Ах, сколько ж написано и пересказано историй любви, произошедших между поэтессами и их поклонниками, между актерами и гримершами, между проститутками и постоянными клиентами. Точно так же не обошла своим вниманием мировая литература и сюжеты с участием несовершеннолетних, лиц зрелого и даже пенсионного возрастов. Однако нет в анналах как минимум отечественной словесности романтической истории с участием судебного пристава. То ли от того, что профессия к романтике вовсе не располагает, то ли представители этого славного племени хранят свои личные тайны столь же бережно, как и тайну служебную… Доподлинно не знаю. Однако в меру сил хотелось бы исправить это упущение, и сегодня поведать об истории любви судебного пристава-исполнителя Ширяевского РОСП и гражданки Полосухиной. Истории трагической и, как водится, поучительной.
А началось все с того, что Полосухина влюбилась. По младости лет (а было ей всего лишь 19) – в мальчика-наркомана из соседнего подъезда, и тем же годом от него понесла. Очаровательный мальчонка получился, даром что с умственной отсталостью – тут, надо полагать, сказались папенькины губительные для здоровья пристрастия. Однако, несмотря на тезис о том, что больных детей родители любят больше, папа от исполнения родительских обязанностей отказался категорически, и свинтил в закат, не оставив от себя ничего, кроме упаковок из-под таблеток «Лирика» под кроватью и ярких воспоминаний.
Полосухина погоревала, поискала возлюбленного по знакомым, да и плюнула – жизнь продолжается. Впрочем, для того, чтобы продолжать существовать, нужны были деньги, а их как раз не было. И тут на помощь пришел Интернет: на тематических форумах матери-одиночки с радостью делились подробностями своих печальных отношений с несчастливым концом. А еще не хуже профессиональных юристов ориентировались в вопросах назначения и взыскания алиментов с нерадивых отцов. Полосухина почитала, набралась житейско-правовой мудрости, и в один прекрасный день судьба привела ее в кабинет № 1 Ширяевского РОСП, где трудился в должности СПИ Паша Забиралов.
Пашина биография была стандартной: школа, высшее юридическое образование, армия, служба судебных приставов. Почему именно приставы? Потому что близко к дому, форма симпатичная, да и обещали вскоре к полиции приравнять. По зарплатам, выслуге и прочим плюшкам правоохранительной системы. Обещают, если честно, уже лет десять, да все без толку. Но мы же помним – блажен, кто верует. Может быть, когда-нибудь… Впрочем, не будем отвлекаться.
Исполнительное производство в отношении бывшего Полосухинского хахаля было возбуждено, а сама она зачастила в отдел. Понравился ей молодой человек, что так мужественно сидел за столом, обложенным бумагой, и с суровым лицом нес неотвратимость судебных решений в массы. Да и он, надо сказать, проявлял редкую для пристава внимательность к взыскательнице: находил время и покурить вдвоем, и успокоить девочку, и даже дал ей личный номер мобильного телефона, дабы в случае чего оперативно информировать о подвижках по делу. А они были – взаимный интерес творит чудеса. Юноша нашелся, и какие-то копейки в счет уплаты алиментов перечислял. Это ли, или какое другое обстоятельство стало базой для светлого чувства, однако вскоре жить Полосухина стала вместе с Пашей. Причем жить счастливо, пусть и не богато.
Долго ли, коротко ли, но с течением времени Паша из районного ОСП перебрался в отдел судебных приставов по исполнению особо важных исполнительных производств, и стал иметь дело не с взысканием автомобильных штрафов и алиментных обязательств, а с многомиллионными суммами, да еще и в отношении юридических лиц. Что для понимающего человека значит многое. Поясним для всех остальных.
Дело в том, что не в полномочиях пристава-исполнителя уменьшить сумму, подлежащую взысканию – она зафиксирована в судебном решении, и иначе, чем в судебном порядке, изменена быть не может. А вот исполнительский сбор в этом отношении вещь куда более гибкая. Исполнительский сбор – это сумма, взыскиваемая с должника в доход государства за принудительное исполнение решения, в том случае, если добровольно должник возложенные на него обязательства исполнять отказался. Составляет она 7 % от суммы взыскиваемого, что при взыскании, скажем, двадцати миллионов рублей оказывается круглой суммой в 1,4 миллиона. Однако взыскивается она лишь в том случае, если должник был уведомлен о возбуждении в его отношении исполнительного производства – а если в силу каких-то причин этой информации он не имел, то и взыскивать с него сбор оснований нет. Появляется коррупционная лазейка: ведь дешевле заплатить 200-300 тысяч рублей приставу, нежели сумму в пять раз большую – государству.
Умудренные службой и опытом приставы знают, что столь сладко и просто эти деньги выглядят лишь в теории, а на практике их получение чревато и влечет за собой массу возможных проблем, вплоть до реального лишения свободы. Потому, если и берут, то делают это максимально аккуратно и исключительно с начальственного согласования, вплоть до высоких уровней, с последующим дележом добычи. Паша же был молод, глуп и очень хотел денег. Не настолько, конечно, чтобы получать денежные средства от взяткодателей из рук в руки, как делают отдельно взятые идиоты. Он приспособил под это дело Полосухину, тем самым и начав свое движение вниз.
