Зелёный свитер (часть 1)
В детстве мне часто снился один и тот же кошмар. Одно из моих первых осознанных воспоминаний - как я вскакиваю посреди ночи в холодном поту в своей маленькой детской кроватке и еще какое-то время лежу с открытыми глазами, тяжело дыша и пытаясь убедить себя, что это всего-навсего сон.
Я и сейчас помню его до мельчайших деталей.
Зима. Я в садике, мне примерно 4 года. Сижу на снегу в одиночестве и ковыряю затвердевший наст красной детской лопаткой. Почему-то мне очень важно откопать то, что скрыто под снегом. Я долблю и долблю снежную корку и наконец натыкаюсь на что-то темное - твердое и замерзшее.
Земля?
Я осматриваюсь и понимаю, что сижу на большом сугробе. Вскакиваю, начинаю копать в другом месте, дальше - и в конце концов по одним очертаниям осознаю, что именно там зарыто. Роняю лопатку, застываю - по спине бегут крупные мурашки, резко становится холодно. На меня из сугроба смотрит огромный мутный глаз. Глаз зарытой в снегу мертвой лошади - это ее коричневый бок я принял за землю.
Смазанный кадр - и я уже в своем подъезде, стучу изо всех сил в обитую дерматином дверь.
Никто не открывает.
Дергаю ручку - не заперто. Вижу короткий коридор - сбоку вешалка с кучей одежды, и где-то в глубине, в зале - сидит на корточках и ковыряется в шкафу моя мама. Я с облегчением бегу ей навстречу - ярко помню, что она одета в незнакомый зеленый свитер - крупной вязки, с маленькими бисеринками на рукавах. Останавливаюсь в проходе, мама замечает меня, встает - и я понимаю, что что-то не так.
Кошмар не закончился.
На ее лице какой-то безумный оскал - кажется, она рада мне, но в то же время сердится - может, за то, что я убежал из сада? Она делает шаг навстречу, призывно протягивает руки - ждет, что я, как обычно, прыгну в ее объятия, но мне почему-то не хочется. Она видит мое смятение, замирает - и секунду спустя резко кидается вперед, пытаясь меня схватить. Я уворачиваюсь, в панике выбегаю обратно в подъезд, бегу по лестнице на выход.
Лестничный пролет под ногами становится бесконечным - я спускаюсь, кажется, на десяток этажей вниз, а спасительной двери подъезда все нет и нет. А снаружи, где-то там, в снегу - меня ждет мертвая лошадь. Косится своим мертвым глазом. Ждет, что я поглажу ее мертвый заледенелый бок.
Оборачиваюсь - мама бежит следом, на лице ее тот же оскал, руки растопырены в стороны, и на пальцах металлическим блеском сверкают огромные когти. Впереди наконец виднеется выход - я дергаю ручку, и в ту же секунду мама своими когтями хватает меня за плечо.
В этот момент я всегда просыпался.
Знаете, как было у Джека Лондона - тебе не может присниться, что ты умер, ибо сны - это память предков, и предок не мог передать тебе воспоминание о своей гибели. Полная чушь, но - я почему-то уверен, что после того, как меня схватили, я должен был умереть.
Не помню, когда я перестал это видеть.
Наверное, в подростковом возрасте сон заслонили более свежие кошмары. Но тогда, в детстве, особенно страшным было то, что, просыпаясь, я не мог побежать и прижаться к маме. Боялся увидеть, что она не спит - ждет меня, в том самом зеленом свитере, снова попытается схватить. И в этот раз я уже не проснусь.
Я никому об этом не рассказывал, ни единой живой душе. Да и сейчас бы, наверное, не стал, если бы не события, которые произошли недавно.
Мама умерла два года назад. Инсульт, уже третий по счету. Она отошла во сне - тихо, спокойно, как будто уснула - надеюсь, что в этом бесконечном сне кошмары не снятся никому.
После похорон мы с сестрой вернулись в родительскую квартиру разобрать оставшиеся вещи - что-то выкинуть, что-то забрать. Подготовить квартиру и как можно скорее продать ее - пусть мы в ней и выросли, находиться там было тяжело. Отца нет уже лет 20, после смерти мамы мы с сестрой остались вдвоем.
Я ковырялся на кухне - разбирал холодильник; сестра возилась в маминой спальне.
Странное было чувство. Еще пару недель назад я привозил ей все эти продукты - ее любимую колбасу, какие-то овощные пюрешки, которые она всегда отказывалась есть, фрукты и овощи - какие удавалось купить посреди зимы. А теперь скидывал все это в один мусорный пакет - как будто готовясь с концами выбросить маму из своей жизни. Будто до этого оставалась надежда, что она куда-то уехала и вот-вот вернется, или окликнет меня сварливо из кровати и спросит, какого черта я тут копаюсь. А теперь - все, конец.
Мама была человеком запасливым, как и многие люди старой закалки. Закончив с продуктами, я зашел в спальню - сестра к тому моменту выгребла из шкафов какие-то ворохи постельного белья - еще советского; полотенец, ни разу не использованных, какие-то платья, которые мама носила чуть ли не в юности, и всякого прочего вроде полезного, но по сути - барахла. Переступив через завалы, я увидел, что сестра держит в руках вынутый откуда-то из недр зеленый свитер. Тот самый, который я так часто видел во снах. Или, может, это был совсем другой свитер - не знаю, но - когда я разглядел его, меня будто пригвоздило к месту.
Сестра плакала. Она прижалась лицом к этой тряпке - выглядел свитер, кстати, совсем не ношеным, как и многие другие мамины вещи - глубоко вдохнула и, взглянув на меня, прошептала, что он пахнет мамой.
Не знаю. После второго инсульта она не вставала с постели. Мы навещали ее попеременно утром и вечером, готовили еду, кормили, подмывали. Увы, но - мне запомнились совсем другие запахи.
Сестра забрала свитер с собой, не смогла его выбросить. Я, само собой, не возражал. Себе я не взял ничего.
В ту ночь я впервые за долгое время снова увидел свой детский кошмар. Тот же сугроб, та же погоня, та же бесконечная лестница. Сон закончился на том же самом месте - и снова, как десятилетия назад, я проснулся в холодном поту и долго пытался унять дрожь.
Жизнь потекла своим чередом. Квартиру мы продали - моей доли как раз хватило, чтобы закрыть ипотеку, и даже немного сверху. Съездили в отпуск с семьей, прикупили шмотья, в общем - от мамы у меня остались только воспоминания, из которых я тщетно пытался выкинуть этот чертов сон и последние годы, когда она превратилась из доброй и разумной женщины в вечно сварливое, больное и неподвижное существо, в котором трудно было рассмотреть родного человека. Стыдно признать, но - узнав о ее смерти, я испытал не боль или горечь утраты, а скорее, облегчение. Наверное, это делает меня плохим человеком - но не дай Бог никому ухаживать за тяжело больными.
Месяц спустя меня разбудил телефонный звонок. С некоторых пор - наверное, еще со смерти отца, я очень боюсь вот таких ночных разговоров - вряд ли кто-то станет звонить тебе среди ночи с хорошими новостями.
