на него бокалы, только после этого я осмелился поднять глаза и осмотреть залу.

На удивление, зала была просторной и светлой, видимо, домики только с фасада казались небольшими, а вот в длину они были довольно длинными. В хаотичном порядке по всей комнате стояли столики, их было шесть, как и предупреждали девушки, также бессистемно стояли кресла и диваны, кое-где на них сидели пышно наряженные дамы разных возрастов. Но больше всего тут было мужчин в форме. Офицеры стояли, разбившись на небольшие группы, и что-то обсуждали между собой. На меня практически никто не обратил внимания, кроме самого капитана Вейнера, который, не прекращая разговаривать со своими собеседниками, не отрывал от меня взгляда.

Я тихо вышел из залы, но уже за порогом меня ждали горничные со следующей партией напитков.

Где-то через полчаса я уже немного освоился и смог уделять свое внимание не только столикам и бокалам, но и гостям на приеме.

Когда я подошел к столику неподалеку от капитана Вейнера, он немного громче, чем до этого, спросил у другого офицера:

- А что там с капитаном…,как же ее…, Штейнхамер? Я слышал, что ее отстранили от службы.

Я сразу навострил уши, не поднимая, впрочем, головы.

- Да там какая-то странная история, разбирательство будет на следующей неделе. Вроде как она приставала к своему солдату.

Вейнер, еще сильнее растягивая гласные, сказал:

- Да что вы говорите? У нее же была эта пресловутая женская рота, ее, кстати, временно передали мне в подчинение.

- Вот именно. В уставе появились пункты о невозможности каких-либо романтических или тому подобных отношений офицерского состава с рядовыми, как впрочем, и между рядовыми тоже. Это было сделано сразу же после указа о призыве в армию женщин для того, чтобы избежать проблем такого рода. Вейнер, да вы же сами знаете об этом, одного солдата уже повесили из-за того, что он попытался… ну вы понимаете.

- Да, конечно, - быстрый взгляд в мою сторону, - что-то такое припоминаю. И что, Штейнхамер приставала к женщине?

- Точно пока неизвестно, но есть официальное сообщение о том, что Штейнхамер целовалась со своим солдатом, да, с женщиной.

- А, может, та была не против?

- Вейнер, как раз на этот случай и прописан устав. Иначе любой офицер сможет запугать своих солдат и заставить их сказать, что все было добровольно.

- И что Штейнхамер будет, если все подтвердится?

- Либо понизят в звании, либо отстранят от службы. В любом случае, это был эксперимент: сможет ли женщина быть офицером. И пока он не кажется самым удачным.

Я больше не мог затягивать у столика и вышел из зала. Отмахнувшись от очередного подноса, я прислонился спиной к стене и закрыл глаза.

Знала ли Рина о возможных последствиях своего поступка? Я столько раз читал Устав, но ни разу не замечал этих пунктов, то есть я их, конечно, читал, но никогда не обращал на них внимания. О каких внеслужебных отношениях для меня могла идти речь, если я до сих пор ни рыба, ни мясо, ни парень, ни девушка. Возможно, Рина также пропустила эти пункты мимо по таким же причинам, ей же никогда не нравились мужчины, а об отношениях между женщинами она и подумать не могла.

А еще меня сильно интересовал вопрос, зачем бы это неизвестному мне капитану Вейнеру столь сильно хлопотать только ради того, чтобы поставить меня в известность о судьбы Рины. Я его увидел сегодня в первый раз в жизни, повлиять на приговор Рине я никак не мог, как выяснилось, даже если у него есть личные причины ненавидеть Рину… Вот единственное объяснение его поведения – он хочет сделать больно Рине через меня. Значит, у нас еще будет с ним разговор и, скорее всего, он мне не понравится.

С трудом дождавшись окончания банкета, я рванул в комнату, чтобы переодеться. Никогда еще я не чувствовал себя так глупо в женском платье. Казалось бы, носил их всю жизнь, но вот всего несколько месяцев в штанах и один поцелуй, и всё так изменилось.

Едва успел натянуть рубашку, как ко мне ворвались служаночки:

- Зачем ты переоделась? – удивилась одна.

- Тебе разве не хочется остаться тут? – вторила ей другая.

- Никакой муштры.

- Никакой грязи.

- Все время в тепле!

- Хватит! – рявкнул я, взбешенный их щебетанием, - Я солдат. Я пришла, чтобы учиться сражаться, а не подносы таскать.

- Но… - робко попробовала возразить первая. Я так и не запомнил их имен, хотя они, кажется, представлялись.

- Я возвращаюсь в казарму. Надеюсь, в следующий раз ваш господин сможет найти себе в служанки кого-то более способного.

Выплеснув злость и раздражение на ни в чем неповинных девушек, я выскочил из комнаты и сразу наткнулся на Вейнера. Он что, подслушивал?

- Рядовой, кто вам разрешил уйти?

- Согласно Уставу время после ужина – это свободное время рядового, за исключением нарядов, внеурочных тренировок и дежурств по графику. В графике дежурств женская рота отсутствует, внеурочные тренировки и наряды должны быть обозначены устно и заранее, с уведомлением сержанта, – я произнес это обезличенным голосом, глядя поверх его головы, благо мой рост позволял.

- Слушай, девочка, не надо со мной играть в солдатиков, - медленно протянул капитан, взяв меня за плечо. – Признай, что ты сглупила, попав сюда, и уже жалеешь, что не смогла забрюхатеть вовремя. У тебя еще один шанс: соглашайся поработать на меня. Всего три года, и никаких там войнушек, убийств и всякого такого. Тихая спокойная жизнь. А в конце службы я тебе еще и рекомендации дам, сможешь устроиться служанкой в какой-нибудь богатый дом. Ты ж не дура, чтобы отказываться от такого предложения, верно?

Уверен, что некоторые девчонки у нас согласились бы… если бы им предложили такое пару месяцев назад. Сейчас же мы все втянулись в муштру, и уже появился азарт: кто быстрее пробежит, кто лучше отстреляется, кто быстрее выучит новый финт. Я понимал, что это только тренировки, и после первого боя все может измениться, но бросить все то, чем я начал гордиться, ради прислуживания этому хлыщу?

- Так точно. Дура, - и я посмотрел прямо ему в глаза. Не знаю, что он там увидел, но Вейнер отшатнулся от меня, как от прокаженной.

- Ладно. Вали в казарму. Посмотрим, что ты потом скажешь.

И я, с трудом сдерживая желание помчаться во весь опор, нарочито медленно вышел из домика, завернул за угол, и только тогда рванул к родной казарме и девчонкам. Если бы я мог заплакать, я бы заплакал.

Лагерь уже спал. Из казарм доносились разнообразные похрапывания, костры мирно поблескивали красноватыми огоньками. Редкие часовые провожали меня удивленными взглядами, но окликать не стали. Меня знали в лицо практически все, еще бы, единственная во всем лагере с такими длинными волосами. Единственная. Знали бы они...

Перед входом в нашу казарму сидел сержант. Заметив меня, он пошел навстречу:

- Рип, давай отойдем в сторонку, - тихо пробасил он. – Ну что, к Вейнеру не пойдешь?

Я покачал головой.

- Я так и думал. Знаешь, я Ринку еще совсем сопливой помню, под началом ее отца воевал, и после положенной пятилетки остался служить с ним. И как-то вызвал он меня к себе домой, хоть и не любил, чтоб вояки в доме шлялись, и попросил выбить всю дурь из дочки. Муштровать ее как обычного рекрута, только еще строже. Выходит, значит, девчонка лет одиннадцати: под глазом синяк, из юбки клок вырван, волосы обрезаны как попало и всклокочены. Это она с кем-то успела подраться, поспорила, что станет солдатом, отрезала себе косу садовыми ножницами и пыталась удрать через забор.

Как я ее гонял… - сержант усмехнулся, - вам и не снилось. А у нее только глазенки горели, как же, мечта сбывается. Никогда не ревела, хоть и коленки разбивала, и ободранная ходила, и силенок не всегда хватало.

Никогда ни на кого не смотрела, только вперед, только армия. Но она же о военных по своему отцу судила, думала, что они все такие благородные, о защите отечества пекутся, а как попала сюда, обнаружила, что есть среди них и подлецы, и трусы, и сволочи. Всем плевать, что она умеет и знает, ее всегда будут считать хуже из-за того, что она женщина. Такие дела.

Сержант помолчал и продолжил:

- В лучшем случае ее из капитанов выпрут, присоединят к бабской роте как рядового. Она и не откажется, да только… А в худшем повесят.

Я молчал. Что я мог сделать? Чем помочь?

Никчемный я человек. Не могу ни за себя постоять, ни за человека, который потянулся ко мне, к такому. Сначала мать командовала, сейчас обстоятельства, устав, армия, куча самовлюбленных придурков. И так будет всю жизнь. Всю свою недолгую жизнь я собираюсь прожить по чьей-то указке и чужой прихоти.

Хотя, положа руку на сердце, мною правят не люди или события, а страхи. Словно я впитал материнские страхи с молоком. Я сейчас в армии, готовлюсь участвовать в сражениях и умереть в ближайшие три года, но все равно боюсь. Боюсь сказать правду, боюсь вступиться за любимую, боюсь … но чего? Смерти? Это смешно. Позора? Да вся моя жизнь сплошной позор.

Но стоит только подумать о том, чтобы что-то сделать, и подгибаются колени, а в груди заледеневает сердце.

Сержант смотрел на меня, и по его разочарованному выражению лица можно было понять, что он видит мои страхи и сомнения. Но он, уже ни на что не рассчитывая, тихо сказал:

- Если тебе не безразлична Рина, скажи на слушании, что это ты. Ты ее… Я не знаю, что будет с тобой, но…

Мужчина замолчал, его лицо скривилось от жалости и злости, и не дожидаясь ответа, он ушел.

Я же чуть не расплакался от облегчения. У меня был шанс спасти Рину, и я не собираюсь его упускать из-за трусости или глупости. Надо продумать, что говорить завтра и как их лучше убедить в своих словах.

__________________________________________________________________

если есть желание пообщаться со мной и другими моими читателями, лично сообщить, в чем мой косяк или написать, какого фига нет следующей части - welcome  в телеграммовский чат - https://t.me/joinchat/HmT54U3Mzszlmm_F9U7d5w

Часть 1  Часть 2

По окончании месячной общей подготовки наша капитан разрешила двум лучшим солдатам пойти в увольнительную и предложила отправиться вместе в местную таверну. Это, по ее словам, будет дополнительным стимулом для остальных.

Я впервые оказалась в подобном месте, поэтому несколько минут привыкала к полумраку, запахам алкоголя, пота и тушеной капусты. Рина же уверенно двинулась дальше, к свободному столику.

- Уау, какие девочки! Да еще и с фантазией – в форме! – послышался восхищенный свист.

- Ага, приветики! – капитан с широкой искренней улыбкой подошла к говорившему и врезала в челюсть, отбросив его на несколько шагов назад. – Мальчики, я сегодня не в духе. Если захотим пообжиматься, я вас позову.

И спокойно уселась за столик в дальнем углу. Мы с Ари быстренько пробрались к ней, бросая испуганные взгляды на парней, но те усаживали пострадавшего, посмеиваясь над его неспособностью отличить офицера от шлюхи, и не обращали на нас больше внимания.

- Эй, девушка, нам пива и закуски! – крикнула Рина на весь зал. – Девочки, садитесь уже, ну?

Буквально через минуту большие кружки с пышной белой пеной оказались перед нами, и официантка заверила нас, что жареные куриные крылышки будут готовы «вот сию минуту».

- Ну что, выпьем за удачное прохождение вашей службы!

Мы соприкоснулись кружками, и я осторожно потянула пену. Капитан же, напротив, залпом выпила пиво и потребовала еще.

- Ари, Рип, не кисните, - весело сказала Рина, - пейте! Вы, наверное, сидите и думаете, а какого дьявола ваш капитан пьет вместе со своими подчиненными? Согласно правилам субординации, - последнее слово она произнесла чуть ли не по буквам, - офицеры должны пить исключительно друг с другом. Но видели бы вы, какие у них становятся лица, стоит мне только войти в их комнату отдыха! Как же! Малолетняя девка, только-только из пеленок выползла, а туда же, в офицеры полезла. Ах да, вторая версия – что мне замуж пора, а я тут дурью маюсь. Видимо, женщины должны из пеленок сразу замуж прыгать, желательно без промежутка между оными.

Рина выпила вторую кружку, мрачно сжевала жареное крылышко и продолжила рассуждать на наболевшую для нее тему:

- С самого детства мне в уши дули насчет предназначения девочки: покрасоваться на балах, удачно выйти замуж, нарожать детей, понянькаться с ними и умереть счастливой в окружении внуков. И конечно, слушаться отца, а потом мужа, а потом сына. Если бы не этот благословенный закон, так и пришлось бы мне пойти под венец. Хвала богам, отец у меня адекватный, не стал заставлять меня вышивать крестиком, а разрешил заниматься с братом, правда, воплей со стороны матушки было…

Тут капитан пристально посмотрела на нас и, взмахнув очередным крылышком, спросила:

- Вот вы! Вас-то с какого понесло в армию? Я думала, что ко мне придут только убогие да бездетные, а тут вон, две здоровые девахи, кровь с молоком. В деревнях такую дурь, как у меня, быстро вышибают. Нет, я, конечно, рада, но все-таки хочу понять. Неужто у вас совсем парней не осталось?

Я растерялась. Раньше никогда не видела пьяных женщин, а уж тем более свою ровесницу, в таком состоянии. Рина прикончила третью кружку, и ее глаза стали как-то странно косить, словно бы съезжая к переносице. Мне показалось, что она сама в первый раз в таверне и немного боится, поэтому и придумала эту байку про отличившихся солдат и увольнительную. В конце концов, не с мужиками же ей пить.

Я незаметно толкнула Ари в бок, мол, смотри, сама особо не пей, а то как мы потом капитана дотащим до казармы. Ари кивнула и едва прикоснулась губами к кружке.

Капитан, не дождавшись ответа, да и забыв о вопросе, продолжала говорить:

-Вот ты, Рип, меня вначале сильно раздражала. Воплощенная моя мечта! Высокая, плечистая, сразу видно, сильная, не то, что я. Всего месяц тренировок, а какой прогресс! Мужику впору.

