Важно! Данное исследование опубликовано в ознакомительно-развлекательных целях. Информация для исследования взята из открытых источников и не всегда соответствует истине, а все выводы являются субъективным мнением автора. Опубликованный материал как полностью так и частично не рекомендуется к использованию при подготовке научных работ.

(Автор - Владислав Левин).

Моё приветствие! Хождение по кирпичам продолжается, как и в прошлый раз фокус поиска акцентирован на кирпичные клейма дореволюционных производственников Казани. Долгая и неоднократная прогулка по адмиралтейской слободе, если быть точнее по улице Большая стала причиной к увеличению списка объектов исследования. Ноябрь 2023 года был богат на ещё оставшиеся руины в городе, цель поиска одного из предыдущих исследований не была достигнута, но привела к зданию, на котором всё ещё хорошо видны литеры, на полуразрушенном здании из красного кирпича рядом с деревянным домом по адресу улица Большая, 87 было обнаружено новое (для меня) клеймо – «ПЖ», снова обратимся к уже знакомому справочнику, чтобы узнать кем был этот господин ПЖ?

_ПЖ ст. сов. Жуковский Павел Тимофеевич

• (1882) 26100/33, за работу и возку 4 руб 75 коп с тысячи

• (1887) 2000/20/40 Казань, уч. 1859

• (1889) Казань

• (1893)

• (1896) Булак

• (1897) ?/21/60, с. Воскресенское, д. Поповка, д. Ометьево, уч. 1859

• (1897 С) кирпич, Казанск. г., с. Воскресенское и дер. Аметьева

• (1899) д. Ометьево, с. Воскресенское

• (1899 А) собственный дом по левой стороне Булака

• (1899 Б) Казанск. у., Воскресенск. в., с. Воскресенское; при дер. Ометьево

• (1899 С) Казанск. у., Воскресенск. в., с. Воскресенское; при дер. Ометьево

• (1900) (2), при с. Воскресенском и при дер. Ометьеве, Воскресенск. в.

Краткая историческая справка:

Павел Тимофеевич Жуковский (1833—1900) — казанский городской архитектор, владелец кирпичных заводов, статский советник.

Из обер-офицерских детей. Дворянин, чей род был занесён в 3-ю часть дворянской родословной книги Казанской губернии. Родной брат академика архитектуры А. Т. Жуковского. Казанский архитектор, владелец кирпичных заводов.

Казанский архитектор, владелец кирпичных заводов. Окончил Петербургское строительное училище (1854) со званием архитекторского помощника и правом на чин X класса. Работал в Казанской губернской строительной дорожной комиссии (1854—1866). Архитектор Казани (1856—1858). Старший городской архитектор (1858—1866).

С 1871 года — в отставке, занимался частной практикой.

Статский советник, кавалер орденов Св. Станислава 2-й степени и Св. Владимира 4-й степени

У П. Т. Жуковского имелось два кирпичных завода в Казани. Самые большие объёмы производства кирпича была у его предприятий, так же, как там была самая высокая оплата рабочих занятых в кирпичном производстве по Казанской губернии.

В списке дореволюционных кирпичных заводов и сараев (составитель Степанищев Евгений) самая ранняя дата упоминания одного из заводов – это 1882 год, однако это не так, дата открытия в губернии год 1859, данная ремарка очень важна, для понимания, в каком году могло быть построено одно из двух зданий. Именно эта дата указана в списке производств за 1887 год. Титульная фотография в самом начале исследования наводит на размышления об очерёдности постройки зданий. Пояснение близости построек, стоящих в упор друг с другом будет показано в дальнейшем. Ещё жилой деревянный дом по Большой 87 по информации «карта возраста домов Казани» датирует год постройки – 1910, однако этот же дом виден на снимке от 1891 года.

Рассмотрим клейма «ПЖ», фасад здания на ноябрь 2023 года выглядел так:

Под одним из окон обнаруживается два кирпича с клеймами, второй в левой части второго этажа, третий возле окна второго этажа, если обойти здания с левой стороны.

Переместимся в год 2010 и рассмотрим наш объект исследования, прямо в упор с кирпичным двухэтажным зданием находится жилой на данный момент дом, он виден на титульном снимке исследования от 1891 года. Обратите внимание на то, что фасады обоих зданий находятся на одной линии и на пристрой как будто соединяющий эти здания.

Опрос местных жителей об этом кирпичном строении дал приблизительный результат – школа. Неделями позже была прислана ссылка, на уже упоминаемого Рустема Ахунова, на полях труда его авторства было дано однозначное объяснение, цитата:

«…предстояло учительствовать и заведывать 2-м городским начальным училищем в Адмиралтействе (Бишбалта)».

А вот кому предстояло, об этом далее.

Глава I (1878 – 1917)

«Начальные училища, русско-татарские училища, мектебы, просветители и учителя».

Издательский дом «Медина» в статье «Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в период «Великих реформ» 1860-х гг. и контрреформ 1880–1890-х гг». (глава 2) от 26.11 2010 сообщает:

«В 1871 г. открылся первый русский класс в Казани в медресе «Усмания». К концу XIX века в Казани существовало только четыре русских класса при медресе. За исключением «Усмании» (11 учащихся в 1893 г.), такой класс имело только Апанаевское медресе (16 учащихся в 1893 г.). Были открыты также два класса в Слободах: в Ново-Татарской слободе (основано в 1876 г., 21 учащийся в 1893 г.) и Старо-Татарской слободе (30 учащихся в 1893 г.). Существовали также Первое городское татарское училище в Старо-Татарской слободе (основано в 1874 г., в 1893 г. – 48 учеников) и Второе городское татарское училище в Адмиралтейской слободе (основано в 1878 г., в 1893 г. 23 ученика). Русскому языку, кроме того, обучали в Школе для татарских мальчиков (основана в 1871 г., 40 учащихся в 1893 г.) и начальном училище при татарской учительской школе (30 учащихся в 1893 г.) В 1893 г. в русских школах и училищах и классах Казани учился 141 мальчик, в русских классах – 78 человек и 36 человек в татарской учительской школе. Таким образом, с середины 1870-х гг. в Казани происходит стабилизация числа русскоязычных учебных заведений для мусульман при бурном развитии и реформе мусульманских учебных заведений, (особенно в 1890-е гг.)».

