Ответ на пост «Наполеончик серьезен. Опять Румянцев, Суворов.. И их учителя»2
Оригинальный пост: Наполеончик серьезен. Опять Румянцев, Суворов.. И их учителя
Оригинальный пост: Наполеончик серьезен. Опять Румянцев, Суворов.. И их учителя
Спасибо @Sthpw за донат, отправленный в поддержку моего блога!
С началом Первой мировой войны 28 июля 1914 года европейские города охватил патриотический ажиотаж. На улицах Парижа, Петербурга и Лондона проходили манифестации, на которых люди пели гимн и выкрикивали лозунги во славу отечества. В Петербурге вся площадь перед Зимним дворцом была заполнена людьми с иконами, флагами и портретами Николая II. Когда на балкон вышел сам император, люди попадали на колени и устремили на него свои взоры. По замечанию Мориса Палеолога, французского посла в России, ставшего очевидцем этого зрелища, "тысячам коленопреклоненных людей Николай II, без всякого сомнения, казался олицетворением Бога, военным, политическим и религиозным наставником, властителем душ и тел". Похожую картину можно было наблюдать и в Берлине, где главным действующим лицом выступал кайзер Германской империи Вильгельм II, который, будучи облаченным в армейскую полевую форму, стоя на балконе своей резиденции перед возбужденной толпой, произнёс речь следующего содержания: "Для Германии настал грозный час испытаний. Окружающие нас враги заставляют нас защищаться. Да не притупится меч возмездия в наших руках. А теперь я призываю вас пойти в церковь, преклонить колени перед Богом справедливым и всемогущим и помолиться за победу нашей доблестной армии."
А вот какими словами описывал нахлынувшие на него чувства будущий основатель Третьего рейха Адольф Гитлер, оказавшийся 1 августа на Одеонплаце в Мюнхене, где в этот день зачитывали указ о полной мобилизации армии: "Нисколько не стыдясь своих чувств, я упал на колени и всем сердцем благодарил Господа за оказанную мне милость жить в такое судьбоносное время".
В Париже толпы собирались на вокзалах, где под несмолкающие звуки "Марсельезы" с возгласами - "Да здравствует Франция! Да здравствует армия! " — провожали мобилизованных резервистов на фронт. Работу широчайшей сети железных дорог, благодаря которой в Европе произошёл резкий взлет экономики, в одночасье парализовали сотни поездов, везущих солдат на место сбора.
Германия, объявившая 1 августа войну России, в этот же день вторглась в Люксембург и на следующий день полностью его оккупировала, тем самым создав себе плацдарм для нападения на Бельгию. Еще в 1905 году начальник германского Генерального штаба Альфред фон Шлиффен разработал стратегический военный план на случай военного конфликта с Францией и Россией, которые являлись антагонистами Тройственного союза. Он вполне разумно полагал, что война сразу на два фронта - вещь крайне самоубийственная, а поэтому хотел расправиться с противниками по одиночке. Так как русской армии для проведения полной мобилизации требовалось на два месяца больше, чем французской, Шлиффен планировал вначале вторгнуться во Францию, чтобы принудить ее к капитуляции, а затем уже напасть на Россию. С началом общеевропейского конфликта немецкое командование решило воспользоваться уже готовым планом и нанести удар по Франции. Чтобы доставить свои войска к французской границе, Германия решила нарушить нейтралитет бельгийцев, ссылаясь на то, что французы якобы сами хотят провести своих войска через Бельгию к немецкой границе, и 4 августа ее солдаты вторглись на бельгийскую территорию. Бельгийцы, добившиеся высокого уровня жизни благодаря промышленной революции и колонизации Конго, прекрасно осознавали всю опасность своего географического положения, а поэтому с давних пор не жалели средств для укрепления имевшихся у них крепостей, а также строительства новых, призванных остановить продвижение возможного противника. Наиболее сильными бельгийскими крепостями были Льеж и Намюр, прикрывавшие переправы через реку Маас. Построенные в период с 1888 по 1892 год, эти крепости представляли собой систему фортов, возведенных вокруг города и расположенных таким образом, чтобы при нападении неприятеля они могли поддерживать друг друга артиллерийским огнем. С внешней стороны форты были окружены широким рвом глубиной 10 метров, так что без наведения переправы этот ров было не одолеть. Сами форты были надежно защищены толстыми железобетонными стенами, которые не мог пробить ни один снаряд обычной полевой пушки.
Продвижение немецкой армии вглубь Бельгии сопровождалось крайней жестокостью ее пехотинцев. Опасаясь возможного партизанского сопротивления, немецкие солдаты подвергли бельгийское гражданское население настоящему террору. В течение первых трех недель августа они провели массовые расстрелы жителей городов Анденн, Тамин и Динан, где в общей сложности убили 1207 человек. Особенную жестокость немцы проявили в городе Тамин, где солдаты открыли огонь по людям на центральной площади города, а тех, кто не погиб от пули, добили штыками. Среди погибших в этой бойне было много детей и женщин. 25 августа немцы устроили настоящий погром в городе Лувен, считавшимся культурным центром Бельгии. В этот день немецкие солдаты приняли внезапно раздавшуюся стрельбу на улицах города за огонь снайперов из числа якобы находившихся в Лувене партизан, хотя на самом деле стрельбу открыли входившие в город новые немецкие части и решили провести карательную акцию. За три следующие дня немцы расстреляли 209 человек, разрушили 1100 зданий и сожгли 230 тысяч книг из университетской библиотеки. Погром в Лувене вызвал волну возмущения в европейских странах и США, правительства которых обвинили немцев в том, что они попирают нормы морали и исторически сложившиеся обычаи войны. В самой же Германии реакция на произошедшее была противоположной. Немецкие интеллектуалы в угаре патриотических чувств обвинили в развязывании войны "русских варваров, английских обывателей и французских декадентов, поставивших себе целью уничтожить великую немецкую цивилизацию", а поэтому какая-то там "случайная резня" не может быть подвержена осуждению, ведь немецкие солдаты "стоят на защите национальных, культурных ценностей, которым грозит опасность уничтожения со стороны французов, русских и англичан".
Однако ни массовые расстрелы, ни погромы, ни многократное превосходство противника в численности войск не сломили дух бельгийцев, и немецкие армии наткнулись на ожесточённое сопротивление гарнизонов бельгийских крепостей. Так, крепость Льеж, которую по плану Шлиффена необходимо было захватить в течение 48 часов с начала вторжения, держала оборону 11 дней, а немецкая армия при попытках ее штурма потеряла убитыми и ранеными 25 тысяч солдат. Тем не менее, благодаря использованию мощной артиллерии, произведенной на заводах Круппа, немцам все же удалось подавить сопротивления всех бельгийских крепостей и доставить, наконец, свои войска к французской границе.
Разумеется, французы все это время не сидели сложа руки в ожидании того, когда на их страну будет совершенно нападение. Еще 8 августа главнокомандующий французской армии Жозеф Жоффр принял решение о переходе своих войск в наступление с целью освобождения Эльзаса и Лотарингии, которые Франция передала Германии после поражения во Франко-прусской войне 1871 года ( Франко-прусская война: Наполеон III VS Отто фон Бисмарк ). 14 августа французские войска вторглись на территорию Германии и, не встретив сопротивления противника, продвинулись вглубь немецкой территорию на 25км. Однако между французскими армиями быстро образовался большой разрыв, чем незамедлительно воспользовались немцы, которые нанесли по французам контрудар и отбросили их на исходные позиции.
На франко-бельгийской границе столкновения, в которых немецкой армии противостояли объединенные англо-французские войска, начались 21 сентября. Потерпев поражения в серии пограничных сражений, французы начали отступление по всему фронту, что быстро создало угрозу потери Парижа, в результате чего французское правительство покинуло столицу и перебралось в Бордо. Воодушевленные первоначальными успехами и предвкушавшие скорую окончательную победу, немецкие солдаты неуклонно шли вперед, преодолевая в среднем 30-40 км в день. Такие же длительные переходы совершали и отступающие французы. Для осознания, насколько это чудовищно большое расстояние, стоит рассказать о том, что приходилось носить на себе среднестатистическому пехотинцу европейской армии в Первую мировую войну. Общий вес воинского снаряжения солдата доходил до 25 кг и включал в себя: винтовку со штыком, подсумок с патронами, саперную лопатку, фляжку с водой, а также вещевой мешок со сменным обмундированием, столовыми принадлежностями и неприкосновенным запасом провизии. В теплое время пехотинцам приходилось нести еще и шинель. Немцы укладывали ее поверх вещевого мешка, предварительно завернув в непромокаемую материю, а, например, русские носили ее через плечо, свернув в скатку. Длительные переходы с таким грузом на плечах высасывали из солдат все жизненные соки и иногда доводили их до полуобморочного состояния. Так описывает встречу с немецкими солдатами житель одного французского городка: "Немцы, остановившиеся на ночлег в моем доме, валились с ног от усталости. "Сорок километров! Сорок километров! " вот единственные слова, которые я вечером услышал от них. Нормальную речь они обрели только утром".
Отступающая французская армия периодически вступала в ожесточённые стычки с преследующими ее войсками противника, однако неизменно терпела в них неудача и не могла остановить продвижение неприятеля, который медленно, но верно брал ее в котел по мере приближения к Парижу. Во французской столице тем временем активно готовились к возможной осаде. Генерал-губернатор Парижа приказал заминировать Эйфелеву башню, на верхней платформе которой размещалась радиостанция, заминировать все мосты через Сену, а также окружить город траншеями. Однако первоначальной задачей немецкой армии все же было окружение противника, а не штурм французской столицы, поэтому 1 сентября Первая немецкая армия повернула на северо-восток от Парижа, не дойдя до него около 40 километров, с тем чтобы, взаимодействуя со Второй армией, взять часть англо-французских сил в клещи и отрезать их от Парижа. Однако этим маневром немцы оголили свой правый фланг, в который французы незамедлительно нанесли контрудар. Шестая французская армия получила приказ от своего командования форсировать Урк приток Марны и ударить в правый фланг Первой немецкой армии. Английская, Пятая и Девятая французские армии получили приказ наступать в северном правлении. Перед Четвертой французской армией была поставлена задача сковывать действия неприятеля, a Третьей французской армии поручалось ударить в левый фланг немецкого фронта. Таким образом, французы, так же, как и немцы, поставили себе цель окружить противника.
Битва на Марне началась 6 сентября и в начале проходила с перевесом немцев, которые в столкновении 7 сентября практически разбили левый фланг французов. Командующий 6-французской армией Мишель Монури срочно запросил для своих людей подкрепление из Парижа и вскоре его получил, причем доставка резерва на фронт проходила крайне нестандартным образом. В Париж в этот день прибыла Марокканская дивизия, и чтобы быстро доставить её на передовую, было принято решение отправить одну бригаду по железной дороге, а вторую на 600 парижских такси, что стало первым в военной истории случаем использования автомобильного транспорта для перевозки войск. Прибывшее подкрепление сразу бросили в бой, и натиск противника удалось отразить.
В ночь на 9 сентября английская и Пятая французская армии перешли в контратаку и вклинились между Первой и Второй немецкими армиями, в результате чего правый фланг немецкого фронта распался на три части. Опасаясь дальнейшего разгрома, немецкое командование приказало своим войскам начать отступление, что стало полной неожиданностью для французов, начавших преследование противника лишь спустя сутки с начала его отступления. Это позволило немцам почти беспрепятственно отойти на отведенные им позиции и за два дня серьезно на них закрепиться. Когда союзные армии подошли к этим позициям перед ними почти по всему фронту тянулись километры траншей, огороженные колючей проволокой.
Победа англо-французских войск в Марнской битве в тот момент, когда уже казалась, что Франция стоит на пороге капитуляции, с подачи французской прессы вошла в историю под названием "Чудо на Марне". Этот крупный успех союзников не только спас французскую армию от разгрома, но также не позволил немецкому командованию перебросить свои резервы на Восточный фронт для наступления на Россию.