Звонила сестра. Сквозь плач, спросонок, я едва разобрал ее просьбу приехать. На все попытки узнать, что случилось, она только рыдала и лепетала что-то неразборчивое - отчаявшись, я повесил трубку. Хотел было плюнуть и попытаться заснуть - в юности она часто звонила мне по пьяни и пыталась пожаловаться на очередного непутевого парня, однако - жена выпихнула меня из кровати и сказала, что не пустит обратно, если я не поеду.
Через полчаса я стоял у квартиры сестры и звонил в дверь. Она открыла - зареванная, опухшая, с ощутимым запахом алкоголя; кивнула в сторону кухни и пошла в ванную умыть лицо.
На столе меня ждал стандартный набор одинокой женщины - пустая бутылка из-под вина, рядом - початая пузатая бутыль крепыша и один стакан. Личная жизнь ее никогда особо не складывалась - поначалу я грешил на то, что для постоянства она слишком юна, затем - что слишком требовательна, а потом и вовсе перестал лезть в детали ее новых отношений, которые то и дело кончались разрывом.
Минуту спустя она ко мне присоединилась - плеснула себе на два пальца и опрокинула, даже не поморщась. Я сидел на табуретке, и, честно говоря, начинал понемногу злиться - казалось, меня ждет очередная увлекательная история о том, как ей разбили сердце.
Наконец, она глубоко вздохнула и прошептала, что пару часов назад ей позвонил муж ее лучшей подруги. Я знаком с ними обоими - иногда собирались толпой поиграть в настолки; хорошие ребята - и он, и она; прекрасная пара, счастливая, как мне казалось, семья. В шоковом состоянии он сказал, что четверть часа назад вернулся с работы и застал жену в одиночестве стоящей на кухне у плиты. Она радостно улыбалась чему-то, глядя прямо перед собой, и кипятила воду в огромной кастрюле, почти по локоть изгвазданная в чем-то буром. На столе лежал такой же заляпанный кухонный молоток. А в детской - я помню из рассказов сестры, что он всегда по возвращении целовал детей, даже если те уже спали - в своей маленькой кроватке его ждала забитая насмерть дочь. Моя сестра была ее крестной.
Позже я прочитал в сети, что от головы девочки почти ничего не осталось - по версии следствия, у матери случилось помешательство на фоне послеродовой депрессии; она схватила на кухне что попалось под руку, пошла в детскую - и била дочь до тех пор, пока не отнялась рука. В это же время в соседней кроватке спал ее двухмесячный сын. Девочке было 7 лет.
Не могу описать, что я тогда ощутил. Шок? Отупение? Ужас? Наверное, все сразу. Не помню, сколько мы тогда выпили - кажется, оба до позднего утра пытались заглушить алкоголем разум. Сестра плакала, все порывалась поехать туда - я не пустил.
После смерти матери - когда погиб отец, я был слишком еще слишком юн - я каждый день жил с осознанием собственной смертности. Смертности моей жены, сестры, даже дочери, но - все это должно было случиться когда-то в далеком будущем, будто бы и не со мной. Мысли о том, что рано или поздно и я просто возьму и перестану быть - с трудом, но удавалось отбросить. Здесь же - случившееся не укладывалось в голове.
Я не знал эту девочку. Шапочно знал подругу сестры - мы были скорее знакомые, которые тусовались в одной компании, нежели друзья. Но после той истории, глядя на то, как моя жена возится с нашей дочкой, я нет-нет да ловлю себя на мысли - а что, если и у нее помутится рассудок? Что, если и я однажды вернусь вот так с работы, и вместо любимой дочери и любящей жены найду лишь останки первой и пустую, знакомую только внешне оболочку второй? Страшно думать об этом - но не думать не выходит, как бы я ни старался.
Я до сих пор не избавился от этого страха до конца. Даже в первые дни попрятал на нашей собственной кухне все ножи, топорик, молоток - хоть и понимал головой, что в случае чего это не панацея. Мне и сейчас боязно оставлять их вдвоем - хотя я на 100% уверен в полной адекватности моей жены. Но - ведь и отец погибшей девочки наверняка был уверен, правда?
Говорят, ее мать на суде без конца плакала и клялась, что она никогда в жизни не причинила бы вреда собственному ребенку. Ни муж, ни ее родители на суд не пришли. Если задуматься, мне ее даже немного жаль - несмотря на то, что она сделала. Не представляю и не хочу пытаться представить, как можно пройти через все это одному.
Домой я вернулся уже днем, почти в беспамятстве. Слава Богу, мои уже ушли - жена на работу, дочка в школу - тогда мне было плевать, но уже после я понял, что просто не смог бы рассказать им, где был и что вообще произошло. Спустя время я все же поведал обо всем супруге - она ведь тоже знала этих людей, а город у нас маленький, и шила в мешке не утаишь. Но тогда я просто не был готов.
Очнулся практически ночью - пришлось придумать какое-то недомогание, чтобы отмазаться на работе, где меня потеряли на целый день. Отбившись от вопросов, я почти сразу позвонил сестре. Страшно было представить, каково ей - одной дома, наедине с воспоминаниями о ночном звонке от нашего общего знакомого и своими мыслями. Я предложил ей на время перебраться к нам, занять свободную комнату - только с условием, что моя дочь ни о чем не должна узнать. Глупое было решение - надо было рассказать самому. Все лучше, чем услышать приукрашенную версию на улице - хотя, кажется, тут при любом приукрашивании хуже просто быть не могло.
Она согласилась. Не сразу, но согласилась.
Работа у нее удаленная, поэтому через пару дней я, возвращаясь домой, обнимал не только жену и дочь, но еще и сестру. Кажется, правда, ей это не особенно помогало.
Она закрылась ото всех и с головой погрузилась в работу, ни с кем не хотела разговаривать - хотя я не могу сказать, будто знал, что надо говорить. Надо ли вообще поднимать эту тему - или, напротив, замалчивать, в надежде, что время само затянет открытую рану в грубый уродливый шрам. Дочка часто спрашивала меня, почему тетя почти не выходит из комнаты, почему у нас в мусоре так много пустых бутылок, почему она не улыбается, а напротив - стоит ей увидеть мою дочь, почти сразу начинает плакать и уходит обратно к себе.
Я не знал, что на это ответить.
Спасибо жене - она у меня женщина чуткая, понимающая. Ни разу не упрекнула меня в том, что уныние моей сестры безраздельно властвует в нашем доме - с тех пор, как она у нас поселилась, мы, кажется, даже разговаривать громко стеснялись, не то что смеяться или просто радоваться каким-то мелочам.
Меня самого отпустило достаточно быстро. Спустя время я, если подумать, даже удивляюсь тому, что гибель незнакомого мне ребенка так сильно меня проняла. Кажется, мамина болезнь, а после и смерть заставили настолько огрубеть мою душу, что уже ничего не могло тронуть меня за живое и настолько шокировать, однако же - шокировало и тронуло.
После работы я первое время подолгу сидел у сестры в комнате - силился подобрать какие-то слова, как-то разрядить обстановку, но в конечном итоге просто молчал и смотрел ей в спину. Смотрел, как она бесконечно работает, делая вид, что и правда этого хочет. Что она не пытается просто занять все свободное время, чтобы, не дай Бог, не осталось места для мыслей. Она работала и в промежутках пила. Изо дня в день.
