Старая, помятая временем и большими температурами буржуйка, наспех сваренная отцом, была самым популярным предметом в квартире. Этот черный закоптившийся железный ящик, чья труба тянулась вдоль стены и выходила в форточку, был настоящим источником жизни. На ней готовилась еда, кипятилась вода, она защищала от холодной смерти.
Самого отца давно не стало.
— Чертиха утащила, — в очередной раз ответила бабка любопытным внучатам и, оборвав со стены кусок обоев, точно бересту, подожгла её и положила в печку. Туда же она подкинула несколько щепок, которые настрогала из ножки от стула, приволоченного из соседней квартиры.
По комнате тут же пошёл запах горящего обойного клея и лака, которым была когда-то пропитана мебель.
— Кто такая эта Чертиха? — постоянно спрашивал Вовка, словно ожидая, что бабка в этот раз расскажет что-то новое, но рассказ всегда был один и тот же и совсем не менялся с годами, точно квартира с забитыми окнами, в которой они жили.
— Злая ведьма. Она тяжело дышит, ломает кости, с собой приносит холод, а если посмотреть ей в глаза, то она навсегда заберет тебя туда, где море мертвяков и адский мороз, от которого леденеет душа.
Дети начинали жаться друг к другу, точно щенята, а бабка мгновенно доставала из кармана фотографию их отца.
— Вот папка ваш непослушный был, она его и утащила с собой. Красивый? — давала она подержать карточку малышам.
— Очень красивый, — умилялась Алёнка и целовала глянцевую карточку.
Вовка фотографию не целовал, но прижимал к сердцу.
— Я бы эту Чертиху убил! Я бы ей голову оторвал, — злобно бормотал мальчонка, сжимая свои кулачки так сильно, что
костяшки белели. — Придёт сегодня ночью, так и сделаю. Клянусь, что так и сделаю!
Бабка тут же хмурила брови и отбирала карточку, параллельно ругаясь и иногда роняя слезы.
— Взглянешь в глаза и заберет тебя! Сразу же! Понял?! Никто тебя не спасет!
Аленка тут же обнимала брата и просила, чтобы тот ни за что не смотрел на Чертиху. А ведь она являлась к ним каждую ночь.
Печку обычно разжигали ближе к вечеру. Она быстро протапливала помещение, можно было спокойно спать, не боясь замерзнуть насмерть. Готовила бабка исключительно ужин и всегда две кастрюли. Одна предназначалась ей и внукам, а вторая оставлялась для Чертихи в качестве подати, чтобы та никого не трогала и уходила в одиночестве. Обе кастрюли заворачивались в одеяло и ставились ближе к печке, чтобы не остыть до самого утра. Внуки всегда помогали бабке с этим. Это была такая игра — они превращали ужин в завтрак.
— Почему мы должны отдавать свою еду этой Чертихе?! — постоянно обрушивался Вовчик на бабку, когда та закутывала вторую кастрюлю.
— Потому что нужно быть добрым ко всем, иначе сам превратишься в Чертиху.
Мальчику это объяснение не нравилось, и он несколько раз плевал в кастрюлю, предназначавшуюся ночной гостье, за что получал подзатыльник от бабки и следом обязательно отправлялся в ссылку в самый холодный угол, где обычно хныкал и примирялся с чувством несправедливости.
Из квартиры дети не выходили никогда. Про такие вещи как солнце, луна, дождь, радуга, снег они знали лишь из тех книжек, что женщина периодически притаскивала. Она сама научила их читать и писать. Объяснила, как складывать и умножать, дала им столько знаний, сколько успела скопить в своей голове за долгую жизнь, но она никогда не рассказывала им о войне. Если вдруг кто-
то из детишек находил в книжке упоминания об этом свойственном для человечества жесточайшем процессе, она тут же отнимала книгу и бросала её в печку.
Если дети продолжали донимать её расспросами, она выходила из квартиры и пропадала на несколько часов. Дверь, естественно, запиралась на все замки.
Отбой всегда наступал в одно и то же время. Ровно в девять вечера гасились свечи, печка забивалась под завязку, точно щёки у хомяка, она благодарно начинала гудеть, заставляя иней на стенах таять.
Бабка всегда следила за тем, чтобы внуки ложились лицом к стенке и не поворачивались. Она выжидала, пока дети уснут, прислушивалась к дыханию, а когда становилось очевидным, что оба погрузились в глубокий сон, она тихонько подкрадывалась к двери и открывала замки. Затем она ждала.
