Это перевод истории с Reddit

С детства я страдал от апноэ во сне. У моего отца было то же заболевание, поэтому родители не обращали внимания на то, что мы оба задыхаемся во сне. Когда я стал спать в одной постели с женой, она не нашла мой сон очаровательным и заставила меня пойти к врачу. Тогда я начал пользоваться аппаратом CPAP.

В детстве мне всегда снились тревожные сны. Это была своеобразная лотерея: то пугающе безмятежные пейзажи, то ужасающие сцены пыток. То я наблюдал, как по лесистому лугу скачет девушка‑кентавр с телом полуоленя, то видел, как человека медленно грызут и терзают тысячи крыс в комнате, стены которой были из покрытой шрамами затвердевшей плоти. Я никогда не был участником этих событий — я лишь наблюдал за тем, как их переживают другие. Я никогда не хотел делиться своими снами: в последний раз, когда я это сделал, мне пришлось беседовать со школьным психологом и родителями.

Когда я начал пользоваться аппаратом CPAP, мои сны изменились. Я больше не внезапно оказывался в каком‑то месте — я плыл в космосе. Вокруг меня были тысячи звёзд, каждая размером с бейсбольный мяч, и они простирались в бесконечность. Когда я впервые это увидел, я был в восторге. Я двинулся вперёд и поплыл сквозь море звёзд. А потом случайно задел одну из них. Звезда стала расти, пока полностью не поглотила меня. Я приземлился на землю и оказался в поле подсолнухов — таких высоких, что их головки доставали мне до плеч. Блуждая по полю, я нашёл поляну, на которой на мягком футоне лежала женщина. Она посмотрела на меня из тени, которую я отбросил, и на её лице отразилось искреннее недоумение.

— Кто ты? — крикнула она.

Это был первый раз, когда кто‑то заметил моё присутствие, и я испугался. Я побежал назад, пробираясь сквозь поле подсолнухов, пока снова не оказался в океане звёзд. Потом меня разбудил будильник.

Я начал исследовать это пространство каждый раз, когда засыпал, изучая по меньшей мере две звезды за ночь. Всё было так же, как в моих прежних снах: с вероятностью 50 % это оказывалось либо кошмаром, либо приятным сновидением. Однажды я увидел человека на беговой дорожке: он бежал, одновременно отдирая окровавленные ступни от ленты, которая постоянно сливалась с ними. И тому подобное. Я всегда думал, что попадаю в сны и кошмары других людей, которые вскоре, как и я, проснутся.

Однажды ночью я оказался во сне маленькой девочки, лет шести. Это был день рождения во дворе: воздушные шары, большой пластиковый стол, огромный пятиэтажный шоколадный торт и множество угощений вокруг. Спагетти, шашлычки, жареная курица — всё, что обычно бывает на детских праздниках. Единственное, что меня напугало, — у всех остальных на вечеринке не было лиц. У детей и взрослых были волосы и одежда, но лица были совершенно пустыми, и они просто стояли и смотрели на девочку. У девочки были светло‑каштановые волосы и россыпь веснушек, она набивала рот тортом и курицей. У неё были ярко‑зелёные глаза. Когда она увидела меня, она возбуждённо затараторила и схватила меня за руку, чтобы я присоединился к ней. Я не хотел оставаться, но она взяла кусок торта, насколько большой смогла, и вложила его в мою руку. Я остался и поел с ней. Для меня еда не имела вкуса, поэтому ей она нравилась больше, чем мне. Потом я проснулся. На работе я увидел фотографию этой девочки на экране: она была мертва уже шесть месяцев, её тело нашли в подвале вместе с двумя другими. Я смотрел на её зелёные глаза на размытой фотографии — снимок был сделан в день её рождения, с кусочками шоколадного торта на веснушчатом лице.