От ее слов меня обдало жаром, неужто меня раскусили?

- Сколько ты там отжимаешься? Пятьдесят? И это всего за месяц! Но при всех твоих мышцах волосы длиннющие, корсет постоянно таскаешь, следишь за собой. Ты не хмурься, думала, что я корсет не замечу? Да я сама протаскала его половину своей жизни! Я только не понимаю, зачем. А, Рип? Зачем ты его носишь? Чтобы талия тоньше казалась? Так ведь под рубахой не видно! Титек у тебя и так толком нет, хоть зажимай их корсетом, хоть нет.

Тут Рина пододвинулась поближе, положила мне руку на плечо и зашептала в ухо:

- Эх, Рип, если бы ты родилась парнем, я бы с тобой закрутила.

От ее прикосновения и щекочущего теплого дыхания меня словно пронизало молнией, и впервые в жизни я почувствовал резкое напряжение внизу живота. Я с трудом удержал свои руки, вцепившись в стол, от того, чтобы не притянуть ее стройное тело к себе и вдохнуть его аромат.

Рина же, заметив мою реакцию, откинулась на стуле и расхохоталась:

- Рип, какая ты милашка! Готова поспорить, что ты еще ни разу и не целовалась с парнем. Хочешь, преподам тебе небольшой урок?

Я отчаянно замотал головой. Если только от ее шепота все волосы на теле встали дыбом, то что со мной будет от ее поцелуя?

С опаской я оторвал свой взгляд от пола и посмотрел на капитана, но она уже забыла про свои шуточки и требовала еще пива. И тут я краем глаза заметил, что Ари как-то недобро смотрит на Рину.

- Капитан, кажется, вам хватит, - резко бросила она, поднимаясь из-за стола.

- Ничего не хватит, - развязно протянула капитан, - вечер только начинается. Может, пойдем познакомимся с мальчиками?

Быстрый испуганный взгляд Ари на меня.

- Нет, капитан, иначе мы не сможем завтра вовремя встать, и тогда Рип придется отрезать волосы.

- А, ну если только ради волос Рип, - согласилась капитан.

Я долго не мог уснуть в эту ночь. Я прокручивал в голове тот самый момент, физически чувствуя жар ее руки и нежное дыхание, и те же ощущения накрывали меня снова и снова. Почему? Почему именно сейчас и здесь? Я тысячу раз обнимался с подружками, перешептывался с ними и даже целовался в шутку, как это бывает у девчонок, и никогда ничего не испытывал. Прежде я думал, что в голове у меня настолько все извратилось, что я действительно стал девчонкой.

Каково бы было поцеловать Рину? Только представив, как ее горячие сухие губы касаются моих, я застонал от напряжения в паху. Как я дальше смогу тренироваться? Видеть ее перед собой, рядом с собой, слышать ее команды и думать о ней не как о своем капитане, а как о женщине, теплой, гибкой, такой настоящей!

- Рип! У тебя все хорошо? Не тошнит? – услышал я шепот Ари, чья кровать стояла рядом с моей.

- Да, видимо, от выпивки живот болит, уснуть не могу,- ответил я. – Пойду ненадолго на улицу, может, полегчает.

- С тобой пойти?

- Не надо, спи.

Я вышел и глубоко вдохнул прохладный воздух, потихоньку отпуская туго скрученные мышцы. Надо попытаться уснуть, ведь если я просплю, меня-таки остригут.

Да о чем я вообще думаю? При чем тут вообще мои волосы? Я тихонько рассмеялся над собственной глупостью. Сегодня я впервые почувствовал себя мужчиной, даже думал про себя теперь в мужском роде, впервые испытал тягу к женщине, а все пекусь о волосах.

Вряд ли я влюбился в нее, так как подружки описывали это чувство по-другому, делая упор на эмоциях, а не на телесных ощущениях, но в любом случае я был благодарен Рине за такой подарок – обретение самого себя.

Что теперь мне делать? Рассказать правду или продолжать скрываться? С одной стороны, мысль о корсете и подкладываемых тряпочках на место груди в первый раз вызвала у меня отвращение, но с другой стороны, если я признаюсь, как посмотрит на меня Рина? Скорее всего, с презрением, как на какого-то урода или психа. Меня отправят в мужскую часть лагеря, и я смогу ее видеть только издалека и случайно, надо мной будут издеваться другие парни, и дай бог, только словесно. Я видел, какими жестокими могут быть молодые ребята, особенно с теми, кто хоть как-то отличается.

Я трус? Да, я трус, стоит это признать. Но боюсь я даже не возможных избиений, а насмешек, издевательств и унижений. Интересно, откуда во мне, всю жизнь прикидывающемся женщиной, столько гордыни? Казалось бы, мама своей ложью, постоянными увещеваниями и вечной боязнью должна была вымыть из меня чувство собственного достоинства, оставив только жажду выжить любой ценой, даже обманом, ежесекундным риском быть обнаруженным. Но, видимо, мое истинное я, моя мужская сущность просто прятались в ожидании. И вот настала их пора.

Проснулся я от напряженного шепота и легкого прикосновения к плечу:

- Рип, вставай! Просыпайся уже! Скоро капитан придет.

Я резко подскочил, придерживая одеяло на груди, и ошарашенно посмотрел по сторонам. Надо мной склонилась взъерошенная со сна Ари:

- Через пять минут подъем, ты не успеешь переодеться и заплести волосы.

- А, спасибо, Ари, - шепнул я, пытаясь сообразить, что происходит.

Подруга, увидев, что я проснулся, ну или как минимум, открыл глаза, отошла к своему спальному месту, чтобы переодеться самой.

Я рывком распустил волосы, чтобы они закрыли меня со спины, схватил вещи и отошел к стене, судорожно стянул рубаху, в которой спал, зашнуровал корсет, впихал ненавистные тряпки в район груди, надел другую рубаху, затянул ремень на штанах и только было собрался заплетать косу, как услышал шепот:

- Давай, я тебя заплету, так будет быстрее.

Чуть не подпрыгнув на месте от неожиданности, я хотел было обернуться, но сильные женские руки остановили меня.

- Стой, я быстро.

И, действительно, Ари несколькими взмахами расчесала мои волосы и туго заплела косу. Затем легонько коснулась грудью моей спины и, приблизив губы, шепнула:

- Готово.

От уха и до пальцев на ногах по мне пробежали мурашки. Она со мной заигрывает, что ли? Но с кем именно она заигрывает? Со мной-девушкой или со мной-парнем? Она догадалась, кто я, или просто развлекалась?

На самом деле, любая из девушек, живущая со мной в казарме, могла бы догадаться о моей истинной природе, достаточно только проснуться пораньше и посмотреть, как я переодеваюсь. Конечно, я всегда закрывался волосами и поворачивался к кроватям спиной, не зря же я выбрал самый дальний и темный угол, но при некоторой внимательности и широте фантазии понять можно. С другой стороны, нас так гоняли, что мы отрубались, едва только принимая горизонтальное положение, и вставали только при подъеме. Мне приходилось вставать раньше, что было делом привычки и постоянным страхом, что меня раскусят. Но вчерашний вечер несколько выбил меня из привычной колеи, и, видимо, я забыл, что должен бояться.

Я обернулся, но Ари уже преспокойно заправляла свою койку, не глядя на меня.

- Девочки, подъем! Сегодня вас ждут особые занятия! – громовым раскатом промчался по казарме голос капитана.

Я почувствовал, как сердце трепыхнулось у меня в груди. Как смотреть теперь на нее? Странно, приставала она, а смущаюсь почему-то я.

Я уставился в пол, не решаясь поднять на нее глаза, а вдруг она что-то заметит?

- Рип, не спать! Все во двор, на пробежку!

На утренней пробежке мы с Ари, как всегда, держались сразу за капитаном. Я бежал, не замечая ни дороги, ни собственных усилий, все внимание было захвачено вроде бы привычным, но таким новым для меня видом - спиной Рины. Она бежала немного впереди, задавая темп солдатам, и как легко и изящно двигались ее мышцы, обтягивающие штаны только подчеркивали длину и силу ее ног. Я постоянно ловил себя на том, как жарко и беззастенчиво я на нее смотрю, и пытался фиксировать взгляд только на дороге, но снова и снова цеплял глазами сначала мелькающие пятки, затем поднимался до колен, ягодиц, спины…

- Рип, ты что? – прошипела Ари, бегущая рядом. - Все утро пялишься на капитана.

- А? Нет, ничего, удивляюсь, как она может бегать после вчерашнего количества пива, - попытался увильнуть я.

- Угу, ты всегда, когда удивляешься, глазами дырки протираешь?

- Да какая тебе разница? – я был удивлен и раздосадован, с чего бы такое пристальное ко мне внимание со стороны «подружки». До этого я с Ари перебрасывался фразами чаще, чем с другими, так как мы и в строю стояли вместе, и на тренировках постоянно оказывались рядом. Но я думал, что это потому, что мы с ней лучшие солдаты в нашей роте. Видимо, я ошибался. И свою кровать она выбрала рядом со мной, возможно, неспроста.

Если она с самого начала знала, кто я, то почему захотела держаться поблизости? Почему не выдала меня? Или первоначально она хотела просто дружить, все-таки мы вместе приехали, а узнала правду только вчера? И как я выдал себя? Реакцией на Рину? Ну, это бред, может, я засмущался от ее слов…

Я не понимал. Я не знал, как дальше вести себя ни с Ари, ни с Риной. Хотя с последней будет проще – слушай ее приказы и выполняй, бесед на отвлеченные темы на службе капитан не проводила.

Пока буду делать все, как обычно, пусть Ари сама скажет, что она от меня хочет, - решил я.

Сегодняшний день, и правда, оказался особенным. Наша капитан решила, что теперь мы не просто кучка беспомощных баб, а уже слегка приблизились к некоему стандартному варианту  рекрута, и посему нас можно начинать обучать владению оружием.

Обычно парней по физическим данным сразу отбирали в подходящий тип войск. Тех, кто помощнее, обучали владению секирой, более слабых отправляли к алебардистам. Тут не было большого выбора, так как обучение среднестатистического солдата занимало всего несколько месяцев, поэтому давали только то оружие, которым можно было бы быстро овладеть хотя бы на начальном уровне. В них вбивали на уровень рефлексов базовые типы ударов и блоков. В чем-то такой подход был верен, ведь армия не пыталась подготовить элитных воинов, а давала основы, дающие возможность выжить в бою. К тому же в общей мясорубке искусство владения оружием не настолько важно, ведь прилететь удар может откуда угодно, даже с неба в виде стрелы в спину.

Мечники в нашей армии тоже были, но, как и в кавалерию, туда отбирали только тех, кто уже умел управляться с мечом и лошадью, как правило, мальчиков из богатых семей или сыновей ветеранов, которые сумели вернуться и обучить своих детей воинскому искусству.

Охотников охотно брали в стрелки или в разведчики. Но что делать с нами, не имеющими ни большой физической силы, ни каких-то особых навыков? Сунуть нам в руки алебарду и погнать в первую линию? Бессмысленно, особенно если учесть наш более длительный план подготовки, просто лишние затраты. На мой взгляд, нас эффективнее было бы раздеть и выставить на поле для отвлечения внимания, причем без каких-либо денежных вложений.

Рина смогла придумать нечто особенное для нас, а именно арбалеты.

С одной стороны, стрельбе из арбалета не нужно было особо учиться, нужно только направить острие болта в нужную сторону, также арбалет обладает большей пробивной силой по сравнению с луком. Для стрельбы из арбалета не нужна физическая сила, курок может спустить даже ребенок. Было только две проблемы: долгое и сложное натягивание тетивы, а, значит, падала скорострельность, и беззащитность стрелка, ведь стрелять лучше всего было в пределах ста пятидесяти метров, пехота может преодолеть это расстояние меньше, чем за минуту, а дальше нужно либо прятаться за топорами и алебардами, либо переходить врукопашную.

Также арбалеты довольно сложны в изготовлении и дороги. Как капитан смогла выбить под нас такое оружие?

- Слушать сюда! – прокричала Рина. – Мы пробная женская рота, которая даже до таковой не дотягивает. Нас всего тридцать человек, но мы должны показать, что чего-то стоим. Что женщина может не только рожать и стряпать, но также может сражаться, как мужчина, и даже побеждать.

Сейчас сержант покажет, как нужно стрелять из арбалета и как его взводить, затем вы по очереди будете стрелять в мишень, на каждую даю по пять попыток. Десять солдат, кто покажет наилучший результат, станут стрелками, на каждого стрелка будет приходиться по два заводчика, то есть то, кто будут вкладывать болт и взводить пружину.

Всю первую половину дня вы будете тренироваться с арбалетами, стрелять и взводить должны уметь все, чтобы при потере стрелка оружие не простаивало.

Во второй половине дня вас будут учиться обращаться вот с этим, - и капитан показала направо, где была стойка с длинными ножами или короткими мечами, я не настолько разбирался в оружии, чтобы понять разницу. – Если до вас доберется противник, а он обязательно доберется, то вы должны суметь себя защитить. Я не предлагаю вам щиты или тяжелые мечи, так как вы не настолько сильны, чтобы выдержать прямой удар, кроме того, женщине лучше не блокировать удары, а уклоняться от них. Мы будем упор делать на ловкость и скорость, это наши единственные преимущества перед мужчинами. Всем все ясно?

<Я быстро посмотрел на соседок, увидел их растерянные лица и неожиданно для себя ухмыльнулся. Кажется, мне начинает нравиться быть в армии.

Впрочем, уже к вечеру я захотел забрать свои слова обратно. Вместо однообразных, тяжелых и выматывающих физических упражнений у нас были однообразные, тяжелые и выматывающие упражнения с оружием. Зато теперь я понял, зачем нас так гоняла Рина весь предыдущий месяц. Иначе мы бы просто сдохли.

Сразу после завтрака каждой из нас выдали по арбалету и по пять болтов и, продемонстрировав, как нужно стрелять и заряжать орудие, отправили на стрельбище. Сама по себе стрельба из арбалета не сложна, подними этот агрегат, направь болт в сторону мишени и жми курок. Но вес арбалета, а это была, к слову, одна из разновидностей легкого типа, составлял четыре с лишним килограмма, и весь этот вес лежал на левой руке. Через полчаса мои руки уже тряслись от напряжения, отжиматься было и то легче.

