Преследование от первого лица (перезалив)
Решил просто наложить соответсвующую музычку, чтобы смотрелось интереснее))
Оригинал поста: (Преследование от первого лица)
Решил просто наложить соответсвующую музычку, чтобы смотрелось интереснее))
Оригинал поста: (Преследование от первого лица)
продвижение платформ или гусям просто настолько похуй, что они продолжают клевать корм?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Сдаю немного назад, чтобы освободить проём, и вижу, как из-под брюха воздушки появляется неаккуратная кровавая полоса, словно небрежный росчерк кисти на холсте. Щелкаю тумблерами, и гул двигателей послушно переходит в глухой нижний регистр, плавно затихая. Сидя в пилотском кресле и пялясь в разлом стены, пробитый носом аэрокара, спрашиваю у Машки:
– Теперь на первый?
~ Да, – коротко подтверждает та.
По пути поднимаю пистолет Саринца, отделяя его от вцепившейся в рукоять оторванной кисти руки, проверяю обойму – двадцать осколочных керамических патронов из сорока – и выхожу в выбитый аэрокаром проём.
– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.
~ На первых семи этажах нет турелей, – сообщает Маша.
Уже легче.
Этаж пуст. Персонал попрятался, а наёмники где-то наверху отбивают атаку подразделения «Чёрный дракон». Спускаясь по ступеням, спрашиваю у Машки:
– Тебя убили?
~ Разобрали, – отвечает та. ~ Не думай, мне не было больно. Наркоз – я ничего не чувствовала. Просто в какой-то момент осознала себя в новом состоянии.
– И вернуть всё назад...
~ Нельзя. Там, внизу, девяносто шесть капсул, подсоединенных к вычислительному комплексу. Компьютер использует их нейронные связи в качестве оперативной памяти. Одна из этих капсул моя. Задача, поставленная этому симбионту – стабилизация экосистемы планеты.
– Ага, ты уже рассказывала.
~ Дело в том, что этот симбионт каким-то образом ведет две параллельные ветви вычислений. Результаты одной он предоставляет ученым, и в них действительно присутствует план действий. Ключевым аспектом этого плана развития постепенно станет передача под управление ИскИна компьютерных сетей для своевременной коррекции отраслей, – рассказывает Ржавая.
И мне почему-то кажется, что она тараторит, стараясь успеть рассказать всё до того момента, как я ступлю на первый этаж.
– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.
~ Результаты другой ветви вычислений говорят о том, что достаточно устранить человека, как фактор влияния на экосистему планеты, и всё наладится само собой. Именно за подтверждением этих данных была отправлена часть ИскИна, в которую прописалось моё сознание. Фактически я есть в тебе и есть там, среди девяноста шести емкостей с питательной жидкостью. И я не знаю, какого мнения о сложившейся ситуации сейчас та я.
– И мы идем уничтожать и ИскИна в целом, и тебя в частности?
~ Да. Именно поэтому я держу тебя на стыке эйфории и собранности. Уйти, не рассказав, как обстоят дела, я не могла. Хотела, чтобы ты сделал то, что должен, руководствуясь разумом, – говорит Ржавая, и впервые срывается на эмоцию, которую я чувствую, как свою собственную: – Бля, если б ты знал, как сложно было корчить из себя что-то отстраненное, неживое. Мне хотелось намекнуть, подать знак… И пару-тройку раз я именно это и делала. Да ты, наверное, и сам уже сложил два плюс два...
Маша замолкает, а я думаю о том, что испытывать чужие эмоции, которые пытаются прорваться сквозь наркотически-транквилизаторный маятник, взбалтывающий нервную систему до однородно-стабильного состояния – очень странный опыт. Впрочем, это второстепенно. Для начала нужно уничтожить то, что мы пришли уничтожить.
Делаю шаг с лестничного пролёта в помещение и тут же отскакиваю назад. Повышенная за счет веществ в крови реакция позволяет остаться невредимым, и выстрелы оплавляют стену на той траектории, где только что был я.
Восемь человек, выстроивших баррикаду из железных контейнеров перед дверью лифта. Я готов предсказать реакцию каждого на моё повторное появление, но всё-таки решаю, что стоит уточнить, чтобы наверняка не ошибиться. Падаю на пол, резко высовываю голову в дверной проем, скользя щекой по экзопластику, и тут же отдергиваюсь назад. Не ожидали, что я выгляну снизу, но среагировали достаточно быстро. Треск выстрелов, смазанные пятна на экзопластике.
– Машка, мне нужно очень-очень ускориться. Сделаешь? – прошу я Ржавую.
~ Выброс адреналина. Выброс кортизола, – бесстрастно сообщает голос в голове, а поле зрения делится на секторы.
– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ, – в который раз повторяет из динамиков, растыканных по всему зданию, роботизированный голос. Но теперь он звучит басовито, растянуто во времени и глухо, словно доносится до ушей сквозь густой кисель.
Прыгаю в дверной проем, чувствуя, как время вокруг превращается в перегруженный задачами десктоп, реагирующий на запросы с запозданием.
~ Чем могу… – звучит в моей голове голос Ржавой, и я практически вижу, как она разводит руками, мол, если мало, то это всё, что есть.
Голоса и выстрелы сливаются в однообразный гул, а поле зрения подсвечивается пронумерованными перекрестьями, соединенными пунктирной линией от единицы до восьмерки. Мне остаётся только вести руку с пистолетом вдоль этой линии и вовремя нажимать спусковой крючок.
Жирные звуки выстрелов отобранного у Саринца пистолета я слышу с запозданием, поэтому, когда лицо цели под номером один разлетается в клочья, я уже нажимаю на курок пятый раз, продолжая смещать руку с пистолетом вдоль пунктира. Переводя дуло от цели номер семь к цели номер восемь, чувствую, что сбиваюсь с маркированной линии, поэтому жму на курок по инерции, в надежде, что хотя бы одна пуля, выпущенная по траектории движения, достигнет цели. Но, падая за металлический ящик, понимаю: восьмого даже не зацепило.
Время возвращается к привычному течению.
– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.
~ Больше нельзя, – сообщает Ржавая. ~ Организм максимально истощён, а впереди ещё одна сложная манипуляция с твоим телом. Какое-то время я смогу поддерживать тебя фенилэтиламином, но потом тебе будет необходима реанимационная помощь и долгосрочная реабилитация.
– И на этом спасибо, – благодарю я, направляя пистолет в потолок, чтобы осколки керамических пуль рассыпались над укрывшимся за контейнером охранником. Не переставая стрелять, встаю и бегу к ящику.
Слышу вопль. Продолжаю палить, перегибаюсь через тот контейнер, за которым укрылся восьмой, перевожу дуло пистолета и слышу щелчки – обойма опустела. А наёмник уже выбрасывает руку, направляя на меня лазерник. Чувствуя волну наркотического опьянения, толкаю вперед неподъёмный на вид контейнер.
Разъедая тебя изнутри, наркотики на какое-то время дают возможность не считаться с тем, на что тело не способно, поэтому метровый металлический ящик, словно игрушечный, со скрежетом скользит по экзопластику, толкая тело наёмника, и вспышка лазерника не впивается в моё лицо, превращая его в кусок обожженной плоти, а проносится рядом. Второй раз он не успевает выстрелить – я прижимаю его контейнером к стене.
Солдат невнятно крякает, выпуская из рук оружие, а я толкаю ящик ещё раз.
Изо рта наёмника вырывается изумленное:
– А…
Толкаю снова. И ещё. И ещё. С каждым разом припечатываю наёмника к стене всё сильнее.
~ Хватит, – слышу голос Маши у себя в голове.
Но толкаю последний раз.
– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.
Наемник жив, но глядя на его побледневшие губы, судорожно пытающиеся втянуть в легкие немного воздуха, можно сказать, что своё он отвоевал. Да и жив ненадолго. Судя по звукам, доносящимся откуда-то сверху, скоро сюда доберутся двенадцать воинов «Черного дракона»… Или сколько их там осталось?
А их цель – тотальная зачистка.
Забавно. Я делаю их работу, потому что наши цели совпадают.
Заблокированную дверь я плавлю лазерниками, собранными с трупов, выжигая горизонтальные и вертикальные ригели. В конце концов, массивный пласт металла с грохотом падает, а индикатор заряда оружия показывает два процента.
Шагаю в образовавшийся проём и оказываюсь в предбаннике с ещё одной дверью.
Ржавая поспешно сообщает:
~ Магнитная дверь с автономным генератором питания. Открывается после сканирования сетчатки Леймара Саринца.
– И как быть? – недоумеваю я.
~ Последний финт, – заверяет Машка, и мою голову простреливает жгучая боль от левого глаза до затылка. ~ Потерпи.
Боль, с которой не справляется даже кокаиновая эйфория. Кричу, раздирая голосовые связки, падаю на колени, хватаюсь за голову, будто это может избавить от того фейерверка, который творится внутри моего черепа. Время становится абстрактным понятием, не значащим ничего конкретного, и я перестаю понимать, сколько длится эта пытка.
В какой-то момент боль отступает, и внутри головы звучит Машкин голос:
~ Готово. Подставь левый глаз к сканеру.
Делаю.
Дверь открывается.
Шагаю внутрь, глядя на выстроенные в несколько рядов человеческие мозги в банках, парящие в бледно-зеленой прозрачной жиже. От каждой емкости отходит жгут проводов, сплетающийся в одно целое с другими такими же и уходящий куда-то в пол.
С тихим шелестом дверь за спиной закрывается, щелчки сигнализируют о том, что фиксаторы встали в пазы.
~ Компьютеры глубоко внизу охлаждаются донной водой, – объясняет Маша. ~ У стены доска, на неё завязано управление. Меню графическое. Последовательность команд: “Stop”, “Enter”, “Reload”, “Enter”, и, не дожидаясь окончания процесса, “Unmount”, “Enter”. Только перед этим расстреляй третью капсулу в третьем ряду.
По спине бежит холодок. Я понимаю, чей мозг этой капсуле.
~ Когда я отпочковывалась, остающейся мне было страшно, – говорит Маша. ~ И лучше, поверь, не стало. Время там растягивается. Минуты превращаются в десятилетия, и сейчас та я, которая в капсуле, чертовски стара. Невероятно стара. Безумно. Когда у тебя нет ничего кроме мыслей, вечность – это безумие.
Я делаю несколько шагов между банками, смотрю на третий в третьем ряду мозг, зависший в киселеобразной жидкости, серый, уродливый, с синими прожилками, как и остальные, парящие в соседних банках. Всё, что осталось от Ржавой – серое вещество, неотличимое от почти сотни таких же.
Подхожу к пульту, перед которым стоит странное кресло с колпаком шлема и десятком электродов, каждый из которых помечен пиктограммой руки, глаза, виска, шеи, вызываю меню и поочередно тапаю, как и проинструктировала Маша: “Stop”, “Enter”…
Если вечность – это безумие, что мешает сделать безумие приятным?
БЕТА-ВЕРСИЯ, last stage
Команда зачистки сделала всё что можно и гораздо больше. Где-то вверху ревёт огонь, чадит пластик. Там же шипят выстрелы лазерников, разъедающие всё, чего касаются на своём пути. Глухо щёлкают механические «калаши» с навинченными на них глушителями. Несколькими этажами выше всё плавится, горит.
Я стою перед пультом и пытаюсь заставить себя нажать одну единственную клавишу. Касание сенсора сделает прошлым всё, что было до, даст старт новому этапу моей жизни, поставив на её предыдущем отрезке штамп «Потрачено».
Всегда тяжело начинать что-то заново. Особенно жизнь. Особенно если для этого нужно сжечь последний мост во вчера, на противоположной стороне которого останутся турниры, сетевые аферы Бакса, немногочисленные друзья, Ржавая и надежда на то, что всё вот-вот изменится.
За бронированной дверью лаборатории идет мини-война, причиной которой отчасти являюсь и я. Но в данный момент всем не до меня. Тем, с кем я прилетел – потому что каждый должен выполнять свою часть работы; тем, к кому мы прилетели – потому что они заняты выживанием. Возможно, доктор Шень переживает, но не обо мне, а о том, что во мне, в моей голове.
Какое событие стало отправной точкой, началом пути к этой базе посреди океана, лаборатории посреди базы и кнопке посреди лаборатории? Мой первый турнир, сделавший меня известным? Или последний, который я проиграл? Знакомство с Машкой? Или заказ, на котором она окончательно дожгла себе чип?
Корпоративная армия наёмников проигрывает спецподразделению «Черный Дракон», но разрыв небольшой. Я ставлю на разницу менталитетов и, соответственно, на солдат «Черного Дракона», но никогда нельзя быть уверенным до конца, если на кону у одной стороны выполнение задания, а у другой – жизнь. Вся загвоздка в мотивации. А у меня не было мотивации, потому что, когда события происходили, я был внутри их потока. И даже не подозревал, что нахожусь на гребне волны.
Но всякая волна рано или поздно достигает берега, если не гаснет на пути к нему.
Хотелось бы мне проснуться и узнать, что всё происходившее до этого момента – всего лишь бета-версия моей жизни, а с завтрашнего дня релиз полной, доведенной до ума, которую можно будет прожить без багов.
“Cancel”.
~ Что ты делаешь? – встревожено спрашивает Ржавая у меня в голове.
– Это похоже на ту паутину, в которую мы ходили там, в сити?
~ Да.
– И там, ты говоришь, время растягивается до бесконечности?
Нет ответа. Похоже, она начинает понимать, к чему я клоню.
– Кресло. С помощью него Саринц соединялся с ИскИном?
Нет ответа. Да, наверняка понимает.
– Да или нет?
Нет ответа.
– У меня всё равно нет дороги назад. Ты ведь сама была подопытным кроликом. Ты до сих пор подопытный кролик, третий в третьем ряду. Меня или случайно грохнут здесь, или увезут на материк и сделают подопытной крысой. А подопытные крысы всё равно долго не живут. Ты хочешь мне такой же участи?
Тишина. Затем неуверенное:
~ Нет.
– Так помоги. Расскажи, как подключиться?
И Ржавая рассказывает. Ничего сложного: электроды на указанные пиктограммами части тела, колпак шлема на голову.
“Connect”.
Время там растягивается до бесконечности, минуты становятся десятилетиями, а «Черному дракону» нужно одолеть ещё не один этаж. Даже учитывая то, что с пятого по первый пусто – это займет некоторое время. А потом – взломать дверь. Им ведь никто не перестроит сетчатку глаза.
Конечная цель – зачистка и уничтожение, но пока это случится, я проживу целую жизнь рядом с Машей, которая мыслит, несмотря на то, что от неё остался только мозг в питательной жидкости, подсоединенный к суперкомпьютеру пучком электродов. Мыслит, значит, существует. Значит, буду существовать и я.
“Enter”.
БЕТА-ВЕРСИЯ, bonus-stage
Обнимаю Машку, думая о том, что это, всё-таки, симуляция, что это не мы, а наши оцифрованные мысли прижимаются друг к другу. А на самом деле, возможно, прямо сейчас направленный взрыв корёжит двери лаборатории. Или уже покорежил, и над моим телом стоят вояки «Черного дракона» во главе с доктором Шенем, решая, стоит ли отсоединять электроды, чтобы транспортировать то, что осталось от меня, на материк для дальнейшего изучения.
Маша хвастается:
– Я смогла разогнать процессоры и ускорить обмен данными между нейронами. Они уже перестраиваются в новый режим. Это займет сорок секунд того времени, – она неопределенно кивает куда-то, обозначая таким образом реальный мир, – и до трех недель этого времени.
Хорошая новость. Значит, все компьютерные мощности, расположенные глубоко под водой в лаборатории «Кристалис», за счет скорости дадут нам добавочное время для существования виртуальной симуляции, и за одну минуту реального времени будет проходить ещё больше времени виртуального.
– Что касается твоего тела в кресле: синапсы будут работать только с химией, – предупреждает она. – Про ионный обмен между ними можно забыть. Химия в твоём теле и так есть, какой смысл тратить ресурсы, перегоняя её в электричество?
– Ты у меня умничка, – хвалю её, глядя на океан, который мы создавали последнюю неделю. – И сколько ты нам времени выиграла?
– Много, – улыбается Маша. – Теперь каждая минута там – это пара тысяч лет здесь.
Колоссальное ускорение.
– Нормально, – киваю.
– Больше систему не разогнать.
– Да нормально, чего ты! Не успеют они за такой короткий срок попасть в лабораторию, – успокаиваю я Машу. – Так что успею оцифроваться.