После этого я пытался разговаривать с теми, к кому попадал во сны. По крайней мере, с теми, кто находился в спокойных местах. И я подтвердил свою теорию: они были мертвы, некоторые — дольше других. Один старик в домике, похожем на гриб, не имел фамилии, он называл себя сыном Робина. Какое‑то время я смирился с этим и перестал искать их некрологи. Я ничего не мог сделать: они застряли в своих маленьких мирах — либо в полном блаженстве, либо в абсолютном отчаянии. Всё, что я мог, — приходить и разговаривать с ними. Все люди в спокойных мирах были очень дружелюбны и добры. Они предлагали мне кофе, чай, еду — всё то, что я не мог ощутить на вкус, но всё равно наслаждался. Я спрашивал их о том, как они жили, но они не помнили. Они знали свои имена, но это было всё. Думаю, я понимал почему: проще быть счастливым, когда не знаешь, чего лишился.

Во время одного из своих путешествий я оказался в плоском туманном месте. Пол был из чистого бетона, а небо — чёрным как смоль. Прогуливаясь, я нашёл мальчика, спящего на кровати. У него были длинные волосы, разметавшиеся по подушке, но я не мог разглядеть его лица. Когда я позвал его, он не проснулся, и я ушёл. На работе я увидел, возможно, его: пропал шестнадцатилетний парень с длинными волосами. Я понял, что должен помочь — хотя бы попытаться найти, где он был в последний раз. Я начал искать среди звёзд. Раньше я никогда не пытался посетить одно и то же место дважды, но на этот раз пришлось. Это заняло две ночи: я искал среди каждой звезды как можно быстрее, пока снова не нашёл его в тёмном туманном мире. Я подбежал к нему и стал будить, тряся за плечи. Я кричал ему: «Ты помнишь, где был до того, как попал сюда?»

Он был сонный, не хотел просыпаться, но я продолжал трясти его, пока он не сел на кровати. Я спросил его имя и где он живёт — это совпало с тем, что сообщали в новостях, но когда я спросил, где он был до того, как оказался здесь, он ничего не смог вспомнить. Я оставался с ним как можно дольше, пытаясь восстановить его путь. Он помнил, что должен был перейти в старший класс, что над ним издевались и что он хотел исчезнуть. Он бродил по городу, и тут его память обрывалась. Я опасался худшего и спросил, где он обычно любил проводить время. Он сказал, что на мосту на окраине города, над рекой. Когда я проснулся, я взял телефон и позвонил, сказав, что он может быть у реки. Я положил трубку, прежде чем они успели спросить, кто я, и стал ждать новостей. В ту ночь его нашли: его тело снесло течением, и его обнаружили в другом городе.

Я пытался помогать и дальше, но максимум, что мне удавалось узнать, — где они были в последний раз. Это не помогало в случаях похищения. В какой‑то момент я перестал хотеть засыпать. Мне не хотелось плавать в этом пространстве, зная, что я лишь помогаю находить их тела и не могу сделать для них ничего большего. Однажды я случайно уснул без аппарата CPAP и снова оказался в раю той маленькой девочки. Она бегала с безликими детьми, играя в догонялки. Вскоре она заметила меня и попросила присоединиться. Мы поиграли немного, поели шашлычков и жареной курицы, пока я снова не проснулся.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я ехал уже четыре часа из шести запланированных, когда понял, что нужно остановиться. Не только заправиться, но и потому, что меня буквально клонило в сон. Глаза то и дело на полсекунды закрывались. Знакомое ощущение: моргнул — и вдруг обнаруживаешь, что проехал на полсотни футов дальше, чем думал. Я прибавил музыку и опустил стекло, но холодный воздух помог лишь на несколько минут. Нужен был кофеин.

Шоссе было пустым. Я не видел ни одной машины уже как минимум двадцать минут. Когда впереди замаячил свет вывески заправки, я почувствовал облегчение. Это было одно из тех старых независимых заведений, не сетевая точка. Такое, что выглядит так, будто его не обновляли с восьмидесятых. Одинокое здание, два насоса перед ним и вывеска, расписанная от руки: «Последняя остановка на 70 миль».

