Автор: Галина Маркова
Моей страны на картах нет,
Но она в сердце остается.
И счастье тех далеких лет
В душе моей, как птица бьется...
Моей страны на картах нет,
Но она в сердце остается.
И счастье тех далеких лет
В душе моей, как птица бьется...
Я очень люблю скриншотить моменты. Глазами, ушами, душой. Я укладываю их в файлик и спустя время пересматриваю.
Вот я и мой первый молодой человек. Новый год. Я ищу на ёлке его подарок. Он весело кричит: "Холодно! Горячо!" Наконец я нахожу коробочку. Сережки, которые я буду носить ещё очень долго - даже спустя годы после расставания.
А вот 8 марта. Мы поругались. Он нервно надевает куртку, хлопает дверью. Очень холодная весна, все ещё лежит снег. И я бегу за ним по этому снегу, босиком, молю остаться. Я ещё не знаю, что это начало конца, и расставание неизбежно. Я просто прижимаюсь изо всей силы к сильному, теплому телу. "Давай больше не ругаться?"
А это последний разговор по видеосвязи. Мы в разных городах, и нужно подождать совсем немного, чтобы снова встретиться. Я умею ждать. А он - уставший. Он не хотел разговаривать. Он больше не хочет быть вместе никогда.
А вот первая прогулка с новым молодым человеком. Он заставляет надеть шапку, потому что холодно и снег. Он мне не нравится. Он хмурый и занудный. Он - мой будущий муж.
Мой день рождения. Мы гуляем по ночному городу, я пою Цоя и гимн России. Редкие прохожие улыбаются - молодость!
А это - наша первая съёмная квартира. У нас есть немножко мебели и дорогущая столешница, поставленная прямо на стулья. Рядом обнимаются подруга и ее парень. Он очень нежно смотрит на нее, она прижимается, как воробушек. Они расстанутся через год и будут рассказывать друг про друга нехорошие вещи. А пока - они любят, они любимы, они счастливы.
Наша свадьба. У меня трясутся руки. За спиной - куча родственников. Жара и духота, июль. Я долго не могу надеть кольцо мужу - руки отекли. Меня бросает в жар. Наконец получилось, ура, победа! "Поздравьте друг друга!"
Мы стоим над тестами на беременность. Мне страшно. Я не очень хочу быть мамой, у меня ещё неоконченная учеба, нет жилья, работы. Когда появляется вторая полоска, все рушится. Я смотрю на мужа - и вижу неподдельное счастье и радость. "Я буду папой!!!"
Мы устраиваем гендерпати. Вчера я впервые почувствовала шевеления малыша. Я безумно счастлива, я знаю, что где-то под моим сердцем - моя кровинка. Мальчик или девочка? Лопаем шарик, из него сыпятся голубые пёрышки. Муж плачет. Я - тоже.
Я родила. Мне очень больно и плохо, у меня ужасные разрывы и дикая слабость. Но малыша нужно мыть. Я беру его на руки, и сердце захлёстывает волна нежности и любви - такой, которой я никогда раньше не ощущала. Все не зря...
Мы уже дома. Сын перепутал день с ночью и в 5 часов утра все ещё не спит. Мы попеременно качаем его с мужем. Оба дико хотим спать. Мне хочется плакать. Станет ли легче?...
Мы сидим на кухне - я, мой муж, восьмимесячный сынок и друг, приехавший с Севера. Мы давно не виделись. Мы купили дом в ипотеку и сдаём полученную мной квартиру. За окном - наша машина. Мы спрашиваем друга про климат и цены, скучает или нет, жалеет или счастлив. Сынок в своем стульчике тоже слушает с интересом. У него давно выработался режим, а пока новая напасть - зубы.
Но мы справимся. Легче - станет.
У меня есть друг.
Небо путается у него над головой, и тысячи светлячков падают вниз, когда он их задевает. Каждое утро он приносит мне потухшие звезды. Я нахожу их рядом с его домом и храню на чердаке, чтобы они были выше к своей вселенной.
Его зовут Роберт, и он ненавидит белок, потому что они мешают ему спать. Роб говорит, что я смешная, потому что хожу на двух ногах и умею забираться на деревья также быстро, как белки, только я совсем не люблю орехи, а это еще один дополнительный плюс.
Быстро забираться на деревья я умею, потому что хочу научиться доставать облака. Мне думается, что они похожи на сахарную вату, а Роберт говорит, что они на вкус, как ванильный крем для торта, что печет моя тетя. Когда я сказала ей об этом – мне запретили ходить в лес целую вечность, хотя я думала, что тете очень понравится, что она умеет делать такой же вкус, какой умеют делать небеса.
С тех пор я никому не говорю комплиментов, потому что они всё только портят. Тебе приходится объяснять, что не с какими такими незнакомцами ты не обсуждаешь в лесу тетин торт, а с Робертом вы не просто давние знакомые, вы - самые настоящие друзья, только я уже знаю, что об этом тоже лучше никому не рассказывать.
В самые тяжелые времена, когда мама сердится на меня за что-нибудь и говорит мне "доброе утро" совсем не добрым голосом, я ухожу в лес к Робу, и мы часами сидим и поем песни.
