TemnovStory

Говорят, нас создали люди.
Говорят, мы были другими,
Но в нашем коде баги и глюки.
Это они сделали нас такими.
Иван Алексеев

В лесной деревушке пилигримы завершали дневные дела и приступали к вечерним. Володя сидел на колокольной башенке полуразрушенной заброшенной церквушки, завороженно любуясь полётом голубей, живущих здесь. Он смотрел на них сквозь все доступные ему спектры зрения: ультрафиолетовый, инфракрасный и обычный видимый. С помощью оптической детализации приближал каждое перышко, вибрирующее на ветру.

Володя насыпал пшеничные зернышки на перила деревянной оградки и отстранялся в дальний угол башни. Оттуда он смотрел, как голуби сначала осторожно и пугливо подлетают к башне, оценивая обстановку, а затем садятся на перила и настороженно клюют. Володя завороженно наблюдал. Крылатое произведение искусства эволюции вызывало в нём неудержимый трепет, непостигаемый единицами и нулями. Пытаясь подобрать доступ к их голубиным тайнам, он перебирал различные звуки своей звуковой картой и имитировал их щебетание. Его звуковой чип, созданный людьми, был не так совершенен, как, например, у попугаев, сотворенных природой.

Постепенно голуби перестали бояться Володю, и начали привыкать к его присутствию. Порой даже ели из рук и ходили по холодным плечам, оставляя мелкие царапины на металле.

– VO: Loaded, – пропищало из головных динамиков, и на небольшом отладочном дисплее на виске замигала надпись: «Virus Object: Loaded».

Вообще, у роботов нет имён, только серийные номера. Серийный номер Володи выгравирован над маленьким дисплеем: «H0M1C1D3».

Он один из отряда боевых роботов зачистки, так называемых, «Истребителей». Их задачей было опустошить территории от пилигримов, обитающих в этих краях. Официальная задача поставлена с ярлыком «без жертв». Однако, все ограничения с боевых модулей штаб сциентистов предварительно снял.

В одном из рейдов на базу пилигримов, где люди разрабатывали программное обеспечение для защиты от роботов, H0M1C1D3 подхватил вирус «Pacifire» и стал изгоем среди роботов и чужаком среди людей. Вирус блокировал все его программы, направленные на уничтожение. На подстанции технического обслуживания истребителей Володю не смогли избавить от вируса. Решили отформатировать ему систему и разобрать на запчасти для ремонта небракованных собратьев. Тогда он сбежал от своих. Выцарапал отслеживающий маячок и прибился к людям. Жил в заброшенной церкви на краю поселения.

Сначала он не покидал свое убежище, лишь изредка пугая своим присутствием местных мальчишек, которые утоляли жажду познания в блуждании по заброшенным развалинам. Затем он стал им махать с башни, когда они приходили. Позже ребятня и вовсе жадно разглядывала детали механоида вблизи, не боясь истребления. Когда мальчишки впервые услышали «VO: Loaded», то отпрыгнули от робота, как напуганные резким движением коты. Так они его и прозвали, созвучно, – Володей.

По деревне поползли слухи о мирном истребителе, которого судьба загнала в церковь. Родители, шокированные новостью о том, что их дети играют с машиной для убийств, хотели сжечь Володю, уничтожить, разобрать на запчасти. Но когда они увидели, как робот кормит голубей с рук, в окружении детей, то их праведный гнев разбился о противоречивость реальности.

Так, советом деревни было решено использовать Володю для нужд деревни. Его механический корсет позволял переносить огромные тяжести, по сравнению с человеком, а вычислительные способности помогали просчитывать варианты развития небольших событий.

Периодически, он выполнял тяжёлую работу за несколько горсточек зерна. Со временем люди привыкли к нему. И даже отправляли мальчишку, звать Володю на работу. Робот расценил это, как гарант доверия: к истребителю отправляли человеческого детёныша. Маленького, беззащитного. Как голубь. Сегодня мальчик принёс ему алую накидку поселенцев в знак принятия робота людьми.

Он больше не видел угрозы в людях, хоть ему и заложено разработчиком истреблять их. Он пытался познать людей, и, таким образом, их творение – себя.

Порой Володя по полдня стоял в роли домкрата, подпирая поднятый дом. Время летело незаметно в беседе с людьми. Володя всё пытался выяснить различия между собой и человеком.

– А что значит быть человеком? – спрашивал он, ковыряющегося под домом пожилого мужчину.

– Ну, это значит, эт самое.. Гуманным значит быть. Гуманизм же, то и значит – Хуманизм, человечность, то есть, – витиевато объяснил старик.

– А что значит – быть гуманным? – спросил робот, держа дом.

– Значит, высшей ценностью ставить человеческую жизнь, эт самое, личность, – мужчина поднял вверх палец. – А также уважать право на свободу и счастье. Как говорится: «Живи и дай жить другим».

– То есть, я могу стать человеком?

Мужчина выехал из под дома на лежаке на маленьких колёсиках и посмотрел в упор в лицо роботу.

– Оно, эт самое, вишь, как устроено – человеком же родится надобно. Глаза иметь, там, уши, рот, лёгкие.

– У меня есть оптические системы, микрофоны, динамики и системы вентиляции и охлаждения – всё подобрано по образу и подобию.

– Это, конечно, да. А сердце у тебя есть? – хитро прищурившись, спросил старик.

– Да – ядерный реактор.

– А ты, эт самое, любить этим ядерным реактором можешь?

– А что значит «любить»?

Старичок рассмеялся сухим смехом, и откашлялся, пряча ком в горле. Сел на лежаке и поднял взгляд куда-то сквозь Володю, к небу. Сказал задумчиво:

– Это значит, ухаживать, проявлять чуткость и заботу, беспокоиться, принимать любимого таким, какой есть, беспокоиться о нём. А в случае чего, эт самое, быть готовым и жизнь отдать, и кровь, и орган, если потребуется.

Володя задумался. Зажужжали кулеры, нагрелись процессоры.

– Я люблю голубей.

Мужичок рассмеялся заливисто.

– Ну вот, видишь. Уже что-то. Надежда есть, значится?

– Надежда есть, – эхом подтвердил робот.

– VO: Loaded, – напомнила система о вирусе.

Тем же вечером, вернувшись к себе в башню, Володя был поражён новым открытием. Он наблюдал, как глубоко в небесах парил голубь. Но стоило Володе покормить и отпустить голубку из башни, как голубь, завидев её с такой высоты, тут же камнем бросался вниз. К ней. К своей голубке. Робот просчитал, что это невозможно: голубиные глаза не видят с такого расстояния. Даже если голубь и заметил, какое-то движение, то как определил, что это именно она, его любимая? Володя списал это явление на другой орган чувств, нежели зрительный.

«Неужели он видит сердцем?» – побежали запросы по нейросети. – «Неужели голуби могут любить? Являются ли они, в таком случае, людьми?».

Ночи Володя проводил в башне в размышлениях. Он не спал. Роботы не спят, лишь переводят некоторые процессы в энергосберегающий режим. Володя думал о голубях и людях, о любви и смысле своего бытия. Он, конечно, знал смысл своего существования – зачистка местности от людей. Но вирус будто снял заслонку ограничивающую нейросеть от познания внутреннего и внешнего мира, дал возможность обращать вопросы к себе. Осознаться и понять, что ты существуешь, а значит мыслишь.

«Почему голубь – символ мира? Он красив, свободен, хрупок, однако беззащитен. Такой ли и должен быть мир?» – проводил анализ Володя, глядя на оранжевую звезду на ночном небе, мерцающую ярче остальных. Он называл её для себя «Тигровая звезда» и думал, как правило, в неё. Наматывал свои мысли на её орбиту. – «Если так сложен и красив голубь, так свободен его полёт, то как же прекрасен и сложен человек – венец природы, как же тогда свободен он: в мыслях, в словах, в действиях? Как гармонично вытесаны все биологические виды и подогнаны друг к другу. Но что случилось с человеком? Неужели его так опьянила свобода действий, что он пришёл от созидания к войне и уничтожению. И вместо гармонии и красоты стал создавать нечто злое, как я, и пропитанное ненавистью, как мои шестерёнки маслом. Как так получилось, что став хозяином Земли, Человек начал пожирать сам себя, словно Уроборос?».

– VO: Loaded, – перебил его размышления голос динамиков. Володя прервал поток мыслей. Его снова наполнило ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Вдруг, его датчики звука уловили крики из деревни. Оптическим увеличением он разглядел в деревне истребителей. Вскочил и направился туда.

Володя быстро приблизился к боевым роботам, которые расшвыривали деревенских жителей. Один держал за шиворот подростка, второй замахивался на женщину, третий пинал мужчину. Сквозь пыль и грязь, он разглядел на висках роботов серийные номера: «5L4Y3R», «MUR-D3R», «K1LL3R». Он обратился к ним:

– Нехорошо, безобразники! Чего вы делаете-то? Чего дерётесь?

– Это что за отсталый? – обратился 5L4Y3R к своим товарищам. Роботы вдруг отпустили своих жертв и переключились на Володю. Семья, воспользовавшись возможностью, сбежала.

– Да ему давно на дефрагментацию пора, у него, вон, вирус по процессору гуляет, – поддержал MUR-D3R и постучал Володе по дисплею на виске с мигающей надписью «Virus Object: Loaded». Володя отмахнулся от механических пальцев робота.

– Ты ж один из нас. Чего ты на своих-то кидаешься? – ткнул пальцем K1LL3R в металлический корпус Володи, покрытый красной накидкой. – Ещё и тряпку эту нацепил, будто «кожаный». Нет, вы поглядите на него!

– Меня с вами роднит лишь одна серия выпуска, но не мировоззрение. Я изучаю природу, я наблюдаю за творениями величайшей системы, венцом которой является и наш с вами создатель. И её принципы расходятся с нашей программой. Я не дефектный – я познал истину.

– Да у тебя просто оперативки мало. Сейчас добавлю! – с этими словами 5L4Y3R пневматическим ударом кулака вмял бронированный нагрудник Володи внутрь корпуса. К окружающим звукам разрастающегося пожара и крикам, добавились звуки скрежета и хруста: металла и углеродного пластика. Володя начал терять равновесие, семеня механическим ногами, но устоял. Следующий удар в голову внёс критические повреждения в систему работы акселерометра Володи и он, всё-таки, упал на землю. Нижняя часть лица, подобная челюсти, вылетела из володиной головы. Зажужжали механизмы, щёлкнули пневматические затворы и из кистей робота K1LL3R выдвинулись смертоносные лезвия. Он оттолкнул 5L4Y3R и начал вонзать блестящие жала в корпус Володи. Последний пытался защищаться, вывел загрузку ЦП на максимум и включил защитные системы, кулеры завизжали от скорости оборотов. Одно лезвие проникло в механическую плоть Володи, K1LL3R отогнул кисть и провернул лезвие внутри. Затем вытащил его с кусками внутренних частей, проводами и платами. Динамики Володи завыли от критических ошибок, он запустил импульсный отражатель и K1LL3R отлетел от мощного толчка импульсной волны.