Я подъехал и припарковался у насоса. На стоянке была только потрёпанная грузовая машина, припаркованная сбоку от здания. Я подумал, что она, наверное, принадлежит тому, кто работает в ночную смену. Я вышел, размял ноги и залил бак. Оплатил на колонке и направился внутрь.

Мне стоило просто вернуться в машину и уехать. Но мне нужен был кофе. И нужно было в туалет. Поэтому я зашёл внутрь.

Магазин был небольшим. Несколько рядов с закусками и автотоварами. В дальнем углу — стойка с кофе, стеклянные кофейники, которые, похоже, стояли на подогреве уже несколько часов. У задней стены — холодильник с газировкой и энергетиками. Освещение было резким, флуоресцентным, от него всё выглядело как‑то неестественно.

За прилавком стоял продавец. Ему было, наверное, около пятидесяти, редкие седые волосы и лицо, которое, казалось, не знало сна уже несколько дней. По телевизору шла поздняя рекламная передача, звук был приглушён. Когда я вошёл, он поднял взгляд, и что‑то в его выражении изменилось — всего на секунду. Казалось, он удивился, увидев меня. Или встревожился.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Привет. Просто возьму кофе.

Я прошёл в дальний конец и налил себе чашку. Кофе был пережаренный и горький, но мне было неважно. Мне нужен был кофеин, чтобы продержаться следующие два часа. Ещё я взял шоколадный батончик и отнёс всё к прилавку.

Продавец медленно пробил чек. Он то и дело поглядывал за мою спину, в сторону окон — на мою машину.

— Едете один? — спросил он.

— Да.

— Долгая поездка?

— Ещё несколько часов.

Он кивнул, но больше ничего не сказал. Снова уставился в окно. Я обернулся, но там ничего не было. Только моя машина у колонки. Пустое шоссе вдали.

— Что‑то не так? — спросил я.

Он долго смотрел на меня. Потом протянул через прилавок лист бумаги. Салфетку. На ней было написано от руки:

«За вами следят. Не возвращайтесь к машине».

Я уставился на салфетку. Потом снова на него. Его лицо было совершенно серьёзным.

— О чём вы говорите?

Он поднял руку:

— Говорите тише. Посмотрите на монитор.

Он указал на небольшой экран системы видеонаблюдения, закреплённый на стене за прилавком. На нём было чёрно‑белое изображение парковки. Моя машина была там.

И рядом с ней стоял кто‑то.

У меня внутри всё оборвалось. Фигура стояла со стороны пассажира, просто смотрела на магазин. Я не мог разглядеть никаких черт. Человек был в тёмной одежде, лицо скрывала тень.

Я резко обернулся и посмотрел в окно.

Там никого не было.

Только моя машина. Пустая стоянка. Ничего.

Я снова посмотрел на монитор. Фигура по‑прежнему была там. Стояла на том же месте.

— Что за чёрт, — прошептал я.

— Она не видна, если смотреть напрямую, — сказал продавец. — Только на камерах. Не знаю почему. Не знаю, что это. Но я знаю, что случается с теми, кто выходит, когда она ждёт их.

Моё сердце бешено колотилось. Я снова посмотрел в окно. Ничего. Снова на монитор. Фигура переместилась. Теперь она была ближе к передней части моей машины. Всё так же смотрела на магазин.

— Это безумие, — сказал я. — Это какая‑то шутка.

— Хотел бы я, чтобы это была шутка. — Он достал из‑под прилавка папку. Внутри были распечатанные газетные статьи. Сообщения о пропавших без вести. Заголовки о телах, найденных на шоссе.

— Четыре человека за последние восемь месяцев, — сказал он. — Все они останавливались здесь поздно ночью. Все они возвращались к своим машинам, даже после того, как я их предупреждал. Их находили в нескольких милях дальше по шоссе. Машины стояли посреди дороги. Двигатели работали. Водители сидели на своих местах. Глаза открыты. Никаких следов насилия. Судмедэксперт сказал, что их сердца просто остановились.