Ждать всегда приходилось по-разному. Иногда дверь открывалась в полночь, иногда ближе к утру, но Чертиха всегда приходила.
И в этот раз она пришла. Петли скрипнули, дверь потихоньку пошла наружу, впуская внутрь темноту и ночного пришельца. Чертиха мягко, насколько это возможно сделать в сапогах, прошагала к печке, неся за собой лютый холод, который зацепился за её одежды, точно репейник.
На пол опустились пакеты с едой, развернулось одеяло, достался ужин. Чертиха уселась рядом с бабкой и принялась хлебать горячую еду, стараясь не чавкать.
Бабка сделала движение головой, что означало вопрос. Чертиха в ответ мотала своей, это означало, что всё по-прежнему плохо. Бабка начинала лить слёзы, но тихо, так, чтобы не разбудить внуков.
Чертиха гладила бабку по седой голове и тяжело вздыхала. Потом она ломала о колено несколько ножек от стульев и бросала их в печь.
Вовка не спал. Он решил, что сегодня ночью покончит с Чертихой раз и навсегда. В руках он сжимал карандаш, который тайком от бабки взял с собой в постель. Как только послышался звук «ломающихся костей», Вовка скинул с себя одеяло и, вскочив с кровати, побежал в сторону незваной гостьи, занеся над головой своё оружие.
Бабка ахнула. Она уже хотела было сбить внука на пути к неминуемой ошибке, но не успела.
— Вовка! — крикнула Чертиха невероятно знакомым голосом, и Вовка встал как вкопанный. Голос этот ударил точно в сердце мальчика и парализовал его.
— Не смотри, не смотри ей в глаза! — пищала с кровати проснувшаяся Алёнка, спрятав лицо под одеяло. Но было поздно. Вовка посмотрел.
Перед ним в грязном тулупе с перевязанной бинтами головой сидел мужчина. Лицо его было обезображено. Веки и губы отсутствовали. Нос был сплющен. Ожоги почти не оставили живой плоти. На мальчика смотрел всего один глаз, так как второй был серым, точно бетонные стены, с которых бабка срывала обои для розжига. Ничего страшнее Вовка и представить не мог, но глаза не отводил. В этом чудовищном лице, похожем на морду демона, о которых Вовка любил читать и рассматривать картинки в книжках, не успевших пройти цензуру бабки и спрятанные им, мальчик увидел что-то знакомое.
— Мне нужно уйти, — сказал демон.
— Нет! Стой! — закричал вышедший из транса мальчишка. — Папа?! — спросил он, всматриваясь в глаза Чертихи.
У злой «ведьмы» полились слезы.
— Ты не должен был видеть этого! — рявкнул мужчина и злобно зыркнул в сторону старушки, которая от стыда прикрыла рот.
Мальчик рванулся к мужчине и, несмотря на страх, обнял его. Холод с одежды тут же начал покусывать парнишке лицо, но Вовка
не обращал внимания. Он крепко сжал тулуп и сидевшего в нём человека.
Тут из-под одеяла вылезла Алёнка и, несмотря на смертельный ужас, рискнула взглянуть в глаза Чертихи.
Увидев уродство, она взвизгнула и снова спряталась под одеяло.
— Почему ты бросил нас?! — плакал Вовка, не разжимая хватки.
— Я никогда не бросал вас, — прохрипел растроганный мужчина и погладил мальчика по голове.
— Вы не должны были видеть меня. Вы последние, кто не видел ужасов войны. И вы должны пережить это в неведении. Кошмары должны обойти вас стороной! Моё лицо должно было обойти вас стороной, но ты такой непослушный паренек, весь в свою мамку.
Слезы у отца текли ручьем. Через минуту уже оба любимых ребенка сидели у него на коленях и жались к тулупу.
— Когда же всё это закончится? — спросила, наконец, бабка дрожащим голосом.
— Я слышал, что скоро все фронты будут пробиты. Мы обязательно победим, обязательно спасемся. Жаль вот только, что климат уже не изменится, и вечная мерзлота будет длиться еще сотни лет. Спасибо атомной войне.
— А кто такая война? — промычала Аленка, тычась носом в грудь мужчины.
— Война — это злая ведьма. Она тяжело дышит, ломает кости, с собой приносит холод, а если посмотреть ей в глаза, то она навсегда заберет тебя туда, где море мертвяков и адский мороз, от которого леденеет душа
(с) Александр Райн
Автор в соц. сетях
https://www.facebook.com/AlexandrRasskaz
https://vk.com/alexrasskaz