А ведь арбалет нужно было еще заряжать после каждого выстрела. Для этого нам выдали специальное приспособление под странным названием «козья нога». На арбалете спереди находилось металлическое стремя, в которое нужно наступать ногой, и удерживая его таким образом, надо было натягивать с помощью «козьей ноги» тетиву, после чего болт вкладывался в желоб, и вот, арбалет готов к стрельбе.

Насколько это было легко, не мне судить, но спустя те же полчаса мышцы на ноге начали ныть и спина уже полностью не разгибалась.

После отстрела всех пяти болтов нужно было бежать к мишени и выковыривать их оттуда, это и были те небольшие передышки, которые нам давались.

По словам сержанта Крига, норматив для арбалетчика-мужчины - четыре выстрела в минуту, мы пока с трудом делали по одному, максимум два выстрела в минуту. К концу занятия я уже на автомате мог всунуть ногу в стремя, практически без задержек закрепить «козью ногу» и рывком натянуть тетиву, откидываясь назад всем телом, но из-за большой усталости уже не попадал в мишень, так как руки тряслись неимоверно. Дрожь уже начиналась не в локтях, как в начале, а шла откуда-то из-за спины, распространяясь на все тело.

Сержант, проходя мимо, одобрительно сказал:

- А ты, солдат, хорошо держишься, не каждый парень выдерживает первую тренировку до конца.

Я удивленно посмотрел по сторонам, последние пару часов я видел перед собой только арбалет, тетиву и мишень, моих сил не хватало даже на то, чтобы оглядеться, а точнее, даже на то, чтобы вспомнить, что я могу оглядеться. Все прочие девушки обессиленно лежали или сидели на своих местах, кто-то пытался унять дрожь, кто-то со стоном пытался выпрямить спину, даже Ари, негромко чертыхаясь, массировала себе ногу.

Вот ну надо же, я снова выделился из общей массы, не подумал о том, что если мне так тяжело, то другие вообще должны были выдохнуться.

Обед у нас проходил в полной тишине. Все сосредоточились на том, чтобы донести ложку до рта, не разлив ее содержимого. После нескольких неудачных попыток я плюнул на манеры, схватил плошку обеими руками и поднес ко рту, стараясь не выбить ее пляшущим краем зубы. Ари первая рассмеялась и отбросила свою ложку, повторяя за мной.

«Дальше будет легче, - повторял я себе, выблевывая столь сложно доставшийся обед, - дальше точно будет легче. Ведь я либо привыкну, либо сдохну, а значит, будет легче».

Это случилось во время нашей послеобеденной тренировки – на первом занятии с гладиусами, короткими мечами.

Как оказалось, Рина замахнулась на то, чтобы сделать из нас мечников. Если честно, я сначала подумал, что она рехнулась, ведь мечники, как правило, занимаются военным искусством с детства, берясь за меч одновременно с ложкой. Но после ее разъяснений картина более-менее прояснилась.

- Я не жду, что вы станете отличными мечниками, даже средненькими бойцами вы, скорее всего, не станете.

Я прямо воодушевился после таких слов.

- Но вам и не придется фехтовать с подготовленными бойцами. Ваша задача - убить или обезвредить противника, невзирая на правила, красивые жесты и финты. Для этого не нужно уметь парировать или выучивать сложные маневры, или, не дай бог, выстраивать план боя. Уклониться и ударить – это все, что вы должны суметь сделать. Бой длиной более трех ударов вы можете считать проигранным, так как за это время вас ударят с другой стороны или ваш противник подловит вас и убьет. Уклонение и удар. Запомните! На этом и будет строиться ваше обучение.

Так как Рина не любила даром тратить время, нас сразу начали натаскивать на настоящих мечах, только с затупленным лезвием. Мы отрабатывали короткие связки, состоящие всего из двух движений, как и обещала Рина, уклонение и удар. Уклоняться можно было разными способами – шаг в сторону, шаг назад, наклоны, приседания, шаг вперед, отведение оружия соперника одним из мечей, впрочем, капитан сказала, что последний вариант должен использоваться только в крайнем случае, когда не удается увернуться по-другому, так как враг может выбить меч из руки или даже сломать кость.

Насчет атаки Рина прочитала целую лекцию, впечатлившую меня и девочек до глубины души:

- Запомните раз и навсегда: никто не ждет от вас, что вы будете убивать каждого. Достаточно вывести противника из строя. Мы не будем учиться бить в строго определенные места, чтобы враг умер. Наоборот, я прошу вас запомнить, куда бить не нужно. Во-первых, в голову! Если вы пощупаете себе лицо, то обнаружите, что почти везде под кожей кость, которую ваши игрушечные мечи пробить не смогут, а чтобы попасть в глаз, нужен опыт, талант и удача, которых у вас точно нет. Кроме того, в основном, противник будет выше вас, а значит, целясь в голову, вы открываете себя и становитесь уязвимым. Во-вторых, не нужно бить в грудь. Даже если противник без брони и доспехов, природа уже позаботилась об этом и закрыла сердце ребрами. При некотором везении, нанося удар лежащим плоско лезвием, вы можете проскользнуть сквозь ребра и достичь сердца, но скорее всего, меч просто скользнет вдоль них или застрянет в трупе, оставив вас безоружными. Поэтому лучше всего бить по тем местам, куда дотягиваетесь: в живот, а это весьма болезненно и чаще всего смертельно, по пальцам рук, по ногам, особенно по внутренней стороне бедра. Туда редко надевают броню, и ваш противник быстро истечет кровью. Также хороши удары снизу в пах, особенно если враг в кольчуге.

Кого-то из девочек вырвало. Меня тоже слегка замутило, было что-то неправильное в том, что красивая молодая девушка читает лекцию о том, как правильно убивать людей.

Но когда начались практические занятия, все умные речи капитана вылетели из головы. Мы не знали, как правильно держать эти мечи, они постоянно мешались при выполнении удара. Я сам себе поставил несколько синяков. Мы путались в собственных конечностях, постоянно поворачивались не в ту сторону. А когда под вечер нам предложили поработать в парах, я ужаснулся, полагая, что кто-нибудь точно пострадает.

Но, как ни странно, Рина ушла вполне довольной, несмотря на все наши усилия поубивать друг друга. Я даже рискнул спросить сержанта Крига, в чем подвох, он ответил, ухмыляясь, что первую неделю мы должны хотя бы привыкнуть к мечам в своих руках, должны научиться чувствовать их положение в пространстве в любое мгновение, даже не смотря на него, ощущать их как продолжение рук. Никто, оказывается, и не ждал, что мы так просто сможем выучить хоть одну связку.

Такие занятия продолжались без перерыва еще полтора месяца, каждый божий день.

Капитан еженедельно выдавала по две увольнительные, но всегда для разных девушек, наверное, для того, чтобы каждая могла прочувствовать, что это такое, и хотела стремиться стать лучшей. Это продолжалось, пока одна из девушек не вернулась с разбитым лицом. Наутро на виселице появился новый труп, а нам разрешили брать с собой в увольнительные гладиусы. Мы носили их с собой постоянно на поясе, даже во время стрельбы из арбалета, чтобы привыкнуть к их весу и положению.

У меня не было ни времени, ни сил думать о капитане и моей странной тяге к ней, зато я начал замечать знаки внимания от Ари. То она заправит за меня кровать, пока я переплетаю косу, то захватит порцию на обеде, то постирает мою одежду. Я же только смущенно бурчал «спасибо» и старался быстрее сбежать. Я не знал, чего она от меня хотела, и от кого именно: от парня или девушки.

Однажды, после вечерних тренировок, она подошла ко мне вплотную и, коснувшись кончиками пальцев моей щеки, сказала:

- Рип, ты такая особенная. Ты даже пахнешь не так, как мы, - и, улыбнувшись, ушла.

А меня пробила холодная испарина. И ведь верно, мужской пот пахнет совсем иначе, а с наших занятий мы все приходим мокрыми с ног до головы. И кто, как не моя соседка по кроватям, могла заметить это. Единственное, что я мог противопоставить своему запаху, так это ежедневное обтирание влажной тряпкой и еще использование ароматных трав для мытья, что я и сделал.

К концу второго месяца службы все девушки добровольно обрезали волосы до плеч или короче, так как ни у кого не оставалось сил по вечерам мыть их и по утрам заплетать. Только я один невольно выделялся своими белыми выгоревшими волосами, которые, даже будучи заплетенными в косу, спускались ниже пояса. Но я понимал, что если я их обрежу, то в лучшем случае буду выглядеть как остролицая и скуластая девушка с широкими плечами, а в худшем стану миловидным парнем. Кроме того, волосы по-прежнему позволяли мне переодеваться и мыться, закрываясь от ненужных глаз.

Зато фигуры у нас практически выровнялись, девушки потеряли лишний жирок на боках и бедрах, становясь похожими на тугую струну, расправили плечи и даже заиграли некоторыми мускулами.

Начало здесь: https://pikabu.ru/story/fatalnaya_oshibka_6691949

Продолжение.

– Проходите. У нас не принято принимать посторонних. Запрещено правилами, – тихо сказала она, когда Маковский вошел в ее номер.

Это была девятиметровая комната. Шкаф. Стол. Кровать. Все убого и затхло.

– Прости. Мы можем проехать ко мне, если хочешь.

– Да что уж. Все равно. Уже ничего не исправить.

– Пожалуйста, Нина! Для меня это очень важно. О чем ты утром говорила? О каких двух оставшихся днях? – тревожно прошептал Леонид.

Нина смотрела на него своими черными бусинками, из которых теперь вместо слез лилась смертельная тоска. На удивление Маковского она и не пыталась ничего скрывать. С каждой минутой ее тихие слова превращались в голове Леонида в раскаты пулеметной очереди.

– Если бы вы продержались еще два дня… Через неделю я была бы дома. У вас есть дом, там на земле? У меня есть. Большое видится на расстоянии, – она горько усмехнулась, – я приехала сюда на заработки. Все мы здесь из-за денег. Из Шанти нет обратной дороги. Отсюда нет выхода. Условие моей свободы – ваше удовольствие от жизни здесь в течение девяти месяцев. И все. Я бы выиграла обратный билет домой. Игра у них такая, понимаете? Они выбирают пару каждому поселенцу. Хочешь свободу – доставь удовольствие ближнему или живи до смерти тут в свое удовольствие.

– Ну отчего же. Есть еще вариант – повеситься. Можно даже группой, да? Я видел, как из соседнего дома три месяца назад вывозили трупы, – этими словами он хотел напугать девушку. Но та даже бровью не повела, будто знала намного больше него.

– Каждый из поселенцев рано или поздно делает свой выбор, – произнесла она в ответ.

– Это не выбор. Это самоуничтожение. Почему вы все так бедно живете? – Маковский обвел комнату рукой.

– Мы нищенствуем, потому что хотим вернуться домой. Это наш выбор. Вам не понять этого.

– Потому что вы перестали чувствовать, да?

– Я вам сказала больше, чем можно. Уходите. И не ищите больше встречи со мной. Наша с вами игра окончена. Я проиграла. Уходите.

– Последний вопрос! – прошептал Маковский.

Нина опять прикрыла входную дверь.

– Почему поселенцы все время переспрашивают?

– Потому что это условие игры. Если я неправильно пойму любого жителя мне автоматически начисляют штрафные баллы. Один балл – один дополнительный месяц проживания здесь. У меня пока нет ни одного штрафа, потому что я уточняю каждое услышанное слово. Мне так удобно. – Она вытянула руку. Под почти прозрачной кожей между большим и указательным пальцами виднелся вшитый круглый чип. Он мигал красным светом.

***

– Я все знаю, не утруждайтесь! – Маковский влетел в кабинет коменданта.

Степан Егорович поднял на посетителя невозмутимый взгляд.

– Добрейшего утречка, господин Маковский! Вы плохо выглядите, не выспались? Мы с вами договорились встретиться через неделю, насколько мне помнится.

– Вы меня обманули! Вы и ваша фирма мошенники! Вы ставите опыты на людях! Я вам не лабораторная крыса, какие бы вы там игры не вели! Требую немедленно доставить меня на вокзал! – желваки на лице Маковского ходили ходуном, глаза блестели ненавистью, а в руке он сжимал кухонный топорик для разделки мяса.

– Ну что же. Присаживайтесь. Давайте обсудим сложившуюся ситуацию, – не обращая никакого внимания на угрозы, произнес комендант.

– Отвезите меня на станцию! Не будет у нас никакого разговора! – угрожающе взвизгнул Маковский.

На стене загорелся монитор, и Леонид увидел себя. Это была видеозапись его московского собеседования.

– Правильно ли я вас понял? Вы предлагаете жилье, машину и высокую, как вы говорите зарплату… кстати, о какой сумме идет речь?

– Триста тридцать три тысячи рублей на время испытательного срока. После чего зарплата, как правило, увеличивается, смею вас заверить на приятную цифру.

– Я согласен!

– Не торопитесь с ответом. Всегда оставляйте за собой время. Ошибку может совершить каждый. Главное, не допустить фатальной. Нет большей свободы, чем власть над собой и нет большей неволи чем свобода разума. Представьте, я говорю это каждому соискателю.

Сознание Маковского поплыло, высвечивая прошлое вспышками.

– Так точно! – услышал он опять свой голос.

Степан Егорович остановил запись.

– Вы не имеете опыта работы. Вы вообще никогда не работали по этой профессии. Зачем вы пришли на собеседование? Мы дали вам три дня. Это огромный срок. Судя по тому, что вы здесь, совесть вас эти дни не мучила ни секунды. О каком мошенничестве вы говорите? Все это время вы получали зарплату, не имея ни квалификации, ни знаний, ни опыта. Продолжать? – на лице коменданта не дрогнул ни единый мускул.

«Господи, всемогущий…»

Маковского будто стерли ластиком из этой жизни. Он медленно подошел к коменданту и без сил рухнул перед ним на колени. Рядом упал топорик. Не понимая головы, еле слышно произнес:

– Оставьте себе деньги. Заберите все. Я знаю условия вашей игры.

– Ну-ну, зачем же так обреченно. С вами еще ничего плохого пока не случилось. Большинство поселенцев совершило такую же ошибку, как и вы. Но ведь у каждого из них остался выбор. Мы же не звери.