Через пару недель я перестал заходить.
Разве что здоровался, приходя домой - она молча кивала, не отрывая взгляд от монитора; ближе к ночи на цыпочках прокрадывалась на кухню, нагружала себе какой попало еды из холодильника и снова скрывалась из виду.
Месяц спустя в ее сознании, кажется, наступил небольшой перелом - она начала ужинать вместе с нами, хоть и все так же молча, и пару раз даже выходила на улицу - забрать какие-то мелочи из постамата или купить что-нибудь из еды к общему столу. Мы с женой оба вздохнули с облегчением. Она вообще всегда быстро забывала плохое, да и рядом с дочерью, которая растет не по часам, трудно было оставаться все время серьезной. А я, видимо, сам на себя наложил епитимью - думал, что не имею права забыть произошедшее, пока не сможет отпустить и забыть сестра. Стоило мне увидеть первые признаки улучшения в ее состоянии - и я с радостью сбросил с плеч этот тяжкий груз. Сбросил с себя чужое горе - но не страх.
В начале апреля - погода хорошая стояла, помните? - мы с женой и дочерью решили выбраться на дачу - поесть мяса, убраться на участке, словом - открыть сезон. К моему удивлению, когда я предложил сестре поехать с нами - она согласилась почти сразу.
У нас маленький домик недалеко от города - у нас с сестрой. Тоже мамино наследство, только, в отличие от квартиры, его продавать мы не стали.
Мы раньше любили туда ездить - не в детстве, конечно, когда мама каждые выходные заставляла нас работать на огороде, но во взрослом возрасте. В какой-то момент мы уломали ее перестать горбатиться на грядках и попробовать просто отдыхать. Конечно, на участке дела всегда найдутся, но всем эти поездки были скорее в радость. Мама возилась с цветами, сестра помогала - им нравилось проводить время вместе. Жена хлопотала на кухне, я бесконечно строил, ломал и перестраивал беседку, дочка носилась по полянке перед домом с соседской дворовой собакой, а вечером мы включали свет на крылечке и все вместе садились ужинать за столиком на улице.
Приятные воспоминания.
Когда мама слегла, мы почти перестали туда ездить - без нее все было как-то не так. И цветы оказались никому не нужны, и беседка устраивала всех такой, какая она есть. Даже собака перестала прибегать - видно, мама ее раньше подкармливала втихаря. Забавно сейчас сознавать, что именно мама была тем маленьким винтиком, без которого сложный и большой механизм человеческой близости почти сразу рассыпался.
В этот раз мы позвали с собой друзей. Сейчас я понимаю, что решение было спорным - собралась как раз та компания, в которой мы раньше играли в настолки, не хватало только тех самых ребят. Я следил за сестрой почти половину вечера - если честно, боялся, что какое-нибудь неосторожное слово снова вернет ее в добровольную изоляцию на месяц-другой. Но все были очень аккуратны, неудобные темы никто не затрагивал; ребята улыбались, радовались первому весеннему солнышку - и я потихоньку расслабился.
Остальные, кажется, пережили ситуацию куда проще - мама убитой девочки была близкой подругой сестры, а с остальными, как и со мной, они с мужем общались постольку-поскольку. Мы впервые собирались вместе с детьми - как-то так раньше случалось, что посиделки у нас были сплошь во взрослой компании - наверное, оттого и встречаться удавалось от силы пару раз в год. Кто-то из ребят привез с собой собаку - щенка корги - смешной такой, ушастый и с короткими лапками малыш. Дети гурьбой бегали по поляне вместе с собакой, мужчины жарили мясо у мангала, женщины нарезали овощи и закуски - и говорили, говорили, говорили - без конца, обо всем. Ну, почти обо всем.
В один момент сестра понесла в беседку какую-то мясную нарезку. К ней тут же подбежала сначала собака, а затем и дети - и все вместе стали попрошайничать - не назойливо, а по-доброму, мило и тепло. Сестра, до этого хмурая и молчаливая, невольно улыбнулась - кажется, впервые с ночи, когда мы напились у нее на кухне. А затем и вовсе засмеялась в голос - подхватила мою дочку на руки и понеслась, окруженная ребятишками и счастливо лающей собакой, по поляне впереди всех.
С той поездки все стало налаживаться. Потихоньку, аккуратно, маленькими шажками. Приходя с работы, я часто с порога слышал с кухни женские голоса - мои девочки вместе готовили ужин, убирались, или просто болтали за чаем о чем-то своем - как в старые-добрые времена. Сестра перестала запираться и почти все свободное время проводила с нами. Дочка, почувствовав, что тетя оттаяла, снова к ней потянулась, и это было взаимно - кажется, сестре, как никогда, было нужно чистое и незапятнанное человеческое тепло. Они вместе делали уроки, вместе укладывались спать - кажется, у сестры проснулся материнский инстинкт, который, как я думал, у нее отсутствовал напрочь.
Идиллия продлилась пару недель.
24 апреля - и без того неприятный понедельник, я, как обычно, вернулся с работы, захлопнул входную дверь - и услышал тишину. Нет, на кухне, как обычно, что-то варилось или жарилось - но ни разговоров, ни смеха, ни иных признаков жизни не было слышно.
Дверь в комнату сестры была закрыта.
Дочка, насупившись, делала уроки в детской, жена сидела на кухне и задумчиво пила чай - одна. На немой вопрос она вполголоса - будто снова стесняясь говорить слишком громко, рассказала, что сегодня утром сестре - впервые за все это время - позвонил муж ее подруги, тот самый несчастный отец. Через десять минут сестра, наскоро одевшись и хлопнув дверью, вихрем вылетела из квартиры. Вернулась она где-то через час, принеся в квартиру большую картонную коробку - ее вещи, которые она одалживала подруге или просто оставила у них дома. Видимо, только сейчас ее муж нашел в себе силы вернуться в запятнанную кровью квартиру, разобрать вещи и что-то вернуть. Вместе с коробкой сестра прошла к себе в комнату, закрылась - и больше не выходила, ни к вернувшейся из школы дочери, которую всегда забирала жена, ни ко мне.
Уже в этот момент я понял, что вечер будет тяжелым.
Если честно, меня взяла прямо какая-то злость на этого человека, который ворвался в нашу только посветлевшую жизнь и сломал хрупкий лед, по которому мы все ходили. А когда лед треснул - внизу нас ждал не Кирпич со своими свиньями. Там ждала вернувшаяся в дом тишина.
Я постучался и вошел в комнату.
Сестра сидела на полу, бездумно перебирая какие-то безделушки - кажется, пара заколок, несколько кофточек, что-то из косметики и всякое такое барахло, которое можно было просто выкинуть.
Мельком посмотрев вглубь коробки, я снова увидел его. Зеленый свитер. Даже бисеринки блестели на его рукавах - совсем как в моем сне.
Кажется, она плакала. Говорила что-то - я не слышал слов из-за невесть откуда возникшего звона в ушах. Я тупо стоял и смотрел на этот зеленый свитер - а в голове сам собой прокручивался мой старый детский кошмар. Мертвая лошадь. Дверь, обитая дерматином. Узкий коридор, увешанная куртками стена. И мама, которая кидается ко мне с растопыренными руками и жуткой ухмылкой на лице.
