НуСааш:

– Когда почую, что ты кайф от рыбалки словила.

Цыпа:

– А как ты узнаешь, что уже словила?

НуСааш:

– Так же, как узнаЮ, когда у тебя оргазм настоящий.

Дверь хаммера захлопнулась, и он свалил в сторону Ершовки.

Цыпа(растерянно сама себе):

– Когда оргааазм настоящий? Так что же это, значит, никогда?

Старательно запутав леску, Цыпа выплюнула на ладонь жвачку, обваляла ее в трухе почти пустой пачки чипсов:

– Глукомат Натрия, млять, и для рыб глукомат!

....насадила полученную массу на крючок, и забросила спиннинг в пруд. Весь, разумеется.

Через половину подкаста по курсам по самосовершенствованию личности, спиннинг, плававший посередке пруда, вдруг стремительно пошел ко дну.

Цыпа(радостно захлопав в ладоши, и подпрыгнув так, что шпильки лабутенов до основания вонзились в береговую жижу):

– Клюет!

На скрежет накладных ногтей друг об друга, из глубин "Алешкинского" пруда, со спиннингом в правой руке, и авоськой, полной живых раков в левой, медленно выходил на берег рябой тощий старик, эпично поправляя тупым концом спининга растянувшуюся майку-алкоголичку...

Цыпа(охнув):

– Вот жеж блеать!

Мужик:

– А я – Петрович.

— Дикари, что с них взять, — буркнул капитан. — Спроси, есть ли у них золото.

Но тут по берегу потянул Ветер. Нежный, сладковато-пряный аромат, в котором угадывались ноты ванили, жареного миндаля, дорогого мускуса и чего-то неуловимо соблазнительного. Аромат, перед которым меркли все благовония Востока.

Источник запаха был обнаружен быстро. И он поверг команду в ступор. Это была… куча. Обычные, если не вдаваться в детали, экскременты, оставленные туземцами. Но пахли они как пир богов.

Началось безумие.

Сначала матросы, движимые голодом и любопытством, попробовали. Их крики восторга разнеслись по всему лагерю. Оказалось, что не только запах, но и вкус был божественным. Нежная текстура, сложный букет с фруктовым послевкусием… Это было лучше, чем любое блюдо при дворе французского короля.

Вскоре была продегустирована и моча туземцев — прозрачная жидкость с ароматом тропических цветов и вкусом нектара.

Капитан Годфруа, человек прагматичный, увидел в этом не кризис санитарии, а коммерческую возможность. «Представьте, — вещал он своему писарю, — мы везём в Европу не перец и не шафран, а… элитные экскременты! Их будут добавлять по щепотке в пищу папам и императорам! Мы станем богаче Медичи!»

Но апогей абсурда наступил, когда корабельный лекарь, человек науки, решил исследовать физиологию туземцев более тщательно. Он заметил, что во время их бурных и публичных совокуплений воздух наполнялся ещё более опьяняющим ароматом. Собрав образцы, он пришёл к капитану с горящими глазами.

— Капитан! Их… э-э-э… «семя жизни» пахнет мёдом и имбирём! А женская «роса страсти»… о, это нечто! Это смесь клубники, сливок и чего-то такого… божественного! Это вкуснее всего, что мы тут пробовали!

Идея торговли специями отошла на второй план. Теперь стояла новая, более сложная задача: наладить добычу этого «эликсира».

Переговоры, естественно, провалились. Язык жестов не был рассчитан на фразу: «Мы дадим вам бусы, если вы займётесь любовью перед нами и поделитесь результатами». Туземцы, хоть и аморальные с точки зрения европейцев, были своенравны. Они делали что хотели и когда хотели.

Тогда Годфруа пошёл на штурм. Не для убийства, нет. Для похищения и организации «фермы».

Картина была сюрреалистичной: рыцари в латах и матросы с сетями пытались загнать визжащих и уворачивающихся уродливых туземцев в специально построенный загон. Внутри стояли наряженные в кружева и бархат кровати, привезённые для подарка местным вождям (которых так и не нашли). Задача была — создать романтическую обстановку для стимуляции производства «деликатеса».

Но туземцы не желали сотрудничать. Одни сбегали, другие дрались, третьи с равнодушным видом справляли нужду прямо на паркет, вызывая у европейцев приступы одновременно отвращения и гастрономического восторга.

В итоге, отчаявшись, капитан Годфруа собрал военный совет в своёй палатке, на столе у которого стояло блюдо с замысловато украшенными… кучами, и бокалы с ароматной мочой.

— Господа, — мрачно сказал он, отламывая кусочек и заедая его глотком из бокала. — Промысел не идёт. Дикари не поддаются цивилизации. Но мы не можем вернуться с пустыми руками. Я предлагаю радикальное решение.

На следующее утро три корабля «Несговорчивый Единорог», «Благоухающий Гулливер» и «Сладкая Агония» покинули берег. Их трюмы были до отказа забиты бочками. В одних были бережно упакованные и просушенные на солнце «концентраты», в других — законсервированная «роса». Это было всё, что им удалось собрать за месяцы хаоса.

Капитан Годфруа стоял на корме и смотрел на удаляющийся райский остров, источник их безумия и потенциального богатства. Он вздохнул. Впереди была долгая дорога домой, где ему предстояло сделать самое сложное — убедить герцогов и кардиналов, что они должны платить золотом за то, что обычно смывается водой. Он уже представлял себе лицо королевского дегустатора.

«Ну что ж, — философски подумал Годфруа, отщипнув ещё кусочек «ванильного пралине» от поноса одного особенно уродливого аборигена. — История рассудит, кто был прав: мы, искавшие золото, или мы, нашедшие… это».

А ветер с острова всё ещё нёс свой дивный, дразнящий аромат, смешиваясь с запахом моря и безумия.

