Глава 14

Издавая натужный металлический скрип, массивная железная дверь камеры изолятора грузно распахнулась. В её проёме, сквозь жёлто тусклый свет, излучаемый от единственной замурованной на потолке лампочки, Николай увидел уже знакомый ему худощавый силуэт паренька милиционера. Тот, перешагнув через порог вгляделся в затемнённый угол камеры, где, опираясь спиной на бетонную стену сидел Николай. В руке у милиционера была жестяная кружка, на горловине которой лежал кусок хлеба. Он поставил кружку на пол.

- Мужик! Ты, меня слышишь? – негромко обратился к нему милиционер. – На-ка вот, перекуси малость.

Ничего не ответив и даже не пошевельнувшись, Николай прикрыл усталые глаза, а открыл их вновь лишь тогда, когда тяжёлая дверь закрылась и он опять остался наедине со своей неопределённостью, тревогой и гневом. Да, да – гневом. К кружке Николай так и не притронулся. Всё время, начиная с момента примерки противогаза и удара резиновой палки по его затылку он словно находился на перепутье своего сознания, где реальность расслоилась, раскрошилась как сгнившая доска. Но даже в этом состоянии он удержался благодаря какой-то волшебной нити, на другом конце которой светился образ его Лены. Это она держала его изо всех сил, наматывая для надёжности на свою тонкую женскую ручку эту самую спасительную и связывающую их между собой нить. Сейчас он как никогда чувствовал, насколько сильна была его ответственность за жену и пока ещё не родившегося ребёнка. Вспомнилось вдруг как возвращаясь домой после дембеля на железнодорожном вокзале Курска к нему дремавшему на скамье в ожидании поезда подошёл наряд милиции. Проверив его документы, старший лейтенант с улыбкой предложил пойти на службу в органы, но Николай отказался сказав, что хочет связать свою трудовую деятельность с землёй, а конкретнее пахать и сеять, чтобы испытывать удовольствие от своего труда. Оказавшись здесь, он понял, что не прогадал в выборе профессии. «В семье не без урода», - так часто говорил в Афгане их старшина. «Получается, - мелькнуло в голове у Николая, - что я попал в логово этих уродов». Сегодня ему хотелось дать им отпор, уж если и сесть, то за справедливость. Но как же без него Лена? Как их мечта о постройке нового дома? Николай сжал кулаки. Он надеялся, что восторжествует правда и факт его невиновности всплывёт наружу. Однако, обнаруженный в коровнике пистолет всё же не давал ему покоя. Грешить на участкового инспектора и уж тем более обвинять того в том, что пистолет подкинул именно он, Николай не спешил, но почему бы следователю или тем же оперативникам не проверить его версию. Он повернулся на бок и вдруг услышал доносящиеся из коридора изолятора мужские голоса. Тут же, громыхая запорами и замками дверь открылась и в камеру, где находился Николай вошли те же самые оперативники, которые надевали на его голову противогаз и били резиновыми палками. Резиновые палки были в их руках и на этот раз, но кроме этого

с собой они принесли несколько верёвок и деревянный черенок от лопаты. В камере было душно и запах алкоголя, исходящий от агрессивно настроенных оперативников, быстро распространился в замкнутом пространстве. Николай встал с пола.

Трегубов обратился к дежурному изолятора, стоявшему позади.

- Чернышов, в изолятор никого не впускать! И помощника своего предупреди!

Тот понятливо кивнул головой.

Трегубов оглядел Николая с головы до ног.

- Я надеюсь, что ты всё вспомнил и сейчас чистосердечно расскажешь нам как у тебя появился этот ствол? – спросил он у Николая.