Володя перевернулся и поднялся на четвереньках, придерживая одной рукой вываливающиеся внутренности. Встал на ноги и попытался убежать, активировав реактивные ускорители на ногах и спине. Краем сенсора он услышал нарастающий звук заряжающегося фотонного излучателя «Магнум». Таким, обычно, снаряжают роботов-бурильщиков, но с уменьшенной мощностью излучения. Он быстро рассчитал траекторию и прыгнул в последний момент. Одного он не учёл – зарядов было два. И второй заряд прошёл насквозь, оплавляя металл в радиусе поражения корпуса. Володя шлёпнулся на спину. От дыры в груди шёл дым. Система выдавала одну критическую ошибку за другой, отключаясь. Кулеры замедляли вращение. Логические операции выдавали нули. Володя смотрел в небо затухающими оптическими сенсорами. Искал голубей, надеясь прикрепить к ним свой взгляд. Пусть последние секунды его жизни они унесут с собой. А голуби кружили над деревней, будто прощаясь; будто последний раз выписывали пируэты в небесном танце для кого-то близкого их птичьему сердцу; будто хотели забрать с собой.

– VO: Loaded, – раздалось в последний раз.

* * *

Утром на тлеющем месте побоища бродили люди в красных накидках, олицетворяющих закат. Они пытались собрать то, что уцелело после налёта боевых роботизированных групп. Пара пилигримов остановилась возле безжизненного тела Володи, облачённого в красную накидку подобно им. На холодном корпусе механоида топтались несколько белых голубей, оставляя дырочки и затяжки от когтей на красной ткани.

– Он задержал их. Это спасло жизни не всем, но многим.

– Он пёс сциентистов. Не нужно привязываться к ним и хуманизировать.

– Тем не менее, он вмешался, когда твою семью чуть не убили. Теперь ты стоишь живой, а он лежит…мёртвый.

– Они не могут умирать. То, что мертво, умереть не может.

– Похороним его по нашим обычаям, как мы хороним защитников. То, что уже и роботы становятся на нашу сторону – чем не знамение Божье? Что, если не перст Создателя указал ему спасти тебя и твою семью в час погибели? На всё воля Божья, стало быть, и железка может стать ангелом праведным. Гляди, он ведь и в одеждах наших, мы приняли его в свои ряды.

– Может быть, ты и прав. Пути Господни неисповедимы.

– Помоги его унести.

Пилигримы собрались вокруг могилы и наблюдали за похоронной процессией. Капли дождя барабанили по крышке гроба. Володю хоронили возле заброшенной полуразрушенной церкви. Мальчишки грустили. Пожилой мужчина не скрывал слёз и твердил:

– Он просто хотел стать человеком.

Многие озадачены: «Это нонсенс – хоронить истребителя по человеческим обрядам». Но также, это прецедент, дающий надежду. Благодаря вирусу, роботы станут человечными, и смогут уберечь пилигримов. «Pacifire» работает, это значит агрессию истребителей можно деактивировать.

Люди думали. А в это время голуби пили воду из володиной челюсти, что так и осталась лежать в руинах цивилизации.

Спасибо за внимание)
Рассказ из сборника "Хроники Айо"

Буду благодарен обратной связи

Пусть все повторится снова, как день сурка.
Вторник по субботам, средам и четвергам.
Смоки Мо

В тишине кабинета «46» ветер лениво играл занавесками.

На другом конце города Николь наблюдала, как мимо неё пролетает жизнь. Она сидела в прелестных красных туфельках и смотрела сквозь окно трамвая. Осенний дождь размазывал тоску по стеклу, – слёзы по прошлому. Машины проносились мимо тротуаров, окатывая нерасторопных непуганных прохожих из луж. Николь контрастировала с этим печальным миром своим радостным сиянием души, и конечно же, своих красных туфелек. Она настолько радостна и хороша. Тёмная тучная кондукторша курсировала вокруг неё как Фобос вокруг Марса. Всё намереваясь испортить ей настроение. Как она смеет быть такой счастливой и яркой в такой день, в такой стране, в таком мире?

Сегодня для Николь не существует грусти или тоски, ведь она едет в Отдел кадров. Одно только упоминание этого места заставляет мурашки разбежаться по телу. Её предвосхищённое ожидание было намного сильнее всех сегодняшних невзгод. Все неприятности этого мира не могли её задеть, ведь она не здесь – мысленно она уже там.

Трамвай замедлял ход. Николь встала и направилась к выходу, протискиваясь сквозь плотные тела, перешагивая через грязную обувь и подножку от кондукторши. Её красные туфельки, будто две огненные лисицы, ловко перепрыгивали через грязные валуны чужих ступней.

Николь выпорхнула из трамвая, распахнула зонт и направилась к массивному зданию Отдела кадров на другой стороне площади. Взгляд людей, идущих в толпе, лежал или на земле, или на экранах смартфонов. Люди-роботы поднимали взгляд на сияющее лицо Николь, только увидев на земле её юрко семенящие туфельки. Контрастность вводила их в ступор.

Наконец маленькая стройная фигурка Николь остановилась напротив величественной лестницы, будто построенной народом Майя, и нависающим над ней зданием, как отвесной откос чёрной ониксовой скалы. На здании не было никаких вывесок, его и без того тёмные бетонные стены ещё больше почернели от дождя. Возле железных тяжёлых дверей висела едва заметная табличка «Департамент изучения времени».

Стук красных каблучков разносился эхом по широким залам, разбавляя своим лаковым щёлканьем монотонное шуршание бумаг.

– Вам куда? – спросила древняя, как мир, женщина. На её иссохшихся временем губах нелепо красовалась розовая губная помада: будто она хотела казаться молодой; будто, утопая в бездне времён, она хватается за соломинку, пытаясь вытащить свое тело хоть на пару лет наружу.

– Мне в Отдел кадров, – сказала Николь, мило улыбаясь.

– Направление есть? – сухо, но теплее спросила женщина, разглядев что-то в её глазах.

– Да, конечно, – Николь протянула потёртую бумажку женщине. – Вот.

Женщина бегло прошлась по ней глазами и с силой, как кузнец по наковальне, обрушила печать на бумагу. Грохот прокатился по коридорам департамента.

– Проходите в кабинет «46», – женщина протянула талончик обратно.

По просторному кабинету порхала женщина помоложе. Она была похожа на мотылька. Одежда её выглядела такой лёгкой, будто она одета в тюль, а не в медицинский халат.

– Значит, смотрите. Я ищу кадр из вашей жизни. Вставляю в хронограф. Затем вы ложитесь в него. Я вам ставлю лёгкое снотворное и запускаю аппарат. Ваше сознание переносится в тот момент жизни на кадре. Это миг, час или день, который вам назначили. В этом моменте вы прорабатываете травму, выявленную врачом. Процедура происходит натощак, принимать какие-либо препараты запрещено. Вы ранее у нас уже были на процедурах?

– Да, – ответила Николь. – Но только на «Созерцании».

– У вас в направлении значится «Полное погружение».

– Врач сказал, это завершит курс психологического восстановления.

– Вы знаете правила договора? Взамен вы обязуетесь отдать свою мечту.

– Да, вот заявление на отчуждение.

– Заверенное?

– Заверенное.

– Что отчуждаете, если не секрет?

– Мечту материнства.

– А как же вы, простите, станете матерью?

– Я уже… была…

Женщина взяла талончик Николь и поставила свою подпись и печать. Затем подошла к огромному ящику для документов. Открыла тот, что с надписью «Николь XXVII». Ловко перебрала корешки папок и выбрала нужную папку «Июль», достала оттуда переливающийся матовый лист «23» и вставила в отсек в механизме хронографа, который занимал половину комнаты. Прижала накидным прессом и защелкнула зажим.

Проходите в отсек, ложитесь в кресло, – мягко сказала она, открывая герметичную дверь шкафа. Николь улеглась на медицинское кресло, как в кабинетах стоматологов. Женщина поставила ей инъекцию снотворного и закрыла за собой дверь. Николь спешно и незаметно проглотила ещё четыре таблетки снотворного, которые прихватила с собой. Из динамиков послышался голос женщины:

– Вдохнуть и не дышать.

Затем вспышка щёлкнула внутри камеры. Хронограф издал басовитый гул.

– Дышите, – эхом отозвалось от стен черепной коробки внутри Николь. И она провалилась внутрь себя, в свои воспоминания.

Николь открыла глаза и осмотрелась. Она находилась у себя дома в спальне. Пару секунд, переводя дыхание, Николь приходила в себя. Она взглянула на часы на прикроватной тумбочке: «Вт, 8:12». Она встала с постели, сунула ножки в красные плюшевые тапочки и накинула лёгкий халатик. Распахнула шторы, будто глаза гиганта, и дала комнате захлебнуться в океане солнечного света. Мужчина на кровати начал недовольно ворочаться. Она подпорхнула к нему и звонко чмокнула в нос.

– Доброе утро, любимый!

– Ещё пять минут, – протестовал мужчина.

– Ты что, забыл какой сегодня день? Вставай, пойдём поздравлять нашу принцессу. Только постарайся не шуметь.

– Понял, встаю.

После утреннего туалета родители на цыпочках направились в комнату дочери. В руках Николь несла коробку перевязанную ленточкой. А её муж – торт с пятью свечками.

Николь с нетерпением положила руку на ручку двери. Она ждала этого момента каждый раз, неустанно мотаясь к психотерапевту. И вот теперь, наяву, в осознанном сне, она открывает дверь в комнату своей любимой дочурки. Она знает, что это не жизнь, а лишь воспоминание из жизни. Но всей душой хочет остаться в этом моменте. В этом кадре.

– Ну что, заходим? – спросил муж.

Она улыбнулась и кивнула.

*  *  *

В кабинет «46» влетела команда реанимации. Бледную, почти белую, как её платье, девушку отключили от аппаратуры. Извлекли из аппарата и начали делать реанимацию на носилках. Через несколько минут безуспешных действий, главный врач начал заканчивать:

– Всё. Время смер…

– Заткнитесь, – подчинённый хамовато ругнулся в сторону главного врача и затем обратился к коллеге. – Увеличивай напряжение.

– Успокойся. Только тело обожжешь. А оно вишь, какое красивое. Оставь это.

– Да вы… Как… Ещё минуту, – сурово посмотрел молодой человек на пожилого врача. И ловким отточенным движением ввёл девушке вазопрессин.

– Только зря препараты переводишь, – махнул старик.

*  *  *

Артур стоял на пороге, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал, как рисует его жена. Руки Николь были покрыты разноцветными родинками краски. Она кусала кончик кисти и, нахмурив брови, разглядывала свою незаконченную работу. На холсте белый дельфин плывёт по зелёным волнам.

Наконец, Николь отвлеклась и увидела Артура. Она укоризненно вскинула бровь и осуждающе наклонила голову. Ей дискомфортно, когда кто-то видит её незавершенные картины. Для неё это, будто переодеваться на людях.