На удивление, в ту ночь я спал без сновидений.
Сестра наотрез отказалась выкинуть все это барахло - сказала, что это вроде как память. Память о двух самых близких людях, которых она потеряла - матери и подруге. И о маленькой девочке, которую насмерть забили молотком.
Все снова сломалось.
В дом вернулась та самая неуютная атмосфера, от которой мы только избавились - буквально через день я заметил, что просто не хочу туда возвращаться. Я стал чаще задерживаться, заходить после работы в кальянную или бар, к своему стыду - придумывать какие-то дела, оправдания, словом - лгать. Лишь бы проводить как можно меньше времени с сестрой. И это, вместо того, чтобы помочь, только усугубило ситуацию - если раньше я находил поддержку в лице жены, то сейчас она моментально поняла, что я отдаляюсь, оставляю их с дочкой наедине с этой тягостной тишиной. И это очень сильно ее обидело. К счастью, она никогда не умела скрывать от меня эмоции - в субботу, как раз перед 1 мая, мы поговорили, и я, припертый к стенке, смиренно пообещал, что больше не стану так поступать. В этот момент мне вспомнилась наша загородная поездка - всего пару недель назад; и я ухватился за нее, как за спасательный круг. Подумал - если тогда природа и отличная компания помогли нам все починить, то, может, они помогут и сейчас? Мы стали спешно обзванивать друзей и планировать повторный выезд на дачу.
В этот раз не согласился почти никто. Оно и понятно - у большинства уже были свои планы; как говорят - после тридцати встречи с группой друзей нужно планировать за полгода, и то за день до даты половина сошлется на неотложные дела. Но мы все равно решили поехать - хотя бы и вчетвером.
Сестра к предложению отнеслась безучастно - казалось, ей вообще ни до чего не было дела; эта долбаная коробка выбила почву у нее из-под ног. Она почти перестала работать - по-крайней мере, я редко видел ее сидящей за столом; снова начала пить и постоянно перебирала эти дурацкие безделушки, чаще всего не в силах сдержать слез.
5 мая я решил закончить работу пораньше. В кои-то веки бросил все свои важные и неотложные дела - плюнул, попрощался с коллегами и поехал домой, почти в середине дня.
Паркуясь возле дома, я увидел у самого входа в подъезд пару знакомых фигур - сестра заходила внутрь вместе с моей дочкой. Мелкая в тот день оставалась на продленке - я рано приезжать не планировал, а жена еще с утра ушла на встречу с подругами и собиралась тусить допоздна. Я слегка удивился - в последние дни сестра не выходила из дома, да и дочку она из школы не забирала никогда, но - пожал плечами, вышел из машины и потопал домой.
Нырнув в прохладный сумрак подъезда, я услышал, как где-то наверху захлопнулась дверь. Добравшись до квартиры, я зашел внутрь, кинул пакеты с продуктами на пол, крикнул, что вернулся - а в ответ тишина.
Дальше мне многое помнится смутно, отдельными фрагментами и кусками.
С кухни раздавались какие-то звуки. Я прошел по коридору и наткнулся на сестру, которая мешала непонятное варево в большой кастрюле на плите. Снова удивился - не помню, когда она в последний раз что-то готовила - после встречи с мужем подруги она и ела-то через раз. Кажется, я даже обрадовался - подумал, что теперь просветление наступило быстрее, раз она нашла в себе силы выйти из комнаты, выбраться на улицу и даже заняться какими-то делами.
Шагнул к ней - и будто наткнулся на каменную стену. На сестре был надет мамин зеленый свитер - она ни разу не носила его с момента, как забрала из родительской квартиры после похорон. Сейчас кажется - ну, свитер и свитер, замерзла - надела, что попалось под руку; неудивительно, что этим чем-то оказался именно свитер - сестра ведь не расставалась с коробкой, где он лежал. Но тогда я отчего-то сразу напрягся, будто попал в свой оживший детский кошмар. Непреодолимо захотелось выйти обратно на улицу - сбежать по лестнице, вырваться на свежий воздух, по пути постоянно озираясь - не гонится ли за мной сестра. С трудом откинув это дурацкое наваждение, я окликнул ее - и только теперь понял, что она даже на меня не взглянула - увлеченно мешала что-то в кастрюле большой деревянной ложкой.
Я аккуратно взял ее за плечо, чтобы не напугать, развернул к себе, взглянул ей в лицо - и отпрянул.
Она улыбалась.
Не просто улыбалась - скалилась во все зубы, пустыми глазами глядя куда-то мимо меня. Кажется, я даже отступил на пару шагов назад - а она, не сказав ни слова, отвернулась обратно к плите и продолжила мешать.
Я выскочил из кухни и побежал в детскую.
Коридор ощущался бесконечным, как та лестница в дурацком и до смерти надоевшем сне - я добирался из кухни до комнаты дочери никак не меньше получаса, хотя на самом деле, конечно, прошла только пара секунд. Кажется, меня вело вперед подсознание, внутренний голос буквально орал - что-то не так, что-то не в порядке, беги, хватай ребёнка и беги!
В комнате дочери внешне все было вполне обычным - она спокойно сидела за столом, сложив руки на коленях, и смотрела на что-то прямо перед собой. Я кинулся к ней, поцеловал - и с испугом понял, что и она меня словно не видит - не реагирует, просто сверлит взглядом стену. Я схватил ее за руку и рванул к выходу - она подчинилась, безвольно, будто тряпичная кукла. Убежали мы недалеко.
В коридоре, перегораживая входную дверь, стояла моя сестра. Все так же скалясь, она протянула руку в нашу сторону - и, к моему смятению, дочь вырвала ручонку из моей ладони и сделала шаг к сестре.
Я оттащил малышку обратно, заслонил спиной, прижимая руками к себе. Прокашлявшись, пролепетал что-то невнятное - мол, нам срочно нужно забрать мою жену от подруг, мы выскочим на полчасика и потом вернемся, и обязательно поможем сестре с готовкой.
Я продолжал нести какую-то пургу, а улыбка тем временем медленно сползала с ее лица.
Она все так же тянула руку к моей дочери - теперь уже требовательно, властно, и малышка за моей спиной начала вырываться - все сильнее и сильнее - так, что я уже почти не мог ее удержать. Я оттолкнул протянутую руку и сделал шаг в сторону выхода, пытаясь отодвинуть до одури пугавшую меня сестру - и в этот момент она ударила меня чем-то тяжелым по плечу.
Все завертелось.
Заорав от боли, я боднул ее корпусом, она отлетела к стене - и тут же кинулась на меня снова, в этот раз пытаясь зарядить мне уже по голове. Я выпустил дочку, схватил сестру за предплечье - правая рука не работала, и каждое движение отзывалось во мне адской мукой. Она вырвалась, снова зарядила мне по сломанной ключице - я едва не свалился в обморок от яркой вспышки боли, пронзившей тело, дернулся в сторону - и краем глаза увидел, как она прижимает к себе мою дочь. Еще один взмах - и мир погрузился в кромешную тьму.
Не знаю, сколько я провалялся в отключке.