Меня охватила слабость. Это не могло быть правдой. Я посмотрел на статьи. Фотографии жертв. Молодая женщина. Мужчина средних лет. Пара лет тридцати. Реальные люди. Реальные смерти.

— Почему полиция ничего не сделала? — спросил я.

— Что она могла сделать? Нет ничего, что можно расследовать. Нет признаков преступления. Нет свидетелей. Просто люди умирают на пустынном участке шоссе. Такое случается постоянно. Они списывают это на усталость или проблемы со здоровьем.

Я снова посмотрел на монитор. Фигура была ещё ближе. Теперь она стояла прямо перед моей машиной.

— Сколько она обычно остаётся? — спросил я.

— Обычно до рассвета. Иногда дольше. Но если вы останетесь внутри, вы в безопасности. Она не может зайти сюда.

— Почему?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Я перестал задавать такие вопросы несколько месяцев назад. Я просто знаю правила. Оставайтесь внутри, когда темно. Не выходите на стоянку. Дождитесь рассвета.

Я хотел возразить. Хотел сказать, что он сумасшедший. Но я не мог объяснить фигуру на мониторе. Не мог объяснить, почему её не было, когда я смотрел своими глазами.

— Хорошо, — сказал я. — Я подожду.

Он явно обрадовался:

— Правильно. Разумно. Можете посидеть в задней комнате, если хотите. Там есть диван. Есть журналы. До рассвета осталось около четырёх часов.

Он подошёл к входной двери и запер её. Звук засова громко раздался в тишине магазина.

— На всякий случай, — сказал он. — Иногда люди паникуют и пытаются убежать. Так вы не сделаете ничего глупого.

Что‑то в том, как он это сказал, заставило меня почувствовать себя неуютно. Но я убедил себя, что он просто осторожничает. Он пытался помочь.

Я сел на табурет у прилавка. Продавец снова уставился в телевизор с рекламой. Каждые несколько минут я поглядывал на монитор. Фигура всегда была там. Иногда в другом положении. Иногда ближе к зданию. Но всегда там.

Примерно через час я спросил, можно ли мне в туалет. Он указал на дверь в дальнем конце магазина:

— Прямо туда.

Я встал и пошёл к ней. Проходя мимо прилавка, я снова взглянул на монитор видеонаблюдения. Что‑то было не так. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, в чём дело.

Время на экране.

На записи было 23:47. Но сейчас было уже после трёх утра. Я проверял телефон, когда зашёл внутрь. Было точно уже после двух.

Я остановился. Внимательно посмотрел на монитор. Запись не была прямой. Это был повтор. Те же несколько минут проигрывались снова и снова.

Кровь застыла в жилах.

Я посмотрел в окно на свою машину. На этот раз внимательно.

Там никого не было. Там никогда никого не было.

Я старался говорить спокойно:

— Эй, какое время показывает камера?

Он не ответил сразу. Когда я обернулся, он стоял прямо за мной.

— Вам стоит сходить в туалет, — сказал он. Его голос изменился. Стал более ровным. — Вы уже давно терпите.

— Время на экране неправильное, — сказал я. — Запись старая.

Его выражение лица не изменилось. Он просто смотрел на меня своими усталыми глазами.

— Вы видели статьи, — сказал он. — Вы видели, что происходит с людьми на этом шоссе.

— Они могли быть откуда угодно. Кто угодно мог их распечатать.

Он шагнул ко мне. Я отступил.

— Вам стоит остаться, — сказал он. — Там небезопасно.

Я посмотрел на дверь. Заперта. Чтобы открыть засов с этой стороны, нужен ключ.

— Где ключ? — спросил я.

— Я не могу позволить вам уйти. Не до утра. Для вашей же безопасности.

Я отступил ещё дальше. Рука нащупала ручку двери в заднюю комнату. Я распахнул её и шагнул внутрь.

Это была не комната отдыха.

Это было складское помещение. Тусклый свет единственной лампочки. По стенам — стеллажи. А на стеллажах — коробки. Десятки коробок. На каждой была указана дата.