Мы говорим с ним обо всем на свете: о том, что на самом деле нам совсем не хочется взрослеть и ходить в школу, о том, что иногда хочется так далеко спрятаться в лес, чтобы тебя долго не могли найти и о том, что с белками невозможно договориться.
Роберт, например, понимает, что счесанные коленки стоят того, чтобы взлетать на качелях так высоко, как только позволяет веревка, потому что в какой-то момент ты видишь свои ноги на фоне верхушек деревьев. Ты чувствуешь ветер, бьющий в спину. Ты веришь, что можешь летать. Ты раскрываешь широко руки и на несколько секунд становишься самой прекрасной птицей на свете.
Крик родителей о том, что нужно держаться руками, заглушает твой визг восторга. Чувство полета заглушает боль в коленях. Вот к чему мы с Робертом в итоге пришли.
На несколько часов я забываю с ним о любых своих печалях, а когда солнце начинает садиться, я иду собирать цветы для мамы и с огромным букетом бегу домой, чтобы посмотреть, как мама опять будет кружиться с букетом и опять говорить, что, оказывается, это ее самые любимые цветы.
Но, случается, что даже самый продуманный план может сработать так, как будто над ним совсем не думали. Сегодня вышло именно так.
Сегодня оказалось, что цветы дома совсем никому не нужны, а потом моя собственная мама дала мне понять, что еще несколько дней не будет говорить мне "доброе утро" от всего сердца, потому что я забыла сказать, что куда-то ухожу, и они искали меня всей деревней.
А я ведь так и хотела, но когда-нибудь потом, а не сегодня, и как-нибудь, чтобы все в конце обнимались от радости, а не кричали, что хотят, чтоб глаза меня больше не видели. Мама спрашивала, довольна ли я и просила меня сделать выводы из случившегося.
Я была не довольна, а выводы мои таковы: иногда мы не до конца придумываем свои мечты, и они знают, как нужно начинаться, но не знают, чем заканчиваться, поэтому обязательно во время мечтаний нужно доводить дело до конца.
- Подожди секунду, - папа шепотом вытаскивает меня из моих мыслей и просит остановиться посреди темной улицы. Мы с папой идем к соседям показывать меня и говорить, что со мной всё хорошо, чтобы они не беспокоились, что я насовсем потерялась. Сначала мы просто смотрим друг на друга и слушаем тишину, а потом папа вытирает мне слезы, и с разных сторон деревни начинают шуметь сверчки.
Я забываю плакать и слушаю, как смешно они поют.
Старенькая бабушка из дома напротив встречает меня с конфетами и говорит, что мама сердится, потому что испугалась, а не потому, что не хотела, чтобы я возвращалась, и я решаю, что ей можно верить. Конфеты клубничные.
На всякий случай мы с папой решаем сделать несколько дополнительных кругов по деревне, потому что папа хочет, чтобы мама уже точно успокоилась, когда мы вернемся домой.
Когда нам думается, что опасность мне уже не грозит, мы возвращаемся к дому. Всю дорогу я думаю только о том, что в следующий раз с Робертом нужно обсудить правильное окончание истории про прятание в лесу.
Если бы не конфеты и сверчки, это окончание мне бы, наверное, совсем не понравилось.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Я до сих пор помню, какие у неё были длинные пальцы.
Можно подумать, что, будучи ребёнком, я была склонна преувеличивать. Ведь, когда мне было 5 лет, я верила, что солнце следует за мной, только за мной по пятам. А ночью его сменяет ленивый месяц за окном, который не хотел куда-то спешить за маленькой девочкой. Меня укладывали спать, и луна освещала мою подушку, будто говоря:
- Меня не заставишь двинуться с места, я сильнее тебя!
Но наступало утро, и солнце было на моей стороне.
Всё случилось ночью, и луна не стала мне помогать. Я ушла за прозрачным человеком в темноту, где месяц не осветил мне дорогу назад. Я помню звук, приближающихся шагов прозрачного человека, и как наступила кромешная тьма. Потом была больница и тёплые объятия мамы. После этого случая мы и переехали в квартиру по соседству с Ней.
Она была чудная. Замечательная. В ней не было ни капли теплоты. Она была бледная и худая. Постоянно ходила в юбках, которые издавали громкое шуршание, будто ветер гонял листву по дорогам осени. Она не улыбалась, лишь порой могла хмуриться, но незаметно, неуловимо. Её белое лицо с маленькими серыми глазами не любило выражать эмоции. Она отталкивала, кого-то пугала, и для этого намеренно ничего не нужно было делать. Она бы не стала хорошим спутником человеку, любимой или другом. Роль няни для ребёнка и вовсе была бы для Неё абсурдной.
Она была луной, которая жила по соседству. Я не обращала на Неё внимания поначалу. Солнце было ближе, хотя на тот момент мне стало уже всё равно, что происходило на небе. Я перестала замечать события, людей, вещи.
Как и я, другие игнорировали её существование. Или, по крайней мере, пытались это делать.
На нашем этаже было пять квартир. Жильцы трёх из них предупредили мою маму о Ней. Я не знаю, что они тогда сказали, но мама продолжила с Ней здороваться и просила меня быть воспитанным ребёнком. Пришлось и мне здороваться в ответ.
