Шёл 2004 год. «Вот еще что, мы тут все в некотором роде копрофаги… Как Вы на это смотрите?» - директор испытующе взглянул на Лавочкина. «Как смотрю? Да это.. нормально смотрю, а чего, нормально» - кто такие копрофаги Лавочкин точно не знал, но решил не заострять разговор на этой теме. «М-да. Ладно, надеюсь, Вы органично вольетесь в наш коллектив» - Матвей Алексеевич посмотрел в глаза Лавочкину, улыбнулся и протянул руку. Лавочкин пожал протянутую руку директора и вышел из кабинета. Так начался его первый рабочий день в ЗАО «Меркурий».
Эту работу Петр Лавочкин нашел в газете «Биржа труда», объявление гласило: «Высокооплачиваемая интересная работа. Постоянно растущий заработок, возможность карьерного роста. Запись на собеседование по телефону…». Уволенный с «ЛМЗ» по сокращению штатов фрезеровщик обрадовался перспективе постоянно растущего заработка и записался на собеседование. Как выяснилось, заниматься ему надо будет следующим – взяв вместительную спортивную сумку и набив ее под самую молнию разнообразными ручками, карандашами, калькуляторами, тетрадками и тому подобным товаром, ходить по различным учреждениям на манер коробейника и осчастливливать жаждущих купить канцтовары потребителей.
«Что еще за копрофаги такие?» - думал Лавочкин, шагая по коридору – «Сектанты, что ли? Хуй их разберет теперь. Ладно, главное, чтобы платили, а там можно тоже копрофагом прикинуться, помасонствовать с ними. Главное что не пидары, уж эти-то наебут в два счета». Петр с горечью вспомнил, как два во всех отношениях приятных человека обещали ему небывалый карьерный рост, огромную зарплату и прочие жизненные блага, а в результате он оказался на улице в Красном селе избитый и опозоренный.
Первую неделю Петр должен был набираться опыта и в качестве стажера ходить в паре с более опытным коробейником. Его наставником стал отставной прапорщик Василий Ильич, которого все звали просто «Ильич». Поздоровавшись, Ильич кинул Лавочкину свою сумку и сказал: «Тебе пока свой товар не нужен, за эту неделю стажерскую зарплату получишь. Будешь мою сумку носить и смотреть в оба, как я работаю. И главное не ссы, у тебя все получится».
Неделя пролетела быстро. Ежедневно около девяти утра, они с наставником встречались у метро и начиналась трудовая деятельность. Ильич шел быстрым шагом, хищным взглядом высматривая вывески учреждений и офисов, Лавочкин семенил чуть позади, таща тяжелую сумку с канцтоварами. Вечером ехали в контору считаться. В пятницу вечером Лавочкина позвал Матвей Алексеевич. Вручив Петру конвертик с его первой зарплатой, директор улыбнулся и сказал: «Ну, я вижу, что стажировка прошла удачно, со следующей недели будешь работать один. М-да. У нас тут завтра будет собрание, я тебе говорил, помнишь, про копрофагов?» - Лавочкин кивнул – «Ты как, с нами?». Лавочкин решил, что надо выяснить наконец, кто же такие копрофаги и ответил: «Ну да, наверное. То есть я хотел сказать да. А как вообще…». Матвей Алексеевич взмахом руки прервал Лавочкина: «Мы обычно собираемся в одной сауне на Просвещения, Ильич знает где. Ты с ним встреться и приезжай. К пол-четвертого, не забудь». «Договорились, Матвей Алексеевич» - улыбнулся Лавочкин.
На следующий день, в три, у метро «Проспект Просвещения» Лавочкин встретился с Ильичем. Выпили по бутылке пива, после чего Ильич с важным видом вручил Лавочкину пластик «Дабл Минт» и пошел ловить машину. В сауну «У Равиля» они приехали в 15-30. «Смелей, Петро» - Ильич подтолкнул Лавочкина вперед – «Сегодня тут только наши будут. Давай вон туда». Они вошли в следующую дверь и попали в раздевалку. Здесь уже сидели раздетые Матвей Алексеевич и еще несколько ребят из «Меркурия». Все весело поздоровались, Лавочкин с Ильичем разделись и, завернувшись в простыни, принялись потягивать минералку. Рыжий парнишка, имени которого Петр не помнил, рассказывал историю про то как он продавал калькулятор семидесятилетнему вахтеру, меркурьевцы ржали. Потом Матвей Алексеевич вспомнил какую-то байку. Лавочкин закурил и принялся пускать кольца, посмеиваясь над историями. Потихоньку подтягивался еще народ.