Я открыл ближайшую.

Внутри лежал кошелёк. Телефон с треснутым экраном. Набор автомобильных ключей. Водительские права. На фото была

молодая женщина. Светлые волосы. Улыбается.

Я узнал её лицо — оно было на одной из статей.

Я открыл другую коробку. Другие вещи. Другие права. Мужчина средних лет.

Он не предупреждал тех людей. Он их забирал.

Я услышал шаги за спиной. Обернулся. Он стоял в дверном проёме, загораживая выход.

— Они всегда догадываются, — сказал он. — Но к тому моменту уже слишком поздно. Здесь нет сотовой связи. Ближайший город — в сорока милях. Никто не услышит, как вы кричите.

В руке он держал что‑то. Отрезок верёвки.

Я отступил к стеллажам. Рука нащупала что‑то тяжёлое. Гаечный ключ. Старый, ржавый, но прочный.

— Вам не стоит этого делать, — сказал он. — Будет проще, если вы просто подчинитесь.

Он шагнул вперёд.

Я ударил.

Гаечный ключ врезался в бок его головы. Он пошатнулся, ударился о стену. Я не стал ждать, чтобы увидеть, упал ли он. Пробежал мимо него через дверной проём в основной зал магазина.

Входная дверь по‑прежнему была заперта. Я схватил табурет у прилавка и ударил им по стеклянному окну. Оно треснуло, но не разбилось. Я ударил снова. И ещё раз.

Я слышал, как он поднимается позади меня. Как ругается.

Третий удар пробил стекло. Я выбил оставшиеся осколки табуретом и вылез через оконную раму. Осколки порезали руки и ноги, но мне было неважно. Я упал на асфальт снаружи и бросился к своей машине.

Ключи всё ещё были у меня в кармане. Телефон лежал в подстаканнике, где я его оставил. Я забрался внутрь и запустил двигатель. В зеркале заднего вида я увидел, как он выбирается через разбитое окно.

Я вдавил педаль в пол.

Я ехал час без остановки. Когда наконец остановился на площадке для отдыха, мои руки так дрожали, что я едва мог держать телефон.

Сейчас я сижу в машине. Двери заперты. Двигатель работает. Я позвонил в 911. Они отправили кого‑то на заправку. Мне сказали оставаться на месте и ждать офицера, который примет моё заявление.

Я постоянно проверяю зеркала. Всё жду, что увижу позади себя свет фар.

Солнце уже поднимается. Я вижу, как небо на горизонте становится серым. Я должен чувствовать облегчение, но не чувствую.

Потому что, когда я выбирался через окно, когда бежал к машине и оглянулся на магазин, я увидел монитор видеонаблюдения сквозь разбитое стекло.

Фигура по‑прежнему была на экране. Стояла на стоянке. Но уже не рядом с моей машиной.

Она стояла ровно там, где стоял я, когда разбил окно.

Я не знаю, что он показывал на том мониторе. Не знаю, была ли это действительно запись или что‑то совсем иное. Не знаю, придумал ли он всё это, чтобы напугать людей и заставить их остаться, или в его лжи была какая‑то доля правды.

Всё, что я знаю, — я никогда больше не поеду по этому шоссе. И если вы когда‑нибудь увидите вывеску заправки «Последняя остановка на 70 миль» — проезжайте мимо.

Что бы там ни ждало, вы не захотите это узнать.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Наступило утро. Я поворачиваю голову — Паши нет на своём месте, его спальник пуст. Я поднимаюсь и вижу, что на столе стоит керосиновая лампа с зажжённым фитилём. Я тушу лампу, затем подхожу к двери в соседнюю комнату и открываю её — Паши там нет. Я вспоминаю сон, и у меня возникает нехорошее предчувствие. Я решаю, что буду действовать строго по распорядку, и собираюсь на пробежку.