Гриф неизвестности с постройки наконец то снят. Полуразвалившееся и разобранное на металл и кирпич здание – это бывшее татарское училище, судя по году сдачи в эксплуатацию вопросов с кирпичом не имеется, продукт Жуковского был использован, но в каком году? Снова обращаю внимание на снимок от 1891 года, дом по Большой 87 стоит третьим в ряду по правую руку, однако сразу за ним виднеется жилой одноэтажный деревянный дом, что противоречит местонахождению училища, доказательная сравнительная фотография приведена ниже, цитата выше указывает на 1893 год, допускаю, что деревянный дом по соседству был снесён и на его месте рядом было возведено училище в периоде между 1891 и 1893 годами. «Памятная книжка казанской губернии» 1893-1894 гг. содержит данную информацию:

Педагогическая энциклопедия /Глав. ред. И. А. Каиров и Ф. Н. Петров. т. 3. - М.: Советская энциклопедия, 1966. - 880 с. с илл. даёт развернутое пояснение по учебным заведениям:

«РУССКО-ТАТАРСКИЕ УЧИЛИЩА (русско-татарские школы) - нач. школы, возникшие у татар в 70-х гг. 19 в. согласно "Правилам о мерах к образованию населяющих Россию инородцев" (1870). Срок обучения - 3 года. В отличие от мектебов и медресе, где преподавание велось на основе канонов педагогики мусульманского Востока, Р.-т. у. строили свою работу, базируясь на достижениях русской и зап.- европ. педагогики. Осн. предметами обучения были рус. язык и арифметика, давались также нач. сведения по истории, географии и природоведению. Разрешалось преподавание мусульманского вероучения. Обучение велось гл. обр. на рус. языке. Преподавание родного языка официально не разрешалось, но многие учителя пользовались родным языком уч-ся и обучали также тат. языку. Учителями были татары, в большинстве случаев окончившие Казанскую татарскую учительскую школу».

Статья «Знаменитости Адмиралтейской слободы: галера «Тверь», купцы-меценаты и телефонно-почтовая связь» онлайн газеты «Реальное время» от 04.05.2018 содержит следующее:

«Городское общественное управление содержало в Адмиралтейской слободе русско-татарское училище. В нем обучались русскому языку мусульманские мальчики».

Не менее интересной информацией делится источник: «Казанская дума – представительный орган городского самоуправления».

«По этим докладам думой была создана комиссия в составе трех гласных для рассмотрения вопроса об улучшении положения городских училищ. По рекомендации этой комиссии дума увеличила сумму расходов на содержание городских училищ на 7138 руб. (до 20710 руб. на 1881 г.) и приняла решение об открытии школы в Николаевской слободе и городского начального училища в Адмиралтейской слободе.

Проведенная думой и управой работа по улучшению положения начальных училищ дала положительные результаты, хотя и не решила всех проблем, особенно вызванных нехваткой помещений для размещения учащихся. Как отмечала комиссия городской думы по ревизии отчета управы за 1888 г., все городские школы, за немногими исключениями, были размещены в чистых, светлых и сухих зданиях, имели приличную классную обстановку, нужное количество учебных пособий и библиотеки. Среди них были «школы положительно роскошные» (XX училище на Грузинской улице в доме Окуловой и XXI училище в городском доме). Однако все еще оставались училища, находившиеся в мало пригодных или вовсе непригодных помещениях: -XYI училище в Адмиралтейской слободе, YII (Плетневское) и XXII (Игумновское). Все начальные училища попрежнему были переполнены.

Кроме русских начальных училищ на средства города содержались два татарских училища: одно - в доме Азимовой на набережной озера Кабан, второе – в Адмиралтейской слободе. На их содержание городской думой расходовалось 1810 руб. в год. В учебном отношении они находились в ведении инспектора «инородческих школ», а для заведования ими в хозяйственном отношении был избран попечителем в январе 1876 г., а затем повторно в марте 1878 г. купец Ахметзян Яхъич Сайдашев».

«Однако большинство гласных городской думы не разделяло такой точки зрения, и 16 декабря 1877 г. дума ассигновала деньги на открытие в Адмиралтейской слободе второго татарского училища, с тем чтобы это училище, как и открытое прежде, входило в состав городских приходских училищ, находящихся в ведении училищного совета. Это училище было открыто в начале 1878 г. Учителем был утвержден студент ветеринарного института Мухамед Актямов, имевший свидетельство на звание учителя начального мусульманского училища, а попечителем этого училища думой был избран А.Я. Сайдашев. После отказа в 1892 г. Сайдашева (по истечении 16 лет) от обязанностей попечителя мусульманских училищ, дума избрала попечителем мусульманского училища в Адмиралтейской слободе Ш.И. Иманкулова, а попечителем мусульманского училища в пятой части города Х.Х.Галеева».

Спутник по Казани: Ил. указ. достопримечательной и справ. книжка города / Под ред. проф. Н.П. Загоскина. Год 1 Год первый. 1895-96 в категории училища проясняет:

ж) Низшія, начальныя и народныя училища.

«Учебными заведеніями этой категоріи являются въ Казани следующія: городское четырехклассное; 2; городскихъ начальныхъ училища (10 мужск., 8 женск. и 5 смѣшан.), содержимыхъ городскимъ общественнымъ управленіемъ; два духовныхъ училища — мужское и женское; центральная крещено-татарская школа (см. о ней выше стр. 257), содержимая братствомъ Св. Гурія; образцовая школа при духов-ной семинаріи и нѣкот. другія, болѣе мелкія школы, перечислять которыя мы не станемъ. Для образованія мусульманскаго населенія гор. Казань имѣетъ, кромѣ уже извѣстной намъ татарской учительской школы, еще: 2 татарскихъ училища, содержимыхъ городомъ, начальное училище при татарской учительской школѣ, 10 училищъ (медрессэ) при мечетяхъ и 6 русскихъ классовъ для учениковх этихъ медрессэ.

Изх учебныхъ заведеній разсматриваемой категоріи мы остановимся лишь на двухъ, представляюшихх историческій интересх. Это— Городское четирехклассное училище и Ягодинское начельное училище, старѣйшее въ городѣ».

Информации по медресе достаточно, выделю особо важные детали:

Статья «Адмиралтейская слобода Казани: Бишбалта, конструктивизм и топи» газеты «Реальное время» от 26.09.2010 сообщает:

«Да, в Бишбалте, стояли две исторические мечети, обе на Большой улице. Первую (дом 27) открыли в начале 19 века на деньги купца Юсуфа Муртазина, потом ей помогал богатейший Ибрагим Юнусов. При нем работало с 1878 года медресе. Закрыли мечеть в 1939 года, здание снесли».

Википедия содержит краткую справку по XX веку:

«В начале XX века в Адмиралтейской слободе проживало около 10 тысяч человек имелись 2 церкви (Макарьевская и Боголюбская), 2 мечети (обе на Большой улице), 2 кладбища (русское у Зилантова монастыря и татарское на южной окраине слободы), почтово-телеграфная контора, артиллерийский склад, войсковая приёмная комиссия, управление 6-й полицейской части, больница, аптека, речное училище, частная женская гимназия, V, XXII и XVI начальные училища, русско-татарское училище, несколько мектебов».

Всё же имеется небольшая не состыковка, 1878 год, год в котором судя по всему здание второго городского училища изначально находилось в другом месте, но по улице Большая, а дом Габидуллина в 1893 стал дополнительным фондом, который и вместил в себя 23 учеников, полагаю, что изначально училище могло располагаться в стенах одного из медресе. Об этом свидетельствуют личности, имевшие чин духовных наставников, ведущих работу как в училищах, так и в мечетях, и в медресе при них, они будут упоминаться далее.