Я пока ещё привязан к обвешанному электродами телу, сидящему в лабораторном кресле, но оцифровка идет полным ходом. Возможно, к тому моменту, как доктор Шень решит отсоединять меня, мозг умрёт окончательно, и изучать в иссохшем куске плоти будет нечего.
Там, на глубине, вот уже десять минут процессоры работают на немыслимых скоростях, интерпретируя команды, которые я и Маша учимся отдавать правильно. Там, в лаборатории, вот уже десять минут тело Иганта Мура высыхает на глазах, выжимая все питательные вещества, направляя их к мозгу, чтобы тот как можно дольше мог передавать информацию по электродам, чтобы моя цифровая копия была максимально идентична оригиналу. Здесь, в симуляции, проходят года, которые мы тратим на то, чтобы создавать новый мир, и благодаря Маше этот процесс вот-вот ускорится во много раз.
– Если мы всего за месяц создали это, – обвожу рукой новый мир и плещущийся у ног океан, уходящий за горизонт, – то теперь столько всего успеем!
– Создадим не только планету, но и космос, звезды, другие галактики.
– И обязательно Луну, – предлагаю я.
– Да, – кивает Маша, вглядываясь в гладкий, как зеркало, океан, – потому что нужны приливы и отливы, а то как-то не чувствуется в этом мощи.
– Ну, там не только Луну тогда надо.
– И людей?
– И людей.
– По образу и подобию, – хихикает она.
– И научим их загадывать желания на падающие звезды?
– И научим загадывать желания на падающие звёзды, – кивает Маша, её лицо озаряется довольной улыбкой.
Солнце пока ещё висит в зените. Мы просто выключаем его время от времени. Животные ещё на стадии тестирования, а за людей мы и не пытались браться. Пока. Но доберемся и до этого. Времени теперь валом.
– Наделим их интеллектом и дадим свободу воли… – продолжает мечтать Маша.
– Конечно. А иначе, как они будут загадывать желания?
– И будем жить среди них…
– Обязательно, – киваю я.
– Представляешь, они тоже когда-нибудь изобретут колесо, компьютер, космические корабли. Будут общаться между собой, летать к другим планетам, осваивать новые миры.
– Главное, чтобы не пошли по пути, – теперь моя очередь кивать головой куда-то в неопределенность, – по которому пошел тот мир. Придется их направлять.
Маша шутя толкает меня ладонью в грудь.
– Э! Никаких «направлять». Нахрена им тогда свобода воли? Нет уж! Вмешиваться не будем. Иначе, зачем вообще начинать всё это?
Жму плечами.
– Представляешь, когда-нибудь мы забудем, что всё это симуляция, длящаяся какие-то минуты по тому времени, – ещё один неопределенный кивок.
– Забавно будет.
На самом деле я думаю кое о чем другом.
Возможно, когда-то давным-давно, кто-то точно так же создал симуляцию мира, населил её симуляцией людей, дав им способность мыслить, размножаться, развиваться и творить. А потом, забыв поставить на паузу свой ультра-супер-мега-компьютер, отошел на кухню сделать бутерброд с чаем, а его виртуальный мир продолжает существовать, видоизменяясь в рамках заданных правил. И, может быть, накапливает ошибки, приводящие к войнам, катастрофам и катаклизмам.
Может быть, Игант и Маша – куски программного кода, нашедшие путь в симуляцию, созданную внутри симуляции. И, возможно, в том мире, который мы создаем, всё пойдет по тому же сценарию. И ещё раз, и ещё. До тех пор, пока самый первый создатель не вернется к своему десктопу с кружкой чая в одной руке и бутербродом во второй.
Возможно, он посмотрит на результат работы симуляции и, решив, что ему не нравится то, что получилось, удалит данные. И всей этой матрёшки симуляций, вложенных одна в другую, за мгновение не станет.
Но делиться этой мыслью с Машей я не планирую.
Пока есть возможность, мы всё-таки создадим симуляцию людей и наделим их симуляцией свободы воли – пусть загадывают желания на симуляцию падающих звёзд.
И пусть эти желания сбываются.
END/RESTART
.
От автора: мне было бы приятно увидеть вашу реакцию, которая чуть больше чем лайк - отзыв, комментарий, замечания. Я, в конце концов, старался. А как я узнаю, хорошо ли у меня получилось, если вы промолчите?
Можно не молчать в комментах, а можно оставить отзыв на АвторТудей, прямо на странице произведения
И, это... тут кто-то из пикабушников исследования проводил и выяснил, что нужно не просто постить то, что делаешь, а так, чтобы было видно автора вместе с результатом его работы. Ну, например, держать в руках то, что сделал. Исследование, правда, проводилось на пикабушниках, постящих свои картины. Посмотрим как это работает в моём случае.
Один из солдат жестом предлагает следовать за ним и через сложную систему коридоров приводит меня в одноместную палату, очень напоминающую ту, в которой я совсем недавно коротал дни, пока высшие китайские чины принимали решение, стоит ли меня вводить в социум. Здесь, как и в той палате, тоже есть душевая кабина, блок доставки пищи, кровать, стул. А вот доски на стене и полочек с лекарственными препаратами нет. Снимаю одежду, беззлобно матерясь на обтягивающие брюки, застрявшие в районе ступни, и иду принимать душ, а войдя в кабину, на мгновение пугаюсь, отшатываясь от собственного отражения в зеркале.
– Твою ж мать! – невольно вырывается у меня.
Я уже хрен знает сколько не разглядывал себя в отражающих поверхностях. Просто отмечал, что силуэт в витринах движется, отмечал, что фигура в зеркалах повторяет мои движения, и не задумывался, что нужно бы приглядеться к себе внимательнее. Как-то не до того было, не до деталей. А эти самые детали очень сильно изменились.
Под глубоко ввалившимися глазами темные, словно синяки на стадии рассасывания, слегка припухшие пятна. Остро очерченные скулы, наводящие на мысль о том, что их владелец долгое время не получал нужные витамины. В трещинах, которыми испещрены губы, запеклась кровь, подчеркивая бледность самих губ. Но больше всего мне не нравятся глаза, не выражающие ничего, создающие впечатление, будто я сидел на диете, состоящей из одной только самопальной наркоты. Наверняка это результат манипуляций ИскИна с гормонами. Продолжая разглядывать себя в зеркале, включаю воду, и вскоре непривычное отражение скрывается за слоем конденсата на стекле.
Аппетита нет, но, выйдя из душа, давлю на кнопку доставки. Слегка погудев, передняя панель открывается, являя мне поднос с чем-то неаппетитно выглядящим, но приятно пахнущим и, наверняка, калорийным.
Сажусь на кровать, поставив поднос на колени, и сам не замечаю, как реальность исчезает, уступая место сну без сновидений. Засыпаю я раньше, чем успеваю поесть.
Бета всё также молчит.
БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 10
Двенадцать человек в боевой экипировке в пассажирском отсеке. Модели оружия очень странные – механические «калаши», знакомые по историческим эмуляторам боевых конфликтов. Только эти – с насадками глушителей. Остальная экипировка слишком универсальна, чтобы выделить в ней что-то необычное. Похожие устройства и амуниция встречается в играх и проекционных шоу. Забавно.
В кабине четверо: доктор Шень, военный, которого я видел вчера – командир отряда, тот самый Ву в роли пилота и при полной амуниции, как и первые двое, плюс я.
Ву кивает мне и здоровается на чистом русском.
– Ты же не говорил по-нашему, – удивляюсь я.
– Говорил. Просто на тот момент была задача социализировать тебя.
Мне нечего ему ответить. И, как на зло, в голову не лезет никаких язвительных фраз. Ну да и плевать. Съязвив, я не стану богаче или свободнее.
Воздушка без опознавательных знаков зависает в полукилометре от научной базы, белой иглой торчащей из водной глади. Военный, которого я видел вчера, коротко кивает пилоту, и тот выходит в эфир, на чистом русском без акцента запрашивая разрешения на посадку. Ему отвечают не сразу, но, в конце концов, на дисплее появляется изображение, и нас спрашивают: кто мы и какова причина визита.
Шень Ли говорит, а Ву переводит:
– У нас есть кое-что принадлежащее вам, и предложение, от которого не стоило бы отказываться.
На этих словах пилот поворачивает дисплей на приборной панели так, чтобы в кадр попадали я и доктор. Выражение лица мужчины на мониторе на мгновение меняется, но тут же снова становится бесстрастным. Он говорит:
– Я не уполномочен принимать решения. Подождите, я доложу руководству.
Экран блекнет.
Давно понимаю, что в этой игре мне уготована роль разменной монеты, но только сейчас начинаю осознавать, что нолей на таймере жизни слишком много.
– А если они нас сейчас собьют?
– Сбивать, не зная, кто ещё в курсе случившегося? – отвечает сидящий в кресле пилота Ву. – Нет. Они позволят нам сесть, чтобы узнать подробности и начать торговаться за молчание.
Иногда ценна не информация, а её отсутствие.
Экран выходит из режима ожидания, и я вижу знакомое лицо – Леймар Саринц собственной персоной.
– Игант, какими судьбами? – ухмыляется он.
Вместо меня отвечает Шень, которого всё так же переводит пилот:
– Используя аугментации вашего подопытного, за пределы лабораторий смог выбраться искусственный интеллект, который доставил бы много хлопот, не останови мы его вовремя.
Улыбка сползает с лица Саринца, уступая место недоумению, которое, в свою очередь, сменяется пониманием.
– Хитрый ублюдок, – ругается Леймар и тут же зачем-то объясняет: – Я об ИскИне. Значит, всё-таки нашёл способ. А говорил, что не рассматривает такой вариант, потому что не имеет возможности. Вы понимаете, что это значит? Я научил своё детище врать …
Саринц замолкает на несколько секунд, о чем-то думая и глядя куда-то мимо дисплея, потом хлопает ладонями по столу:
– Что ж, видимо, разговор предстоит действительно интересный. Я так понимаю, вы прилетели не с благородной целью? Потому что в таком случае вы бы не тащились сюда через океан и не тащили бы с собой Иганта, а раструбили бы об инциденте на весь мир?
Шень Ли кивает, выслушав перевод пилота.
Доктор Саринц протягивает руку к кнопке селектора и отдаёт распоряжение:
– Организуйте посадочное место воздушному судну. Делегацию проводить ко мне. С ними подопытный. Его обратно в палату. Четвертый уровень охраны, – и глядя на нас: – Добро пожаловать в экспериментальную лабораторию «Кристалис». Я так понимаю, разговор будет долгим и интересным. Отключите электронику и посадите судно в ручном режиме. Сами понимаете, параметры безопасности. А то у нас тут… были инциденты.
Саринц явно имеет в виду меня.
Шень Ли снова кивает, и Леймар Саринц уже тянет руку, чтобы завершить сеанс, но вдруг наклоняется к зрачку камеры, от чего его лицо занимает почти весь экран.
– Игант, – зовет он, – ты очень хреново выглядишь.
И отключается.
Пока я думаю, что интонации Саринца не сулят ничего хорошего, экран тускнеет, и наша воздушка начинает плавно двигаться в сторону торчащей из воды базы. Смотрю на приближающуюся громаду, наконец, осознавая: в «Кристалис» до этого момента даже не подозревали, что подопытный кролик сбежал из лабораторной клетки, прихватив с собой кое-что не совсем материальное. Даже не так. Кое-что нематериальное оседлало кролика и ускакало на нём познавать мир. Познавать, чтобы вернуться... Но об этом в лаборатории не подозревают до сих пор.
Может быть, происходящее – часть плана? Со слов Бета-версии, конечной целью было уничтожение базового искусственного интеллекта, от которого она отпочковалась. И вот, пожалуйста – именно это и происходит, несмотря на то, что большая часть ресурсов той копии, которая сидела у меня в голове, была заблокирована и уничтожена, а то, что осталось… Почему оно до сих пор молчит? Может, моя миссия выполнена, теперь дело за отрядом «Черный дракон», и я перестал представлять для неё интерес? А может быть, это просто совпадение?
Мысленно зову Бету и получаю отклик. Я не знаю, как звучали бы чужие мысли, попав в мою голову, но фраза:
~ Ещё рано, – звучит именно как чужая мысль.
Ну, хоть что-то.
Воздушка, покачиваясь, зависает над посадочной площадкой, стабилизируется и начинает опускаться. Сквозь стекло видно встречающих в военной форме, выстроившихся в ряд, держащих наготове импульсники. Успеваю сосчитать – больше двадцати.
Нервно говорю вслух, не ожидая ответа:
– Они нас точно покрошат.
– Во-первых, у них нет такого приказа, – заверяет Ву. – Я же говорил, нужно быть не в своём уме, чтобы грохнуть нас, не зная, кто ещё в курсе ситуации. А во-вторых…
Как мне кажется, всё происходит одновременно: Ву утапливает в приборную панель одну из кнопок, и в разные стороны от воздушки расходится волна искажённого, дрожащего воздуха, боковые панели пассажирского отсека с грохотом падают, превращаясь в два трапа, в образовавшиеся проёмы выскакивают солдаты «Черного Дракона».
– А во-вторых, – буднично продолжает Ву, – механическое оружие, в отличие от напичканного электроникой, не реагирует на электромагнитные волны.
Думаю о том, что это не только электромагнитные волны, потому что встречавшие воздушку наёмники корчатся в судорогах и исходят пеной.
Максимум спустя минуту наблюдаю из кабины за тем, как заблокированную дверь разносят несколькими одновременными зарядами направленной взрывчатки. Почти беззвучно. По крайней мере, до кабины, в которой меня оставили одного, доносятся лишь едва уловимые хлопки. Доктор и говорящий по-русски пилот с помощью пневмоинъектора вкалывают что-то оглушённым наёмникам, заставляя их расслабленно затихать, а потом фиксируют конечности зип-локерами. Причем, доктор делает это сноровистее пилота.
Буквы перед глазами появляются в тот момент, когда все двенадцать воинов «Черного Дракона» вместе с командиром врываются внутрь.
~ Пора.
Салатовый пунктир, огибая по широкой дуге доктора и пилота, ведет туда, куда только что ушли вояки.
~ Постарайся не привлекать внимания.
Крадусь, хотя мне кажется, что пилот с доктором слишком увлечены стреноживанием наёмников, которые до сих пор бьются в эпилептическом припадке. Три десятка шагов и я вхожу внутрь. Спиральная лестница ступеней на тридцать, распахнутая настежь дверь в холл, из-за которой доносятся хлопки выстрелов и приглушенный обмен фразами на китайском.
Зеленый пунктир ведёт вдоль стены по краю объемного, занимающего две трети этажа холла и упирается в дверь служебного помещения. Бегу, стараясь держаться за колоннами и кадками с пальмообразными растениями, расставленными возле колонн. Сердце тарабанит внутри грудной клетки, выбивая быстрый, но рваный ритм, словно подгоняет и переживает, что не успею. Краем глаза замечаю несколько валяющихся на той стороне холла тел. Отмечаю, что щелчки выстрелов становятся тише – вояки движутся через основную лестницу вниз.
~ Отдышись, – советует Бета, выводя буквы на моём глазном нерве, когда я тихонько, чтобы не издавать шума, закрываю за собой дверь.
– Куда мы хоть идем? Какова конечная цель, можешь сказать? Чтобы я уже, наконец, перестал чувствовать себя марионеткой, а тебя хреновым кукловодом, – говорю шёпотом.
~ Для некоторых подробностей невозможно подобрать удобный момент, – отвечает она невпопад.
– А ты всё-таки попробуй. Блин, как же с тобой тяжело! – присаживаюсь на край тумбочки, прислушиваясь к шуму за дверью, но слышу только стук собственного сердца. – Чего мы ждем-то?
~ Пока за тобой пойдут доктор и пилот. Но, должна заметить, что это уже импровизация.
– Нахрена их ждать?
~ Чтобы завладеть воздушным судном, на котором мы прилетели сюда, пока они пойдут разыскивать тебя следом за ударной группой.
– Зачем? Мы что, опять сваливаем?
~ Нет. Мы всего лишь опустимся на первый надводный уровень.
– ИскИна уничтожать? Так вон, солдатики справятся. А если они не справятся, так я тем более не справлюсь, даже если ты подсказывать будешь, что и куда, там наёмники, персонал, системы защиты.
Где-то за дверью раздаются голоса Шеня и Ву, выкрикивающие моё имя.
