Соседи: продолжение
Сквозь болезненные ощущения наблюдать становилось сложнее, но он понял, что изменения в поведении соседки напрямую связаны с ухудшением его здоровья. Чем холоднее было ему, тем лучше чувствовала она себя. Обычно немощная и слабая, она вдруг начинала ходить, не опираясь на палку. Шаг её становился всё увереннее, и в день новой смерти она почти летала по участку, в предвкушении. Стёпка пытался приглядеться касается ли она земли, но зрение изменяло ему к концу очередного приступа, после нескольких дней пронизывающего до костей холода, в какой-то момент, начинающего идти будто изнутри. Когда он с трудом видел забор своего дома, то понимал, что скоро конец. Осталось понять чей. И действительно, исправно в тот же день приходила новость об очередной смерти. Уже к вечеру холод исчезал, зрение возвращалось, а соседка становилась моложе. Совсем незаметно моложе, чтобы не бросаться в глаза односельчанам, но он-то видел всё, наблюдая из первого ряда за этим спектаклем одной актрисы.
Вдруг потемневшие волосы, с утра еще бывшие седыми, соседка повязывала платком. Стёпка припоминал, что раньше она делала это после каждой смерти. Когда зрителей в деревне стало меньше, то стала меньше переживать за декорации. Да и напуганные постоянным присутствием смерти соседи были не так внимательны. Стёпка корил себя за прошлую невнимательность. Почему он понял всё только теперь, когда никого не осталось? Или он знал всё, знал давно, но тянул до последнего, скрывая страшное знание даже от себя? Тогда нет ему, Стёпке, прощения. Часто Стёпка задумывался почему она не убрала его первым, ведь это было самое логичное, но ответа не находил. Может она подпитывалась его страхом, играя с ним как кошка с мышкой, а может ей нравилось иметь зрителя.
Наблюдая за лёгкой рябью воды на любимом озере Стёпка вспомнил предыдущие попытки побега. Первый раз его жёлтый москвич сначала закашлялся, потом зафыркал, а после кряхтя, заглох прямо на горке, на выезде из деревни. По инерции он съехал с горы, но в гордом молчании.
Любовно названный Людой «желток» достался ей в наследство от отца. Стёпка долго ковырялся, пытаясь возродить машину, но, признав поражение, отправился к живому ещё Димке за помощью, попробовали толкать - не завёлся, тогда на прицепе с помощью трёх оставшихся тогда живых мужиков затащили желток в горку. И тот, как только вновь оказался на территории деревни зафыркал вновь и...завелся. Стёпка решил, что дело в горке и повёз желток ко второму выезду из деревни, в сторону трассы, но стоило покинуть деревенскую дорогу, машина снова заглохла. Мужики, уже из интереса ходившие рядом, снова помогли развернуть и толкнуть вредную колымагу. И он снова благодарно зафыркал и завелся, как только въехал в деревню. Тогда Стёпка решил испробовать последний вариант. Больше из желания доказать себе, что чертовщина повторится. Третья дорога шла мимо сельского кладбища, уходя через поля, по убитой просёлочной дороге, в другую деревню. Даже если желток и сможет не заглохнуть, проехать там ему будет всё равно не под силу. Но решено было попробовать - ради чистоты эксперимента. Справа осталось основная территория кладбища, слева потянулись поля, а машина продолжала ехать. Мужики, шедшие сзади, радостно засвистели, празднуя победу. Желток победоносно мигнул фарами, проехал ещё метров сто и заглох. Стёпка вышел и огляделся. Последняя одинокая могила, из тех что разрозненно были разбросаны вокруг кладбища, обречённо смотрела на него. Стёпка плюнул под ноги. Деревня заканчивалась здесь, рядом с этим покосившимся крестом - дальше Желток не поедет.
