Бар

https://www.instagram.com/thesportsmansonora/

В 1973 году Дэвид Розенхан провёл эксперимент, исход которого неожиданно поставил под вопрос существование всего института психиатрии. Психолог задался вопросом, насколько точно психиатры могут отличить психически больных от «нормальных» людей. Не строя гипотез, Розенхан уговорил восьмерых друзей пожертвовать несколькими месяцами своей жизни. Все участники эксперимента отправились в восемь разных психиатрических клиник, расположенных в пяти американских штатах. Лечебницы отличались друг от друга по статусу: часть «пациентов» посетили государственные учреждения со «среднестатистическими» условиями, другие — попали в частные клиники, где могли наслаждаться относительной роскошью.
По условиям эксперимента каждый из участников самостоятельно прибыл в лечебницу, оказался на приёме у психиатра и пожаловался на один-единственный специфический синдром — на слово «плюх», звучащее в его голове. «Плюх» был единственным «симптомом» болезни. В остальном мужчины вели себя адекватно, говорили о себе исключительно правду, не скрывали никаких фактов своей биографии. Несмотря на это, все они были госпитализированы, каждый получил тяжеловесный диагноз — шизофрению или депрессивно-маниакальный психоз. Интересно, что после госпитализации участники обращались к медперсоналу и утверждали, что им стало лучше, что голос пропал и что они готовы вернуться домой. Однако никто из них не был выписан досрочно. Кроме того, все «пациенты» получали медикаментозное лечение (участники эксперимента не проглатывали лекарства). При этом и сегодня, спустя более 40 лет, наука не может предоставить точных данных о характере действия большинства психотропных препаратов.
Результаты эксперимента, опубликованные в журнале Science, вызвали скандал в научном сообществе. На Розенхана обрушилась критика и, прежде всего, со стороны психиатров. Многие из них считали, что эксперимент был поставлен некорректно. А автор классификации психических расстройств DSM-IIⓘДиагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (англ. Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders — DSM ) — принятая в США номенклатура психических расстройств. Роберт Спитцер заявил:

«Если бы я выпил литр крови и, скрыв это, с кровавой рвотой явился в отделение экстренной медицинской помощи любой больницы, то поведение персонала было бы вполне предсказуемым. Если бы они мне поставили диагноз и назначили лечение, как при язве желудка, вряд ли бы я смог убедительно доказать отсутствие у медицинской науки знаний о диагностике этого заболевания».

В ответ Розенхан провёл ещё один незапланированный эксперимент, поскольку возмущённые специалисты одной из клиник сообщили Розенхану, что никогда не перепутали бы здоровых и нездоровых людей. Они предложили ему вновь провести аналогичное исследование, направив в их больницу любое количество «псевдопациентов». Розенхан согласился. Через три месяца руководство учреждения сообщило, что выявило 41 здорового человека. При этом Розенхан никого в клинику не отправлял.

Эксперимент, сломивший статус психиатрии, спровоцировал не только общественные дебаты. Упоминавшийся выше Роберт Спитцер принялся за создание новой классификации DSM-III, исключающей любые эфемерные утверждения. Теперь, с 1980 года, диагнозы базировались на конкретном перечне симптомов, частоте и длительности их проявления. Сам Спитцер утверждал, что исправленная версия DSM являлась «защитой медицинской модели применительно к психиатрии».

Спустя годы психолог, журналист и писатель Лорин Слейтер, заинтересовавшаяся экспериментом Розенхана, решила его повторить. Женщина выбрала клинику с отличной репутацией и попала на приём к психиатру. После первой же беседы, в ходе которой она пожаловалась на слово «плюх», врач выявил у нее признаки психоза и выписал антипсихотическое средство.

После Слейтер посетила ещё восемь клиник, встретилась с врачами и повторила легенду. В большинстве случаев женщине ставили диагноз «депрессия» с элементами психоза. Важно, что в классификации DSM депрессия находится «в разделе тяжёлых заболеваний, сопровождаемыми выраженными моторными и интеллектуальными расстройствами». За время эксперимента Слейтер получила рецепты на 25 антипсихотических препаратов и 60 антидепрессантов. При этом беседа с врачом ни разу не длилась более 12,5 минут.