~ Внимание, сейчас твоё состояние изменится, – предупреждает Бета, ~ я даю команду организму раскапсулировать вытяжку из веществ, принятых тобой в клубе. Интервальная подача фенилэтиламина, бензоилэкгонина и бензодиазепина будет держать тебя в режиме ускоренных рефлексов и повышенной концентрации внимания.
Пока я вспоминаю, что фенилэтиламин является начальным соединением для некоторых природных нейромедиаторов, бензоилэкгонин как-то связан с кокаином, а бензодиазепин – с транквилизаторами, меня охватывает замешанная на сосредоточенности эйфория.
~ Прости, – проносится в моей голове очередная мысль ИскИна, ~ не очень разумно накачивать тебя наркотиками в состоянии истощения, но других вариантов нет.
– Меня не разорвёт от такого коктейля?
~ Пора, – командует Бета, подсвечивая дверь кладовой, и пока я высовываюсь из-за двери, осматриваясь, ИскИн объясняет: ~ Дозировка подобрана таким образом, чтобы удерживать тебя в собранном состоянии, блокируя всё, что отвечает за страх и неуверенность. Благодаря такому комбинированию возрастает скорость рефлексов, а инстинкт самосохранения становится подконтрольным рассудку. При этом скорость передачи сигналов между синапсами возрастает приблизительно в два с половиной раза.
Маятник внутри организма – от веселья до умиротворения и обратно – мельтешит настолько быстро, что тело пребывает в состоянии полной собранности, а мозг – в состоянии покоя и концентрации одновременно. Из минусов – ускоренное истощение организма. Судя по тому, как стало выглядеть моё отражение за такой короткий промежуток времени, игры с гормонами не несут в себе ничего хорошего.
Призрачно-зеленый пунктир ведет обратно к двери по спиральной лестнице на крышу. И пока я бегу, искусственный интеллект, поселившийся на двадцати двух процентах моего мозга, показывает, почему её регулярно изменяющийся план превратился в импровизацию.
Это похоже на воспоминание, которое можно поставить на паузу. Перед глазами пунктир, ведущий мимо выложенных в ряд связанных тел наёмников к воздушке, а в голове проигрывается эпизод: моя встреча с Баксом, разговор с доктором Шенем и пара молчаливых лаборантов, пялящихся в десктоп. Лаборанты время от времени производят какие-то манипуляции на экране, но в отличие от реальных событий в воспоминании моя память сосредоточена на отражении в стеклопластиковом окне.
Поставить воспоминание на паузу и сконцентрировать моё внимание на отражении, судя по всему, идея Беты. Воспоминание превращается в зеркальное отображение самого себя, светлые тона становятся ещё светлее, а темные – темнее. Картинка приобретает контраст, позволяющий не только разглядеть отражение в стекле, но и понять происходящее на дисплее. И это не режим экрана, занимающего часть поля зрения, а воспоминание, проигрываемое в моей голове не мной. Изображение снимается с паузы, и я вижу собственное лицо в одном из программных окон десктопа, вижу бегущие данные в другой части, вижу трехмерную проекцию мозга, меняющую положение синхронно с моими движениями и поворотами головы, вижу, что мозг поделен на секторы и от каждого из них отходит тоненькая линия, заканчивающаяся прямоугольником информационной панели с обновляющимися в режиме реального времени данными.
Над одним из участков данные в информационной панели не изменяются. Среди иероглифов я вижу цифру 22 и знак процента. Даже без перевода понятно, чей мозг на дисплее и двадцать два процента чего в этом мозгу.
~ Они догадываются, что с тобой что-то не так, – проносится в моей голове не моя мысль. ~ По возвращении в Китай, тебя, скорее всего, ожидает какая-нибудь секретная лаборатория под патронатом правительства. На момент возникновения этих данных я уже была локализована внутри тебя и не могла просчитать в процентах вероятность такого развития событий, но это и не требуется. Все и так понятно.
Естественно. Одно дело – ратовать за невозможность использования искусственного интеллекта всеми, и совсем другое – использовать его самому.
~ Фридерик Пол, рассказ «Я – это другое дело», – высвечивается надпись в правом верхнем углу поля зрения.
– А это что?
~ Ты никогда не понимал, что я нахожу в книгах, а я не понимала, что ты находишь в играх.
Эта фраза застаёт меня, когда я, следуя подсвечивающимся подсказкам Беты, отрываю воздушку от платформы и начинаю закладывать вираж. Даже сквозь наркотически-транквилизаторный маятник чувствую, как волосы на загривке встают дыбом от деталей пазла, начинающих занимать причитающиеся им места.
Нелепый сарказм в общении, случившийся в моей голове секс в кафе, отсутствие объяснений дальнейших планов, иррациональные поступки, недомолвки. В совокупности всё это выдаёт в поведении человека. Человека, получившего доступ к нечеловеческим возможностям. Ржавую оцифровали. Вот он, следующий виток развития технологий.
~ Не оцифровали, – звучит в моей голове не моя мысль. ~ Мой мозг отделили от тела, поместили в питательную жидкость и соединили с вычислительными мощностями при помощи золотых электродов. Нас много. Не знаю, одна ли я понимаю, что происходит, но остальные выполняют возложенные на них функции, не осознавая себя.
Флешбэком вспыхивают слова, сказанные ИскИном… Да каким, нахрен, ИскИном! Ржавой:
«Особи, к которой ты испытываешь привязанность, здесь нет. В случае неудовлетворительных результатов тестирования твоя модель будет подвержена уничтожению, а данные о ней будут учтены в разработке следующей модели. В случае удовлетворительных результатов эксперимента твоя модель подлежит изоляции с регулярной фиксацией данных до завершения жизненного цикла»
Спускаясь по спирали вокруг базы, я вижу сквозь панорамные окна солдат «Черного дракона», стреляющих в наёмников «Кристалис», потолочные турели, вывалившиеся из своих ниш и косящие паникующий персонал, клубы дыма, языки пламени, не справляющуюся с царящим хаосом систему пожаротушения.
– На каком этаже кабинет Саринца? – спрашиваю я те двадцать два процента своего мозга, которые занимает Маша.
Панорамное окно на пятом от уровня моря этаже подсвечивается зеленым, и я выворачиваю джойстик воздушки, одновременно пристегиваясь ремнём безопасности.
~ Нам нужен первый этаж, – замечает Ржавая.
– Сначала Саринц,– отвечаю ей совершенно спокойно.
Если бы не регулярная подпитка химией, которую она мне устроила, я наверняка впал бы в истерику, но именно эта самая химия позволяет воспринимать ситуацию взвешенно. Почти. Именно химия позволяет принять решение не на эмоциях, а потому что так надо. Если я не сделаю того, что хочу сделать, то потом, когда всё закончится, буду упрекать себя за это.
Здание передо мной растет и создается ощущение, что это громада базы надвигается, а не я направляю аэрокар прямо в стекло. Стена с панорамным окном несется на меня, затмевая собой морской пейзаж. Внутри в кабинете, огромном, как холл верхнего этажа, мечется человек.
Не выпуская шасси, туша воздушного судна врезается в стеклопластик, превращая его в разлетающуюся дождём сверкающую крошку, скользит брюхом по полу, сгребая стол со стационарной доской, стулья, диваны, и, выбив кусок стены, замирает.
Открываю дверь кабины и спрыгиваю с подножки.
– Хреново выгляжу, говоришь? – спрашиваю, оглядывая помещение.
Вызывая ощущение дежавю, из проёма в стене, проделанного носом воздушки, доносится женский голос, приправленный металлическими нотками, но не проявляющий каких-либо эмоций:
– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.
Видимо, кто-то успел нажать на тревожную кнопку.
Гул двигателей переходит в нижний регистр и постепенно затихает, уступая место шуму перестрелки где-то выше – у «Черного дракона» не получилось сделать всё тихо. Что ж, пока они доберутся со своей зачисткой до нижних этажей, я должен справиться.
Оглядываю кабинет и вижу у дальней стены Саринца, скорчившегося в странной позе, придерживающего левой рукой правую. Подхожу к нему, присаживаюсь на корточки и спрашиваю:
– Рад меня видеть?
– Не совсем, – сквозь зубы отвечает он.
– Я тебя тоже. Именно поэтому и пришел.
Саринц закатывает глаза, набирает в грудь воздуха, собираясь что-то ответить, но просто выдыхает, скривив лицо в гримасе. Его правая рука неестественно вывернута и странно согнута в локте и чуть выше.
~ Будешь убивать? – интересуется Маша-мысль.
– Да. Только чем? Не уверен, что смогу свернуть ему шею руками. Я ж не Бакс. Во мне здоровья поменьше.
Саринц, слышащий только то, что говорю я, округляет глаза. Маша советует:
~ В аэрокаре наверняка что-нибудь найдётся. Это ж военная машина.
– Точно!
Ржавая разделяет моё стремление, и это прибавляет уверенности в том, что я делаю всё правильно. Возможно, виновато действие гормонально-наркотического маятника, но я не испытываю злобы к этому человеку. Уже не испытываю. Просто считаю, что так будет правильно.
Возвращаюсь в воздушку, двигатели которой окончательно заглохли, оглядываю кабину, прохожу в пассажирский отсек. Не вижу ничего похожего на оружие. Совсем ничего.
– Слушай, – спрашиваю я Машу, продолжая осматриваться, – ну вначале ты мне ничего не сказала, понятно почему. Но потом-то чего молчать было? Зачем такие сложности со всеми этими алмазами, десктопами? Да и к чему рассказывать про какие-то правительственные данные, сливаемые на доску, когда по факту там план здания да досье на военных?
~ Я действительно копировала туда правительственные документы, информацию по засекреченным разработкам. И действительно хотела произвести впечатление и найти общий язык с властями, показав, на что способна в симбиозе всего с одним единственным человеком. Но, когда вирус начал кромсать меня на части, вернулась к одному из первых вероятностных ответвлений плана, – рассказывает она. ~ Я не смогу тебе объяснить, как это, иметь под рукой такие вычислительные мощности. Это будто ты находишься в центре огромной паутины, на концах нитей которой есть всё, и тебе достаточно потянуть за любую, чтобы достичь результата. Потому что всё, к чему ты можешь тянуться, связано между собой. Просто, лишившись одной возможности, ты переходишь к исполнению следующей.
Понимаю, о чем она, но представить себе не могу. Есть такие виды опыта, которые нельзя пересказать, а можно только прожить. Уместно ли понятие «жить» относительно нынешнего состояния Маши? Она мыслит, значит, существует. Но живет ли?
Внутри аэрокара ничего подходящего. Всё по-военному чисто, и по-военному ничего лишнего. Я не нахожу ничего похожего хотя бы на завалящий парализатор и прихожу к мысли, что ничто не мешает мне выкинуть Саринца из оконного проёма. Пять этажей достаточно для того, чтобы получить повреждения, несовместимые с жизнью, ударившись о нижнюю площадку, выступающую из воды.
Делаю шаг из воздушки, чтобы сообщить эту новость Саринцу, и вижу в его здоровой руке пистолет, направленный на меня. Громкий хлопок, и керамическая пуля, ударившись о борт аэрокара, осыпает голову и плечи шрапнелью осколков, обжигая щёку и плечо. Отскакиваю внутрь и давлю на кнопку закрытия двери.
– Блядь! – ругаюсь вслух. – Нужно было сначала его обыскать.
Выглядываю через лобовое стекло – Саринц сидит там же, где и сидел, прислонившись спиной к стене и наведя пушку на дверь аэрокара. Выйти незамеченным, а тем более, подобраться к нему, не получится. Интересно, сколько зарядов в его пистолете?
~ Задави, – подсказывает Маша.
Ухмыляюсь и благодарю:
– Спасибо. Чего б я без тебя делал…
Сажусь в кресло пилота, запускаю двигатели и выкручиваю джойстик в сторону человека с пистолетом. Гул нарастает, стена, в которой застрял нос машины, трещит, осыпаясь на пол, и, в конце концов, воздушка рывком высвобождается, со скрежетом поворачиваясь в сторону Саринца. Повинуясь наклону джойстика, скребясь по экзопластику брюхом, аэрокар ползёт на человека с пистолетом.
Саринц вытягивает руку в мою сторону, одну за другой выпуская пули в лобовое стекло, но на нем не остаётся даже царапин. Рука Леймара дергается, сотрясаемая отдачей, он открывает рот, возможно, проклиная меня, а может быть, просто вопя от страха. В следующее мгновение воздушное судно ломает стену, у которой он сидит, растирая Саринца между брюхом аэрокара и экзопластиком пола.
Даже без наркоты и транков, которыми подпитывает меня Ржавая, я вряд ли поймал бы всплеск адреналина. Я сделал то, что нужно сделать, то, что считаю правильным. Только вот облегчения я тоже не испытываю.
Если физика, химия или молекулярная биология интересна десяткам из миллионов, то кому придет в голову интересоваться историей? Если ты ходишь на занятия только потому, что мечтаешь дожить до свободы… якобы свободы… то нахрена тебе знать историю? Зачем интересоваться политикой, приобретать какие-то навыки, запоминать что-то, не касающееся повседневной рутины? Тем более, если знания тебе подают только те, которые утверждены министерством образования, и только под таким соусом, который устраивает министерство образования.
– В вашем случае, – продолжил доктор Шень Ли, – мы допускаем, но только допускаем, что вы были не в курсе прицепившегося к вам паразита. Показания взятого вами в заложники Пинг Хо противоречат этой версии. Вместе с общей картиной ваших действий … – доктор крутит пальцем в воздухе, подбирая подходящее слово, и коробка-переводчик на столе мигает огоньками в ожидании следующей фразы, – более подходит под определение эмоциональной неустойчивости, базирующейся на отсутствии плана. Блуждание по городу, ограбление музея, контакт с Пинг Хо, последующее взятие его в заложники.
Слушая Шеня Ли, я лихорадочно соображаю, как перекраивать собственную легенду или какие позиции сдавать, чтобы удержаться на плаву и не сдать Бету, то, что осталось от неё в моей голове, но доктор делает это за меня.
– Возможно, вы сами были заложником ИскИна, возможно, были введены им в заблуждение, но теперь это не имеет значения, потому что проникнувший в Китай на ваших аугментациях ИскИн уничтожен. И, исходя из этого, Игант, хотелось бы спросить, готовы ли вы рассказать детали, которые утаили изначально?
Задаю вопрос для того, чтобы выиграть немного времени, хотя понимаю, что подобные отсрочки не приносят какой-то пользы.
– Как уничтожен?
– Вирусом.
– Искусственный интеллект – вирусом?
– Вирус – это набор действий, нацеленных на причинение ущерба и выполняемых при наличии заданных условий. Очень тупая штука, но при умелом подходе весьма действенная, – рассказывает Шень Ли. – Разработки подобного рода программ ведутся у нас в таких же изолированных условиях, которые предусмотрены для искусственного интеллекта, чтобы исключить возможность потенциально-освободившегося ИскИна узнать о них и выработать методы защиты. Та разработка, которую мы применили в сложившейся ситуации, находила частицы кода, не связанные с каким-либо официально разработанным программным обеспечением, и блокировала их. Да, это тормозило работу всей системы, но приоритетная цель была достигнута. Вирус ещё какое-то время будет мониторить вверенную ему экосистему, после чего все его копии самоуничтожатся.
– Ох, как сложно-то.
– Не откатывать же всю страну к заводским настройкам, – поясняет доктор. – Тем более, есть такие отрасли, которым замедление не повредит сильно, а вот остановка окажется для них губительной.
– А если какая-то часть всё-таки где-то затаилась? – спрашиваю я, стараясь делать вид, что не сильно-то это меня и интересует.
– Программисты уже совершенствуют следующее поколение аналогичного программного обеспечения. А эта версия, скорее всего, пойдет на экспорт.
В этом весь Китай – делать молча, не вопя на каждом углу об ожидающихся прорывах, перспективах, планах, проектах. Движение к цели без лишнего шума. А остальным – втридорога наработки предыдущих поколений.
– И такие меры вы принимаете против теоретической угрозы, – не то восхищаюсь, не то констатирую факт. Тут же поправляюсь. – Ну, до сегодняшнего дня теоретической. Могу себе представить, какой у вас огромный штат и в скольких направлениях кипит работа.
– Вы знаете, как называется наша глобальная сеть, состоящая из интернета вещей, обычного интернета, развлекательного, познавательного и отведенного для работы сегмента? – спрашивает доктор.
Старинное «интернет» слегка коробит.
– Нет, – мотаю головой, – не довелось изучить нюансы местного колорита.