Маковский умоляюще посмотрел на коменданта.

Степан Егорович встал и принялся расхаживать по кабинету.

– Теперь, что по поводу вас… Присаживайтесь, не стойте на коленях. Ревматизм, знаете ли, дело такое, неприятное. Вы нарушили условия контракта, изъявив желание его расторгнуть. К сожалению, мы действительно вынуждены лишить вас всех привилегий – это, кстати, тоже прописано в контракте. Ваша квалификация на сегодня равняется дворнику или уборщику мусора. Вакансии курьера предложить не могу, ввиду ее отсутствия.

Комендант замер и, будто в предвкушении немыслимого удовольствия, сильно зажмурился, затем опять нажал кнопку на пульте.

Экран загорелся.

– Есть особенность. Командировки у нас продолжительные, и не всех устраивает такой график работы. Как долго вы способны трудиться в таком режиме?

– Вечно!

«Это не я. Я не мог…»

В этот момент, Маковский ощутил, как мозг, сжимаясь в судорогах, передает права животворящему безумию.

– При всей очевидности конца истории, ваши дела обстоят лучше, чем кажется. И не благодарите, – комендант поднял руку, останавливая что-то пытающегося мычать Маковского. – У вас есть шанс покинуть Шанти. Через Билет.

– Билет? – прохрипел Леонид Михайлович.

– Да, Билет на выход – большая игра… Вы меня разочаровали, Маковский. Я поставил на вас. И проиграл. Это не катастрофа, разумеется. Но я не привык терять. Что ж. Попробуем отыграться, правда, Леонид Михайлович? Попробуем это сделать вместе! – он с силой хлопнул по вялому плечу собеседника.

Заложив руки за спину, Степан Егорович размеренно ходил по кабинету. Иногда он останавливался и будто размышлял над сказанным.

– Ежегодно в Шанти разыгрывается билет на выход. Участвует сотня очередников. Представьте, сколько лет поселенцам приходится ждать своего шанса! В обычном режиме эта очередь дошла бы до вас лет, эдак, через десять. Но VIP персон мы чтим и уважаем, как бы странно это не звучало. Поэтому, я немного изменил правила. Даю вам возможность ежегодно участвовать в этой занимательной игре. Вне очереди. Вы счастливчик, Маковский! Итого, билет на выход получает тот, за свободу которого проголосует абсолютное большинство поселенцев. Кроме этого, за победителем, если, конечно, вы выиграете, а вы же выиграете, Маковский? – комендант закрыл глаза и снова на мгновенье замер. – Так вот, в этом случае, за вами останется право покинуть это чудесное местечко на любой машине из нашего парка. Можете забрать все вещи, ну и, конечно, деньги, которые заработали, остаются тоже при вас. Вы же их заработали, правда, Леонид Михайлович? Вот и я говорю, заработали же!

Безжизненно опущенные плечи Маковского медленно расправлялись. В отчаянно-молящем взгляде сначала исчезло отчаяние, затем мольба. Примчавшаяся на всех парах надежда победно отвоевывала каждый сантиметр этого почти уничтоженного разумом тела. И Леонид, как феникс, тяжело и мучительно стал возрождаться.

– Правильно ли понимаю, я могу участвовать в этой… в этом… как полноправный участник? Правильно ли понимаю, при условии выигрыша этого «билета на выход», я, безусловно, покидаю территорию поселка на любой из имеющихся в парке машине? Правильно ли понимаю, я забираю деньги, вещи и вообще все, что смогу вывезти отсюда? – Маковский медленно повернул голову в сторону коменданта.

Все еще неуверенное тело в этот момент никак не сочеталось с бушующими внутри мыслями. Возбужденный до предела мозг отрицал каждое услышанное слово и лихорадочно искал выход.

– Браво, господин Маковский! Я рад, что сознание к вам все-таки возвращается! Да, вы правильно меня поняли, но это еще не все, – Степан Егорович опять сел за стол, поправил пенсне и закончил:

– В случае победы вы можете вывезти из поселка любого из поселенцев. И, надеюсь, в этот раз Маковский, вы не будете принимать решения как тупой разносчик пиццы. Это все. «Билет» начинается третьего марта, у вас месяц найти свой электорат. Анкету участника заполните у секретаря. Там же получите необходимые инструкции. Идите. Вас становится слишком много в моей жизни. Идите, пока я не передумал.

***

Когда он покидал здание офиса, план в голове уже был разработан. Следующие три дня Маковский тщательно продумывал его детали и рисовал разные схемы взаимодействия с поселенцами. В конце концов, он остановился на чувствах жалости и сострадания.

«У меня нет выбора».

«Здравствуйте, уважаемый поселенец! Меня зовут Маковский Леня. Через два месяца мне исполнится двадцать пять лет. В Шанти я оказался, как и вы, из-за денег. Когда я уезжал от нее девять месяцев назад, я поклялся, как заработаю, тут же вернусь. Врачи дали нам год. Если я не привезу деньги и не проплачу операцию – она умрет. У меня кроме нее никого нет. Помогите спасти мою маму – проголосуйте за меня. Я не вправе вас просить и никогда бы этого не сделал, но я дал ей слово, что вернусь. Я дал клятву, что выдерну ее из лап смерти. Взываю к вашему милосердию!

Ее зовут Надежда. Прошу вас, хотя бы помолитесь за нее!

С уважением, Маковский Леонид Михайлович».

Скопировав текст на флэшку, Маковский отправился в типографию.

– Будьте добры, хочу заказать десять тысяч листовок, – Леонида было не узнать. Вся скорбь мира отражалась на его лице. В стоптанных дешевых кроссовках, мятой клетчатой рубашке и джинсах, заляпанных зеленой краской, Маковский выглядел как человек потерявший веру, любовь и всю семью в одночасье.

Приемщица, женщина средних лет, скопировала содержимое носителя и стала бегло читать. Каждая прочтенная строчка проявляла на ее стареющем лице болезненную морщину. Сначала межбровная складка почти соединила брови-ниточки, затем уголки глаз жалостливо опустились на критические границы. Прямой тонкий нос покраснел, задрожал подбородок. Наконец, первые капли простого человеческого сочувствия проложили на ее пористой коже устье, в которое устремилась молчаливая река слез.

«Давай, тетенька, помоги мне».

– Прошу вас, не нужно плакать. Все мы здесь из-за своих ошибок. Если бы я знал, к чему это приведет… Я мог бы все это время находиться возле нее. Мама…– Маковский уронил голову на стойку заказов и затрясся всем телом. Глухие рыдания сотрясали его плечи, а голова безудержно качалась из стороны в сторону, обильно орошая рукав неглаженной рубашки.

– Там, на большой земле, меня ждет сын. Ему тоже двадцать пять. Приходите завтра к десяти, заказ будет готов. Я проголосую за вас.

Петр.

Маковский застал своего коллегу в практически добром здравии. Было видно, болезнь отпустила его.

– Петь, у меня важное дело. Важное для нас обоих. Только не переспрашивай, прошу. Просто молчи и слушай. Ты же знаешь про ежегодный конкурс, или как его там… Билет?

Петр молча кивнул.

– Я не говорил тебе. Да и не зачем было. В общем, я VIP персона и могу ежегодно, вне очереди, участвовать в голосовании за право покинуть это «чудесное местечко», – последние слова он взял в кавычки, изобразив пальцами сие действо.

Петр снова растерянно кивнул.

– Короче, если за меня проголосует большинство, я смогу покинуть Шанти. У меня есть возможность взять с собой одного поселенца! Но об этом до финала никто не должен знать. Не подведи! – Маковский схватил сменщика за плечи, затем крепко обнял, – понимаешь, мы можем выбраться отсюда! Петя! Я никогда не забуду твою помощь. Нужно только убедить жителей, и мы выберемся из этого ада. Я все продумал. Завтра привезу листовки. Их нужно раздать каждому. Делаем это вместе. Мы справимся, Петь! Я верю, мы выиграем этот чертов «билет»!

Маковский «горел». Его дерзкий взгляд вселял в напарника абсолютную уверенность в победе. Не в силах произнести ни слова, он беспрестанно кивал.

– Петь, хорош! Возьми себя в руки! Завтра привезу листовки и опросник, куда необходимо заносить наших «болельщиков». Времени чуть меньше месяца. Мы справимся, правда? – Маковский сверлил глазами Петра.

– Мы справимся! – наконец произнес Петр.

Нина.

Он ждал в машине. Она появилась без четверти семь. Задумчивое лицо, неторопливый шаг. Черное платье в пол еще резче подчеркивало белизну некрасивого лица девушки. Маковский вышел из машины и направился навстречу.

– Нина, здравствуй! Мне нужна минута внимания. Пожалуйста, не отвечай мне ничего и не переспрашивай. Давай присядем в машину. Прошу тебя!

Она послушно последовала за ним.

– Нина, я могу забрать тебя с собой. Ты так много сделала для меня. Дороже тебя нет никого. Я принимаю участие в «Билете». Да, не удивляйся. У меня есть выбор, в отличие от большинства поселенцев. Я не совсем простой человек, поэтому участвую вне очереди. Хочу забрать тебя с собой. По праву выигрыша называю твою фамилию, и мы на свободе! Все, что остается сделать – выиграть этот бой. Мне помогает Петр, он хороший человек. Но он не знает про мои возможности. И ты не должна никому рассказывать. Ты же хочешь уехать со мной?

Бедная Нина. От вдруг появившейся ниоткуда надежды вернуться домой, она то тихо плакала, то молча смеялась. Бедная Нина.

– Конечно, я помогу вам. Что нужно делать? Сделаю все. Даже невозможное, – девушка торопливо шептала слова.

– Умница, завтра принесу листовки. Их нужно будет распространить среди населения и вписать в опись всех, кто готов за меня проголосовать. Знал, что согласишься. Верь мне, мы скоро будем дома!

Приближался день открытия большой игры.

Удалось собрать около тысячи голосов. Дни напролет Маковский проводил на улицах Шанти. Он неизменно припадал на одно колено перед каждым встречным и взирал на него отточенным до правды взглядом. В это время его помощники стучались в каждую дверь. Они ходили по домам и пересказывали душераздирающую историю про жизнь молодого Лени Маковского. Но в отличие от него, им не нужно было притворяться. Боль и отчаяние давно жили в них. Прямодушная и честная правда в итоге собрала большинство из собранных голосов.

В один из таких дней Маковский, как обычно встал на колено перед очередным прохожим и униженно протянул прокламацию. Мужчина, одетый в спецовку и кирзовые сапоги, взял листок и бегло взглянул:

– Зря вы это. Говорю, зря стараетесь. В этом году уже есть победитель. За нее весь поселок будет голосовать. Сочувствую вашей матушке.

– О ком вы говорите? – с ужасом выдохнул Маковский.

– Правильно понимаю, вы не знаете, о ком я говорю? Удивительно. Тату знают все. Вы разве не слышали? Как мы будем теперь без нее… Семь лет ждала. Дождалась, родимая.

– Где живет, знаете? – почти неслышно прошептал Маковский.

– Живет? Как не знаю, знаю, конечно! Каждую среду хожу, послушать ее дивный голос. На третьей линии, дом пятнадцать. Сердце у нее, что воды колодец. Всем хватает чистоты напиться. Так и живем, от среды до среды…– он вернул Маковскому листовку и неспеша пошагал дальше.

***

На площади было людно и шумно. Поселенцы в предвкушении оживленно обсуждали претендентов.

Общество истово хотело зрелищ. Наслаждаться мгновением и смаковать послевкусие, что может быть слаще?

Часы на башне пробили шесть раз. Наступила тишина. На мраморном балкончике тринадцатого этажа здания офиса появились двое. Комендант – Степан Егорович и господин Шанти, прибывший накануне, чтобы вести ежегодное мероприятие.

Георгий Александрович взял микрофон:

– Как быстро летит время. Те, кто еще вчера получили свой Билет на выход, уже штурмуют мир, искоренив в себе главную ошибку. А те, кто не так давно купался в деньгах, сегодня выходят на эту сцену, чтобы вернуться в начало. Дамы и господа, леди и джентльмены, добрый вечер. Мы начинаем. Это Билет на выход. Это Свобода.

Продолжение следует.

Часть 1.
Вечером, когда отец закончил свои дела с нотариусом и отправился заполнять пригласительные на прощальный ужин, мы с Крилем заперлись в моей комнате и принялись спорить.

- Я понимаю, для тебя возраст не имеет никакого значения, но должны же быть у первенца хоть какие-то привилегии, - возмущенно начал Криль. - Как жениться, так сразу Криль, а как в неведомый замок подыхать ехать, так уже и меня побоку?

- Ты давай мне разумные аргументы, не дави на эмоции и мое атрофированное чувство долга, - возразил я. - Вот хочешь, я тебе объясню, почему должен поехать я?

- Ну давай, попробуй.

- Я в любом случае планировал в ближайшее время уехать из дома, и это не просто мыслишки, а реальные планы. Вот смотри, - и я открыл один из шкафов и показал собранные сумки, - я только хотел дождаться отца из поездки, а потом свалить. Ты же меня знаешь, меня тут ничего не держит. Как я смогу стать воином, сидя в нашем поместье в центре города? Я каждую мишень на городском стрельбище знаю вплоть до последней царапинки, да и они меня встречают там, как родного. А тут появляется такой шанс уехать, да не впустую, а защищая отца, к тому же там есть реальные опасные противники - волкодлаки. Даже если я там сдохну из-за проклятья цветка, это будет явно не хуже, чем если бы меня убили где-нибудь на границе с троллями. И это только первый аргумент.

Криль попытался пошутить:
- Как, будет и продолжение?

- Будет. Помнишь мою мечту?

- Конечно. Забудешь такое - эльф с двуручником!

- Да, я по-прежнему мечтаю о том, чтобы стать воином с фламбергом. Я прекрасно понимаю, что сейчас моя конституция не позволяет мне этого. Сколько бы я не тренировался, мое тело не может в полной мере контролировать движения этого меча.

- Зачем, Брин? Объясни, почему именно фламберг? Ты прекрасный лучник, великолепно бросаешь любое оружие в цель, если бы захотел, ты смог бы стать обоеруким. Да и саблей ты отлично владеешь!

- Да как все это мне поможет воевать с троллями? Или с любыми существами, у которых шкура чуть потолще тряпочки?