Очнулся - безумно болит плечо, голова чугунная, будто колокол, в который сутки напролет били набат. Во рту привкус соленого - попытался сплюнуть и понял, что мне мешает дышать мой прокушенный насквозь язык.
Богу известно, откуда я нашел силы подняться - по стенке проплелся на кухню, а там - сестра все так же стоит у плиты, а дочка - дочка мирно сидит на стуле и завороженно следит, как сверкают бусинки на зеленом свитере в ярких солнечных лучах.
Я заорал что-то и кинулся на эту тварь - готов поклясться, что она все так же скалилась, когда кастрюля с кипятком опрокинулась с плиты ей на ноги и живот. Меня, к счастью, не задело, а она даже не поморщилась - зарядила мне затылком в нос, я снова потерялся на мгновение, но на этот раз хватку не ослабил. Я выдернул ее в коридор - не знаю, как справился одной левой - она рвалась и брыкалась, как будто в нее вселился сам дьявол - и в конце концов все же смогла меня оттолкнуть. Я рухнул на пол, она зарядила мне куда-то с ноги, выбив из легких весь воздух, замахнулась еще раз - я едва успел прикрыть голову единственной рабочей рукой - слава Богу, она была босиком. Схватил ее за ногу, дернул - она упала со мной рядом, кинулась на меня сверху и стала молотить обеими руками мне по лицу. Я зашарил по полу - и неожиданно наткнулся на что-то твердое, вымазанное в мокром и теплом. Молоток. Кухонный молоток, которым она зарядила мне по голове. Я схватил его - и с размаху заехал этому существу в челюсть. Существу - я уверен, что в тот момент это не было моей сестрой. Она рухнула набок, зарычала, попыталась подняться, плюясь во все стороны кровью и осколками зубов. Из последних сил мне удалось ее оседлать; я навалился на нее - и заорал от боли в лице, разодранном ее острыми когтями до кости. Шарахнул ей головой в лицо, кое-как оторвал от себя ее руки, схватил за шею и несколько раз приложил затылком об пол - бил, пока она не затихла. И снова все погрузилось в темноту.
Когда я пришел в себя, сестра все еще была без сознания, а я все ещё мешком валялся на ней сверху. Казалось, что на мне не осталось живого места - я кое-как встал на колени и пополз в сторону кухни, пытаясь отыскать глазами дочь. Она была там. Все так же сидела на стуле - спокойно, будто только что у нее на глазах ее тетя не пыталась убить ее отца, а отец не дубасил тетю головой об пол.
Когда я добрался до выхода из квартиры - дочка все так же безвольно шла за мной следом, даже не взглянув на распластанное на полу тело - сестра внезапно очнулась.
Увидев, как мы выходим из дома, она забилась, заорала, попыталась вскочить - не смогла. Перевернувшись на четвереньки, она резво поползла в нашу сторону, продолжая при этом что-то бессвязно кричать, шепелявя перекошенным ртом - что я не имею права, что это единственный выход, что я должен оставить девочку в покое, и еще какой-то бред - про голод, про то, что только она может спасти всех нас. Я не стал слушать - зарядил ей с ноги по лицу, выскочил с ребенком в подъезд и захлопнул дверь.
Продолжение следует.
Место для Гномика (Часть 1/7)
В купе Дмитрий всегда предпочитал засиженным нижним местам свободные верхние полки. Заваливайся себе под потолок и спи хоть сразу. Не надо ни на кого смотреть, терпеть чьё-то присутствие рядом, когда голова под стук колёс начинает искать подушку. К тому же так в два раза дешевле. Всем нравилось получать выгоды больше и меньше за это платить. Особенно, если ты бедный студент четвёртого курса, то радуешься таким мелочам, будто выиграл в лотерею.
Вот только на этот раз, когда он сел в поезд на Казанском вокзале, ему повезло немного меньше. Конечно, не впервые – подобные заурядные мелочи случались с ним в поездах и раньше. И все они имели приблизительно один оттенок. Как только в купе появлялась семья с ребенком, и дитятку свою, усиленно лебезя перед ней, родители называли «заинькой», он понимал, что зоопарк будет ночью, скорее всего, настоящий – с криками, подвываниями и запахами. «Заиньки» с «лисоньками» и «медвежатами» будто нарочно рождались для этого.
Сонечку, которой было на вид годиков пять или меньше, родители называли Гномиком. Оно и понятно, почему – та была просто крохой. Да и большая цветная книжка с толстенными страницами в палец называлась «Белоснежка и семь гномов».
«Покажешь дяде Диме свои картинки?» – разговаривала мама с дочуркой тоненьким голосом умалишённой.
Девочка вела себя намного адекватней родительницы. Словно понимала, что Дмитрию этого было не нужно, и несогласно покачала в ответ головой. На всякий случай даже книжку прижала к себе. Вот он и решил – не всё так плохо. Капризные кисоньки и заиньки принадлежали условно к животному миру, тогда как гномики – почти что люди. Вон какие королевства строили! Огромные железные шахты, роскошные подземные дворцы с садами, не то что лисьи норы под корягой. Повезёт – и ребёнок не станет капризничать. Очень уж хотелось после сессии доехать до бабушки спокойно. Немного вздремнуть. Последний экзамен по истории был сдан на «пятёрку» утром, поспать после этого не удалось. Всё бегал, суетился, собирался, бабушке, родителям, друзьям накупил подарков. Отличница Вахрушева – и та не выжала на «пять». Что и говорить о том, насколько он был доволен своей отметкой.
Более того, маленькая Соня с серьёзным видом отложила свою книжку в сторону и достала детскую тряпичную сумочку. Вынула из неё отнюдь не игрушечный калькулятор, крохотный кнопочный телефон, блокнот, карандаши. Всё это разлеглось настолько аккуратно и упорядоченно, что сомнений совсем не осталось – ночь в купе пройдет тихо и мирно.
Ложиться нужно было пораньше, в Рузаевке встанут с летним рассветом. Да и наушники с музыкой немного выручали. Правда не в самый последний раз, месяц назад. Тогда двухлетняя «кисонька» вопила без перерыва, с десяти часов вечера. Не умолкла даже с рассветом, когда он покидал вагон. Сонечка была её старше и выглядела вполне разумной. Почти как её папа. Тоненький и противный голос супруги, предлагавшей ребёнку беспрестанно попить-умыться-поесть, достал и его. Он надёжно заткнул свои уши беспроводной Джаброй. Наверняка никакой работы в ноуте не было, просто уткнулся в него, что б жена «развлекалась» одна. Всему их купе за пять минут этой женщины стало много. Даже маленькой терпеливой Сонечке.
«Я карандаш из-за тебя сломала!» – пожаловался девочка на маму ей самой.
Взяла раздражённо вместо синего красный, и занудная родительница почти сразу от неё отстала.