Сначала схема сбоев не давала: первое время Паша не наглел, брал по-малому, Полосухина получала денежные средства иногда лично, иногда на свою банковскую карту, иногда на карту своей матери, и в семье появился достаток. Какая-то часть от вырученных средств отправлялась в личный фонд начальника отдела – вроде как «на организацию корпоративных мероприятий и приобретения детишкам сотрудников подарков к празднику». Ежу понятно, что руководство подразделения знало об источнике происхождения денег, однако закрывало на это глаза. Как говорится, если поймают – сам дурак, не поймают – тоже хорошо. Только вот забыл Паша о существовании его коллег в Управлении, которые таких, как Павел, по долгу службы вычисляли и совместно с операми БЭП крепили, каленой метлой очищая стройные ряды служителей закона от инородных элементов. И начал потихоньку поднимать цену на свои услуги, что не могло остаться незамеченным со стороны клиентов.
В один прекрасный день бывшему следователю Нагоняеву, который трудился после увольнения из СКП в приставской собственной безопасности, капнула информашка от знакомого коммерса. Мол, люди говорят, что пристав Забиралов из ОВИП вопросы решает, и берет за это несколько больше, чем в среднем по рынку. В целом, претензий к нему нет, за что берет – то делает честно, однако ширина хавальника должна быть сопоставима с размером каравая, на который он разевается. И потому было бы неплохо в воспитательных целях Павла прищучить – чтобы прочие молодые сотрудники знали, что невидимая рука рынка на то и невидимая, чтобы бить внезапно и жестко. Беспощадные законы рыночной экономики в действии.
Нагоняев начал этот вопрос прорабатывать, и спустя некоторое время нехитрая Пашина схема дополнительного заработка со всеми фигурантами всплыла во всей красе. Казалось бы – вот он, лови взяточника, да предавай его суровому суду, но нет. Все не так просто. Можно было бы, конечно, просто слить информацию коллегам из ОБЭП, чтобы те, пользуясь всем комплексом оперативно-розыскных мероприятий, задокументировали факты получения приставом денег и взяли его тепленьким. Дело в том, что у собственной безопасности ФССП полномочий на проведение ОРМ нет – совсем. Ни трубку послушать, ни наружное наблюдение выставить, ни оперативный эксперимент самостоятельно провести. Почему так – вопрос отдельный, но факт остается фактом: выявить приставы коррупционера могут, а вот зафиксировать факт и задержать – только с помощью оперов из полиции или, в некоторых случаях, из ФСБ.
Но ведь есть же еще и профессиональная гордость. Или ты сырую информацию в БЭП сливаешь и участвуешь в происходящем в роли «принеси-подай-пошел на хуй-не мешай», или приводишь к ним за ручку посредника (Полосухину) в полном раскладе, которая чистосердечно во всем кается, сама сливает время и место очередной передачи денег, а бэповцам остается только техническая работа, дирижером которой, по сути, является СБ приставов. Второй вариант явно выглядел предпочтительнее, и здесь Нагоняева сложно осудить. Он начал работать по Полосухиной – тихо, аккуратно, собирая информацию и прикидывая, чем бы и как бы ее склонить к сотрудничеству с правоохранительными органами. Ответ пришел быстро: давить нужно через ребенка.
Оперативная комбинация в голове нарисовалась такая: поставить под угрозу совместное проживание и общение Полосухиной с ребенком, на этом добиться ее согласия на сотрудничество, пообещав взамен непривлечение к уголовной ответственности, и крепануть Забиралова красиво и со свистом. Реализация также особой проблемы на первый взгляд не вызывала: дело в том, что папа-наркоман, из-за которого и встретились Полосухина с Забираловым, к тому моменту начал благопристойную жизнь. Дурные привычки бросил, алименты платил регулярно, а значит, был отцом во всех отношениях законопослушным. Что означало для него теоретическую возможность определить место проживания ребенка с собой, а не с матерью – через суд, само собой.
Полосухина же ни дня в жизни официально не работала, а с того момента, как Забиралов начал приносить домой неплохие деньги, эта необходимость и вовсе отпала. Жила в квартире Забиралова, так как своей недвижимости не имела, да еще и с приставом расписана, само собой, не была. Таким образом рисовалась картинка: регулярно платящий алименты, ведущий здоровый образ жизни и проживающий в собственной квартире отец, с одной стороны, и безработная мать, сожительствующая с мужиком (официальная з/п 20 т.р.) на его жилплощади, с другой. Кто поручится, какое решение суда возымеет место, да если еще и с грамотным юристом, и характеристики на маму подсобрать соответствующие?..
