Имя Ивана Леонова вписано в книгу рекордов Гиннесса: он единственный летчик Второй мировой, летавший на боевом самолете с протезом вместо руки. Всего на его счету 110 боевых вылетов и 8 сбитых вражеских самолетов, еще больше полусотни вылетов он сделал с одной рукой. "Огонек" поговорил с уникальным летчиком.

Его именем названы улицы в Орле и в Пекине, но живет он в Туле. На кителе награды теснятся в несколько рядов. Надевает его Иван Антонович нечасто — все-таки годы (недавно отметил 95-летие), но стоит начать рассказывать о войне, и он преображается на глазах. Казалось — минуту назад ворчал про давление и погоду, а тут и глаза горят, и голос тверже.

— Из всех фашистских машин, что я сбил, главная победа для меня — это, конечно, "Юнкерс-88". Не потому что первый, просто намучался с ним,— вспоминает ветеран.— Это ведь очень быстрая машина, хоть и бомбардировщик. К тому же хорошо вооруженная: пушки и турель с пулеметами защищают его со всех сторон. Хрена с два к нему подберешься. Но мне повезло — набрал свечу, а потом через боевой разворот резко выскочил ему прямо под пузо. Со всех гашеток стреляю — вижу, что попал, точно попал, а этому "юнкерсу" хоть бы хны — как шел, так и идет. Я еще очередь. Смотрю, задымился. Сначала небольшой такой черный дымок, потом сильнее, и вдруг весь правый борт охватило пламя. Парашютисты один за другим попрыгали, а самолет загудел и рухнул.

За тот бой Леонов получил орден Красного Знамени сразу же после приземления — комполка снял свой и вручил, не дожидаясь, пока представление к награде утвердят в инстанциях. В дни ожесточенных боев далеко не все летчики успевали получить медали и ордена: когда награды приходили в полк, зачастую самих героев уже в живых не было.

"Повезло"

Иван Леонов, выходец из крестьянской семьи, начавший путь в небо в аэроклубе Осоавиахима, на фронте оказался не сразу. 22 июня 1941-го он вместе с однокурсниками Армавирского летного военного училища написал рапорт о переводе в действующую армию. Однако вместо передовой их отправили в глубокий тыл — на границу с Маньчжурией, где готовили еще несколько месяцев.

— Повезло,— сегодня говорит ветеран.— Те, кто обучался по ускоренной программе "взлет-посадка", долго не летали: для немецких асов они были легкой добычей — из тех, кто начинал воевать в 41-м, через год в живых остались единицы. Нас же учили инструкторы с боевым опытом, прошедшие Испанию и финскую войну. Поэтому и подготовка была серьезная: отрабатывали сложные маневры, умение работать в группе, стреляли по конусам и по щитам.

Всего за год боевых действий Иван Леонов освоил несколько типов самолетов и мог судить о летных качествах и нашей авиатехники, и американской, поступающей по ленд-лизу.

— Вначале я летал на ЛаГГ-3, их приняли на вооружение перед самой войной. Хороший и мощный истребитель, но с большим радиусом виража — больше 16 секунд надо было, чтобы развернуться на 360 градусов. К тому же тяжелый: металла не хватало, обшивку делали из древесины — сосны, нескольких слоев березового шпона и фанеры. А вот осенью 42-го к нам в полк поступили американские "аэрокобры", у них мотор необычно был расположен — сзади кабины летчика. Я буквально ошалел от того, какое легкое управление: этих "американцев" пальчиком можно пилотировать, представляете?

А самым массовым советским истребителем в начале войны был И-16 (летчики между собой называли его "ишачок" за невысокую скорость) с максимальной высотой полета всего 4 тысячи метров — бомбардировщики люфтваффе уже летали выше 5 километров и были, по сути, недосягаемы для нашей истребительной авиации. Ситуация поменялась, когда Красная армия получила новые Ла-5, которые могли подниматься на 5 и даже на 6 километров. Одна из таких машин досталась лейтенанту Леонову.

— Переучиваться было непросто, но в бою огневую мощь и маневренность этой машины мы оценили. По тем временам Ла-5 еще не довели до ума, но по скоростному режиму он уже превосходил "фоккеры": стало возможным сражаться на равных. Так скажу: если бы на эту машину тогда поставили мотор с непосредственным впрыском топлива, то Ла-5 стал бы лучшим самолетом Второй мировой. Скажем, я потом на "дугласах" летал, их у нас еще называли "бостоны", так вот они уступают Ла-5.

За новыми Ла-5 летчики отправлялись на авиазавод под Горьким. Прилетали, получали, обкатывали. Иван Антонович признается: когда первый раз садился за штурвал самолета, только вышедшего из цеха, сразу чувствовал характер машины. Такой контакт с "аппаратом" как-то раз не сложился, и тогда Леонов даже попросил командира эскадрильи поменяться самолетом с другим летчиком. А уже под конец войны в одной такой командировке за новыми самолетами случилась трагедия из тех, о которых было не принято рассказывать в сводках Совинформбюро.