Вторая попытка уехать продвинулась чуть дальше, но закончилась также - провалом. Пройдя пешком дорогу до трассы, Стёпка поймал попутку. Но стоило ему сесть в машину, как она глохла. На пятой машине Стёпка сдался и решил не задерживать больше водителей. Вернулся обратно пешком. За несколько часов, на пяти разных машинах, ему удалось проехать меньше километра. До ближайшего города было триста восемьдесят три. Вернувшись в тот день домой, он сел на скамейку, облокотился о сруб бани и в упор разглядывал соседский участок. Он поклялся себе, что не отведёт взгляд от её чёрных, непроглядных глаз, если она выйдет во двор. Она, конечно, посмотрит на него. Она всегда смотрит. И подолгу разглядывает его, не стесняясь, как игрушку в магазине. В своих смелых мечтах в тот вечер он даже решил сказать ей всё, выкрикнуть в её наглое, уверенное лицо, что он всё знает, что больше не боится. Но она не вышла.
Только её, конечно же, черный кот пару раз победоносно прошёл по двору, бросив на Степку взгляд не менее пронзительный, чем был у его хозяйки. Кот умел сам открывать дверь в ведьмовской дом: и носом, и лапой, и, даже если дверь была закрыта чуть плотнее обычного, он научился с разбегу прыгать на неё, повисая всем весом на ручке, отчего дверь с легким скрипом поддавалась, пуская его внутрь. Кот часто сидел на крыльце и наблюдал за участком Степки также внимательно, как Степка бывало наблюдал за ведьмовским. Ни разу за несколько лет кот не издал ни звука. Даже когда однажды пьяный Гришка наступил ему на хвост. Через три дня после этого Гришка умер.
Часть соседского участка была скрыта елями. Люда попросила сделать живой щит между ними, ещё во время жизни здесь предыдущих соседей. Тогда высажено было несколько маленьких ёлочек, сейчас окрепших, выросших до двухметровой высоты с широкими, мощными лапами.
Новая соседка понравилась Люде, они подружились и решено было больше не возводить живую преграду. Именно соседка и внушила Люде все эти мысли и сомнения по поводу брака. Люда вдруг поняла, что упускает жизнь, что устала от деревенского быта и вообще семьи. Внезапно захотела она рисовать, вспомнила как тянуло её к живописи в детстве, начала выписывать журналы по искусству, решила ехать в город и поступать на учёбу. Стёпка не мог узнать жену, она вдруг ушла в открывшийся ей внутренний мир, намного более интересный, чем он – её муж.
Перестала Люда заниматься хозяйством и даже иногда забывала приготовить еду, сидя за своими журналами и набросками. Потом началась новая напасть. Помимо поступления она решила возобновить занятия плаванием, по переезду в город, записаться на соревнования и подтвердить свой уже полузабытый статус кандидата в мастера спорта. Все сильнее настаивала она на разводе. Желток спокойно отвёз их в ближайший райцентр, как назло за сто с лишним километров ни разу не заглохнув, заявление на развод было принято тем же ЗАГСом, что поженил их двадцать два года назад. Спустя месяц должна была закончиться процедура развода, после которой Люда планировала сразу уехать, а в ожидании усиленно тренировалась в плавании и много рисовала. Через две недели она утонула.
Стёпка безучастно смотрел на круги на воде, оставшиеся там, где только что нырнул поплавок. Он понимал - все эти воспоминания по кругу и бесконечные проклятия, которые он посылает соседке не помогут. По крайней мере сотни раз до этого не помогли. Надо бежать. И почему в этом Богом забытом месте нет железной дороги... Поплавок резко ушёл вниз и вправо. Стёпа увёл удочку влево, поймав рыбу врасплох, и вытащил карася. Крупная чешуя ослепительно сверкнула на солнце, когда рыбина перевернулась с бока на бок, в попытке сорваться с крючка, но Стёпа оказался проворнее. Пока он снимал карася, то понял, что и сам повторит его судьбу, сам он также давно на крючке, а все его ленивые попытки вырваться всего лишь предсмертная агония. Карась отправился в ведро к собратьям по несчастью, а Стёпка, обернувшись к озеру, ахнул, чуть не упал и в полуобморочном состоянии сел на землю.
В середине озера из воды вертикально торчала зелёная голова, будто её обладатель не лежал, а стоял в воде. Голова тихо покачивалась, будто неприкрепленная к туловищу. Через несколько секунд она сильно затряслась, отчего некоторые водоросли, свисающие с её ушей, упали. Голова забулькала, выплевывая изо рта вязкую, болотную жижу, и открыла глаза. Тряска закончилась, и голова вдруг улыбнулась, да так широко и открыто, что даже глаза её засветились добротой:
- Ну, здравствуй, Степан.