На улице пасмурная погода. Небо закрыто тучами, а местами тайга укрыта плотным серым туманом. Воздух холодный и будто пропитан влагой. Этот сон и мрачная погода — всё это портили моё настроение. Я пробежался до водопада, искупался, и только после ледяной воды ко мне вернулось состояние уверенности и тонуса.

«Чёрт с ним, с этим Пашей», — подумал я, одеваясь. — «Надо будет — появится, не маленький». Но когда я побежал обратно, то надеялся, что Паша уже вернётся. Но его не было.

Я занялся хозяйством, потом пошёл готовить завтрак. Когда сидел и ел кашу, вдруг раздался удар в дверь. Было такое ощущение, будто в неё что-то бросили. Я встал, подошёл к двери и осторожно открыл её. На пороге лежала дохлая ворона. Я быстро спустился с крыльца и огляделся по сторонам — я был почти уверен, что это дело рук Паши. Но его нигде не было. До опушки леса далеко — оттуда не докинуть. Я решил проверить вокруг дома, обежал его, но никого не увидел.

— Паша! — закричал я, и эхо моего крика разлетелось по горам.

— Я тебе задницу надеру, — добавил я вполголоса.

Взяв два полена со двора, я зажал ими ворону, отнёс за баню и бросил подальше в сторону леса. Пока я возвращался к дому, у меня было ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Я остановился на пороге и вгляделся в лес. Ощущение тревоги меня не покидало. Скорее всего, у Паши снова поехала крыша, как в прошлый раз, и он теперь чудит. Но, может быть, что-то ещё. Мне вспомнились слова Садыбая про Чёрного Шамана и про то, что он не забудет меня и захочет отомстить. Может, он опять похитил Пашу и теперь охотится за мной?

Я отправился в баню, взял из предбанника топор, вернулся в дом и хорошо помыл руки с мылом. Позавтракав, я вышел во двор и продолжил пилить и колоть дрова. Но чувство тревоги не покидало меня, и мне казалось, что за мной наблюдают. Я вдруг вспомнил, что меня успокаивало, когда я злюсь:

— Только подойди сюда, что бы ты ни было, и я уничтожу тебя, — проговаривал я про себя, пока колол дрова. Это меня заводило, и вместо страха появлялось некое звериное чувство. Но я всё равно останавливался и подолгу оглядывался по сторонам.

Поработав до обеда, я вошёл в дом. Нужно было пообедать, но, так как Паша так и не пришёл, я решил разогреть его утреннюю порцию и доесть её. В доме закончилась вода, я взял ведро и пошёл набрать воды в бане. Налил из фляги воду в ведро и пошёл обратно к дому. Небо стало тёмно-серое, и от этого казалось, что уже наступили сумерки. Я вошёл в дом, сразу залил воду в рукомойник, поставил ведро на деревянный табурет и, подходя к столу, замер на месте — на столе лежала дохлая ворона.

Я несколько секунд пялился на неё, не отводя взгляда. Затем схватил топор и выбежал на улицу, снова обежал вокруг дома — никого не было. Мне казалось, что я схожу с ума — я не мог рационально объяснить всего этого. Никто не смог бы подкинуть ворону в дом и убежать: я бы всё равно его увидел. Оставалось проверить только одно место.

Я вошёл в дом и прислушался — стояла полная тишина. По телу непрерывно бегали холодные волны. Я подошёл к двери в соседнюю комнату и, задержав дыхание, медленно открыл её. На полу, спиной к двери, сидел Паша — так, как я видел его в последний раз. В сумерках комнаты его неподвижная фигура выглядела ещё более устрашающе.

Меня всего сковало от страха, но я вспомнил, что злость и ругательства весь день помогали мне. Я всё ещё надеялся, что это просто злой розыгрыш.

— Встань, — хотел сказать я грозно, но звук застрял в горле, и вместо этого получился только тихий хрип.

Паша не шевелился. Я тоже не собирался сдаваться.

— Встань, — сказал я уже громче и чётче.