— У нас целая эскадрилья погибла в одно мгновенье. 12 летчиков вылетели за новыми самолетами, а борт, который их перевозил, разбился — врезался в церковь возле Чернигова,— Леонов замолкает ненадолго, задумывается.— Не знаю, стоит ли об этом говорить сейчас, перед праздником, но правда есть правда: человеческий фактор. Летчик прошляпил. Он ведь до этого летал на "булочке", как мы называли небольшие самолеты. А тут ему доверили управление большой машиной, с другой массой и габаритами. Я бы поостерегся пилотировать без подготовки, а тот повел себя самонадеянно. В результате угробил и себя, и ребят.

В полушаге от смерти

В середине лета 1943-го авиаполк, где служил Леонов, воевал в районе Курской дуги. На земле сошлись тысячи танков, в небе шли дуэли немецких и советских асов. Из 2 тысяч наших самолетов за месяц боев в строю осталось всего 400. Правда, и люфтваффе досталось — немцы не могли уже безнаказанно, как в начале войны, расстреливать наши самолеты, будто мишени в тире.

Под конец дня летчики буквально вываливались из самолетов, засыпая от усталости прямо у шасси,— четыре-пять боевых вылетов в сутки считалось нормой.

Только за месяц битвы под Курском на аэродром не вернулся каждый третий летчик, а всего за время войны личный состав 192-го авиаполка полностью сменился пять раз. 5 июля 1943-го в числе погибших мог оказаться и лейтенант Леонов.

В тот день в составе авиазвена он вылетел на воздушную разведку на участке Орел — Поныри. Произведя фотосъемку, четверка Ла-5 взяла курс на свой аэродром. Внезапно старший группы Иван Шестак заметил несколько немецких бомбардировщиков без прикрытия истребителей.

— Это был Ваня Шестак, тезка мой. Он родом с Украины, летал со мной в паре постоянно,— Иван Антонович заметно нервничает.— Он начал меня подговаривать — давай, мол, их атакнем. Я ему: "Ну у нас же приказ — в бой не вступать". А тот кричит: "Да они как на ладошке ведь, давай атакнем!" Ну что тут сказать — он старший. Правда, я и сам виноват: молодая кровь вскипела, в азарт вошел. Нам ведь тогда было по 20 лет всего, вот и кинулись в омут не глядя.

Леонов сокрушенно качает головой. Сколько раз он потом жалел, что ввязался в ту авантюру.

— Вот кого бы с удовольствием придушил после того, как руку потерял, так это Ваньку. Да только Шестака и самого вскоре сбили: сгорел он в самолете, не смог выпрыгнуть.

Группа "фокке-вульфов" вынырнула из облаков, как гром среди ясного неба, поливая свинцом легкомысленных охотников за легкой добычей.

— Глаза полезли на лоб от страха, у них же преимущество полное. Закрутили карусель, мы начали хитрить и выискивать слабые места.

Бой шел всего несколько минут. Самолет Леонова прошила очередь малокалиберных разрывных снарядов из "эрликона", несколько снарядов попало в кабину.

— Чувствую, левую руку обожгло, а потом она как онемела. Я ею ни пошевелить не могу, ничего. На какое-то мгновенье потерял сознание.

Из-под приборной доски показались языки пламени. Раненному в руку и ногу летчику удалось вывалиться из падающего Ла-5 и дернуть за кольцо парашюта.

— Подобрали меня наши артиллеристы рядом со станцией Змеевка. Руки уже практически не было. На рукаве болталась как тряпка. Жжет так, что сил нет. Хирург только головой покачал и говорит: "Спасать тут нечего: ни сухожилий, ни суставов — ничего целого не осталось". В общем, отчекрыжили по самое плечо.

После операции очнулся, а в голове одна мысль: "Неужели отвоевался, неужели вот так по глупости расстался с небом?". В те дни Иван Леонов был в полушаге от смерти. Он не подозревал о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Впрочем, через несколько дней на соответствующем приказе появилась резолюция: "Награда не вручена в связи со смертью в госпитале". Кто-то сообщил в штаб, что Леонова уже нет в живых. Сразу это не перепроверили, а затем наградной лист затерялся, отыскали его только через полвека.

Притяжение неба

К началу боев на Курской дуге у лейтенанта Леонова был уже солидный боевой счет.

В госпитале Иван Антонович провел несколько месяцев до начала марта 44-го. Как выписался, начал ходить по инстанциям с просьбой допустить до полетов, но на медкомиссиях только крутили пальцем у виска, глядя на безрукого, хромающего летчика. Помог случай: удалось пробиться к командующему 1-й воздушной армией. Собравшись с духом, лейтенант Иван Леонов обратился к генерал-лейтенанту Михаилу Громову, участнику легендарного перелета Москва — Северный полюс — Калифорния 1937 года.