Стёпа, конечно, ничего не ответил. Он сам не понимал, как так вышло, что он ещё сидит на берегу, а не бежит, сломя голову домой. Ноги были не тяжёлыми, их будто вообще не было, поэтому он даже не пробовал встать. И отдалённо в голове набатом стучала мысль, что бежать ему особо и некуда, дома его ждёт нечто похожее, разве что не с такими добрыми глазами: ведьма-соседка или нечто со скрипящим голосом в бане.
Голова нисколько не обиделась на молчание Стёпки, а только шире улыбнулась:
- Слушай меня внимательно, болезный. Бежать тебе надо. За тобой уже идут. В дом не возвращайся. Поздно. Ты сегодня у меня выловил пять плотвичек и карася, должен поймать ещё двух карпов. Я время сокращу, так тебе их отдам. Тебе здесь рассиживаться нельзя. Беги, - голова булькнула, подмигнула и ушла под воду. В эту же секунду из воды выпрыгнули на берег два крупных карпа и забили хвостами о песок.
Стёпка шарахнулся в сторону от рыбин, и бросился в сторону леса, оставив на берегу и ведро со своим нехитрым уловом. Спустя пятнадцать минут быстрого бега, он остановился. Кровь зашумела в ушах, ухание сердца отозвалось в них колоколом. Лес вокруг заговорил птичьим пением, шорохом трав, шумом листвы.
Стёпка вспоминал: большое болото на северо-западе, километрах в десяти отсюда, не такое опасное, но за ним ничего нет, только заброшенная свиноферма и возле него бараки, построенные для сезонных рабочих; болото поменьше совсем близко, оно опаснее, но зато через него можно срезать путь к ближайшей деревне, всего тридцать километров, завтра вечером будет на месте. Если идти к той же деревне, не срезая через болото, то дорога займёт дня три, придётся обходить непролазные участки леса с буреломом. Может все-таки к свиноферме, какое-то время можно переждать в бараках, правда зимовать там - дело гиблое. Без электричества и значит обогревателей. Печей там не предусмотрено, а на одной барачной теплоизоляции долго не продержишься. Да и может снесли их, бараки эти. Решено было идти к болоту поменьше.
За полчаса пути погода резко изменилась. Ветер разбушевался и клонил деревья низко к земле, безжалостно срывая с них ещё совсем летнюю листву. Плотная, зелёная туча висела над болотистой ряской, над торчавшими повсюду стеблями камыша. Зелёные тучи - предвестники самых сильных бурь. Стёпка помнил это ещё из детства, когда отец и мать молились, сидя с ним и братом в подвале, а между громом и молнией не было промежутков, так плотно они шли друг за другом: оглушительные, смертоносные, злые.
Стёпка, стоя над болотом, вспомнил, что никто из деревенских в болоте не погиб, значит такая смерть ещё вакантна. Именно ему может и уготовила её ведьма. Стёпка подошёл к хилому деревцу рябины, растущему у болота, и срезал два кусочка ветки, положил в оба кармана, проверил: в левом - спички, в правом – щепотка соли, которую он носил, уходя в леса или к озеру: для защиты от духов. Опорную палку, побольше и покрепче пришлось искать чуть дольше, но наконец подходящая рогатина была найдена. Опираясь на неё, прощупывая себе путь, он вступил на болото.
Ближняя сопка, покрытая длинной, высохшей травой зашевелилась и начала расти. Мгновенно росла она, и, стоило Степке один раз моргнуть, как перед ним уже стоял плотно сложенный старик, с белыми волосами до пят, но чёрной бородой. Стёпка не стал ждать начала монолога или дальнейших действий. Он посыпал себя солью, бросил в старика заранее приготовленную ветку рябины и зажёг спичку. Не оглядываясь, Стёпка пошёл дальше и только услышал, как тяжело зацокало под весом лешего болото. Стёпка громко засопел, чтобы не слушать других звуков. Внимательно прощупывая свой следующий шаг, он заставил себя не обращать внимания на усиливающееся порывы ветра, и приближающиеся всполохи молнии.