Статья «Мусульманские общины Адмиралтейской слободы: войны за должность, прогрессивные имамы и помощь олигарха» газеты «Реальное время» от 15.01.2018 говорит нам о том, о ком упомянул Рустем Ахунов:

«Кроме медресе в Адмиралтейской слободе существовало и городское мусульманское приходское училище, содержащееся на городские средства. В нем 47 мальчикам преподавал выпускник Татарской учительской школы Абдрахман Валеевич Рафиков, а вероучителем являлся приходской мулла. Город выплачивал обоим жалованье: Рафикову — 400 рублей, мулле — 300 рублей в год».

Адрес-календарь Казанской губернии от 1901 года обозначает:

Адрес-календарь Казанской губернии от 1905 года в категории «Начальные училища» в разделе «Магометанские городские училища» имеет запись об объекте исследования:

Почему акцент сделан на персоне Абдрахмана Рафикова? В его биографии есть очень важная деталь, связанная с объектом исследования, но об этом позже. На момент изучения мы имеем несколько личностей, относящихся к объекту, об их биографии далее вкратце:

1. Сайдашев Ахметзян Яхьич (16.07.1840 - 8 мая, 1912)

Купец, предприниматель, общественный деятель, щедрый благотворитель. Способствовал открытию русско-татарских школ в Казани, являлся попечителем нескольких татарских училищ Казани. Вошел в историю как главный финансист перестройки татарского образования в Казани и губернии, участвовал в финансировании модернизации медресе «Мухаммадия» (1885-1886).

За активную деятельность и влияние на жизнь татарского общества Ахметзяна Сайдашева называли «татарским губернатором» Казани.

2. Мухаметсадык Шагиахметович Иманкулов (20.09.1870 — 1932)

Сын имама 10-й соборной мечети, учившийся в 1886—1893 годах в Бухаре. В Казани же он стал известен как поэт, писавший в основном на религиозные темы, и как ученый-богослов. После восьми лет учебы в Бухаре М.-С. Иманкулый возвращается в Казань. В 1894 г. его назначают в 9-ю Соборную мечеть «Иске Таш» в Ново-Татарской слободе помощником имам-хатыйба, которым в то время был Мухаммад-Зариф Амирханов (1857-1921) - отец известного татарского писателя Фатиха Амирхана. В этой мечети Мухаммад-Садык прослужит вплоть до своего ареста в 1930/1931 г. В 1896 г. недалеко от мечети, на улице Меховщиков, он купил дом, в котором прожил всю жизнь.

М.-С. Иманкулый принимал активное участие не только в религиозной, но и в общественной жизни татаро-мусульманской общины Казани, представлял её интересы в суде и органах государственной власти, привлекался в качестве присяжного.

«В двадцатых-тридцатых годах ХХ столетия духовным наставником прихожан оставался М-С.Ш. Иманкулов. Однако, он был репрессирован, а сама мечеть закрыта указом Президиума Верховного Совета ТАССР от 22 апреля 1939 года».

3. Билялетдин Габитов (Билалетдин Габид улы Габиди) (20.05.1841 — 14.10 1918)

Билалетдин Габиди родился 20 мая 1841 года в селе Старое Казиле Больше-Янальской волости Тетюшского уезда (ныне Камско-Устьинский район республики Татарстан). Он учился в медресе Халидия, в Казани, а после получения указа (№ 3143) от 3 мая 1874 года почти полвека, то есть до 1918 года, служил имам-хатыбом и педагогом в мечети на Адмиралтейской слободе. По национальности татарин. Отец Билалетдина, Габид хазрат, служил судьей и муллой в том же селе.

Новым муллой по желанию прихожан стал Билялетдин Габитов, получивший образование в Айтугановском медресе при 4-й соборной мечети. Указ об определении его имамом датирован 4 мая 1874 года.

В неуказанном источнике имеется не менее ценная информация:

«Чертеж на постройку деревянного одноэтажного флигеля и холодных служб на дворовом участке Указного муллы Билялетдина Габитова в 6-й части г. Казани Адмиралтейской слободы по ул. Большой в квартале № 22

План части г. Казани с показанием под лит. «А» места Габитова».

4. Галеев Халиулла Хабибуллович (1839-1909 гг.) — уроженец д. Большие Кибяккози (ныне Тюлячинский район РТ), торговец мануфактурой, казанский купец 2-й гильдии, общественный деятель.

5. Ибрагим Музафарович Яхьин (возможно 1878-1960 гг.)

«…который по характеристике инспектора народных училищ Казани не жалел сил в деле образования мусульман. Он способствовал рациональному распределению средств махалли и государственных пособий на нужды медресе, принимал самое непосредственное участие в формировании педагогического коллектива. Ближайшим сподвижником И.М.Яхьина в «Усмании» стал учитель русского языка, выпускник Татарской учительской школы Шарифулла Ахмеров – брат известного историка Гайнутдина Ахмерова. Этот талантливый педагог сумел сделать преподавание русского языка в медресе интересным и доходчивым. Теперь шакирды шли на занятия не по принуждению, а по собственной инициативе, показывая в конце обучения неплохое знание русской разговорной речи, чистописания и чтения. В начале ХХ в. посещаемость русского класса при медресе достигла 60 человек. Постепенно И.М.Яхьин и Ш.Ахмеров, пользуясь безоговорочной поддержкой инспектора народных училищ А.Рождественского, стали проводить собственную учебную политику, не зависящую от воли приходских баев и духовенства».

6. Абдрахман Валеевич Рафиков (1.03.1873 г., город Казань – 3.06.1954 г).

Учился в медресе «Мухаммадия», в 1894 г. окончил Казанскую татарскую учительскую школу. Работал учителем русско-татарского училища в селе Черемшан Тетюшского уезда, с 1896 г. – в городском русско-татарском училище №2 в Адмиралтейской слободе Казани. В 1900-1917 гг. Рафиков пропагандировал и организовал вакцинацию от оспы среди населения Казанской губернии. В 1908 г. году определен потомственным почетным гражданином Казани.

После Октябрьской революции сыграл большую роль в переводе татарских школ в государственную сеть, в ликвидации неграмотности среди взрослых, в организации рабочих кооперативов.

В 1921–1935 гг. директор преобразованной из русско-татарского училища школы №13 (позже №17) в Казани, одновременно, в 1921–1924 гг., инспектор и член президиума Народного комиссариата просвещения ТАССР.

Герой Труда, обладатель звания народного учителя, автор совместного с Ф.Амирханом первого послереволюционного учебника для татарских школ «Родной язык» («Ана теле»), авторитетный общественный деятель, депутат Казанского горсовета нескольких его созывов, пенсионер союзного значения.

Несколько лет проработал земским учителем в нынешнем тетюшском селе Черемшан. Затем вернулся в Казань и преподавал в русско-татарской школе №2 в Адмиралтейской слободе, которая после революции стала средней школой №17 имени Нариманова. С начала двадцатых годов и до выхода на пенсию в 1931 году Габдрахман Валеевич был ее директором.

О Мухамеде Актямове, преподавателе училища информации обнаружить не удалось, также нет сведений о Камалютдине Тазютвинове Абдулкине.