Союзное командование, ободренное неожиданным благоприятным поворотом событий, теперь пыталось развить успех и рассчитывало, что их войска в течение месяца сумеют освободить Бельгию от немецкой оккупации и оттеснить немцев за бельгийско-германскую границу, однако довольно скоро их постигло разочарование. Условия для наступления были довольно сложными, и союзным войскам предстояло преодолеть Эну, широкую и глубокую реку, противоположный берег которой изобиловал возвышенностями и благоприятствовал ведению обороны, тем более, как было отмечено ранее, позиции немцев были сильно укреплены. В результате все попытки прорвать немецкую оборону не привели к значительным успехам. В конце сентября и в первой половине октября и французы, и немцы пытались по очереди охватить открытый фланг неприятеля, для чего перебрасывали с разных участков фронта все новые и новые силы к своим открытым флангам западнее Уазы. Войска вели бои на новых участках фронта и в борьбе за выигрыш фланга постепенно продвигались к Северному морю. Все эти действия впоследствии вошли в историю как "Бег к морю".
Во второй половине октября года боевые действия между немецкими войсками и союзными армиями велись во Фландрии, куда в числе прочих была переброшена Шестая немецкая армия, состоявшая из резервных дивизий. Эти резервные дивизии, в свою очередь, состояли из многочисленных немецких добровольцев: студентов, выпускников средних школ и лиц, не призывавшихся по каким-либо причинам в армию, но способных носить оружие. Среди этих добровольцев был и Адольф Гитлера, который, чтобы попасть на фронт, написал письмо королю Баварии и по его дозволению был зачислен в 6-ю Баварскую резервную дивизию.
В боях во Фландрии немецкое командование стремилось осуществить новый стратегический замысел - захватить французские порты на берегу пролива Па-де-Кале. Этот план был нацелен главным образом против Англии, поскольку захват северного французского побережья нарушал бы морские коммуникации английской армии, что могло повлиять на дальнейшее участие этой страны в войне. В то же время немцы не отказались от наступления на Париж и и случае успеха во Фландрии рассчитывали развить наступление на столицу Франции с севера. Надеялись на успех и союзники, поставившие себе целью наступать на Брюссель. Основные сражения в этот период проходили в четырех местах: на Изере, где предпринятое немцами наступление не принесло им ожидаемых результатов вследствие произведенного бельгийцами наводнения; вдоль реки между Диксмюдом и Ипром, где французам, поначалу помышлявшим о наступлении, пришлось вести трудную оборону; а также у города Ипр и чуть южнее него. В историографии все эти бои, за исключением тех, что велись между немцами и бельгийцами на Изере, получили название "Первое сражение при Ипре". В этих боях оба противника окончательно исчерпали свои силы, вследствие чего перешли к позиционной борьбе и принялись укреплять занятые ими позиции, поставив перед собой цель создать мощную сеть оборонительных сооружений, призванных держать долговременную оборону даже малыми силам.
За четыре месяца ожесточенных боев на Западном фронте французы потеряли убитыми, ранеными, попавшими в плен и пропавшими без вести 510 тысяч человек, немцы - 240 тысяч, а англичане - 80 тысяч (что составило половину от их экспедиционного корпуса). Несмотря на большие потери, ни немцы, ни французы с англичанами не добились поставленных перед собой целей. План Шлиффена, на который в Германии возлагали столь большие надежды, потерпел неудачу, и немецкие войска не сумели "грандиозным охватывающим движением" окружить и уничтожить французскую армию. Оказался нереализованным и план войны, разработанный французским Генеральным штабом ввиду провала наступления французов Эльзасе и Лотарингии. Ни одна из сторон не смогла добиться стратегического успеха и в сражениях на территории Фландрии, так как обе стороны опасались слишком сильно ослаблять фронт на занимаемых рубежах, вследствие чего в своих атаках на новых участках фронта они не достигали нужного превосходства в войсках. В результате к началу 1915 года противники перешли в стадию затяжной войны, требующей тотальной мобилизации населения и экономики их стран.
Продолжение следует.
Кровавая традиция предавать смерти "черного вестника" - гонца, сообщившего трагическую весть - берет начало в древнейших времен, с мистических представлений о принесении человеческой жертвы, чтобы умилостивить сверхъестественные силы. Да сменят они гнев на милость и не дают больше повода посылать подобных "горевестников". Монгольские властители повелевали ломать хребты посланникам, принесшим известие о военном поражении или кончине любимого родственника, передав это "невинное утешение в горе" ханам Золотой Орды. Джелаты султанов Оттоманской Порты душили гонцов, расстроивших повелителя, шелковым шнуром. Даже в христианской и просвещенной Византии такого делегата связи не ожидало ничего хорошего.
Казнь отсечением головы в старинном Китае. Так обычно расправлялись с "черными вестниками" военного сословия, из уважения к солдатской чести.
В вечной Поднебесной империи, проще говоря: в Китае официальное юридическое оформление смертной казни для "черных вестников" связывают с именем Цинь Шихуанди, правителя царства Цинь, положившего предел двухсотлетней смуте Борющихся Царств и создавшего к 221 г. до н.э. на территории страны единое централизованное государство (Л.С. Переломов. Империя Цинь — первое централизованное государство в Китае (221-202 гг. до н.э.). М., 1962). Несмотря на устрашающую внешность и личную привычку к убийству (многократно участвовал в боях, победил в единоборстве наемного убийцу и т.д.), Цинь Шихуанди запомнился как рациональный государь, избегавший бессмысленной жестокости. Вводя наказание смертью для "черного вестника", он хотел передать своим военачальникам и чиновникам предупреждение: не доводите до того, чтобы пришлось сообщать "черную весть"! Доносить императору о допущенном "косяке" главному виновнику надлежало самолично. Это работало. Известно, например, что цинский генерал Фань Юй-ци, потерпев поражение от войск царства Янь, настолько испугался докладывать об этом "наверх", что не только перебежал к врагу, но и там не избавился от предчувствия законной расправы и однажды с перепугу зарезал сам себя. Именно с его генеральской трусливой головой правительство Янь подослало ко двору Цинь Шихуанди незадачливого "киллера", замаскированного под посла; но бравый циньский император раскрыл злодея и собственноручно исколол мечом.
Текли столетия китайской истории, сменялись династии и императоры, а закон о смертной казни "черного вестника" продолжал работать. Вот только с течением времени он утратил свое первоначальное содержание. Полководцы предусмотрительно посылали доложить о своем разгроме какого-нибудь офицера низшего ранга, губернаторы провинций осторожно сообщали о провале сбора дани или стихийном бедствии устами младшего письмоводителя - "мелюзге" и головы долой! Как бы ни была Поднебесная привержена своим древним традициям, в период правлений манчжурской династии Цин (1636-1912) практика убивать "черных вестников" постепенно стала восприниматься как нелепая и архаическая, и к XIX в. практически сошла на нет. Практически - означает не совсем.
Последним казненным "черным вестником" Цинской империи стал в 1860 г. храбрый молодой офицер Лю Гоуфэй (существуют прочтения: Лю Гуфэй и Лю Гофэ), сообщивший императору Сяньфэну о том, что имперские войска наголову разбиты англо-французами в решающем сражении Второй Опиумной войны - битве у мостя Балицяо. Убийство Лю Гоуфэя стало совершенным абсурдом на фоне отчетливых веяний перемен и модернизации Цинской империи, и потому он запомнился более, чем сотни "черных вестников", расставшихся с головой до него. Хотя, как это очень часто бывает во время войны, Лю Гоуэй пал в первую очередь жертвой рокового стечения обстоятельств.
К илл. - Юный офицер маньчжурской кавалерии в парадных доспехах и его товарищ в служебной форме одежды, фотография 1850-х гг. Лю Гоуфэй служил именно в этом роде оружия. В первой и второй Опиумных войнах цинские офицеры изредка использовали доспехи в качестве знака отличия, но уже не защиты.
Кто вы, господин Лю Гоуфэй?
Как и о многих злополучных, но хрестоматийных жертвах войн всех времен и народов, о Лю Гоуфэе лучше всего известно, как он погиб. В Цинской империи, зиждившейся на древних философских и мировоззренческих постулатах конфуцианства, китайской государственности и маньчжурской племенной элиты, жизнь отдельно взятого человека, будь он даже аристократ или сам император, терялась на фоне незыблемой вечности.
Однако отголоски бурного прогресса ХIХ в. дерзко пробивались и сквозь "тысячелетнее молчание" Поднебесной. Так что яркая личность постепенно начинала вырисовываться и здесь, подобно изображению на дагеротипической карточке. Кстати, портрета Лю Гоуфэя, как традиционного рисованного, так и фотографического, не сохранилось.
Лю Гоуфэй происходил из потомственных придворных империи Цин ханьского (т.е. титулярного китайского) происхождения. Он был ровесником императорского сына принца Айсинь Гьоро Исиня, впоследствии прославившегося как принц Гун, и родился в 1833 г. в столичном Пекине. С малолетства Лю Гоуфэй состоял при дворе юного принца и прошел необходимую дворцовую выучку - весьма напряженную, протокол церемоний Цинской империи считался одним из самых сложных в мире. Очевидно, он получил самое лучшее по меркам своего времени и своей страны образование: из многотысячной категории приближенных императорской фамилии рекрутировался сановный и чиновный аппарат Поднебесной. А чтобы пройти квалификационный экзамен на должность нужны были поистине энциклопедические с точки зрения китайской научной системы того времени знания - юриспруденция, гуманитарные и точные дисциплины, каллиграфия, этикет, фехтование, всего не перечислишь...
Тем не менее, одетые в шелка мудрецы-сановники, знавшие наизусть тысячи иероглифов и сложнейшие нормативные акты, беспардонно обирали миллионы нищих подданных империи, упоенно воровали из казны и друг у друга, азартно брали взятки, тонули в сладостных волнах роскоши и распутства - словом, жили как в последний день. Огромная, громоздкая и устаревшая машина Поднебесной неуклюже ковыляла по своему историческому пути, все больше отставая от мировых достижений цивилизации. Недовольство задавленных налогами и бедностью простолюдинов регулярно полыхало жестокими восстаниями. Прямо во время нашего повествования провинциальный грамотей и правдоискатель Хун Сюцюань тряс основы империи Цин со своей оборванной, но мощной повстанческой армией тайпинов - созидателей "небесного государства всеобщего благоденствия" (Илюшечкин В.П. Крестьянская война тайпинов. М., 1967).
Разумеется, коррумпированный, нестабильный и слабо управляемый Китай XVIII-XIX вв. с его огромными богатствами был желанным рынком сбыта и объектом грабежа для энергичной европейской и североамериканской промышленной буржуазии. Основу этого процесса составлял экспорт в Поднебесную ост-индийского опиума, а скурившиеся на нем обитатели Поднебесный охотно обменивали на дурман свое национальное благосостояние. Когда правительство империи Цин предприняло попытку обуздать повальную наркоманизацию населения, Великобритания, Франция и Североамериканские Соединенные Штаты предельно решительно поддержали свои деловые интересы вооруженной силой. Начались первая (1839-42), а затем и вторая (1856-60) Опиумные войны, в которых Китай перенес жестокое унижение. К слову, Российская империя тоже с успехом пользовалась слабостью заамурского соседа для решения территориальных вопросов.
Становление нашего героя Лю Гоуфэя как личности и государственного служащего происходило на фоне этих трагических для его Родины событий. Немаловажно, что в 1850-х гг. он был приближенным принца Гуна, который, после интронизации в 1850 г. своего старшего брата под именем императора Сяньфэна, стал одним из ведущих политических и военных деятелей империи Цин. Принц Гун, несмотря на свою молодость (к началу блестящей карьеры ему было всего 17 лет) быстро занял ключевые должности в Великом совете империи, ответственном за вопросы обороны и "конфиденциальные дела", Суде императорской фамилии и императорской армии. Он зарекомендовал себя вдумчивым, прогрессивным человеком и верным патриотом, воспринимавшим беды Китая как личную боль. Эти качества принц Гун в той или иной степени транслировал и на свое окружение, что характерно для придворного сообщества не только в Цинской империи. Лю Гоуфэй своей жизнью и смертью доказал, что в его случае речь идет о столь же искреннем служении империи.