Если бы он поднял глаза, то увидел бы, что чуть поодаль в туче появилась белая полоса - приближался град. Если бы он оглянулся, то заметил бы, что на всём болоте камыши, росшие у нужных кочек, вдруг зарделись изнутри ярко красным светом, как фонарики. Но он смотрел только под ноги, и, потому град застал его врасплох. Падавшие крупные градины казались ему приближающимися шагами взбешенного лешего. Стёпка боялся посмотреть в нужную сторону, и от того придумывал себе вещи пострашнее. Ему казалось, что все кочки уже обратились в леших и весь отряд гонится за ним. Но он продолжал идти, помня, что крохотное болото совсем скоро закончится. А оно не кончалось, будто разрастаясь, играя с ним. Град обступил его плотной стеной. Ледяные градины охладили воздух, дыхание Стёпки начало собираться в облачко пара и тихонько ползти перед ним. Первая градина с горошину попала ему в ногу, вторая – со сливу - в спину, а третья – с яблоко - в затылок. Последняя отключила его, и падая, он думал, как же чертовски глупо умереть, почти выбравшись из болота.
Очнулся он спустя несколько часов. Удар в затылок настиг его уже на твёрдой земле. Светила полная луна и на ближайшем пригорке сидела она: нагая, прекрасная и белоснежная. Такая же какой выловили её в тот день. Лишь вокруг правой ноги чёрной змейкой лежала тень от перетянувшей её водоросли. Она встала перед ним и раскрыла руки в объятии:
- Родной, я здесь.
Как ни велик был соблазн броситься к Люде, он отмахнулся и побежал дальше. Бежал до тех пор, пока белёсый, бесплотный силуэт не исчез из виду совсем. Тогда Стёпа упал на колени и, впервые со дня смерти Люды, заплакал. Ведьма не знала пощады и загоняла его как дикого зверя.
И ей удалось. Появление Люды сбило Степку с пути. Три дня ходил он кругами по лесу. Вспомнилось ему как пытался ускакать из деревни Фома, да лошадь его вдруг сошла с ума, сбросила хозяина и затоптала. Выхода отсюда нет. На четвёртый день голод начал сводить его с ума. Ягоды, которые он срывал, превращались в его руках в волчьи, он в ужасе отбрасывал их, но ладони все равно успевали покрыться. зудящими волдырями. Благородные грибы становились поганками. Решив, что ведьма заколдовала ему руки, он вставал на колени и пытался укусить гриб, но тот в последний миг неизменно превращался в поганку.
Несколько раз в день на пригорках появлялся кувшин с молоком и дымящийся кусок пирога с мясом и грибами. Стёпка понимал, что это игры ведьмы и еда отравлена, демонстративно отворачивался и шёл дальше. Аромат еды пьянил, вытесняя все остальные мысли. На седьмой день Стёпка вышел к обрыву, он совсем запутался где находится, и обречено посмотрел вниз, на закрученные корни и огромные камни внизу. Степка даже примерно не представлял, где он. Проведя в местных лесах всю жизнь, никогда не видел он такого высокого и крутого обрыва, спуск с которого был равен смерти. Он съел несколько грибов. У поганок оказался мягкий, приятный вкус, не отличимый от съедобных грибов. Через несколько часов яд начал действовать и последний закат в своей жизни, Стёпка встретил в полузабытьи. Как только солнце спустилось за горизонт полностью, он, сорвавшись с края обрыва, полетел вниз.
***
Ведьма заплакала. Снова поражение. В очередной раз. Тонким, невидимым жалом укололо в сердце - верный знак новой смерти, вину за которую человек переложил на неё. Она вышла во двор. Некогда ярко-синий дом Степана давно стоял неухоженным, покосившимся, полинявшим. Крупные пласты краски в нескольких местах отвалились, от чего дом был покрытым оспинами. Казалось, он давно заброшен, а не оставлен хозяином чуть больше недели назад. Траву на дворе Степан не косил, она шелестела и ночами, когда другие звуки стихали, напоминала шум моря.