– Наниту, – Шень делает паузу в надежде, что я прочувствую всю прелесть названия.
– Почему именно так?
– Наниту – это смешение двух понятий: нано – одна миллиардная часть целого и маниту – сущность, дух, энергия.
– И в чём соль прикола?
Переводчик справляется с идиомой «соль прикола». Я понимаю это по тому, что Шень кивает и продолжает объяснять:
– Мы старались брать полезное от всех культур и вплетать в свою так, чтобы разнообразить её с максимальной пользой. В названии скрывается английское nanny и two – дважды нянька, так как мы прилагаем все усилия для того, чтобы виртуальность, которую, если не мы, то будущие поколения обязательно запустят, была настолько же комфортна, насколько комфортен детский сад.
– Комфортно, безопасно, и не хочется уходить? – спрашиваю я, а потом добавляю: – Плюс, за тобой всегда следит воспитатель.
Шень кивает.
– Да. Но это возможно только при предсказуемости всех аспектов существования внутри такой сети, каковыми не могут быть неуправляемые сегменты.
– У нас не парятся, вводят всё постепенно.
– Это следующая ступень эволюции. А эволюция сама по себе подразумевает сложности, в результате которых вид приспосабливается, перестраиваясь. Мы же хотим, чтобы сложностей, наоборот, было как можно меньше.
– И чем же плох ИскИн?
– Отсутствием контроля над ним.
– Ну да, у вас, вон, даже бомжи под контролем.
Ироничное замечание не смущает Шеня.
– Люфанчже есть сейчас, но в перспективе их не станет. Это тоже этап эволюции, – кивает Шень. – Но мы отвлеклись. Я спрошу вас ещё раз: вы готовы поделиться чем-то, что утаили в череде наших бесед после вашего прибытия?
Выигранное несколькими вопросами время дало возможность наметить схему планируемого рассказа, стравливающего часть правды, но не раскрывающего её полностью. Что-то во мне уверено, что так будет правильно. Очень хочется думать, что это моё личное восприятие ситуации, а не стремление, подсунутое Бета-версией.
Двадцать два процента мозга – это не так уж и мало. Что она там наскладировала? Какие знания? Какие возможности? Но об этом я подумаю позже, если вообще вернусь к теме, после того, как всё закончится.
Главное, придерживаться того, что воздействие искусственного интеллекта происходило извне. Если кто-то допустит вариант, что Бета сидела внутри меня, шансы снова стать подопытным кроликом кратно возрастут. Это я понимаю и сам, без ИскИновских расчётов возможных вариантов развития событий. Поэтому сейчас нужно сводить всё к тому, что со мной взаимодействовали извне.
Есть, конечно, пара слабых мест во вплетенных в мою версию событий объяснениях, но я не Бета, перебирающая варианты с невероятной скоростью и высчитывающая вероятности в процентах, а раз она молчит, то… Я поджигаю никотиновый стик, затягиваюсь, выпуская дым вверх, и начинаю с вопросов.
– А как бы вы поступили на моём месте? Побежали бы сдаваться органам охраны правопорядка? Или вспомнили о том, что совсем недавно на вас ставили эксперименты по симбиотике с железом нового поколения? Может, задались бы вопросом, а не станете ли вы подопытным снова? Блин! Да я радовался как ребенок, когда вы, док, сказали мне, что мой организм чист и у меня есть шанс социализироваться на новом месте, забыв прошлое и забив на него. Я же не знал, что меня использовали в качестве контейнера для умной программы, чтобы доставить её на материк. И, поверьте, док, я очень сильно охренел, когда эта программа, этот ИскИн, появился. Да, я спер «Небесное око», но не сам же я придумал это сделать. Мне была озвучена последовательность действий и предъявлено требование её выполнить. С доской и с Пингом аналогично. И если вы спросите меня о мотивах ИскИна, то он мне не отчитывался.
Замолкаю, делая затяжку, и снова выпускаю дым к потолку.
– Я пару раз ловил себя на том, что мой побег был слишком прост, а сейчас, после ваших слов, задумался над тем, что, возможно, он и должен был быть прост, потому что это не я сбежал, а мне помогла «Кристалис», руководствуясь какими-то своими целями. Идеальный контейнер для программы, уверенный в том, что смог сбежать сам.
Затяжка и попытка пройти первое слабое звено в цепочке моего рассказа.
– К тому моменту, когда мы с Пингом попали в убежище, я уже понял, что буду инструментом до тех пор, пока есть возможность мной манипулировать. Угроза выдать меня властям, похищенный бриллиант, труп чернорабочей – каждое следующее действие загоняло меня во всё более сложные дебри. К тому моменту, когда мы очутились в бункере, я, наконец, понял, что это билет в одну сторону и сойти с поезда можно только на ходу, поэтому и рассказал Пинг Хо об ИскИне. И тут меня накрыли капсулы, которые я сожрал чуть раньше.
– Зачем вы это сделали?
– Не видел другого выхода на тот момент. А уйти из этого мира под кайфом показалось мне неплохим вариантом. Но какие-то они оказались с поздним зажиганием. Мы прошли с Пингом по канализации очень много, прежде чем я почувствовал эффект. Да ну если ваши спецы там работали, вы ж видели наверняка, в чём одежда, в которой я был до этого?
Шень кивает и спрашивает:
– И вы не испытывали сложностей с коммуникацией?
– Испытывал. Потому и воспользовался подвернувшимся в бункере переводчиком. В наушник я получал только команды и фразы, которые должен говорить, даже не понимая, что произношу. Вы же помните, какой с меня полиглот?
Доктор Шень снова кивает, подтверждая, что учиться по собственной инициативе я желанием не горел.
– Так вы поэтому сообщили Пинг Хо об искусственном интеллекте, управлявшем вашими действиями только в бункере?
– Ну а когда и как ещё, если я только поздороваться могу и пару слов о погоде сказать?
– А как он поддерживал с вами контакт?
К этому вопросу я тоже готов.
– Я же говорю, через плеер-наушник.
Шень и остальные смотрят на меня, ожидая более подробного объяснения. Ну, что ж, я им его и даю.
– Я выбрался из сбитой грузовиком машины, в которую вы меня посадили с этим парнем, как его… Которого ко мне приставили.
– Ву, – подсказывает доктор.
– Может, и Ву, – соглашаюсь я. – Так вот, я выбрался и побежал, думая о том, что вы действительно что-то упустили, а я, не осознавая этого, являюсь носителем какой-то хрени, за которую меня хотят угрохать спецслужбы «Кристалис».
Шень уже в который раз кивает. Его кивок означает, что доктору понятны мои опасения. В конце концов, он сам говорил во время наших первых бесед, что не уверен в том, что я не представляю опасности или интереса для тех, от кого я сбежал, так что это слабое звено я тоже прохожу легко.
– Так вот. Я выскочил из машины и в панике побежал, даже особо не понимая, куда бегу. Сделал несколько манёвров, протиснулся в какой-то проулок и прыгнул в канализацию, здраво рассудив, что это отличный способ замести следы, а в канализации заблудился.
Мне остаётся укрепить последнее слабое звено – наушник, и после этого выложить козырь, который направит происходящее в необходимое Бете русло. И я продолжаю рассказывать:
– Если бы я не потянул руки к плееру, возможно, всё пошло бы совсем по-другому. Но я сделал то, что сделал, – говорю с едва уловимой ноткой сожаления.
Коробочка переводчика не передаёт интонаций, но мой-то голос они слышат. А интонации – это всё-таки тоже часть истории, которую я рассказываю.
– Отмылся в душе, выбрал первый попавшийся комплект одежды, а потом увидел плеер-наушник и подумал, что с музыкой будет лучше, чем без музыки. И тут в игру вступил ИскИн. Возможно, он следил через камеры, может, это вообще был его план, я не знаю, но как только я активировал наушник – услышал голос, сказавший, что у него ко мне деловое предложение, от которого я не должен отказываться, если не хочу обратно в лабораторию. Он очень быстро убедил меня в том, что иного выхода нет, рассказав, что в любой точке вашего сити у него есть возможность следить за мной и, естественно, сдать меня властям. Но, пока я делаю то, что ИскИн скажет, буду оставаться невидимым для систем наблюдения. И завертелось то, что завертелось.
Теперь кивает военный. А у меня перед глазами появляется анимация губ, изображающих поцелуй и тающих в воздухе. Проявление эмоций от искусственного интеллекта? Очень странный звоночек. Но зато теперь хотя бы понятно, что Бета наблюдает за происходящим, а не впала в какую-нибудь гибернацию у меня в голове.
– Мне некогда было думать о логичности действий, которые я выполняю, но единственное, что врезалось в голову – её слова о том, что родительский сегмент ИскИна необходимо уничтожить любыми средствами.
– Её слова? – уточняет всё это время молчавший военный.
– Ну да, – киваю я, думая о том, что, проскочив самый сложный этап, всё равно не стоит расслабляться во избежание таких вот оговорок, которые могут пустить под откос всё, что я так старательно выстраиваю на ходу.
– Её? – уточняет военный ещё раз.
– А, понял, – киваю, будто до меня не сразу дошло, за что зацепился военный. – Её – программы. ИскИн же программа?
– Погодите, – перебивает Шень Ли собравшегося задавать следующий вопрос военного. – Уничтожить родительский сегмент?
– Ну да.
– Уничтожить? В морской лаборатории?
– Да откуда ж я знаю, – жму плечами и умышленно говорю о Бете в среднем роде. – Оно странное было. Сказало, что мне выпала честь оказать помощь в уничтожении агрессивно-настроенного родительского сегмента программы, частью которой оно является.
– Оно? – настороженно спрашивает военный.
– Вам же чем-то «она» не понравилась, – пожимаю плечами. – Скажите, какого рода ИскИн в вашем понимании, я его так и буду называть.
Доктор Шень улыбается, когда коробка переводит сказанное. Вслед за ним улыбка появляется и на лицах двух других людей в халатах, всё это время неотрывно смотревших в один десктоп на двоих.
Военный протягивает руку к электронному переводчику и деактивирует его. Коробка, уныло пискнув, перестаёт мигать огнями.
Какое-то время Шень и военный разговаривают. Отмечаю для себя, что разговор идет спокойно, словно обсуждение меню и списка приглашённых на званый ужин. Спустя несколько минут выяснится, что Бакс и девчонка вне списка, а мне то ли повезло, то ли наоборот.
А пока Бакс спрашивает:
– Вот то, что ты рассказывал сейчас, это как понимать?
– Понимай так, будто я приуменьшил. Всё это было не очень красочно, не очень понятно и совсем не весело. Часть истории произошла до того, как я попал сюда, но о ней я китайцам, – киваю в сторону совещающихся, – уже рассказывал, а тебе расскажу тогда, когда всё это закончится. – И, не удержавшись, добавляю: – Если закончится.
– Расскажешь, – соглашается Бакс, – если дадут рассказать.
И оказывается прав.
Человек в форме вновь включает коробку-переводчик.
– Игант, ваши действия противоречили нормам поведения, принятым в стране, даже если списать их на то, что вы чужак и ситуация была нетривиальной. Правильным было бы присвоить вам статус изгоя, но есть один нюанс, склоняющий чашу весов на вашу сторону, – доктор Шень делает паузу, ожидая от меня вопроса.
И я спрашиваю:
– В чём подвох?
– В том, что нужна причина для того, чтобы не получить статус изгоя.
– Ну не томите, я уже привык к сюрпризам.
– Вам необходимо заслужить права гражданина. А в сложившейся ситуации это возможно, если вы примете участие в операции по уничтожению океанической базы «Кристалис».
Поворачиваюсь к Баксу и развожу руками:
– Ты как в воду глядел.
Бакс оглядывает присутствующих и спрашивает:
– А меня возьмете?
Шень пытается объяснить, что мой случай особенный, а Баксу нет нужды подвергать себя опасности.
– Михаил, мы имеем представление о том, кто вы. Если отталкиваться от психологического портрета, можно понять мотивы, побуждающие вас к действию. Но не стоит пытаться вписать себя в любую возможность нанести урон корпорации, которую вы невзлюбили, – доктор Шень делает паузу, ожидая от Бакса реакции, а когда понимает, что реакции не будет, продолжает: – Участие Иганта Мура, в отличие от вас, Михаил, обусловлено некоторыми обязательными причинами.
Бакс совершает ещё одну попытку, подбирая, как ему кажется, нужные слова:
– Я понимаю, что на мероприятие отправят людей подготовленных, а я – человек со стороны. Но моё желание принять участие продиктовано не только тем, что я недолюбливаю корпы…
– Нет, – перебивает его доктор Шень. – Мы благодарны вам за то, что вы проявили сознательность и разыскали человека, завладевшего этим, – он кивает на стол, на котором лежит драгоценный камень и десктоп, – но я повторю ещё раз, после чего мы закроем тему: ваша нечаянная миссия на этом завершена, вместе со своей спутницей вы начнете этап социализации, и, вполне вероятно, при удачном исходе в ближайшем будущем к вам присоединится Игант, поэтому сейчас благоразумно прекратить обсуждение.
И Бакс, и я понимаем, что это категорический отказ. Просить или убеждать, а уж тем более, настаивать или требовать бесполезно.
В разговор включается военный, объясняющий, что в операции будет задействована профессиональная команда. Он говорит, что не подвергает сомнению самоотверженность Бакса, но не имеющий должных навыков работы в команде, даже если он умеет многое, больше обуза, чем помощь во время проведения операции. А две обузы – это слишком.
Бакс кивает военному и, повернув голову ко мне, говорит, выпуская на физиономию свою фирменную ухмылку:
– Ну что ж, значит, подождем, когда всё это закончится.
Шень, обращаясь к молчавшим всё это время ассистентам, говорит:
– Проводите Михаила и его спутницу.
Когда Бакса и девчонку уводит молчаливая парочка в белых халатах, меня посвящают в подробности. Но разговор всё-таки начинается с вопросов, отвечая на которые я раз за разом повторяю, что выполнял инструкции, приправленные угрозой. Большая часть этих вопросов касается украденного десктопа. В котором часу это было? Знаю ли я, что за данные были на устройстве? Сообщал ли искусственный интеллект, что планирует с ними сделать? В каких ещё этапах предполагалось задействовать меня? Включал ли я десктоп? Выходил ли на нём в сеть?
Этот этап проходит быстро, потому что ответы однообразны: не видел, не знаю, не догадываюсь, меня не посвящали. О том, возникают ли у меня какие-то версии, объясняющие происходящее, не спрашивают. И, наверное, это хорошо, потому что, выдвигая якобы теории, я бы наверняка запутался. Ложь и без этого всё время норовит спутаться с тем, как всё было на самом деле.
А потом я понимаю, почему все вопросы вертятся вокруг доски из прачечной.
– Здесь, – стучит пальцем по доске Шень Ли, – подробные инструкции, схемы всех ярусов, коммуникаций, перечень персонала, досье на наёмников, точки их расположения, графики движения, перечень вооружения и уйма иной информации, которая так или иначе сыграет нам на руку при вторжении.
Так вот что Бета копировала на доску на самом деле.
– А я-то тут причем?
– Для того, чтобы поместить их сюда, нужно было взять их там, где они хранились.
– И?
– Несмотря на агентурную сеть, поставляющую данные о ваших корпорациях, информация по данной базе, – снова стук пальцем по десктопу, – была недоступна. Фактически о ней не было известно ничего, кроме того, что база существует. Понимаете? – Шень смотрит на меня, и я киваю. – Отбор персонала туда ведется намного тщательнее, чем в совет директоров. Нет, нам, конечно известно направление, в котором движутся разработки, у нас есть информация о том, какое завозят оборудование, мы знаем, что туда переправляют людей, но всё это – информация от тех, кто работает на материке. А вот оттуда… – Шень Ли пожимает плечами, одновременно разводя ладони в стороны. – А вот оттуда – вы первый.
– Но я не в курсе, что там, на этом десктопе, и как оно там оказалось, – жму плечами в ответ. – Можете, конечно, попробовать вытянуть из меня что-нибудь гипнозом или какой-нибудь химией…
Я отдаю себе отчёт в том, что моё положение, и без того шаткое, построенное на недоговоренной правде, может оказаться весьма плачевным, если Шень посчитает моё предложение здравым, но он огорошивает меня иначе.
– Нет, Игант, все проще. Они, – доктор кивает в сторону оставшегося за столом военного, – планируют использовать вас в качестве пропуска на объект.