— Я ему говорю: товарищ командующий, мне без неба кранты. Тот удивился: как же ты в таком виде собираешься летать и бить фашистов? Я в ответ бодро рапортую: вы только дайте добро на пробные и тренировочные полеты, а мы уж что-нибудь придумаем!

Понимающий, что значит небо для настоящего летчика, командарм Громов под свою ответственность Леонову эксперимент разрешил. Первый протез сделали в родном полку, в полевой авиаремонтной мастерской, но летчик был той "рукой" недоволен: грубо, топорно. И сам придумал другой механизм: на культю, оставшуюся от руки, сделал наплечник из алюминиевой пластины, а к нему прикрепил шарнир с тягой на дроссельную заслонку.

— Только тогда у меня и стало что-то потихонечку получаться,— с мальчишеским задором говорит ветеран.— Вот этой своей левой "рукой" я движением плеча тянул или толкал рычаг газа для уменьшения или увеличения мощности оборотов двигателя. Все остальное управление, как и прежде, ногами. Ну и правая рука на штурвале. На удивление, довольно быстро приноровился.

Через пару недель начал вылетать на задания.
Когда командующий Громов меня увидел, то подошел, обнял и говорит:

"Как немцы рассчитывали нас победить, когда у нас такие парни — ему хоть руку, хоть голову оторви, а он все равно летать будет!"

Правда, из отряда истребителей Леонову пришлось уйти: со скоростными и маневренными машинами было тяжело справиться. Перешел в эскадрилью связи — перевозил между штабами секретные донесения и военно-полевую почту на многоцелевом биплане По-2, о котором в 1945-м снимут фильм "Небесный тихоход". Поблажек командование Леонову не давало. Да тот и сам постоянно просил задания — только бы в небо. Не раз летал за линию фронта, доставляя боеприпасы в партизанские отряды. В одном из рейсов был ранен в ногу. Однополчане, надо сказать, понимали такое рвение не всегда.

— Иной раз за глаза, а то и в лицо спрашивали: "Чего ты добиваешься? Смерти ищешь на этой "этажерке"? Там даже пулемета нет! Или орден очередной прикрутить хочешь?" Люди разные, всем не объяснишь,— рассуждает Иван Антонович.— А вот к шуткам в свой адрес я всегда относился с юмором: какие только мне прозвища не давали! Даже одноруким пиратом называли...

С протезом вместо руки Иван Леонов совершил 52 боевых вылета. Летал бы и до Победы, но штабное начальство решило подстраховаться: а что, если Леонов разобьет самолет при посадке? Или попадет в плен? Это же будет сенсация для гитлеровской пропаганды — у Советов не осталось летчиков, воюют однорукие инвалиды!

Его перевели в наземную аэродромную службу за несколько месяцев до Победы. 9 мая 1945-го он встретил под Кенигсбергом в звании старшего лейтенанта и с тремя орденами Красного Знамени на груди. Эйфория не отпускала несколько дней. А вскоре он получил еще одну радостную весть: нашелся родной брат, который в самом начале войны оказался в немецком плену, прошел ужасы трех концлагерей и чудом дожил до освобождения американцами. Казалось, теперь впереди будет мирная счастливая жизнь. Но настоящее испытание началось, когда отгремели последние залпы войны.

Протянуть руку

Судьба так распорядилась, что Леонов потерял левую руку в те самые дни над Курской дугой, когда там же начинал первые боевые вылеты с протезами вместо ног Алексей Маресьев, герой "Повести о настоящем человеке" Бориса Полевого. На фронте летчики не пересекались, но уже после войны человек-легенда Маресьев сыграл в жизни Леонова решающую роль.

— Честно говоря, когда в апреле 1946-го вышел в отставку, то спустя где-то полгода от безысходности подумывал о петле, чтобы дальше не мучиться,— признается ветеран.

Тот период жизни оставил неизгладимый след в памяти.

— Это морально очень тяжко, когда осознаешь свою ненужность и беспомощность. Вроде, и силы есть, и желание трудиться, а перед тобой будто глухая стена. Не нужен ты никому ровным счетом! Получается, пока ты на фронте воевал, ты герой, а вернулся — калека и обуза. Сколько ребят, вернувшихся с войны изувеченными, без рук, без ног, так и не нашли себя в мирной жизни. Побирались на своих убогих тележках по вокзалам, спивались. Потом таких бездомных калек собрали и отправили на Валаам в дом инвалидов, а оттуда уже мало кто вернулся.

В тот критический момент судьба вновь улыбнулась Леонову. Кто-то из знакомых сказал: "Езжай к Маресьеву, он принимает летунов без очереди". Легендарный летчик работал в то время инструктором в спецшколе ВВС. Он выслушал Леонова, пообещал походатайствовать о трудоустройстве и сдержал свое слово: вскоре Иван Антонович преподавал в "Трудовых резервах" в Брянской области.