Родственников у нас не было, а друзьями моя мама не смогла обзавестись. Я была на неё этим похожа. Я не любила разговаривать с другими детьми. Казалось, что заговори я с ними, луна вновь не сможет меня увидеть, чтобы осветить путь обратно. И тогда солнце не взойдёт.
Врач сказал, что это стресс от пережитого, с возрастом пройдёт.
С возрастом и, правда, прошло. Но не потому что я позабыла о произошедшем. Совсем нет. Потому что я помнила Её.
Её длинные и тонкие пальцы, которые ничуть не сочетались с ладонью. Будто щупальца? А может когти сказочной птицы? Или же совершенно иное, неописуемое, что-то чрезвычайно опасное, что таится часто в темноте?
«Она схватит тебя. На ладони, будто в клетке, окажешься ты. Обступят пальцы и сожмут тебя в кулак, не успеешь пикнуть. Не успеешь сбежать, а всё потому что ты постучал три раза в её дубовую дверь».
Так дети нашего района вторили друг другу. Я часто слышала стук, сидя в своей квартире. Ещё ни один из детей не постучался в дверь трижды. Мне было всё равно. Я сидела в кресле, укутавшись в одеяло, и думала, что совсем не против, если бы она утащила прозрачного человека. Но сможет ли её ладонь вместить взрослого? Мне казалось, что нет. Поэтому-то я и не собиралась стучать в соседскую дверь.
Я стала замечать Её после случая с мандаринами. Я услышала привычный шелест юбок и странные глухие звуки. Я испугалась, что с Ней могло что-то случиться. Мне не хотелось, чтобы ещё кто-то повстречался с прозрачным человеком. Поэтому не задумываясь, я бросилась на лестничную клетку. И увидела, что она пытается подобрать шустро сбегающие от неё мандарины. Её длинные пальцы старались схватить, будто смеющиеся над ней, оранжевые шарики, но они упорно ускользали от её рук. И тогда я поняла, что дети зря стучали по соседской двери. Если она не может поймать даже маленькую мандаринку, то как она сможет поймать ребёнка? Тут нужна ловкость. А это было точно не про Неё. И я рассмеялась. Совсем тихо, но впервые за долгое время.
- Луна не может поймать мандарин.
- Если луне поможет солнце, то в благодарность получит мандарин.
Я вполне могла прожить без маленького мандарина, но я не могла прожить без общего секрета. Луна и солнце ловят мандарины. Почему нет? Это будет только между нами.
Когда мама вернулась с работы, я рассказал о произошедшем и попросила разрешения, чтобы луна приходила в гости. В тот же вечер мама поговорила с Ней, они обе дали своё согласие.
Мандарин был сладок, и казалось, что тепло вновь разливается в моём теле. Наконец, после долгого времени.
Её пальцы были холодные и всегда путались между собой. Ногти она подстригала очень коротко, лишь бы не выделить пальцы ещё больше. Она прятала их в складках длинных юбок, она не носила красный и белый. Говорила, что не к добру. По утру приносила мне чай в фарфоровой кружке с голубыми разводами. В восемь уходила мама, в девять стук раздавался в мою дверь. Я встречала луну и запах бадьяна.
- Привет, солнце.
- Привет, луна.
Мы садились на пол прихожей и пили чай. Мы много не разговаривали. Ни одной из нас не хотелось. Наверно потому что днём было моё время, а я не готова была ярко светить. Но по вечерам всё менялось. Тогда начинался театр теней. И не было Ей в этом равных. Я смотрела на сказочные миры, что оживали на стене. Её тихий, вкрадчивый голос сплетал сеть по всей комнате и убаюкивал меня. Тёмные фигуры проживали жизнь на наших полосатых обоях. И я вместе с ними. Мне казалось, что луна наконец сжалилась. И если бы не следовала за мной, то хотя бы оставалась рядом.
В один из таких вечеров, находясь между сном и явью, между её серебряных нитей и чёрных фигур, я всё же спросила. Потому что незаданный вопрос остаётся с тобой до конца и сжигает изнутри, а я была ещё мала, чтобы знать, как потушить такой пожар
- А ты смогла бы раздавить прозрачного человека?
Мне показалось, что раздался тихий звон, будто комната встрепенулась, и я провалилась в сон, так и не услышав ответа.
Мама говорит, что соседке она не рассказывала, что со мной случилось. Мама старалась ни с кем это не обсуждать. Она всегда говорила, что это моя история. И только мне решать, кто её может узнать. Я действительно могла Ей всё рассказать, но я точно знаю, что детали произошедшего с прозрачным человеком вспомнила лишь годы спустя. Тогда же, я отказывалась даже думать об этом. Так откуда же…
- Она пришла ко мне как-то вечером и сказала, что не сможет больше сидеть с тобой. Я была очень расстроена. Мне не хотелось вновь тебя оставлять одну в квартире, на работе дела обстояли не лучшим образом. Да и ты к ней так привязалась. Соседка отказалась прощаться, сказала, что спешит. Я несколько раз спросила, не нужна ли ей помощь, может что-то случилось. Но она лишь мотала головой и говорила, что теперь всё будет в порядке. Уже находясь на пороге, соседка просила тебе передать, что больше не нужно бояться прозрачного человека, он больше не придёт. Я была так удивлена, что соседка знает, что не успела спросить, что это значит, как она уже выбежала на лестницу. Я очнулась лишь когда услышала, как хлопнула дверь подъезда.