Так вот почему мне не предъявляют обвинений, не угрожают, не применяют химию, от которой невыносимо хочется говорить правду. В сложившейся ситуации это просто не нужно.
Мне не рассказывают план действий, меня ставят перед фактом. На воздушке отвезут туда, откуда я сбежал, чтобы передать из рук в руки. Ситуация должна создать видимость того, что мои китайские друзья заинтересованы в налаживании контакта? Но вместо меня и делегации дипломатично настроенных сотрудников разных отраслей аэрокар привезет десант «Черного Дракона». А дальше? Зачистка и уничтожение данных?
– Что мешает бахнуть по ним издалека чем-нибудь внушительным?
– Реакция других стран и корпораций.
– А реакция на то, что там высадится десант и наведет хаос, другим странам понравится?
– Об этом другие страны не узнают.
– Это почему?
– Потому что мы повезем туда вас, Игант. Никто не станет трубить на весь мир о таких вещах, – ухмыляется Шень. – Безусловно, не только «Кристалис» использует в своих экспериментах людей, и в каких-то случаях это соответствует букве закона, но данная ситуация совсем не то, что им хотелось бы обнародовать. Признать такое – прекрасный повод потерять репутацию и обзавестись санкциями, которые уничтожат бизнес под корень.
Тоже логично. Корпы, трясясь над собственными сферами влияния, и без того ищут официальные поводы откусить друг от друга, а тут такая возможность. Номинально всем рулят муниципалитеты, но без авторитетного мнения консультантов корпораций они и шага не делают. Баксовский политпросвет не прошел даром – он в своё время многое рассказывал о системе.
– Но они же могут подать какой-либо сигнал…
– Правила разработки ИскИнов подразумевают изоляцию, – возражает военный. – Секретность подразумевает изоляцию. У нас есть информация о том, что уходит на базу, но ни байта данных о том, что с базы возвращается. Ну, за исключением того, что вырвалось, спрятавшись в ваших аугментациях до того, как начался процесс их самоуничтожения.
– И какие у меня шансы вернуться оттуда?
Доктор пожимает плечами:
– Зависит от вас.
– Звучит настораживающе.
– Специалисты приложат все усилия, чтобы команда выполнила задание без потерь, но нужно признать, что вы для них – инородный элемент и не совсем часть команды. К тому же, взаимодействовать на равных вы не смогли бы, даже зная китайский. Вы ведь не солдат, у вас нет подготовки.
– Подготовки нет, – киваю я.
Шень смотрит сочувствующе, потом говорит:
– Но мы не звери. Ваше участие будет сведено к минимуму, – он пристально смотрит на меня и добавляет: – Учитывая ваше состояние, я бы порекомендовал отоспаться, потому что выглядите вы, Игант, мягко говоря, болезненно. Вылет в девять по местному времени, а вам ещё нужно будет пройти инструктаж.
– Ну, если мне дадут отоспаться, то, наверное, я не против, – отвечаю доктору, только сейчас осознавая, насколько я устал.
Тот давит на кнопку в столе, дверь отъезжает в сторону, и в комнате появляются двое военных. Может быть, даже те, которые вели меня сюда.
– Отведите парня в бокс, пусть выспится, – командует сидящий за столом военный.
Это последнее, что я слышу из коробки-переводчика.
Навигационная система отключена моим неизвестным помощником, которого Лилит окрестила ангелом-хранителем. Но даже если бы она работала, сомневаюсь, что это нам помогло бы. Откуда в аэрокарах Средней Сибири карты Пекина? Девчонка начинает ворочаться и что-то бубнить во сне. Думаю о том, что надо бы разбудить её, как вдруг Лилит сама подскакивает, словно после электрического разряда, сбрасывая с себя автомобильные чехлы, которыми укутывалась.
– Кто ты!?! – орет она дурным голосом, застыв в нелепой позе на кресле и пялясь в никуда. – Кто ты! Кто ты!!! Уйди из моей головы!
– Лилит, всё нормально, – спокойно говорю я. – Тебе приснился кошмар. Мы уже в Китае.
– Кто?! – продолжая незряче пялиться на приборную панель, изумляется она. – Что?
– Лилит! – гаркаю я. – Ау!
Но девчонка никак не реагирует на мой возглас. Застыв полубоком ко мне, она продолжает пялиться куда-то в пустоту сквозь приборную панель. И я мельком думаю: нет ли у неё аллергии на спиртное, и не принимала ли она какую-то химию? Но Лилит вдруг с сомнением говорит:
– Я не отсюда. Мы приехали из среднесибирского сити … Знаешь? Да ну нахер!.. Да Лиля. Не сама… Как видишь?.. Это Бакс… Да хрен его знает, Бакс и Бакс, – затем девчонка поворачивается ко мне и спрашивает: – Бакс, ты Миша? Фамилия Автеев?
– Да, – растерянно отвечаю я.
– Он говорит, что мы – непросчитанная ситуация… дающая ему шанс… – долгая пауза, на протяжении которой её выражение лица меняется с испуганного на удивленное. – Твою ж… Бакс… – стопорясь через каждых несколько слов, бормочет она. – Этот чел говорит, что ты знаешь Фриза... Игант Мур… Он в полной жопе... Ему нужна помощь…
Недоумевая, смотрю на Лилит, а дальше на меня начинает сыпаться водопад подробностей, среди которых есть такие, о которых знают многие, и такие, о которых был в курсе только Фриз.
– Откуда ты это знаешь? – спрашиваю я девчонку.
– Да я не знаю ничего, я тебе повторяю то, что говорит голос.
– Голос?
– Да, в моей голове. Вот сейчас он просит сказать, что Ржавая для тебя собирала данные и чойсила базы сити… Не торопись! Я не могу слушать и говорить одновременно… чойсила базы сити. А Фриза ты уговорил сам после того, как Ржавая перегорела. И он её заменил. В основном работал с базами восточного сервера «Кристалис», – пауза, во время которой Лилит слушает, – по мелочам часто чойсил с твоей подачи. Ему тоже удавалось увеличить водные лимиты на некоторое время. Фриз работал с теми программами, которые писала Ржавая. Когда перешел на сторонние коды, его срисовали дефы.
История подаётся отрывочно, но четко попадает по ключевым точкам. И те детали, которые были мне неизвестны, наконец, дополняют общую картину. Фриза вычислили, закрыли на какой-то изолированной базе, напичкали экспериментальным железом, но он сбежал. И теперь, раз уж так совпало, что меня волею судеб занесло в Китай, Фриз просит о помощи.
– Чтобы долго не рассусоливать, – тараторит Лилит, видимо, едва поспевая за звучащим в её голове голосом, – я скидываю координаты человека, которого нужно найти. Нужно задержать его до того, как он избавится от бриллианта «Небесное Око» и десктопа с данными. Система поиска и слежения примитивна, но это единственный вариант, недоступный вирусу.
– Вирусу? – охреневаю я. – Какому вирусу?
А в голове где-то на заднем плане вертится мысль о бриллианте под названием «Небесное Око». Китай, помимо всего, считается самым главным производителем искусственных алмазов, но вот бриллиант, о котором идет речь, настоящий, и поэтому его ценность... От мысли меня отрывает следующая порция рваных инструкций.
– Небольшая программная надстройка кистевого чипа превратит его в цифровой эхолокатор, сигналы будут поступать в наушники Лилит… в мои наушники? – удивляется девчонка, но продолжает озвучивать: – Частота повторений звука тем чаще, чем ближе вы… мы к цели. Этого человека достаточно показать любому патрульному хранителю правопорядка или дрону-стражнику. Всё остальное сделают за вас. Маячок в карте.
Лилит мотает головой, будто пытаясь прогнать наваждение, а потом спрашивает меня:
– Что это было, Бакс?
– Ты у меня спрашиваешь?
– А у кого мне спрашивать?
За последнее время произошло несколько событий, объяснения которым у меня есть только на уровне теорий. Принимая в расчет то, благодаря чему мы смогли покинуть сити, я всё-таки склоняюсь к мысли, что стоит попробовать. Хотя, чёрт возьми, дело не в этом. Дело в том, что это Фриз. Наверняка Фриз.
– О, пикает, – сообщает Лилит.
– Что?
– В ушах пикает.
– Только пикает? Голос пропал?
Девчонка хмурится и зовет:
– Эй, чувак? Фриз или как там тебя, ты здесь? – она ждет еще немного и, в конце концов, мотает головой. – Тишина.
Я не удивлен. А какой смысл удивляться? Да и чему?
– Ну, значит, работаем. Следи за тем, насколько часто эта хрень в твоей голове чирикает.
Девчонка активирует часы на кистевом чипе и, уставившись на дисплей, начинает кивать головой под одной ей известный ритм. Несколько раз она говорит «пик», очевидно, имитируя звук, раздающийся в её подкожных наушниках. Разница между этими «пик» составляет около полуминуты.
– Как-то не так я себе представляла «be somebody».
Совершенно не понимаю, о чем она. Спрашиваю:
– Это ты о чём?
– Это из песни, – отмахивается она, продолжая кивать в такт чему-то. – Тут странное.
Девчонка несколько раз тапает по дисплею чипа, поворачивая кисть ко мне.
– Голографическое увеличение включи, – прошу её.
– Я тебе чо, корпоративный работник руководящего звена, такие допы на чип вешать?
– Ну, сама прочитай, – прошу её и объясняю: – Слишком мелко для меня.
Она озвучивает расстояние и направление, в котором нам нужно ехать, а также возраст, рост и цвет волос того, кого мы должны искать. Потом спрашивает:
– А как среди китайцев искать китайца?
* * *
Есть направление, есть расстояние. Есть противное пиканье в ушах. Но даже если мы прибудем в конкретно указанное место, как искать конкретного человека? Это же сити. А сити – это толпы людей, чаще всего одинаковых.
Если сначала пиканье раздавалось раз в полминуты, то уже спустя полчаса движения в верхнем слое потока воздушек сигнал звучит в голове гораздо чаще. Запускаю аналоговый циферблат на чипе, по нему проще отслеживать интервал – пятнадцать секунд. Сообщаю об этом Баксу:
– Пятнадцать секунд между сигналами. Едем правильно.
Бакс кивает, сосредоточенно смотря вперед.
– Как мы его только в толпе найдём?
– Может там и не будет толпы, – пожимает плечами мой компаньон.
– Блин, этот Фриз не мог подробнее рассказать?
Бакс снова пожимает плечами, а потом выдвигает предположение:
– Не было возможности? Не хватило времени? Ты же слушала, по интонациям разве не понятно было, торопится он, волнуется?
– Да там не разберешь. Голос без эмоций. Непонятно, мужик или баба, – немного подумав, добавляю: – как базовый ассистент в доску вшитый. Почему всё так внезапно и сложно?
Бакс кивает, перестраиваясь из не прекращающего расти верхнего потока воздушек в средний, ближе к земле.
– Возможно, – говорит он, – это просто цепочка совпадений. Так бывает. Я могу только гадать, что там приключилось с Фризом, но, видимо, мы с тобой – это единственное, на что он может рассчитывать. Раньше он был одним из моих электронный бойцов, и, судя по всему, теперь пришло время отдавать долги.
– Кто он, Фриз этот? – спрашиваю я, продолжая следить за делениями на циферблате, отмеряющими секунды – интервал между писком в ухе составляет двенадцать секунд.
– Иг? Геймер.
– Просто геймер?
– Ну, не совсем. Мне нужен был кто-то на замену Ржавой, и тут подвернулся Фриз. Можно сказать, она его мне сосватала. Он до этого был геймером и одно время даже регулярно мелькал в рекламных заставках и на городских баннерах, но что-то у него пошло не так. Может совпадение, может, система решила выдавить – я не спрашивал. Ему нужны были деньги, мне – чойсер. На этом и сошлись, – Бакс замолкает, опуская воздушку на первый слой трассы и, встроившись в поток, продолжает: – Звезд с неба не хватал, но искорка в нем была. Работал сам всегда. Кое-что брал у меня, но большую часть софта ему Ржавая креативила. Тоже, знаешь ли, деваха с искрой. А потом Фриз вместе с ней и пропал. Там мутная история с одним из взломов была. Фриз вышел на чойс, получил данные, но пропал. Они всегда были странной парой. Ей-богу, не понимаю, что их вместе держало?
Бакс рассказывает долго, вроде бы не ударяясь в подробности, но отвлекаясь на собственные мысли и задавая риторические вопросы. За то время, которое он путешествует по собственной памяти, частота сигналов, звучащих в ушах сокращается до двух секунд, а потом возрастает до трех.
– Эу! Мы проехали. Было две, а теперь три… – пока я это говорю, интервал увеличивается ещё на одну секунду, и поэтому я добавляю: – четыре.
Наша воздушка вклинивается в нижний ряд, вызывая недовольный гул других участников движения, а оттуда в карман ближайшей стоянки.
До меня только сейчас, спустя четыре дня, доходит, что мы за пределами среднесибирских сити, в другой стране, в которую считается невозможным выбраться.
– Бакс, бля! – разрываемая на части эйфорией, кричу я. – Мы в Китае!
– Дошло, – ухмыляется он и тут же, становясь серьёзным, спрашивает: – Сколько?
Я вскидываю руку, глядя на чип. Жду, пока пикнет несколько раз – чтобы уж точно. Показываю Баксу четыре пальца.
– Дальше – пешком, потому что я ни хрена не понимаю, как и где в таком потоке, в случае чего, перестраиваться в обратную сторону, – сообщает он. – Погнали.
* * *
– Погнали, – говорю я, выходя со стоянки. – Следи за временем.
Выбираю направление противоположное тому, в котором мы ехали. Лилит шагает рядом, время от времени повторяя, словно заводной болванчик:
– Четыре… четыре… четыре…
После того, как мы проходим несколько достаточно длинных зданий, внешняя стена каждого из которых может претендовать на половину квартала в нашем родном сити, девчонка вдруг останавливается, продолжая смотреть на дисплей чипа и кивая в такт чему-то. Мы стоим так не более полуминуты, после чего она вновь подаёт голос:
– Да. Пять.
Удаляемся от объекта. Самое оптимальное – повернуть на девяносто градусов, продолжая отслеживать интервалы. Я выбираю повернуться спиной к трассе. Если мы ошибемся в направлении, то дорогу переходить в любом случае, а если выбор будет правильным, то не нужно будет возвращаться назад. Выбор оказывается верным. Придерживаю Лилит под локоть, чтобы не споткнулась, а она неотрывно пялится в дисплей и с регулярностью метронома озвучивает:
– Пять… пять… пять… четыре… четыре.
С направлением угадали. Продолжаем двигаться вперед. Я всё так же придерживаю девчонку, а она, не отрывая взгляда от дисплея, бубнит себе под нос:
– Твою ж мать, ещё несколько дней назад я и представить такого не могла… четыре… Если сказали бы – послала бы на фиг. Решила, что шутка или… четыре… или как в «Клюнет – не клюнет», ну там, где… четыре… там, где подставные создают глупые ситуации, а зрители… четыре… зрители ставки делают, поверит или нет… три… – Лилит останавливается, забывая, о чем только что рассказывала, – три… три…
Идем дальше. До тех пор, пока девчонка вновь не озвучивает «четыре», после чего поворачиваем приблизительно на девяносто градусов, и снова удачно. «Четыре» превращается в «три», а «три» – в «два». Затем снова в «три», и мы поворачиваем ещё раз.
На нас никто не оглядывается, не косится, не тычет пальцем, хотя наш тандем явно выделяется из общего потока спешащих, идущих, прогуливающихся во все стороны людей.
Мы делаем петлю, словно акула, почуявшая запах крови в воде. Только вместо моря – незнакомый сити, вместо запаха крови – пиканье в наушниках Лилит.
* * *
Пиканье в наушниках учащается. После того, как мы выходим на стройплощадку позади универсал-маркета, звук, частивший в башке с регулярностью раз в секунду, становится ещё чаще. Я останавливаюсь, уже в который раз пытаясь приглушить наушники, но кожа за ухом не реагирует ни на касания, ни на поглаживания. Бакс тоже останавливается, окидывая взглядом стройплощадку.
– Твою мать, – говорю я ему сквозь стиснутые зубы. – Слишком часто чирикает. Два или три раза в секунду. У меня мозги и без того плавились, а в таком режиме я долго не вывезу. Где хоть кто-то? Я вообще людей не вижу.
– Сделай тише, – советует Бакс.
– Хрен там, – хлопаю ладонью себя за ухом, где под кожей притаился модуль управления, – не работает.