- Всё что я считал необходимым, я уже рассказал следователю, - твёрдым и уверенным голосом заявил Николай. – То, что вы обнаружили в моём коровнике мне не принадлежит. Хочу лишь дополнить следующее. Я вспомнил, что за несколько дней до обыска в коровнике, ко мне на ферму приходил ваш участковый, по фамилии кажется Филипенко. Он сказал, что где-то произошла кража и он хотел бы в моём присутствии осмотреть мои сельхоз строения. Так как мне скрывать было нечего я естественно согласился. Кроме участкового никто из посторонних в коровник не заходил. Думаю, что вам необходимо побеседовать с ним. Возможно, он вам и прояснит ситуацию.

- Понятно…, - злобно произнёс Трегубов и обернулся к своим

подчинённым:

- Что вы смотрите?! Бросайте его на связку!

Те, все четверо дружно навалились на Николая, грубо повалили его лицом на бетонный пол.

- Что вы делаете?! – закричал Николай. – Я на самом деле ничего не знаю про этот пистолет!

На его крик не реагировали. Трегубов стоял рядом и наблюдал за потасовкой.

Несмотря на то, что Николай всячески сопротивлялся оперативникам удалось связать его руки за спиной, а также и ноги. После этого они жёстко скрестили руки и ноги в районе поясницы. Невыносимая боль заставила Николая заскрипеть зубами. Просунув в верёвочный узел черенок, оперативники подняли его тело и не обращая внимания на истошные вопли Николая, то опускали его на пол, то вновь поднимали. После нескольких таких поднятий и опусканий Трегубов одержимый получением положительного результата от данного мероприятия обхватил пальцами шею Николая и прошипел ему в лицо:

- Что, сука! Больно?! А ты думал, что мы с тобой играться здесь будем?! Я в последний раз у тебя спрашиваю, где ты взял ствол?! Если ты сейчас скажешь мне кто тебе его дал, мы прекратим твои мучения! А будешь тупо молчать тогда мы станем фантазировать и искать другие рычаги чтобы разговорить тебя, упырь ты грёбаный! К примеру, привезём сюда твою бабу и как твою соучастницу также бросим на «ласточку». Ты сомневаешься в наших способностях? Зря!

Лицо у Николая побелело. Чувствуя, что силы вот-вот покинут его окончательно, он всё-таки успел буквально выдавить из себя: «Я… обязательно тебя убью…».

- Конечно, - рассмеявшись ответил ему Трегубов. – Но для этого тебе самому надо остаться в живых. Здесь только я решаю, сколько тебе жить!

Увидев, что Николай потерял сознание, оперативник Бехтерев всполошился:

- Так, стоп-стоп! Опускаем на пол!

Уже на полу он прислушался к его биению сердца прислонившись ухом к грудной клетке Николая.

- Фу, бля, вроде дышит! – облегчённо произнёс он через несколько секунд. – Ладно, пусть отлежится.

Трегубов достал из куртки фляжку с коньяком и сделав несколько глотков передал оперативникам. Те поочерёдно пригубили и отдали фляжку ему обратно.

- Беспонтовое это занятие, - сказал Палаев, присев на край привинченного к полу стула. – Надо ехать к Филипенко и базарить с ним. А этот, - он кивнул на связанного Николая, - попросту может сдохнуть. И что потом?! Опять ломать голову что делать с телом?!

- А может, он в натуре, не в курсах про ствол? – выдвинул свою версию Адоньев.

- Так, всё! – громко заорал Трегубов. – Херли тут гадать! Он, правильно говорит, - Трегубов кивнул на Палаева. – Нам нужен Филипенко. Он говорил, что информацию про ствол ему скинул его информатор, которого он, сука, так мне и не назвал. Не хочет по-хорошему, значит будем по-плохому. Иначе завтра, Шахов высосет мне весь мозг!

- А с этим что делать? Развяжем… или как?

- Пусть пока полежит, - ответил Трегубов. – Глядишь, что ни будь да вспомнит.