О Лю Гоуфэе сохранились и некоторые сведения личного характера. Например, подобно многим образованным людям Китая своей эпохи, он писал лирические стихи в типичном стиле классической национальной литературы. Одно из них доступно в русском переводе:
Пионы в императорском саду,
Их, как хрусталь, наполнил лунный свет.
Я в ароматном облаке иду,
И в темноте теряется мой след.
Цветок пиона - один из древнейших символов Китая. Возможно, речь здесь может идти не только о романтических, но и о патриотических мотивах; знатоки китайской литературы смогут ответить точнее. Однако даже не специалисту заметны нотки грусти и обреченности. В годину невзгод своей страны Лю Гоуфэй предчувствовал скорую гибель?
Тем не менее, с юного возраста он был мужем и отцом: известно, что после убийства Лю Гоуфэя его детям было позволено "сохранить его положение при дворе". То есть у нашего героя, 27-летнего на момент гибели, были достаточно подросшие отпрыски, чтобы сгодиться на младшие придворные должности, доступные с детского возраста. Русский путешественник А.В. Верещагин в очень подробных и интересных путевых заметках о Китае отмечал: "Женятся китайцы очень рано. Помню, ко мне приходили частенько в Гирине вечером побеседовать и чаю попить сыновья китайского начальника войск, Чин-Лу, такие славные молодцы, очень симпатичные. Младшему из них было не больше 16-17-ти лет, а между тем он был уже женат и имел двоих детей" (Верещагин А.В. В Китае. СПб., 1903).
Лю Гоуфэй оставил придворную службу и присоединился к армии Цинской империи в разгар второй Опиумной войны, в 1958 г., вскоре после того, как очередное унижение Китая было зафиксировано Тяньцзиньскими трактатами. Было ясно, что вскоре последует новое наступление англо-французов. Патрон Лю Гоуфэя принц Гун в это время переживал период опалы, и молодой придворный примкнул к войскам лучшего имперского генерала Сенгге Ринчена, опытного полевого командующего монгольского происхождения. Возможно принц Гун впоследствии не защитил Лю Гоуфэя от смерти потому, что посчитал это изменой.
Технически такой переход был легко осуществим. Многие сановники в Китае носили почетные воинские звания, например, принц Гун имел титул ду-тонга, т.е. командующего "знаменем" (высшим соединением армии), и был опоясан мечом Белой Радуги, одной из высших воинских реликвий империи. Чин Лю Гоуфэя определяют как "анируи-джанггин", нечто вроде майора, не много, но и не мало.
Военная мощь империи Цин.
Предоставим слово еще одному российскому исследователю Китая Петеру Дюбелю: "Ничего не может быть презреннее устройства китайской военной силы... В армии богдыхана числится более миллиона воинов. Это может быть и справедливо, но положительно могу уверить всех, что нигде и никогда не существовало войска, при такой многочисленности столь слабого и малоспособного защищать государство и столь совершенно несведущего в воинском искусстве. Я уверен, что всякая европейская держава, если б только решилась вести войну с китайцами, могла бы весьма легко покорить страну сию" (1818 г.).
Существуют достаточно подробные исследования о состоянии военных сил Цинской империи на момент Второй Опиумной войны (1856-60), как современные, так и относящиеся к ХIХ в. Например, весьма богатый материал содержится в "Статистическом описании китайской империи" И. Бичурина (СПб., 1842), а также в англоязычной монографии Иена Хита "Армии Китая в девятнадцатом веке" (2009), тексты которых можно найти здесь: http://samlib.ru/t/temezhnikow_e_a/mb1800-39china.shtml.
Императоров маньчжурской династии Цин, которые сами были для Китая захватчиками и узурпаторами, больше всего волновало, чтобы их вооруженные силы не стали источником военного переворота. Поэтому они сознательно дробили и разобщали их, а командно-административную систему запутывали и усложняли до крайности. Собственно армией могли считаться "восьмизнаменные войска", которые язык не поворачивается назвать элитными в силу их плачевного состояния. То были прямые наследники манчжурских сил вторжения XVII в. "Восьмизнаменные" - от восьми соединений, имевших собственные знамена, отличавшиеся по цвету полотнищ или каймы.
В европейской исторической литературе их часто называют "корпусами". Но привычное нам деление на роты/батальоны/полки/дивизии и т.д. может быть отнесено к цинской армии довольно условно, с организационной структурой там все было довольно сложно. Даже соединения наибольшей готовности, дислоцированные в столичном Пекине и именовавшиеся Авангардными, Фланговыми, Легкими, Огнестрельными войсками и т.п., формировались посредством многоступенчатой системы выделения квот из разных "знамен" и более малых формирований, и всегда были недостаточными по численности и не прошедшими слаживание.
"Восьмизнаменные" комплектовались из воинского сословия, в котором служба передавалась по наследству, отдельно по племенам империи - из маньчжуров, монголов, тунгусов, ханьцев, уйгуров и т.п. С одной стороны - это неплохо, солдаты были детьми и внуками солдат. С другой - в течение нескольких поколений они не воевали с иноземным противником, собирались на смотры и маневры от случая к случаю и привыкли относиться к своей службе как к вторичной обязанности после повседневной хозяйственной или торговой деятельности. Бытовала возможность замещения должностей в военном сословии наемниками или сдачи вступительных экзаменов "безработными людьми со стороны".
"Восьмизнаменные" официально должны были получать жалованье серебром и рисом. По факту получали не все, не всегда и чем-то одним (рисом чаще), также совершенно официально. Каждый закон в Цинской империи имел множество поправок и исключений, оформленных надлежащим юридическим образом, записанных и сданных на хранение в архивы... "Акты уже читают только крысы, мыши, хомяки и насекомые, когда поедают их" (Хун Сюцюань, предводитель восстания тайпинов).
Наряду с привилегированными "восьмизнаменными" в империи Цин существовали также "войска Зеленого знамени", деградировавшие воинские формирования покоренной маньчжурами империи Мин. По сути это была вольнонаемная (за харчи) территориальная милиция, обремененная несением охранной и конвойной службы в провинциях, содержанием и ремонтом дорог, обслуживанием каналов и мостов, проведением общественных работ, постройкой административных сооружений и фортификаций, а также множеством тому подобных не относящихся к военному делу обязанностей.
Регулярного обучения войск не проводилось почти вовсе. Даже "восьмизнаменных" натаскивали под конкретный повод, чтобы они получше смотрелись перед высокопоставленными проверяющими, а потом об этом забывали до следующего подобного случая. Один из первых русских ученых-синологов З.Ф. Леонтьевский, наблюдавший в 1830-х гг. маневры цинских солдат, оставил уничтожающую для их боевой подготовки характеристику: "Китайские стрелки, вооруженные фитильными (!) ружьями со стволом длиной в аршин, были выстроены в глубокие построения и стреляли шеренгами, которые последовательно сменялись. Так себя вели европейские аркебузиры двумя веками ранее". Те немногие навыки, которые получали китайские солдаты, пригодились бы в XVI-XVII вв., но к XIX в. безнадежно устарели.
Новобранцы с холодным оружием и фитильным ружьем (у замыкающего), фотография 1850-х гг. Все очень молоды, воинская обязанность наступала в военном сословии с 15-16 лет.
"Китайское оружие, как правило, было низкого качества, - сообщает военный историк Иен Хит. - Почти каждый западный путешественник или солдат, видевший его, упоминает о его плачевном состоянии, описывая его как тупое, сломанное или ржавое. Кроме того, упорно цепляясь за прошлое с непоколебимым консерватизмом и возвышенной самоуверенностью, армии Императорского Китая были экипированы в стиле, который имел больше общего с военным мышлением XVI века, чем XIX".
Стрелковое оружие в Цинской армии было сплошь фитильным, при чем легкие ружья были слабы, а за стрелком с тяжелым "изделием" приходилось таскаться второму номеру и при стрельбе подставлять под ствол свое надежное плечо.
Луки, которые находились в большом употреблении, на поверку были гораздо слабее даже средневековых английских long bow. Китайское холодное оружие к XIX в. практически достигло совершенства формы и идеальной балансировки клинков, однако в качестве основного поражающего средства в общевойсковом бою морально устарело. К тому же, несмотря на то, что лучшие цинские бойцы владели мечами и копьями/алебардами виртуозно, средний китайский пехотинец был практически не обучен рукопашному бою и уступал в единоборстве своему европейскому сопернику со штыком.
Артиллерию империи Цин в середине XIX в. русский дипломат и выдающийся ученый-востоковед Е.П. Ковалевский раскритиковал, не жалея уничижительных выражений: "Орудий было до двухсот, но что за орудия! Привезенные на поле пушки увязываются веревками; иные просто к брусьям, положенным плашмя, иные к лафетам, если только можно назвать лафетами эти уродливые одноколки, колеса которых врываются до половины в рыхлую землю, чтобы откат не был очень силен".
Маньчжурская и монгольская кавалерия, состоявшая из наследственных всадников-воинов и лучше вооруженная, на общем безрадостном фоне армии смотрелась выгоднее как по подготовке, так и по мотивации. Хороший конский состав предоставляли уйгурские и монгольские пастбища - такие лошадки безупречно служили еще нукерам Чингис-хана!
Комсостав Цинской армии также представлял несколько менее обескураживающую картину. Существовало 14 классов офицерских званий с различиями по разноплеменным войскам - ничего особенно сложного, Табель о рангах Российской империи предусматривала столько же градаций, различия военных и гражданских чинов, а в армии - по родам оружия. "Низшие офицерские места замещаются по уложению через перевод и повышение, - отмечал русский современник И. Бичурин. - При помещении рядовых обращается внимание на возраст, здоровье, силу, сметливость и проворство". Многие потомственные офицеры из военного сословия империи были в высшей степени наделены самоотверженным и даже несколько спесивым чувством воинской чести, не позволявшей им опозорить поколения воительных предков. Знаний военного искусства, особенно его передовых современных течений, цинским военачальникам часто не хватало, но личной храбрости у большинства из них было достаточно. Однако чем выше поднималась армейская иерархия, тем очевиднее становились язвы империи. В Высший совет императора, ведавший военными делами, входили гражданские сановники, несведущие в военном деле и высокомерно презиравшие вояк как низшее сословие: "Из доброго железа не делают гвоздей, из благородных людей не делают солдат". На многие командные должности на местах назначались столь же невежественные и легкомысленные люди. Их императоры всегда рассматривали в качестве противовеса усилению военной знати.
С численностью вооруженных сил империи Цин также наблюдались большие проблемы. Страну с населением в десятки миллионов в разгар Опиумных войн прикрывало всего от 250 до 275 тыс. маньчжурских/многонациональных "восьмизнаменных" войск, около/более половины которых дислоцировалось в столичном Пекине. Территориалов "Зеленого знамени" насчитывалось целых 600-650 тыс. чел. Но крайне проблематичным представлялось поднять этих вечно голодных милициантов даже на борьбу с повстанцами-тайпинами, не то что в бой со страшными "иноземными дьяволами" англо-французами. "Собрать даже 10 тысяч войска представляет для китайских начальников задачу большой сложности, однако они охотно доносят, что подняли многократно больше, надеясь на высочайшее благорасположение" (Верещагин А.В.). Не в этой ли тенденции коренятся известия о "десятках тысяч" цинских солдат, которых относительно легко опрокидывали многократно меньшие соединения европейцев в ходе Опиумных войн? Современные военные историки КНР смело корректируют численность защитников империи Цин в этот период в сторону уменьшения до сопоставимых с захватчиками цифр.
Война Сенгге Ринчена.
Генерал Сенгге Ринчен (впереди), цинский командующий времен второй Опиумной войны, потомок Чингис-хана и патологический оптимист. Изображен охотящимся со своими офицерами в разгар боевых действий против повстанцев-тайпинов.
Несколько слов о специфике Опиумных войн. Их основным двигателем были хищнические экономические интересы колониальных империй в Китае, потому боевые действия велись по характерному сценарию. Чтобы смирить гордыню династии Цин, европейцы предпринимали хлесткие агрессивные наступательные кампании и навязывали ей очередной кабальный договор. Бюрократия одряхлевшей азиатской империи долго, трудно собиралась с силами, затем организовывала повод для конфликта - и провоцировала возобновление боев в надежде на реванш. Периодически цинским военачальникам удавалось достичь тактических успехов. Но очевидное техническое и организационное преимущество европейских войск снова решало все по прежнему сценарию: китайская сторона шла на попятный, но окончательно не сдавалась.