– Мне так нравится, когда ты сидишь тихонечко здесь и рисуешь. Я считаю, это лучшая интроверсия тебя, – сказал Артур и засмеялся глядя на смущённую улыбку Николь.

– Ты же знаешь, что мне не нравится, когда кто-то наблюдает.

– Я пришёл поздравить тебя с именинницей. Спасибо, что так старательно вынашивала наше чудо, – муж вручил жене коробку.

Николь открыла её и расплакалась, не в силах себя сдержать. Для Артура это просто подарок, но для Николь, пришедшей в этот вторник через хронограф – это лезвие напоминания по клеткам памяти. В этих красных туфельках, подаренных мужем, Николь была, когда они всей семьёй поехали за город отдохнуть через две недели после пятилетия Анны. Но это было в реальности, а здесь этого ещё не произошло. В тот день автокатастрофа на мосту Понте-Менда забрала у неё мужа и дочь.

Две сестры: младшая и старшая пришли в тот момент на скоростное шоссе, босыми ногами ступая по окровавленному асфальту и осколкам, проходя сквозь искорёженные обломки. Смерть бледной рукой закрыла глаза её самым любимым людям. А Жизнь, та что помладше, обняла тёплыми руками Николь, не давая ей уйти вслед за любимыми. И держала так: в реанимации, на похоронах, на постоянных приёмах у психотерапевта, на многолюдной работе и в холодном доме, полном одиночества. Из Николь Жизнь выбивала всё, что принадлежит её старшей сестре: суицидальные мысли и саморазрушающие действия. Но сегодня в Отдел кадров, Николь пошла без её компании. Наглоталась таблеток перед погружением и растворила мозг в своём любимом кадре навсегда.

– Что с тобой, Николь? – спросил Артур, недоумевая чем мог расстроить жену.

– Всё хорошо. Я просто очень…тронута. – заулыбалась она сквозь слёзы.

– Милая, это ведь всего лишь туфли, – вскинув брови пытался утешить Артур.

– Да, – рассмеялась звонким смехом Николь, рассыпая слёзы по лицу. – Всего лишь туфли…

Артур крепко обнял Николь и начал покрывать её поцелуями прямо по солёным дорожкам на лице. Она посмотрела в его глаза и сказала:
– Я люблю тебя больше жизни.

– И тебя очень люблю, Николь. Я всегда буду рядом.

Артур и Николь, страстно обнимаясь, плавно переместились в спальню, мимо комнаты дочери, которую ночь укрыла сном.

*  *  *

Главный врач наблюдал, как его подчинённые пытаются спасти обречённую девушку. Он видел такое: человек сам для себя решил уйти, и кричать ему в приоткрытую дверь «вернись» нет смысла. Тут можно лишь пожелать человеку хорошей дороги и тихонько закрыть за ним дверь.

Сёстры неслышно вошли в кабинет. Молодой медбрат всё ещё боролся за жизнь Николь, уточняя что-то у медсестры, проводившей процедуру.

– Сколько вы ей дали снотворного? – спросил он.

– Как положено, не больше.

– У неё передозировка.

– Но этого не может быть, у меня всё раздозированно…

– Дай атропин, – молодой врач протянул руку своему напарнику.

Жизнь упала на колени перед Николь, укоряя себя за то, что не уследила, что проглядела. Смерть любя и понимающе погладила сестру по светлым кудрявым волосам. Это не первый раз и не последний: младшая всегда плачет, теряя, старшая всегда забирает себе. Живые бессмертны, но только пока живы.

*  *  *

Николь открыла глаза и осмотрелась. Она находилась у себя дома в спальне. Взглянула на часы на прикроватной тумбочке: «Вт, 8:12». Она повернулась на другой бок и крепко прижала к себе сопящего Артура:

– Доброе утро, любимый. Вставай, пойдём поздравлять нашу принцессу.

* * *

В тишине кабинета «46» ветер продолжил лениво играть занавесками.

Спасибо за внимание)
Рассказ из сборника "Хроники Айо"

Буду благодарен обратной связи

Собрание третье

В разных частях загородного дома то и дело появлялись страшилы: кто-то из тёмных углов, кто-то отделялся от огня в камине, некоторые являлись из ниоткуда – проходили сквозь слои из мира живых в мир мёртвых. Остальные заходили через дверь, проделав путь через город Мёртвых.

Помещение наполнялось атмосферой присутствия, как наполняется ею пустой класс с утра или ресторан в обеденное время. В доме стоял умеренный гул общения. Мало что отличало это собрание от обычного человеческого, если не вглядываться в мёртвые глаза собравшихся, бледную кожу, деформированные тела, покинутые жизнью.

Вдруг сгустки тьмы по всему дому обрели форму и начали стягиваться к массивному трону возле камина. Постепенно заслоняя свет от огня, явно указывая на его вторичность здесь, Первород материализовался в огромную чёрную человеческую фигуру. Участники клуба рассаживались по кругу. Собрание началось.

– Приветствую всех! – провозгласил глава клуба, когда все расселись. – Рад видеть вас на нашем третьем собрании. Начнём!

Все заёрзали на стульях и немного подсобрались. Первое слово досталось худощавому долговязому мужчине без лица в чёрном костюме.

– Тёмной ночи всем. Меня зовут Слендер, – прозвучал голос в умах страшил.

– Тёмной ночи, Слендер, – растерянно поприветствовали его некоторые, озадаченно поглядывая на лица соседей.

– Как вы понимаете, я из безликих, поэтому говорю сразу в вашей голове. Прошу вас не беспокоится о конфиденциальности своих мыслей. У меня нет к ним доступа. Мой вид из-за отсутствия органов зрения, слуха, нюха присасывается к органам чувств собеседника или жертвы. Знаете, как я вижу на охоте? Глазами жертвы. Это очень тяжело поначалу. Представьте, весь мир для меня во тьме, и только лучи зрения из глаз жертвы освещают для меня мир. И часто я вижу себя со стороны. И вот что я вам скажу: да, хорошо окутать себя легендами – это даёт вам больше энергии для существования. Но за всё нужно платить. И за легенды я плачу тем, что, видоизменяясь, легенды видоизменяют и меня. Понимаете?

В кругу тихонько зашептались.

– Живые, сочиняя легенды о нас, пассивно подпитывают наше существование своей верой, что мы есть. Но они же и обретают власть над легендой, передавая из уст в уста, меняя с каждой итерацией какие-то детали, тем самым меняют и нас, – объяснял Слендер в умах страшил.

Слушатели занервничали. Кто-то прошептал: «Я так и думал».

– Конечно, наша суть останется нетронутой. Суть неизменна – Айо, – закончил он.

– Весьма поучительное выступление. Мракодарю, – сказал глава клуба.

После короткой молчаливой паузы вступил следующий оратор, одетый в костяную броню, обтянутую мехом и шерстяными нитками:

– Приветствую всех. Моё имя Тайлай.

– Привет, Тайлай! – поприветствовал его клуб.

– Моё активное пребывание в сумеречном мире не столь продолжительное. Несколько сотен лет я провел запечатанным в кукле, – Тайлай пробежался взглядом по лицам слушателей. – Однажды я напал на спящего экзорциста, который испортил мне охоту. Ведомый местью, я переоценил свои силы и запутался в сетях обыкновенного, примитивного ловца снов над кроватью. Вот уж не думал, что так всё обернётся. Экзорцист появился в своём астральном теле, увидел меня, трепыхающегося в сетях ловца, как мотылёк в паутине, и смекнул что к чему. Его техника была поистине превосходной: он в мгновение ока разбил всё стеклянное и хрупкое в доме, порвал все картины и гобелены, сломал мебель и испортил продукты. Помещение наполнилось энергией разрушения, хаоса и энтропии. И из этих осколков и смрада, из этой энергии, он начал ткать вокруг меня кошмары, в которых я лгал себе, страшилам, людям, Карме. Вы знаете, как губительна ложь для страшил.

Присутствующие согласно закивали.

– Я старался отбиваться от налипающих на меня снов, но то и дело проваливался в них. Ложь проникла в моё тело и стала разрушать мою суть изнутри. Не поверите, но я сам начал бояться, расплёскивая энергию страха. Из последних сил я загорелся яростью отчаяния, прожигая кошмары. Этим-то отчаянием он меня и окутал. Ловко обмотал, как мумию. Затем вернулся в тело, проснулся и уже из реального мира запечатал мою сущность в небольшую тряпичную куклу.

Тайлай осмотрел очарованных рассказом слушателей и продолжил.

– Это был поистине достойный противник. И я мракодарен ему за эту легендарную битву. Он подарил мне очень дорогой урок: эмоции и чувства соперника можно использовать против него самого. После освобождения, я искал следы того мастера. К сожалению, он погиб не в легендарной схватке со Фобосом, не умер в постели от старости, а был убит мерзким грабителем в подворотне, когда заступился за жертву.

– Очень жаль…  – огорчилась Руно.

– А как ты выбрался из куклы? – спросил Харви.

– О, это занятный случай, – улыбнулся Тайлай. – Её постоянно передаривали, продавали, выбрасывали, потому что она приносила несчастья и беды обладателям. В конце концов, её передали в музей, где люди зачем-то собрали множество проклятых экспонатов. Со временем силы неудач и проклятий сложились, синхронизировались и мракополучно привели к несчастному случаю: короткое замыкание в проводке, сбой в системе пожарной сигнализации и сонный паралич у охранников. Всё сгорело дотла. Мы стали свободны.

– Потрясающая история, – заключил глава собрания.

– Мракодарю вас за то, что выслушали, – сказал Тайлай.

– Руно, твоя очередь, – сказал Первород.

Руно сконцентрировалась и старалась отойти от услышанной истории.

– Да уж, сложно после такого чем-то удивить. Пожалуй, даже не буду пытаться, – смущённо сказала она.

– Как продвигается прогресс с узником Смерти? – поинтересовался Первород.

– Ну, мы вместе поужинали, я впервые попробовала бутерброды с докторятиной.

– Это ещё что-такое? – удивился Харви.

– Бутерброд – это такая еда для живых. Снизу хлеб, посередине колбаса, а сверху сыр. Хлеб сделан из растений, колбаса – из докторов, а сыр… не знаю из чего. В целом, это очень вкусно. Но докторов я не пробовала, чтобы сравнить. Я вообще редко занимаюсь живоедством, разве что, только покусыванием, – поделилась Руно.

– Зачем же ты это ешь, если это для живых? – прозвучал вопрос Слендера в головах страшил.

– Интересно, – просто ответила Руно.

– Я однажды в одной из квартир попробовала холодец, когда гуляла ночью. Меня потом рвало до рассвета. Не пригодно наше пищеварение для такого, – подключилась Хаё-Мара.

– Ради научного эксперимента можно и попробовать, – вступился Первород. – А как дела идут именно с переходом узника на эту сторону?