Нагоняев выцепил несостоявшегося папу с помощью знакомых в наркоконтроле – те его пригласили на беседу вроде как по старым делам. Ведь завязать паренек завязал, а друзья-то остались, и некоторые из них регулярно попадали в поле зрения соответствующих структур, так что повода долго искать не пришлось. В ходе разъяснительной беседы до юноши донесли, что ему представляется уникальный шанс помочь родным органам – а надо для этого всего-то лишь по команде подать в суд заявление об определении места жительства ребенка. А потом, по команде, его отозвать. Делов-то на три копейки, а взамен – дружба с операми и чувство исполненного гражданского долга. Юноша, имевший опыт общения с силовыми структурами, согласился, и карусель закрутилась.
После чего Нагоняев встретился с Полосухиной. Не вдаваясь в детали своего служебного положения, обрисовал ей перспективу осуждения за посредничество во взяточничестве, влекущее за собой разлуку с ребенком. Подкрепил это демонстрацией искового заявления от папаши, заявив, что отказ от сотрудничества, даже если Забиралов перестанет с сегодняшнего дня брать взятки и станет честным приставом, повлечет за собой положительное решение суда и переезд ребенка к папе. То есть, вариантов у нее, с его слов, было два. Либо она сообщает своему возлюбленному об интересе к нему со стороны органов, и остается с ним на голодном пайке и без ребенка, либо помогает приземлить коррупционера, шлет приставу на зону передачи, но при этом ребенок остается с ней.
И тот и другой вариант, само собой, у нее энтузиазма не вызвал. Но из двух зол выбирают меньшее, и она, прикинув степень близости с ребенком и тот факт, что замуж ее пристав так и не позвал, выбрала добровольную сдачу органам правопорядка. Пообещав, как только на горизонте обрисуется очередной эпизод, заблаговременно сообщить об этом Нагоняеву. Для того, чтобы гарантировать стабильность доказательной базы, от нее также требовалось убедить сожителя следующую сумму определить к передаче наличными – потеряв карточку, к примеру.
Спустя несколько недель Полосухина отзвонилась Нагоняеву и сообщила, что на следующей неделе она поедет в один из соседних городов, где ей будет передана сумма в 150 000 рублей от представителя некой коммерческой организации. Пристав был неаккуратен и глуп, не принимая во внимание главное правило управления: не давать подчиненным информации более, чем того требует объективная необходимость… В этот момент, для обеспечения лояльности Полосухиной, заявление от папаши ребенка ушло в суд, об чем ее проинформировали, закрепив желание помочь в изобличении сожителя. За несколько дней до даты передачи денег, когда окончательно определились время и место таковой, Полосухина вместе с гордым собой Нагоняевым пришла в БЭП и покаялась, как на духу, сдав всех недорого. Дальнейшее было делом техники.
В день, когда состоялась передача денег, заявление из суда было отозвано, и Полосухина выдохнула спокойно. Правда, неспокойно задышал представитель коммерческой организации, который, впрочем, счел за лучшее честно рассказать о том, кому и за что предназначались деньги. В совокупности с показаниями Полосухиной этого было более, чем достаточно, чтобы взять пристава прямо на рабочем месте, красиво и даже с ребятами в масках. Чтоб остальным неповадно было – воспитательный эффект в борьбе с коррупцией зачастую имеет определяющее значение.
Забиралов упираться не стал – будучи деморализованным предательством любимой женщины, он на первом же допросе признал вину в конкретном эпизоде и с чистой совестью поехал на СИЗО, откуда спустя несколько месяцев отправился в места лишения свободы. Пересматривать свое отношение к клятве судебного пристава и отношениям между мальчиками и девочками. А что же Полосухина, спросите вы? Как сложились ее жизнь и судьба после столь неоднозначного эпизода в биографии? А сложились они донельзя лучшим образом. От уголовной ответственности она, само собой, отскочила, это раз. Государство щедро награждает сотрудничающих с ним граждан, вне зависимости от мотивов такого сотрудничества.
А пока Забиралов еще был под стражей в СИЗО, сошлась обратно с папашей своего ребенка, это два. Ведь семья – это все-таки главное в жизни, ребенок должен жить с папой, и все такое. Несколько передач Забиралову она, конечно, отправила, однако на свидания не просилась (с другой стороны, кто б ей их дал), и честно написала ему письмо о том, что не видит более для себя возможным иметь с ним какие-либо отношения. На суде от своих показаний не отказалась, рассказала, все как есть и еще немного сверху – для женщин свойственно несколько приукрашивать действительность. Забиралов приговор не обжаловал.
Какая мораль следует из этой lovestory в наплечных знаках? Во-первых, при выборе между ребенком и мужиком 99 % женщин выберут ребенка. Исключения из этого правила бывают, но рассчитывать на них я бы лично не стал. Во-вторых, если не уверен в подчиненном, не рассказывай ему больше, чем нужно. А лучше вообще не рассказывай – меньше знает, крепче спит и меньше расскажет на следствии. А в-третьих, из нетрудовых доходов стоит всегда откладывать на адвоката. А то мало ли что…