Затем была учеба в Минском педагогическом институте и следом долгие годы работы директором детского дома. Сирот-беспризорников, "подранков" в те годы хватало. Помимо двух родных детей Иван Антонович с женой Ниной Васильевной воспитал и поднял на ноги еще пятерых приемных, чьи родители погибли на войне. На вопросы окружающих, мол, зачем ему это, Леонов отмалчивался. Сам пройдя через отчаяние одиночества, он лучше других знал, как ценится протянутая вовремя рука помощи.

В феврале 1995-го Ивану Антоновичу Леонову было присвоено звание Героя Российской Федерации — спустя полвека после Победы высокая награда все же нашла уникального летчика. По счастью, вовремя. Впрочем, Иван Антонович возраста не боится, хотя из дома выходит все реже. Лучшее лекарство от хандры, любимый баян, по-прежнему рядом — играть на нем одной рукой Леонов научился еще на фронте.

— А в 60-х, когда дочкам купили фортепьяно, я навострился и на нем играть. На фортепьяно "Лунную сонату" так исполню, что ты с двумя руками не сможешь,— смеется ветеран.— Эх, жаль, что до бильярдного стола трудно добраться, а то бы я тебе показал, как шары в лузы закатываю. Что я, старый, что ли? Мне жена все время твердит: "Ты слон. У тебя энергии на пятерых хватит". А я так думаю — это у меня железный организм, потому что война закалила.

Всем смертям назло.

P.S. Герой Российской Федерации Иван Антонович Леонов скончался 21 июня 2018 года...

© Иван Волонихин

Оборона Аджимушкайских каменоломен (КЕРЧЬ)— эпизод Великой Отечественной войны, продолжавшийся с 16 мая по 30 октября 1942 года.

После поражения Крымского фронта войска, прикрывавшие отступление, попали в окружение и с мая по октябрь оборонялись в каменоломнях близ поселка. В тяжелейших условиях, почти без доступа к воде, страдая от взрывов и газовых атак, осажденные держались 170 дней и совершали ответные вылазки не давая пощады фашистам.
Из 10-15 тысяч спустившихся в каменоломни выжили лишь 48 человек.

Уже 18 мая поселок Аджимушкай был окружен, и бойцы ушли под землю. Каменоломни стала настоящей подземной крепостью, принявшей от 10 до 15 тысяч бойцов и командиров Красной армии и несколько тысяч гражданского населения.

Создать единое боеспособное соединение из множества разрозненных военнослужащих Крымфронта — такая задача стояла в те дни перед командованием под землей.

21 мая был создан подземный гарнизон, позже названный Полком обороны Аджимушкайских каменоломен им. Сталина.

Среди защитников каменоломен было не мало детей.

Еще до первой газовой атаки мирных жителей обязали выйти на поверхность.

Под землей остались члены семей партийных и советских работников,бойцы гарнизона и добровольцы,а также лица еврейской национальности — всем им грозил расстрел наверху.

Гражданское население,вышедшее на поверхность,вскоре стали организовывать партизанские отряды.

Кроме газовых атак немцы не скупились на авиабомбы — 17 штук они сбросили, чтобы пробить более, чем 8-метровую кровлю. От взрывных волн под землей шла кровь из ушей и носа, начиналось помешательство, кто-то оказывался заживо погребен под завалами.

Осенью бойцы гарнизона уже понимали, что они все — смертники и могут только продать свою жизнь подороже.

Запасы керченского военторга обеспечили защитникам ежесуточную норму: хлеба — 200 г., жира — 10 г., концентратов — 15 г., сахара — 100 г. Норма выдачи сахара увеличивалась, остальных продуктов — уменьшалась.

Полевая кухня, как и солдатские котелки скоро стало не нужна,продукты закончились.

В конце мая в каменоломню зашли кавалеристы 72-й кавалерийской дивизии.

Лошади были сразу забиты, мясо съедено, а кости, шкуры и копыта закопаны в дальних штольнях. Но уже в конце июня полусгнившие останки откапывают, жарят и готовят супы-затирки.

На поверхности добывали траву, ловили крыс.

В начале августа люди начали умирать от голодного истощения.

Раньше всех умирали дети.

Отец и сын Данченко умерли от голодного истощения, Оля и Коля Проценко, маленькие дети, были схвачены фашистами и расстреляны.

Мише Разогрееву было 11 лет, когда он попал в Центральные каменоломни, здесь от голода умерла его мама, Александра Семеновна, и две сестры — Роза и Оля. Миша остался жив, после войны он работал шофером керченского автохозяйства.

В этих же каменоломнях на положении "дочери полка" находилась малолетняя Светлана Тютюнникова, о которой трогательную заботу проявлял командир Поважный М. Г.

Девочка не выдержала лишений и умерла.