«Если Гномик захочет спать, то папа перейдёт наверх, – сказала-таки напоследок мама и похлопала рядом с собой ладонью. – Тут место для Гномика…»
Еда. Вот, что он забыл купить. Пакет чипсов и орешки, один кофе три в одном, пирожок с яйцом и луком, который не успел проглотить перед экзаменом – весь его скромный запас. Неугомонная мамаша, отстав от ребёнка, уже через полчаса начала греметь внизу пищевыми контейнерами. Запахло соблазнительно котлетами, жареной курицей, свежими овощами и чем-то ещё сумасшедше будоражащим альвеолы. Семья, кажется, тоже собиралась сойти в Рузаевке, но стол накрывался так, будто ехать предстояло неделю. И сон, что почти что закрался в глаза, на время сбежал от Дмитрия. Живот взбунтовался, польстившись на все эти запахи. Так и пришлось лезть в рюкзак за орешками. Жёсткие, солёные, но питательные. Тихо ими хрустел и наблюдал за семьёй вполглаза сверху.
Марина сидела и ела одна. Гномик занимался рисованием и жестом руки отвергал все лакомства. Папа Михаил, пялившийся в монитор, над чем-то тихо посмеивался, прятал свои смешки и улыбку в ладонь. Марина видела это и бросала на него недовольные взгляды, мол, семьёй занимается только она, даже ест за троих. Остальным на её заботы плевать. Худенькая и щупленькая, молодая женщина уминала по-богатырски. Словно двужильный конь. Они с супругом сидели вдвоём на Сонечкином нижнем месте, тогда как девочка устроилась за столиком напротив. Пыхтела с карандашами прямо под Дмитрием. Купе их устоялось, и не было причин напрягаться. Каждый был занят собой...
Потом он, кажется, провалился в сон. Орешки недоел. Уснул на одной руке под музыку Чайковского. Никогда не любил классику, но засыпал под неё словно под шум дождя или лижущие нежно берег моря волны. Вагон попался, как назло, старый, колёса стучали громко. Так себе колыбельная, но музыка сгладила шум, его укачало.
Очнулся от того, что подпрыгнул на своей руке. Станция? Приоткрыл глаза. Вроде стояли. Темно ещё не было, середина июля – время светлое. Вот только в купе его сидели совсем другие люди. Спросонья он не понимал, как вышло так, что выходить должны были в Рузаевке, но на своей полке остался он один. Неужели прошла ночь, его не разбудили, и поезд с ним уехал дальше?
Сел на своем верхнем месте, спустил ноги с полки. Две женщины лет около пятидесяти и пожилой мужчина за шестьдесят – все они теперь были пассажирами его купе. Уселись внизу, пили чай, разложили вареные яйца. Закусывали докторской колбасой и нарезанным серым хлебом. Ещё посередине стояла миска с отварной круглой картошкой, посыпанной сверху укропом и сдобренной сливочным маслом. Тоже шёл пир, но уже другой. Мужчина увлеченно рассказывал спутницам про какое-то озеро, где рыба сама прыгала в руки, а он умудрился сломать аж две удочки.
Дмитрий поздоровался с новыми соседями и после спустился вниз. Его будто даже не услышали. Трое сограждан продолжали ужин или завтрак – какое было время, он не знал. Телефон вместе с музыкой в ушах отключился и на кнопку почему-то не реагировал. Наверное, успела разрядиться батарея. Сколько же он проспал? Поезд не двигался.
Из купе он вышел в коридор и быстро направился в сланцах в конец вагона, к самовару, возле которого стояла проводница. Снаружи будто бы виделся вечерний свет, не утренний. Только станция за окном не узнавалась. Однако, не дойдя до женщины в форме, резко остановился, почувствовав дискомфорт без телефона, и вернулся в купе. Достал подзарядку из-под матраса, начал втыкать ее в розетку. Иногда достаточно было «законнектить», и в неновом телефоне появлялось полоска сразу чуть ли не на тридцать процентов. У него был старенький смартфон. Только почему-то сейчас адаптер в розетку не влезал. Нажав еще раз с силой на кнопку, Дмитрий увидел вдруг, что экран телефона зажёгся. Сунул, успокоившись, в карман, плюнул на дурацкую розетку и вышел вновь, закинув на плечо рюкзак.
Проводница успела исчезнуть в своём купе. Но до него он опять добрался не сразу. Остановился за четыре шага до самовара, потому что взгляд упал на стену справа, где привычно висел маршрут. Глаза побежали по станциям, пространно блуждали какое-то время вниз и вверх, не зная, за что зацепиться. И вдруг в голове стал нарастать диссонанс. Красные Землянки. Александровские Дачи. Каменные Выселки. Синие Озёрца, Берёзовая Роща, Ростица, Сунгур, Чешский Лев, Орханск… Что за названия?.. Взгляд заскользил по стене в поисках нормального расписания. Но ничего больше, кроме перечня правил поведения в вагонах не нашлось. Глупость какая!
Презрев всё время слетавший с пятки сланец, Дмитрий подхватил его с пола рукой, запутался в съехавшем носке, попрыгал, и двинулся ускоренным хромающим шагом к купе проводницы.
Они оба чуть не столкнулись на скорости – женщина так же быстро вышла навстречу, с бумажным планшетом в руках и карандашом.
– Я помню, вы сходите в Ростице, – упредила она сразу вопрос, увидев его взъерошенный вид. – Мы на Красных Землянках, первая станция. Потом Александровские Дачи. Соседи шумят, разбудили?
– Где… пассажиры, что были со мной? – спросил он, не слушая её и понимая, что та несёт какой-то бред из перечня станций, вывешенного вместо обычного расписания.
Проводница вместо ответа захлопала глазками, пока он натягивал носок, танцуя на другой ноге, и затем вернул на первую сланец.
– Семья… Михаил с Мариной и … – он забыл имя их смышленой дочурки. – Девочка с ними была лет пяти. Мы вместе сели на Казанском вокзале, зашли одновременно.
– Казанском?.. – переспросила она. Ресницы затрепетали как крылья стрекозы. – Вы сели на Московском вокзале. Вместе с людьми, что сейчас с вами. Вы же из шестого купе?
Он начинал на неё раздражаться. Отвернул голову, посмотрел на оставленную открытой дверь своего купе. Бросил затем взгляд сквозь окно наружу… И тут на перроне увидел девочку. Ту самую, что ехала с родителями вместе с ним, но стоявшую сейчас почему-то одну, среди других людей.
– Да вот же она! – воскликнул он, повернулся к проводнице и спросил: – Где здесь правильное расписание станций?.. И когда мы отправляемся?..
Не стал ждать ответа, шагнул к выходу из вагона, пока не пропала девочка.
– Стоим еще двадцать минут!.. – крикнула вслед проводница. – Вам чаю принести?..
Дмитрий легко соскочил на асфальт перрона.
Никогда, никогда ещё не был он на этой станции, видел её впервые, хоть и знал хорошо весь маршрут. На двухэтажном деревянном здании вокзала увидел крупные буквы «Красные Землянки». Люди сновали по перрону в большом количестве, ходили продавщицы пирожков и газировки, а одна толкала перед собой большущую тележку с мороженым, железную и со стеклянным прозрачным верхом, с зонтиком от солнца над головой. Дедушка в потёртом коричневом костюмчике, ещё довольно хорошем, с короткой фетровой шляпой на голове, шёл с пачкой газет, продавал их стоявшим и курившим пассажирам. Дмитрий на ходу достал из кармана телефон и проверил. Тот включился, но не давал сигнала связи. Время на экране показывал девятнадцать часов пятьдесят восемь минут. Получается, он почти и не спал. Так, провалился, может, минут на пятнадцать. Заряда батареи оставалось целых семьдесят пять процентов.