Ведьма выглядела моложе, но усталость в её глазах стирала эту появившуюся вдруг свежесть. Она походила по двору, пытаясь успокоить грусть. Столько лет, а каждая смерть даётся все также тяжело. Почему она с годами не становится черствее? Щелчок пальцами, и она на крыльце Степкиной бани. Толкнув дверь, заходит в предбанник:
- Да-да, я знаю, ты старался. Нет, опять не получилось, - отвечает она стрекочущему, низкому голосу, который что-то бегло рассказывает ей, боясь упустить детали.
Выйдя, ведьма снова щёлкает пальцами. На озере небывалая тишина. Гладь воды не нарушают даже беспокойные насекомые. Призывно щёлкнув языком несколько раз, ведьма замирает и ждёт. Через минуту на поверхность всплывает зелёная голова. Отряхивается, отплевывается и радостно выпучивает глаза:
- Ну что опять всё то же?!
- Всё то же, - обречённо вздыхает ведьма.
- Так я и думал, - расстроилась голова, - Моих карпов он не принял, уже выловленных своих бросил, убежал болезный. Еле-еле я их с берега достать смог. Знаешь, как мне тяжело дается выход на сушу, но не мог смотреть как они там корчатся на берегу. Да я ему самые ценные экземпляры дал: один карпушок восстанавливается. Только его съешь, а он снова обрастает. А второй так вообще в разных рыб превращается. Сегодня у тебя в ухе карп, а завтра глядишь и он уже щука. И оба всегда свежие. Да он с этими рыбинами мог по лесу месяцами ходить!
- И мои пироги есть не стал, - вспомнила ведьма.
- Люди никогда не научатся доверять нам. Мы для них уроды. Думают, мы не можем нести добро.
- Это потому что мы иные. Им просто страшно. Их можно понять. В конце концов в какой-то мере наша вина в этом есть. Моя так точно, - ведьма заставила себя замолчать, слезы комом встали в горле.
- Не вини себя. Паршивая овца всё стадо портит. Ты просто хотела стать матерью. Кто же знал. Ничего когда-нибудь успокоится. Всё пресыщает, - сжала губы голова.
- Мне ли не знать насколько всё пресыщает. Хотя ты тоже в этих делах учёный, - кивает ведьма, - Спасибо тебе. Ты сделал всё, что мог. Я понимаю. Теперь нам дальше ехать, тут всё. Степан - последний был. А тебе спокойных вечных лет жизни. И хороших соседей. Прощай.
- Прощай-прощай, - булькает голова, ныряя на дно.
На болоте печально кричит кулик и ведьма задерживается, прислушиваясь, слишком скорбна и правдива эта трель. Соседняя кочка оживает, растёт, вытягивается и во весь рост, встаёт перед ней старик с длинными белоснежными волосами, похожими на высохшие травы. Он начинает разговор первым:
- Ну и нервные они пошли. Что-то мельчает народ. Слишком пугливый стал.
- Не суди их строго. Это ты устал от жизни, а им всё в новинку, всего мало. Они же все дети. Даже те, у кого такие же седые волосы. Что он учудил тут?
- Да так. Солью обсыпался. Рябиновой веточкой в меня кинул. Все по классике жанра. Они видать читают одни и те же книжки по оберегам и приметам.
- Прости его, - попросила ведьма: - Страх ослепляет.
- Да тут не страх ослепил. Он сам себя ослепил, не оглянулся на меня даже. Я ведь на него не обиделся. Подсветил короткий путь по болоту. К его приходу готовился, лучшие камыши по нужным кочкам расставил. Но где уж там. Он же птица гордая. Я и дальше, через лес, ему лучший путь отметил, но он слушать ничего не захотел. Даже рот мне не дал открыть - дурень. Всё сам. И вот оно как.
- А ты говоришь пугливый...смог бы пугливый дурень идти, не оглядываясь, зная что за ним нечисть, как они говорят, по пятам идёт?
- А то не смог бы?! А не дурень был бы, посмотрел мне в глаза и узнал, что мне, нечисти, как ты изволила выразиться, надо, - обиделся старик.
- Легко сказать, ты из своего болота не вылезаешь, а как бы ты себя чувствовал, если бы сунулся к ним, к людям, а? Молчишь? А тоже страшно было бы тебе. Может ещё не те бы обереги применял. Ты стал забывать, что тоже когда-то был юным, глупым и, конечно, пугливым. На нечисть не обижайся. Я и сама в их глазах нечисть.