Вдруг Паша стал медленно подниматься — и делал он это точно так же, как та женщина: будто это не человек, а тряпичная кукла. Моё тело сковало от страха. Паша так же неестественно медленно развернулся вокруг своей оси, и я увидел его лицо — оно было мертвенно-бледным, как у трупа, с пятнами нагноения, а на глазах у него была повязка из мешковины. Но он смотрел прямо на меня — я это чувствовал. Топор выпал из моей ослабшей руки, и я услышал его глухой стук об пол.

— Помоги мне, — вдруг раздался голос из его рта. Это был не голос Паши — он был каким-то утробным, хриплым, и в нём была мольба, но она ужасала. Я почувствовал смрадное дыхание из его рта.

Я не знал, что мне делать. Я замер на месте, не понимая, как поступить.

— Помоги мне, — ещё раз раздался голос изо рта Паши. Было ощущение, что его тело используют как марионетку, а голос принадлежит совершенно другому существу.

Я понял, что Паше нужна помощь, что он в беде, но меня останавливало какое-то чувство опасности.

— Помоги мне, — вновь раздался голос, и в нём было столько мольбы и страдания, что я тут же решил: нужно помочь, нужно вытаскивать Пашу из этого всего. Я сделал шаг вперёд и вдруг вспомнил про Проводника. Мне показалось, что я смогу сейчас обратиться к нему за помощью, и он подскажет, что делать.

Как только я подумал о нём, то почувствовал внутри знакомое ощущение его присутствия — на границе страха и воли. Я мысленно обратился к нему: «Что мне делать?»

И тут же почувствовал его ответ: «Беги. Ты в опасности». Это не Паша.

Существо будто догадалось об этом: оно открыло рот, и из него вместе со смрадной гнилой вонью раздался ужасный нечеловеческий крик — такой же неестественный, будто его источник было какое-то животное или птица, кричащая человеческим голосом:

— Артёёёём…

И в ту же секунду лицо Паши превратилось в лицо той самой женщины с чёрными глазами, впалым беззубым ртом и рогами на голове. В этот момент я подумал только о том, откуда оно знает моё имя, но тут же, не выдерживая того ужаса, который это существо вселяло в меня, я закричал, обращаясь к Проводнику:

— Унеси меня отсюда!

В тот же момент я вдруг оказался на берегу реки — той, из моего сна. Я стоял на камнях и смотрел на тёмную воду и тёмные камни. Небо было тоже чёрное, но всё было видно, как днём. Неожиданно я почувствовал себя в безопасности, несмотря на это мрачное место. Я смотрел на воду и понимал, что это мёртвая вода и всё вокруг тоже мёртвое. Это было отражением реального мира, его калька, но в ней совершенно не было жизни — всё было только бутафорией. Всё вокруг вызывало сильную печаль.

Я пошёл по берегу и чувствовал, как мои ботинки проваливаются в этот бутафорский, мёртвый снег, не оставляя никаких следов. Мне, с одной стороны, хотелось выбраться отсюда, но какая-то душераздирающая тоска заставляла меня остаться. Я остановился, смотрел на бегущую воду и слышал её журчание — но и оно было бутафорским, ненастоящим.

Я поднял голову и вдруг увидел знакомого. Это был мой друг Тимур, которого я не видел очень давно, и я удивился, встретив его здесь. Я подошёл к нему, и он поднял свои глаза на меня, но в них не было радости от встречи — какая-то застывшая мольба, просьба, но о чём — непонятно.

— Тимур, что ты здесь делаешь? — спросил я его. Я так давно его не видел, но он совершенно не изменился: те же восточные черты лица, тонкие губы, кривая ухмылка, ямочки на щеках и морщинки в уголках глаз — только глаза были очень грустные.

— Да что тут делать? — ответил он обречённо. — Тоска зелёная.

Мне стало его жалко, захотелось ему помочь.

— Тимур, пойдём отсюда, — предложил я ему, представляя, как мы сейчас пойдём, сядем за стол, заварим крепкий чай, и он расскажет одну из своих удивительных историй.

— Да ладно, чё кайфуешь что ли? — произнёс он одну из своих коронных фраз, означающую, что я говорю ерунду.