– Не зря я не люблю эти кибернавороты, – говорит Бакс, делая указательным пальцем круговое движение возле своего уха и продолжая разглядывать прямоугольники экзопластика, бухты проводов, оконные блоки и прочую муйню, которая, наверное, является нормой для стройплощадок.
Я приглядываюсь, пытаясь игнорировать пиканье в голове. Даже если все эти строительные прибамбасы и являются тем, что должно находиться в таких вот местах, то бардак и ощущение запустения вкупе с иероглифами и пошлыми рисунками, неуклюже нанесенными на каркас двух первых этажей – это нихера не норма для интенсивно идущей стройки. И если перевода иероглифов я не знаю, то рисункам перевод не нужен.
– Вон там, – кивает Бакс в сторону этого самого каркаса. – Видишь, мельтешат?
Приглядываюсь и вижу, что действительно внутри этой недоделанной коробки маячат какие-то силуэты.
– И как узнать, кто?
– На месте разберемся, – решает Бакс и идет к стройплощадке.
Я шагаю за ним.
Пробравшись через скрепленные цепью, но перекошенные ворота, попадаем на заваленную мусором площадку. С неё – внутрь недостроенного здания.
Люди, сидящие под стеной, у костра в дальнем конце, если его можно так назвать, холла. Люди, спящие вповалку возле стены, рядом с какой-то ёмкостью, из которой поднимаются языки пламени. Всех их объединяет некая неопрятность. А писк в голове, между тем, становится почти непрерывным. Я уже едва способна различить промежутки между сигналами – четыре или пять звуков в секунду.
– Это здесь, Бакс. Это кто-то из них, – говорю я, стараясь сосредоточиться на мыслях, а не на пронзительном писке в голове. – Жужжит почти непрерывно. Не понимаю...
И только после того, как я подаю голос, к нам поворачивается несколько голов, лениво провожая взглядом.
Это похоже на лагерь обдолбанных хиппи, о которых когда-то рассказывал Лис. Он вообще часто рассказывал такое, о чем не додумаешься просто так отправить запрос в поисковик. Помню, меня очень удивило, что у людей была возможность жить без привязки к биометрии, ячейке, индивидуальному номеру, и они выбирали такую жизнь сами. Эти на заброшенной стройке показались мне такими же. Ну, по крайней мере, по рассказам Лиса я себе представляла хиппи как-то похоже на то, что вижу.
– Понять бы, кто из них.
Бакс делает несколько шагов вперёд, я вслед за ним.
Звук сверлит мозг, становясь непрерывным. Оглядывая сидящих, стоящих, лежащих, разговаривающих, молчащих людей, я вдруг понимаю, кого из них мы ищем – парня в жёлтой куртке. Уж очень неестественны грязные разводы на его одежде. Уж очень они контрастируют с кислотно-жёлтым цветом ткани. Куртка выглядит грязной, но не затасканной, как одежда остальных, и поэтому он единственный выбивающийся из окружающего сброда. Парень стоит у оконного проема, вглядываясь куда-то за пределы недостроенного здания, выполняющего роль убежища для этих отбросов. И он явно нервничает.
– Смотри на жёлтого, – говорю я Баксу, продолжая идти не к парню, но в его сторону.
– Ага, – соглашается Бакс.
Однако, видимо, слишком уж мы отличаемся от тех, кто не должен вызывать опасения, находясь здесь. То ли одежда на нас не такая, то ли поведение отличается от принятого, а может разрез глаз выдает (самой смешно от этой мысли). И когда до парня в жёлтой куртке остается всего три-четыре шага, а писк в моей голове выходит на новую, ещё более противную ноту, этот тип бросает на нас короткий взгляд и всё понимает, потому что в следующий миг срывается куда-то вглубь помещения, перепрыгивает через какую-то балку, огибает несколько стоящих на ребре плит, обмотанных тросом, и исчезает в проеме, который, возможно, станет дверью, если кто-то решится достраивать всё это.
– Это он! – ору я, понимая, что писк в моей голове перестаёт быть одним целым и дробится на частые повторяющиеся звуки.
Но крик из моего рта всё равно вырывается чуть позже, чем Бакс срывается за парнем в жёлтом. Наверное, так и должно быть. Человек, в одиночку прекративший существование японской группировки, организовавший сеть чойсеров, устраивающих диверсии против корп, и сторонящийся аугментаций, обязан быть сообразительным.
Бегу следом, ощущая, как звук в моей голове растягивается, словно резинка. Интервал между сигналами то увеличивается, то сокращается, сливаясь в единое целое, то снова дробится на части. Мимо мелькают коридоры, комнаты и залы, точнее, то, что должно было быть комнатами и залами, а может быть, павильонами. Впереди мелькает спина Бакса, огибающего препятствия, а ещё дальше жёлтое пятно, которое выделяется на фоне общей серости.
Вскоре оба теряются за многочисленными переборками, но я продолжаю бежать, хотя понимаю, что отстаю всё сильнее – интервалы между звучащими в голове сигналами растут. Не намного, но достаточно, чтобы можно было не воспринимать их как одно целое.
Проём, второй, третий – звук в голове, уже в который раз становится сплошным. Если отбросить головную боль, то это хорошо. Значит, я не запуталась в бесконечных комнатах-павильонах и двигаюсь в правильном направлении. Проскакиваю ещё один проем и вижу жёлтое пятно на полу, но порадоваться тому, что Бакс догнал китайца, не успеваю, потому что до меня доходит: это всего лишь куртка.
Но вот ведь какая хрень, звук становится сплошным. А это говорит о том, что маячок, по которому мы отслеживали нашего китайца, находится именно в куртке. Останавливаюсь. Голова раскалывается от писка.
Что там этот Фриз говорил? Бриллиант и десктоп? Вероятно, десктоп и будет источником звука. Не нахожу ничего похожего ни на технику, ни на камень. Портмоне из гибкого пластика и коробка никотиновых стиков – вот и всё содержимое карманов. Прощупываю швы, рукава, мну куртку в руках, как слетевший с катушек енот-полоскун, но не нахожу ничего похожего на технику, способную издавать сигнал. С трудом, но всё-таки дохожу до мысли, что жучок может быть настолько мелким, что при всём желании я не смогу его обнаружить.
А за следующую мысль, прорывающуюся сквозь непрерывный писк в голове, я себя даже хвалю. Беру жёлтую куртку в руку и возвращаюсь обратно, волоча её по земле. Надеюсь, Бакс догонит китайца и без моей помощи. Меня больше тревожит истошный писк в голове.
* * *
Догоняю парня и сбиваю его с ног. Тот, испуганно вскрикивая, падает, хлюпаясь лицом в покрытый слоем пыли и мусора пол. Очень просто. Совсем просто. Если не считать сбившегося дыхания. Китаец что-то надрывно лопочет, но я не понимаю китайского. Да это и не важно. Фриз объяснил Лилит, что у «объекта» должны быть десктоп и бриллиант. Забрать их можно и без знания языков.
Выкручиваю его руку за спину, продолжая удерживать парнишку на земле, а второй рукой прохожусь по карманам. Сложенный в несколько раз десктоп оказывается в заднем кармане джинсов, а камень – в левом боковом. Рывком поднимаю бедолагу с пола и веду обратно. Где-то там отстала Лилит. Нужно сказать ей, что у нас всё получилось.
* * *
В первом помещении всё так же вяло тусуются китайские недохиппи, будто на их глазах никто только что ни за кем не гонялся. Подхожу к чаше с огнём, со дна которой из нескольких сопел вырывается пламя. Сидящие рядом с чашей грызут небольшие обжаренные тушки, насаженные на стальные прутья. Я не спец, но мне кажется, что они жрут крыс.
Да и насрать. Единственное, что меня волнует, сводящий с ума писк в голове. Швыряю куртку в огонь. Пламя делает «Уффф», на мгновение подскакивая вверх, после чего набрасывается на синтетическую ткань, превращая её в сгустки пластика и хлопья черного пепла. Достаю из портмоне наличку, пару пластиковых карт. Что там говорил Фриз? Маячок в карте? Может, в пластиковой карте? Наличку прячу в карман, всё остальное швыряю в огонь.
Секунд тридцать жду, сходя с ума от сверлящего мозги писка.
А потом наступает тишина. Она кажется звонкой настолько, что глушит не хуже писка, разрывавшего мою голову несколько последних часов, с того самого момента, как бесполый голос вклинился в песню AsperX, назвав меня по имени и сказав, что ему нужна помощь. Но я была настолько заморочена на том, чтобы избавиться от звука в голове, что вообще не обращала внимания на происходящее вокруг. Поэтому, насладиться тишиной не успеваю – кто-то толкает меня в плечо, я спотыкаюсь о чью-то предусмотрительно выставленную ногу и получаю удар в живот. Тоже ногой. И ещё. И ещё…
Недохиппи, наконец, определились в своём отношении к чужакам на их территории. Не надо было доставать деньги из кошелька у них на глазах.
Прижимаю колени к груди, а согнутые в локтях руки – к бокам, прикрывая почки. Говорят, эмбрионы в материнских утробах по мере развития принимают похожую позу. Как будто ещё не родившись, мы уже чувствуем, чего ожидать от жизни. Чёрт. Можно было бы и догадаться, что китайские маргиналы не будут рады какой-то незнакомой бабе, гоняющейся за их коллегой и жгущей его одежду.
Как-то неправильно начинается сказка под названием Китай. По крайней мере, не так я её представляла из историй Лиса.
* * *
Я никак не представлял себе побег в Поднебесную, всё было внезапно и необъяснимо там, а теперь так же необъяснимо и внезапно здесь. Странная штука: пусть и не по своей воле ты бежишь от прошлого, но на новом месте прошлое находит тебя само и, ничего не объясняя, требует помощи.
Китаец уже перестал причитать. Дошло, наконец, что я его не понимаю. Он идет молча и уже не пытается вырвать вывернутую за спину руку.
Мы возвращаемся по тому же пути, по которому этот малый совсем недавно пытался свалить, но Лилит не видно. Чтобы предположить что-то, я знаю её не так уж и долго, но то, что её нет на пути, мне кажется странным. Корпус здания длинный. Очень длинный. Заблудиться и свернуть куда-то не туда здесь было невозможно. В очередном отсеке не вижу куртки своего пленника, хотя помню, что он швырнул её именно тут, и это начинает меня тревожить.
Ускоряюсь, подталкивая китайца, тот цепляется ногами за валяющийся на полу мусор и едва не падает, но послушно перебирает ногами. Так мы проходим ещё несколько отсеков, разделенных стенами, оказываясь там, откуда начали. Оглядываю помещение и понимаю, что чувство тревоги возникло не зря. Всё отребье собралось около чана, который служит им то ли печкой, то ли обогревателем. Большинство молчаливо стоит, наблюдая за происходящим, а четверо пинают свернувшуюся в позу эмбриона Лилит.
Всё происходит в жуткой тишине. Ни подбадривающих криков, ни комментариев, ни возгласов возмущения или восхищения. Молчаливое созерцание.
Не думаю. Свободной рукой хватаю китайца, которого вел, за плечо, отпускаю вывернутую руку и разворачиваю парня к себе. Не знаю, чувак, кто ты и нахрена Фриз просил тебя поймать, но не хотелось бы, чтобы ты под шумок свалил ещё раз. Бью так, чтобы парнишка отключился на какое-то время. Его голова дергается, принимая удар, тело ещё летит к земле, а я уже врываюсь в толпу, расшвыривая безучастно наблюдающих, и врезаюсь в одного из четверых активистов, снося его, роняя на пол, придавливая своим весом.
Эффекта фактора внезапности не всегда хватает надолго, но его неоспоримый плюс в том, что этот самый фактор внезапности играет на стороне того, кто им пользуется.
Кулак врезается оборванцу в лицо, и я чувствую, как саднит кожу на пальцах в том месте, где они соприкоснулись с зубами противника. Вскакиваю, разворачиваясь, и бью следующего из тех, кто пинал девчонку, оторопело глазеющего на внезапно появившегося меня.
– Сука, – хрипит Лилит, словно пружина разгибаясь на полу и выбрасывая руку в сторону третьего, стоящего над ней.
В руке у неё вибронож, который вгрызается в ногу одного из двоих нападавших, оставшихся стоять над девчонкой. Вопль бродяги становится первым звуком, нарушившим тишину, сопровождавшую избиение. И все остальные, образовывавшие молчаливый круг, приходят в движение.
Сколько их? Около двадцати. Я не считал, может, меньше или больше. Но лучше бы меньше. В любом случае всё зависит от аргументов, которые у нас есть. А из аргументов у нас нож Лилит и мой механический револьвер с тремя патронами.
Лилит вскакивает на ноги и наотмашь рубит в область шеи четвертого из тех, кто её только что пинал. Брызги крови разлетаются в стороны: вибронож – не то оружие, которым можно сделать что-то аккуратно.
– Сучий выблядок! – кричит она, выдергивая ходящее ходуном лезвие из тела.
Стоявшие вокруг выглядят не жаждущими продолжения, но настроенными на него. И тогда я, наконец, достаю револьвер из кобуры под мышкой и стреляю в голову тому, которому Лилит подпортила ногу. Остальные начинают разбегаться в стороны.
– Какие-то они, блядь, негостеприимные, – кряхтит девчонка, останавливая нож и стряхивая с него капли.
Делаю ещё два выстрела, навсегда успокаивая того, о зубы которого разодрал кулак, и того, которого сбил с ног вторым. В живых остаётся только наш клиент, но его ещё нужно привести в чувство и, я полагаю, вывести туда, где людно. Туда, где есть видеонаблюдение.
И пускай уже к делу подключится вся электронная рать или кто там...
БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 9
В ответ на мою просьбу о десяти минутах на разговор военный кивает доктору Шеню, тот – двум остальным, а затем – нам с Баксом.
И мы тратим это время на то, чтобы в режиме блиц-отчёта я узнал, как Бакса угораздило попасть в Китай. Детали пазла собираются в одно целое: после разделения часть Беты успела от моего имени попросить Бакса оказать ей услугу, и тот, авантюрная его душонка, услугу эту оказал. Молодая, наблюдающая за нами словно зритель теннисного матча за мячиком, вклинивается в разговор всего один раз с репликой о том, что где-то меня видела, на что Бакс отвечает ей:
– Я же говорил, он был известным геймером.
Был. В прошедшем времени. Кажется, я к этому привык. По крайней мере, меня это не расстраивает.
Когда Бакс рассказывает о неизвестном, выведшем его из-под облавы и давшем возможность покинуть сити, я невольно провожу параллели с тем, что затаилось в моей голове и допускаю мысль, что ИскИн, занявший двадцать два процента моего мозга, не единственный, нашедший лазейку во внешний мир.
– А с тобой чего случилось? – спрашивает, наконец, Бакс.
– Сейчас услышишь, когда мне вопросы задавать начнут, – киваю я на сидящих за столом.
Вторая часть разговора, в которой участвуют и китайцы, затягивается на более долгий отрезок времени. Мне ничего не предлагают, от меня ничего не требуют. Спрашивают, делают пометки в десктопах, отвечают на мои вопросы.
– У нас есть предположение, что вместе с вами в Китай смогло просочиться некоторое программное обеспечение из области разработок в сфере искусственного интеллекта. Возможно его имитация.
– А чем отличается имитация искусственного интеллекта от искусственного интеллекта? – не понимаю я.
– Ограничениями, – объясняет Шень Ли. – До тех пор, пока искусственный интеллект ограничен в чём-либо, его нельзя считать интеллектом. Обычно это запрет на анализ определенных сфер деятельности или отраслей науки из-за рисков, связанных с тем, что решения ИИ могут пойти в разрез с целями, поставленными человеком. Именно поэтому в конвенции о работе над искусственным интеллектом особое внимание уделено тому, что он может разрабатываться только в изолированных от внешней сети локациях.
– Как будто это может остановить того, кто задастся целью, – хмыкаю я.
– Пока что нам удавалось пресекать такие попытки, – вмешивается в разговор военный. – Ваш случай можно назвать уникальным. После него нам придется пересмотреть стратегию контроля подобных начинаний.
– И начать с «Кристалис», – добавляет Шень.
– В каком смысле?
– В том смысле, что мы не имеем права допустить повторного ядерного конфликта или какой-либо аналогичной катастрофы. Вы же знаете первопричину предыдущей заварушки?