- Ну и дураки. Самая чистая ты из всех, кого я знал. Мне есть с чем сравнить, - нежно сказал старик.
- Меня слово нечисть не обижает, а даже умиляет, - засмеялась ведьма звонким, молодым смехом: - Я про себя всё знаю. А ты бы совсем по-другому про меня заговорил, если бы пожил со мной, а не так, редким гостем видел. Так любить удобно. Знаешь есть такое выражение у людей: "не надо путать туризм с миграцией". Кстати об этом, уезжаем мы. Прощай, старик, спасибо тебе.
- Что такое туризм и ми-ми-ми... - пытаясь вспомнить непонятное слово старик задумался и не заметил, что говорит сам с собой.
Ведьма прошлась по лугу, вспоминая проведенные в деревне десять лет. Здесь прошли счастливые годы. Конечно, в масштабах прошедшей её жизни эти десять лет пустяк, мгновение. Но она запомнит их: здесь ей впервые доверился человек, она узнала вкус дружбы, забытый и оставленный в той человеческой жизни, за давностью лет казавшейся чужой. Здесь был период, когда мелькала возможность скорого конца этой затянувшейся истории. Здесь она поймала наконец ощущение дома и покоя. Но теперь…теперь надо начинать сначала. И в тысячный раз проклиная тот день, когда пришли к ней неутолимое желание разделить свою жизнь с кем-то и хищная потребность заботиться, ведьма отправилась в дом. Почему не могла она воплотить свой инстинкт в существе уже рожденном, пусть другой женщиной? Что за эгоистичное желание было продолжить именно себя, любой ценой? Да и кто она была такая, чтобы так рьяно биться за свое продолжение?
Собирая вещи, она плакала. Злые слезы бессилия и собственной несвободы душили её.
В дверь легонько стукнули. Кот спрыгнул с ручки двери и мягко ступая лапками по дровяному полу приблизился к ведьме:
- К чему этот спектакль, Яша? – всхлипывая, прошептала ведьма, - Зрителей ведь уже нет.
- Осторожность никогда не помешает, - Яша потянулся, смахнул с плеча несколько кошачьих волосков, - Ты готова, мама?
- Нет, я не готова, Яша. Я не хочу ехать! не хочу уезжать! Почему ты не отпустишь меня! Неужели тебе мало уже отобранных у них лет!
- Мама! Я только начал жить, а ты будешь мне указывать? - Яков рассвирепел, - Разве мать не должна желать своему ребёнку долгой жизни?
- Не такой ценой, Яша, - закричала ведьма: волосы её расстрепались (ещё вчера седые, они начали темнеть и становиться гуще): - Неужели ты не понимаешь, как сильно сократился возвратный срок. Раньше половину оставшейся жизни убитого делили на нас двоих, а теперь каждому из нас достаётся несколько лишних месяцев. Несколько несчастных месяцев за годы, за десятилетия их жизней. Срок Степана истекал знаешь через сколько?!
- И знать не хочу, - отрезал Яков.
- Не хочешь значит! Ему оставалось сорок девять лет. Сорок девять, Яша! Ты понимаешь, что мы за это получили по три жалких месяца добавки. Это что равносильный обмен?! Через неделю моя голова снова начнет седеть, - ведьма подошла к зеркалу, волосы за время их разговора налились ещё большей чернотой.
- Я не виноват, что ты провернула всё так поздно. Никто кроме тебя не виноват, что на момент сделки ты была стара. Решилась бы завести ребёнка пораньше, стала бы молодой матерью. И всё бы у нас было хорошо. У нас и сейчас хорошо, но тебе всегда надо устроить драму. Эти люди всё равно умерли бы. Я бесконечно иду у тебя на поводу: живём в этих глухих деревнях, тебе видите ли с природой надо родниться. Нахожу тебе вечно соседа, похожего на отца. Всегда с ним мил и всегда оставляю его под конец. Но ты вечно недовольна. Я даже пошёл с тобой на этот дурацкий спор: если ты хоть одного человека сможешь спасти. Любым способом, увести на безопасное расстояние или отговорить, то мы заканчиваем, и я отпускаю тебя. Я даже позволил тебе взять этих прихвостней в помощь! Бригада - три гада, - усмехнулся Яков, - Как ты
не поймёшь, что они пугают людей даже больше. Удивительно, но я думал, что нет существ на всем белом свете, которые настолько же не нравятся людям, как ты. Как тебе удается настроить всех против? Не думала, что если бы ты только научилась ладить с людьми, то все сложилось бы совсем иначе?