Я хотел возразить, но вдруг что-то еле уловимое пронеслось у меня в голове — будто я забыл что-то важное. Я нахмурился, пытаясь вспомнить, а Тимур всё так же смотрел на меня со своей фирменной ухмылкой. И тут я вдруг вспомнил.

— Ты же умер? — произнёс я. Я вспомнил, что Тимур умер много лет назад, и невероятная грусть, какая-то боль защемила сердце от этого воспоминания. Я смотрел в его печальные глаза, и мне так хотелось помочь ему, но я понимал, что не могу ничего сделать. Слёзы выступили у меня в глазах, и я покачал головой. Я больше не мог выдерживать всей этой боли и произнёс:

— Я хочу домой.

МКАД в три часа ночи — это река света. Фуры, такси, редкие стритрейсеры. Я влился в поток, стараясь быть невидимым. Средняя скорость, средний ряд. Моя старая «бэха» идеально терялась на фоне уставших машин, везущих грузы в замкадье. Но у меня был пассажир. Невидимый, но тяжелый. Мой «Рабочий» телефон. Тот самый Pixel. Я сбросил настройки, да. Но для серьезных людей этого мало. IMEI — уникальный отпечаток железа — остался. Пока этот кусок пластика и микросхем у меня в кармане, я — мишень на карте биллинга. Я свернул на заправку. Не на сетевую, с камерами и ярким светом, а на какую-то безымянную колонку на съезде в промзону. Остановился в тени, подальше от будки кассира. Достал телефон. В последний раз посмотрел на черный экран. Сколько он весил? Грамм двести? В этих двухстах граммах была вся моя империя. Мои связи, мои маршруты, моя власть. Сейчас я держал в руках труп своего прошлого. Я достал из бардачка молоток. Это не вандализм. Это санитарная норма. Удар. Стекло покрылось паутиной. Удар. Корпус хрустнул. Удар. Искры от аккумулятора. Я бил методично, превращая умную технику в крошево из кремния и пластика. Я уничтожал улики. Я убивал свидетеля. Останки я ссыпал в пустую пачку из-под сока. Выброшу её через пятьдесят километров, в лесу. Сим-карту я сжег зажигалкой еще в машине, глядя, как плавится чип. Маленький золотой квадратик, который знал обо мне больше, чем родная мать. Теперь я был чист. Цифровой призрак. Никакого GPS. Никакого сигнала. Только я, дорога и сумка с деньгами. Я снова выехал на трассу. Чувство было странным. Смесь паники и эйфории. Мы привыкли быть на связи. Мы привыкли, что мир знает, где мы. Когда ты исчезаешь с радаров, ты чувствуешь себя так, будто вышел в открытый космос без скафандра. Вокруг вакуум. Никто не придет на помощь. К утру я добрался до «Лёжки». Это была не элитная квартира в ЦАО. Это была убитая «двушка» в спальном районе Балашихи, которую я снял полгода назад через подставное лицо за наличку. Ободранные обои, запах жареной рыбы в подъезде, окна на шумную эстакаду. Идеальное место. Здесь не ищут миллионеров. Здесь ищут только закладки под подоконником и дешевый алкоголь. Я занес сумку. Бросил её на продавленный диван. Щелкнул замком. Всё. Я в домике. Я подошел к окну, не включая свет. Отогнул край пыльной шторы. Внизу просыпался город. Люди шли на остановку, ежились от холода. Они ехали на работу, чтобы заработать свои тридцать тысяч. Я посмотрел на сумку. Там лежало то, ради чего они будут работать всю жизнь. Я украл их мечту. Я украл свою свободу. Но почему, глядя на этот серый рассвет, я чувствую себя не победителем, а загнанным волком, который просто успел добежать до норы, прежде чем егеря спустили собак? Я лег на диван прямо в одежде. Нужно было поспать. Хотя бы пару часов. Потому что когда я проснусь, начнется охота. И я в ней — главный приз.