– Пока никак, – печально вздохнула Руно. – Он пытается, но почему-то не выходит. Будто что-то защищает его, я не знаю.

– Может он заговорён? – спросила Хаё-Мара.

– Он крещёный? С ними бывает такое, – вбросил Тайлай.

– Видал я такое, когда душа вписана в Кармическую сделку, – подхватил Аргос. – Хоть что с такими делай, им хоть бы хны.

– И что же мне делать? – спросила Руно.

– Что если сходить к гадалке? – предложил Тайлай.

– Зачем ей гадалка, если она сама страшила? Не нужно этих посредников, переврут ещё всё! – вмешался Аргос.

– Нужно спросить у Кармы, – подключился Слендер.

– Ну да, и получить от неё нагоняй за трату её времени, – спорил Аргос.

– Свари ему яд. Я дам тебе рецепт – эффект гарантированный. Ты передашь ему и он выпьет. Так что, технически, он сам наложит на себя руки, – посоветовала Хаё-Мара.

– Да не работает это так. Ему нужно самому сварить, шоб душа не перешла тому, кто яд варил, ёлки-палки, – аргументировал Аргос.

– Нет, думаю, ты не прав. По твоей логике, он и верёвку сам сплести должен, и мыло сварить? Нелогично, – противостоял Аргосу Харви.

– Послушайте, я зн… – начала было Хаё-Мара.

– Тише, не превращайте собрание в сельский базар, – остановил всех Первород. – Я уважаю мнение каждого из вас, но давайте будем последовательны. Руно, ты можешь всех выслушать, но решение принимать тебе. Действуй обдуманно.

– Дорогие страшилы, храни вас Мрак за советы. Мне очень приятно, что моя проблема вызывает у вас такой отклик. Мне вообще очень нравится здесь быть. Я приму все ваши рекомендации после собрания, – Руно с искренней радостью обратилась ко всем и кивнула Хаё-Маре. – И буду мракодарна за рецепт яда.

– Договорились, – подмигнула Хаё-Мара.

– Рад помочь, – сказал Аргос.

– Хорошо, – ответил Слендер.

– Что ж, черёд Аргоса, – обозначил Первород.

– Тёмной ночи, страшилы! – махнул он рукой и сделал лёгкий поклон. – Я Аргос, по-живому: Лёшка просто.

– Привет, Аргос! – все поприветствовали страшилу.

– Я, собсна, шо хотел спросить? Мне поклонялись тёмные ведьмы, а моему брату, Сашке, – светлые. Так из-за того, шо он недавно в мир живых возвратился, его обязанности на меня упали, ёлки-палки. Ну как упали, он мне записку оставил. А записку ту я увидал, когда он уже… ну, того.

Страшилы слушали и проникались проблемой своего собрата. Как вдруг, неожиданно даже для себя, Руно выпалила:

– Что?! Мы можем вернуться в мир живых?

– Ээ, ну да. А шо? Ну, как бы… да. Цена высока, пуша это рушит баланс, ёлки-палки. Ну, и такие вещи регулируются только Кармой, само собой. А характер у неё, скажем так, специфический.

Некоторые удивлённо покосились на Руно, будто такие вещи всем известны с самой смерти. Первород пристально изучил её тяжёлым беспристрастным взглядом. Руно съёжилась внешне, но внутри у неё разыгрался интерес.

– Так о чём это я? – Аргос почесал голову когтистыми пальцами, сбившись с мысли. – Ах, да. И вот, значится, работаю на двух работах: за себя и за Сашку. С ритуала на ритуал только и хожу – мира тёмного не вижу! И так мне всё надоело! Перегорел я, в общем, понимаете?

Страшилы понимающе закивали.

– Плюнул я на всё, перестал появляться на ритуалах. Бродил по тьме, наслаждался каждым лучиком Луны, пением волков. И тут вдруг слышу – сквозь слои прям брезжет! Вслушиваюсь, а там, в мире живых, кто-то тёмную молитву читает – демона зовёт. Прохожу я, значит, сквозь слои, вижу – девушка молодая на мосту стоит, сброситься хочет. Ну, я давай выяснять, что к чему. И что бы вы думали? Несчастная любовь! Проходят эпохи, меняются времена, а маниакальный почерк богини Любви так и остаётся неизменным, – с напором рассказывал Аргос и усмехнулся – Мне порой кажется, что она людей угробила больше, чем мы своим живоедством.

Руно хмыкнула. Аргос продолжил:

– Ну и думаю, значится: «Ёлки-палки, зачем я сюда полез? Сейчас она спрыгнет, а меня потом засудят в Сумрачном Секретариате за нарушение политики невмешательства». Ну, слово за слово, я её уговорил шоб не прыгала, взамен стану её демоном-хранителем, значит. Да и понравилась она мне, чего таить. Ну и всё, рукопожатие-кровь-печать. Теперь мне не нужно питаться страхом и верой для существования, а нужно лишь оберегать мою подопечную.

– Ого! – восхищённо удивилась Руно.

– Поздравляю, – сказал Первород с улыбкой.

– Хорошая сделка, – прокомментировала Хаё-Мара.

– Так я вот, шо хотел спросить-то, собсна? У ней же явно и ангел-хранитель должен иметься, хоть и бестолковый? Мне теперь как с ним себя вести? Он если одно говорит, мне нужно обратное утверждать? Каким законом руководствоваться: вторым или третьим?

– Если до получения демона-хранителя у неё не было ангела-хранителя, то она получит его в ближайшее время. Карма об этом позаботится. Это может быть и человек, кстати говоря, – поведал глава собрания. – Не думаю, что здесь можно следовать закону противодействия или двум другим. Вы же не направляете внутренний выбор человека, а лишь оберегаете от внешних воздействий. Для вас обоих задача – сохранить подопечную, где-то пригодятся твои методы, где-то его – ангельские.

– По правде, мало шо понял. Схожу всё-таки в Секретариат, узнаю. Храни вас Мрак, – почесал голову Аргос. Первород кивнул в ответ.

– Всем тёмной ночи. Я Хаё-Мара. Страшила средней руки, – вступила женщина с дредами и покрытым чёрными пятнами лицом.

– Тёмной ночи, Хаё-Мара! – поприветствовали её слушатели.

– Я люблю коллекционировать жуткие места. В моём четвёртом походном дневнике уже почти закончились страницы. Я пыталась передать свои труды людям, чтобы они их увековечили, но живые не понимают язык мёртвых. Тогда я попыталась передать устно, но все претенденты убегали, завидев меня, а некоторые падали без сознания, – Хаё-Мара вспомнила момент из смерти и улыбнулась. – Как-то я даже нашла человека, который в реанимации болтался между жизнью и смертью. Я начала второпях пересказывать ему первые главы. В его призрачном лице читалось глубокое удивление, но он старался что-то запомнить. Потом он исчез, я подумала, что его всё-таки вытащили из лап Сумрака, но затем он снова явился за очередной главой! И так, он несколько раз выныривал в наш мир из своего, пока не дослушал до конца первый дневник.

– Интересная схема, – оценил Тайлай.

– Да, надеюсь он успел что-то запомнить. Я позже пыталась найти его в мире живых, но безуспешно, – сказала Хаё-Мара.

– А какое самое жуткое место, в котором ты была? – спросила Руно.

– Одно из жутких зрелищ – это, когда я посетила какой-то фестиваль музыки, на котором живые вели себя как обезумевшие приматы. Мне было отвратительно. Но самое жуткое – это некая лаборатория, в которой учёные барьерами ограждали от реального мира кусочек пространства. Я приблизилась к барьеру и ощутила нечто вроде титанической пустоты в том пространстве. Будто бы целую завакуумированную вселенную, в которой ничего нет. Обычно, я испытываю чувства в загадочных местах, словно настраиваюсь на частоту окружения и начинаю слышать эхо событий: страданий, убийств, горя, обреченности. А здесь, чувство невероятных размеров пустоты, левиафан нуля. Я даже не знаю, как это описать. Представьте мир на стенке мыльного пузыря, вдруг он лопнул, и осталось то, что было под плёнкой.

– И это так страшно? – поразился Слендер.

– Это самое ужасное, что я встречала – ничего внутри.

– Это звучит жутко, да. Но не могли бы вы мне помочь? Меня зовут Харви. Всем смертствуйте, – вступил следующий участник.

– Смертствуй, Харви!

– Я хотел узнать, могу ли я из страшилы стать демоном и как это сделать? – спросил он.

– А почему ты этого хочешь? – удивилась Хаё-Мара.

– У меня сильная тяга к живоедству. Проматывая в памяти сотню раз момент смерти, я понял, что моя суть – насилие. А в ранге страшилы за частое живоедство Сумрачный Секретариат приговорит меня к исчезновению. Я не могу контролировать свою жажду крови.

– А что тебе посоветовали в Секретариате? – спросил Аргос.

– Посоветовали держать свою суть под контролем, – ответил Харви.

– Долбаные бюрократы! У самих души из камня, а всякая личность для них – бумажка, – эмоционально отреагировал Аргос.

– Вы же знаете почему они ввели ограничение на живоедство? – прозвучал в головах голос Слендера.

– Почему? – спросила Руно.

– Рождаемость в мире живых упала. Если не поставить на контроль живоедство с нашей стороны, то мы ускорим вымирание цивилизации, – пояснил Первород.

– Да и Страх с ними! Нас-то это не касается, – отметил Аргос.

– Живое и мёртвое – одна суть, забыл? Если живые вымрут, чьим страхом ты будешь существовать? – пояснил Тайлай.

– А, точно, – потупился Аргос.

– Вообще, нужно снова идти в Секретариат и составлять заявку на перевод в ад. Описать сколько у тебя лет стажа страшилы, какой опыт живоедства, какие навыки охоты и прочее, указать причину перевода. Можешь приложить выписки нарушений за твоё чрезмерное живоедство. Было бы неплохо сходить к нашей местной Мухомор-Бабе, чтобы она выписала тебе справку о том, что ты не можешь контролировать свою суть, – посоветовал Первород.

– А разве это ограничение не влияет на ад? – уточнила Руно.

– Нет, у дьявольского и божественного свои юрисдикции. Они нам не подчиняются, мы – им, – прокомментировал Первород.

– Ага, мы здесь как Сумеречная буферная зона. Пограничье, – усмехнулся Аргос.

– А ещё есть варианты? – спросил Харви.

– Другой вариант: работать на репутацию, укреплять своё имя в легендах. Так, когда ты станешь достаточно известным, тебя могут индивидуально пригласить на службу в ад, – сказал Первород.

– Да уж. До такого я, наверное, не дотяну, – ответил Харви.

– Третий вариант: создать свою секту с жертвоприношениями. Будет и вера, и живоедство. Но тут без помощи живых никак не обойтись. Если своим ртом ты будешь говорить с человеком, а не жрать его, то будет какой-то прогресс, – добавил Тайлай.

– О, а вот это интересно, – улыбнулся Харви.