Сальваторе, стараясь не наступать на пятки, тихо шел по чердаку. Старый, заваленный хламом чердак освещался светом, льющимся из слуховых окон, а развешанное кое-где белье, похоже, было давно забыто кем-то, может, ещё с военных времен. Сальваторе не любил делать этого с крыш и чердаков. Но это было желание заказчика, совсем не знакомого с его работой. А Сальваторе гордился собственной рассудительностью и осторожностью, гордился тем, что действовал всегда обстоятельно, без суеты и без излишней медлительности. Он не гнался за большими деньгами, прекрасно понимая, что, если предлагают высокую сумму, то следующим клиентом может быть он. Поэтому предпочитал заказы среднего звена и действовал по принципу «тише едешь – дальше будешь».  Сальваторе был киллером, обычным итальянским киллером, родом из южной Сицилии. В свое время отслужил в армии и не приобрел ни одной мирной профессии. Из-за чего не смог найти работу в городе по душе, он решил пойти совсем по другой дорожке – заниматься тем, чему его учили в армии...

Вот, наконец, и нужное слуховое окно; положив чемоданчик, он присел. Прислушался – кругом тишина, нарушаемая лишь голубями сидящими на карнизах. Район достаточно тихий, недалеко от моря. По узкой дороге, проходящей между домами, не разъехаться и двум автомобилям, только если изредка с треском пронесётся какой-нибудь скутер. Дом, напротив, ничем не отличался от домов, построенных в довоенной Италии: четыре этажа, налепленные вразнобой балкончики, почти все окна открыты.

Посмотрев на часы, Сальваторе решил  готовиться. Вернувшись назад, все так же неслышно ступая по чердаку, он сорвал первую попавшуюся тряпку с бельевой верёвки: надо было как-то завесить слуховое окно, чтобы случайный взгляд не засек его и не вызвал любопытства, что же он делает на чердаке напротив.
Зашторив этой пересушенной и почти ветхой тряпкой окошко, Сальваторе открыл маленькие бесшумные замочки на чемоданчике, достал каждую деталь оружия, и, не спеша, с каким-то благоговением собрал винтовку. Вставил в паз прицел, снял с окуляров колпачки и протер кусочком бархата линзы прицела, поднял защелку предохранителя и передёрнул затвор. Ему оставалось только ждать. Солнце клонилось к закату. Скоро морской бриз должен принести вечернюю прохладу, и ожидание на душном чердаке будет не таким мучительным.

Он не испытывал жалости к своим жертвам, никогда не задумывался о том, кто они. Сальваторе считал, что занятые в бизнесе люди сами похожи на хищников и рвут друг друга, как голодные волки в драке из-за добычи; что люди от природы - воры, ибо вместо того, чтобы долго и упорно честно зарабатывать, им куда проще и быстрее украсть. Так и устранение конкурентов – то же самое воровство, а к ворам и волкам жалости быть не может. Сегодня ты закажешь, завтра тебя.

Жертва ещё не появлялась. Сальваторе достал из кармана фотографию: полноватый мужчина с утомленным лицом не производил впечатления бизнесмена, да и не живут бизнесмены даже средней руки в домах, где до окна соседнего дома и десяти метров не будет… Скорее всего свидетель какого-то преступления. «Забыл, наверно, основное правило трёх обезьян – ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю», - подумал он.

Сальваторе отогнул занавеску: на коротенькой и узкой лавочке возле дома сидел парень в темных очках. Приникнув к прицелу, Сальваторе рассмотрел его. Абсолютно темные очки, посадка головы, неестественно напряженная поза человека, не видящего, а слушающего мир, наводили на мысль, что парень слепой. «Бедолага»,- подумал Сальваторе и стал рассматривать через прицел открытые окна, в которых шла обычная жизнь итальянских семей. Опустив прицел вниз, он опять посмотрел на того парня; неожиданно его лицо показалось ему знакомым.