Слейтер поспешила сообщить о своём опыте Роберту Спитцеру, который сдался после долгого сопротивления идее Розенхана. Он сообщил:

«Я разочарован. Думаю, врачи просто не любят говорить: «Я не знаю».

Тем не менее результаты двух аналогичных экспериментов кое в чём различались. Во время исследования Розенхан отмечал, что к пациентам психиатрических лечебниц относились не только непрофессионально, но и не по-человечески. Он записал, что пациентов били и игнорировали. По его словам, однажды в многолюдную палату зашла медсестра, расстегнула блузку и поправила бюстгальтер. Было очевидно, что она не воспринимала своих пациентов как полноценных личностей: для нее их не существовало.

Во время эксперимента Слейтер персонал обходился с ней более чем тактично. Кроме того, ей ни разу не предложили госпитализацию, как это сделали бы около 40 лет назад.

Сегодня психиатры опираются на руководство DSM-V ⓘПоследняя официальная версия диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам, опубликованное в 2013 году. Но несмотря на постоянные инновации и усовершенствования, на сегодняшний день психиатрическое лечение всё также остаётся далёким от идеала. Безусловно, нельзя отрицать, что многие психиатры являются заслуженными специалистами и в буквальном смысле спасают своих пациентов. Однако на общем фоне такие примеры — скорее исключение.

Розенхан полагал, что в клинике стремление выявить патологию определяло диагноз. Слейтер в свою очередь считает, что сегодня диагноз базируется на рвении выписывать лекарства. При этом известно, что большинство препаратов лишь купируют симптомы заболеваний, и до сих пор неясно, как именно действуют многие, даже чаще всего рекомендуемые врачами медикаменты. Слейтер пишет:

«Как и в случае лоботомии, никто не знает в точности, почему прозак помогает».

Без сомнений, клиника клинике рознь. Однако в расследованиях и репортажах российских журналистов нередко встречаются описания «психиатрии времен Розенхана». Например, журналистка Марина Коваль устроилась работать санитаркой в одну из провинциальных психиатрических клиник в 2013 году. После она опубликовала репортаж, в котором сообщала о чудовищных условиях, в которых были вынуждены жить пациенты. Коваль пришла к выводу, что грубое нарушение санитарных норм, побои, угрозы, курение медперсонала в палатах, воровство вещей пациентов и пр. является простым следствием того, что психически больных людей не воспринимают как полноценных личностей. Помимо этого, пациенты принимали психотропные препараты, купировавшие симптомы и одновременно делавшие его очень послушным и удобным для медперсонала. Некоторые больные жаловались на побочные эффекты от лекарств: одни падали в обмороки, другие теряли память, третьи резко набирали вес. При этом осмотр психиатра в лучшем случае занимал пять минут. Коваль отмечает, что в современных психиатрических клиниках находится немало внешне абсолютно нормальных людей. В больницу их мог привести простой нервный срыв. Однако, как и в случае с Розенханом, после постановки диагноза и оформления медицинской карты, вопрос «нормальности» никого не волновал.

Безусловно, нельзя дискредитировать психиатрию как институт, обесценив многочисленные инновации, благодаря которым многие получают своевременную и эффективную помощь. Однако эксперимент Розенхана и последующие исследования ставят под сомнение многие принципы современной психиатрии.