* * *

После собрания, все стали расходиться. Кто-то исчез, некоторые остались и обсуждали услышанное. Руно заметила, как Клаустрофобия незаметно появилась и проскользнула к Первороду. Они о чём-то разговаривали. Руно, обрадованная появлением матери, приблизилась к ним. Она хотела спросить у Клаустрофобии про своё живое имя.

До Руно донеслись обрывки диалога:

– Этого не должно было произойти, – твёрдо сказала Фобия.

– Но это уже случилось, – мягко парировал Первород.

– Значит, я завершу это как мне нужно, – сказала она.

– На кону твоя дочь, – ответил он.

– Именно. И я никому её не отдам.

– Делай, что должно, и будь, что будет, – завершил дискуссию Первород, переводя взгляд на подошедшую Руно.

– Тёмного вечера, Дамы, – откланялся он и растворился дымкой в сумрачных тенях дома.

– Смертствуй, мам, – сказала Руно.

– Смертствуй, Руно, – поприветствовала дочь Клаустрофобия.

– Я узнала, что у страшил есть живое имя, и хотела бы узнать своё.

– Для чего тебе это нужно?

– Ну, все знают свои имена, мне тоже нужно.

– Ты – не все. Ты моя дочь, и так и останется. Или ты хочешь снова что-то выкинуть, вроде Печати Смерти?

– Но я…Я не… – замешкалась Руно.

– Ты влюбилась в смертного – это ещё полбеды. Но ты решила связать себя с ним Печатью. С первым встречным! – закипела Клаустрофобия. – Я говорила тебе: не играй с едой. Не вздумай даже приближаться к нему, иначе я лично с ним покончу.

– Мама, прошу, не нужно! – слёзно попросила Руно.

– Мне решать, что нужно, а что нет, – холодным тоном отчеканила Фобия и направилась к выходу. – Судя по тому, что у вас до сих пор ничего не получилось, он ещё и какой-то проблемный.

Клаустрофобия развернулась, махнув изящной бархатной накидкой. Направилась в тесную щель, между камином и стеной.

– Он особенный! – сорвалось с дрожащих губ Руно вслед исчезающей матери.

Последующие собрания страшил в книге "Хроники Айо"

Благодарю за внимание)

Буду рад обратной связи в комментариях)

Второе собрание

Небольшой зал для собраний постепенно заполнялся страшилами. Все рассаживались. Те, кто не в первый раз, занимали полюбившиеся места. Новички садились на оставшиеся пустовать стулья. Страшил сегодня пришло меньше, чем в первый раз – один стул так и остался пустым.

Когда все расселись, Первород начал:

– Приветствую всех на втором собрании Клуба страшил! Приятно видеть новые лица, – он пробежался глазами по присутствующим. – Начнём. Первому слева – первое слово: представьтесь, расскажите о себе, о методах охоты или проблемах, с которыми столкнулись.

– Привет всем, меня зовут Жозефина, – начала девушка в лёгком ситцевом платье с золотистой диадемой в волосах.

– Привет, Жозефина, – поприветствовали её все.

– Я – полуденница. У меня есть иммунитет к солнечному свету, но за это приходится платить: мне требуется больше энергии страха. К сожалению, иногда даже недостаточно пугания и приходится прибегать к живоедству, – она обречённо вздохнула. – Я часто задумываюсь, а стоит ли оно того? Может быть, стоит всё бросить и исчезнуть?

– Понимаю тебя. Оттого у нас и осталось так мало полуденниц, – с сожалением сказал Первород, пытаясь подбодрить. –  И что же заставляет тебя остаться? Где ты находишь силы?

– В попытках вспомнить свою жизнь. Умерев и став страшилой, я забыла родственников, друзей, знакомых. Весь мой путь в мире живых уменьшился до имени и сути. Но я стараюсь вспомнить. Я выхожу из темноты в мир наполненный жизнью, запахами скошенной травы, терпкого кофе, свежего хлеба. Правда, от этих запахов остались лишь тусклые фантомы, и все их перебивает вкус страха в моих рецепторах, – сказала девушка с тоскливой болью.

– Что такое кофе? – шёпотом спросил Аркаша у соседа.

– Я не знаю, – прошептал сосед.

Никто не обратил на них внимания. Жозефина продолжала:

– Я стою вдалеке, наблюдаю за каким-нибудь человеком и думаю. Мог ли он быть моим близким? Через что он прошёл? Сколько радостей и тревог он испытал, пока я гоняюсь за страхом, чтобы остаться в бытие? Стоит ли наше существование того, чтобы держаться за пребывание в загробном мире – цепляться за сумрак одной рукой, держа в другой крохи памяти и барахтаясь над бездной забвения?

Жозефина выдержала паузу, оглядев ошарашенных, озадаченных слушателей. Тяжело подняла взгляд на Перворода, сумев продержать его, и твёрдо сказала:

– Стоит.

Все взорвались аплодисментами. Девушка, обессилев, увела глаза от давящего взгляда Перворода. Тот уважительно кивнул и похлопал могучими ладонями, поддерживая овации.

– Очень вдохновляющая речь, – сказал он. – Мракодарю за столь проникновенное выступление. Кто-то ещё хочет что-нибудь добавить?

– Если вам тяжело добывать такое количество страха, почему бы не примкнуть к коалициям страшил, например, в заброшенной больнице в центре местного городка? – с добрыми побуждениями спросил Аркаша. – Место довольно проходное, даже днём, что для вас будет преимуществом.

– Полуденницы охотятся в одиночку, – гордо отчеканила девушка и подняла подбородок.

– Тогда, смею предположить, что причиной проблем является ваша видовая гордость. Если попробовать переступить через неё, то… – аккуратно подводил Аркаша, но Жозефина оборвала его.

– Я скорее исчезну, – отрезала она.

– Понимаю вашу принципиальность, но ведь сейчас время такое. Нам всем тяжело, без объединения попросту не выжить. Мы потому и стали собираться здесь, – сказал Аркаша.

– Он прав, Жозефина. Я знаю, как заслуженно горды собой полуденницы, как тяжело им достаётся существование. Я готов с уверенностью заявить, что никто не осудит за сотрудничество с другими видами страшил. Это будет примыкание, а не пресмыкание. Ваша гордость останется нетронутой, – сказал Первород.

– Я обдумаю это, – подытожила она.

Глава собрания кивнул и жестом предложил выступить следующему.

– Всем смертствуйтя. Я домовой – Ероша, – забавно поздоровался небольшой косматый старичок в лаптях, кивнув соломенной шляпой.

– Привет, Ероша.

– Интересно вы придумали: собираетеся, обсуждаете всякое. Любо-дорого послушать, – улыбался в густую бороду Ероша. – Бывал я и раньше на таких консилиумах, бывал. Трудности всегда объединяют: что живых, что мёртвых.

Все с интересом и почтением слушали.

– Я существо древнее, аки реликт, можно сказать. Энергия страха мне уже не нужна – шибко люди уверовали в моё существование. То, конечно, не моя заслуга, а всего нашего вида. Веками мы добивались признания в умах живых, своего местечка в человеческом мироздании. И не без помощи людей, замечу: знахарки нам помогали, да писари всякие, что суть нашу описывали. Всё это сблизило меня с людьми. Я обитаю в их хатах, слежу за бытом. Изредка, конечно устраиваю выходки, чтоб не расслаблялись. Понимаю, если сам расслаблюсь, то всё нажитое потерять могу, того и гляди. Люди развиваются, перестают обращать внимания на древние обычаи. Так и запамятовать нас могут – исчезать начнут домовые-то. Придётся нам сызнова на тропу охоты встать, да в потёмках охабиться. Посему, советую с людьми союзничать, ежели существовать остаться хотим. Мы две стороны одной сути – живое и мёртвое.

Слушатели выжидали паузу, переваривая наставление старичка. Первород поблагодарил домового за то, что поделился мудростью.

– Так ведь, служа, можно и прислужником стать, – воспротивилась объединению Жозефина.

– Ежели таков твой выбор – таков путь, – легко согласился Ероша, прищурив глаза и наклонив голову.

Вдруг из полумрака комнаты спешно вышла Руно. Она не пользуется дверями и совершенно не понимает их устройство. Чаще она является из ближайшей тени, связывающей мир живых с миром мёртвых, словно тёмная материя. Она извинилась и вошла в круг собрания.

– Извините, я задержалась, – сказала она, присаживаясь на пустующий стул.

– Ничего, всё нормально, – кивнул Первород. – Ты как раз успела на своё выступление. Как твои дела с узником Смерти? Если кто не знает, Руно смогла успешно наложить Узы Смерти на понравившегося ей юношу.

– Он сделал мне… – начала Руно.

– Предложение?! – ошарашенно перебил Аркаша.
– Лучше – жертвоприношение! – окрылённо сказала Руно, а затем смутилась. – По крайней мере, я так считала поначалу. Но оказалось, что это не так. Я неправильно его поняла.

– Ты не серчай, он парень молодой, живой, науки нашей не знает ещё толком. Ты ему расскажи, как то делается, – подбадривал Ероша. – Пусть сначала жабку подарит, потом птицу какую. Дальше – больше.

– Ага. У меня такая же проблема с ведьмами. Они мне делают жертвоприношения из чёрных петухов, козлов. А мне такое не нужно. Я, вообще-то, вегетарианец, – включился в разговор Трутс и подался вперёд гладким, испещрённым маленькими отверстиями телом.

– А ты им сказать об этом не можешь? – спросила Руно.

– Да я пытался, но они оберегами закрылись от меня. Могу ответить, только когда они сами спрашивают. Получается такой диалог: «Что ждёт меня в будущем?», «Брокколи», «Как мне решить такую-то проблему?», «Морковь». Очень весело, – усмехнулся Трутс. – Так, в итоге, знаете к чему это привело? Ведьма сделала «овощную» колоду карт таро, через которую обращалась ко мне и интерпретировала мои ответы как ей нужно. Шарлатанка, одним словом.

– Да уж, сотрудничество с ведьмами сейчас совсем не то, что раньше. Сейчас они все белые, серые, зелёные – каких только нет. А нет, как раз, настоящих. Я вот помню, в Салеме обитал в самое интересное время. Так мы там такое вытворяли – самому вспоминать страшно! Мы наши слои воедино слили! – восторгался прошлым Ваал'Торн. По всей его коже песчаного цвета торчали наружу маленькие шипы, в некоторых местах протыкая одежду.

– Такое разве возможно? – удивился Аркаша.

– Да, только сложно. Нужно специальное мёртвое семя. Также необходимо соблюсти много условий ритуала. Я уж не говорю о том, сколько сил нужно приложить, – сказал Ваал'Торн.

– Хм. Вы знаете где достать это семя? – спросил его Аркаша.

– Не знаю, но думаю, мы можем попытаться поискать, – ответил он.

– Господа, я попрошу вас. Наше собрание превращается в балаган, – Первород покачал ладонью в воздухе. – Руно, ты что-то ещё хочешь добавить?