«Земляк? Да нет… хоть и темноволосый, но светлее чем наши, явно не южанин…» - внимательно рассматривал он его лицо, красивое, но не выражающее никаких эмоций. Так и не вспомнив, Сальваторе достал сотовый, вставил наушник в ухо. Нажал кнопку, зазвучала его любимая «Con te partiro» в исполнении Андреа Бочелли. Он мог слушать эту песню по двадцать раз подряд. Блуждая взором, по-прежнему осматривая дом и парня,  Сальваторе вдруг заметил в конце улицы девушку, идущую крадущейся походкой. Вскоре она остановилась, сняла туфли и босиком на цыпочках, стала приближаться к сидящему парню, с каждой секундой стараясь делать это как можно осторожнее.

Сальваторе заинтересованно подался вперед, спрятал наушник и сотовый в карман.
- Кармэла! – громко сказал парень и улыбнулся. – Бесполезно… я знаю, что ты рядом.
- Ну почему?! – засмеялась девушка и села к нему на колени.
«Эта-то точно южанка, смуглая, черноволосая, хотя, что говорить – красивая», - в свою очередь заулыбался Сальваторе. – «Не удивлюсь, если у неё под платьем ничего нет и ходит небритая».
- Ну как ты узнаёшь, что я подошла? – смеялась девушка, запуская в волосы парню свои пальцы. – Я уже сколько раз пытаюсь, и ничего не получается.
- Не знаю, чувствую и всё. Запах твой чувствую за версту…
- Какой запах?! Что ты говоришь! – она легонько шлепнула его по щеке.
- Запах любимой женщины…
- И что ты сидишь? Неси свою любимую женщину к себе домой.
Парень поднялся, не выпуская её из рук и пошел; видно было, что несколько шагов до подъезда были уже абсолютно заученными.

Сальваторе посмотрел в сторону окна, где должен появиться «клиент», но в той квартире по-прежнему царил полный покой.
- Челито! – раздался голос все той же девушки из окна третьего этажа, прямо напротив того места, где прятался Сальваторе. – У тебя что-нибудь холодное есть?
«Да… парочка начнет сейчас развлекаться, что ж посмотрим, не так скучно ждать будет», - размышлял Сальваторе.

- Есть, в холодильнике посмотри… – ответил парень.
- Челито… Челито… Да, черт побери, действительно, этого парня зовут Челито. Но откуда я его знаю? – занервничал Сальваторе.

Сальваторе увидел, как девушка стоит уже раздетая посередине комнаты и, запрокинув голову, пьет минеральную воду из пластиковой бутылки. Длинные волнистые волосы до середины спины, небольшие груди, торчащие чуть в стороны, с острыми сосками, словно козьи, подумалось Сальваторе.

Направив перекрестие прицела между её ног, Сальваторе улыбнулся: «Так и думал, бритвы там, похоже, никогда не бывало…». Хотя близость окон позволяла разглядывать всё свободно, но в оптике казалось, что до всего этого можно дотянуться рукой.
В комнату вошел парень с мокрыми волосами, явно вышел из-под душа, темных очков на нем уже не было, глаза были закрыты красной повязкой.
«У меня хорошая память, ведь где-то мы с ним встречались… Хотя не думаю, чтобы он был в каком-то клане», - всё напрягал память Сальваторе.

Парень, чуть раскинув руки, попытался обнять девушку, но она, прыснув изо рта ему в  лицо водой, крикнула:
- Поймай меня сначала! И я твоя! – и, хохоча и хихикая, без конца выдувая воду ему в лицо, стала прыгать на кровати, уворачиваясь от его рук.
«Левее… правее...» - болея за мужскую половину человечества, бормотал про себя киллер, уже забывший, зачем он сюда пришел.  На соседний балкон вышла женщина средних лет, постояла, прислушалась к шуму из соседней квартиры, потом исчезла.
«Эти скучающие соседушки вечно суют нос не в свои дела», - ухмыльнулся Сальваторе и презрительно проводил её взглядом.

Да, это действительно была соседка Челито – Габриэла. То, что наблюдал сейчас Сальваторе, было одной из тайных страстей Габриэлы. Каждый вечер, открыв свою дверь и  наклонившись над замочной скважиной, она подглядывала за встречами своего соседа.