– Гномик!.. – вспомнил он прозвище девочки, остановился перед ней и присел на корточки из-за её маленького роста. – Где твои мама с папой?
Девочка его узнала сразу. Но вид у неё был такой, будто сейчас заплачет, потерянный и настороженный.
– Ушли… – одним словом сначала сказала она, пожала худыми плечиками. – Ушли, а я осталась.
– Вижу, – вздохнул Дмитрий, переживая больше из-за той глупой игры с названиями населённых пунктов и станции, где остановился их поезд. Почему он раньше никогда не знал о ней, не видел её названия? Разве фирменный поезд собирал все другие остановки по пути? То, что родители девочки объявятся, он не сомневался. Отошли за мороженым или пепси-колой. Скоро вернутся. Но вот куда занесло всех их, в какую глушь затащило по привычному маршруту? Совсем крохотным населённый пункт не выглядел, имел аж двухэтажный вокзал. Немного правда старомодный, зато недавно покрашенный…
Внимание внезапно привлёк милиционер. Язык не подобрал другого слова, но стража порядка в нём было видно за версту. Мужчина обходил вокзал, не пропускал вниманием приезжих, глазами следил за происходящим на этом перроне. Но форма, что сидела на нём во всей красе – такой прежде видеть не доводилось. Словно какой-то парадный морской китель, весь белого цвета, штаны с лампасами, и на поясе… даже не дубинка, а полосатая как зебра трость. Царская жандармерия, ёпте!..
Он хотел подойти к нему, но тут под их вагоном громко и призывно зашипело, повалил не то дым, не то пар. Голос же по громкоговорителю объявил, что поезд номер двадцать два отправляется через две минуты. Взгляд Дмитрия упал как раз на эту цифру – прямо под окнами, посередине их вагона. Теперь в электро-матюгальник маршрут называли не «Москва-Ульяновск-номер-такой-то», а объявляли просто цифрой. Да, цифра эта соответствовала указанной в его билете, однако не врали глаза: «22» на самом вагоне будто намалевал пьяный художник. Криво и в разную высоту. И смотрелась эта мазня как идиотская шутка. Только, похоже, никто, кроме него, на перроне не обращал на это внимания.
– Да что ж это такое… – выругался юноша тихо, ничего не понимая. Двадцать обещанных до отправления минут ещё не прошли, но поезд уже пыхтел. Осмотрелся, но Марину с Михаилом нигде не увидел. Людей было не слишком много, однако супруги могли подумать, что девочка их вернулась в поезд сама, и сами уже поднялись в вагон с перрона, пока они тут стояли. Не заметили её из-за малого роста. Только что мимо них проехали мороженщица и продавщица пирожных со своими огромными высокими повозками. За ними могли укрыться от родительских глаз аж три таких Гномика.
– А ну-ка, Гномик, пойдём, – сказал он ребенку. – Мама с папой найдут нас в вагоне.
Девочка послушно протянула руку, и вместе они быстро пошагали к трапу. Остаться на перроне, когда поезд начал вдруг пыхтеть, при любых обстоятельствах было бы худшим решением для обоих.
У самого подъёма Дмитрий пошарил в кармане, нашёл бумажки наличкой. Достал одну купюру и подозвал лоточницу, с круглыми и румяными пирожками на подносе и в каталке.
Но та, увидев деньги, вдруг застыла, заулыбалась застенчиво, посмотрела на него.
– Что – нет сдачи с пятисот? – раздражённо отреагировал Дмитрий.
– Поднимаемся, поезд отходит, – раздалось сверху с требованием.
Тогда он махнул на продавщицу рукой, закинул Гномика первой наверх и быстро поднялся сам. А когда за спиной заскрипела поднимающаяся лестница-трап, вспомнил, что родители называли девочку Сонечкой.
– Соня, – сказал он ей. – Ты помнишь, где наше купе? Покажешь дорогу?
– Помню – шестое, – ответила та, кивнула головёнкой.
В поезде она, кажется, почувствовала себя менее растерянной. Быстро побежала по коридору к их купе, сверкая лакированными сандаликами.
А Дмитрий последовал за ней.
***
Он вспоминал себя в её лета. Оказывается, ей доходило целых семь, просто Сонечка пока была низкорослой кнопкой и выглядела, соответственно, моложе. Наверное, в её годы он просто расплакался бы, если б так неожиданно бросили родители. В вагоне Михаил с Мариной не появились. И не было больше вещей. Оба их чемодана и сумки исчезли. Ну, не сбежали же они, оставив ребёнка?
Зато пропали вдобавок, вместе с накрытым столом и пожитками, те трое других пассажиров. Даже в висках застучало от этой лавки чудес – люди тут пропадали-исчезали, и сделать с этим ничего было нельзя. Телефон по-прежнему не показывал связи. Дмитрий просто его выключил. Адаптер, что валялся теперь перед ним, к розеткам не подходил: ни к той, что была внутри купе, ни к находившейся снаружи.
А ещё, в купе проводников он не мог застать ни одну из сотрудниц на месте. Ходить и искать их, спрашивать по всем соседям тоже не стал. Голова и так пришла в полный раздрай. Он сидел и не знал, как собрать себя, как отладить гудевшие мысли и чем озаботиться в первую очередь. Конечно же, нужно обратиться к полиции! В каждом поезде был свой наряд. Но прежде, чем за ним отправиться, следовало дождаться проводниц. Маленькую Сонечку оставить было не с кем.
– Как тебя зовут? – спросила она, рисуя в своем блокноте травку и солнце с небом. Сумочка через плечо – все её вещи, что уцелели. Пропала даже книжка со стола.
Марина представляла его, назвала для неё дядей Димой, а потом по имени с отчеством. Александрович. Длинное имя ей не понравилось. А, может, никакого не запомнила.
– Дмитрий, – сказал он. Снял с плеча надоевший рюкзак. Хорошо, что захватил его, выходя на перрон из вагона. Если в странном поезде исчезали люди и вещи, то остался бы сейчас без документов. Достал пакет чипсов, открыл.
– Хочешь? – протянул он ей.
Сонечка перетащила на свою сторона столика весь пакет. Захрустела, не отрываясь от рисунка. Странно, что не плакала. Вероятно, не понимала, что происходит, боялась и пряталась за стараньями в блокноте.
– Выйду ненадолго, – предупредил её Дмитрий.
И, как и в три предыдущих раза, девочка ему не ответила. Зелёный карандаш выводил на бумаге травку.