Будущий "черный вестник" Лю Гоуфэй служил в отборной маньчжурско-монгольской кавалерии именно во время очередного подобного обострения.
Дипломатическая миссия Великобритании, Франции и США в июне 1859 г. следовала по реке Хай в Пекин, чтобы ратифицировать Тяньцзиньские трактаты, увенчавшие предыдущие успехи их войск. Однако возле перекрывавшей реку в провинции Тяньцзинь систему укреплений Таку (Дагу) их ждал "приятный сюрприз". Форты, которые англо-французы уже однажды брали, были укреплены и вновь заняты 4-тысячным китайскими гарнизонами, а русло реки перегорожено двумя рядами кованых цепей и деревянных заграждений.
Один из самых удачливых генералов империи Цин Сенгге Ринчен, возводивший свой род к самому Чингис-хану, получил от императора Сяньфэна негласный приказ "снова сделать войну" и с энтузиазмом принялся за дело. Дипломатам "иноземных дьяволов" он высокомерно предложил сойти на берег и ехать в Пекин сухим путем. Не исключено, что он рассчитывал захватить их в плен, как позднее поступил со следующей миссией.
Дипломаты благоразумно отказались, а командующий британской Ост-Индской и китайской эскадрой адмирал Джеймс Хоуп получил приказ разблокировать проход по реке силой. Собрав скорее карательные, чем штурмовые силы из 15 небольших британских кораблей и примерно 1,1 тыс. моряков и морских пехотинцев, 25 июня 1859 г. адмирал самонадеянно пошел на прорыв... И был встречен ураганным огнем 60 бронзовых орудий с китайских фортов. Цинские артиллеристы оказались совсем не плохи, когда имели возможность заранее пристреляться на секторам обстрела. В течение нескольких часов английские канонерки отчаянно крушили заграждения на реке - и одна за другой шли на дно или выбрасывались на мель, пораженные меткими выстрелами фортов Таку. Американский пароход Toey-Wan хотел придти на помощь, нарушив свой нейтральный статус - досталось и ему.
Защитники фортов Таку топят английские канонерки, бой в изображении европейского и китайского художников-современников.
Королевская морская пехота попыталась высадиться на берег, чтобы взять укрепления приступом - и застряла в непролазной илистой грязи. Там ее сначала расстроила своими угрожающими маневрами появившаяся на берегу маньчжурская кавалерия (в грязь конница логично не полезла), а затем опрокинули защитники фортов.
К утру 26 июня бой закончился полным поражением и беспорядочным отступлением колонизаторов: были потеряны 6 канонерок, погибли 81 англичанин, 12 французов и 1 американский моряк, ранены были в общей сложности 369 человек. В плен попали более 25 британских морпехов и 1 француз; все впоследствии отпущены китайцами к своим накормленными и получившими медицинскую помощь - но цинские солдаты не всегда бывали так милосердны. Самой чувствительной потерей была гибель или ранение 29 британских офицеров, в т.ч. был ранен адмирал Хоуп. Потери китайской стороны ограничились 32 убитыми и ранеными.
Британский морпех в китайском плену после сражения у фортов Таку в представлении английского художника. На самом деле с ним ничего плохого не случится, но не всем пленным европейцам так повезет.
Командующий Сенгге Ринчен доносил о сражении к императорскому двору, не скрывая намерения развивать успех: "Гордость и тщеславие варваров, уже подвергшихся суровому испытанию, немедленно исчезнут". Дальнейший ход кампании, приведший к печальному итогу для империи Цин, был обусловлен чрезмерной уверенностью в том, что у ее войск началО систематически получаться бить англо-французов.
В сражении 25-26 июня 1859 г. молодой кавалерийский офицер Лю Гоуфэй принял свое боевое крещение. Наверняка война показалась ему совсем не такой, какой мог представить ее рафинированный потомственный придворный, выросший среди вычурных церемоний и благоуханных садов. Но под огнем Лю Гоуфэй не спасовал, проявил себя, был замечен генералом Сенгге Ринченом и стал вхож в его штаб. Обычная история для всех монархий с сильными придворными традициями: стоит появиться в армии вчерашнему царедворцу, как командиры спешат использовать его в своих интересах.
После поражения европейцев у фортов Таку война вошла в новый цикл. Стороны то пытались вести переговоры, то обменивались местными атаками. Англо-французы стремились войти в Пекин и там продиктовать Цинской империи очередную капитуляцию, и для этого обновили свою сухопутную армию в Китае. Почти 13-тысячный британский корпус возглавил испытанный в колониальных войнах бревет (временный) генерал Джеймс Хоуп Грант (не путать с битым адмиралом), грубиян и пьяница, но хороший, толковый командир. Французскими войсками (7 650 чел.) командовал опытнейший пожилой ветеран Шарль (дальше много др. имен) Кузен-Монтабан, начинавший еще на закате Наполеоновских войн на стороне роялистов.
В свою очередь, Сенгге Ринчен был твердо намерен разгромить "иноземных дьяволов" на их пути к столице и активно собирал для этого войска.
Англо-французы первыми перешли в решающее наступление, 12 августа 1860 г. атаковав главными силами те же укрепления Таку, возле которых потерпели провал год назад. После девятидневной правильной осады, два ключевых форта были взяты "на штыки", несмотря на упорное сопротивление цинских защитников, два других сдались на капитуляцию.
Взятый англо-французами 21 августа 1860 г. главный форт Таку завален телами погибших защитников и их примитивным оружием. Фотография итальянского военного корреспондента Феличе Беато, сопровождавшего английские войска.
Для Сенгге Ринчена это должно было стать "звоночком" о серьезности сил противника. Однако китайский командующий списал поражение на то, что форты Таку на сей раз оборонял не он, а губернатор Хэнфу; этот потомок Чингис-хана вообще отличался непоколебимой верой в свою победу, которая часто застилала ему объективные обстоятельства. Пока же цинское командование успешно использовало для сосредоточения сил возобновление дипломатических переговоров между пекинским двором и англо-французскими силами о глубине наступления одних и отступления других. Долгое время в военно-исторической литературе господствовало представление, что для обороны столицы генерал Сенгге Ринчен мог рассчитывать на почти 50 тыс. солдат. С учетом вышеизложенных тенденций с трудностью мобилизации цинских войск и "оверклеймом" со стороны командования, китайские историки в XXI в. озвучили более скромную численность - 25-30 тыс. Но это все равно больше, чем примерно 20 тыс. англо-французов, которых в решающем сражении к тому же участвовало около половины.
Когда китайско-монгольский военачальник счел, сил достаточно, чтобы дать победное генеральное сражение, он снова гальванизировал начавшую затухать кампанию совершенно в азиатском стиле. 18 сентября в местечке Чжанцзявань массой китайских солдат были окружены и пленены участники очередной дипломатической миссии европейцев - британский дипломат Гарри Смит Паркс, несколько английских и французских офицеров и нижних чинов, военные корреспонденты и взвод индийских легких кавалеристов (соваров) охраны. Пленников жестоко скрутили и доставили в Пекин в императорский Совет по наказаниям. Им предстояло вдоволь вкусить лишений и изощренных издевательств цинских чиновников и охраны. До того момента, как в октябре их освободила победа соотечественников, умерли по крайней мере 11 человек, в основном индийцы. Англо-французскому командованию оставалось только возобновить наступление на Пекин; как считал Сенгге Ринчен - навстречу разгрому. Только чьему?_______________________________________________________Михаил Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
5 декабря 2024 г., 15:16
"В Париже состоялись памятные мероприятия, приуроченные к 175-й годовщине со дня кончины русского адмирала Павла Васильевича Чичагова (1767-1849), первого морского министра Российской империи.
Мероприятия были организованы Фондом дворянского рода Чичаговых при содействии Министерства иностранных дел Российской Федерации и Посольства России во Франции, при поддержке Новодевичьего ставропигиального женского монастыря г. Москвы и ряда благотворителей.
Памятные мероприятия включены в программу празднования 500-летия основания Новодевичьего монастыря и 110-летия со дня рождения игумении Серафимы (Черной-Чичаговой) (1914-1999).
Адмирал П.В. Чичагов — активный участник Отечественной войны 1812 года. Он командовал Дунайской, Южной армиями, руководил преследованием Наполеона по территории нынешней Белоруссии и возглавлял русские войска в битве при Березине, в ходе которой французская Великая армия, потеряв 40 000 человек, прекратила свое существование. Из-за обвинений в неспособности взять в плен Наполеона в 1814 году покинул Россию и жил в Англии, Италии и Франции. Он был единственным из главнокомандующих армиями в войне 1812 года, оставивших после себя письменные свидетельства об этой военной кампании.
Вечером 26 ноября 2024 года в Российском духовно-культурном православном центре в Париже состоялась презентация «Записок» адмирала Чичагова — двухтомного издания мемуаров прославленного военного деятеля. Эти мемуары были отредактированы и переведены с французского языка на русский его потомком — священномучеником Серафимом (Чичаговым). Его трудами первая часть записок была опубликованы в 80-х годах ХIХ века в журнале «Русская старина».
Дальнейшей публикацией «Записок» в конце XX — начале XXI веков занялась внучка священномученика — настоятельница Новодевичьего монастыря г. Москвы игумения Серафима (Черная-Чичагова). В 2002 году по ее инициативе издательство «Русский архив» выпустило в свет первый том «Записок» (дневников) адмирала П.В. Чичагова. Эта публикация охватывала период с 1725 по 1801 годы. В 2023 году по инициативе Фонда дворянского рода Чичаговых, созданного приснопамятной матушкой Серафимой, была закончена многолетняя работа над переводом и комментированием текстов второго тома воспоминаний, охватывающих период с 1800 года до середины XIX столетия.
В презентации мемуаров принял участие секретарь Корсунского епархиального управления иерей Максим Политов, представители научного сообщества, потомки адмирала из России, Франции и других стран Европы. Презентация завершилась исполнением музыкальных духовных произведений священномученика Серафима (Чичагова).
27 ноября на месте захоронения адмирала П.В. Чичагова на муниципальном кладбище в парижском пригороде Со была совершена панихида.
Заупокойное богослужение совершил настоятель храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в Бутове протоиерей Кирилл Каледа в сослужении клирика Троицкого кафедрального собора в Париже священника Георгия Шешко и клирика Воскресенского прихода в Медоне диакона Александра Болдырева.
За богослужением молились потомки адмирала из России и Франции.
По окончании панихиды молившиеся проследовали к дому, расположенному на площади Адмирала, названной в честь П.В. Чичагова. В этом доме прошли последние годы жизни полководца. В настоящее время здание находится на реставрации."
В Индии военные продемонстрировали мастерство.
В той же Индии пастух повел стадо в лес.
В Германии показали интересные машины.
В Турции шахтеры позавтракали на работе.
В Израиле мужик прогнал голубей.
В Лондоне произошло столкновение двух йокодзун.
В США бизоны удивлены погодой.
В Анголе президент США посмеялся над местными жителями.
Во Франции починили Нотр-Дам.
Спасибо за внимание, увидимся!
П.с. Кто не знает, подборки можно смотреть не только лишь здесь, но и вот здесь.
Никто ничего уже давно не скрывает. Европа готовится к войне и только об этом и говорит Газета Суть Времени № 602
Уже довольно давно среди российских политиков и экспертов существуют надежды на правый поворот в Европе и США, якобы сулящий ослабление поддержки Украины и разворот Запада в сторону России. Как отмечал директор Института русско-славянских исследований имени Н. Я. Данилевского Александр Буренков, «на нашем ТВ распространяется мнение: некие правые, победив на выборах в Европе, решат все наши проблемы, перестанут помогать Украине и так далее. Хотя сами правые не дают к этому никаких поводов и аплодируют Зеленскому вместе с либералами». Тем не менее верить в этот «поворот» наша политэлита очень хочет, да и на июньских европейских выборах он вроде бы всерьез обозначился.