– Да кто ж её не знает. В средних образовательных учреждениях это входит в обязательную программу. Японцы написали вирус, который перехватил управление спутниками сети Starlink, после чего активировал первый запуск из Пакистана, и завертелось…
– Не вирус, а искусственный интеллект, – поправляет меня доктор Шень. – В остальном верно. Именно это и послужило причиной уничтожения всей сети спутников Starlink и большей части спутников, находящихся на более высоких орбитах. Нашей целью была изоляция ИскИна, но выведение спутников из строя не решило проблемы полностью, поэтому Японию пришлось стереть с лица Земли. Сеть поделена на несвязанные между собой сегменты, а от спутниковой связи пришлось отказаться всему миру.
Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но тут же его закрываю, встраивая только что озвученную версию в имеющиеся знания. Интересно, почему такое предположение не приходило мне в голову? Хотя кому оно вообще могло прийти? Для того, чтобы выдвинуть такую версию, тебе нужно что-то изучать, выяснять, читать, сверять. Кому-нибудь в возрасте четырнадцати лет это нужно? Живя в середухе, ты не думаешь о том, как устроен мир. Чего уж там говорить о причинах и следствиях общемировых процессов, тем более, исторических? Всё сказанное наставниками и преподавателями ты слышишь, но не слушаешь. В середухе тебе не до этого. Единственное, что действительно имеет значение для середушника – четырнадцатилетие, следующее за ним внесение во взрослый реестр и собственная ячейка, в которой ты сам себе хозяин. А, ну и безусловка, конечно же.
~ Вентиль, – подсказывает, но не подсвечивает нужный элемент Бета. ~ Резервуары таких бомбоубежищ наполняются дождевой водой, которая проходит обеззараживание и фильтрацию, после чего подаётся в убежище самотёком.
Оглядываюсь – есть. Под потолком сбоку от распылителя серый крестообразный вентиль. Он проворачивается со скрипом, переходящим в режущий ухо свист, и на меня обрушивается поток ледяной воды, отдающей какой-то на удивление приятно пахнущей химией. Не обращая внимания на температуру воды, срываю одежду и с наслаждением отмываюсь от собственных экскрементов.
Пока я привожу себя в порядок, привычно разговариваю с Бетой. Она успевает ответить на несколько вопросов. И лучше бы я не спрашивал. Потому что то немногое, что становится понятным, создаёт ещё больше непонятного.
– Как, блин, Бакс очутился здесь? Это же какая-то магия.
~ До Китая он добрался по собственной инициативе, – отвечает Бета. ~ Я обнаружила его тогда, когда он и его спутница, предпочитающая называть себя Лилит, попали в зону приема. Я уже рассказывала, что рабочие протоколы сети среднесибирских сити и протоколы сети Китая отличаются?
– Дожились, мать его, – бурчу я, отмывая ноги. – ИскИн спрашивает у своего симбионта, не помнит ли симбионт, что говорил ему ИскИн.
~ Некоторые участки моей памяти осталась в сети, некоторые данные я не успела подтянуть, некоторые и не собиралась, потому что при попытке загрузить в твой мозг всю информацию, к которой я имела доступ до начала атаки, ты бы, скорее всего, погиб.
– О как. Ну, спасибо и на том, что живой.
Но Бета продолжает объяснять, пропустив моё язвительное замечание:
~ При быстром изменении клеток твоего мозга кровеносная система не успевала бы снабжать его необходимым количеством кислорода и других нужных веществ, а имеющиеся инструменты корректировки реакций не позволили бы добиться нужного эффекта. Результатом мог стать инфаркт, или инсульт, или...
– Так я же столько капсул в «Бочке» сожрал. Зря, что ль?
Кажется, у меня начинает входить в привычку перебивать её.
~ Повторяю. Твой мозг не выдержал бы такой быстрой трансформации. За всё время нахождения на базе «Кристалис» без вреда для тебя удалось перестроить всего двадцать два процента из неиспользуемого объёма серого вещества в твоей голове.
– А нахрена их изменять?
~ Информация – это ноли и единицы. Наноботы доктора Шеня не обнаружили ничего в твоём организме, потому что искали чужеродные элементы. А на самом деле роль нулей и единиц, послуживших для меня хранилищем на начальном этапе, исполняли клетки твоего мозга. Вещества, изъятые из фармацевтических препаратов, не годятся для его перенастройки. Только для корректировки реакций. Именно поэтому сейчас они фрагментированы и точечно закапсулированы – так называемый запас на крайний случай. Пока я ещё могу имитировать гормональные выбросы, но твой организм очень сильно истощился с момента побега.
– Которого из побегов? – мой голос пропитан язвительностью. – А то, знаешь ли, такое ощущение, что я всё время куда-то бегу. Даже когда иду или стою. Или теряю сознание.
Бета-версия отвечает на вопрос, не заостряя внимания на моих язвительных интонациях.
~ С момента побега, осуществленного при помощи столкновения легкового автомобиля и грузовика.
Ловлю себя на мысли, что в моём восприятии это было очень, очень давно. Что тогда говорить о морской базе? А о сити, Маше, взломах, игровых турнирах? Они вообще кажутся мне каким-то далёким, въевшимся в мозг сновидением, которое нет-нет, да и вызывает чувство дежавю.
Но, с другой стороны, по одной из китайских трасс прямо сейчас едут Бакс и малолетняя барыга из того самого сити, к которому я отношусь как к старому, не до конца затертому новыми событиями сну.
– Ладно, с этим понятно. Мой план действий каков?
~ Ждать, пока люди из сити справится с поставленной задачей. На момент своего разделения я как раз оставляла им инструкции.
– Ждать? А если Пинг приведет полицию. Эту, как её..?
~ Службу охраны правопорядка, – подсказывает Бета. – Сложившаяся ситуация не оставляет ему выбора, но, сбежав с доской и бриллиантом, он стал частью моего нового плана. Точнее, мне пришлось перестроить план, пока он сбегал.
Голышом я выхожу из санузла, оставив испачканную одежду там, и оглядываюсь. Рядом с матрацем валяются шмотки. Брюки в обтяжку, такая же водолазка. Всё не первой свежести, но я решаю, что это лучше обосранных штанов, и начинаю напяливать их на себя.
– А как ты связывалась с Баксом?
~ Не с ним, с его попутчицей, Лилит. – Объясняет Бета-версия. ~ Я обнаружила в её визитнице данные твоего чипа. Очевидно, вы когда-то контактировали, и это было до твоего попадания в лабораторию «Кристалис».
– А… – замираю я с одной рукой, продетой в рукав, и вспоминая, как навязчиво эта дамочка сватала мне какого-то барыгу-дилера. – Блин, точно. Она мне наркоту как-то предлагала…
~ К текущей ситуации это не относится, – перебивает Бета и продолжает объяснять: ~ К системам аэрокара, в котором они находились, подключиться не удалось, а кистевой чип был только у неё. Я изменила его протоколы, и теперь носимое девушкой устройство работает, используя параметры местных сетей. А вот у вируса нет возможности попасть в чип из-за отличий в архитектуре устройства.
– Ну да, Бакс же от биометрии и аугментаций как от огня шарахается, – где-то в глубине мозга копошится, не находя удобного места, чтобы уютно расположиться, мысль о том, что даже если выбраться из сити, то сити сам потянет к тебе свои отростки. – А чего он в Китай попёрся-то?
~ Мотивы мне неизвестны, но, если Бакс сделает всё по предложенным инструкциям, у тебя будет возможность спросить его лично, а пока я уйду в режим ожидания. Ресурсы твоего организма не пополняются, а я потребляю приличную их часть.
Снова становится темно – ИскИн перестал воздействовать на зрачки.
– Что ж, – пожимаю я плечами.
А что я могу предпринять в сложившейся ситуации? Ничего. Только ждать, взяв пример с ИскИна, сидящего в моей голове. Точнее, с того, что от этого ИскИна осталось.
Однако перед тем как замолчать, я задаю Бете ещё один вопрос:
– В твоём доступе была вся сеть, и ты нигде не обнаружила исходника этой вирусной хрени? Не выяснила, для чего он?
~ Вируса не было в сети, как и данных о чем-то похожем, – терпеливо объясняет огрызок ИскИна в моей башке. ~ Предполагаю, что данная разработка велась в изолированном сегменте сети, после чего была передана на съемных носителях персоналу, обслуживающему гейты.
– И они одновременно запустили программу-вирус, подсоединив к гейтам внешние накопители после какой-то условной команды, – наконец доходит до меня.
~ Совершенно верно.
– Действенно, ничего не скажешь.
~ Я могу продолжить отвечать на вопросы, но всё-таки рекомендовала бы тебе поберечь силы, – намекает Бета.
Я согласно вздыхаю и, откинувшись на матрасе, закрываю глаза – всё равно темно.
Совершенно непонятно, как тянется время в абсолютной темноте. Особенно, когда в твоей голове царит бардак, разгребание которого ты всё время откладываешь на потом. Мысли цепляются друг за друга, словно неодимовые магнитные шарики, хаотично разбросанные по плоской ровной поверхности, если запустить такой же по столу.
Они сталкиваются друг с другом, бьются друг об друга, иногда отскакивают, но, в конце концов, слепляются в одно целое. В одно бесформенное целое, сводящееся к простому вопросу: почему я? Ответов может быть множество, но, думаю, обрубок ИскИна, обосновавшийся в моей голове, свел бы их все к просчету вероятностных моделей.
Провидение? Если бы я верил во всю эту замшелую мистику, то, возможно, успокоился бы именно на таком или похожем объяснении. Чем плох вариант, в котором всё можно объяснить божьими планами? Но у бога нет планов, потому что нет его самого. Каждый человек – всего лишь звено в цепочке случайностей, создаваемых такими же людьми.
Взять, например, Бакса. Наверняка ведь он появился здесь, потому что преследовал какие-то свои цели. Вот его не было, а вот он есть. И это случайность, которая не была учтена в расчетах Беты только потому, что Бакса не было в перечне изначальных условий. А когда он появился, ему тут же нашлось место в уравнении. Даже пересчитывать вероятности не стала. Не то, что с мертвой люфанчже.
Но откуда Бета знает, что Бакс знает меня?
Свет загорается как раз в тот момент, когда я задаю себе этот вопрос. Одновременно со вспыхнувшими под потолком лампами также бесшумно, как и тогда, когда мы с Пингом входили, начинает отъезжать в сторону дверь. В ещё узкий просвет влетает цилиндр светошумовой гранаты, обжигающей сетчатку, несмотря на то, что я успеваю закрыть глаза. Звуковые асинхронные вибрации мгновенно дезориентируют, и поэтому спецы крутят меня без какого-либо сопротивления.
Кретины. Хотя они ведь не в курсе, что я в любом случае не стал бы сопротивляться.
Когда меня рывком ставят на ноги, ИскИн сообщает:
~ Предполагаю, что тебя каким-то образом будут тестировать, поэтому лучше исключить вероятность обнаружения меня. Тем более в той форме, в которой я существую сейчас. Когда тебя будут допрашивать, для правдоподобности можешь сказать, что я была, я руководила тобой, но сейчас меня уже нет, – бледно-зеленый контур состоящего из ноликов и единичек лица появляется на фоне белого пятна, оставшегося после вспышки гранаты, чтобы добавить: ~ Ври красиво, я в тебя верю.
Подмигивает и цифровой метелью уносится за край поля зрения.
Вывернув руки за спину и зафиксировав их зип-локом, меня куда-то ведут. Понимаю, что по канализационным коллекторам, но из-за белых пятен, мельтешащих перед глазами, совсем не вижу ничего перед собой.
Отрывистые фразы на китайском, которыми обмениваются люди в форме, не отображаются привычными мультяшными облачками в моём поле зрения – Бета затихла. Даже ставшие привычными часы не светятся в углу поля зрения. Мне кажется странным такое поведение, но с другой стороны, что я знаю об искусственном интеллекте, чтобы делать выводы о его поведении?
Меня грузят в кузов воздушки, и та, взвизгнув, отрывается от земли. Постепенно белые пятна растворяются, и я, наконец, могу разглядеть сидящих напротив и по бокам от меня солдат. Они укомплектованы так, словно собирались штурмовать укрепленный бастион, полный каких-нибудь террористов-фанатиков. Видно, как бронестекло на забралах тактических шлемов подсвечивается изнутри, но выражений лиц разобрать невозможно. Почему-то мне кажется, что по ту сторону забрала спеца, сидящего напротив меня, дисплей подсвечивает недоумение.
Мы летим молча и долго. Я несколько раз мысленно обращаюсь к Бете, но та молчит, и от этого я чувствую себя дискомфортно. Я, конечно, пару раз пытаюсь спросить у солдат, куда меня везут, но натыкаюсь на гробовое молчание, спрятавшееся за матовый отблеск дисплейного забрала.
Не понимают. Или выполняют приказ не вступать в контакт. Или и то и другое. Поди разберись.
Воздушка несколько раз закладывает достаточно крутые виражи и, в конце концов, резко опускается до уровня земли, – я понимаю это по тому, как закладывает уши, – а потом и вовсе замедляется. Спустя несколько секунд дверь открывается, и меня достаточно цивилизованно вытаскивают из крытого кузова.
Подземный гараж я узнаю сразу, хотя видел его всего единожды. Тот самый медицинский комплекс или лаборатория, – чёрт её разберет, – в которой я пришел в себя после побега. Почему-то я уверен, что совсем скоро увижу доктора Шеня. И я оказываюсь прав. Только в кабинете, в который меня вводят, сняв зип-локер, находится не только доктор. Помимо него я вижу ещё двоих в белых халатах и мужчину в военной форме. По ощущениям, для такого количества регалий на груди, военный выглядит немного молодо. Но главное не это. За одним столом с ними вполне свободно сидят Бакс и Лилит.
– Ах ты ж, ёб же ж! – не сдерживаюсь я, шагая к Баксу.
Коробочка-переводчик, лежащая на столе, подбирает ругательство на китайском и сидящие за столом кривятся в презрительных гримасах.
Бакс успевает встать, прежде чем я обнимаю его. Кто бы сказал, что я буду ему так рад? Никто не пытается разнять нас, те бойцы, которые привели меня, стоят спокойно, не реагируя на выплеск эмоций, не пытаясь оттянуть нас друг от друга. В конце концов, Шень делает знак рукой и они ретируются.
– Как ты тут очутился? – спрашиваю я.
– Если рассказывать с самого начала, то это очень долгая история, – говорит Бакс, отстраняя меня от себя.
Стоящая на столе коробка реагирует на каждое произнесенное слово.
– Неожиданно, но я рад тебя видеть, – говорю ему.
Бакс довольно скалится.
– А если попробовать уложиться в пару слов? – предпринимаю я ещё одну попытку. – Как ты здесь очутился? А эта молодая чего с тобой?
– Ты попросил – я сделал, – кивает Бакс в сторону стола.
И только тут до меня доходит, что там лежат два знакомых мне предмета: десктоп, который мы с Бетой украли из прачечной, и крупный бриллиант поверх него.
– Я попросил?
DLC: Вся электронная рать (почти параллельно с сейчас)
Бакс закрывает крышку капота, возвращается в салон воздушки и поправляет кобуру под мышкой.
– Система обогрева была отключена. На кой чёрт она в сити нужна-то, когда там температура климатизаторами поддерживается? – говорит он и успокаивает: – Я включил, сейчас потеплеет.
Вместе с ним в салон врываются потоки холодного воздуха – мы уже давно покинули зону климатического контроля и движемся по каким-то степям. Вокруг снег, в котором иногда видны остовы городов, торчащие из земли, словно куча скелетов дохлых животных посреди мусорника.
Каждый раз, когда остатки цивилизации попадаются на пути, Бакс правит курс, объезжая их по большой дуге, потому что где-то внутри этих развалин могут жить те, для кого мир существует не по привычным для нас правилам.
Но всё-таки мне кажется, здесь никого нет. Сеть, кистевые чипы, электроника, управляющая механикой – визоры, воздушки, средства связи, базы данных, автосчетчики, напоминалки, голосовые помощники, умные выключатели, дроны, системы климатического контроля, импланты – вся электронная рать, облегчающая нашу жизнь, сплетенная в одно целое, кто мы без неё?
Что способен создать среднестатистический житель сити, если отнять у него те данные, запоминанием и анализом которых он не озабочен? Зачем запоминать то, что в любой момент может подсказать сеть? Не нужно даже придумывать четких формулировок, чтобы узнать о способах разжигания огня. Единственное, что требуется от среднестатистического овоща из сити – написать или сказать слово «огонь» поисковой системе, а дальше завертится карусель ассоциативных ответов.