- У этих трёх, как ты их называешь гадов, по крайней мере есть душа, - вздохнула ведьма, - Хотя они не были людьми никогда. А ты даже Люду не пожалел, не отпустил её, потому что её отъезд означал бы мою победу и тебе пришлось бы и меня отпустить.
- Мама, ты знаешь, что с Людой был несчастный случай. Мы все горевали, - помрачнел Яков, - Я готов был её отпустить. Я видел, что с ней ты расцветаешь, но готов был. А вот почему твой драгоценный водяной не пришёл на помощь – вопрос.
- Я никогда не поверю тебе относительно Люды. Ты убил её. И убил жестоко. Тем, что она любила. В начале её настоящей жизни, когда она впервые поняла, что значит свобода! – ведьма, сжав кулаки, бросилась на сына, после очередной умерщвленной деревни в ней кипело желание убить его.
- Мама, - Яков захохотал, - Красиииво. Рассуждать о сострадании и нападать одновременно, - он схватил мать за запястья, так что те побелели, - Давай не будем снова по кругу. Где ты оступилась? Может стоило выбирать мне отца более тщательно? Ну чтобы потом не порицать меня им всё детство. И уж какой он увалень, тряпка, неудачник. Не хотела, чтобы я походил на отца?! А я ведь у тебя не такой и есть, мам. Все равно недовольна? Да пожалуйста...Да вот только если он такой ненавистный, то почему из деревни в деревню ты ищешь его образ в соседях. И плачешь, когда он очередной раз умирает у тебя на глазах...Где ты оступилась? А может не стоило заключать сделку со Смертью? Я ведь делаю хорошее дело, мама. Так много нового в анатомии раскрыто за последние столетия, благодаря всем этим людям, но ты видишь во мне только плохое. Хотя у тебя у самой руки по локоть в крови, но вдруг, спустя столько лет в тебе заиграло милосердие. Страшно захотело справедливости? Монстры рождают монстров, мама...
- Яша! - ведьма яростно дернула руки, высвобождаясь из огромных кулаков сына, - сколько можно? Годов, что я тебе накопила хватило бы любому! Но тебе будет мало и вечности! А отца твоего я любила, - вдруг сникла ведьма, - Пусть он был слаб, часто глуп и совершенно неамбициозен, но он был добрый, спокойный и весёлый. Иногда я думаю, что любовь моя на самом деле жалость. Мой уход убил бы его, и я терпела. Ведь было в нём хорошее. Он напоминал мне моего пса из детства.
- Вот уж договорились, - фыркнул Яков, - Отец напоминал тебе пса, и ты его жалела. Отличный повод для создания семьи! Мама, собирайся, я подобрал тебе нового пса. Деревня на сто с лишним человек. Двухэтажный дом и есть место для скота. Ты хотела корову завести. Сосед на отца похож страшно, даже вон больше чем Стёпка был. Кстати, женат и с тремя детьми. Можешь представлять, что это внуки. И давай уже завязывай с этими разговорами. Легче перечислить где ты не оступилась - достаточно просто промолчать, - Яков наклонился и вышел, аккуратно прикрыв дверь.
Он приучил себя никогда не показывать людям, что выходит из себя. И не изменял этой привычке даже когда людей рядом уже не оставалось. В доме матери он мог спокойно кричать и быть собой: всегда лично накрывал его куполом, не пропускающим звук - заклинание, которое ведьма не умела снять, возможно, это помогло бы людям узнать какой её сын на самом деле и приблизить конец их спора.
Ведьма вытащила тяжёлый чемодан на крыльцо. Сын прав если бы она только умела общаться с людьми, располагать их к себе, вызывать доверие, тогда бы всё давно кончилось.
Она вздохнула и щелкнула пальцами.