Второе русско-татарское училище исходя из биографии Рафикова стало именоваться русско-татарской школой №2, послереволюционный номер школы – 17, в третьей главе станет совершенно ясно, по каким причинам имелись сомнения на счёт этой цифры. В 1896 году Абдрахман Валеевич преподавал в училище, но опять же по Большой, 85 остов здания ещё стоит, но в неполной его форме, фотографии в будущих главах покажут относительно целое строение на момент 2008 и 2011 годов.

Глава II (1917 – 1924)

«Династия Рафиковых. Городская русско-татарская школа. Начальные школы»

В труде Суходоева Николая Семеновича «Начальное образование в городах Казанской губернии во второй половине XIX - начале XX вв». от 2002 года содержатся полезные сведения:

«Городские начальные школы (особенно казанские) к концу 19 в. становятся учебными заведениями с очень широким социальным охватом учащихся. В одних и тех же училищах учились дети социальных верхов и социальных низов. В одних и тех же школах учились православные (разных национальностей), старообрядцы, евреи, католики и лютеране. Обучались в начальных школах и татары-мусульмане. Такой состав учащихся играл важную роль в воспитании социальной, национальной, религиозной толерантности. Разумеется, дети по самой детской психологии не способны были делиться по социальным и национальным признакам, городские начальные школы были, в своем роде, первыми опытами преодоления сословных и национальных предрассудков».

«В 1891-1905 гг директором народных училищ Казанской губернии был Алексей Степанович Никольский, выпускник Казанской духовной академии опытный педагог».

«Городскими начальными школами ведали инспектора народных училищ Казанская губерния делилась на несколько инспекторских участков В начале рассматриваемого периода их было 5, к концу изучаемого периода инспектор был в каждом уезде губернии Так как министерство начальные школы не финансировало, инспектор основное внимание уделял только контролю за учебным процессом Видной фигурой в народном образовании губернии был Виктор Федорович Люстрицкий. в 1882 -1895 гг. занимавший должность инспектора народных училищ по Казани и Казанскому уезду».

«В Казани городскими начальными школами ведал учебный отдел Городской управы Управа состояла из четырех чиновников во главе с председателем (юродским головой) Один из членов управы ведал учебными делами. В представительном органе городского самоуправления - Городской думе очень долго не было специальной учебной комиссии. В 1871 -1892 гг. вместо нее существовал Попечительный совет, состоящий из попечителей всех начальных городских училищ. Не будучи формально комиссией представительного органа самоуправления, Попечительный совет играл эту роль - большинство его членов были гласными Думы и имели возможность представлять к обсуждению и реализации решения Попечительного совета. Только в 1893 г. Городская дума создала учебную комиссию. В работе подробно рассматривается состав к деятельности комиссии всех созывов. Среди ее активных деятелей профессора университета, купцы дворяне, активные общественные деятели, в том числе 3 будущих депутата I государственных Дум и 5 членов ЦК крупных политических партий».

«В Национальном архиве Республики Татарстан сохранились материалы по истории начальных школ города Казани Они сосредоточены, в основном, в фонде 98 - Казанская городская управа, а материалы о городских и уездных училищах - в фонде 160 - Дирекция народных училищ и в фонде 92 -Попечитель Казанского учебного округа. Именно они позволяют детально представить деятельность органов народного образования и городского самоуправления в сфере образования и повседневную историю каждого учебного заведения».

Труд Гибазовой Лилии Адгамовной «Развитие образования в Казани во второй половине XIX века» от 2003 года содержит крайне важный список, далее выпиской из самой работы:

«ПЕРЕЧЕНЬ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ В КАЗАНИ

(по состоянию на 1900 год)

Учебные заведения Министерства народного Просвещения».

Русско-татарские учебные заведения

1. Городская русско-татарская школа Тихвинская улица

1. Городская русско-татарская школа Адмиралтейская слобода, Большая улица

1. Русско-татарская школа для татарских мальчиков Фуксовская улица

1. Русско-татарская школа мужская Екатеринская улица

1. Русско-татарское училище женское Екатеринская улица

Городские начальные училища

1. 4-х классное городское Черноозерская правая лица

1. 2-х классное городское приходское, при Учительском Институте Грузинская улица

1. 1-е город, начальное мужское Успенская улица

1. П-е город, начальное (Михайловское) Тихвинская ограда

1. Ш-е город, начальное Ягодная слобода, Архангельская улица.

1. IV-e город, начальное Поперечно-Казанская улица

1. V-e город, начальное Адмиралтейская слобода, Кузнецкая улица

1. VI-е город, начальное . Георгиевская улица

1. VII-е город, начальное Екатеринская улица

1. VTII-e город, начальное Слобода Козья, Большая улица

Путаница начинается с биографической части Рафикова, далее цитатами:

«преподавал в русско-татарской школе №2 в Адмиралтейской слободе, которая после революции стала средней школой №17 имени Нариманова».

«В 1921–1935 гг. директор преобразованной из русско-татарского училища школы №13 (позже №17) в Казани»

«57. Городская русско-татарская школа Адмиралтейская слобода, Большая улица».

Ссылаясь на работу Рустема Ахунова «Инспекция подвальчика ТКТ» выделяем важные моменты:

«Но вернёмся к книге «Династия Рафиковых» (автор Лиля Муртазина, ТКИ 2013)».

«Добившись заметных успехов на педагогическом поприще, уже женатый, в 1896 г. Г.Рафиков возвратился в Казань. Жители Черемшан провожая учителя не могли сдержать слёз. В Казани Г.Рафикову предстояло учительствовать и заведывать 2-м городским начальным училищем в Адмиралтействе (Бишбалта). Русско-татарская школа, изначально ориентированная на проведении русификаторской политике государства, благодаря стараниям и усилиям таких педагогов как Рафиков, стала очагом просвещения татарских детей. Здание этого учебного заведения сохранилось, хотя и находится в ужасающем ветхом состоянии».

«Наверное нет смысла пересказывать книгу, богато иллюстрированную и содержащую интересный текст. Отмечу лишь, что и невероятный интересный случай познакомил меня с внучкой Г.Рафикова и дочерью Х.Рафикова, бывшим врачом Наилёй Рафиковой, а затем и с её сестрой Сафиеей».

«В дальнейшем поддерживал и продолжаю поддерживать отношения с Н.Х и С.Х Рафиковыми. Именно с Наилёй Хабибрахмановной делали вылазки в Бишбалта, она и показала здание бывш. 2-го городскго начального училища на Зур урам (Бишбалта)».

На фотографии выше здание второго училища, снятое Рустемом Ахуновым в 2011 году. Фактический адрес, которого в данный момент, несмотря на руинированное состояние – ул. Большая, 85. На 1893 год – это второе городское начальное училище, на 1900 - городская русско-татарская школа, на 1921-1935 – школа №13, а позднее №17 имени Нариманова? Статусы и датировки вносят всё больше путаницы, в третьей главе предстоит столкнуться с ещё большим числом загадок. Но предварительный ответ на изменение нумерации учебного заведения и статуса всё же есть – здание оставалось зданием, могла меняться лишь его принадлежность, как в случае церкви Николая чудотворца, которое из религиозной постройки превратилось в столовую. Скорее всего в этом случае происходило точно так же, ответом на данную гипотезу будет фотография из личного архива Наили Рафиковой, опубликованной в труде «Истинный служитель народа и просвещения (Учитель Г. В. Рафиков)» под авторством Муртазиной Ляли Раисовны и её книга «Династия Рафиковых» из серии «История татар в лицах» даст ответы на многие вопросы. Отмечу, что эту книгу пришлось долго искать.