Кстати, и среди западных экспертов такие ожидания тоже были. Журнал Politico, например, писал, что успех правых на выборах в Европейский парламент предвещает усиление на Западе усталости от украинского конфликта. Тяготится население Европы необходимостью оплачивать ненасытные военные потребности Украины или нет, но, несмотря на усиление позиций правых партий, по итогам выборов в Европарламент 6–9 июня победу одержала Европейская народная партия (ЕНП), открыто ориентирующаяся на США. Эта партия ставит во главу угла поддержку Украины и перевод экономики и промышленности европейских стран на военные рельсы.
Такой итог выборов с удовлетворением констатировали и в США. Бывший заместитель помощника министра обороны США по европейской политике и политике НАТО Джим Таунсенд объяснил, что поскольку в Европейском парламенте ведущей силой осталась ЕНП, в поддержке Украины со стороны ЕС мало что изменится.
Еще не было до конца ясно, получится ли без правых взять в Европарламенте абсолютное большинство, а председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен и лидер фракции ЕНП Манфред Вебер заявили, что сотрудничать с правой Партией европейских консерваторов и реформистов (ECR), лидером которой является премьер-министр Италии Джорджа Мелони, они будут лишь при условии, что ECR будет за правовое государство, за Европу и станет поддерживать Украину.
То есть, по сути, было не так важно, с кем формировать коалицию, — если бы не хватило голосов «зеленых», начали бы строить отношения с ультраправыми. Но главное условие было неизменным — члены коалиции должны соответствовать определенным критериям. И партии второго плана должны играть по заданным старшими партнерами правилам.
Политические лидеры Запада требуют соблюдать «порядок, основанный на правилах», абсолютно от всех — и от чужих, и от своих.
Понять, что же это на самом деле такое, совсем не просто. Доктрина rules-based international order, т. е. «международного порядка, основанного на правилах», была введена в широкий международный политический и дипломатический оборот в середине 90-х годов прошлого века. Доктор юридических наук, доцент, профессор Борис Нефёдов пишет, что данная доктрина стала использоваться ведущими западными державами мира в качестве аргумента для обвинения своих стратегических конкурентов, и прежде всего России. При этом в современной науке и международной политической практике нет единого представления о том, что же подразумевает один из ее главных компонентов — те самые базисные правила.
По мнению Нефёдова, речь идет о неких правилах поведения, которые не являются нормами международного права, но при этом считаются юридически обязательными для всех государств. Он полагает, что доктрина «международного порядка, основанного на правилах», фактически направлена на отказ от общепризнанного верховенства международного права в регулировании международных (межгосударственных) отношений. «Ее целью является либо трансформирование уже существующих международно-правовых норм, либо, когда речь идет о глобальном мировом порядке, отмена или изменение основополагающих международно-правовых норм, jus cogens (императивных норм. — Прим. авт.) общего международного права».
В настоящее время США активно навязывают концепцию «порядка, основанного на правилах», государствам в ООН, Европейском союзе, G7, НАТО и на других международных площадках. И если изначально эта концепция предъявлялась как агрессивная политическая риторика, адресованная прежде всего России и Китаю, то теперь «порядок, основанный на правилах», всё больше начинает приобретать юридический вес.
Каков перечень конкретных правил, никому не понятно, но задаются они в том или ином виде старшим партнером из Вашингтона и под сомнение младшими партнерами не ставятся, поскольку заявляется о необходимости борьбы демократий с автократиями, о защите свобод и ценностей западного мира.
Так вот, победившая на выборах в Европарламент ЕНП действует в рамках этой давно обозначенной стратегии. Как должна вести себя Европа по отношению к России, уже описано в многочисленных докладах и стратегиях западных аналитических центров. В качестве примера можно привести Немецкий совет по международным отношениям (DGAP). Канцлер Германии Олаф Шольц (СДПГ), министр обороны Борис Писториус (СДПГ), министр иностранных дел Анналена Бербок («Союз 90/Зеленые») и многие другие политики как по методичке проговаривают тезисы, прописанные в докладе DGAP под названием «Новая политика в отношении России и Восточной Европы, основанная на уроках прошлого». Россия в этом докладе представлена как агрессор и главная угроза европейской безопасности, а от Германии, соответственно, требуется взять на себя главную роль в объединении европейских усилий для поддержки Украины, т. е. в борьбе с Россией.
Урсула фон дер Ляйен продвигает в жизнь цели, заявленные в Европейской оборонно-промышленной стратегии, в которой во главу угла поставлена главная задача ЕС — вооружаться, и как можно скорее, против «российской угрозы». Недаром фон дер Ляйен еще до своего переизбрания заявила, что планирует ввести должность еврокомиссара по обороне и создать европейский противовоздушный щит. Для чего в ближайшие 10 лет ЕС должен дополнительно вложить в оборону €500 млрд.
Правый поворот в западных СМИ освещался очень бурно. Утверждалось, что Франция и Германия находятся в состоянии глубокого потрясения. Партия президента Франции Эммануэля Макрона «Возрождение» набрала на выборах в Европарламент 15%, а правая партия Марин Ле Пен «Национальное объединение» получила 31%. Макрон отреагировал на свой провал роспуском нижней палаты французского парламента.
Зачем он это сделал? С одной стороны, этот шаг можно интерпретировать как жест доброй воли: Макрон признал свое поражение и дает возможность французам определять свое будущее — проголосовать на национальном уровне еще раз. С другой стороны, побороться с партией «Национальное объединение» Макрону было выгоднее сейчас, когда правые популисты в действительности не могут реализовать многие из заявленных пунктов своей программы. Гораздо опаснее для президента Франции было бы допустить рост популярности правых, который мог бы привести Ле Пен в Елисейский дворец в 2027 году.
В итоге, казалось бы, в нескольких шагах от политической победы партия Ле Пен начала сдавать свои позиции, а из программы партии начали пропадать ранее заявленные требования. Партия стала терять поддержку и не смогла добиться абсолютного большинства в парламенте. Она заняла только третье место, уступив левому «Новому народному фронту» и альянсу «Вместе», объединяющему президентское большинство Макрона.
В Германии первое место на выборах в Европарламент занял правоцентристский оппозиционный блок ХДС/ХСС с результатом 30%, а правая «Альтернатива для Германии» (АдГ) оказалась на втором месте с 15,9%. Это событие оценивалось как нечто из ряда вон выходящее и крайне негативное.
Партия канцлера Олафа Шольца СДПГ заняла третье место, набрав 13,9%. Это наихудший результат социал-демократов за все 45 лет, начиная с 1979 года, когда состоялись первые выборы в Европарламент. Партия «Зеленые» пережила шок, потеряв с предыдущих выборов в Европарламент в 2019 году 8,6% голосов и откатившись к 11,9%. Партия либералов — СвДП (партия министра финансов Кристиана Линднера) — получила 5,2%. В некоторых землях Германии СвДП уже не может преодолеть порог в 5%, чтобы быть представленной в ландтагах — земельных парламентах. Есть вероятность, что и на федеральных выборах в бундестаг с преодолением порога в 5% у СвДП могут возникнуть проблемы.
Таким образом, партии правящей коалиции в Германии (СДПГ, СвДП и «зеленые») на выборах в Европарламент в сумме набрали на 1% больше оппозиционного блока ХДС/ХСС. «Канцлер мира», каким Шольц пытался представить себя в последнее время, с треском провалился. Избиратели прекрасно поняли всю противоречивость и лживость его риторики. Германия начинала поддержку Украины с касок и бронежилетов, но уже давно перешла к поставкам серьезных объемов тяжелого оружия. Шольц не без гордости заявляет о том, что больше Германии оружия в Киев поставляют только США.
Итак, пока Макрон осуществляет политтехнологические кульбиты, пытаясь обойти Марин Ле Пен, а правящая коалиция Германии переживает кризис за кризисом, всеми силами удерживая так называемый брандмауэр вокруг АдГ (договоренность системных партий не вступать с АдГ ни в какие союзы), в Европейском парламенте «судьбоносные» выборы ничего не изменили. ЕНП снова оказалась самой сильной и в ближайшие годы продолжит претворять в жизнь давно заявленные приоритеты европейской политики.
Если на предыдущем этапе главным приоритетом была климатическая повестка и продвижение гендерных свобод, то теперь во главу угла поставлена безопасность (читай: подготовка к войне с Россией). Деньги на климатические проекты ушли на перевооружение Европы и накачку оружием Украины. Не исключено, и от гендерных проектов Европе тоже придется отказаться. Ведь, как отметила немецкий политик Сара Вагенкнехт, в случае войны норму о самоопределении пола отменят и мужчины пойдут служить в армию, кем бы они себя ни «самоопределяли».
До сих пор безнаказанно покушаться на климат и гендерную политику не позволялось никому. За отказ от установленных норм гендерного языка до сих пор можно лишиться работы, получить штраф и подвергнуться общественному порицанию. Но в будущем отказ от зеленой повестки и разворот в гендерной политике можно будет списать на правых. Тут они как никто другой пригодятся.
Впрочем, пока еще, видно, для этого рановато, а вот ажиотаж по поводу роста популярности правых и их якобы имеющихся связей с Россией полезен уже сейчас.
В Германии системные политики открыто говорят в телеэфирах, что рост популярности АдГ — это катастрофа, потому что АдГ всех приведет к фашизму. Партию обвиняют в поддержке России и даже называют партией Путина. Оснований к этому нет никаких, но так как партия выступает против накачки Киева оружием, то автоматически получает ярлык «пропутинской».
«Я восточная немка, изучала историю и как журналистка занимаюсь Россией уже 15 лет. Я даже не знаю, как комментировать результаты выборов. Они в любом отношении ужасные и пугающие», — написала автор журнала Spiegel Анн-Дорит Бой в сети Х. Очевидно, что напугали журналистку рейтинги АдГ, особенно на востоке Германии. Глава отдела Восточной Европы и Евразии Германского института международных отношений и проблем безопасности (SWP) Сабина Фишер тоже выразила свое возмущение результатами выборов и написала в сети Х: «Понять это невозможно, принять тоже».
Рейтинги правых партий в Европе действительно растут. Но если посмотреть на Германию, то одновременно с правыми на волне народной популярности оказалась также и недавно созданная партия «Союз Сары Вагенкнехт» (ССВ), которая вышла из партии «Левая» (Die Linke). И теперь, чтобы обойти правых из АдГ, христианским демократам придется вступать в партнерство с вышедшей из левых ССВ, что ранее считалось немыслимым.
Так в чем же секрет успеха партий АдГ и ССВ? Немецкий политолог Феликс Рифер объяснил, что этот успех обусловлен верой избирателей в «ложное обещание мира». То есть самый большой страх, который мобилизовал избирателей и заставил кого-то проголосовать за АдГ, а кого-то за партию Сары Вагенкнехт, — это страх лишиться своего благополучия. Рифер утверждает, что гонимые этим страхом европейцы готовы отдать свой голос за кого угодно.
Можно сказать, что за АдГ и за «Союз Сары Вагенкнехт» голосовали люди, которые боятся, что конфликт на Украине может разрастись в большую войну. Они видят, что толкает Германию в пекло войны Вашингтон, поэтому антиамериканская риторика правых и «Союза Сары Вагенкнехт» им симпатична. Этот страх можно понять — достаточно услышать воинственные заявления той же Урсулы фон дер Ляйен, главы МИД Германии Анналены Бербок, председателя комитета бундестага по обороне Мари-Агнес Штрак-Циммерман и многих других немецких «ястребов», которые совсем не обещают обывателю мирного будущего.
Вероятно, за АдГ и за ССВ проголосовали также участники фермерских протестов, которые отчаянно пытались своими тракторными маршами зимой этого года добиться внимания от партий правящей коалиции, но услышаны не были. Фермерский протест тогда был задушен волной протестов антифа, организованной не без участия системных партий и разного рода НПО.
Повестку в СМИ переключали с протестов фермеров на протесты против «фашистов», то есть против АдГ. Раскрученный в СМИ скандал по поводу тайной встречи правых экстремистов в Потсдаме и якобы имеющихся у АдГ планов депортировать из страны не только нелегальных мигрантов, а вообще всех выходцев из других стран, даже тех, у кого есть немецкий паспорт, послужил пусковым механизмом для организации масштабных протестов антифашистов. На эти протесты вышли все: «зеленые», либералы, христианские демократы, социал-демократы, свободные демократы, представители ЛГБТ*-сообществ, школьники, студенты, климатические активисты. Все приняли в них участие, включая тех, кто спонсирует самых откровенных преемников нацистов на Украине.