- Да кто тебя заставляет сражаться с подобным зверьем?

- Моя судьба, гоблины ее задери. Это моя голубая мечта. Криль, а почему ты мечтаешь написать трактат о свадебных обрядах подгорных троллей? Особенно когда знаешь, сколько таких шизанутых исследователей сдохло в их котлах? Почему бы тебе не написать трактат об устройстве жилищ озерных наяд?

Как только я коснулся его больной темы, Криль вскочил и начал мерить комнату большими шагами:

- Брин, как можно сравнивать наяд и подгорных троллей? Про этих наяд только ленивый не писал трактаты! А я уверен, что у подгорных троллей есть религия или хотя бы ее зачатки, а чтобы убедиться, нужно отследить основные обряды, такие как похороны, свадьбы, рождение детенышей...

- Вот ты и ответил на свои же вопросы. Какой смысл становиться одним из сотен "отличных эльфийских лучников"? Что за удовольствие пускать стрелы в мишень, не важно, деревянная она или закованная в латы? А фламберг - это действительно стоящая мечта.

- Хорошо, не убедил, но я тебя понял. Но при чем здесь синий замок?

- Я почему заинтересовался этими цветками? Я слышал, что один из цветов должен наделять своего владельца огромной физической силой. А это позволит мне овладеть искусством сражения двуручным мечом.

- А минус? Что он у тебя заберет?

- Какая разница? Разучусь читать, например. Или стрелять из лука. Мне все равно.

- Но с чего ты взял, что ты сможешь стать владельцем того цветка? Забрать ты его не сможешь.

- Одно из условий передачи цветка - это добровольное согласие передающего. Другие условия индивидуальны для каждого цветка, и они неизвестны. По крайней мере, в открытом доступе в библиотеках такой информации нет. Но лучше я попробую и сдохну, чем всю жизнь буду грызть локти от того, что не рискнул.И да, Криль, я предлагаю свою кандидатуру не безвозмездно.

- То есть ты мне еще и приплатишь? - рассмеялся Криль, только смех у него был какой-то не радостный.

- Ну да, например, могу отписать свою часть наследства тебе.

Тут мы расхохотались оба. Это наш любимый с детства спор - кто кому отдаст свою часть наследства. Мы с братом оба бескорыстные придурки: он был бы счастлив бросить все и отправиться изучать своих обожаемых троллей, я - отправиться убивать этих же троллей.

- Не пойдет, давай другой выкуп!

- Эмм, ну даже не знаю, что тебе еще предложить, - задумался я. - О, есть шикарная идея. Если я случайно не помру, обещаю тебе, что постараюсь жениться через год и освободить тебя от этой тяжкой обязанности.

Я легко дал такую клятву, так как особо не рассчитывал выжить даже в ближайшую неделю, если подменю отца, кроме того, одним из условий получения меча могла быть, например, женитьба на той неизвестной женщине, хозяйке замка. Жениться, чтобы иметь возможность сражаться фламбергом, да легко. К тому же, после получения такой силы я бы сразу отправился на границу.

После такого выкупа у Криля не оставалось другого варианта, кроме как согласиться.

- Теперь дело за малым - выяснить, как добраться до замка, - вздохнул я.

- Пока ты тут манатки свои собирал да слюни пускал по фламбергу, я сбегал в конюшню, - заметил брат.

- Точно, у Крона же лошадь сожрали.

- Именно. И он приехал на чужой. Кроме того, если Крону намекнуть, что есть возможность спасти жизнь отца, он нам расскажет все.

Крон - это кровный должник нашего отца и по традициям своего народа он должен посвятить свою жизнь служению спасшему его. Сам Крон - человек из какого-то пустынного племени, смуглый, молчаливый, он появился в нашем доме, когда меня еще не было, а брат только начал ходить. Как рассказывал отец, сначала он пытался прогнать Крона, откупиться от него, даже прибегал к услугам стражников города. Пустынник пропадал на несколько дней и даже недель, но стоило только отцу выехать из дома в очередную поездку, как Крон непременно оказывался поблизости. Во время одного из таких путешествий Крон спас жизнь моему отцу, и папа уже вздохнул с облегчением, думая, что после этого человек оставит его в покое, но не тут-то было. Выяснилось, что неважно, сколько раз Крон сможет спасти жизнь отцу, важно то, что отец спас Крона первым. После такого примера непробиваемого упрямства папа сдался и принял служение пустынника.

А для нас с Крилем было важно то, что преданность Крона распространялась исключительно на сохранение жизни и здоровья нашего отца. Даже зная, насколько ему дороги его сыновья, этот человек не остановился бы перед убийством одного из нас для спасения жизни своего кровника. Отец знал об этом и поэтому не смог принять пустынника в семью, как сделал бы с любым другим существом, столь долго и преданно служащим ему.

Криль отправился выбивать информацию из Крона, а я решил обыскать вещи отца. Вдруг найду карту или какой-нибудь артефакт, указывающий местонахождение замка.

Итогом нашего расследования стало два вывода: первое - ехать нужно было на трофейной лошади, второе - у отца появилось новое кольцо, а значит, с большой долей вероятности оно могло появиться у него именно в синем замке.

И ближайшей же ночью я должен был украсть это кольцо и сразу отправиться в путь.

Письмо от Брина Крилю.

"Привет, братишка!

Я обещал тебе написать в первый же день и сдержал свое слово, только не знаю, как быстро получится отправить тебе письмо.

Сразу могу нас похвалить: мы с тобой молодцы. Стоило мне только выехать из восточных ворот города и опустить поводья, как лошадь, постояв несколько секунд, сама уверенной рысью двинулась по дороге. Мне не пришлось придумывать какие-либо манипуляции с кольцом, все сработало и так. Сначала я даже спал, сидя в седле, но когда стало темнеть, а это неугомонное животное так и продолжало мерно трюхать по дороге, я немного испугался. Меня как раз уже стало прижимать сходить... ну ты сам понимаешь. Я терпел, сколько мог, потом не выдержал, взялся за уздечку, лошадь послушалась, остановилась. Я быстренько сполз с нее, сделал все свои дела, снова запрыгнул в седло, и она преспокойно поскакала дальше.

Я уже вижу, как ты там в голос хохочешь надо мной, но ты сам просил описывать тебе даже малейшие детали "ради исследования". Хотя я догадываюсь, что ты сделал это только для того, чтобы потом вдоволь поиздеваться над бедным младшим братиком.

Ладно, продолжаю. Несмотря на свой неказистый вид, лошаденка продолжала ехать всю ночь без устали. Ты представь, сутки без отдыха скакать рысью! Любой мул позавидует. И она ни разу не споткнулась в темноте, не проехала под низко нависающей веткой, иначе бы меня просто сшибло. А когда стало светать, я повстречал волкодлаков.

Эх, даже жалко, что я пишу тебе письмо своей рукой, никакой интриги создать не получится, ведь ты уже заранее знаешь, что я выжил, а какие хитрости можно было бы закрутить... Поэтому сразу признаюсь: я не убил ни одного.

Да-да, я помню, что говорил, что собираюсь поохотиться, но ты же знаешь, что весь мой охотничий и военный опыт - это многодневные сражения с деревянными и соломенными мишенями. Волкодлаки погнались за нами, грамотно сделав охват сзади. А стрелять из лука, сидя на скачущей в весь опор лошади, да еще и назад, я почему-то до сих пор не научился. Я честно пытался развернуться, но моя стройная талия не смогла перекрутиться до нужного угла. И лук я вряд ли смог бы натянуть во всю силу, слишком сильно меня подбрасывало в седле.

И при виде этих милых оскаленных морд, находящихся на уровне моей груди, даже в мою изрядно попорченную сказками о героях голову не пришла мысль о том, чтобы спешиться и пострелять в них, стоя на твердой земле. Словом, мы так и доскакали до той поляны с замком, а волкодлаки не посмели перешагнуть границу леса.

Опять меня заносит: вроде написал только про то, как доехал, а уже исписал кучу бумаги. Постараюсь писать короче.

Замок действительно синий, как цвет ясного морозного неба. Я сначала подумал, что стены выкрасили по приказу какого-нибудь самодура, но вблизи оказалось, что это сам камень такой, никак не спутать с краской. Там цвет словно идет изнутри, чуть высветляясь к наружному краю. Лично я такой камень даже в виде украшения был бы готов носить, уж очень красив цвет.

Что меня удивило: вокруг замка нет ни крепостной стены, ни завалящегося рва с ядовитыми змеями. Я понимаю, у нас в центре города вокруг поместья ничего подобного не стоит, да нам и не надо, а тут посередине леса с волкодлаками, вдали от городов и деревень, стоит абсолютно голый незащищенный замок. Но это только на первый взгляд. Стоило мне подъехать, как центральные ворота распахнулись, и я въехал в широкий туннель, проходивший, как я понимаю, прямо под основной частью замка. Выехал я уже во внутренний двор, по бокам которого были левое и правое крыло замка, а торец был заставлен подсобными помещениями. И как раз с той стороны высилась стена, закрывающая двор, из точно такого же камня, что и сам замок. То есть замок выстроен в виде буквы П, горизонтальная палка которой обращена к лесу, а прогал между вертикальными палками закрыт стеной.

Стоило мне спешиться, как к нам с лошадью подбежало несколько карликов. Про них напишу буквально несколько слов: я не знаю, что это за раса. Эти служки ростом мне по пояс, фигуры пропорциональные, то есть нет громоздкости и массивности, как у гномов, цвет кожи обычный, белый - не гоблины, волосы преимущественно темные, есть черные, каштановые, видел даже парочку рыжих, лица они стараются не открывать, для этого достаточно им просто не поднимать голову, а я постеснялся встать на колени и рассмотреть их попристальнее. И я ни разу не слышал, чтобы они разговаривал. Понимают все, но ни слова не говорят.

Одни забрали лошадь в конюшню, другие потащили мои вещи в замок, и один из них сделал знак, чтобы я шел за ним. Когда меня привели в весьма просторный зал, из которого вели две лестницы вверх, я остановился и громко сказал:

"Приветствую владельца замка! Я приехал заменить собой своего отца - Эдгарда Мансале. Поэтому прошу разрешения пройти к цветку, чтобы коснуться его и получить самому причитающееся наказание. Благодарю вас за сердечное обращение к моему отцу и заботу о нем!"

На мой взгляд, речь была недурна, но результатом было только подергивание меня за рукав провожатым. Меня отвели в покои, состоящие из спальни, кабинета с письменными принадлежностями, где я сейчас пишу тебе письмо, столовой и ванной комнаты.

Пока я мылся и переодевался с дороги, мне накрыли стол, и прямо на тарелке я нашел неподписанный конверт. Это было послание от хозяйки замка, в котором меня поприветствовали, предложили устраиваться поудобнее, не стесняться в высказывании своих пожеланий, и сообщили, что к цветку мне идти не надо. Сам факт моего приезда с кольцом на руке уже снимает угрозу наказания с отца. И заметь, не было сказано ни слова насчет того, как это наказание отразится на мне.

А теперь я, пожалуй, пойду посплю, так как моя полудрема в седле никак не заменила мне нормальный полноценный сон. Завтра постараюсь выяснить, как можно отправить тебе это письмо.

Не забудь написать мне, как там отец? Как он воспринял? Не позволяй ему ехать меня спасать!

Крон тебе поможет!

Твой сумасшедший братик Брин."

Второе письмо Брина

"Предполагаю, что ты еще не получил и первого моего письма, но я не хочу дожидаться ответа и спешу сообщить, что я влюбился!!! Но все по порядку...

На следующее утро я проснулся довольно рано, побродил по замку, тут масса интересных картин, статуй, а какие фрески! Но ты же знаешь, как я отношусь к этим видам искусства - через десять минут мне уже стало скучно, поэтому я спустился в залу с двумя лестницами, громко поздоровался с гипотетической хозяйкой замка. Спросил у нее, как я могу отправить письмо своим близким и где мне можно потренироваться. Похвалил обстановку замка, посетовал, что ни разу не знаток, и до кучи попросился в оружейную, дабы посмотреть на то, в чем действительно разбираюсь. Предложил устроить совместный ужин, дабы отблагодарить ее лично и так далее. Словом, рассыпался во всевозможных любезностях и поспрашивал о том, что мне интересно. А ты говорил, что я не придворный. Жизнь и не такому научит!

Мне никто не ответил, да я и не ожидал особо. Дама хотела поинтересничать, создать интригу, а я и не возражал, так даже забавнее, смогу представить ее в любом виде, каком захочу. Но-но, без глупых пошлых мыслей, мой любвеобильный братец! Я имею в виду, что могу представить ее смуглой боевой охотницей, или нежной уточненной эльфийкой или даже широкобедрой зеленой троллихой. Хотя троллихе, пожалуй, было бы тяжело выписывать тонкие витиеватые буквы, как в письме хозяйки.

Минут через двадцать после моего выступления прибежал один из служек, знаками показал, мол, кушать подано. И на своей тарелке я опять обнаружил конвертик. В нем эта неведомая дама поблагодарила меня за мои восторги, посокрушалась, что не может по личным причинам встретиться со мной воочию, поэтому просит ее простить и продолжать общаться в такой форме. Кстати, она написала, что мне не обязательно орать именно в той зале, достаточно сказать желаемое вслух в любой из комнат замка. Правда, интригует, Криль? Меня могут прослушать даже в моей личной ванной комнате. А если еще и подсмотреть?

Также она написала, что тренировочную площадку специально для меня организуют к вечеру, а в оружейную меня отведут в любое удобное время, достаточно только попросить вслух.

И насчет отправки письма: нужно оставить письмо в подписанном и заклеенном конверте на столе в кабинете, и оно будет доставлено в течение двух-трех дней.

После прочтения ее записки я прочувствовал, что ощущают звери в зоопарке. Аж мурашки по спине пробежали. Словно меня заманили в красивое место, где вкусно кормят, поят, одевают, выполняют мои маленькие прихоти, и все это за сомнительное удовольствие наблюдать за мной ежесекундно. Нет, лучшим сравнением будет рыбка в аквариуме. Но пока поработаю рыбкой. Главное, не чесать неприличные места, не сморкаться в занавески и не пускать газы.

Сейчас ты, скорее всего, безумно счастлив, что выпихнул меня и не поехал сам, ведь ты-то жить не можешь без этих маленьких мужских радостей.

