user11230950

«Возьмите, пожалуйста», - сказала она, протягивая пакет женщине. Та вздрогнула, подняла на Анну удивлённые глаза. В них не было ни радости, ни разочарования - лишь медленное, трудное осознание происходящего.

«Спасибо вам... храни вас бог», - прошептала женщина, и её пальцы сжали пакет так, будто она боялась его уронить. Мужчина рядом молча кивнул, и в его взгляде на секунду мелькнуло что-то человеческое, не стёртое до конца.

Анна пошла дальше. Она не знала, куда уходят деньги из стаканчиков, была ли это боль или чей-то циничный бизнес. Но она знала наверняка, что сейчас, в этот момент, два человека едят тёплую булку и запивают её молоком. И этот простой, конкретный факт грел душу куда сильнее, чем сомнения и отговорки. Просто булка с молоком, купленная вместо брошенных в стаканчик монет, тоже помощь.

Тишина в кабинке стала уже не зловещей, а внимающей.

Тогда заговорила тихая Лида: «А я... первую любовь в эвакуации встретила. В теплушке. Он мне последнюю краюху хлеба отдавал. А потом мы потерялись. И я всю жизнь искала его глаза в толпе...»

Все поняли — эта старая боль оказалась сильнее страха перед падением.

И понеслось. Иван, повредивший ногу на производстве, рассказал, как товарищи сутками дежурили у его палаты. Вспоминали смешное и горькое, о чем в суете жизни забывали.

И странное дело — с каждым воспоминанием страх отступал. Мы снова стали не просто пенсионерами, а крепкой бригадой, где каждый — опора. Порфирий достал термос, поделили чай по глотку, как в былые годы пайку.

Ночь в раскачивающейся кабинке перестала быть пыткой. Это было испытание, которое мы прошли, как и многое в жизни, — вместе.

Нас сняли только утром. Спасатели ждали истерик, а увидели пятерых уставших, но спокойных людей, которые подшучивали друг над другом.

На вопрос врача: «Как вы? Нужна помощь?» — Порфирий посмотрел на нас и улыбнулся:

«Врач не нужен. Это был лучший день нашего отдыха».

Мы все молча кивнули. Потому что за эту ночь, вися над пропастью, мы не просто вспомнили, кем были. Мы снова стали собой. Цехом. Бригадой. Друзьями.

На четвертый день он пошёл к врачу.
— Я здоров, хочу домой.
Врач поднял на него усталые глаза.
— Желание выписаться — симптом. Лечение необходимо продолжать.

Неделя превратилась в месяц.  Родители приходили умолять: «Скажи, что ты в порядке!». Но чем убедительнее он это говорил, тем хитрее казался врачам. Он попал в классическую ловушку: докажи, что ты не сумасшедший, не ведя себя как сумасшедший.

Вышел он только через 48 дней. С диагнозом в карте и справкой об учёте. Заведующая выдала напутствие: «Вам повезло, не попали в категорию опасных. Раз в три месяца — на явку. И водительские права мы вам пока аннулировали».

Дома он включил телефон. Лента соцсетей жила своей жизнью, его «прощальное» видео давно сгинуло в архивах. Одна знакомая написала: «Ну что, крутой детокс?»

Артём посмотрел в окно. Дети гоняли мяч. Он вспомнил Сергея Петровича, который до сих пор там, в сером здании, потому что «никто не верит, что он стал лучше».

Он набрал ответ:
— Это не детокс. Это точка невозврата.
Хочешь тишины — купи беруши.
Хочешь сбежать — просто сбеги.
Пока тебя не заперли навсегда за попытку временно исчезнуть.

В этом году её не стало.

И вот однажды утром он пришёл и положил на песок только одно полотенце. Своё. Долгая пауза повисла в воздухе. Он смотрел на пустое место рядом. Потом медленно достал из кармана две ракушки — те самые, что они находили каждый год как оберег. Одна была идеально целой, вторая — надломленной.

«Мы — как эти ракушки. Две одинаковые половинки», — говорила она когда-то.

Он бережно положил обе ракушки на песок, туда, где должно было лежать второе полотенце.

«Теперь всё это осталось только для одного… — прошептал он. — Но я привык к нам».

Он развернулся и пошёл прочь, не оглядываясь. Ветер тут же принялся сглаживать следы его сандалий.

А на стене кафе, под детскими рисунками, чья-то рука вывела мелом: «Они вернутся?»
И ниже, другим почерком, был ответ: «Они никуда и не уходили».