Во время голода подземная крепость переживала период пассивной обороны. Обессиленным часовым разрешалось сидеть. Их приводили под руки, сжали на камень, ствол оружия направляли на амбразуру, палец клали на спусковой крючок. Сигнальные рвы шириной около метра и глубиной на штык лопаты предупреждали часовых. Цифровые пароли менялись ежедневно, их незнание грозило расстрелом

До наших дней дошел рассказ одной женщины,из гражданских - Кузьменко Т. С., брошенную фашистами в керченскую тюрьму осенью 1942 года, за оказание помощи советским военнопленным.

Она выжила.

В своих воспоминаниях сообщает интересные сведения об одном юном бойце подземного гарнизона:

"В керченской тюрьме содержался мальчик. Ему было 12–13 лет, имени его никто не знал.

Он был замкнут, недоверчив.

Говорили, что он был схвачен в каменоломнях осенью 1942 г.

Взрослые делились с ним своими скромными передачами.

Я тоже стала украдкой передавать ему то лепешку, то пирожок.

Постепенно ребенок оттаял, и как-то удалось с ним поговорить.

В катакомбах он остался один.

Когда туда спустились фашисты, то он сумел спрятаться, сжавшись в комочек.

А когда они ушли, он остался один на один с холодом, голодом, мраком, мертвецами.

У него был короб спичек и свечка.

Днем он жался ближе к выходу, отыскивая корешки, сухой мох.

А ночью тоже далеко заходить боялся, зажигал свечку.

Вот по бликам свечи его и обнаружили враги.

Он угрюмо смотрел на всех и молчал.

Фашисты поверили, что мальчик тронулся умом. Такие переживания и не всякому взрослому под силу. А тут ребенок.

В действительности он молчал потому, что боялся выдать своих родителей. Бедный ребенок не знал, что их уже нет в живых.

Началось все так.

Когда отступала наша армия, мальчик решил воевать. Увязался за солдатами, сказал, что родителей нет.

Никто,конечно, не мог бросить осиротевшего ребенка.

Вошли в катакомбы и его взяли с собой.

Он счел себя военнообязанным. До конца был с военными, не дал себе права уйти.

И как солдат советской армии, боясь погубить родителей, скрыл свое имя.

Советским солдатом считал он себя серьезно.

Верил, что и все так считают, что фашисты держат его в тюрьме как солдата Красной Армии,не сдавшегося подземного гарнизона.

И погиб он как солдат, маленький советский солдат, керченский Гаврош.

В камере сидело до 40 человек женщин, мужчин, детей.

В апреле 1943 г. все обитатели этой камеры были расстреляны. В их числе маленький стойкий солдат.

Погиб он гордо, мужественно, как взрослый, не склонив головы, не уступив фашистам ни в чем".

Рассказ Кузьменко Т. С. подтверждается архивными документами. В одном из актов чрезвычайно государственной комиссии говорится, что мальчик из каменоломен довольно долго содержался в камере керченской тюрьмы, а затем был расстрелян. В документе даже есть его фамилия — Авалиев.

Судя по всему, и особенно по фамилии, этот мальчик был крымчак. Это была очень небольшая этнографическая группа, язык которой относился к тюркской группе.

Ныне крымчаки живут в Крыму и на Украине, говорят по-русски. В 1959 г. их насчитывалось всего 1,5 тыс. человек.

Особое место в каменоломнях-называется детским захоронением, плотными рядами здесь смотрят из темноты иконы, цветы и детские игрушки — их приносят посетители.

В одной из штолен Аджимушкайских каменоломен в 1944 году в кармане истлевшей гимнастерки была найдена записка, сложенная в партбилет:

«К большевикам и ко всем народам Советского Союза!

Я не большой важности человек.

Я только коммунист-большевик и гражданин СССР.

И если я уже умер, так пусть помнят и никогда не забывают наши дети, братья, сестры и родные, что эта смерть была борьбой за дело рабочих и крестьян.

Война жестокая и еще не кончилась. А все-таки мы победим! 28 мая 1942 год».

31 июля 1944 года во время разведывательного полета исчез самолет «Лайтнинг», которым управлял французский авиатор и писатель Антуан де Сент-Экзюпери.

Во время Второй мировой войны французский писатель, летчик Антуан де Сент-Экзюпери написал аллегорическую сказку «Маленький принц».

Замечательная поэтичность удивительной истории запоминается на всю жизнь.

Книга стала бестселлером XX века.

Во Франции каждый ребенок прочитал «Маленького принца».

Во всем мире известны и другие произведения Сент-Экзюпери: «Южный почтовый», «Земля людей», «Ночной полет», «Военный летчик», «Цитадель».

Антуан де Сент-Экзюпери родился в Лионе 29 июня 1900 года; в 12 лет его впервые взяли в полет, и с тех пор он навсегда «заболел» небом.

Правда, некоторое время он учился архитектуре, но после службы в армии ему наконец удалось получить диплом летчика.