Как видим на снимке выше это совершенно другое здание, имеющее скорее имевшее свой адрес, это было первое речное училище, находившееся на перекрёстке улиц Московская (Клары Цеткин) и 2-я Зилантовская улица (Урицкого). Далее это школа №49, а затем больница. Что же касается самого Габдрахмана Валеевича и его семьи?

Проект «Старинные татарские фотографии | Иске сүрәтләр» делится биографической информацией (статья переведена с татарского языка).

«В семье Габдрахмана Рафикова, известного педагога, обучавшего татарских детей в Бишбалте и посвятившего полвека своей жизни служению нашему народу, бережно хранится светлая память, связанная с Тукаем.

Габдрахман очень тесно общался и сотрудничал со своим братом Фатихом Амирханом и вместе они написали и издали трехчастный учебник «Родной язык» для татарских детей. Ф. Амирхан очень часто бывал в Бишбалте, в гостях у своего двоюродного брата Сагадата и двоюродного брата Габдуллы Амирханова, Габдрахман навещал семью Рафиковых. Иногда они оставались даже на два-три дня (речной капитан Хабибрахман, сын Габдрахмана, привозил писателя в Уфу на пароходе).

Сам Ага Габдрахман стал желанным гостем в доме хазрата Габдуллы. Ведь помимо личной дружбы их связывали и деловые отношения: Габдулла хазрат преподавал религиоведение в школе Рафикова, а Габдрахман преподавал русский язык в медресе Бишбалта. Так, они, трое татарских интеллектуалов, любили посидеть и поговорить о вопросах образования, литературы, культуры и будущего нашей нации.

Известно, что Габдулла Тукай также посетил Бишбалту вместе со своим другом Фатихом. Вполне возможно, что Габдрахман Рафиков познакомился с Тукаем именно во время таких встреч, полагают внуки учителя. Как они упомянули, в доме Рафиковых книги Тукая всегда хранились в самом ценном месте. Хабдрахман всегда помнил старшего Тукая и читал его стихи своим детям».

Г. В. Рафиков со своей семьей. Первый ряд (слева направо): жена Рабига, мать жены Н. Имангулова, Г. В. Рафиков; второй ряд: дочь Амина, сын Хабибрахман. Казань, 24 ноября 1913 г.
Фото из личного архива Н. Рафиковой.

Продолжение во второй части.

Источник: "Ежем[e]сячный журналъ." Изд.-ред. В. С. Миролюбовъ. № 3. 1916 г. Петроградъ. Серпуховская ул., д. 40.

Источник: "Ежем[e]сячный журналъ издаваемый В. С. Миролюбовымъ." № 1 Январь. 1915 г. Петроградъ. Серпуховская ул., д. 40.

Источник: газета "Новое время", № 12319, 30 июня (13 июля) 1910 г.

Источник: газета "Новое время", № 13369, 1 (14) июня 1913 г.

Источник: газета "Новое время", № 11803, 20 января (2 февраля) 1909 г.

Источник: газета "Новое время", № 12494, 22 декабря 1910 г. (4 января 1911 г.).

Источник: газета "Русское слово", № 59, 13 (26) марта 1910 г.

Источник: газета "Новое время", № 12467, 25 ноября (8 декабря) 1910 г.

Источник: газета "Русское слово", № 244, 23 октября (5 ноября) 1910 г.

Источник: газета "Новое время", № 11426, 3 (16) января 1908 г.

Источник: газета "Новое время", № 12773, 3 (16) октября 1911 г.

Источник: газета "Новое время", № 12707, 29 июля (11 августа) 1911 г.

Источник: газета "Новое время", № 13253, 2 (15) февраля 1913 г.

Источник: газета "Новое время", № 12919, 29 февраля (13 марта) 1912 г.

Источник: газета "Новое время", № 12782, 12 (25) октября 1911 г.

Источник: газета "Новое время", № 12827, 26 ноября (9 декабря) 1911 г.

Источник: газета "Новое время", № 12663, 15 (28) июня 1911 г.

Источник: газета "Новое время", № 12571, 12 (25) марта 1911 г.

Источник: газета "Новое время", № 11507, 25 марта (7 апреля) 1908 г.

Источник: газета "Русское слово", № 276, 30 ноября (13 декабря) 1910 г.

Источник: газета "Новое время", № 13643, 6 (19) марта 1914 г.

Источник: газета "Новое время", № 13723, 28 мая (10 июня) 1914 г.

Источник: газета "Новое время", № 12388, 7 (20) сентября 1910 г.

Источник: газета "Новое время", № 13717, 21 мая (3 июня) 1914 г.

Источник: газета "Новое время", № 13195, 4 (13) декабря 1912 г.

Н. П. Богданов-Бельский  "Сельская школа"

День знаний, пожалуй, хороший повод рассказать о тех, кто эти знания с переменным успехом нес людям. Пост о дореволюционной школе уже был, на этот раз речь пойдет о жизни самих педагогов.

Профессиональное педагогическое образование появилось в Российской империи достаточно поздно. В 18 и начале 19 века единых программ просто не существовало, как и четких требований к тому, что в итоге должен знать образованный человек. «Благородий» чаще всего учили на дому. Заботой о малышах занимались няньки, если у семьи была финансовая возможность, то детям дошкольного возраста нанимали «бонн» из числа иностранок (престижнее всего было пригласить англичанку), к мальчикам постарше приставляли «дядьку», часто из числа крепостных. Если была финансовая возможность, для подростков приглашали гувернеров и гувернанток. Они должны были заниматься нравственным воспитанием, помогать с уроками и упражняться с подопечными в иностранных языках. Нанять своим отпрыскам иностранцев считалось более престижным, и это иногда выходило боком. После Французской революции в страну хлынул поток бежавших от гильотины французских аристократов, а с ними заодно немало подозрительных личностей, выдававших себя за таковых. В итоге цены на услуги резко упали, и они стали доступнее. Вторая волна французов осела в домах благородий после вторжения Наполеона. Обиды со временем забылись, и победители нередко нанимали побежденных для воспитания своих чад.