Соскочив с кровати, Кармэла попыталась, нагнувшись, проскользнуть за его спину, но парень, почувствовав снизу поток воздуха, всё-таки поймал её за талию. Подняв её своими сильными руками и перевернув в воздухе, укусил за мягкое место зубами. Кармэла взвизгнула, а Сальваторе удовлетворенно хмыкнул.
Челито перевернул девушку и, неся её  на руках, маленькими шажками, словно опасаясь запнуться, понёс к кровати. Бережно  положил Кармэлу и сел рядом.

Руки Челито заскользили по телу Кармэлы, сжимали её груди, гладили плечи.
«Интересно «видит» ли он её красоту руками? Хотелось бы спросить его об этом… хотя что думать-то: глаза есть глаза», - Сальваторе искренне посочувствовал парню.
Конечно, «порно» Сальваторе смотрел не раз, но здесь было что-то другое. Прицел словно своя видеокамера, а он невольный оператор, прикусывающий губы в такт губам Челито, следил за всем эти действием.
Челито лег на спину, Кармэла включила находящийся рядом с кроватью музыкальный центр. Заиграл какой-то современный арабский танец. «Баркани-баркани», – выводил певец, а Кармэла, сев на Челито сверху, закрыв глаза начала двигаться, выгибаясь во все стороны в ритм музыки. Сальваторе уже не мог разобрать, что же там - то ли танец, то ли секс.
Сальваторе никак не мог оторваться от этого зрелища и через какое-то  мгновение понял, что не сможет совладать с собой, хотя для этого надо всего лишь не смотреть, но сил отвернуться не было. Раскрывая глаз, прижатый к прицелу, всё шире и шире, он переводил фокус, то на лицо девушки, то на её живот, то на грудь. Девушка двигалась все быстрее и быстрее… сильные  руки Челито уже не ласкали её грудь, а крепко удерживали её за талию… и вот она остановилась… стала медленно, вздрагивая, ложиться парню на грудь…  Сальваторе зажмурился, не в силах больше контролировать себя, с силой сжал приклад вспотевшей ладонью и непроизвольно надавил на курок…

«П-ф-ф-ш-ю-к!» - раздался фирменный звук глушителя.

Сальваторе с бешено бьющимся сердцем, онемев от ужаса открыл глаза, посмотрел в прицел оптики – руки при этом дрожали, и вздохнул с облегчением – ствол, видимо, сместился в сторону, и пуля пролетела мимо девушки.
Габриэла, все это время наблюдавшая в замочную скважину, неожиданно схватилась за бок – от сильной и резкой боли она не могла даже крикнуть. Захрипев,  начала заваливаться набок, сознание стало покидать её и, упав рядом с дверью, легонько ударив по ней рукой, затихла. Кровь просачивалась сквозь белую блузку и постепенно заливала площадку перед дверью…

Кармэла поднялась и удивленно повернулась в сторону двери.
- Что там? – спросил Челито, услышав шум, заодно и  почувствовал её беспокойство.
- Кажется, там кто-то стучит к нам… - соскочив с кровати, она на цыпочках подошла к двери и, наклонившись, заглянула в замочную скважину.

Сальваторе, вытерев пот со лба, навел прицел и посмотрел на «вид сзади», глубоко вздохнул и облизнул губы.
«Жаль было бы, если эту красавицу я сейчас укокошил, и  красавицы не стало, и парню этому подгадил бы на всю жизнь. У парня, может, вся радость в этой девушке, а я… ну что за дурацкая у меня привычка все время палец держать на курке!» - ругал себя Сальваторе, без конца вытирая лоб тряпочкой для протирки оптики.