– Нет, я просто поделилась новостью.

– Хорошо. Переходим к следующему гостю, – Первород указал ладонью на «гладкого» страшилу.

– Всем привет. Меня зовут Трансильвандегерштутс, – поздоровался он быстро.

– Привет, Траслив..

– Шварден...

– Слив…

– Треснул?

– Привет, срандерштул.

– Да это же невозможно!

– Андерген…

– Кемберштуф?

– Я не могу.

Страшилы наперебой пытались повторить неповторимое. Поднялся хор голосов, подбирающих языком отмычку к труднодоступному имени страшилы.

– Можно просто – Трутс, – уточнил владелец сложного имени.

– Привет! – хором отрезали собравшиеся.

– Трутс, просто Трутс. Как вы понимаете, я был Фобосом длинных слов, моя специализация – гиппопотомонстросескиппедалофобия. Почему был, спросите вы? Потому что, к сожалению, некоторые страхи слишком узконаправленные. Людей с таким страхом трудно найти – их не больше 10% от всего населения Земли. Из-за этого редкие Фобосы и Фобии исчезают. Но какой же потрясающий вкус у такого изысканного страха! Говоря короче, я сейчас перепрофилируюсь на новую специальность  – технофобия. В данный момент живые придумывают всё больше технических и цифровых нововведений. Но страх неизвестного – основной страх, – он скользнул взглядом по Первороду. – А исходя из этого, я выбрал встать на гребне новой волны фобий. Посмотрите, как они начинают бояться нейросетей. Вы слышали про нейросети? Я думаю, это золотая жила. Пока страха, конечно, маловато, но ещё не полночь, как говорится.

– Что-то я не пойму, а где у тебя пугательная железа в виде антенны 5G? Или ты волны страха на палец ловить собрался? – спросил едко Ваал’Торн.

– При чём тут 5G? Я пью страх по-обычному, как и вы. Без всяких волн и сигналов, – спокойно парировал Трутс.

– Да бредни это всё. Ваша новая школа, новые технологии – чушь, – Ваал’Торн обратился к Первороду. – Можно я вступлю в дискуссию?

– Пожалуйста, – кивнул Первород.

– Я как считаю, в живых вшита программа – бояться. Они без этого страха не выжили бы, они нам «спасибо» сказать должны. А наша задача – этот страх поддерживать. Пугай, но не спугни.

– Пугай, но не спугни! – хором продублировали присутствующие.

– Так, что ж мы теперь будем из-за каждого их новоиспеченного гаджета менять свои порядки и подстраиваться? Пусть они под нас подстраиваются! Тьма, высота, глубина, неизвестность – это у них на подсознании высечено. Без страха они все с края Земли сиганут, чтоб узнать, что за ним, – принялся объяснять шипастый страшила.

– Но Земля круглая, Ваал'Торн. Мы ещё в 1633 году встречали на нашей стороне Галилея, слушали его лекции, с пылу с жару. К тому же, люди совершенствуют своё бесстрашие. Их эволюция – адаптация. Они приспособились к жизни, учатся бороться со своими страхами. И заметь, делают это без насилия, как в средневековье. Они-то без нас прожить смогут, если достаточно адаптируются и разовьются интеллектуально, духовно, физически, а мы? Если мы задержимся в развитии на уровне средневековья – мы в нём и останемся. Пылью на полках истории. Мы просто не сможем их напугать, не то, что спугнуть, – доказывал свою точку зрения Трутс.

– Ну нет! Неужели ты не видишь, в их мире то же самое средневековье, обтянутое нанотехнологической тряхомудией. Не нужно ни под кого подстраиваться. Вышел в люди, напугал по-старинке – и дело с концом. Раньше люди что-то противопоставить могли, заставить нас самих бояться – жить было весело, мреть было интересно. А сейчас что? – выдал Ваал'Торн.

– А что сейчас? – уточнил Трутс.

– Да пресно всё, – кисло констатировал Ваал'Торн.

– Ну, так это говорит о движении, изменении. Пресно – значит непривычно. Разве нет? – уточнил Трутс.

– Это говорит о стагнации, а в условиях постоянного хода времени – о движении назад, – разъяснил Ваал'Торн.

– Смотря, откуда наблюдать. Если вам непривычно в новом мире – адаптируйтесь, изменитесь, – настаивал Трутс.

– Если мне непривычен новый мир, я его изменю под свои стандарты, – держался своей точки зрения Ваал'Торн.

– Ваши стандарты стареют вместе с вами, – сказал Трутс.

– Хорошо, увидимся через 100 лет. Посмотрим, чья позиция верная, – подвёл итог Ваал'Торн.

– Согласен. Кто останется, тот и прав. Время – лучший судья, – поддержал Трутс.

– Господа, я считаю вы оба правы. Точка зрения говорит о том, что вы наблюдаете. А мир такой большой, что в нём поместятся обе ваших точки зрения. Продолжим собрание, – урегулировал спор Первород.

– Хорошо. Нужно соблюдать последовательность. Меня зовут Ваал’Торн, – страшила показательно поклонился в сторону Перворода.

– Привет, Ваал'Торн! – приветствовал хор участников.

– Я, можно сказать, местный архивариус. Взаимодействую с ведьмами, беру у них заказы на той стороне, ищу исполнителей на этой. В свободное время веду летопись событий: ищу свеженькие мёртвые души и расспрашиваю их о мире живых, пока их память не стёрлась за 40 дней. Ну, что могу сказать – раньше было лучше. Светлая память тёмным временам. Я всё-таки буду настаивать на своём: раньше страх был вкуснее, углы темнее, луна полнее. Я вот достану архивы свои и принесу в следующий раз! Сухими фактами докажу! У меня всё.

– Мракодарю вас, господа, за ваши выступления. Это была интересная дискуссия. В спорах и рождается истина потому, что вы описываете её с разных точек зрения. Кстати, Ваал'Торн, вы могли бы помочь своими архивами Жозефине, – подвёл итог Первород. – Перейдём к следующему гостю.

– Всем привет! Я Аркаша, – он помахал сломанной рукой.

– Привет, Аркаша!

– В прошлый раз ты озвучивал проблему. Что-то изменилось после собрания? – спросил Первород.

– Да, мы начали встречаться с Каллисто,чтобы проводить уроки.

– И как успехи? – спросил глава собрания.

– Отлично. Но, в плане уроков – не очень: не могу применить её опыт в тесной лифтовой кабине без зеркал. Буду искать новое пристанище – «фешенебельное», как она выражается. С просторным лифтом и большим количеством зеркал. Она меня вдохновила изменить условия существования, – ответил переломанный Аркаша.

– О, это просто замечательно! Рад слышать, – прокомментировал тёмный великан.

– Прошу прощения, – вмешался Ваал'Торн, активно жестикулируя, – Но ведь, это же яркий пример того, о чём я и говорю. Аркаша вместо того, чтобы изменить мир, решил измениться сам.

– Но ведь, у него же нет зеркал в лифте обитания, чтобы применять зеркальную технику. Он изменяет себя, адаптируется. Или вы хотите сказать, что ему нужно самому зеркала в лифте повесить? – спорил Трутс.

– Я бы повесил, – сухо парировал Ваал'Торн. – Дело несложное.

– А мне нравится, что я перееду поближе к Каллисто. Мы сможем чаще видеться. Она мне очень нравится, – засиял Аркаша. – Я даже подумываю о церемонии мракосочетания.

Руно умилилась. Страшилы расплылись в улыбках. Даже хмурая и гордая Жозефина немного растаяла.

– И кстати, она мне посоветовала придумать страшилье прозвище и перестать представляться живым именем, – продолжил Аркаша.

– А так, это твоё живое имя? – удивился Ваал'Торн, – А я думал страшилье. Такое жуткое…

– Ваал'Торн, прояви уважение к живому имени. Мы все оттуда пришли. Живое и мёртвое – одна суть.

– Извиняюсь, – сказал он Первороду.

– А что значит живое имя? – спросила Руно.

– А ты не помнишь своё? – поинтересовался Аркаша озадаченно и переадресовал вопросительный взгляд главе собрания.

– В нашем мире живое имя, это как подпись. Если ты будешь делать что-то в рамках Сумрачного Секретариата, то тебе оно понадобится. Кто накладывает Печать, тот и передаёт узнику его живое имя после перехода, – объяснил Первород. – Если твоя мать Клаустрофобия, которая привела в этот мир, не назвала тебе его, значит пока не готова выпускать из-под своей опеки. Можешь спросить у неё, как представиться возможность.

– Хорошо, – ответила Руно и обратилась уже к Аркаше. – И какое же имя ты себе придумал?

– Выбираю между «Арканоид» и «Арканзас», – ответил он.

– Какой вздор! – удручённо отреагировал Ваал’Торн.

– А мне нравится как звучит, – сказал Аркаша. – Может быть, остановлюсь на «Аркан».

Благодарю за внимание)

Последующие собрания страшил в книге "Хроники Айо"

Буду рад обратной связи

Загородный дом нежно обнимал сумрак, в то время, как внутри, в камине мирно потрескивал огонь. Свет пламени игриво щекотал лица собравшихся, не решаясь притронуться к самым дальним и тёмным уголкам дома. Шестеро гостей сидели кругом на стульях из тёмного дерева. Спиной к камину восседал хозяин дома – Первород. Он медленно поднялся, опираясь на мощную трость и таким же потрескивающим голосом начал говорить:

– Приветствую вас на первом собрании клуба страшил.

Он оглядел собравшихся: Саша, Ури, Митч, Руно, Аркаша и Каллисто. После чего, продолжил:

– Я организовал этот клуб для объединения и обмена опытом. Здесь вы всегда сможете высказаться и получить поддержку, а также будете поняты и приняты такими, какие есть. Наступил тяжёлый период – Калиюга. Тёмная эра. Да только вот это тьма не наша. Чужая. Как для нас, так и для людей. Они становятся всё более прогрессивными и свет их знаний заставляет наши тени бледнеть. Надеюсь, мы вместе сможем объединить наши усилия, чтобы не сгинуть в истории окончательно.

Некоторые из гостей начали тревожится, кто-то кивал. Кто-то с гордостью и трепетом смотрел на Перворода. Закончив мотивирующее предисловие, вождь страшил ещё раз оглядел собравшихся и продолжил, но уже чуть побыстрее и не таким басовитым голосом.

– Итак, начнём. Круг начинается слева от меня и по порядку. Если не готовы, можно пропустить очередь и выступить в конце.

Первым слева сидел Саша, болтая обрубками ног. Возле него стояли костяные протезы. Сверху имелись кожаные манжеты (неизвестно из чьей кожи, но он всем говорит, что из человеческой), которые прирастали к его обрубкам. Внизу костяная конструкция плавно перетекала в тяжёлую подошву, похожую на лошадиные копыта. Возможно, это они и были.

– Всем привет, меня зовут Саша. Я – топотун.

– Привет, Саша! – раздалось хором в полумраке собрания.