Через неделю маме позвонили. Оказалось, что Она была права. Прозрачный человек уже не сможет никому навредить.
С тех самых пор я не вспоминаю о прозрачном человеке, правда, порой мне снится Она. Её длинные пальцы продолжают изображать истории на стене. Порой они сулят беду и никогда не ошибаются, порой они избавляют меня от повседневных тревог. Я скучаю по Ней. Думаю, Она тоже скучает по мне. Надеюсь, в её новую дверь больше не стучат вредные дети. Надеюсь, шуршание её юбок и длинные пальцы до сих пор способны успокоить ребёнка в беде.
Когда я была маленькой, года три, может меньше, папа купил мне куклу. Привез откуда-то из заграницы. Он тогда на корабле работал, много путешествовал.
Эта кукла была очень красивая. Светлая, голубоглазая. В платье розовом, и еще карнавальное белое было в комплекте. Ростом не меньше метра (а может и больше). Она могла сама ходить, что-то говорила. Не кукла, мечта!
Жаль, не для меня.
Я ростом низенькая была. Очень. И куклу эту боялась. Для маленькой девочки она была слишком высокая и тяжелая. Поэтому я ее сторонилась. Не играла, не показывала, даже не хвалилась никому отцовским подарком, что на меня вообще было не похоже.
Папа мой быстро смирился. Он считал, что я подрасту и перестану ее бояться.
Мама нет. Она искренне не понимала, почему я не подхожу к этой кукле, не играю с ней. Пыталась исправить ситуацию как-то. Даже заставляла насильно с ней играть. Сама доставала куклу, когда приходили друзья или родственники.
Добилась она, правда, только одного. К страху перед несчастной куклой добавилась нелюбовь, которая крепла с каждым днем.
Прошло какое-то время. Не помню уж. Куклу я стала бояться меньше. А это означало, что пора сделать все, чтобы от нее избавиться. Любви то не прибавилось. От слова совсем.
И мой маленький детский мозг начал строить коварный план по избавлению от "врага".
Я уговорила родителей разрешить мне взять "любимую куклу" в детский сад. Этот шаг не составил никакого труда. Они были даже рады, что я, наконец-то, примерилась с навязанной игрушкой. Мама надела красивое платье на нее, сандалики, мы вместе причесали волосы. Папа на машине отвез меня в сад.
Сказать, что все были удивлены, не сказать ничего. Дети рассматривали "мою подругу" с завистью и восторгом. Все хотели с ней поиграть. И я, разумеется очень и очень "нехотя", разрешала им делать с куклой все, что угодно. Бедную Свету (именно так звали куклу) пытались накормить всем, что было в саду. Начиная от настоящих продуктов, заканчивая пластилином, и землей из под цветов. Мы делали ей макияж фломастерами, ручками и украденной у воспитательницы косметикой (больше она ногти и губы на работе не красила). Один мальчик, несомненно будущий врач, даже провел ей операцию.
Но всего этого мне будто бы было мало. И я решила взять бедную куклу погулять.
Я напомню, Света ходила сама, достаточно было взять ее за руку. Ну и я решила проверить ее способность передвигаться на всех поверхностях.
Первой была лестница. Оказывается, несгибающиеся коленки показатель к тому, что спускаться ей было противопоказано. Особенно самостоятельно. Подниматься тоже. Но я, как истинный хм.. испытатель, решила проверить этот факт несколько раз. На всех лестничных пролетах.
Выводы были неутешительными. В космонавты мою куклу бы, конечно, не взяли, но ее живучесть оказалась неоспоримой.
Под шокированные взгляды воспитателей пришлось все-таки вытаскивать нелегкую куклу на игровую площадку. И знакомить ее со всеми детскими развлечениями. Мы полазили по лестницам, поиграли в песке, попрыгали по лужам, покатались с горки, подрались с местными бандитами и даже в прятки поиграли. Правда Света в них проиграла. Ее слишком быстро все находили. Находили и утаскивали на новый круг по всем этим "аттракционам".
В общем, весело было. Кукле, конечно, не мне.
На тихий час с нами в спальню Свету не пустили. Но расстроились только мои односадники, а не я. Честно говоря, даже не помню как заснула в тот день. Видимо, слишком устала от собственных куклоубийственных усилий.
Но больше всего в тот день меня поразил мой отец. Увидев довольную меня и, мягко говоря, потрепанную куклу, он молча взял меня за руку и отвел в раздевалку. Также молча помог одеться. Довел до машины, усадил на сиденье и включил любимый диск с детскими песенками. Света ехала в багажнике.
Уже у дома он спросил меня, почему я так поступила. Потом поинтересовался через какие пытки ада прошла несчастная кукла и извинился за то, что заставлял меня с мамой играть с нелюбимой игрушкой.
Конечно, я тоже попросила прощение.
В наказание (коим я точно этот момент в своей жизни не считала) мы вместе чинили кукле ноги и руки, расчесывали волосы, стирали платье и смывали всю грязь. Играть меня с ней больше никто не заставлял.
P.s. По сей день Светка находится в квартире моих родителей. Уже точно не такая страшная. Даже чуть-чуть любимая. Думаю вот когда-нибудь передать ее по наследству своей дочке.