На самом деле, при помощи демонстраций антифа «убили трех зайцев»: вытесняли с улиц протестующих фермеров, отвлекали население от реальных проблем (инфляция, проблемы с мигрантами) и провели полномасштабную дискредитацию АдГ. Так системные партии при поддержке СМИ боролись со своими набирающими популярность оппонентами — такая вот демократия.
Протесты фермеров объяснили не их реакцией на падение уровня жизни и провальную политику правительства Германии, но исключительно чувствительностью сельскохозяйственного сектора к проводимой климатической трансформации, которая, как всем уже давно рассказали, неизбежна и жизненно необходима. Речь идет о новых требованиях к условиям содержания животных, а также о подписанной на 28-й сессии Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (COP28) Декларации об устойчивом сельском хозяйстве, гибких продовольственных системах и действиях по борьбе с изменением климата. Из-за этой климатической трансформации множество фермерских хозяйств Германии оказались на грани исчезновения.
Если приглядеться к правому повороту, который вдруг вызвал такой переполох, возникает целый ряд вопросов. Европейская политика последних десятилетий, особенно миграционная, сделала этот поворот неизбежным. Тотальное навязывание ЛГБТ*-ценностей, доходящая до безумия толерантность и открытые для потоков беженцев границы не могли не закончиться в Европе правым поворотом. Если это было очевидно и неизбежно, то откуда столько ажиотажа?
При этом постоянно подчеркивается, что правые силы аккумулируют энергию тех, кто устал от «ручного управления из Вашингтона». С одной стороны, это так, но, с другой стороны, мы видим, что как только поднявшиеся на протестной волне правые получают большинство, то риторика их резко смягчается. Пример тому Джорджа Мелони и ее партия «Братья Италии».
Похожая трансформация уже наблюдается в поведении Марин Ле Пен и ее партии «Национальное объединение». Как сообщила газета Politico, в преддверии внеочередных выборов в нижнюю палату парламента Франции партия Ле Пен удалила с сайта упоминание о планах развивать дипломатические связи с Россией. Между тем два года назад партия «Национальное объединение» предлагала искать союза с Москвой «по определенным вопросам» и дистанцироваться от Вашингтона. Исчезли также требования о приостановке совместных с Германией оборонных проектов и выходе из-под объединенного военного командования НАТО. В Politico объяснили решение удалить эти пункты и смягчить риторику желанием партии «укрепить свой авторитет на мировой арене» перед выборами.
Получается, что правые в настоящее время представляют интересы самой политически заряженной части европейского общества, но вот куда будет направлена в итоге эта энергия — большой вопрос. Глобальная трансформация, которая спровоцировала миграционный кризис, деиндустриализацию и крах социальной политики Старого Света, вызвала напряжение и сопротивление консервативных европейцев. Это напряжение необходимо было каким-то образом канализировать, как и протестные настроения, вызванные неприятием поддержки Украины. Трудно себе представить, что такое развитие событий не понимали аналитики, политтехнологи и элита, действительно занимающиеся глобальной трансформацией. Правые тут очень даже нужны, полезны и могут еще сильно пригодиться.
Европейцев давно предупреждали, что прежняя сытая жизнь кончится, и было понятно, что привыкшее к комфорту население при этом начнет нервничать. Так почему бы не направить энергию недовольства испуганных потерей комфортной жизни европейцев против правых, объяснив недовольным, что жизнь им испортили не архитекторы глобальной трансформации, а мигранты и «страны-агрессоры», не желающие подчиняться «порядку, основанному на правилах»?
Если при этом у правых какую-то часть протестного электората отнимут левые, как сейчас происходит во Франции, или партия Сары Вагенкнехт в Германии — тоже неплохо. Чем больше раздробленности — тем лучше. Главные же вопросы о том, почему Европа захлебнулась в мигрантах или почему правительство Германии делает всё возможное, чтобы нокаутировать свою промышленность, обострить торговую войну с Китаем и задушить свою экономику антироссийскими санкциями, остаются при этом за скобками. Как и понимание того, что возврата к прежней жизни не будет, что бы ни заявляли об этом правые или левые популисты.
Рассуждения Сары Вагенкнехт или лидеров АдГ о несправедливости и неразумности проводимого политического курса не отвечают на вопрос, что же они сами могут противопоставить глобальным трендам. Более того, партия Сары Вагенкнехт заявляет, что готова сотрудничать с ХДС. А это значит, что она будет играть по правилам, то есть она готова и намерена существовать в тренде.
Не за горами тот день, когда и АдГ тоже будет вписываться в тренд. А тренд, объявленный Урсулой фон дер Ляйен, остается прежним — движение в сторону милитаризации и перевода европейской промышленности и экономики на военные рельсы. В ближайшее время управлять этими процессами на уровне ЕС будет ЕНП; в будущем, возможно, этим займутся правые.
Для России разница будет заключаться только в том, кто конкретно будет проводить милитаризацию Европы. Сейчас этим заняты Урсула фон дер Ляйен, ее заместитель русофобка Кая Каллас и председатель Европейского совета Антониу Кошта. Если в будущем правые возьмут большинство, возможно, они отодвинут в сторону климатические проекты, ужесточат миграционную политику и отменят 60 гендеров, однако главный и давно объявленный враг в виде «российской агрессии» останется прежним. Не исключено, правые займутся мобилизацией Европы еще более круто, а европейским избирателям, при этом будет сказано: «Вас ведь предупреждали, что будет хуже». В этих условиях России очень опасно надеяться на то, что на Западном фронте наступят перемены, и искать шанс на оттепель в лозунгах популистов — правых или левых.
Гораздо полезнее в этом смысле внимательно оценивать документы, которые выдают разного рода фабрики мысли, и вчитываться в уже официальные, принятые на вооружение стратегии. Никто ничего уже давно не скрывает. Европа готовится к войне и только об этом и говорит. Нам надо только отбросить морок ложных иллюзий и осмелиться увидеть и услышать то, что видеть и слышать не хочется.
Нужно, чтобы наша страна, наше общество, наша элита взяли барьер сложности, чтобы они могли видеть игру, понимать ее, переживать ее как часть своей судьбы Газета Суть Времени № 594
Анна Шафран: Сергей Ервандович, одна из самых громких тем этих дней — это турне Виктора Орбана. Казалось бы, небольшая европейская страна, но так много шума наделал ее премьер-министр. Более того, интересно, что накануне министр иностранных дел Венгрии Петер Сийярто посоветовал европейским политикам «пристегнуть ремни» в преддверии дальнейших визитов Орбана (в Китай, в частности), а сам Орбан написал в своих социальных сетях, что это мирная миссия 3.0. Ну, короче говоря, как-то они широкими темпами пошли по нашей повестке, которая всех волнует. Давайте об этом поговорим. Что же это было — те усилия, которые предпринимал на прошлой неделе и предпринимает сегодня, сейчас Виктор Орбан? Что мы наблюдаем?
Сергей Кургинян: Мне кажется, что это очень крупное событие, и сам Орбан — крупная фигура. Поскольку всё реальное, что происходило во время встречи нашего президента с Орбаном, очевидным для всех образом носило непротокольный характер, то вспоминаются такие строки из песни Галича:
А мне говорят:
— Ты что, — говорят, —
Орешь, как пастух на выпасе?!
Вопрос о том, что именно происходило в совершенно закрытом режиме, пусть обсуждают конспирологи. Они уже пустились по этому следу и окончательно запутают происходящее.
А мне бы хотелось тем не менее обсудить нечто чуть более глубокое. Хотя и того, что находится на поверхности, более чем достаточно.
На поверхности простой и очевидный факт: Виктор Орбан, которого устойчиво поддерживает население его страны, явно занимает особую позицию по отношению к русско-украинской войне, к России и всему с ней сейчас связанному… Называть эту позицию, как любят на Западе, да и у нас, «друг Путина» — как-то странно и глубоко неверно.
Но поскольку он занимает особую позицию, и эта позиция, скажем так, мягче в чем-то позиции классического европейского либерального истеблишмента и всего того, что тот вдохновляет и организует в пределах Европы, то, конечно, такая позиция не могла не заинтересовать руководство России, нас всех.
Когда внутри какой-то банды все орут: «Разрезать на куски!», а кто-то говорит: «Ну я не знаю, но, может, надо повесить, а может, и не повесить, а пристрелить, а может, надо подумать, нельзя ли что-то скорректировать…» — то какой бы ни была позиция негативной, если по отношению к остальной Европе она тем не менее другая — то всё: любая дипломатия, любая внешняя наша политика начнет на это ориентироваться, хотя бы потому, что если некое консолидированное сообщество по нашему поводу воет, как волчья стая, и хочет нас разорвать, то возникающий внутри сообщества конфликт — это же хорошо?! Любой такой конфликт надо поощрять, поскольку внутри чужого сообщества если спросить, кто по градусу антирусскости сто процентов, а кто шестьдесят, то ясно будет, что Орбан — шестьдесят, а какая-нибудь Польша — сто. А шестьдесят всегда лучше ста.
Эрдоган маневрирует — хорошо. Орбан маневрирует — хорошо. Кто-то не маневрирует, говорит: «Порвать на части, разрезать!» — плохо.
Мы всегда должны исходить из того, как к нам относятся. То, что отношение Орбана совсем другое, чем отношение всей этой волчьей европейской стаи, — так это же хорошо для нас, мы не можем на это не отреагировать. Он к нам приехал, встретился с Путиным. Что, все хотят встречаться с Путиным?! Мы приняли Орбана, а мы бы не приняли английского лидера или Байдена, если бы они вдруг захотели к нам заявиться? Конечно, бы мы их приняли! Но они к нам не приедут. Они говорят: «Никаких переговоров! Бандиты!» — и так далее. А Орбан приезжает. Ну всё!
На поверхности фиксируется очевидная вещь: он по отношению к нам мягче, и он очевидным образом возмутитель спокойствия единой антирусской Европы, что как минимум создает внутри нее конфликт. Всё! Это хороший дядя, очень нужный, полезный, с которым надо вести дружеские беседы. На поверхности находится только это, но и этого — находящегося на поверхности — более чем достаточно.
Теперь, если от этого переходить к каким-то более или менее очевидным вещам, которые можно потрогать, посмотреть, полизать, поцарапать, а некоторые снятся кому-то в конспирологических снах, то что мы здесь видим и какие вопросы мы здесь обязаны задать?
Мы прекрасно видим, что назвать Орбана однозначно другом России очень трудно. Он поддерживал все антироссийские санкции, он маневрирует, очевидным образом пытаясь не стать слишком неприемлемым для брюссельской бюрократии, и одновременно у нас заполучить какие-то возможности усиживания на двух стульях — «ласковое теля двух маток сосет»… И это для него совершенно правильная позиция. Это как… — ну не знаю, сравнивать трудно, Иосип Броз Тито был просто очень крупной фигурой, Орбан, с моей точки зрения, до него не дотягивает, как и его страна…— но принцип лавирования тот же: чуть-чуть с Америкой, чуть-чуть с Советами, где-то посередине поболтаться — глядишь, чего-нибудь для своей страны и нароешь…
Орбан неизбежно привлекает наше внимание, потому что он лезет в конфиденты, а остальные нет. Он как-то свою позицию оформляет — с какой-то сложностью и не как абсолютно жесткую, когда остальные предельно жестки. Ну так и будем мы с ним строить отношения, во-первых, потому что нам лучше, когда мягче, а во-вторых, чтобы это мягкое и жесткое столкнуть и каким-то образом с этого тоже что-то получить.
Теперь, это вот находящееся на поверхности содержание происходящего мы отложим в сторону, признав, что, возможно, оно играет и решающую роль, и присмотримся к тому, что находится чуть глубже.