1. Всё ваши вещи забирают при входе, в том числе и документы . На вас остаётся лишь нижнее белье - трусы. Переодевают вас в - смирительную рубашку женщин в халатики, мужчин в костюмчик похожий на ночнушку-рубашка и штанишки. Телефон забирают при входе. Во многих больницах телефон вы увидите только после выписки, в некоторых вам могут дать возможность позвонить родственникам раз в день.
2.Первым делом вас отправят в наблюдательную палату, в некоторых больницах, ведро - унитаз стоит в той же наблюдательный палате, за вами наблюдают санитары и медсестры. В палате вас ждёт свежий запах вони. И через несколько дней, если вы будете вести себя хорошо, вас переводят в общую палату.
3.В общей палате от пяти до десяти человек. Кровати стоят рядом с друг другом. В большинстве, нет тумбочек.
4.Во многих больницах не стоят кулеры с питьевой водой, пить только во время приёма пищи по стаканчику компотика. Если родственники не передадут вам воды - то пить воду придётся из под крана или не пить вообще.
5.В больницах нет туалетной бумаги, и если вы её не возьмёте с собой, то окажетесь в трудной ситуации, придётся просить у соседей по палате, и вам очень повезёт, если вам не откажут. А так выкручивайтесь как хотите.
6. В туалетах нет перегородок. Вам придётся раскрепоститься и увидеть как люди посторонние справляют нужду.
7. Также общие души, которые вы делите с пациентами. Некоторые рассматривают вас голышом, а кого то и вы. 8.Трудотерапия. Вас накачают психотропами и иногда будут заставлять мыть полы(так не во всех больницах, но в провинции да) .
8.Когда вы ужаснетесь окружающей тюремной обстановки и решите продолжать лечение амбулаторно, Вам оттуда не выйти! Если вы пишите отказ от госпитализации, то больница направляет вас в суд (ну это если вам кто то даст ручку и бумагу, если повезёт, допустим дали). В суде психиатр настаивает на окончании лечения и суд выносит решение чаще всего в пользу больницы.
9.Вы становитесь "заложником" в психиатрической больнице из которой есть только один выход - выписка врача.
10.В больнице у вас нет никаких прав, и вы не чувствуете себя человеком.
11.Самая частая проблема в больнице - это запоры. Людей накачивают психотропами в двойных (в сравнении с обычной) дозах и останавливается кишечник.
12. Весь день проходит в основном лёжа в кровати, в общей комнате есть один телевизор, который можно посмотреть всем вместе. Есть мини библиотека с самыми неинтересными книгами прошлого века.

Увидел в интернете фотографию, на которой Адам Сэндлер идёт в пальто по улице и ест из банки консервированные огурчики.

И сразу скинул это фото подруге. Потому что она помнит.

Мы как-то зашли выпить по бокальчику сидра, потому что просто давно не виделись.

Потом мы вспомнили, что в соседнем баре бывают классные фирменные настойки.

И мы решили их попробовать.

А настоек оказалось десять видов.

И мы решили попробовать их все.

Потом мы вспомнили, что есть бар «Угрюмочная» и у него очень смешное название.

Ну то есть настолько смешное, что надо туда зайти.

Потом стало очевидно, что ходить по барам в Петербурге и не побывать на улице Думской — это преступление против, ик, наказания.

Выйти с улицы Думской своими ногами после этого — уже под силу не каждому.

Мы смогли только потому, что вспомнили про бар «Лаборатория» на углу Гороховой и канала Грибоевдоа. Откуда-то слышали, что там алкоголь подают в химических колбочках.

А это же круто!

Надо глянуть.

Там действительно были колбочки и между трехсот и пятисотмиллилитровой мы почему-то даже не выбирали. Пять-сот. На каждого.

Потом мы вышли в промозглый ноябрь и тут нам захотелось корнишонов. Консервированных. В четыре утра.

Обычно мои желания не исполняются, но через 200 метров был маленький магазин 24 часа и там были корнишоны в стеклянной банке.

Мы шли, качаясь, в сторону ТЮЗа, хрустели корнишонами и даже, кажется, предлагали их... каким-то встречным алкашам.

На углу с Загородным проспектом силы покинули нас и мы упали в шавермочную.

В которой, прикиньте, подавали коктейли.

Мы попросили сделать нам коктейль, и бармен спросил, какой, и мы сказали: «Да какой-нибудь!».

Он дал нам меню и там в списке коктейлей был коктейль «Какой-нибудь».

Мы заорали и сказали: «Даааа! Сделайте нам вот его!!!»

В общем, ещё один повод любить Адама Сэндлера. Хороший актёр.