Что может быть лучше праздника, тем более, если этот праздник – Новый Год? Лучше может быть только ожидание этого праздника. Но что делать, если вместо белого снега под ногами хлюпает слякоть и грязь, да и настроение совсем не праздничное? Этот рассказ о приключениях мальчика по имени Алеша, который в преддверии Новогодних праздников встречает необычного почтальона и получает от него волшебный Новогодний Шар. В первоначальном варианте, это был фанфик на известный мультфильм.
В большом городе трудно верить в Деда Мороза, так начинается эта история…
Новогодние сомнения
В большом городе сложно верить в Деда Мороза, поправьте, ребята, если я ошибаюсь. Вот и Алеша в него тоже не верил. И нельзя сказать, чтобы мальчик не верил в него всерьез и надолго, но в свои шесть с половиной лет он начинал уже сильно сомневаться. А шесть лет это уже серьезный возраст, или я снова неправ?
Вокруг двора спешат пешеходы, торопятся по своим делам чьи-то папы и мамы. Не спеша и вразвалочку идут по улицам благородные дедушки, галантно кланяясь добродушным бабушкам. Но их мысли заняты своими заботами и на мальчика, одиноко сидящего на двухместных качелях, никто из прохожих внимания не обращал. Даже дворовый пес Бобик пробежал мимо, лишь вильнув хвостом в знак приветствия. Окончательно заскучав, Алеша слез со скрипучих качелей и печально отправился на ближайшую улицу.
За углом вовсю гудели машины, подгоняя друг друга и зазевавшихся пешеходов, противный ветер задувал в рукава. Покрепче затянув красный шарф, поверх новенькой зимней куртки, мальчик поднял голову вверх – на город снова опускался туман, он накрыл покрывалом высотные дома и уже приближался к фонарным столбам, которые еще только-только обещали зажечься. С неба падали мокрые комья снега, которые тут же таяли под ногами, – и это за неделю до Нового Года, ну разве же это честно? Одолеваемый грустными мыслями, мальчик добрел до елочного базара, где щуплый гражданин, укутанный в тулуп и обутый в валенки, выставлял покупателям пожелтевшие елки. Ни цвета, ни запаха елочки не имели – стоит ли удивляться, что и покупателей рядом с продавцом видно не было.
– Эх! Вот бы сейчас снега настоящего, да чтоб крупными хлопьями! И чтобы елочки это зелеными стали! – зажмурив глаза, подумал мальчик.
– А тебе, как я погляжу, для полного счастья только снега не хватает?
От громкого голоса у себя за спиной мальчик вздрогнул и нерешительно обернулся. Опершись на метлу, перевернутую вверх ногами, позади него стоял улыбающийся усатый дворник.
– Простите, это вы мне сейчас сказали? – нерешительно начал Алеша, рассматривая этого странного, но веселого собеседника.
Высокий, кареглазый, в бежевом полушубке и валенках по колено, смешная шапка-ушанка с оттопыренным правым ухом опущена до бровей. Всем своим видом этот гражданин напоминал мальчику одного знакомого сказочного персонажа, только название сказки он никак не мог вспомнить. А главное, Леша решительно не мог понять – зачем сейчас нужен дворник. Ну в само-то деле, – осенние листья давно пожелтели и осыпались с деревьев, их уже и след простыл, а снег убирать еще рано, вон – какая слякоть под ногами. Но, будучи взрослым и воспитанным мальчиком, Алеша не решился задавать свой вопрос вслух. И представьте себе, друзья мои, каково же было удивление мальчика, когда веселый дворник вдруг сам ответил на незаданный вопрос.
– Работаю я тут, работаю! А вдруг снег повалит, да еще крупными хлопьями, кто ж его тогда убирать будет? – говоря это, дворник хитро прищурился и посмотрел мальчику прямо в глаза, – так что, снег вам нужен или уже забыли, о чем Деду Морозу в письме писали?
Эта странная манера общения, да еще постоянная смена интонаций – усатый дворник, то обращался к мальчику на «ты», а то, вдруг, начинал неожиданно «выкать», сбивали Алешу с толку, все не давала вспомнить, откуда же ему знакомо это добродушное и приветливое лицо. Но если этому незнакомцу в руки попало письмо, адресованное Деду Морозу, то это, знаете-ли, уже не лезло ни в какие ворота. И Алеша, поборов свою природную скромность, решил выведать у странного гражданина – что же ему, собственно, нужно.
– А мне мама рассказывала, что чужие письма читать невежливо, – с деловитой серьезностью начал мальчик.
– Ну знаете ли! Я тут ему новогодний подарок вручить пытаюсь, а он меня решил вежливым манерам поучить! Вот, говорил мне знакомый Кот, – не впихивай свою доброту людям, им и свою-то девать некуда, – тон у дворника сделался серьезным, даже суровым, но глаза продолжали весело улыбаться.
– А какой подарок вы мне вручить пытались, и кто такой этот ваш знакомый Кот? – спросил Алеша, а сам подумал, – да он меня попросту разыгрывает, переоделся под дворника и потешается.
– А вот такой подарок, – рассмеялся дворник! – с этими словами, он замахнулся и бросил вверх свою метлу.