Из воспоминаний Д. Д. Благово: «Когда я стала немного приходить в себя после мужниной кончины, я решила взять гувернантку для Клеопатры, которой было 16 лет. и для Сонюшки, которой пошел 10-й год. Я и при Дмитрии Александровиче несколько раз об этом думала и говорила ему, но он и слышать не хотел: в памяти нашей было еще слишком свежо неприятельское нашествие и все ужасы войны, причиненные французами, чтобы решиться примять к себе в дом кого-нибудь из их нации; более двух лет Дмитрий Александрович не мог слышать французского языка и запретил детям при себе говорить иначе как по-русски. Но со временем это неприятное воспоминание о двенадцатом годе ослабело, и я решилась искать француженку немолодых лет. Много их перебывало у меня, и все они были иревертлявые и совсем не то, чего я желала: наконец пришла ко мне старушка лет около шестидесяти. очень приличная, в темном шелковом платье, с седенькими буклями. такая тихая в манерах и спокойная, что я тотчас решилась ее взять… Стала я расспрашивать, где она жила, и она рассказала мне претрогательную историю. Она была вдова коммерсанта, имела единственного сына, молодого человека лет двадцати, прекрасных правил, который пред походом в Россию попал в конскрипцию и должен был отправиться с бонапартовскими войсками в поход. Это очень опечалило мать, и она решилась следовать за сыном, приютилась в числе маркитанток и совершила с ними утомительный путь. Когда неприятельские войска были поражены и стали отступать, в числе пленных оказалась и мадам Рено… У губернатора были дочери; мадам Рено ему очень понравилась, и он предложил ей остаться у него в доме. Можно себе представить, до чего она обрадовалась такому благополучию. Так она и жила у губернатора; ее очень полюбили, и когда все барышни вышли замуж, она рассталась с этим добрым семейством и поспешила в Москву, чтобы свидеться с сыном. Чем больше я слушала старушку, тем более она мне нравилась, и уговорилась с ней за две тысячи рублей ассигнациями жалованья в год, и, кроме того, она выговорила, чтобы чрез воскресенье я давала ей карету и непременно четверней, чтобы съездить к обедне в католическую церковь, которая где-то за Басманной, на краю света… Не ошиблась я насчет мадам Рено; она была во всех отношениях достойная уважения женщина: умная, благочестивая, с прекрасным парижским выговором, очень, очень приличной наружности и с манерами и обхождением хорошего общества». Бабушка автора своим выбором была очень довольна. Знаменитый мемуарист, живший в то же время, наоборот, пострадал от горе-гувернера. Ф. Ф. Вигель в подростковом возрасте некоторое время жил и воспитывался в доме князей Голициных, и нанятый ими беглый французский аристократ оказался извращенцем и «научил его плохому».

Э. Шанкс "Наем гувернантки"

В гувернантки обычно шли образованные (по женским меркам) женщины, чаще всего выпускницы институтов благородных девиц из бедных семейств. Позже к ним добавились выпускницы гимназий. В 1870 году было утверждено «Положение» о женских гимназиях и прогимназиях ведомства Министерства народного просвещения, согласно которому создавались семиклассные женские гимназии с возможностью учреждения восьмого (одно или двухгодичного) класса для готовящихся к педагогической деятельности. Те, кто отучился 7 лет, могли получить аттестат на звание учительницы начальной школы, окончившие 8 классов — на звание  домашней учительницы.

Отношение к гувернанткам было двойственным. С одной стороны они сидели за барским столом, в отличие от обычной прислуги, имели свои комнаты, а не спали в людской или где-нибудь на полу на кухне (за что прислуга их часто недолюбливала). С другой стороны хозяева видели их зависимое положение. Нравы, описанные в романе «Джейн Эйр», вполне перекликались с российскими. При этом молодые и симпатичные гувернантки нередко страдали от домогательств хозяина и ревности хозяек, поэтому последние нанимали их с опаской (вспомним ситуацию с Дуней в «Преступлении и наказании». Предметы детям обычно преподавали педагоги, иногда постоянно проживавшие в доме, иногда приходящие. При этом далеко не всегда педагоги имели профильное образование. Учить ребенка писать и читать мог и выпускник филфака, и местный дьячок.

Девочек могли отправлять в пансионы или институты благородных девиц. Там принцип сохранялся. Женщины – классные дамы – занимались воспитательной работой, а преподавали мужчины. Педагоги были приходящими и часто работали по совместительству где-то еще. Говоря о женщинах в сфере образования, стоит отметить важную особенность. Увы, в России почти не было профессионального женского образования, как и сфер, где женщина из благородного семейства могла работать без ущерба для репутации. В итоге воспитанием подрастающего поколения занимались те, кто не имел денег и не мог наладить жизнь другим способом, например, удачно выйдя замуж. Отношение к детям часто было соответствующим.

В. Г. Перов "Приезд гувернантки в купеческий дом"

В многочисленных воспоминания институток классные дамы – люди малоприятные. С. Д. Хвощинская в книге «Воспоминания институтской жизни» описывала их так: «Дортуар – это половина отделения, и заведующая им классная дама имеет над ним непосредственную власть. Нравственность девиц, их занятия, их здоровье состоят на особой ответственности дамы дортуара. Можно сказать, что от этой ближайшей начальницы зависит вся судьба девочки.

Нам много шептали об Анне Степановне. Нельзя вообразить, какой сердечный трепет навели эти рассказы на тех особенно, кто должен был поступить в ее дортуар… Она заняла свою комнату подле дортуара, до тех пор пустую, и запертая дверь ее внушала нам таинственный ужас... После вечерней молитвы эта дверь отворилась. Там видна была синенькая мебель, стол да этажерки, ничего особенного, но у многих девиц побелели губы. Мы ждали, стоя в рядах. Из комнаты приносился острый запах какого-то лекарства. Что-то шевельнулось... и наконец тихо на пороге показалась фигура в темном капоте. Лицо ее мы не могли, не смели рассмотреть. Фигура подошла. В руках ее был список ее дортуара. Она вызывала поименно своих, взглядывала им в глаза, потом наклонением головы возвращала каждую девицу на ее место. Губы ее были сжаты, щеки желчного цвета, блестящие карие глаза смотрели исподлобья, хотя были посажены так, что могли смотреть прямо. Кончив, она отошла на два шага, с неудавшимся величием, и произнесла: "je verrаi voire condhаite" (Я буду следить за вашим поведением). Общий книксен, и двери затворились. Впечатление было произведено...

Она, конечно, нас не била, и не бог весть как бранила. Но ее физиономия и тон имели способность уничтожающую. Довольно было этой физиономии, чтоб убить в зародыше самое малое покушение на шалость. Мы и не шалили. Не помню, чтобы в продолжение этих первых месяцев в институте кто-нибудь у нас точно провинился. Тем не менее Анна Степановна так и сыпала наказаниями... Анна Степановна доводила нас в особенности "тишиной". Чуть шорох или смех в классе, и виновная уже у черной доски; слово в оправдание, и она без передника; шепот неудовольствия – и весь класс "debout" (стоя) или без обеда. Начинается грозный разбор; Анна Степановна не возвышает голоса; она больше глядит и ждет... о, лучше бы, кажется, умереть!... Особенно было тяжко, когда мы ложились спать: тут-то бы и хотелось поговорить друг с другом, на просторе... Рядом она отворила свою дверь и ждет, чтобы в секунду водворилось гробовое безмолвие. Раз мы засмеялись, раздевая друг друга... Тогда, как стоял ряд, так его и повалили на колени, как карточных солдатиков. На коленях простояли до полуночи...