Первый вопрос, который в таких случаях возникает: а кто, собственно говоря, этому Орбану позволяет выписывать те пируэты, которые он выписывает? Это же Америка, это Запад, это вообще место, где шутить не любят. И слететь он мог или оказаться на том свете… ну всё равно что зубы почистить. А он царит, маневрирует, что-то возглавляет в Европе. Положим, скажут, формально возглавляет, по принципу ротации, необходимости, не более… Ну знаете, с этим тоже не залежится… вывести его из Европы или сделать что-нибудь еще… А он как-то держится на плаву.
За счет чего же он держится? Это очень серьезный вопрос, требующий рассмотрения того, что такое вообще Венгрия, что там сейчас происходит, какова история Венгрии. Каковы некоторые параметры венгерского населения по отношению к другим частям европейского населения?
Венгрия не вполне европейская страна. Венгрия на картах большой политики или, если можно так сказать, даже метаполитики, во-первых, фигурирует как часть гигантского туранского блока, и это длится веками. Образно говоря, это гунны, а не готы. И это не маленькое слагаемое внутри венгерской самоидентификации. Иначе Орбан не осуществил бы свой экстравагантный визит в Шушу — встречаться с представителями тюркских государств. Вообще Орбан проявляет лихорадочную дипломатическую активность — такую, которая для него как отдельной единицы была бы странной. Он становится этаким глобальным челноком. Ну вот зачем он был в Шуше?
Анна Шафран: Сергей Ервандович, Вы начали разговор о том, почему Орбану вдруг стало позволено вести ту челночную дипломатию, которой он сегодня и сейчас занимается, и корень здесь в том, что Венгрия представляет из себя по существу. Давайте продолжим эту тему.
Сергей Кургинян: Значит, первое слагаемое — туранское. Еще когда Большой Туран обсуждали в XIX веке европейские мыслители, они всегда тыкали в то, что венгры (очень условно) родственны угро-финнам, а значит, Турану. Кстати, я хочу обратить внимание на немалый фактор: что послом в Венгрии на момент венгерского мятежа 1956 года был не кто иной, как Юрий Владимирович Андропов, представлявший перед этим Карело-Финскую ССР и определенные круги с их определенным представлением о происходящем вокруг нашей страны.
Советский посол в Будапеште Юрий Андропов (слева) с председателем Совета министров Венгерской Народной Республики Имре Надем на торжественном приеме. 1954
Некоторая «особость» Венгрии — фактор реально существующий (Вамбери, по-моему, звали того, кто впервые о нем начал говорить в XIX веке). Но он все-таки в тени находится, его не принято выпячивать. Тогда как поездка Орбана на Украину и потом в Москву является очевидной — идет большой процесс, в котором он участвует как (пусть номинально) чуть ли не глава Европы, а процесс затрагивает Европу, и он хочет быть посредником внутри процесса, остаться в нем в выгодной роли посредника. Хотя и тут вопрос: все хотят быть посредниками, никому не удается, а ему почему-то удается больше, чем другим.
Ну, а при чем тут Шуша? Один из чеховских героев завел роман с женой своего друга. А муж зашел за фуражкой, которую забыл в комнате. И герой спрашивает себя в недоумении: «Кому и для чего это нужно было… чтоб он явился в комнату за фуражкой? Причем тут фуражка?»
Не кажется ли коллегам странным появление Орбана в Шуше и приглашение его туда, и в какой, собственно, роли он там находился, что он там «забыл»? Это же совсем не так очевидно, как приехать в Москву. Что тоже экстравагантно, что взрывает ситуацию, поднимает статус: его тут принимают, на него обрушивается шквал, вой критики и так далее. Но никакого воя критики могло и не быть, кто-нибудь слегка пробормотал бы что-то, а потом — как со словацким премьер-министром Фицо или любым другим, правда? Совсем же не трудно для нынешнего Запада. А Орбану всё с рук спускают. Это такой «enfant terrible» Что за «enfant terrible»?
Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан на саммите глав государств Организации тюркских государств в Шуше
Орбан далее собирается в Китай. Он начинает заниматься глобальной челночной дипломатией. Так кто он такой? Где находится корень этой дипломатии, как этот корень связан с Венгрией?
Он с Венгрией связан просто — через значимость бывшей Австро-Венгерской империи (Австро-Венгрии). Тема, казалось бы, устаревшая — давно отодвинутое историческое прошлое… ан нет, не отодвинута она в прошлое! Эта тема заново актуальна: тема Австро-Венгрии 2.0 разминается, она находится на повестке дня.
И тогда возникает следующий вопрос: а что, собственно говоря, так для Орбана лакомо в Ватикане? Мы ведь не только вынуждены ввести в рассмотрение такие факторы, как Москва, Украина, Шуша (то есть Турция), мы же еще должны Ватикан и Китай ввести в систему уравнений. И это не конспирология. Это то, на чем можно сфокусировать внимание, изучая совершенно открытую информацию.
Что Орбану нужно в Ватикане? Как его там принимают? В какой степени Ватикан поддержит его позицию, и кто является посредником в отношениях между Орбаном и Ватиканом, позволяющих Орбану держаться на плаву?
Одним из посредников является Георг Габсбург, посол Венгрии во Франции, сын Отто фон Габсбурга, немного не дожившего до ста лет и говорившего, что он по духу украинец. Еще один представитель Габсбург-Лотарингского дома — Эдуард Габсбург — является послом Венгрии в Ватикане.
Георг Габсбург вступил в брак с представительницей Ольденбургского семейства и, как вы понимаете, тем самым породнился со всеми монархиями, включая Гессенскую. Такие браки на дороге не валяются… Георг помогал Отто в его очень обширной и специфической деятельности — по сути, в реконструкции Австро-Венгерской империи. И даже, говоря точнее, вообще Лотарингского дома.
А с кем веками враждовали Габсбурги? Ну конечно, с Гогенцоллернами. Поляризация между Пруссией и Австро-Венгрией всегда была базовой проблемой, и хотя Пруссия и Австро-Венгрия (точнее, уже немецкий Рейх и Австро-Венгрия) были вместе в Первой мировой войне, но и тогда Карл I, отец Отто, последний император Австро-Венгрии, пытался выпрыгнуть из войны, объявить о каких-то примирениях.
Значит, не является эта тема совсем пустопорожней. Не назначают Габсбурга послом Венгрии в Ватикане без особых оснований.
Анна Шафран: Сергей Ервандович, потрясающая интрига сейчас у нас зависла в воздухе. Я глубоко убеждена, что большинство наших зрителей, конечно же, ничего не слышали про Габсбургов в Венгрии и тем более про посла Венгрии в Ватикане, который является Габсбургом.
Сергей Кургинян: Но это факт, это не конспирология. Пусть те, кто этого не слышали, войдут в интернет и за две минуты сами убедятся.
Анна Шафран: Давайте тогда продолжим.
Сергей Кургинян: Я подчеркиваю: какие конспирологии?! кто будет искать?! Если это специнформация, то она закрытая, и нефиг орать, «как пастух на выпасе». А если это выдумка, то зачем, скажите, я буду пудрить кому-то мозги выдумками? Давайте посмотрим на то, что есть. И Вы тут сказали очень важную вещь: что большинству всё это непонятно. Это связано с тем, что информации так много и она так разнокачественна, что большинство уже в ней тонет и ни во что не хочет вникать, потому что всё равно только мозги сломаешь.
Кроме того, это большинство воспитано уже в скоростном интернет-духе. У меня есть очень близкая соратница, с которой я работаю (я сам с компьютером не общаюсь, она сидит рядом, помогает мне искать материалы в интернете иногда). Она с такой скоростью меняет файлы! Я говорю: «Что ты успела прочитать?» А это новое поколение. Оно знакомится резко быстрее и резко поверхностнее.
Произошел очень глубокий мировой кризис понимания, связанный с тем, что «слишком много букофф», дескать, не надо всё так внимательно смотреть. А я уверен, что это для России абсолютно губительно. Абсолютно! И вот то, что мы можем говорить с Вами по часу, что могут быть какие-то часовые передачи в интернете или вот на определенных каналах — то есть я все-таки могу выступать так, чтобы успеть что-то изложить, — это сейчас стратегически важно, ибо для русских ничего нет страшнее проигрыша больших игр. Только не надо путать с достаточно упрощенными передачами по телевидению со сходными названиями. Дело не в них.
Дело в том, что эти большие игры идут. И русским в каком-то смысле свойственно каждый раз, когда ситуация простая, выигрывать. Вот возникли определенность и простота — побеждать. А каждый раз, когда ситуация очень сложная, в ней запутываться. Последний генеральный секретарь КПСС, он же президент СССР, Михаил Сергеевич Горбачёв тоже ведь думал, что его наконец посадили за стол в мировом преферансе. А произведение «Игрок» и другие произведения Достоевского, посвященные всякого рода играм, он не удосуживался внимательно прочитать: что когда тебя сажают так за стол, то сажают как лоха. А потом ты рекламируешь пиццу. А все остальные с глубокой иронией на тебя смотрят.
Поэтому я лично считаю, что понятие сложности, барьер сложности — это одна из осевых проблем России вообще. Нельзя упрощать, нельзя потакать упрощению. Нельзя пытаться всё происходящее переводить в «два притопа, три прихлопа» и сразу же после этого переходить на конспирологические построения, в которых, если начинаешь распутывать, ты точно понимаешь, что всё со всем и всеми связано. А это тупик. Нужно где-то остановиться и пытаться массированно, напряженно вклиниваться в мировую сложность, которая в ближайшие десятилетия будет всё время повышаться.
Нельзя не спросить себя, а каким медом намазано Орбану в Шуше? Нельзя не спросить себя, а почему послом Венгрии в Ватикане стал Габсбург? Однако если мы это даже знаем, но не понимаем, кто такие были Габсбурги…
Габсбурги — это была Европа, объединенная вокруг империи Карла V, «империи, над которой никогда не заходит солнце». И это была смертельная война между королем Генрихом, хотевшим суверенитета Франции, кардиналом Ришелье и вот этой испанской системой… Анна Австрийская, которую называли австриячкой, а потом Мария-Антуанетта… Это вообще ненависть Франции к австрийскому дому и к тому, как именно этот дом хочет уничтожить суверенитет Франции, это и игры Гизов против Генриха Наваррского и всего связанного с тем, чтобы Франция все-таки осталась суверенной страной… Нантский эдикт, подписанный самим этим Генрихом, и так далее и тому подобное… — одним словом, это константы политики, константы мировой политики.
Поэтому Франция не окажется в стороне от подобных игр. Она в них обязательно включится и… тоже будет разделенной. Лотарингская тема, казавшаяся абсолютно архаичной, постепенно всплывает на поверхность. И тогда я напоминаю Вам то, что я уже говорил. Мне приходится повторить, но все-таки это, с моей точки зрения, повторить имеет смысл — как уже после распада Советского Союза, в самом начале постсоветского периода, я встречался с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым. Во время советского периода я встречался с ним один раз в 1991 году, зимой, мне весьма памятна та встреча. А потом встречался с ним неоднократно, еще и Раиса Максимовна удостоила меня внезапно внимания и конфиденциальных разговоров в тот период.
С Михаилом Сергеевичем я встречался, потому что он, уже не президент и не генсек, а создатель «Фонда Горбачёва», всё время звал в свой фонд для дискуссии, чтобы я ему оппонировал. А во время оппонирования я какой-то уникальной обладал способностью — по-моему, чуть не «в мировом масштабе» — его злить. Я его злил, он покрывался красными пятнами каждый раз, мне это доставляло большое удовольствие — видимо, я испытывал удовольствие как театральный режиссер. В один из ключевых моментов подобного рода полемики, когда я что-то пытался обсудить о будущем Европы и мира и преступлениях Горбачёва, связанных с распадом СССР, он вдруг сказал: «Ты парень сильный, может, даже и неглупый, и что-то ты, наверное, понимаешь, но когда ты там-то, — знал, где, — защищал кандидатскую диссертацию, я уже встречался с двадцатью двумя очень влиятельными людьми, которые мне сказали: „Михаил Сергеевич, Европа мертва и будет мертва до тех пор, пока не закипит русский котел“.
Я спросил: «А что будет в котле: шурпа, гуляш, борщ, щи?»
И тогда он сказал: «Ты стебешься, а я тебя предупредил».