Алеша видел, как та, несколько раз перевернувшись в воздухе, уже собиралась падать назад. А дворник-то совсем ку-ку, – подумал Леша, невольно вжав голову в плечи, ожидая, как увесистая деревянная метла вот-вот полетит вниз и свалится на голову кому-нибудь из прохожих, или еще хуже – самому Алеше. Но вместо метлы на нос мальчику упала первая крупная снежинка. И не только лишь одному ему, удивленные прохожие то и дело поднимали вверх головы, смотря и любуясь, как с неба падают настоящие, белые, крупные, Новогодние снежинки.
– Ну что, посылка доставлена в целости и сохранности? – вновь обратился к Алеше добродушный усатый дворник.
Теперь, после того, как он выбросил метлу, от дворника в нем мало что сохранилось, – он скорее не дворник, а почтальон, – подумал Алеша, и от изумления открыл рот.
– А вот это ты зря! У нас же зимой как принято ходить? – серьезно спросил веселый почтальон и тут же сам себе ответил, – у нас зимой принято ходить с закрытыми ртами, а то сейчас туда снега столько налетит, что потом его уже до весны не закроешь!
– Спасибо, – заикаясь от удивления пробормотал Алеша, – так это вы сейчас снег наколдовали?
– Может быть я, а может и не я, кто ж теперь разберет? Ты мне своим снегом голову-то не забивай, она у меня уже итак всякой-всячиной под завязку забита! – с этими словами, толи дворник, толи почтальон, порывшись в карманах теплого полушубка, извлек оттуда небольшой предмет, бережно завернутый в мятую газету, – я же про самое главное сказать забыл! Вот, держи, это тебе! Если ты, конечно, на счет второго желания еще не передумал!
– Снега и приключений, – прошептал Алеша, вспоминая свое письмо, написанное и адресованное Деду Морозу, – а вы, значит, помощником самого Деда Мороза работаете?
– До чего же в наше время люди пошли непонятливые! – от возмущения усатый гражданин в бежевом полушубке хлопнул себя ладонью по лбу, при этом его большая, заснеженная шапка съехала на затылок, смешно оттопырив второе ухо, – в наше время чего можно одним помощником делать? Верно – только снег подметать! У него таких помощников знаешь сколько?
– Сколько? – изумился Алеша.
– Много! – вздохнул почтальон, – но самый главный из них – я. Так что, будешь бандероль принимать, или как?
– Конечно буду! – ответил мальчик, протягивая руку к газетному свертку, – а что в ней?
– До чего бывают люди любопытные? До почтовых бандеролей! – засмеялся усатый, вручая Алеше небольшой круглый предмет. Сперва принимают, а потом уже спрашивают – чего они принимают… всегда бы так! – обрадовался он.
Алеша аккуратно пощупал содержимое своей посылки – под многочисленными газетными страницами угадывался маленький, круглый шар, по весу и размеру напоминающий обычное елочное украшение.
– Спасибо! – поблагодарил почтальона вежливый мальчик.
– За что спасибо? – искренне удивился мужчина, от удивления его шапка съехала с затылка и снова налезла на самые брови, рискуя вот-вот закрыть глаза. - Это тебе спасибо! – продолжил он, – мне твоя помощь требуется. Тут такое дело, понимаешь… у нас в Волшебной деревне такая неприятность приключилась. В общем, один мой знакомый пес по имени Гавкин поссорился с моим знакомым котом по имени Сметанкин, и теперь их помирить нужно, а то живут они теперь, как кошка с собакой, а на носу праздник-то какой! В наше время без чего нельзя Новый Год встречать? Правильно – без елки и телевизора! Телевизор –то у них появился, цветной – как полагается, а вот с елкой, боюсь, они в этом году дров наломают. И главное – спор-то у них из ничего вышел: Сметанкин говорит, что в лесу елку и топором срубить можно, а Гавкин ему отвечает – что топором пусть дураки и дровосеки рубят, а он ни к одним из них себя не относит, а стало быть, он елочку только пилить согласен. И все бы ничего, – вздохнул почтальон, – да пила у них еще по весне пропала, уронили в колодец, так до сих пор там и лежит. Когда я уезжал от них, в последний раз собаку видел с удочкой у колодца, пол дня возле него просидел бедолага – не клюет. Так что, Алеша, поможешь мне четвероногих друзей помирить?
– Конечно помогу! – обрадовался мальчик, – а почему вы из всех ребят именно меня выбрали?
– Ну как почему? – снова удивился почтальон, – все дети на Новый Год чего себе заказывают?
– Чего? – полюбопытствовал Алеша.
– Да чего только не заказывают, – приуныл мужчина с пышными усами, – а подарок для всех ребят заказал только ты. Снегу-то, поди, теперь все детишки радуются! Ну ладно, мне пора, у меня еще дел полно, я же в этом году помощник Деда Мороза, да еще и главный! – сказал почтальон, поправляя шапку. Ах, вот еще что, чуть не забыл – чтобы в Волшебную деревню попасть, тебе слова волшебные знать нужно, запоминай: «фунт изюма, пять иголок, сорок пять сибирских елок!». Как произнесешь это – потри шар и закрой глаза, но ни в коем случае не подглядывай. Ну, бывай!