- Показалось… нет там никого, - Кармэла вернулась и легла на своего Челито. – Всё! Мне собираться надо. Через двадцать минут я должна быть на работе.
- Ты всегда приходишь только вечером по пути на работу! Только на один час или того меньше! – нервно сказал парень.
- Я замужем… - поцеловала она его и, вскочив, стала одеваться.
- Я хочу быть с тобой всегда! Кармэла!
- Перестань! Не впадай в истерику!
Челито сел и Сальваторе заметил на его крепкой спине два белых круглых шрама. «Пулевые ранения» - догадался он.
- Кармэла, ты не хочешь остаться со мной из-за того, что я слепой? Ты со мной встречаешься из жалости?
- Челито, перестань, я прошу тебя, ну сколько раз можно говорить об этом?! …
Челито подтянул к груди колени и уперся в них лбом. Кармэла уже надев платье, подошла к нему и села рядом.
- Так…  Челито, бравый морской пехотинец, а плачет… ну прости меня… - Кармэла нежно гладила его по голове.
- Посиди хоть десять минут со мной, я потом провожу до угла тебя, никуда твое ночное кафе не денется, если опоздаешь немного…

«Вспомнил! Я же видел в прошлом году его фото в местной газете. Тот самый смелый Челито Фабретти из «Батальона Святого Марка», который в Ливане вытащил двух мальчишек из-под ураганного обстрела, потерявший зрение и тяжело раненный, но сумевший спасти их», - уважительно подумал Сальваторе – сам бывший военный. В газете не сообщались подробности, но Сальваторе, не понаслышке знающий все ужасы войны, вполне представлял, что пережил этот парень…

**********
…Челито хорошо  помнил тот день, когда, нарушив хрупкое перемирие, противоборствующие стороны начали яростно обстреливать друг друга. Из-за грохота, дыма и пыли невозможно было разобрать, кто и откуда стреляет. Миротворцы, в составе которых был Челито, оказались как бы между молотом и наковальней. Помнил, как в один из домов попала ракета, выпущенная из «Града» с ливанской стороны… детский крик… пламя… Он выскочил из укрытия, влетел в горящий разрушенный дом, схватил зареванных пацанов трех и четырех лет, кинулся к выходу. На улице он,  немного не успев добежать до своих, запнулся и упал, подгреб пацанов под себя, пытаясь их хоть как-то прикрыть, потом яркая огненная вспышка перед глазами и взрыв кумулятивного снаряда. Мальчишек и его, катающегося, вцепившегося в лицо руками, вынесли из-под огня товарищи. Помнил, как кто-то тащил его на себе, затем почувствовал, будто его ужалили две гигантские пчелы… и потом -  мрак…
Мальчишки, как он узнал потом, тоже пострадали, но остались живы. Благодаря тому, что он накрыл их своим телом, пламя их почти не тронуло. А он очутился в госпитале. Всё ждал, когда рассосётся светлая пелена перед глазами… но не рассосалась…
- Герой! – хлопали его все по плечу.
- Дурак! - шептал он про себя, когда ему сообщили, что надежды нет…

После госпиталя наступило одиночество… Привыкал перемещаться в новом мире, где ничего не видно. Мысли о самоубийстве
посещали все чаще и чаще, пока совершенно случайно не познакомился с Кармэлой на улице. Она первая подошла к нему и попросила зажигалку. Услышав её чудный голос, слегка нетрезвый в этот день, он захотел поговорить с ней, и потом понеслось…
…её голос, её поцелуи снились ему по ночам...

Была в его жизни и другая женщина, которая просто не давала проходу.
- Какая тебе разница кто перед тобой? Все равно я женщина, а ты молод и я знаю, что ты хочешь женщину! – лезла обниматься и целоваться соседка по площадке Габриэла. А он отталкивал её - не мог перебороть брезгливости, и до сих пор не знает, что на него нашло тогда в подъезде, когда Габриэла, припертая к стенке, шумно дыша ему в ухо, громко стонала, а он стремился просто проткнуть её и сделать как можно больней... Запах мерзких духов, жесткие волосы, сожженные то ли «химией», то ли перекисью, царапали ему щеку… Когда всё закончилось, он просто отшвырнул её в сторону. Долго мылся под душем, было стыдно за свой поступок. Злился на себя, на неё, на её слова: какая ему разница – ведь он не видит ничего? Но, потеряв зрение, человек ведь не теряет душу…

************
В раскрытом окне, чуть дальше от окна Челито, появилась фигура «клиента». Опершись одной рукой на подоконник, а второй держа маленькую чашку, мужчина смотрел куда-то в сторону и маленькими глотками не спеша пил кофе. Прицелиться Сальваторе хватило меньше секунды.