Дружбы между нашими классными дамами не было; случалась скорее вражда. В свободные от дежурства дни они не собирались между собою потолковать о живом мире, который не совсем был заперт от их глаз. Дежуря через день, каждая дама половину года была почти свободна. У иных было даже большое знакомство, а молодые не лишались удовольствия поплясать где-нибудь на бале... Но ни внешний мир, ни институтские интересы, ничто не сближало наших дам; большая часть их предпочитала жить особняком, избегая интимности, держалась как-то странно настороже и будто сберегая друг против друга камень за пазухой... Зачем? Ни зависть, ни самолюбие, ни честолюбие, ничто не могло служить тому побудительною причиной. Классной даме нечем было отличиться; классной даме не было повышений, ни каких-нибудь особенных льгот; наконец, сколько я помню, ни одна из них не заискивала и любви директрисы....

Не думаю также, чтобы наши классные дамы скрытничали друг от друга из необходимости скрытничать. Поведение их было безукоризненно, и если кто из нас увлекался впоследствии, тот не мог сослаться на пример своих классных дам. Бывали, пожалуй, у них уклонения, но или пустые, или глупые... Чего-нибудь более серьезного институтские стены не видали в мое время... И наконец, наши классные дамы были большею частию или стары, иди дурны… Наша неприязнь, должно быть, мало их огорчала… Ни одна, сколько я помню их теперь, не поступила к нам по призванию. С небольшими исключениями все даже были очень плохо образованны; были даже крайне тупоумные дамы. Такие ломили, как говорится, зря, наказывали нынче за то, что спускали вчера, сбивали с толку, и получали название индюшек за выражение, которое принимали их лица в минуту гнева. Детство чутко; их мало боялись, и под надзором этих дам выросли более независимые характеры...

Ее сослуживицу по отделению тоже уважали. Она была еще молода и воспитана, но какая-то сухость сердца или нежелание немножко сблизиться с нами, ставили между нею и ученицами постоянную преграду. Ее наставления не трогали. "Дортуар" был для нее что-то постороннее, содержимое в порядке и вежливо, уважаемое в массе, но не более. И то уже было хорошо.

В третьем отделении, у старших, дежурили две противоположности: шестидесятилетняя старуха и двадцатипятилетняя молодая девушка. Старуха давно получила полный пансион и неизвестно зачем заживала в институте чужое место. Она только брюзжала. Вставать в семь часов и быть на вытяжке до восьми вечера, было ей не по силам. Когда она вела парами своих, быстрые шаги девиц подкашивали ее выплывавшую впереди фигуру. Над нею глупо школьничали, наливали воды в ридикюль и чуть не прикалывали бумажек. Старуха часто хворала. Другая, молодая, была очень хорошенькая девушка, очень бедная, и только начинала свою карьеру. Ей гораздо больше хотелось выйти замуж. Эти невинные и очень понятные хлопоты продолжались все шесть лет, покуда я была в институте. Мне грустно о ней вспомнить... Она правила дортуаром скрепя сердце, и была аккуратна, чтобы не потерять места. Собственные интересы заметно ее мучили. На дортуар свой она глядела немного желчно, - она видела в нем существа, которые скоро будут на свободе, и иногда немножко свысока, чтоб отвести душу хоть в проявлении власти...

Наша Вильгельмина Ивановна была добрая женщина, но немного ограниченная... У нее и выражение, и манеры были какие-то свои домашние, а не казенные. Иногда она была вовсе мила, вовсе запросто, и какое-то материнское чувство проглядывало в ее глазах. Заболевшая девица была для Вильгельмины Ивановны не субъект, который надо отправить в лазарет, и только; Вильгельмина Ивановна страдала за нее, и тормошилась как бы скорее помочь. В дортуаре своем она имела фавориток. Мы прощали ей это пристрастие, потому что в нем было безотчетное искреннее чувство, без всякой тени какой-нибудь корыстной причины. Фавориток своих она даже баловала. Она зазывала их к себе в комнату, и там, за перегородкой, у постели, где потеплее и потеснее, стоял самовар и разные сласти... Но Вильгельмина Ивановна была единственная. К сожалению, впечатление ее ласки скоро проходило, - и не далее, как на другой же день, когда Вильгельмина Ивановна, вся пунцовая, принималась кричать на весь класс и решительно без цели».

А. А. Попов "Школьный учитель"

Среди не «благородий» сеть «разумное-доброе-вечное» было еще сложнее. Уровень грамотности среди крепостных крестьян напрямую зависел от позиции помещика. Кто-то внимательно относился к этому вопросу и организовывал школы, кто-то наплевательски. Иногда при отсутствии нормальной школы крестьяне сами организовывали обучение, наняв, например, дьячка или просто грамотного земляка. К началу 19 века начальное образование для небогатых слоёв населения было представлено бесплатными народными училищами с 2 или 4 классами.

Пример учебной программы в провинциальной школе середины 19 века можно увидеть в «Воспоминаниях пропащего человека» А. В. Свешникова. «Придя в школу, я, как научили меня дома крёстная и маменька, поклонился учителю в ноги, а крёстная поклонилась ему в пояс и, вручив в подарок принесенные крендели, просила его не оставить меня своею заботливостью, а главное — не дать в обиду моим товарищам. В первый же день меня поставили к так называемому форшту с буквами, довольно большого размера, наклеенными на палке, и я начал выкрикивать вместе с другими стоящими тут мальчиками; а, бе, ве и т. д. первую строчку азбуки — шесть букв<…> В первом приходском классе учение наше ограничивалось только букварём, начатками православного учения и писанием палок. Мало помню я теперь из первого года моего учения, не помню даже, выучился ли я там хоть сколько-нибудь читать, а писать, кажется, и палок не начинал. Но я помню очень хорошо, что розги у нас в то время очень часто пускались в ход, и ученики друг дружку пороли с каким-то удовольствием». Далее автор с трудом перешёл во второй класс, где продолжили учить чтению, чистописанию, арифметике и закону Божьему, затем поступил в уездное училище.

Совершенно другую картину можно увидеть в воспоминаниях митрополита Вениамина Федченкова «На рубеже двух эпох»: «К концу шестого годика меня вместе с братом Михаилом, который был старше меня почти на два года, отец отвел в школу, находившуюся в двух верстах от дома… Школьные товарищи были хорошие, обучение шло легко… Центральной личностью был, конечно, Илья Иванович… Мать учителя была из дворовых, как и мы, служила птичницей у господ… Илья Иванович был высокий прочный мужчина, сильной воли, знающий свое дело. Мы его боялись и учились. Если все шло благополучно, он был спокоен. При шалостях же не пожалел и родной дочери своей Анюты, наказав ее в классе при всех ремнем за какую-то провинность. Ко мне он относился с лаской: как малыша и способного, он однажды взял меня на широкую свою ладонь и носил по старшему классу; за дверями был еще младший - новички. Обучение длилось 4 года. Дело стояло отлично. В храме он управлял хором, и тоже отлично. Кажется, это вменено было ему в бесплатную обязанность воспитавшей барыней. И он трудился так до старости. Царство ему небесное! Вспоминаю его всегда с благодарностью». Этой сельской школе активно помогала местная помещица, поэтому учебный процесс был налажен, а учеников еще и хорошо кормили. Но и в деревнях, и в городах была неизменная проблема – нехватка кадров.

