Винный фестиваль проходит в Испании, его суть — обливать друг друга алкоголем. Ради этого в одно место съезжаются тысячи туристов со всего света.

Пьяный хаос начинается в 7:30 утра и длится весь день - до тех пор, пока участники винной вечеринки стоят на ногах.

Берём уроки испанского - и вперед.

Чтоб приобщиться к высшей из культур,
Турист вином наполнил не бокал, а душ.

Ах, Испания! Земля, где солнце плавит рассудок, а кровь Диониса, именуемая в миру вином, течёт реками не только в бокалы, но и на головы доверчивых пилигримов со всего света. Мы наблюдаем не просто фестиваль, любезные мои, но подлинную мистерию, современную вакханалию, где ритуальное омовение в рубиновой влаге становится актом высшего катарсиса. Взгляните на эти лики, окропленные не святой водой, но терпким соком лозы, - в них читается та первобытная радость, тот хтонический восторг, что дремал под спудом цивилизации.

В семь тридцать утра, когда добропорядочный бюргер лишь пригубливает свой утренний кофе, а поэт досматривает сны о Прекрасной Даме, здесь, в городке Аро, начинается священнодействие. Тысячи тел сливаются в единый, пульсирующий организм, в гротескное тело карнавала, как его живописал бы сам Франсуа Рабле. Это уже не туристы, но адепты нового культа, чья литургия проста и незатейлива: обрети ближнего своего и щедро одели его вином из ведра, из водяного пистолета, из любой подвернувшейся под руку тары. Какое дивное единство в этом липком причастии! Кажется, сам воздух густеет, пропитываясь ароматами ферментации и всеобщего счастья, доказывая правоту Шарля Бодлера, завещавшего нам: «Надо быть всегда пьяным. В этом всё: это единственный вопрос». (Шарль Бодлер, «Парижский сплин»).

Это действо до боли напоминает фиесту в Памплоне, увековеченную пером Хемингуэя. Там быки, здесь — баккусы. Но суть та же: солнце, вино и отчаянная, почти животная жажда жизни, выплескивающаяся через край. Герои «И восходит солнце» искали в испанском пекле забвения и остроты ощущений, и вот их духовные наследники, эфемероиды XXI века, находят то же самое в пурпурных потоках, заливающих мостовые. Они бегут не от быков, но от самих себя, от офисной рутины и ипотечных бдений, находя на один день приют в объятиях коллективного, санкционированного безумия. И кто осудит их? Ведь, как заметил мудрый перс: «Запрет вина — закон, считающийся с тем, / Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем». (Омар Хайям, «Рубаи»). Здесь же все препоны сняты: пьют (и льют) все, со всеми, с самого утра и в немыслимых количествах.

Пьяный хаос, говорите? Помилуйте, это - апофеоз Дионисийского начала, триумф иррационального над скучной аполлонической гармонией. Это гимн жизни в её самой бесстыдной, сочной ипостаси. Хаос длится, покуда участники стоят на ногах. А затем, когда последние воины этой винной баталии падут, обессиленные, на поле брани, пропитанном ароматами Риохи, наступит тишина. И в этой тишине, в липком похмельном мареве, можно будет разглядеть всё тех же «обыкновенных людей», о которых с легкой грустью говорил Воланд: они все так же любят деньги, но и от чудес не откажутся. А чем не чудо - на один день смыть с себя серость бытия потоками молодого вина?

И вот уже чудится, будто на холме, свысока взирая на это пурпурное море, ведут свой вечный диалог два бессмертных испанца.

Дон Кихот, поглаживая эфес воображаемой шпаги, восторженно шепчет:
- Взгляни, верный мой Санчо! Какая грандиозная битва развернулась в долине! То не люди, но две могучие армии сошлись в смертельной схватке! Смотри, как их алые знамёна реют на ветру, как багряные доспехи их предводителей сверкают на солнце! Они сражаются не на жизнь, а на смерть, окропляя друг друга кровью поверженных врагов из гигантских бурдюков, отнятых у великанов! Воистину, это зрелище достойно рыцарских романов!

Санчо Панса, почёсывая в затылке и с тоской глядя на потоки вина, утекающие в канализацию, сокрушённо вздыхает:
- Сеньор, да какая ж это битва? Это ж перевод доброго продукта! Сколько бы славных окороков можно было запить этим вином, сколько бы лепёшек умять! А они его - на рубахи да на волосы! Рубаху - то отстираешь, а вот упущенное удовольствие - нет. И липко же, поди, святые угодники! Нет, сеньор, лучше бы они эту армию в мой желудок направили, там бы ей был оказан самый достойный прием.

P/S: из просторов сети.