Я медленно повернулся к террариуму.

Они висели на стекле. Все. Вся колония. Они смотрели телевизор. Они видели те же карты, тех же пиджаков, те же угрозы. А потом они перевели взгляд на меня.

В их влажных, бездонных глазах я прочитал страшное. Разочарование. Крах мифа.

До этого момента я был для них Альфой и Омегой. Творцом, дающим свет лампы и манну небесную в виде крошек от бутера. Но телевизор все испортил. Они увидели, что таких, как я — дохера. Что я не уникальный демиург, а просто рядовой юнит в глобальной стратегии. Я увидел в их движениях презрение. Типа: «Эй, царь-то ненастоящий! Он просто один из семи миллиардов таких же лысых обезьян, жрущих полуфабрикаты».

Мой авторитет рушился. Если они поймут, что я заменяем, завтра они начнут строить баррикады из спичек и требовать профсоюз.

Действовать нужно было быстро. Резко. Как при диарее.

Я выдернул шнур телевизора из розетки. Черный экран погас, как глаз мертвеца. Сам телик я вынес на балкон. Пароль от вайфая сменил на GodIsDeadButImHere666. Информационная блокада. Железный занавес размером с обувную коробку.

Но пустоту нужно было чем-то заполнить. Свято место пусто не бывает, а место в мозгах моих долбаебов — тем более. Мне нужна была новая религия. Новый Завет.

Я достал старый ноутбук, протер экран рукавом футболки и поставил его прямо перед стеклом террариума. Запустил нейросеть. Мне нужен был контент. Мне нужна была Истина.

Я начал генерировать им инфополе. Я скармливал им промпты, создавая новую космогонию. Я не стал врать, что я всемогущ. Ложь должна быть правдоподобной, чтобы в нее поверили. Я выбрал путь честного цинизма.

На экране замелькали картинки и тезисы. Я объяснял им Теорию Великой Матрешки.

— Слушайте сюда, вы, жертвы генетической лотереи, — транслировал я им через динамики ноута своим голосом, пропущенным через фильтры величия. — Да, я долбаеб. Я признаю это. Но я — Великий Долбаеб.

Я показал им схемы. Фракталы.

— Мир — это бесконечная рекурсия, — вещал я. — Я такой же, как вы, просто масштаб другой. Во мне восемьдесят килограммов мяса и костей, и надо мной есть другие Долбаебы. Гигантские. Космические. Размером с небоскребы, с планеты. Их миллиарды. И у каждого из них есть свой террариум.

Они замерли. Они слушали.

— Вы думаете, это плохо? Нет, это охуенно. Это значит, что у вас есть потенциал. Жизнь — это карьерная лестница, ведущая в бесконечность. Если вы будете хорошо кушать, много работать и, сука, главное — слушаться меня, то вы эволюционируете. Однажды вы станете такими же большими долбаебами, как я. И у каждого из вас будет своя маленькая колония. Своя личная банка с кем-то, кто меньше и глупее вас.

Это была морковка перед носом осла. Мечта о власти. Мечта о том, чтобы самому стать угнетателем. Самая сладкая мечта любого раба.

А потом я включил кнут. Я вывел на экран фото Лехи.

Леха с прошлой пьянки. Леха с красным лицом, с пивом, Леха, научивший их слову «мудак».

— Видите это существо? — спросил я. — Это Антихрист. Это Хаос. Это Внешняя Угроза.

Я сгенерировал видеоролик: мрачный постапокалипсис, где колония Лехи — грязные, оборванные твари — марширует по руинам их уютного террариума.

— У Лехи тоже есть колония, — соврал я, и глазом не моргнув. — И его долбаебы — это звери. Если вы не будете меня слушать, если вы будете сомневаться, придет Леха. Он победит. И вы не просто умрете. Нет, смерть — это слишком легко. Вы будете драить сортиры у Лехиных долбаебов. Вечность.

Я видел, как задрожали их усики. Ужас перед мытьем чужих унитазов — универсален для всех разумных существ во Вселенной.

— Мы не колония, — закончил я свою проповедь, чувствуя себя Стивом Джобсом в водолазке, пропитанной потом и мессианством. — Мы — корпорация. Нано-корпорация. Я — ваш CEO. Вы — мои топ-менеджеры нижнего звена. Мы идем к успеху. Мы идем к Великой Матрешке.

Я выключил экран.

Тишина в террариуме изменилась. Это была уже не тишина страха или бунта. Это была тишина сосредоточенной работы. Они больше не смотрели на меня как на ложного идола. Они смотрели на меня как на босса. Сурового, но справедливого. Того, кто защищает их от Лехи и его сортирных демонов.

Они начали что-то строить из веточек и говна, но теперь это выглядело системно. Организованно.

Я откинулся на спинку стула, глядя в потолок. Где-то там, далеко-далеко, за слоями бетона, атмосферы и черной материи, сидел кто-то огромный. И, возможно, он тоже сейчас смотрел на меня через стекло своей гигантской банки.

Может, я тоже просто смешной жук в чьем-то террариуме. Может, вся моя жизнь, ипотека, Леха, эта кухня — просто развлечение для Высшего Долбаеба.

И знаете что? Мне стало спокойно.

В этом есть какой-то высший смысл. Мы не одиноки. Мы все — часть одной бесконечной, тупой, но грандиозной схемы. Мы все связаны цепью идиотизма, тянущейся от амебы к Богу.

Я открыл новую банку пива. Салют тебе, мой огромный Небесный Надзиратель. Надеюсь, ты мной доволен. Я свою смену отстоял. Моя корпорация работает.

В террариуме кипела жизнь. Нано-капитализм победил. Леха не пройдет. Вайфай под паролем.

Жизнь, сука, прекрасна.