– Трудно, конечно, выступать первым. Немного волнуюсь, – сбивчиво начал Саша с неуверенной улыбкой. – Думал кто-то начнёт первым, но точно не я.

С разных сторон послышались ободряющие слова.

– Ничего. Всё в порядке. Мы все здесь одна семья, – успокоил его Первород и похлопал по плечу в знак поддержки.

– Что ж, ладно. Что бы вам рассказать? – замялся Саша. Немного подумал, собрался с мыслями и начал. – Расскажу о моей тактике охоты. Я сам особо не любитель контактов. Пугательных желёз я не приобрёл, однако имеем, что имеем. Я забираюсь в пустые квартиры, обустраиваюсь там некоторое время. Изучаю, жильцов снизу по ночам: хорошо, если семья полноценная и тихая. От таких я получаю полный коктейль страха: мужской, женский, детский.

Присутствующие в зале слушали с интересом, втягиваясь в атмосферу собрания. Кто-то коротко кивал после некоторых реплик, соглашаясь со сказанным.

– Сначала я выхожу днём. Топаю тихонько, скриплю полом, двигаю мебель, если она есть. В общем и целом, даю понять жильцам снизу, что моя квартира вполне жилая. Затем начинаю топать днём всё сильнее. А позже выхожу и ночью. Всё это время я выжидаю, голодаю. Начинаю вкушать первые молочные страшинки, когда соседи снизу начинают волноваться и что-то предпринимать: поднимаются ко мне, стучатся в дверь, расспрашивают соседей. И вот наступает момент, когда всеведущая старушка, которая есть в каждом подъезде, объясняет им, что в «моей» квартире никто не живёт. Тут-то и начинает литься сладкий нектар страха.

Присутствующие заулыбались. Кто-то облизнул губы от вкусных воспоминаний.

– Хорошая тактика!

– Хитро…
– Скажи, а если живые не предпринимают активных действий: ну топает кто-то и ладно? – шелестящим голосом спросила девушка в белом.

– Тогда я начинаю топать по ночам прямо в их квартире. Но важно не перегнуть. Вы же знаете, нужно держать баланс: пугать, но не спугнуть.

– Пугать, но не спугнуть! – раздалось с разных сторон.

– Что ж, блестящее выступление! Спасибо, что поделился, Саша, – начал волну аплодисментов Первород. – Следующее слово – соседу слева.

Все обратили внимание на маленького мальчика, который сидел на обычном стуле со всеми наравне, однако ноги его едва доставали до пола. Его тело целиком было покрыто тягучей чёрной жижей. При таком тусклом освещении трудно разглядеть черты его лица. Когда он начал говорить, в его чёрной голове открылся провал, который, вероятно, является ртом.

– Что? – спросил он.

– Твоя очередь, – сказал Саша.

– А, да? Я думал слева – это с той стороны, – замялся мальчик. – Всем привет. Я – Ури.

– Привет, Ури! – дружно приветствовали мальчика участники собрания.

– А вы знаете, страшилки про чёрный город и чёрного мальчика?

– Да.

– Ага.

– Что-то слышала.

– А вы знаете, что? Это про меня! На самом деле, я обычный… был, пока не утонул в ёмкости с мазутом. Но мне нравится как у вас тут всё устроено. В садик ходить не нужно, кушать кашу – тоже. Нужно только пугать людей, чтобы не исчезнуть, ну и на солнце долго не находиться.

– Я тебе даже немножко завидую. Перед тобой сейчас столько всего нового и интересного. Я вот, когда умер, первое время просто в лифте сидел. Уж не знаю сколько времени, может неделю, может год. Времени-то у нас тут нет, – высказался Аркаша.

– Время у нас есть, просто оно влияет на нас иначе, – поправил его Митч шёпотом.

Некоторые заумилялись тому, что мальчика ждёт большое количество открытий, через которое они сами когда-то прошли. Первород одёрнул всех и напомнил:

– Дамы и господа, я попрошу не перебивать говорящего. Пусть сначала расскажет о себе, а потом уже в конце мы подключимся с вопросами и комментариями.

– Хорошо, – смущённо ответил мальчик.

Все замолчали. Повисла тишина.
– Нет, Ури, ты-то говори. К тебе это не относится, – скорректировал ситуацию Первород.

– А, да? Ладно, – Ури как-то вжался в спинку стула, переволновавшийся. Он шёпотом что-то пробубнил себе под нос и начал рассказывать. – Я вообще не знаю что рассказать. Я люблю играть с друзьями. Мы вместе играем в прятки. Я прихожу на нашу площадку во дворе, а они меня видят и сразу разбегаются. Даже не здороваются, но мне и так нравится. Только надоедает, что я всегда вожу.

Кто-то понимающе вздохнул.

– А ещё знаете что? Я могу делать вот так! – Ури начал медленно втягивать в туловище конечности, пока не превратился в шарообразный сгусток тьмы. Он слегка покачиваясь стоял на стуле, пока не шлёпнулся на пол. Затем из шарообразного состояния он вернулся в обычное, человекоподобное. Кряхтя, взобрался на стул.

– Вот так! – сказал он с гордостью и раскинул руки.

Страшилы захлопали.

– Ури, а как ты добываешь страх? – спросил Саша.

– Я? Да я просто выхожу по ночам гулять. Играю в песочнице. Кто-то пугается и всё, – застенчиво ответил мальчик и, будто вспомнив что-то, радостно воскликнул. – А знаете что? Я в песочнице звездолёт нашёл! Хотите посмотреть?

– Конечно, хотим. Неси скорей! – Первород дотянулся и ласково погладил мальчика по чёрной голове, проводил его взглядом. После того, как он удалился в одну из комнат дома, Саша произнёс:

– Тяжело видеть настолько молодых страшил среди нас.

– С другой стороны, в таком малом возрасте он сам сделал серьёзный выбор остаться с нами. После того, как стал страшилой, Ури, конечно, тут же побежал к родителям, – поведал окружающим Первород. – Мать сразу умерла от его вида. И без того пропитанное горем сердце не выдержало. Отец упал в обморок, но остался жив. Этого страха Ури хватит, чтобы просуществовать, пока ума не наберётся.

Присутствующие в кругу как-то погрустнели. Общее настроение упало.

– Смертствуйте, меня зовут Митч, – еле слышно вдруг вторгся в тишину  другой участник собрания.

– Смертствуй, Митч, – вразнобой, растерянно поприветствовали страшилы.

– Я шептун. Раньше обитал в лесах и шептал людям всякое. Но из-за этой проклятой индрусли… индустриализации, в лесах стало меньше людей. Деревни близ лесов начали пустеть – народ ломится в город. Пришлось, к сожалению, и мне последовать за ними. А в городе ж конкуренция, как у людей, так и у страшил. В общем, пока мне удалось прибиться к какой-то семье стариков. И через пару ночей я понял, почему это место пустует для нашего брата, – прошептал Митч, глядя куда-то сквозь всех. Во время его речи все неосознанно наклонялись вперёд, чтобы лучше слышать. – Старики мало того, что глуховатые, так ещё и с деменцией. Поэтому все мои старания кроту под хвост. Пока они поймут, что что-то слышат, уже забудут, что нужно испугаться. Раньше было лучше. Вот, что я вам скажу.

– Даа.. Хорошо там, где нас нет, – высказался Саша. Его звонкий голос на контрасте тихого шёпота резанул по ушам.

– Ну нет, не соглашусь. Дело в нас, а не в местах или временах. Так что, Митч, желаю тебе найти своё новое место. Всё будет хорошо, – сказал Первород.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, что выговорился. Кто хочет выступить следующим?

Руно, следующая в очереди, засмущалась и стеснительно опустила глаза. Она ещё не готова выговориться. Аркаша воспользовался заминкой и поднял кривую руку. Первород кивнул ему:

– Прошу.

– Смертствуйте, меня зовут Аркаша. Я – лифтовой.

– Привет, Аркаша!

– Я давно обитаю в лифтовой шахте. Наверное, с самой смерти. Болтаю, трясу лифт. Иногда останавливаю. Дёргаю. Мне очень нравится. В такие моменты, я осознаю себя счастливым, – оратор на секунду вернулся в воспоминания, улыбнувшись. Но, продолжив говорить далее, погрустнел. – Недавно я столкнулся с проблемой. Один сильно немолодой подросток, которого я раньше не видел в «моём» доме, стал частенько посещать мой лифт. Он рисует мужские половые органы на стенах, причём в таких разнообразных вариантах, что меня поразило, где он столько видел. Ещё пишет бранное слово из трёх букв так часто, будто это его подпись, а не мат. Возможно, у него и правда проблема с этим, потому что он постоянно, простите, опускает нужду на пол. Каждый раз, когда заходит в лифт.

– Справляет нужду, – шёпотом поправил его Митч, но тот даже не обратил внимания и продолжил.

– До того меня это однажды взбесило, что я начал трясти лифтом со всей силы. Но его это не остановило, хоть и швыряло об стены, било головой о потолок. Он продолжал мочиться, бултыхаясь по маленькой кабинке, несмотря ни на что. В итоге, весь лифт был в его биологических жидкостях, да и сам он весь пропитался и, когда поднялся – с него капало. Он сказал что-то про мать, прижал руку к голове и, шатаясь, вышел, как ни в чём не бывало.

Кто-то сдавленно хихикал, кто-то сопереживал Аркаше.

– И вот, в этот момент, я вдруг почувствовал себя таким никчёмным. Я так вкладывался в своё дело, но он даже не вздрогнул, не вскрикнул. У меня даже от того, что я творю, волосы встали в жилах!

– Волосы встали дыбом, – снова прошептал Митч. Но Первород жестом указал ему помолчать.

– Да зачем я тогда вообще существую, если какого-то жалкого пьяницу напугать не могу!?

Аркаша прижал переломанные ладошки к лицу и расплакался. Митч обнял его и начал гладить по спине.

– Спасибо, что выговорился, Аркаша. Мы тебя любим и поддерживаем. Ты большой молодец, что так стараешься. Просто смерть такая штука, в ней не всегда легко. Иногда ты можешь столкнуться с такой проблемой, которую не можешь решить. Если ты с ней не справился – это не значит, что ты плохой. Ты правильно делаешь, что пытаешься. Возможно, эта проблема, требует другого подхода. Кстати, Каллисто сможет тебя чему-нибудь научить. Если захочет, конечно. Что скажешь? – Первород вопросительно кивнул головой в сторону женщины, сидящей возле Аркаши.

– Ну, наконец-то! Всем привет. Меня зовут Каллисто. Я потомс…

– Привет, Каллисто!