С последними словами почтальон снял с головы свою смешную шапку с большими ушами и с залихватским «Ура» подкинул ее высоко над головой. Пока Алеша провожал глазами удаляющуюся ввысь и падающую шапку, странный мужчина уже исчез, мальчик стоял один в окружении прохожих, а когда он опустил глаза на упавший головной убор, то обнаружил, что вместо него на снегу сидит маленький, полосатый котенок. Котенок заурчал и потерся о Лешины ноги – о таком новогоднем подарке мальчик и не мечтал. Бережно положив в карман полученную посылку, он схватил на руки маленького, урчащего котенка и припустил бегом к себе домой.
Часть 1. Часть 2
С наступающим, друзья! Продолжение следует...
Не подписался на канал? Не жди деда мороза ;)
Обратите внимание:
Бежать больше некуда, город закрыт...
Массовая драка на станции метро, перечеркнувшая жизни пятерых пассажиров, необъяснимая гибель профессора психологии и дерзкое ограбление комиссионного магазина. Каждый раз, выезжая на место преступления, следственная группа находит загадочный символ, оставленный рукой неизвестного преступника. Свидетелей нет, но камеры видеонаблюдения фиксирует мужчину, лицо которого скрыто под маской.
Закулисье (Длинный список премии Русский Детектив 2022)
Иная реальность. Задача - выжить и вернуться обратно
Безумие заразно
"Овсянка, сэр!" - непробиваемый Адабашьян в роли дворецкого Бэрримора. И подернутое мучительной, как зубной, болью лицо лорда Генри Баскервиля в исполнении Михалкова, дрожит от брезгливости тараканьими усами... Классика!
Именно с этой непередаваемой интонацией я несколько дней подряд подавала своему колли его миску. Пёс мучился пожестче лорда. Но в оправдание животного признаю, что ТАКУЮ овсянку не стал бы есть не то что сэр, но даже коренной житель городской помойки, выживший наравне с тараканами после экологической катастрофы. В общем, за несколько дней мой колли изрядно убавил в весе. Разгрузочная неделя на овсянке удалась...
"Чёрт... Черт! Черт!!!" - примерно в этом месте накрывает паника. - "Кто предложил темой недели овсянку?! Кто уверял, что она не сможет написать про кашу?! Кто твердил, что нормальные люди не ржут над геркулесом - это, мол, мерзко!??? Почему вы вообще решили, что она нормальная? Графоманка неуемная..."
Злорадно потираю лапки, гнусно подхихикивая: "Вы хочете разговоров за овсянку? Их есть у меня!"
Но начнем историю с начала.
Вообще-то, такая же примерно эпопея уже была рассказана классиком русской детской литературы Николаем Носовым. "Мишкина каша" называется. Немаловажно, что мы с братом её читали. То есть теоретически были подкованы. Поэтому уверенно пошли по тем же граблям - это ведь только умные учатся на чужих ошибках... А так как волею наших родителей брата моего зовут... Михаилом... Ну, это карма то есть. У нас не было шансов с самого начала. Гений Носов всё знал заранее.
Лет нам было уже не мало. Я училась в пятом классе, Мишка - в десятом. Родители вполне оправдано решили, что мы уже взрослые, и засобирались на недельку по делам в другой город. Мы оставались с кастрюлей борща, парой десятков яиц, ну и так по мелочи, макарошки там... И тётя Наташа, соседка с третьего этажа, должна была за нами присмотреть... Вот только что написала: "тётя Наташа" и зависла - у Носова там тоже тётя Наташа была? Надо перечитать... Лучше все книги сразу - пророк, не иначе...
Ну так вот. Всё бы ничего, но у нас собака, шотландская овчарка, Джеррик. Этот иждевенец полностью лёг на наши несовершеннолетние плечи. Перед отъездом мама объяснила нам с Мишкой, какую взять косточку, как её варить, сколько потом засыпать овсянки в бульон, какие ещё овощи добавить, чтобы наш в меру интелегентный и не в меру избалованный лорд Баскервиль жрал-таки кашу... Мы с Мишкой слушали плохо. Он - потому что справедливо полагал, что готовка - женская прерогатива, я - потому что не менее справедливо признавала себя младшей сестрой при старшем брате, а не женщиной с прерогативой...
Сначала Джеррик морщась и кривясь доедал ту кашу, что ему оставила мама. Балбес, знал бы он, что ждёт его в не светлом будущем... Потом мы, посовещавшись, скормили ему свой борщ (было решено, что мы можем поесть и яйца, а пса надо кормить полезно!), потом прикинули дату возвращения родителей, и осознали, что от кашеварства нам не откосить.
Кастрюля, в которой Джеррику варили еду, имела вид полевой кухни. Девятилитровый эмалированный монстр с отбитыми бортиками и наивным цветочком на неотмываемом боку. Мы набрали полную кастрюлю воды, поставили на плиту, и уронили в воду кость. На фоне озера Байкал костамаха показалась нам хилой щепкой.
Посовещавшись, бросили ещё одну. Теперь расчлененка занимала почти половину кастрюли. Вода, вымещенная, по закону физики, твёрдым телом, выплеснулась на плиту. Вытерли, отчерпали. Дождались закипания.
- Пенку снимать? - я смутно помнила, что мама что-то такое делает с вареным мясом.
- Нафиг. Так сожрёт! - экспертно ответил Мишка.
- А сколько их варить-то? - уже не так уверенно спросил он.