Так вот, русский котел закипел. События на Украине и есть «закипевший русский котел». Это котел закипел же не просто так — он закипел для того, чтобы участвовать в турбулентном периоде мировой истории, в перестановке очень крупных слагаемых на мировой шахматной доске… не хочется метафор Бжезинского… в мировом многомерном пространстве.
И действия Орбана есть прямое свидетельство того, как булькает этот «русский котел». Совершенно очевидно также, что Венгрия очень сильно в результате распада Австро-Венгерской империи пострадала территориально и что она не может выносить этих потерь. Они памятны венгерскому сознанию, даже не австро-венгерскому, а просто венгерскому. Ну и тут прямая дорога лежит к венгерскому закарпатскому фактору украинской государственности. И совершенно ясно, что Венгрия претендует на то, чтобы либо Зеленский быстренько-быстренько дал этому венгерскому населению такую автономию, которая сильно проблематизирует унитарность Украины, либо отношения будут непрерывно портиться. И об этой порче отношений всё время говорят.
Но говорить-то о них говорят, а Орбан в Киев приезжает! Что понимает этот по-холуйски чуткий Киев (дворня всегда понимает, что происходит на барском дворе)? Он всё время это обсуждает для того, чтобы принять Орбана. Он же его принимает, ведет с ним разговор и говорит: «А нас вот это устраивает, а это не устраивает, а то-сё, пятое-десятое». Потом он из Киева едет в Москву, в Ватикан… до того — Шуша… Ждите Китая, где он будет принят на высшем уровне.
И тогда мы должны еще один фактор ввести в этот расклад, абсолютно очевидный, почти тривиальный, если бы не некоторые оговорки. А фактор заключается в том, что связь господина Орбана с господином Трампом — это не конспирология, это то самое очевидное, что только может быть. Мы не знаем, передавалось ли какое-нибудь послание из уст в уста, но то, что Орбан и Трамп — это кит и шестерка, акула и рыба-лоцман, это же мы знаем. Орбан не действует сам по себе, он очевидный участник того кипения, которое происходит в мировой политике в связи с предстоящими выборами в Соединенных Штатах.
Приехал он к нам, уже когда открылась английская карта. Стала ясна глубина расклада в преддверии новых потрясений в европейской политике, связанных со вторым туром выборов во Франции. Всё меняется. Возможно, что всё меняется при наличии некого постоянного центра, организующего эти изменения, — но ведь меняется, это главное. И Орбан не просто хочет существовать как руководитель Венгрии…
Одному моему очень хорошему знакомому, израильскому военному, который выдумывать не умеет, когда он вел диалог с Ясиром Арафатом, Арафат сказал: «Я не хочу умереть руководителем маленького-маленького ближневосточного государства Палестина. Я хочу умереть новым Салах ад-Дином».
Руководители маленьких стран с большими амбициями и действительным потенциалом не хотят умирать маленькими, они хотят быть Салах ад-Динами, или Аттиллами, или Габсбургами, или кем-нибудь еще. И с этим замахом Орбан начинает собирать правые партии.
Анна Шафран: Есть основания, в отличие от Ясира Арафата, который Салах ад-Дином не стал? А Орбан — у него может получиться?
Сергей Кургинян: Вы знаете, он очень шустрый. Я впервые пересекался с ним, когда он был стипендиатом Сороса. В Венгрии он, в отличие от всяких людей, которые еще говорили об обновлении социализма, прямо говорил: «Адмирал Хорти, только адмирал Хорти». Он был в этом крайне определенен. Потом он «тонул», потом его подымали, потом он так всё оседлал, как никто. Потом он обнаглел, прошу прощения за это слово, или скажем мягче: вдруг стал очень экстравагантен.
Дальше он включился в мировую игру. Как представитель кого? В условиях, когда только крупнейшие игроки будут сидеть за этим столом. Как представитель кого, и в чем окончательный смысл игры? Еще и с предыдущим папой Бенедиктом у него были очень прочные отношения, причем Ватикан всегда предпочитал его другим, несмотря на то, что вопрос о католицизме для Ватикана очень трепетный и проблема с кальвинизмом Орбана серьезная. Но Ватикан готов терпеть хоть кальвинизм, хоть что угодно, лишь бы получать совсем своих людей.
И когда этот «свой» определяется не очень ценимой и настороженно отслеживаемой Ватиканом конфессиональной привязкой, а чем-то еще, то насколько же он должен быть «свой», чтобы на всё закрыли глаза, лишь бы данный политик был в обойме?
И позиции самого папы Франциска — он же тоже всё время маневрирует в вопросе о том, какую игру надо сыграть с русско-украинским конфликтом. Он вряд ли является органическим другом России, но партия маневрирования существует, и он в ней-то очень крупный игрок, гораздо более крупный, чем Орбан.
И они вместе, и Трамп с ними, и Эрдоган с ними, и, по большому счету, конечно, китайский лидер тоже играет в этот мягкий маневр, чуть более прорусский, чем вышеназванные игроки. Хотя, естественно, каждый думает только о себе — «в картишки нет братишки». В этом смысле разговоры о братьях бессмысленны.
И наконец, внутри всего этого дела мы не можем игнорировать события в Иране. Дали победить некоему условно либералу — курду, говорящему по-азербайджански, и это тоже слагаемое какой-то мировой перегруппировки сил. Как к этой перегруппировке относится Лондон? Совершенно ясно, что чем больше будет напрягаться вот эта партия маневра, ватиканская в конечном итоге… Как там Ватикан хочет о чем договариваться — отдельный вопрос, но то, что Ватикан интересует континент и никакой любви к Лондону нет, — это ясно.
Как эта партия будет вести свою политику в преддверии выборов Трампа и после этих выборов? Что будет осуществляться сейчас в Иране? Что такое этот говорящий по-азербайджански курд (или кто он еще), ставший президентом? Это не главный в Иране пост, и не он будет определять внешнюю политику, но это один из главных представителей, допущенных Хаменеи, из числа тех, которые говорят, что надо повернуть на Запад. Он же начнет поворачивать на Запад. Ему сильно-то не дадут. Ни Запад не даст, с одной стороны… Да он и сам будет очень сильно скован Кумом. Он вторичная фигура в иранском политикуме. Но эта же фигура есть, она существует. И лично я, до последнего никогда не хотевший видеть в каких-нибудь катастрофах спецаспект, я не могу отделаться от ощущения, что в гибели Раиси слишком выпирает этот спецаспект, или, если говорить проще, что его убили, и что это убийство проложило дорогу тому, что случилось после.
Значит, сдвинулся весь тектонический гигантский пласт. Теперь внутри этого тектонического гигантского пласта мы обязаны играть, мы будем играть. И, конечно, между партией жесткой ненависти к нам и нежеланием вообще разговаривать, и всяких омерзительно-оскорбительных выпадов мы будем выбирать тех, кто маневрирует. Это правильно. Но вопрос: куда они маневрируют?
И, собственно говоря, ну где здесь то, что могло бы быть предметом обсуждения? Нас кто-то просит в эту новую как бы консервативную Европу, которая еще не состоялась и не состоится, но про которую все мечтают? Ну там уже сказано Ле Пен, что «мы будем продолжать поддерживать Украину, мы войск не пошлем». Но никакой Макрон бы их тоже не послал, да?
Иначе говоря, Британия и находящиеся в прямом контакте с нею глубинные группы в Америке, они разрешат чему-то из происходящего быть сильно переигранным? Си Цзиньпину не нужна война на Украине?! Он хочет заменить ее войной на Тайване?! Он сам, может, и мечтает ее начать в выгодный момент, он же не хочет, чтобы его прижали там. Лучше эта кровь — для любого национального лидера — будет литься в Европе, чем это будет кровь его соотечественников с угрозой мировой войны, в которую он окажется ввязан и где будет крайним. Он же не хочет быть крайним.
Значит, эта война, как и война в Газе, есть альтернатива войне на Тайване — главной войне XXI века, войне за мировое господство. Когда придет Трамп, он нужен ли будет Си Цзиньпину?! Как бы плох ни был Байден и как бы они там ни маневрировали, ему нужен Трамп, который уберет фишки со всех досок, кроме китайской?! Когда эти фишки будут все перенесены на китайскую доску, что нам будет предложено? Мы-то в этом альянсе где?!
И, наконец, что, нас вдруг возлюбил Ватикан?!
Значит, внутри всех этих переползаний и перемещений мы-то оказываемся не слишком званными гостями. Мы это видим, и мы по обязательности маневрируем, оказывая вежливую симпатию всем, кто говорит: «Давайте примирение». Говорим: «Да-да, давайте, но только на таких-то условиях, ведь Украина не хочет». Украина сползет с военного поля?! Иначе говоря, ей дадут сползти? Кто? Лейбористы? И почему вдруг?!
В этом смысле то, что происходит, носит невероятно запутанный характер. И все на это напряженно смотрят, прежде всего Китай, который очень много выигрывает от идущей войны, хотя говорит, что «я проигрываю, ко мне американцы прикалываются с санкциями, всё так ужасно». Но он получает по льготным ценам русское сырье, он получает альянс с русскими на теме ядерного оружия, и он получает диалог России с Северной Кореей, в которой приоритет, конечно, Китая. Он получает многое. И теперь Орбан едет туда, если мне не изменяет интуиция (по-моему, еще никто об этом не сказал, а может, уже сказали). Когда упомянутый Вами венгерский министр иностранных дел говорит «пристегните ремни», имеется же в виду…
Анна Шафран: Китайское направление.
Сергей Кургинян: Конечно. А что, собственно, на этом китайском направлении хотят разыграть папа римский и Габсбурги? Что должно разыгрываться в виде карты и против кого? И Китай-то понимает, что консервативная Европа хочет определиться по отношению к консервативной Америке. Трамп ее бросит, они разойдутся, а кому тогда оставят Европу? А кому останется Средняя Азия?
И если все эти поля более-менее расчищаются, то они расчищаются до новых схваток. А кто у нас специалист по таким схваткам? Совершенно не хочу повторять банальное «англичанка гадит», но специалисты по управляемым конфликтам, конечно, всегда в последние столетия находились в Британии, и вряд ли они оттуда ушли.
Мы находимся в фазе новых раскладов. Визит Орбана к нам есть часть послания со стороны тех, кто хочет участвовать в этих раскладах. Объем новых раскладов теми, кто про них говорит, резко преувеличивается. Ле Пен абсолютным образом выиграет выборы?! Даже если она их так выиграет, мы помним Мелони и помним, как потом Блинкен говорил: «Она танцует под нашу дудку».
А если нет, то произойдет только одно: макронизм будет реформирован и соединен с левыми. Уйдет центризм. Возникнет левое (при всем понятной его нынешней двусмысленности) и — правое. Но они же долго договариваться не будут. Они будут смотреть друг на друга «через прорезь прицела», и это будет происходить везде. Впереди эпоха если не гражданских войн, то обостренных выяснений отношений по поводу тех проектов, которые должны быть предложены миру по ту сторону сворачиваемого (я имею все философские и политологические основания так говорить) проекта Модерн. Но этот проект просто так не кончится.
Возьмутся ли правые за его отстаивание (о чем говорят и Орбан, и Ле Пен — или они не такие уж правые в этом смысле)? Или же в результате следующей серии схваток победит кто-то, кто будет еще круче всех Ле Пен и макронизма-коммунизма? И как внутри всего этого дела будет разворачиваться и закипать «русский котел»?
В этом смысле, при всей своей очевидности и некрупности на первый взгляд, мне представляется, что визит Орбана — это знак очень крупных перемен, которые, как мне кажется, и российская политическая элита, и общество не должны рассматривать по принципу «всё так плохо, поэтому перемены — всегда хорошо».
Всё действительно очень плохо, и хуже американских демократов вряд ли можно себе что-то вообразить. Но перемены не всегда бывают переменами к лучшему, а всё происходящее может рассматриваться не только под углом «лучше — хуже», а гораздо более многомерно. Нужно, чтобы наша страна, наше общество, наша элита взяли барьер сложности, чтобы они могли видеть игру, понимать ее, переживать ее как часть своей судьбы и не попасться в упрощенчество так, как когда-то попались в эпоху омерзительной перестройки.
Анна Шафран: Сергей Ервандович, огромное Вам спасибо за эту беседу.