«П-ф-ф-ш-ю-к! П-ф-ф-ш-ю-к!» - это Сальваторе буквально за одно мгновение отправил две пули подряд. Мужчина отлетел вглубь комнаты, кофейная чашка упала на край подоконника, и кофе тоненькой струйкой потек на улицу. Сальваторе быстро разобрал винтовку, сложил в чемодан, подобрал гильзы, оглянулся в сторону сидящих в обнимку парня и девушки. «Прощайте», - мысленно сказал им и быстро, ступая по-кошачьи, пошел к выходу…

***********
- Мартини со льдом, - обратился Сальваторе к бармену и уселся на круглый стул неподалеку от телевизора. Белокурая молодая дикторша быстро,  словно куда-то торопясь, сообщала последние новости.
- …полиция сообщила, что труп Тони Рассели, обнаруженный позавчера в своей квартире, имеет прямое отношение к преступлению, совершенному двенадцатого числа в том же доме, когда была убита выстрелом через дверь Габриэла Россини. Подозреваемые в этом преступлении Челито Фабретти и Кармэла Салерно были отпущены на свободу из-за отсутствия улик. Полиция установила, что выстрелы были сделаны с чердака соседнего дома. Покойный Тони Рассели проходил свидетелем по делу…
Повернувшись к бармену, Сальваторе попросил:
- На спортивный переключите, пожалуйста.

********
- Здравствуй, синьор Челито, - произнес Сальваторе грубоватым и небрежным тоном, подойдя к скамейке на которой сидел Челито.
- Здравствуйте, кто вы? Сосед?
- Почти… - Сальваторе усмехнулся и сел рядом. - Девушку свою ждешь, как обычно?
После небольшой паузы Челито мрачно ответил:
- Жду, но она больше не придёт. После того, что здесь произошло, она боится. Ей мерещится, что стреляли в неё.
- Придёт… успокоится, придёт… честно говоря, с той тетушкой случайно получилось, я  нечаянно выстрелил, сам не ожидал.
- Что?! – чуть повернув голову, удивленно переспросил Челито.

- Что слышал… это я стрелял, но я не исповедоваться к тебе пришел.
– Что вам надо и кто вы?! – напрягся Челито.
Сальваторе замолчал, при этом внимательно осматривал лицо парня, потом задумчиво посмотрел вдаль и сказал:
- Закат красивый… да ты не напрягайся, я тебе ничего не сделаю.

Помолчав минуту, подождав, когда Челито успокоится, Сальваторе вдохнул:

- Ты наверно помнишь ещё, как они выглядят?
- Закаты? С утра на вахте все время их встречал… помню, только забыть боюсь всё, что видел раньше.
- Слушай, парень, так получилось, что в тот день, я видел, как ты проводил время со своей девушкой, ты уж извини…
Челито нахмурился:
- Я не совсем вас понимаю, что вы хотите от меня?...
Сальваторе не дав договорить,  сразу перебил собеседника:
- Я представляю, как бы ты хотел её увидеть… и мне, когда я смотрел, как вы любовью занимаетесь, почему-то сильно захотелось, чтобы и ты её увидел… её лицо… глаза. Ты знаешь, грудь у неё такая красивая, хоть и маленькая… ты её гладишь, а я смотрю, и прямо своими ладонями ощущаю… такое ощущение осталось с детства… коза у нас была, Анжелика мы её звали. Один раз я подошел когда мать её доила и попросил - дай попробую, так до сих пор помню это ощущение, да и выглядит похоже… ты не злишься, что я тебе это рассказываю?
Челито полностью растерялся, но ответил:
- Нет, ни капли… расскажи ещё что-нибудь про неё, ведь я никогда Кармэлу не видел.
- Да что я могу рассказать? Я не восточный поэт, не умею. Красивая… очень красивая. Можно сказать пара прямо для тебя.
Челито опустил голову, молчал, пока из-под очков с правой стороны не выкатилась слеза.
- Я дурак, зачем тогда я побежал к мальчишкам… зачем?
По дороге пронесся мотоцикл, и Сальваторе подождав, когда стихнет шум мотора, ответил:
- Перестань, ты всё правильно сделал… Хотя мне далеко до тебя, но вот я тоже хочу совершить странный поступок… я хочу, чтобы ты увидел Кармэлу... - с этими словами он вложил в руку Челито увесистый бумажный пакет, в который обычно кладут продукцию фаст-фуда.
- Что там? – чуть испуганно спросил Челито.
- Деньги. Поедешь в Швейцарию, там есть клиника в Женеве очень хорошая, может, ещё не всё потеряно.
- Я не могу взять деньги у неизвестного человека, я даже не знаю кто вы.
- Какая разница кто я, бери, пока не передумал… эх, если бы ты видел, какая у неё задница! Сам бы кусал… - Сальваторе поднялся и, неслышно ступая, пошел по дороге.
- Синьор, а как вас  зовут? – спросил Челито, но рядом уже никого не было…

Сальваторе этот день долго не мог заснуть. Закрыв глаза и улыбаясь, представлял, как Челито, блестя своими черными глазами, бегает по траве за хохочущей и уворачивающейся от него Кармэлой, поливая её из матушкиного кувшина козьим молоком. Молоко ручейками стекает по коричневому телу девушки, застревает в волосах между ног….

*****************
Челито сидел в кафе; посетители давно разошлись, на стене плазменный телевизор на минимальной громкости рассеивал предрассветную тишину. Кармэла, не спеша протирая столики, заканчивала свой трудовой день.

По телевизору передавали ночные новости, Челито изредка равнодушно посматривал в его сторону правым глазом, другой был закрыт черной повязкой. Без конца поторапливал Кармэлу:
- Кармэла! Ну, милая, давай быстрей и не забывай - тебе нельзя перетруждаться.
- Успокойся, мой пират, - улыбалась ему. – Подожди, всего три столика осталось протереть. Ты бы пока все стулья на столики сложил.
То, что Кармэла оказалась подозреваемой в убийстве в паре с какой-то непонятной личностью, послужило причиной для её развода с мужем. Она сама возила Челито в Женеву. Всю жизнь они будут помнить, как она сидела напротив его, сжав кулаки перед губами, когда врач медленно сматывал бинт с его глаз… а он долго боялся раскрыть веко и жмурился от непривычно яркого света, и самое первое что увидел – это были её глаза, широко раскрытые, с длинным разрезом, совсем чёрные…
Вылечить у Челито удалось только один глаз, но это уже мелочи…

-… вчера вечером - чуть слышно бормотал телевизор голосом этих вечно торопящихся репортёрш с итальянским темпераментом, - был обнаружен труп мужчины, оказавшимся Сальваторе Сантини. По словам полиции - это известный в криминальных кругах киллер по прозвищу Сопрафино*. Он был застрелен, когда выходил…
- Ну всё! – сказала Кармэла. – Пошли домой?
- Пошли… - ответил Челито, задумчиво рассматривая на экране фотографию незнакомого мужчины с серьезными глазами и армейской стрижкой.
Кармэла, щелкнув пультом, выключила телевизор. Они вышли. Кармэла закрыла кафе и, обнявшись, они пошли по пустынной дороге вдоль набережной, навстречу поднимающему рассвету. Тут Челито нечаянно споткнулся.
- Вот черт!
- Тише, не ругайся так… Он же всё слышит…наш ребёночек …

* - с итальянского – «очень точный»