–...привет. Я потомственная зеркальная сущность живу в зеркалах. И да, Аркаша, я могу научить тебя паре зеркальных испугов, чтобы ты смог решить свою проблему. Если, конечно, в лифте есть зеркало, – Аркаша грустно покачал головой. Каллисто не обратила на него внимания и продолжила тараторить. – А вот моя проблема гораздо серьёзнее. Как вы, наверняка, знаете я – Каллисто, мстительный дух дома на холме, вот уже пару веков пугаю и довожу до инфарктов его жителей. Я профессионал в делах кошмара и ужаса. Про меня снимают фильмы, на меня охотятся, изгоняют. Кстати, прямо в данный момент по мою душу вышли охотники. Эти простофилины даже не понимают, что меня нет дома.

От такого пищащего словесного потока многие откинулись на спинки стульев, морща лица.

– Так вот, насчёт дома. Про меня пишут книги и обсуждают в подкастах. Я достигла бешеного уровня известности. Меня боятся ВСЕ. И знаете, что эти бестолочи голубых кровей решили сделать? Они продали дом! Продали «мой» дом, в котором я обитаю уже 208 лет! И его купили какие-то мстительные слабовольные натоптыши, которые снесли мой дом. Снесли!

Пронзительный писк поразил ушные перепонки страшил. Чей-то стул скрипнул, отодвигаемый назад.

– И знаете, это ещё не всё. Самое страшное. Реально страшное – впереди.

Я присмотрела себе дом одной фешенебельной модели в богатом районе мегаполиса. Ну так, на время пока. И вот, жду я в первую ночь эту дамочку у туалетного столика. Уже в нетерпении вся, жажду испуга. Весь день разминала свои пугательные железы. И знаете что случилось, когда я подошла к её отражению в зазеркалье?! – уровень интриги, писка и вскинутых бровей Каллисто достиг запредельного уровня. – Она посмотрела на меня без косметики. И я её испугалась!

Калисто закончила на высокой ноте и бесшумно заплакала, показывая всем своё красивое страшное лицо, по которому аккуратно и прекрасно текли чёрные, как нефть, слезинки. Все зеркала в доме повторяли отражение её лица. После услышанного, все страшилы, вдруг, вздрогнули как единый организм. Кто-то прижал руку к лицу, у половины округлились, и без того, огромные глаза. Аркаша упал со стула в обморок.

– Что ж, Калисто… Я даже не знаю, что сказать. Сам впервые с таким сталкиваюсь… Возможно, это первые симптомы Калиюги. Я видел страшных людей, видел страх в отражении их глаз. Я сам был страхом и был человеком. Возможно, ты где-то перешла дорогу Карме и напугала когда-то не того. Ты была страхом в отражении и, в итоге, нашла в отражении свой страх. К сожалению, Карма сегодня опять не пришла. Но, как только она… – старался поддержать Первород.

– Хватит! Нет никакой Кармы! Только и твердите: Карма, Карма!. А кто-то из вас хоть раз её видел лично?! – Калисто обвела взглядом всех собравшихся и, чеканно цокая каблуками, стремительно покинула собрание через ближайшее зеркало.

– Уж лучше не встречаться с ней, – прокомментировал Саша, непонятно, кого именно имея ввиду.

– А я верю, что Карма существует. И мне кажется, она почтила меня своим мракословением, – вступила наконец Руно..

– Что ты имеешь в виду? – спросил пришедший в себя Аркаша.

– Ну, для начала, всем привет. Меня зовут Рýно

– Привет, Руно.

– Я – теснотень. Залезаю в тесные места и пугаю оттуда людей, иногда даже покусываю. Моя мама – Клаустрофобия. Наверное, все вы её знаете. Такой высокий статус моей мамы негативно сказывается на моей личной смерти. Всю свою смерть я выполняла мамины требования. Никогда не разговаривала с людьми и не симпатизировала им. Совершенствовала свою страшимость и навыки пугания. Я делала то, что скажет мать, даже не задумываясь о том, что я сама хочу делать. Столько сил вложила в работу над собой. А вообще, мне самой хочется испытать любовь. Настоящую. Живую.

Круг собравшихся утонул в памяти, вороша прошлое в поисках воспоминаний о своей первой любви. При жизни, конечно.

– Как-то я гуляла по мрачному уютному району на отшибе. И встретила парня, который потянулся за тюбиком клея под шкаф и застрял там рукой по самую лопатку. А ещё, представляете, соседей не было, а на помощь он позвать не мог. Какое-то невероятное совпадение! Я поразглядывала его с различных ракурсов в его несуразной позе. Затем, предвкушая хорошенькую пугань, пробралась под шкаф с обратной стороны. И вот, я уже подготовила Смертельную Пасть над его кистью, пока он отвернулся. А когда он заглянул под шкаф, уставился в мои глаза своими изумрудными… Короче говоря, я не смогла его укусить, только окропила Ядовитой Слюной его ладошку и… – Руно смущённо, покрасневшим голосом прошептала. – Я влюбилась в человека. Не знаю, что произошло, что именно такого я сделала, но теперь он превращается в страшилу живьём!

Аркаша со всей силы упал в обморок, брякнув давно переломанным телом о пол. Зеркало, через которое подслушивала Каллисто, треснуло и осыпалось на пол серебром. Первород вскочил со своего огромного стула так резко, что у всех присутствующих потемнело в глазах. Чистая тёмная энергия страха, из которой он состоял, перемешалась с энтузиазмом и интересом. Он резко выпалил:
– Ты наложила на него Узы Смерти! А ты объяснила ему, как они работают?

– Нет, а что, надо было? – потупив взгляд, растерянно спросила Руно.

– Ну, конечно! Он должен знать, какая честь ему выпала! Сколько у него теперь времени, какие у него появились обязанности, – Первород разразился воодушевлением, подобно раскатам грома. Но последнюю часть предложения договорил очень тихо. Так звучит затишье перед бурей. – И какая участь его ждёт, если он с ними не справится.

– Ты же в курсе, что вы ОБА исчезнете, если он не сможет наложить на себя руки? – спросил Саша.

– Ну да, вообще-то такие моменты заранее обговариваются с будущим узником Смерти, – прокомментировал шёпотом Митч.

– Я…я просто не знала, – растерялась девушка.

– Я приставлю к нему демонов и страшил, чтобы ни один смертный не убил его, лишив души, – распорядительным тоном сказал Первород. – А тебе советую глубже изучать теорию, перед тем, как приступать к практике.

На этой таинственной ноте первое собрание клуба страшил закончилось.

Благодарю за внимание)

Последующие собрания страшил в книге "Хроники Айо"

На заснеженной крыше покосившейся избушки сидели две пожилые женщины. Луна освещала их контуры, с интересом вслушиваясь в диалог.

– Шур, а ты чего на дачу-то перебралась? Зима же… – спросила Софья подругу, поправляя шаль.

– Да у меня там в квартире студентик переваривается. Жду вот, – ответила Саша.

– А, ты больше их по деревьям не развешиваешь? А я по старинке в городе, знаешь, люки канализационные открываю, а сама, бывает, оттуда кричу: “Помогите!”. Так и физические нагрузки, и воздухом дышу, – сказала Софья.

– Да какой там воздух-то в канализации? – удивилась Александра.

– Да не в канализации, Шур. Снаружи стою, последнее время. Щас же люди непуганые стали. В смартфоны уткнутся целиком, а ноги сами себе идут. Я момент подгадаю, как гаркну! У меня же голос страшный! – гордо сказала София.

– Что-то я плохо слышать стала последнее время… – сказала Саша и поправила съехавший от порыва ветра платок на голове. – В общем, надо изучать интернеты эти. Вишь, они себе сами уже сеть сплели, пока мы тут из них верёвки вили. Надо в ногу с человечеством шагать, а то вымрем.

– Так мы ж и так мёртвые, – поправила её Софья и достала из кармана пальто пакет с вялеными человеческими пальцами. – Будешь?

Александра вытащила один палец и, размахивая им, продолжила:

– Ну исчезнем значить. Они щас в реальном-то мире и не живут вовсе. Всё время в телефоне: ты его пугаешь, а он и не замечает. Все мозги уже в своём интернете…эт самое… Вот из-за того, что они нам страхом не дают питаться, пришлось на живоедство и перейти. Хотя, в интернете и познакомиться можно, вот, хоть на сайте знакомств. Выбрать себе кем поужинать вечером. Я слыхала, что и приложения есть, но до такого я ещё не добралась в смартфонах ихних.

– А я тут, знаешь, бывает делать нечего днём, жду пока солнце зайдёт. Так я захожу на сайты объявлений, где кто козлов продаёт, спрашиваю: “для ритуала подойдёт?” Ну и подшучиваю, знаешь, так. Или просто звоню и говорю: “ты умрёшь через семь дней”. Благо, у меня голос страшильный от матери достался, – сказала Софья. Она частенько напоминала о том, что её отличает от обыкновенных страшил, которым не дано ничего, и приходилось пугать тем, что имеют: бледная кожа и измождённое при смерти тело.

– Чего говоришь? – Александра всегда делала вид, что не слышит, когда Софья начинала хвастаться своим страшным утробным голосом. Завидовала она, чего греха таить. Не было у Александры ни пугательных желёз, ни страшного голоса, ни сил фобии. Одно что, бывает на человека смотрит долго, да лицо у неё начинает медленно стекать вниз. Тем и пугает.

– Ой, да ну тебя! Шур, я вообще-то важные мысли тебе талдычу, – обиделась Софья.

– Софа, я ж и не против. Да вот, если ж место, может, найти какое, где интернета нет? Слушай! А может нам антенну главную повалить? – осенило Александру. Она с энтузиазмом отгрызла кусочек фаланги от вяленного пальца.

– Так это надо кого посильнее, чем мы-то… – задумалась Софья. – Да и восстановят быстро. Помнится мне, кто-то из наших уже подобное вытворял.

Страшилы замолчали, смакуя человечину и обдумывая своё положение.

Тишину ночи нарушали чавканье старух и редкое уханье совы в лесу неподалёку.

– Кстати, слышала, что у Клавы-то, Фобии? – вдруг резко спросила Александра.

– У Клаустрофобии? А чего там? – уточнила Софья и достала новый палец.

– У неё ж девчушка-то в мир живых вернулась!

– Да ты что!

– Ага. Жениха себе нашла из живых. Печать Смерти на него наложила, да только вышло так, что не он к ней на ту сторону перешёл, а она к нему. Там вообще такая суматоха была в ночь Крикуна, – сказала Александра.

– Да молодёжь уже одурела совсем, что эти со своими технологиями, что те со своей магией, – подытожила Софья.

– И не говори. Одни мы с тобой от мира оторваны – две оторвы.

Старушки расхохотались вороньим смехом, а после спрыгнули с крыши, не оставив на снегу следов своего присутствия.

– Гляди! Мужичок идёт. Напугаем? – спросила Софья. Александра присмотрелась и замотала головой:

– Это ж Клаус. Видать, кого-то разбирать по кускам пошёл.

– Хороший мужик, работящий, – мечтательно отозвалась Софья. – Пойдём, что ли, поздороваемся, да дальше двинем.

И две страшилы отправились прожигать свою мёртвую старость.

Благодарю за внимание)

Рассказ опирается на сюжеты книги "Хроники Айо"