Я выразил свое горячее желание немедленно отправиться в оружейную. Буквально через пару секунд вошел служка и повел меня куда-то в сторону подвалов. Там он отпер одну из дверей и ... я просто ослеп. Это было самое величественное и невероятное зрелище в моей недолгой жизни. Такого великолепия никогда себе даже представить не мог, куда там сокровищницам всяких императоров!

Представь огромную вытянутую в длину комнату, повсюду расставлены столы, шкафы, полки, а на них - оружие всех мастей. Одни только кинжалы в начале комнаты заставили меня захлебнуться слюной, я перетрогал штук сто, наверное. И ведь не бросовой работы, сразу видны и качество стали, и мастерство ковки, а баланс, заточка, удобство! Было видно, что это работы разных мастеров, даже разных школ и разных стран. По некоторым я даже не смог определить расу мастера! Ты представляешь себе, я не смог отличить эльфийский или гномий клинок! Эх, мне бы туда грамотного экскурсовода, и я бы вышел из замка самым образованным в оружии эльфом.

После кинжалов и метательных ножей пошли луки и арбалеты, мимо них я прошел спокойно, накушался уже лекций о луках с детства, но даже там было несколько экземпляров, которые заставили меня выворачивать шею. Потом топоры, булавы, кистени, шестоперы, различные копья, алебарды и всякое такое. Я про топоры почему мельком только упомянул: если я тебе напишу, какие именно там есть орудия, ты же пешком прибежишь сюда. Так что просто представь мечту всей своей жизни, а затем улучши ее качества в десять раз. Представил? Так вот, здесь это будет считаться барахлом.

И вот когда я подуспокоился и пошел по комнате, не хватаясь за все подряд, я увидел его! Это была любовь с первого взгляда, мне не нужно было дотрагиваться до него или проверять его качества, чтобы понять тот факт, что он отныне принадлежит мне, а я - ему. Его строгий и внушительный вид, резкие, но сбалансированные изгибы, я практически чувствовал его тяжесть и его крепость.

Возможно, ты решишь, что я преувеличиваю, но я прямо там встал перед ним на колени и громко воззвал к хозяйке. Я честно признался в своей любви к нему, сказал, что готов отслужить ей десять лет рабом, готов заплатить любые деньги, только бы она разрешила мне взять его себе. Даже не навсегда, так как я понимаю его ценность и невозможность расстаться с ним, но хотя бы на время пребывания в замке. В ответ я услышал легкий, еле слышный женский смех, а затем ко мне подошел служка, показал мне встать и жестом разрешил мне взять его себе. У меня чуть сердце не разорвалось от счастья. Поистине мне повезло, что владелец замка женщина, ведь мужчина никогда бы так легкомысленно не отдал такой меч.

Да, я понимаю, что хитрец из меня не очень, ведь ты сразу понял, что речь идет о мече. Нет, не так. О Мече. О двуручном Мече. О Фламберге. О самом великолепном фламберге.

Он оказался даже тяжелее, чем я думал, я, конечно, мог его поднять, двигаться с ним, но смогу ли я с ним сражаться?

Я не мог расстаться с моим фламбергом ни на секунду, его не нужно было затачивать или начищать, он был в идеальном состоянии, мне же было достаточно касаться его рукой или чуть поглаживать лезвие с резными волнами.

Вечером меня отвели на тренировочную площадку. Я чуть не расплакался от злости, было видно, что ее сооружали специально под меня: вытянутый полигон с тремя мишенями в дальнем конце. Площадка под лучника! Ну конечно, в чем может тренироваться хилый узкоплечий эльфик, кроме как в стрельбе из лука! И тут я, такой красивый, пришел с фламбергом на плече, причем на перекошенном от тяжести плече. Я не стал психовать, ширины площадки хватало для тренировки с мечом, да и к тренировкам на чучелах мне было переходить рановато, сначала нужно привыкнуть к тяжести, к его балансу.

Помнишь, как нас начинали приучать к мечу? Нужно взять меч в одну руку, если это одноручник, или обеими руками, если двуручник, вытянуть горизонтально и продержать его так не меньше минуты. Если получится, то значит, этот меч тебе подходит. Так вот, я не продержался минуты. Я стоял, потел и дышал, как загнанная лошадь, плечи ломило и сводило от боли, колени тряслись, но подвели меня запястья.Было ощущение, словно мне выворачивали кисти рук, прямо вместе с костями и мясом. Причем фламберг с каждой секундой наливался тяжестью на кончике лезвия, и это не мои субъективные ощущения, а факт. По идее, в сражении это явный плюс, ведь при таком смещении центра тяжести удар будет более весомым, результативным, и так будет гораздо легче наносить размашистые режущие удары. Но в любом случае мои птичьи кости и девчачьи, как ты их называешь, руки не выдержали меч моей мечты.

Я честно попытался еще потренироваться, попробовал изобразить примитивные прямые удары, но весь задор ушел за эту минуту. Если подобрать эмоциональный аналог этой ситуации, то ближе всего будет такой: ты увидел женщину своей мечты, с красивой выразительной грудью, изящной попкой, прекрасным лицом, совершил кучу подвигов ради нее или по крайней мере наобещал их совершить, с трудом пробился через преграды, и вот вы с ней в одной кровати, обнаженные и со всей страстью приникшие друг к другу, и тут ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, ибо кое-какая часть тела наотрез отказывается работать. Вот примерно так я себя чувствовал себя в тот момент. Да и сейчас, когда пишу это письмо, не легче. Мне стыдно даже смотреть на него. Я его так подвел. И да, извини за почерк, руки до сих пор трясутся и плохо слушаются.

Жду твоего ответа. Обязательно напиши про отца и как он поступил с Кроном.

Брин."

Внезапное решение Воробья уйти из лагеря вызвало у меня много сомнений. Да, там не все было идеально, не хватало еды, руководство таило какие-то неясные планы, но было весело, безопасно, появились новые знакомые, с которыми можно было обсудить всякие разности.

Да и говоря откровенно, страшно жить одной с тремя мужиками, хоть до этого момента и не было никаких намеков или поползновений. Ну а вдруг?

Но за время вылазок я настолько привыкла доверять Воробью и его, казалось бы, неожиданным и нелогичным решениям, что последовала за ним.

Мы выбрали в качестве жилья трехэтажный особнячок в центре города, так как там был камин, который растапливается дровами, и трехметровый металлический забор, через который никакой шустрый зомбик не пролезет. Прокормить четверых разоренный город позволял легко, мы собрали неплохой запас консерв, круп, макарон, складировали всевозможные лекарства и витамины, так что теперь по вечерам я читала инструкции к лекарствам и составляла список, для чего каждый вид таблеток или мазей нужно использовать.

Лучшим поваром среди нас оказался Вася, впрочем, я не удивилась. Мне казалось, Вася умеет все: мочить зомбей, строить дом, кашеварить, чинить проводку, тачать обувь… Мастер на все руки. Камаз – уникальный носильщик, ему бы в Непал, проводником подрабатывать да у богатеньких туристов, возжелавших получить прозрение, багаж таскать. Озолотился бы. Воробей – это Воробей, он все всегда знает, а если не знает, то, как минимум, чувствует. Прокачанная интуиция, тонко настроенный улавливатель слухов, аналитик-любитель. И среди них я. Единственный мой плюс – я женщина, но толку от этого пока немного. Готовлю хреново, уют обустраивать не умею и не люблю… В общем, бесполезная тварь.

Через неделю такого существования я начала психовать. Человеку нужна цель, к которой он движется, или хотя бы от которой бежит. В лагере мы выживали и кормили других людей, я была полезной, к тому же мы знали, что скоро уйдем из города и создадим свое поселение. А здесь…

Мы ели, спали, ходили в город за припасами. Камаз зазубривал вторую половину Библии, Вася кашеварил и точил топор, я читала все попадавшие в руки книги. Как долго мы так протянем? Пока не вычистим городские запасы полностью? А дальше что? Пойдем в другое место? А зачем? Зачем вот все это?

Смешно, но стоило только уйти непосредственной опасности, как повылезали сомнения, страхи, поиск смысла жизни и прочий философский ужас.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не один случай.

Во время очередной вылазки я отошла в сторонку, кхм, по малой нужде, и увидела одинокую фигурки девушки-зомби, бредущую в нашу сторону. Я быстро поднялась, застегнула штаны и собралась было уже звать Васю, как вдруг эта зомби остановилась, протянула ко мне руку и что-то прохрипела.

Я присмотрелась, ну точно зомби: белесые рыбьи глаза, смотрящие в никуда, почерневшая кожа от обморожения, струйка слюны. Но она не кинулась на меня, а словно… просила помощи.

Из-за угла вынырнул Воробей:

- Ну долго ты тут? Ох, ничего себе. Чего Васю-то не позвала?

Я схватила его за рукав:

- Погоди. Видишь, она не пытается нас сожрать.

Зомби снова что-то проскрипела.

- Ты слышал? Она сказала: «Помогите».

- Да ни хрена. Там было что-то и «ите». Помогите, подожгите, убегите, обосрите… Все, что угодно, можно подставить. Но вообще ты права. Странная зомби. Вася!

Вася с топором в руках подошел к нам и, не останавливаясь, направился было к зомби, но Воробей его притормозил:

- Обожди чуток. Бей, только если она кинется.

А сам пошел к зомби, медленно и четко проговаривая слова, словно говорил с собакой или ребенком:

- Привет! Я Воробей. Ты меня понимаешь? Если понимаешь, кивни.

Зомби стояла с расфокусированным взглядом, не двигаясь. И через секунду ее голова наклонилась вперед.

- Значит, понимаешь. Это хорошо. Ты хочешь есть?

Зомби снова кивнула.

- Но ты не хочешь есть людей, верно?

Еще кивок. Воробей, не оборачиваясь, сказал нам:

- Тонна, быстро открой тушенку и передай мне.

Я засуетилась, вытащила банку, но открывашки у меня не было, поэтому протянула ее Васе, тот одним движением топора сшиб крышку. Я подбежала к Воробью и сунула ему в руки тушенку.

- Смотри, - он протянул вскрытую банку зомби, между ними было всего несколько шагов, - тут мясо. Не человеческое. Хорошее, вкусное. Хочешь – возьми.

Девушка прыгнула, резко выхватила банку, зачерпнула содержимое и принялась жадно поедать. Казалось, что она не ела с момента становления зомби.

- Воробей, возьмем ее с собой! – попросила я, с жалостью глядя на всхлипывающую от жадности зомби.

- А если у нее перещелкнет, и она набросится на тебя как-нибудь ночью? Хотя… Можно посадить ее на цепь.

Вылизав дочиста банку, зомби всхрапнула и повернулась в сторону, тыкая туда рукой. Воробей тихо сказал:

- Вася, готовься, кажется, у нас гости.

И через несколько минут с той стороны, куда показывала наша зомби, пришло сразу трое диких, с привычными повадками. Вася принял на себя двоих, умело отбиваясь от оскаленных морд и лап, Воробей уже вытащил пистолет, но тут неожиданно наша зомби набросилась на третьего со спины и легко свернула ему шею.

- Ого, - протянул Воробей. – Она не только чует других мертвяков издалека, но готова защищать нас от них.

Вася тем временем закончил со своими противниками и, стряхивая ошметки с топора, кивнул Воробью.

- Значит, одобряешь? Хмм, а давай еще кое-что попробуем...

Он взял мешок Камаза и передал его девушке-зомби:

- Помоги перенести.

Она посмотрела на мешок, обошла его и, вцепившись руками в ремень, поволокла в нашу сторону.

Так мы обзавелись своим первым зомби, Наташей. Сначала меня мучала совесть, ведь Наташа когда-то была человеком, может, где-то глубоко внутри она и сейчас человек, а мы ее держали во дворе, кормили раз в три дня тушенкой, использовали как охрану, дополнительного берсерка и носильщика. Но после многочисленных разговоров, проверок и исследований мы с Воробьем пришли к выводу, что Наташа умственно ближе к собаке, чем к человеку.

Спустя еще несколько дней мы подобрали второго такого же зомби и назвали его Сашей.

Между собой мы шутили, что будет, если у Саши-Наташи появятся дети, но зомби, конечно, не были способны к размножению.

Это был странный мир, странная жизнь, в которой люди называли друг друга по прозвищам, а зомби имели человеческие имена.

Пришло время уходить.

На первый взгляд, в лагере Чингачгука царили спокойствие и стабильность. Танки полностью обустроили первый этаж так, что даже настоящие танки сразу бы не смогли пробиться. Хилеры наловчились штопать, резать и кромсать. Что творилось у некромантов, Воробей не знал, да и не хотел знать. Воры и охотники исправно таскали добычу, хотя за ней с каждым днем все дальше было идти.

Город был вычищен в радиусе трех километров. Дальше начинались чужие территории, и их обитатели не приветствовали гостей.

Воробей посмотрел на свою команду, и на душе у него потеплело. За пару месяцев их разношерстная компания притерлась и сработалась не хуже, чем настоящая семья. Тонна схуднула, окрепла и успокоилась. Чувство юмора помогло ей пройти через стрессовое состояние первых дней без особых психологических сдвигов.

Камаз во время набегов сумел подобрать где-то настоящую Библию и теперь шпарил исключительно цитатами. Пару раз они с Тонной устраивали настоящие баталии на православные темы, чуть ли не доходя до драки. Было забавно смотреть, как невысокая женщина, уперев руки в бока, нападала на двухметрового Камаза, тыкая его носом в церковные противоречия. На ее стороне была логика и здравый смысл, на его – слепая вера и упертость.

Вася по-прежнему молчал, точил топор и убивал мертвяков, но Воробей чувствовал, что его ожесточение потихоньку уходит, и его жажда мести сменяется желанием защитить своих сокомандников.

Пришло время уходить.

Даже Тонна начала жаловаться, что постоянно хочет есть. Еду выдавали регулярно, но порции постепенно уменьшались, а похлебка становилась жиже и безвкуснее. Еще неделя-другая, и начнется голод.

Что-то Большой Змей не продумал.

Воробей, хоть и не относился к приближенным Чингачгука, слышал про его дальнейшие планы. Как только растает снег и подсохнет земля, он хотел вывести людей за город, найти деревеньку и заняться сельским хозяйством. Единственное, что он не рассчитал, так это время.