В 30-е годы Антуан на почтовых самолетах летал над Средиземным морем, пустыней Сахарой и Южной Америкой, не раз оказываясь на волосок от гибели.

В 1939 году, с первых месяцев Второй мировой, Экзюпери стал военным пилотом, а в 1943-м ему пришлось оставить штурвал по возрасту, однако он сумел уговорить медиков не отнимать у него неба, — жить без него он не мог точно так же, как и без своих записных книжек.

16 мая 1944 года майор Антуан де Сент-Экзюпери возвратился в свою авиаразведывательную часть, базирующуюся в Алгеро, на острове Сардиния. Командующий союзнической авиацией на этом участке американский генерал Икерс разрешил Сент-Экзюпери выполнить пять полетов («Пять, ни одного больше. И то слишком»).

Антуану было уже 44 года, и американцы не хотели допускать к полетам на современном военном самолете такого «пожилого человека».

Последний из этих пяти полетов Сент-Экзюпери должен совершить 29 июня — в свой день рождения.

Французский командир эскадрильи, Рене Гавуаль, лишь после долгих уговоров разрешил Антуану подняться в воздух.

Итак, пять запланированных боевых вылетов выполнены.

Но Сент-Экзюпери не хотел мириться с тем, что он уже не будет летать, и добился разрешения еще на три полета.

Де Сент-Экзюпери, мужчина крупного телосложения, едва помещался в тесной кабине.

Кроме того, его почти постоянно мучили боли от полученных ранее травм.

Во время предпоследнего полета Антуан допустил грубую навигационную ошибку.

К этому следует добавить наступавшие в предыдущие месяцы тяжелейшие приступы депрессии, о которых говорят его дневниковые записи.

Он упрашивал, умолял командиров и начальников всех рангов разрешить летать, но ему упорно отказывали…

«Тогда я был начальником штаба эскадрильи 2/33, — пишет Жан Леле, — и Сент-Экс часто наведывался ко мне, чтобы я помог ему, как будто он был обыкновенный летчик, как и все мы. Но мы все понимали, что потеря Сент-Экзюпери как человека гораздо более страшна, чем потеря его как летчика, и боялись за его судьбу».

Гавуаль, убежденный, что де Сент-Экзюпери не пригоден больше к пилотированию самолетов, в то же время не мог ни в чем отказать своему знаменитому другу.

А писатель никогда не «укладывался» ни в какие рамки и правила.

Но присутствовал еще политический мотив: де Сент-Экзюпери отстаивал свою честь, так как сторонники генерала де Голля считали его чуть ли не предателем за то, что тот не желал к ним присоединиться.

В генерале де Голле он видел потенциального диктатора, что-то вроде испанского генерала Франко.

Антуан де Сент-Экзюпери не только сильно переживал вынужденное бездействие, но и казнил себя за все свои неудачные полеты.

В эти трудные для него дни рядом с ним находился Рене Гавуаль.

Однажды после продолжительного разговора Сент-Экзюпери отдал ему маленький чемоданчик со своими рукописями. «Это было похоже на завещание, — пишет генерал Гавуаль. — У меня было предчувствие, что его скоро не станет. Мы оба плакали, и я его оставил очень поздно, захватив чемоданчик в свою комнату».

Писатель передал рукописи своему лучшему другу, находясь в подавленном и смятенном состоянии.

И все-таки Антуан де Сент-Экзюпери получил разрешение выполнить еще один боевой полет. Именно этот, девятый по счету полет и стал для него роковым.

31 июля 1944 года Сент-Экзюпери пришел на аэродром на рассвете.

Было безоблачно и тихо.

Впервые ему помогал надеть тяжелый летный комбинезон не Гавуаль, а другой офицер.

Рене даже не присутствовал при этом, настолько тяжело было у него на душе.

В 8 часов 45 минут самолет P-38 с бортовым номером 223 под управлением майора Антуана де Сент-Экзюпери взлетел с аэродрома Борго на острове Корсика, куда перебазировалась эскадрилья 2/33, для выполнения очередного разведывательного задания — готовилась высадка десанта союзников в Провансе.

Самолет-разведчик не имел вооружения: вместо пушки и пулеметов на «Лайтнинге» установлена фотоаппаратура.

Запас горючего — на шесть часов, за которые пилоту надо успеть поснимать Францию, занятую чужими войсками.

Маршрут не короток: Корсика — Средиземное море — Монако; затем чуть ли не до швейцарской границы, к Женеве, и обратно — Леон, Гренобль, Бриньоль, Ницца.

Летчику приказано избегать контактов с противником, особенно тщательно фотографировать в районе между Греноблем и Аннеси.

Американский радар засек возвращавшийся с задания самолет Сент-Экзюпери где-то на подступах к Ницце.

И вдруг в 13.30 «Лайтнинг» исчез.