«Ну что же, все в сборе, ждать больше некого» - Матвей Алексеевич обвел взглядом всех присутствующих. Они сидели в раздевалке за столом, перед каждым была бутылка «Боржоми», стаканчик и ложка. «Не будем забывать зачем мы здесь собрались»- Матвей Алексеевич наклонился и достал из под стола полиэтиленовый пакет с чем-то тяжелым – «приобщимся, так сказать…». Из пакета он извлек закрытое пятилитровое пластмассовое ведро и открыл крышку. В нос Лавочкину шибанул запах говна. «Прошу!» - Матвей Алексеевич театрально взмахнул рукой. Лавочкин изумленно смотрел по сторонам. Казалось, что кроме него происходящее в сауне вообще никого не удивляет. Сидевший рядом Ильич налил себе в стаканчик минералки и взял в руки ложку. «Смелее, юноша!» - Ильич пихнул Лавочкина локтем в бок и первым воткнул ложку в густую желто-коричневую массу. Отковыряв здоровый кусок, Ильич на мгновение подержал его перед глазами, рассматривая, а затем отправил прямиком себе в рот. Оцепеневший Лавочкин смотрел на ведро с говном, не в силах вымолвить ни слова. Примеру Ильича последовали и остальные. Смолкли все разговоры, над столом разносилось только сосредоточенное чавканье и причмокивание. Сотрудники «Меркурия» с удовольствием поглощали говно, запивая его минералкой. Маленький кусочек кала упал с ложки на стол, Ильич подцепил его пальцем и засунул в рот. Лавочкина начало рвать. Отблевавшись, он поднял голову – все взгляды были устремлены на него. Процесс поглощения фекалий прервался. «Я не буду, не могу я… Я пожалуй пойду..» - Лавочкин попытался встать, но ему на плечо тяжело легла рука Ильича.
«Петр, скажи, я тебя спрашивал про копрофагов?» - Матвей Алексеевич посмотрел в глаза Лавочкину. «Угу…» - промычал Лавочкин. «Ты ответил, что у тебя с этим все в порядке. Так… Тебя сюда насильно кто-то тащил?» - директор указал рукой на стол. «Нет» - выдавил из себя бледный Лавочкин. «Тогда что ты тут устраиваешь? Или ты думал – приду, посмотрю на этих дурачков, а сам в стороне останусь? Так что ли?» - Лавочкин молчал, а Матвей Алексеевич все больше распалялся – «Значит так, назвался груздем – полезай в кузов. В твоем случае это значит, что пока ты не примешь участие в нашем мероприятии, ты никуда не пойдешь». Оглянувшись вокруг, Лавочкин понял, что с ним не шутят. Решение Матвея Алексеевича видно пришлось по душе остальным и сейчас они смотрели на него кто с презрением, кто с откровенной издевкой. «Блядь! Ведь сейчас говно жрать заставят, уроды!» - холодный липкий пот струился по телу Лавочкина, выхода не было. Ильич с улыбкой протянул ему ложку – «Ну, сам будешь, как человек, или нам тебя покормить?». «Крепкие ребята» - мелькнуло в голове Лавочкина – «А даже были б и не крепкие, их все равно больше…». С лицом осужденного на казнь он взял из рук Ильича ложку.
Стараясь не дышать носом, Лавочкин, отковырнув небольшой кусочек кала, поднес ложку ко рту. Его мутило, но отступать было некуда. Выдохнув, он положил кусочек в рот и быстро проглотил, запивая минералкой. «Ну нет, это не по-настоящему как-то!» - крикнул рыжий парень. «Да, действительно. Василий Ильич, помоги Петру, покажи ему как надо» - директор улыбнулся. Ильич улыбнулся Матвею Алексеевичу и повернулся к Лавочкину – «Надо, Петро, вот как!». С этими словами Ильич пятерней зачерпнул говно из ведра и сказал: «Ну, открывай рот». «Нет! Гады! Я не буду! Не заставите дерьмо жрать!» - Лавочкин попытался выскочить из-за стола. На него навалились сзади, повалили на пол, сильные руки прижимали его тело, не давая вывернуться. Ильич держал в одной руке ведро, а другой черпал фекалии и засовывал в рот Лавочкину, заставляя глотать. Над всем этим возвышался довольный Матвей Алексеевич.
В запале Лавочкину скормили пол-ведра говна, но директор прервал экзекуцию. Лавочкина подняли с пола и вышвырнули из раздевалки. Вслед полетела его одежда и ботинки. «Больше ты у нас не работаешь!» - услышал Лавочкин напоследок голос Матвея Алексеевича и дверь в раздевалку захлопнулась.
Кое как утерев лицо простыней, Лавочкин оделся и вышел на улицу, его пошатывало. Доковыляв до остановки, он сунулся в открытое окошко ларька: «Охоты крепкой» бутылку». Его послали на хуй и посоветовали купить килограмм жевачек. В другой ларек Лавочкин дал деньги на вытянутой руке и старался не дышать. Домой он шел пешком, прикладываясь к пластиковой бутылке. Бутылка была уже третья по счету, но вкус говна не исчезал - «Блять, все от необразованности! Знать бы кто такие копрофаги, не было бы всей этой хуйни. А ведь нормальная вроде была работа. Э-эх…». Домой он пришел совершенно пьяный и так и не смог объяснить, почему от него воняет говном и где он был.