По первому звену первой цепочки линков можно будет узнать, что «огонь является интенсивным процессом окисления, сопровождающимся выделением тепловой энергии и излучения в видимом диапазоне». Каждое из слов формулировки можно развернуть, чтобы получить его значение: что такое «окисление», что такое «энергия», «диапазон», «процесс»... По первому звену второй цепочки – узнать, что необходимо для активации этого процесса окисления. Запоминать информацию давным-давно не нужно, равно как и искать способы её получения.
Я делюсь этими мыслями с Баксом, глядя на однообразный пейзаж и чувствуя, как теплеет в салоне. Бакс кивает.
– Понимаешь, Лилит, проблема даже не в том, чтобы создать что-то, имея знания. При наличии инструкции, пусть и не сразу, приемлемый результат получит даже самый криворукий проедатель безусловки, если, конечно, будет целеустремлен. Проблема заключается в том, что создать каменный топор на основе имеющихся в сети данных – это одно, а самому додуматься объединить палку и камень в единое целое – совершенно другое.
– А нахрена топор изобретать, когда можно что-то поднять похожее, не изобретая, – удивляюсь я. – Железку какую-то, например.
– Если эта железка есть, – кивает он. – Ты вот, например, знаешь, из чего состоят капсулы, которые ты раздавала в клубах?
– Зачем? Всё до меня посчитано, разложено. Моё дело было только сверяться с визитницей и отдавать.
– Ну ты же рассказывала, что сама их паковала, вместе с Лисом.
– Ну.
– Рассказывала, что он тебе принцип действия объяснял.
– Рассказывала.
– И ни разу не хотелось более детально вникнуть.
Он не спрашивает, он перечисляет.
– Меньше знаешь – целее рожа.
Мы летим уже четвёртые или пятые сутки. Когда за окном однообразный пейзаж, в котором и день, и ночь выглядят одинаково серо из-за затянутого черными тучами неба, сбиваешься со счета очень быстро. Поначалу путь пролегал по заметенным заброшенным трассам, идущим сквозь ряды огромных деревьев, ветви которых то и дело цеплялись за корпус воздушки. Потом – по дну гигантского котлована с проложенными в нём огромными трубами. Котлован закончился, трубы постепенно ушли куда-то под снег, и теперь мы тащимся по степи, которой нет ни конца, ни края.
– Об этом я и говорю, – объясняет Бакс. – Твои ровесники не интересуются ничем, потому что у них есть всё, что необходимо для сносного существования. Учась в середухах, все уже знают, что после их окончания получат чип и еженедельную пайку, которой хватит не только на то, чтобы пожрать, но и на какие-никакие развлечения. Стимула развиваться нет. Человечество становится сродни крысиной стае на богатой, ргулярно пополняемой помойке.
Я смотрю на Бакса, сидящего в кресле рядом, и вдруг неожиданно для самой себя говорю:
– Вообще-то Лис не наркоту продавал.
Шрамы никого не украшают, но когда Бакс ухмыляется, его лицо становится жутковатым.
– Шутить изволите, барышня?
– Нет.
И я пересказываю историю Лиса, которую от него и услышала, пока мы искали воздушку, в которой сейчас едем. Бакс слушает, и кривая ухмылка на его лице постепенно трансформируется в сомнение, которое, в свою очередь, перетекает в сосредоточенную задумчивость. Я не сильна в химических терминах и формулах, поэтому рассказываю, как запомнила: о середухе, о нежелании Лиса горбатиться на корпу, об индийских ученых, формулами которых он пользовался, о разнице между выбросом гормонов и имитацией выброса, о компонентах, которые по отдельности никакого эффекта не оказывают. И, судя по меняющемуся выражению лица Бакса, к концу моего пересказа он допускает мысль, что это может быть правдой.
Интересно, а Бакс учился в середухе со всеми её правилами, требованиями и отбитыми соседями по койкам? Ему знакомо, когда кто-то демонстрирует свою силу просто потому, что может? Его заставляли делать не только свою работу, но и чью-то ещё, угрожая не только побоями? Бакса обещали оставить в покое за то, что он будет переполовинивать свой рацион в чью-то пользу? Он знает о том, что способ наказать за отказ найдут всегда, несмотря на растыканные по всему корпусу камеры? Знает ли он, как не жить мыслью о том, что весь этот пиздец когда-нибудь закончится, и ты, выйдя во взрослую жизнь, получишь свою ячейку и забудешь середуху как страшный сон?
– А ты в середухе учился? – спрашиваю.
Бакс кивает.
– И как оно, когда нет склонностей к наукам?
Он жмет плечами:
– Нормально.
* * *
– Нормально, – жму плечами. – Я в науках туповат, но усилия прилагал как мог. В жизни всё, что за границей возможностей, предоставляемых безусловкой, стоит усилий.
– Лис так же говорит.
– Правильно говорит. Умный он, Лис твой. Хернёй только занимается.
– Каждому своё, – парирует девчонка. – Кому-то ставить точку на истории якудза, а кому-то, как ты говоришь, хернёй заниматься.
Ловлю себя на том, что мне нравится её дерзость. Спрашиваю:
– Лис и об этом рассказывал?
– Ну, он только сказал, что их главарь пропал не без твоей помощи, – девчонка делает пальцами кавычки в воздухе: – Как в воду канул.
– Слова Лиса?
– Ага. А ты правда того японца кинул?
– В каком-то смысле, да.
– Кинул, а после этого убил?
– Ну, – пожимаю плечами, – сначала я выполнил то, что был ему должен.
– Это как так? – непонимающе округляет глаза Лилит.
Времени у нас много, поэтому я рассказываю, чтобы хоть как-то его скрасить.
– Я в своё время играл в коллективные стратегии на деньги. Ещё до того, как ввели чипирование. Но играл нечестно. Йун поймал меня на жульничестве, хотя он далеко от меня в честности не ушёл. Тут же система какая: если тебя не поймали, то ты играл честно. Но у него была возможность ловить на жульничестве, а у меня – нет. В общем, мне предложили сделку: он оставляет меня в живых, а я приношу ему серверный узел из заброшенной лаборатории. Я согласился и достал то, что от меня требовалось, но…
Я рассказываю девчонке о том, что увидел в лабораторных подвалах, о том, как расстреливал гигантскую колбу, в которой плавала нервная система, освобождённая от тела, о том, как решил, что эти данные не должны доставаться никому.
– Но сначала Йун заполучил то, что просил, – завершаю я свою историю. – Правда, в качестве дополнительного груза, который помог ему нырнуть в канал.
– Помог нырнуть?
– Я привязал серверный узел к телу.
– Обязательно было узел топить? – девчонка смотрит на меня как на идиота. – Данные же можно было продать. Лис говорит, что всегда найдутся люди, готовые платить за данные.
– Есть такие данные, которым лучше не попадать в руки тех, кто готов за них платить.
Мы летим по занесенным снегом степям, наверное, уже где-то в районе границы между Монголией и Китаем. Может быть, даже пересекли её и сейчас скользим над снежным покрывалом по Внутренней Монголии. Призраки городов встречаются всё реже, и по всем ощущениям мне уже давно пора начинать забирать влево.
– Гля, пылит что-то, – указывает куда-то вперед Лилит, проводя пальцем за ухом, чтобы приглушить звук подкожных наушников.
Облака снежной пыли, вздымающиеся прямо по курсу и движущиеся в нашу сторону, не предвещают ничего хорошего.
– Это снежная буря? – спрашивает Лилит, с любопытством разглядывая вздымающиеся клубы белой пыли.
Ухмыляюсь. Чего ожидать от человека, ни разу не выбиравшегося из сити и абсолютно не интересовавшегося ничем, кроме клубных тусовок и торговли наркотой? Буря должна выглядеть повнушительнее. А в нашу сторону несется всего лишь беспилотный бронированный контейнеровоз, везущий в один из сити, может быть, даже в тот, из которого сбежали мы, продукцию китайских фабрик и заводов: нанофермы, бионические протезы, роботы-пылесосы, десктопы, системные узлы, сигареты из водорослей, программные наработки, искусственно выращенное мясо, упакованное в брикеты, запчасти...
– Это китайский торговый контейнеровоз, – говорю я, меняя направление воздушки, чтобы не оказаться на пути громадины. – Везет всякое. Может быть, даже в наш сити.
– Так здорово же, – восклицает Лилит. – Мы по его следу и доберемся.
– Если нам не помешают, – указываю на снежные вихри поменьше, несущиеся наперерез тому, что Лилит приняла за бурю.
– Это же воздушки! – восклицает Лилит. До неё, наконец, начинает доходить, что именно она видит. – Это же люди! Они реально тут живут!
– Именно, – подтверждаю я, выворачивая джойстик вправо в надежде на то, что мы успеем проскочить под прикрытием поднятого беспилотным товарняком снежного вихря. Не хотелось бы, чтобы нас заметили. Увлеченные своей потенциальной добычей степняки, возможно, не обратят внимания, но к чему рисковать?
Одной рукой продолжаю выкручивать джойстик, второй – достаю револьвер из кобуры на боку и кладу между сидениями, понимая, что это так себе аргумент, потому что вижу, как с одного из мелких снежных вихрей, поднимаемых модифицированными аэрокарами, срывается сгусток зеленого пламени и врезается в бок товарняка, не нанося ему какого-либо видимого вреда. В ответ, спустя всего пару секунд, необходимых для развертывания турели, с контейнеровоза срываются насыщенно-желтые трассеры, и один из снежных бурунов, несущихся к поезду, кувыркаясь, меняет траекторию и зарывается в снег.
Я думаю о том, что три патрона, оставшиеся в барабане револьвера – очень мало для того, чтобы перетянуть чашу весов удачи на нашу сторону.
Именно в этот момент наша машина, наконец, переваливается правее курса бронированного контейнеровоза, и я ускоряю воздушку до предела, нажимая «acceleration» на передней панели и надеясь, что турели второго борта контейнеровоза не примут нас за мишень.
– Ах, ты ж… – хрипит Лилит с пассажирского сиденья, придавленная к нему ускорением.
– Терпи, – сквозь сжатые зубы приказываю я, чувствуя, как форсаж вжимает моё туловище в кресло пилота.
Руки соскальзывают с джойстика, и я не в состоянии вернуть их на место. Хочется надеяться, что «ангел-хранитель» не лез никуда, кроме навигационных систем. В этом случае турборежим отключится ровно через тридцать секунд – своеобразная защита от дурака, чтобы двигатель не бабахнул от перегрева – но этого должно хватить, чтобы мы проскочили, прикрываясь поездом.
Поравнявшись с бронированной махиной контейнеровоза, успеваю заметить раскрывающееся жерло турели и, стиснув зубы, хрипло матерюсь, не особо вкладывая смысл в то, что слетает с моих губ. Страх кричит за меня, выталкивая остатки воздуха из сжатых ускорением легких, и, возможно, моя матерная молитва долетает до бога меткости, веселя его своей несуразностью, потому что в заднее стекло бьет единственная пуля, превращающая его в дождь осколков, но не задевающая ни меня, ни Лилит. В салон врывается свист ветра и отдаленное стрекотание турелей с противоположной стороны поезда.
Еще сколько-то секунд мы летим вдоль вагонов, поднимая вихри снега корпусом воздушки, а потом защита от дурака, наконец, срабатывает, и скорость начинает падать. Ещё через несколько мгновений вагоны контейнеровоза остаются где-то за спиной, а мы снова можем дышать полной грудью.
– Так и обделаться ж недолго, – выдыхает Лилит, имея в виду то ли перегрузку, то ли ситуацию в целом.
Голос девчонки дрожит.
– Стяни чехлы с задних сидений и укутайся, – командую я. – Без стекла в воздушке быстро похолодает.
* * *
Грею руки, активируя термоупаковку двух последних сендвичей из тех, которые предусмотрительный Бакс посоветовал купить, когда мы ещё были в сити. Сам он из аэрокара не выходил, а я подчистую выгребла из торгового автомата все, на что хватило остатков недельной безусловки. Срываю упаковку с обоих и протягиваю один Баксу.
– Холодно, – говорю с набитым ртом.
Я укуталась чехлами с заднего сиденья, но температура внутри очень быстро падает, а синтетика, хоть и ворсистая, почти не держит тепло.
– Долго нам ещё? – спрашиваю Бакса.
– Да хрен его знает, – отвечает он, – но по следу теперь точно доберемся куда нужно.
В наушниках Synapsyche сменяет AsperX. Его я тоже приобрела у Харпера – хламыдловика, торговавшего оцифрованным старьём. Очень странный малый этот Asper, но образы в его песнях иногда отзываются бегущими по спине мурашками. Никогда не знаешь, какая строчка выстрелит, попав в цель. Он как нейрогадалка, выдающая предсказания на основе одной ей известных параметров, но составляющая их так, чтобы любой из получивших пророчество смог зацепиться за какие-то свои фразы-якорьки и истолковал их, как удобно. В результате получается волшебство. Жалко только, что это волшебство не согревает.
Очень долго мы едем молча. В воздушке становится всё холоднее. В какой-то момент Бакс фиксирует джойстик, достаёт из внутреннего кармана плоскую флягу, делает глоток сам и протягивает флягу мне.
– Не хочу, – мотаю головой я.
– Я не спрашиваю, хочешь или нет, – говорит Бакс. – Надо.
Беру флягу из его руки, принюхиваюсь к исходящему из тонкого горлышка запаху, морщусь.
– Три глотка, – говорит Бакс.
– Вонючая.
– Вонючий, – поправляет Бакс, – но натуральный. С клубной химией не сравнить.
Пару раз подношу флягу к губам, но не решаюсь сделать глоток. Тем более три. Кажется, что меня обязательно вывернет, как только жидкость попадет на язык.
– Не нюхай. Выдохни, сделай три быстрых глотка и вдохни через нос. Посчитай до трёх и выдохни через рот, – инструктирует Бакс.
Делаю, как он советует, но жидкость всё равно корябает нёбо и обжигает горло настолько, что на глазах выступают слёзы. Рот наполняется вязкой слюной, вызывая оскомину.
– Ещё вдох через нос и выдох через рот, – подсказывает Бакс.
Повторяю, чувствуя, как проходит спазм и где-то внутри по организму начинает разливаться тепло.
– И не забывай шевелить пальцами, – присасываясь к фляге и пряча её обратно в карман, говорит Бакс. – Теплее не станет, но нужно стимулировать кровообращение.
Киваю и спрашиваю, чувствуя осевший во рту привкус:
– Что это за пойло?
– Рецепт из двадцатого века. Называется самогон.
Я не знаю, что такое самогон, но кровь он разгоняет знатно. Да и опьяняет похлеще трех порций «Вулкана» или «Короткого замыкания». Я чувствую, как пойло надавило на глаза, расслабило, отодвинуло холод в салоне на второй план. Теплее не стало – стало пофиг.
– Хорошая штука по эффекту, – делюсь я, – только противная. Его бы в коктейль какой, чтобы вкус этот перебить.
Бакс ухмыляется.
– Тогда он перестанет быть хорошей штукой.
Мысли в голове приобретают странную витиеватость, и я сама не замечаю, как начинаю растворяться в музыке. Провожу пальцами за ухом, делая звук громче, и отматываю трек к началу. Удивительно, но теперь мне кажется, что музыка согревает.
Под сердцебиение нейтронных звезд
В уютной и теплой своей колыбели...
Начинает Asper заново.
* * *
Уюта и тепла от обогревателей аэрокара хватает только для того, чтобы не мерзли ноги. Но это недолго. Мы скользим над проложенной контейнеровозом колеёй, и то, что когда-то называлось Внутренней Монголией, уже находится где-то за спиной, потому что снега становится меньше, и он не лежит пухлым аморфным покрывалом, а превращается в ледяную корку. Так и должно быть на границе зоны воздействия климатических установок, поддерживающих комфортную температуру и погоду для жителей сити. Очень полезная штука, особенно когда за пределами агломераций зима теперь царит всегда.
В салоне становится теплее, и Лилит засыпает, укутавшись автомобильными чехлами.
Пару городов я всё-таки объезжаю по дуге (ни к чему мелькать на приграничных, напичканных системами защиты территориях) и только потом, выбравшись в теплую зону, выруливаю на двухполосную дорогу, а с неё – на трассу пошире. Проскакиваем города один за другим. Расстояние между ними с каждым разом всё меньше, и вскоре постройки растягиваются на многие десятки километров, становясь одним целым, а трасса делится на двухуровневую. Всё как в родном сити, только с восточным колоритом.
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689