Время шло; на часах 14.45; Сент-Экзюпери все не возвращался.

На командном пункте собрались почти все летчики эскадрильи.

Высказывались всякие предположения, еще теплилась надежда — произойдет чудо, с минуты на минуту Антуан вернется.

Прошло еще три часа, и в рапорте зафиксировали: «Пилот не вернулся, считать пропавшим без вести».

Вечером этого же дня Гавуаль сделал опись имущества в комнате Экзюпери и обратил внимание на слишком аккуратно застеленную кровать: видимо, пилот не спал в ночь с 30-го на 31-е июля. На столе лежали два письма, адресованные друзьям в Алжир.

Последнее письмо Сент-Экзюпери, адресованное Пьеру Даллозу, заканчивалось словами: «Если меня собьют, я ни о чем не буду сожалеть. Будущее термитное общество меня пугает, и я ненавижу их доблесть роботов. Я… я был рожден, чтобы быть садовником…»

Несколько дней спустя Гавуаль передал чемоданчик Сент-Экзюпери доктору Жоржу Пелисье, который впоследствии написал прекрасную биографическую книгу о писателе и пилоте «Пять обликов Сент-Экзюпери».

А вот какие сведения получил Гавуаль от тех, кто последним наблюдал самолет Сент-Экзюпери. Ягер де Монтабан рассказывал: «Мои родители жили в деревне Био. Тридцать первого июля 1944 года, в 12 часов, я был со своей матерью, и мы с ней видели самолет, который летел очень низко, но быстро. Мы видели летчика, он был в темном комбинезоне. У самолета было два двигателя и двойное хвостовое оперение, дополнительных топливных баков на крыльях не было».

В журнале «Нувель» (№ 16 за 1973 год; журнал 148-й дивизии) появилась статья бывшего офицера вермахта Леопольда Бома.

Он писал: «Был конец июля 1944 года. Я командовал ротой ПВО в секторе от Вильфранше до Монте-Карло. Я находился на вилле, в местности, которая называлась „Собачья голова“. Раненный, я велел поставить свою кровать на веранду. У меня была подзорная труба. В этот день я увидел три самолета, которые направлялись в Монте-Карло. Они шли бреющим полетом, почти у самых волн. Они были почти над моим командным пунктом. Два, которые были над третьим, заставляли его снижаться до поверхности моря. Затем два самолета быстро набрали высоту и исчезли».

Другой очевидец, Марсель Мишели (ему в 1944 году было четырнадцать лет), утверждает, что наблюдал за сражением из своего сада, на границе с Монте-Карло.

Он прекрасно видел самолет, упавший в море, и те два истребителя, которые преследовали его до падения.

Сюда можно присовокупить заявление Германа Корта, бывшего летчика, а затем офицера штаба немецкого воздушного флота, находившегося в Северной Италии.

Поздно ночью он получил 31 июля от капитана Канта из штаба 2-й авиадивизии, базировавшейся в Авиньоне, телефонограмму и записал ее в свою личную записную книжку: «Сбит разведчик, самолет сгорел над морем».

В 1972 году западногерманский авиационный журнал «Ландзер» опубликовал рапорт немецкого летчика-истребителя Роберта Хейшеля, сбившего самолет P-38 «Лайтнинг» № 223 в 12 часов 05 минут 31 июля 1944 года над морем.

Хейшель совершал вместе с напарником, сержантом Хогелем, патрульный полет в Марсель-Ментона на своем «Фокке-Вульф 190 Д9».

В бой с «Лайтнингом» он вступил 31 июля.

Хейшель вел прицельный огонь по правому мотору; в 12.05 самолет Сент-Экзюпери был подбит. Француз попытался приводнить объятый пламенем «Лайтнинг».

Хейшель расстреливал его в упор, бил теперь по крыльям и дождался момента, когда самолет полностью ушел под воду.

Немец довольно точно указал координаты воздушного боя — в десяти километрах от Сан-Рафаэля.

Через пятнадцать дней Роберта Хейшеля настигло возмездие: он погиб в воздушном бою.

Следует добавить, что 31 июля только один самолет типа P-38 вылетал на разведку — машина Сент-Экзюпери.

Можно лишь догадываться, как в действительности разворачивались трагические события 31 июля 1944 года; возможно, так: деревня Био находится на трассе полета в Борго на Корсике. Сент-Экзюпери, атакуемый двумя истребителями, сбрасывает дополнительные топливные баки и пикирует на большой скорости к берегу.

Он хорошо знает эту местность.

Его мать живет в Кабри, а сестра — в Агее.

Он пролетает невдалеке от Био, по направлению к заливу Ангелов, но два истребителя все же настигают его, заставляя снизиться до минимальной высоты, из-за чего радиолокаторы Корсики не смогли обнаружить на своих экранах эти самолеты.

Но что заставило Сент-Экзюпери снизиться с высоты 10000 м при возвращении на базу ранее, чем нужно для безопасности полета?