Зомбиапокалипсис начался слишком рано, в середине зимы, и продуктов не хватало, чтобы протянуть до урожая. Поэтому в ближайшее время Чингачгук намеревается огласить указ о создании продовольственных команд, куда будут включены члены всех кланов: и берсерки, и хилеры, и танки, и маги… Но для большей надежности в каждую команду будет включен один вор, который и будет руководить группой.

А это значит, что Воробью придется расстаться с своей командой.

Но как Камаз, отвечающий только за грузоподъемность, сможет помочь необученным людям? Или Вася, за все время знакомства не сказавший ни слова? Или Тонна с интеллигентской неуверенностью в себе?

Воробей был уверен, что этот указ был направлен не столько на увеличение провизии, сколько на уменьшение количества едоков. И не был готов пожертвовать ни одним из своих людей.
Пришло время уходить.

Весна только-только начиналась. Что будет с лагерем дальше?

Возможно, Чингачгук решит, что нет смысла так бездарно разбазаривать человеческие жизни, подкармливая мертвяков, и гораздо выгоднее теми же телами кормить других людей.
Воробей всерьез рассматривал варианты каннибализма. Единственное, в чем он был уверен, - он никогда не тронет свою команду.

Для него все люди делились на две группы: свои и чужие. Своих у него сейчас всего трое. Ради них он убьет любого. И, если будет нужно, съест.

Только нужно сохранить это в тайне. Камаз, помешавшись на Библии, никогда не примет человечину, хорошо хоть Тонна смогла убедить его вообще есть мясо, потыкав пальцем в Библию. Сама Тонна жила так, словно играла в какую-то затянувшуюся и слегка поднадоевшую игру, и надо всего лишь немного подождать, а потом она снова вернется домой, будет ходить на работу, смотреть сериальчики и рассуждать о бессмысленности существования. Вася? Воробей не был уверен на сто процентов. Вася не воспринимал мертвяков, как бывших людей, и относился к ним, как к тараканам, которых нужно уничтожать, а от людей он старался дистанцироваться. Но Воробей подозревал, что проблема Васи в том, что он видел, как его близкие были сожраны зомби, и вряд ли он сможет спокойно принять каннибализм, как способ выживания.

Поэтому ради них всех тяжесть решения ляжет полностью на плечи Воробья. Но он был к этому готов.

Пришло время уходить.

Часть 1  Часть 2  Часть 3  Часть 4  Часть 5  Часть 6  Часть 7

Часть 1

Часть 2 

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Чингачгук вышел из своей комнаты и двинулся по торговому центру с ежедневным обходом. Старожилы приветствовали его с улыбкой, новенькие переспрашивали, кто это.

Все шло согласно плану. Каждый отдел работал в полную силу: воры-добытчики надевали безразмерные рюкзаки и отправлялись за добычей, берсерки проверяли оружие, танки закладывали окна первого этажа невесть откуда взявшимися металлическими листами, охотники шумно обсуждали, куда они направятся сегодня.

Некроманты и хилеры находились в этом же здании, но вход к ним был только снаружи, в целях безопасности.

- Чингачгук, охотники сегодня обещают добраться до кладбища на Маркса, ребята у нас делают ставки, восстали там мертвые или нет. А вы как думаете? - обратился к нему Мишутка, сорокалетний мужчина с глубокими смеховыми морщинками вокруг глаз. Прозвище прилипло к нему сразу из-за его удивительной способности располагать к себе людей и осязаемой плюшевости его характера.

Мишутка был лидером среди местных управленцев. Он умел быстро сходиться с людьми, вытаскивать их глубинные качества наружу и грамотно распределять их по командам. Самое удивительное было то, что раньше Мишутка работал сантехником в захудалом ЖЭУ.

- Думаю, что даже если зараза и умудрилась проникнуть сквозь землю, то ни один зомби все равно бы не смог прогрызть промерзший грунт, - улыбнувшись, ответил Чингачгук.

- И то верно, - и Мишутка убежал на пункт связи. А вдруг еще кто-нибудь из живых откликнется?

Создание пункта связи было также инициативой Чингачгука. Пара ноутбуков была подключена к дизельному генератору, и четырнадцатилетние мальчишки, привыкшие перелопачивать тонны информации на сайтах, отслеживали всевозможные чаты, блоги, твиттеры. Несколько дедков прослушивали радио на разных частотах.

Выхлоп был маленьким, но он все же был. Вот недавно через твит обнаружили эту забавную тетку, Тонну бухла. Как будто бухло было так важно? Наоборот, Чингачгук вынужден был запретить ворам приносить алкоголь, а имеющиеся запасы закрыть в отдельном помещении, иначе люди, пытаясь сбросить напряжение, каждый вечер нажирались в хлам. Были и пьяные драки, и поножовщины. Поэтому сейчас на территории лагеря спиртное было запрещено.

Чингачгук не хотел никого отправлять за Тонной. Ради одного человека с непрактичной профессией рисковать жизнями нужных и проверенных людей... Но Воробей уперся и твердил, что ее нужно спасти, что он со своей командой сам сможет ее вытащить.

Хотя у Воробья не было особого выбора. Его команда была одной из лучших: хладнокровный Вася, Камаз с нечеловеческой выносливостью, отточенная интуиция Воробья, - все это сделало их ценными сотрудниками. Но за неделю их команда дважды потеряла своего четвертого. Первый раз был случайностью, и походящего человека они подобрали быстро, но после второй смерти подряд про их команду пошел неприятный слушок, мол, что четвертый им нужен только как приманка для зомби.

Поэтому Воробей так и ухватился за возможность вытащить Тонну и взять ее к себе, хотя Чингачгук сомневался, что она будет хоть как-то полезна. Если она младше тридцати, то сгодится на развод, а если старше? Нет ни медицинского образования, ни полезных навыков, ни физической силы...

Вождь чуть дернул уголком рта и пошел проведать хилеров.

Недавно Чингачгук и сам был лишь бесполезным странноватым студентом Пашей. С детства он увлекался различными вариантами апокалипсисов. Книжная полка была заставлена книгами с подобным содержанием, он пересмотрел все фильмы и сериалы по этой теме.

Родители думали, что у Паши суицидальные наклонности, но они ошибались. Паша любил жизнь, и именно поэтому он хотел выжить при любом раскладе.

Ночами он составлял планы действий при разных видах апокалипсисов, под кроватью у него лежали тревожные чемоданчики с наборами предметов под все сценарии. С собой он всегда носил универсальный минимальный набор выживальщика, даже в университет, ведь конец света мог наступить в любой момент.

Правда, в последнее время он стал задумываться, а правильно ли он поступает? Возможно, уже пора повзрослеть, выбросить чемоданы, найти девушку и жить спокойно?

Но когда ночью в дверь его комнаты, запертой изнутри на засов, стал ломиться его же отец с окровавленным лицом и нечленораздельным рыком, Паша понял, его час пробил. Самое страшное он уже пережил — не превратился в зомби сразу. Он вытащил нужный чемодан, достал пистолет и, ориентируясь на смутное изображение в глазке, несколько раз выстрелил в дверь. Затем взял ломик, открыл дверь и еще раз ударил по голове.

Паша никому не признавался, что после этого он полчаса блевал в углу комнаты и молился, чтобы зомбоапокалипсис реально настал, что у него не съехала крыша и что он не убил своего отца по ошибке.

Когда он смог наконец встать и дойти до родительской спальни, то увидел труп своей матери с полуобглоданным лицом. Все было по-настоящему!

Паша взял рюкзак, припасы, оружие, блокнот с подходящим планом, с трудом дождался утра и вышел на улицу.

Почему к двадцатилетнему пареньку начали примыкать люди разных возрастов и профессий, почему слушались его? Наверное, потому что только он точно знал, что нужно делать, и мог объяснить, зачем.

Еще до выключения электричества и водоснабжения он и еще тридцать человек захватили один из торговых центров, тщательно вычистив из него забредших зомби, и сделали его своим опорным пунктом. Еще до первого крупного потока беженцев был подготовлен неплохой запас еды, воды и одежды. Паша заранее подготовил карту города с указанием магазинов, складов и предприятий и мог четко объяснить, что конкретно нужно оттуда принести.

Сначала его называли вожаком, потом вождем, а вождь постепенно трансформировался в Чингачгука. Но Паша не возражал.

Он впервые в жизни был счастлив.

Идет зомбяк, шатается,
Вздыхает: - Уруру,
Энергия кончается.
Сейчас тебя сожру!

Часть 1 - https://pikabu.ru/story/raz_dva_tri_chetyire_pyat_6601532
Часть 2 - https://pikabu.ru/story/zomboapokalipsis_chast_2_6603674
Часть 3 - https://pikabu.ru/story/zomboapokalipsis_chast_3_iz_11_66060...
Часть 4 - https://pikabu.ru/story/zombi_apokalipsis_chast_4_romantiche...

- Ну вот, - бодро начала я, - рюкзак за спиной, правила помню: не набивать его сразу, следить за тылами, не крысятничать, один за все и все за одного. Пошли?

Воробей пристально посмотрел на меня, я сглотнула, присела на корточки и закрыла лицо руками:

- Блин, что ж как страшно-то...

- Не трусь, салага. Это ж пробный заход. Будем ходить только по проверенным маршрутам, недалеко от лагеря, с нами Вася, с Васей — топор. Но вообще, да, каждый раз — звездец, как страшно.

Камаз стоял у выхода из лагеря, и его рюкзак казался уже полным, но я знала, что у него там мешки лежат, почти как пакет с пакетами, только рюкзак с рюкзаками. Вася с застывшим лицом проверял заточку топора.

Другие команды воров-мародеров тоже выходили на промысел, и я заметила, что везде было по четыре человека: двое с огромными сумками, один — с оружием, и один пустой.

- А почему именно так? - спросила я у Воробья. Тот махнул рукой, чтоб мы выдвигались, сам пошёл рядом со мной, за нами Камаз, и замыкал цепочку Вася.

- Экспериментальным путём выяснили, что такой состав наиболее эффективен. Двое — несуны, один — разведчик, и один — берсерк-защитник. Поэтому не лезь на рожон. Если увидела мертвяка, - Воробей почему-то избегал слова «зомби», - лучше обойди. Если он тебя заметил, аккуратно приведи его к Васе, дальше его задача.

- А почему ни у кого из нас нет ружья или пистолета, даже у Васи?

- Потому что наша задача — не убивать, а тихонько натырить и свалить. Мы ж в самом центре города. Здесь пальнёшь — и сотня мертвяков набежит. С огнестрелом ходят только группы зачистки. Когда на улицах накапливается слишком много трупняков, из лагеря выходит человек пятьдесят, все с пушками, и зачищают район. Пока, правда, только раз так делали.

Позади нас Камаз тихонько что-то бубнил себе под нос. Я прислушалась:

- Душу свою да убережёшь от гниения, лишь имеющий уши услышит глас божий...

- Воробей, а чего это Камаз? Он бывший поп, что ли?

- Так, Тонна, объясняю только один раз. Первое — никогда не спрашивай людей об их прошлом. Второе — каждый с ума по своему сходит. В этом бардаке быть психом — нормально. Камаз стал верующим, причём Библию-то он никогда и не читал, поэтому несёт всякую ахинею околоцерковного смысла. Вася — молчит, и только когда крошит мертвяков, жутко так смеётся. И я не хочу знать, что у него там случилось. Ты вон, на бухле немного съехала.

Воробей вел нас какими-то задворками, и я даже не понимала, где примерно мы идём, хотя мне казалось раньше, что уж центр-то города я знаю вдоль и поперёк. Мы шли мимо кирпичных глухих заборов, серых безликих домов.

- А правда, если зомби тебя укусит, то ты сам станешь зомби? Или это только в фильмах такую шнягу придумали? - я спросила первое, что пришло в голову, потому что молчать было ещё страшнее. Мне все время казалось, что вот-вот на нас напрыгнет немёртвая тварь, и разговоры немного отвлекали. Воробей это тоже понимал, поэтому охотно отвечал, но при этом не переставал следить за окружением.

- Наши некроманты ещё не дали окончательного ответа, но...

- Некроманты? - недоумённо перебила я. - Настоящие?

- Есть в лагере люди, изучающие мертвяков. Они пытаются найти способ уничтожить их по-быстрому или вылечить, смотря что получится. Как их ещё называть, как не некромантами? Ну так вот, они пока типа исследуют, но кое-что я тебе и так могу сказать.
Если тебя разочек укусил мертвяк, то ещё не факт, что ты зомбанешься. Главное, чтобы в рану не попала его кровь, понимаешь? Так что выбирай мертвяков посвежее и без открытых ран, ну и следи, чтоб его кровь не попала в глаза или рот. И никаких царапин на коже, ясно?
Я тебе сейчас кое-что скажу, но ты никому, ясно? Особенно в лагере.

Я кивнула, полностью захваченная его словами.

- На самом деле, нашего Камаза уже кусали эти... зомби, - Воробей с отвращением выговорил это слово.

- Серьёзно? Но как же? - ахнула я и оглянулась на силача. Он шёл за нами и бормотал молитвы.

- Это пару дней назад было, так что не ссы, если что, он бы уже давно превратился. Но Вася все равно старается следить за ним. Мы тогда продуктовый магазинчик шмонали, знаешь, типа «Продукты у дома», и тут из-за прилавка выползает эта морда и вцепляется Камазу в руку. Он давай орать. Вася тварюгу в два удара угомонил и, гляжу, уже примеривается, как бы вмазать Камазу. Я его тормознул, рану посмотрел, там до мяса всё порвано было. Водичкой полил, вычистил грязь, а потом водкой всё залил. Камаз орал так, что я аж оглох. Потом забадяжил спиртовой компресс, чтобы выжгло все к чертям.
До этого-то Камаз нормальным был, а тут бухнулся на колени и давай лбом пол ломать, типа, господи спаси, если не допустишь, то жизнь посвящу, молиться буду и все такое.

- Ничего себе, - я ещё раз оглянулась, и теперь Камаз не казался мне странным.

- Угу, в тот же вечер некроманты и сказали, что не нужно убивать каждого укушенного. Один чокнутый специально под присмотром дал укусить себя, потом продезинфицировал рану и ждал превращения. Прикинь, какие они там все маньяки! За ним до сих пор присматривают, но тоже ничего. Пока живой. Так что теперь я всегда таскаю с собой спирт, чтоб если что...