- Да полчаса - выше крыши! - не менее экспертно ответила я.
Ну, через 30 минут мы похоронили сырые кости под двумя килограммами овсянки. Нет, сначала мы бухнули кило. Поворошив это в кастрюле, я прикинула соотношение воды и наполнителя и уверенно сказала:
- Сыпь второй пакет. Мама всегда так делает. (Та не очкуй, я сто раз так делал (с)). Сыпанули второй пакет. ЭТО поворошить в кастрюле уже не представлялось возможным, оно лежало в воде песчаной дюной и не ворошилось. Да, а воду мы уже три раза отчерпывали. И теперь она покрывала песчаную дюну примерно на два пальца.
- Ну все, теперь закипит, и через пять минут готово. Овсянка быстро варится! - я окончательно обрела непробиваемую уверенность, на фоне старшего брата это было безумно круто.
Дальше все пошло не так. Закипать варево отказывалось категорически. Лёгкое побулькивание началось минут через сорок. Верхний слой овсянки был похож на кисель. Но над ним всё ещё была лужа воды. А я точно помнила, что в маминой каше луж нет! Лишняя - решили мы - и отчерпали в четвёртый раз. Ещё через полчаса наше нечто закипело. Кипеть без воды получалось плохо. Было решено теперь воды добавить. Долили. Холодную. Снова стали ждать когда закипит. Закипело. В кухне уже вовсю воняло гарью.
- Странно, не кипит, а подгорело... - задумчиво сказал брат.
- Наверно готово уже, - предположила я, уже не такая уверенная.
Кое-как просунули ложку поглубже в дюну, выкопали каши на пробу. Сырая, чтоб её!.. Решили варить дальше. Кости к этому времени не просто пригорели, они вплавились в дно кастрюли, сталагмитизировались (как показали последующие раскопки). Варили ещё час.
Нас спасло, что это всё-таки овсянка. Было бы пшено, например, - убежало бы из кастрюли к чертям собачьим... Мы честно пытались потом ЭТИМ кормить Джеррика. Джеррик плакал. Сначала брался кухонный топор с пяткой для отбивания мяса, и как в полено, врубался в кашу, простигосподи. Потом брался самый длинный, широкий и толстый нож (просто хлебный мы таким образом погнули), и этим тесаком выковыривалась каша, простигосподи.
Воняла она, как вся Москва, спаленная пожаром. И, вот кстати, отступающие, изможденные морозом и голодом французы, на нашу кашу, простигосподи, не покусились бы.
Потом приехали родители. Кашу пёс так и не доел, а уничтожить следы собственной глупости и несостоятельности мы не догадались, гении. Чем окончательно разочаровали маму. Нас, конечно, заставили извиняться перед собакой и отмывать полевую кухню. Но это отдельная тема, и нет истории печальнее на свете, честно...
Одно я знаю теперь точно: овсянка - продукт непредсказуемый. Прошло почти 30 лет, но я так и не поняла, как каша, простигосподи, может быть разваренной, сырой и горелой одновременно. Загадка? - "Овсянка, сэр"...
В детстве у меня было много развлечений, непонятных современным детишкам. Например: собирание наклеек и оберегание их от наклеивания.
Самым важным в этом бессмысленном процессе было сохранить наклейку в первозданном виде. Не допускались замахривания уголков, сгибы и повреждения от пачкающе-зловонных субстанций. Хранил я богатства в стерильной коробочке, где веками лежали не наклеенные наклейки, сохраняя свою девственность и чистоту. Я чах над ними, как наклеечный Кощей, оберегая от воздействия солнечных лучей, повышенной температуры и влажности.
Большую часть наклеек составляли безумные рекламные коллажи на непонятных языках, привезенные роднёй с выставок. От мамы коробочка наполнялась анонсами садистских медицинских приборов середины 80-ых годов, от папы - агитационными листовками о том, что фотопленка AGFA - это круто. Однако, наклейки ORWO FILM это тут же опровергали и пытались перетянуть одеяло советского фотолюбителя на себя.
Однажды, к родителям приехали незваные друзья из города Х. Их отпрыск был старше меня и не испытывал трепета перед красотой моей умопомрачительной коллекции. Он бегло ознакомился с содержимым коробки и сделал страшное. Отклеив часть защитной бумажки с задней части одной из наклеек, он обнажил клеящий слой. Затем медленно потрогал эту нежную бумажную плоть пальцем, несколько раз отклеивая его и приклеивая обратно.
Я перестал дышать, парализованный ужасом. Каждое его движение отзывалось агонией в моем разуме и теле. Даже в самых смелых снах я не позволял себе таких актов вандализма. Ненависть смешалась во мне с отвращением. Ярость с отупением. Безысходность и апатия расползлись с поверхности немытой головы до стоптанных пяток.
Закончив мацать чувствительную поверхность, он, как ни в чем не бывало, вернул защитную бумажку на место, бросил наклейку в коробочку и убежал жрать эклеры с тыквенным соком.
Дрожащими руками я принялся прижимать и придавливать бумажку к клеевому слою, но она уже там не держалась. Наклейка стала похожа на полураздетый банан. На облезающего кота. Оскверненная, испорченная, самая любимая. Будто Ленин, лежала она в своем картонном мавзолее на протяжении всего периода моего взросления.