Ведь немецкие истребители не могли подниматься на высоту даже до 8000 м, не говоря уже о высоте 10000 м.

И почему Хейшель умолчал в своем рапорте о втором немецком истребителе?

Вопросы так и остались без ответа.

Конечно, Сент-Экзюпери искали.

И по сей день существует множество версий его гибели.

В нескольких странах просмотрены тысячи архивных документов, имеющих хоть малейшее отношение к событиям того июльского полдня.

Опрошено множество свидетелей.

Гипотезы обработаны на компьютере.

Долгое время основной считалась версия, связанная с летчиком-истребителем Робертом Хейшелем.

Однако с этой версией согласны не все, — например, эксперт по военным вопросам Филиппе Кастельяно, считающийся во Франции крупным специалистом по опознанию потерпевших крушение самолетов.

Среди причин гибели писателя он называет отказ двигателя или сбой в подаче топлива; наконец, плохое самочувствие пилота в холодной кабине.

Многочасовые полеты на пределе сил с трудом выдерживали и молодые летчики, а де Сент-Экзюпери было уже сорок четыре.

Поиски сгинувшего самолета предпринимались не раз.

Луч надежды на раскрытие одной из самых печальных тайн Второй мировой войны дала находка французского рыбака близ марсельского берега.

В сентябре 1998 года Жан-Клод Бьянко поднял со дна почерневший от соли серебряный браслет, на котором выгравированы имена Антуана де Сент-Экзюпери и его жены-аргентинки Консуэлы.

В 2000 году француз Люк Ванрель у марсельского побережья, на глубине 85 м, обнаружил обломки боевой машины — искривленную всасывающую трубу, турбокомпрессор, части фюзеляжа и правого руля высоты.

По найденным останкам удалось идентифицировать тип самолета.

Речь идет о построенном на заводах американского концерна «Локхид» P-38 «Лайтнинг» со специфическими признаками серии J. Это тот тип самолета-разведчика, на котором отправился в свой последний полет де Сент-Экзюпери.

Но для того чтобы получить официальное подтверждение подлинности находки, необходимо обнаружить обломки самолета с номером той серии «Лайтнинг».

Организация поисков на дне моря и подъем частей самолета на поверхность — дело чрезвычайно хлопотное.

При столкновении с поверхностью моря самолет развалился на множество кусков.

Кроме того, следует учитывать, что местные рыбаки многократно прочесывали дно сетями.

Это значит, что обломки самолета лежат на значительном расстоянии друг от друга, в радиусе 15 километров.

Давая имя современному аэропорту, страна сохраняет память о своих выдающихся соотечественниках.

В 2000 году такой чести удостоен прославленный французский летчик и писатель.

Теперь аэропорт «Лион-Сатолас» официально называется «Лион-Сент-Экзюпери».

Право открыть переименованный аэропорт и посадить на его полосу свой «Мираж-2000» предоставлено капитану Эрве де Сент-Экзюпери, внучатому племяннику писателя и авиатора.

А начались торжества «ночным полетом», в полном соответствии с традициями Экзюпери, около полусотни одномоторных самолетов, напоминающих те, на которых летал он сам.

В Лион пилоты стартовали с базы на Корсике, откуда в свой последний полет отправился в конце Второй мировой французский писатель.

Привет!)

Мы открываем новую вакансию на позицию frontend-разработчика!

Как и в прошлые разы для backend-разработчиков (раз, два), мы предлагаем небольшую игру, где вам необходимо при помощи знаний JS, CSS и HTML пройти ряд испытаний!

Зачем всё это?

Каждый день на Пикабу заходит 2,5 млн человек, появляется около 2500 постов и 95 000 комментариев. Наша цель – делать самое уютное и удобное сообщество. Мы хотим регулярно радовать пользователей новыми функциями, не задерживать обещанные обновления и вовремя отлавливать баги.

Что надо делать?

Например, реализовывать новые фичи (как эти) и улучшать инструменты для работы внутри Пикабу. Не бояться рутины и командной работы (по чатам!).

Вам необходимо знать современные JS, CSS и HTML, уметь писать быстрый и безопасный код ;) Хотя бы немножко знать о Less, Sass, webpack, gulp, npm, Web APIs, jsDoc, git и др.

Какие у вас условия?

Рыночное вознаграждение по результатам тестового и собеседования, официальное оформление, полный рабочий день, но гибкий график. Если вас не пугает удаленная работа и ваш часовой пояс отличается от московского не больше, чем на 3 часа, тогда вы тоже можете присоединиться к нам!

Ну как, интересно? Тогда пробуйте ваши силы по ссылке :)

Если вы успешно пройдете испытание и оставите достаточно информации о себе (ссылку на резюме, примеры кода, описание ваших знаний), и если наша вакансия ещё не будет закрыта, то мы с вами обязательно свяжемся по email.

Удачи вам! ;)