Н. П. Богданов-Бельский "У больного учителя"

Причин этому было, прежде всего, две – несправедливо маленькие зарплаты и медленное развитие педагогического образования. Знать предмет – это одно, а уметь его донести – другое. Первыми специализированными учебными заведениями, готовившими педагогов, стали учительские семинарии. Первая учительская семинария открылась при Московском университете в 1779 году, но она готовила немногочисленных выпускников для малого числа гимназий.

Нехватка учителей привела к появлению интересной инициативы – открытию ланкастерских школ, названных в честь автора системы обучения – английского педагога Джона Ланкастера (1771–1838). Суть системы заключалась в том, что учитель давал уроки группе учеников, наиболее способные из которых передавали полученные знания неграмотным товарищам. Главным популяризатором английской идеи в России стал знаменитый публицист и педагог Н. И. Греч. Ланкастерские школы в Российской империи появились в 1818 году, в 1820-х надзор за ними был усилен. Формальным поводом послужило восстание в Семёновском полку, в котором этим методом обучали солдат (именно для устранения неграмотности среди солдат проект во многом и затевался), а затем восстание декабристов. Позже почти все ланкастерские школы были закрыты. Однако отдельные школы просуществовали до 1860-х годов.

Из записок графа Ф. П. Толстого: «Фёдор Николаевич Глинка, я и Греч, мы вознамерились составить Общество распространения ланкастерских школ в России. Много из братий нашей ложи (прим. масонской) изъявили желание вступить в это общество. Написав устав статута общества, представили через министра народного просвещения к его величеству на утверждение. Греч составил для этого лёгкого способа учения грамоты необходимые ланкастерские таблицы, которые и представлены были в министерство народного просвещения <…>. По получении царского разрешения на составление Общества распространения ланкастерских школ в России, немедленно приступили к избранию председателя общества, которым и избрали меня. Первую примерную школу положено было нами устроить здесь, в Петербурге, на виду всех. По нашим средствам мы должны были устроить эту школу в очень скромном виде в Коломне в одной из отдалённых улиц в деревянном простом доме, в котором весьма удобно могли учиться до ста и более учеников. Эта невзрачная по наружности школа очень согласовалась с учениками, которые должны были в ней учиться, потому что эти школы устраиваются по правилам Общества только для крестьянских детей, бедных мещан и мастеровых. <…> У нас каждый член платит 30 рублей в год. На эти деньги устроена и содержится школа, учит как хороший человек и добрый учитель, умеющий хорошо обращаться с мальчиками простого быта, которого Общество снабдило полною инструкциею, как преподавать грамоту этою методою. Для соблюдения необходимого порядка при учении почти сотни всякой день приходящих в школу уличных мальчиков положено обществом, чтобы члены, которым положение их позволяет, по 4 человека каждый день дежурили в школе поочерёдно, наблюдая за поведением и прилежанием учащихся. Вступающие в школу в первый раз должны быть приводимы в школу родителями, а коли их нет, то теми, у кого живут, где дежурными членами принимаются, записываются в алфавитную книгу их имена и фамилии, как имена их родителей, а также и место жительства, и назначают ему его место на скамейке в классе. В назначенные часы классов ученики приходят в переднюю комнату школы, где встречают их дежурные и отводят в классы на их места. По окончании классов дежурные выводят их попарно на улицу, которою ведут их до первого перекрёстка, где уже все ученики расходятся по своим жительствам. По временам посылаются дежурящие члены в жительства учеников узнавать от родителей, соседей и через дворников, хорошо ли они себя ведут и послушны ли родителям и учтивы ли они со старшими. Хорошо себя ведущие и хорошо учащиеся получают награды, состоящие из обуви и, по возможности Общества и по степени прилежания, — фуражками и некоторыми частями одежды. За большие шалости и дурное поведение и непокорность родителям наказываются стыдом, что в нашей школе приняло большую силу. Быть поставлену у дверей класса со щёткою в руках, к счастию, очень страшит, и теперь очень редко встречаются наказанные». После открытия школы в качестве почётных членов общества были выбраны В. П. Кочубей (вице-канцлер, управляющий Коллегией иностранных дел и председатель различных комитетов), граф Разумовский и генерал Аракчеев. Однако лишь Аракчеев проявил живой интерес к этой инициативе.

По воспоминаниям Ф. П. Толстого, позже Министерство народного просвещения решило открыть аналогичную школу, выделив на это двести тысяч рублей, приобрело для неё здание и пригласило из Америки учителя. Школа так и не открылась, учитель уехал, а на что были израсходованы огромные по тем временам деньги, история умалчивает. По ланкастерскому методу работала часть школ, открытых по инициативе ведомства императрицы Марии Фёдоровны. Упоминаются ланкастерские школы в пьесе «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Барыня Хлёстова сетует: «И впрямь с ума сойдёшь от этих, от одних От пансионов, школ, лицеев, как бишь их, Да от ланкарточных взаимных обучений».

Н. П. Богданов-Бельский "Ученицы"

Первым учебным заведением, готовившим учительниц, стало знаменитое Мещанское училище (оно же Александровский институт, открытый когда-то при Смольном институте и обучавший как «благородий», так и не «благородий», за что его и окрестили мещанским, и название закрепилось). В 1848 году в нем открыли двухгодичный курс. С 1880-х подобных учебных заведений открывалось все больше. К концу 19 – началу 20 века среди учителей женщин стало больше, чем мужчин, особенно в сельской местности. Причина этому была прозаична. Мужчины не хотели идти в профессию, потому из-за низких зарплат им было трудно содержать семью. Из бонусов было только бесплатное жилье (а по факту часто отправляли на постой к местным крестьянам со всеми вытекающими неудобствами) и бесплатные дрова. Для женщин доступных вакансий было мало, поэтому желающие находились, особенно из числа незамужних. Из рассказа Чехова «На подводе»: «В учительницы она пошла из нужды, не чувствуя никакого призвания; и никогда она не думала о призвании, о пользе просвещения, и всегда ей казалось, что самое главное в ее деле не ученики и не просвещение, а экзамены. И когда тут думать о призвании, о пользе просвещения? Учителя, небогатые врачи, фельдшера при громадном труде не имеют даже утешения думать, что они служат идее, народу, так как все время голова бывает набита мыслями о куске хлеба, о дровах, плохих дорогах, болезнях». Найти подходящего спутника жизни городским барышням на селе тоже было сложнее, поэтому многие в итоге оставались старыми девами. Грустных сельских учительниц можно увидеть на картинах того времени. В лучшую сторону ситуация изменилась после революции, когда женщины получили возможность получать высшее образование, а выбор профессий для них стал больше. В таком случае в учителя могли идти при реальном желании работать с детьми, а не из-за безысходности.

К. А. Трутовский "Сельская учительница"

В. Е. Маковский "Приезд учительницы в деревню"

В конце этого поста ссылки на другие мои рассказы о дореволюционном быте