- А-а-а, вот откуда у тебя фляжка, - поняла я.

- А ты думала, я бухаю по ночам, что ли? - хохотнул Воробей. - По себе не суди. Лады, пришли.

Я огляделась. Воробей вывел нас на знакомую улицу, где жилых домов было немного, в основном, торговые центры, кафе и муниципальные здания.

- Торговые центры пока отложим, там пока сложновато для тебя. Будем шмонать кафешки.

Вася спокойно сбил обухом топора замок с оконной решетки, разбил стекло и влез внутрь. Я было дёрнулась за ним, но Воробей придержал меня.

- Погодь, сначала он проверит всё, а потом уже мы. Я больше так рисковать не хочу.

И тут я поняла, что Воробей ничего не рассказывал про предыдущего члена их команды. Я была не первым четвёртым.

При жизни он наверняка был красавчиком. Брюнет на голову выше меня с россыпью шрамиков на лице постоянно притягивал взгляд. Его глаза затянулись поволокой, местами сквозь дыры в одежде виднелась кожа, потрескавшаяся от холода. Рот оскален в гримасе, и струйка слюны стекала через подбородок вниз.

Я с замиранием следила за ее движением, ждала, когда же она сорвется с его лица и упадет на снег, но она все тянулась и тянулась, ниточкой спускаясь на плечо. Как же красиво она блестела на солнце!

Глядя на его походку вразвалочку, я забывала о голоде, беспрестанно терзающем тело, и о костенеющих на холоде пальцах.

Ветер донес запах, запах мяса и крови. Он остановился на мгновение, а затем рванул в сторону еды. Из-за угла вылетела девушка, врезавшись в него всем телом, и оглушительно завизжала.

Как я ей завидовала! Я мечтала оказаться на ее месте, чтобы ощутить хватку его пальцев на горле, чувствовать, как он входит в плоть, все глубже и глубже вонзаясь зубами в щеку, плечо, грудь…

Ее вопли привлекли внимание собратьев, и их силуэты закрыли его тело. Я не выдержала и побежала к нему.

Мясо уже было разодрано на кусочки, мне ничего не досталось. Я грустно отвернулась и собралась побрести прочь, но тут из груды тел с трудом выкарабкался он. Свитер расползся еще сильнее, лицо было залито кровью, а в руке он держал руку. На пальчиках еще оставались клочки мяса.

Он протянул эту руку мне и нежно сказал:
- Ааргха.

Это был первый раз, когда он со мной заговорил.

Я продолжала следовать за ним. Он быстрее всех находил добычу, первым вонзал в нее зубы и всегда делился со мной.

Но однажды жертва вместо того, чтобы закричать, попытаться убежать или свалиться со страху на землю, напала на него. Я с ужасом видела, как клочки его плоти разлетались в стороны с каждым ударом, как он затравленно рычал, пытаясь сопротивляться. Никто из той толпы, что вечно сопровождала его, не решился вступить в бой.

И тогда я бросилась на помощь, прыгнула на жертву сзади и вырвала зубами кусок позвоночника.

Он лежал, беспомощно распростершись на снегу, на груди белели кости и внутренности расползались, как лапша из ложки. Как я могла помочь ему? Что я должна была сделать?

Я разодрала плоть своей добычи, вынула сердце и протянула ему.
Его глаза уже закатились, он ничего не видел, но ноздри его дрогнули от запаха. Он раззявил рот и впился в мясо, но промахнулся. Вместо сердца он пронзил зубами мою руку. О, во имя всех зомби мира, это было прекрасно!
________________________________________________
Я открыла глаза и попыталась сесть, но в спальнике это сделать не так уж и просто. Я судорожно завозилась, расстегивая молнию. К горлу уже подступил комок, и мне не хотелось бы заблевать своих товарищей.

- Тонна, ты чего? – шепнул Воробей из спальника рядом.

- Зомби приснились, - шепнула я в ответ, не желая углубляться в подробности сна.

- А, синдром новичка, ничего, все через это прошли.

- Угу, только я больше уснуть не смогу. Никогда, блин, - просипела я, сдерживая рвоту.

- Я тебе не усну! Ты ж мне завтра всю команду завалишь, - и Воробей зашебуршил где-то в глубинах своего спальника. – Эх, Тонна бухла, одни расходы с тобой. На, глотни. И спать ложись.

Я отхлебнула из фляжки, спирт мгновенно растворил и комок в горле, и кошмары в голове. Я вернула фляжку Воробью и быстро уснула.

А у нас отключен газ. А у вас?

А у нас водопровод. Вот.

А у нас четыре зомби

Ломят в дверь который час.

А у вас?

Я сидела в углу, натянув на себя кучу шмоток, зажимала уши руками и читала вслух стишки, только бы не слышать скрежет, рычание и пыхтение за дверью.

Почему они лезут именно ко мне? После отключения отопления они почувствовали тепло из моей квартиры? Или все соседи стали-таки зомби, а тут неожиданно дверь закрыта, и им стало любопытно?

Стоило только выйти остаткам водки из организма, как ситуация резко поменялась. Я уже не сидела на подоконнике и не высматривала зомби-эксгибиционистов,так как, наконец, осознала, во что же я вляпалась. Это надо же, пробухать столько дней!

За стихами я не сразу заметила, как звуки за дверью изменились. Вместо скрежета и рыка послышались удары, но не в дверь, мат… Я убрала ладони с ушей и прислушалась.

Четыре четких стука.

- Эй, Тонна бухла, открывай, за тобой пришли.

Тонна бухла? Это что, они мой твитт прочитали? Ребята! Я сейчас расплачусь.

В глазок я рассмотрела трех человек и открыла дверь. Они вошли, и в квартире сразу стало тесно.

- Ох, блин, и запашок, - сказал один из них, мужчина пониже меня с телом швабры и лицом скунса, готовящего какую-то пакость, - ты тут что, в одно рыло все бухло и выжрала?

Кхм, перегаром, наверное, воняло нещадно.

- Ладно, давай знакомиться, что ли? – продолжил он. – Вот его зовут Вася, он наш ангел-хранитель, мочит зомбей и прикрывает нам спины.

Вася стоял позади всех, это был мужик лет пятидесяти, и выглядел он… ну как Вася: нос картошкой, глаза лепешкой, интеллект теленка, зато как красиво и уверенно он держал топор.

- Очень приятно. А меня зовут…

- Тонна бухла, - перебил меня тот же мужчина, - по-простому, Тонна. Не парься, тебя под этой кликухой в лагере запомнили, лучше не сопротивляйся и смирись. Я – Воробей, а этот молчун – Камаз.

Камаз был очень похож на своего тезку, и квадратурой, и размерами, думаю, что и грузоподъемность у него была на том же уровне.

- Обычно у нас за новичками охотники бегают, но мы сразу поняли, что ты наша, вот и пришли.

- А наша – это чья? – недоуменно спросила я.

- Я и Камаз относимся к группе добытчиков. По-простому, воры-мародеры, тыловики. А Вася – берсерк, защита. Наша задача – обеспечить лагерь вещами, такими как лекарства, оружие, боеприпасы, одежда, посуда и прочие. Времени у нас немного, так что давай собирайся. Рюкзак есть какой-нибудь?

- Несколько. И один – на сорок пять литров.

- Маловат, конечно. Но есть опыт в походах – уже неплохо. Может, у тебя и спальник есть?

- Есть два спальника, но только от пяти градусов тепла, две пенки и фонарик.

- Тогда собирай два рюкзака. Один – для себя, положи туда ложку, тарелку, кружку, ну как в поход, лекарства, если ты хроник, гигиену всякую, белье, шмотки, деньги, паспорт, а вдруг понадобится. В другой кидай спальники, пенки, одеяла. Если остались консервы, то кидай и их.

- А как же кодекс? – вдруг пробасил Камаз. Вася по-прежнему стоял у двери и следил в глазок за подъездом.

- Ах да, кодекс. Ну давай, зачитывай, - небрежно махнул рукой Воробей.

- Рюкзак свой да не забивай доверху, ибо как заполнишь его, так сразу узришь нужду свою, - провозгласил Камаз. Воробей же буднично дополнил:

- Закон подлости во всей красе. В тот раз полдня шныряли по городу, патроны искали. Я уже смирился, забил рюкзак шмотьем, таскал его на себе два часа, сроднился, можно сказать, и оба-на – ящик патронов и хлопушка. Прям слезами изошел, пока выбрасывал вещи.

- Не возжелай хабара соседа своего, ибо одно дело делаете вы!

Слушая этот бред, я даже про рюкзак забыла. Камаз говорил с таким видом, словно проповедь в церкви читал.

- Угу, одно дело, как же, - проворчал Воробей, - а соцсоревнование для красоты придумали. Если будешь мало притаскивать, то и жратвы будешь получать столько же. Учти.

- Набивая рюкзак свой, не забывай о тылах.

- Это, кстати, запомни. Всегда, всегда смотри по сторонам. Зомби вылезают из таких щелей, что и представить сложно.

- Принеся хабар, да не утаи его от товарищей своих.

- Раз уж ты в общине, то и делиться надо по-честному. Иначе сдохнем все.

- Зомби увидев, не…, - вновь возопил Камаз, но Воробей прервал:

- Ну и тыды и тыпы. Суть ты поняла. Он так часами бубнить может. Все? Собралась? Ну пошли, лагерь тебе покажу, заодно и вещичек поднаберем. Все одеяла взяла?

- Нет, не влезли, - махнула я разочарованно.

- Кидай Камазу. Он при желании всю твою квартирку может вынести, даже с мебелью. Ну, с богом!

Раз, два, три, четыре, пять.

Вышел зомби погулять.

Вдруг охотник выбегает,

Прямо в зомбика стреляет.

Пиф-паф, ой-ой-ой,

Промахнулся, вот отстой!

Надо быстро убегать.

Не успел. Ну вот, опять…

Раз, два, три, четыре, пять…

Я сидела на подоконнике и читала этот стишок. А за окном кружили в бессмысленном вальсе темные фигуры. О, господи, сейчас опять начнется! Я зажала уши руками.

Раз, два, три, четыре, пять.

Вышел зомби погулять...

Раздался истошный женский визг. Какая-то женщина так спешила на работу, что не включила телевизор, не посмотрела в окно, а сразу побежала на улицу.

Я уже знала, что будет дальше.

Должно быть, у этой женщины отличная звукоизоляция в квартире, даже немного завидую, ведь такие вопли я слышу каждые десять минут.

Но самое ужасное, что теперь она будет вопить очень долго. Толстенная дубленка, колготки тройной вязки и итальянские сапоги в сочетании с шерстяными носками дают неплохой зомбинепробиваемый эффект. Эти безмозглые твари понимают, что сладкое мяско скрыто под жесткой и несъедобной шкуркой, но вместо того, чтобы просто очистить его, они будут усердно прогрызать одежду, отплевываясь от шерсти и меха.

В Сибири зомби обречены на вымирание. Хороший овчинный тулуп не прогрызет ни одна зомбированная морда. Жаль, что у меня такого нет.

Раз, два, три, четыре, пять…

Ненавижу фильмы про зомби, ненавижу кошмары и еще больше ненавижу, когда кошмары становятся явью.

Когда я смотрела зомбитреш, то всегда поддерживала тех умных чуваков, которые, как только к ним попадало в руки что-то стреляющее, палили себе в голову. На мой обывательско-трусливый взгляд, это самое разумное, что может сделать обычный человек. Они уменьшают популяцию на одного потенциального зомби и избавляются от грядущих страданий.

Но у меня нет ничего стреляющего. На кухне лежат девственные ножи, счастливо избегающие точила с момента покупки. Даже если я наберусь храбрости и все же сумею убить себя ими, то это будет первая смерть человека от синяков.

Точно, если я сумею выжить, то обязательно куплю себе в квартиру косу. Такую шикарную косу с полированным двухметровым косовищем и гигантским железным ножом. Я буду точить ее каждый день и по выходным выезжать на тренировки в парки.

Понятно, что гранатомет выглядит практичнее, но косу достать намного легче. Русский человек даже в маршрутке может с косой ездить. Длинная ручка позволяет держать зомби на расстоянии, без знакомства с их смрадным дыханием и крепкими объятиями, коса обладает безграничным убивательным потенциалом и не противоречит законодательству.

Я уверена, что стоит мне только взять в руки это сельскохозяйственное орудие смерти, как во мне проснется память предков, и спустя некоторое время зомби-мамы будут пугать своих зомби-малышей страшной тетей в красном пуховике с косой наперевес.

Но сначала… Сначала мне нужно пережить это нашествие.

Раз, два, три, четыре, пять…

Истошные вопли наконец стихли, и я смогла поднять голову.

Согласно все тем же фильмам мне нужно просто продержаться какое-то время. А потом что-то обязательно случится.

Например, в город въедут суровые танки, не менее суровые дяди начнут обшаривать квартиры в поисках выживших и стрелять при малейшем движении.

Или будет большой бадабум, я увижу яркую вспышку и осыплюсь на пол мягкой горсточкой пепла. И то, что я живу в самом центре города, означает, что мне, скорее всего, не придется пару часов до смерти снимать с себя ленточками обожженную кожу.

Есть некоторая вероятность появления постаревшей Милы Йовович в латексе, но боюсь, что даже доля русской крови не спасет ее от замерзания.

У меня, как и у каждого нормального россиянина, есть запас соли, спичек, свечек, пельменей и банок с соленьями-вареньями. Пару недель я точно смогу продержаться. Заодно похудею чуток.

Но как выдержать скрежетание когтей по двери, постоянные вопли за окном и глухие угрызения совести? И тут я кое-что вспомнила.

Мир сразу же окрасился в радужные цвета, и где-то на периферии зрения заплясали розовые пони.

У меня же был стратегический неприкосновенный запас. Пять бутылок водки лежат у меня в закромах, дожидаясь своего часа. И вот он пробил.

Раз, два, три, четыре, пять.

Вышел зомби погулять.

Вдруг охотник выбегает,

Прямо в зомбика стреляет.

Пиф-паф, ой-ой-ой,

Промахнулся, вот отстой!

Я не буду убегать.

Буду квасить. Пить. Бухать.