Снова купе проводников. По-прежнему тишина и никого. Поезд вообще будто вымер. Но так же не бывает, успокаивал он себя, вслушивался в стук колёс и тихое поскрипывание пола, покрытого привычной красной дорожкой. Часа через два снаружи стемнеет. Возле самовара висело все то же расписание с непонятными станциями. Из примерно знакомых названий он выделил первые два – Старая Москва и Московский вокзал. И, как ни странно, конечный пункт – Самара-на-Волге. Город Самару Дмитрий знал хорошо, несколько раз бывал там в детстве. И в группе училась девочка, она всех звала туда на дачу. Родители её уезжали на лето, и в августе дом пустовал – как раз на самой Волге, километрах в трёх от Самары. Вот только про Самару-на-Волге он слышал впервые. За последний час с ним произошло с десяток небольших событий, которые не вписывались в обычное восприятие действительности. Для своих двадцати Дмитрий имел вполне неплохие вводные, не пил, не курил, веществ не употреблял, не слышал голосов в голове и с инопланетянами никогда не ссорился. Но ощущал теперь себя так, будто все эти вещи происходили с ним регулярно и одновременно. Он верно был нездоров. Кажется, чувствовал даже, как поднималась температура. Лоб покрывался мелкой испариной. И липла к спине тонкая майка.
Устав ожидать и постоянно ходить туда-сюда по вагону, Дмитрий решился и протянул руку. Он всегда видел щель и знал, что купе оставалось открытым. Коснулся. Дверь плавно отъехала.
Зашёл. Осмотрелся и взял из корзины пачку вафель. Затем, подумав ещё, захватил печенья. Деньги можно было отдать потом, просто очень хотелось есть. Да и Гномик, наверное, голоден был не меньше. Самовар стоял в коридоре, чай и сахар были с собой в рюкзаке. А недоеденные орешки с шоколадкой маялись у него кармане. Спортивная сумка с подарками для родственников и небольшим количеством личной одежды тоже исчезла. С неё и начнёт писать заявление. Полиция пусть ищет и во всём разбирается.
Две кружки чая он сделал для них обоих – для себя и для Сони. Поделился рассыпным сахаром, открыл вафли с печеньем. Девочка уже выводила другую картинку. Фигура начинала походить на медведя в густом грустном лесу, с тусклыми и большущими тёмными елями. С ветвей капал не дождь, а стекали слёзы, пояснила она.
Потом перестала вдруг рисовать. Достала канцелярский нож из сумочки, чем удивила немало. Но Дмитрий понял: нужно заточить карандаши. Запасливый предусмотрительный Гномик.
– Пей чай, – сказал он ей, когда тот немного остыл, а последний карандаш заточенным лёг на стол.
И в этот миг в коридоре послышались, наконец, чьи-то торопливые шаги. Уже хорошо – не одни!
Дмитрий быстро вскочил. Выглянул наружу. Но увидел лишь удаляющуюся фигуру девушки или женщины. Она, кажется, тоже обернулась на него издалека – это была не проводница, а одна из пассажирок. Значит, поезд не вымер, а он не сошёл с ума. Наверное, всему остальному тоже можно было найти объяснение, откуда берутся все эти станции, куда пропадают люди. Только сложнее. Потому сам заниматься этим не хотел.
–Ты ведь не боишься оставаться одна? – спросил он девочку.
Терпеливое сопение в ответ. Спина медведя на бумаге получалась неровной, горбатой и всклоченной как шапка деда Мазая. Ластиком Соня пыталась исправить картинку. Детская сумочка вмещала многое.
Молчала. Ну, и ладно.
– Я выйду ненадолго, – предупредил Дмитрий, раз Гномик не хотел с ним общаться. – Буду здесь рядом.
Он только и успел встать, когда шаги за дверью их купе послышались вновь и сразу остановились.
Тихо постучали. Должно быть, та девица, что прошагала в сторону туалета, возвращалась назад. Открыл. Действительно, она. Невысокая, ниже его подбородка, моложе или старше на год. Худенькая, в чёрной юбке до колен и майке с большим синим букой из Корпорации Монстров. Не самый удачный принт. Расплывчатый, смазанный.
– Выйдешь? – позвала она, нервно теребя пальцами свои тёмные волосы.
Он вышел. Губы девушки были искусаны. Вряд ли поцелуями. Бледная и дёрганная, как осиротевший пудель.
– Я видела тебя, – сказала она негромко.
– Окулист, значит, не нужен, – вздохнул Дмитрий, не зная, что ему ждать от этой встречи. Странностей здесь хватило за час с лихвой. Даже появилось какое-то защитное равнодушие ко всему, словно у запечённой в фольге картофелины.
– Ты не понял, – чуть подрагивающим голосом произнесла она. – Видела там, на Казанском вокзале. Потом здесь, на Красных Землянках. Ты вышел постоять с девочкой…
Девушка не боялась – просто надрывным оказался тембр голоса. От него, от такого, даже мурашки по спине побежали, приятные и нежные. И говорила она интересно.
– Что ты имеешь в виду «здесь»? – спросил он её.
– Я ехала в Сасово, – затараторила она уже быстро. – Но нет никакого Сасово, не будет Рязани и не будет Рузаевки. Ничего здесь знакомого нет!.. Я видела, как утащили её родителей. Те люди, другие. И она тоже видела, девочка…
А вот сейчас мурашки по спине побежали уже другой породы – дикие, злючие и кусачие, как красные муравьи. Будто из леса только вышли.
– Я не подошла бы к тебе, если б не запомнила на Казанском. Выбежала на этих долбанных Красных Землянках за тобой, но ты уже шёл по перрону к другому концу вагона. Не видела потом, в какое купе вошёл, не успела за тобой. Эти двое тоже к тебе шли, пока ты с продавщицей пирожков разговаривал. Я побежала обратно к первому входу, еле успела подняться. Ты видел их?
Теперь уже не за час, а за одну минуту на него свалилось информации столько, что мозг изнутри начинал толкать череп в висках.
– Подожди, – остановил он её. – Кто утащил родителей девочки? Кто шёл за мной?
– Милиционеры, – девушка тоже назвала их этим словом. – Родителей девочки стали бить дубинками и потащили потом куда-то, вчетвером. Она маленькая и её за людьми на перроне не увидели. Отошла в сторону и спряталась за дедом с газетами. Он закрывал её. А трое других пошагали за тобой, когда вас вдвоём увидели. Но ты быстро поднялся в вагон. Поезд отходил…
Если б от её рассказа с разъяснениями наступило облегчение, он был бы только рад. Но всё стало выглядеть запутанней. Понятно теперь, почему боялась Соня и вела себя по-детски замкнуто. Выстроила невидимую защитную стену. Какие-то «милиционеры» били её родителей и утащили у неё на глазах в неизвестном направлении. Его же самого, возможно, ждала та же участь. Спасла случайность – успел запрыгнуть.
– Они будто не могли подняться за тобой, хотя пытались, – с толикой тихого злорадства произнесла девушка, – один даже ногу на ступеньку заносил. Будто что-то не пускало его – я видела это, когда понималась в другом конце вагона. Думала, хоть ты что-то объяснишь, а ты ничего не заметил…
– Я спал до этого, не проснулся толком, – растерянно признался он. Что тут ещё было сказать? Действительно, проспал часть пути. Пусть малую, максимум полчаса или час, а скорее и того меньше. Уже хорошо, угроза не смогла пробраться за ними в поезд, чем бы она ни являлась снаружи. Соня ехала теперь одна, и это был из всего сухой остаток – родители девочки внезапно исчезли. Может, Марина и раздражала своим занудством, но ни за что с Михаилом не бросили бы они своего ребёнка на произвол…
Дмитрий почти сразу поверил словам девушки, когда услышал про странных милиционеров. Почему бы и нет? Он их тоже рассматривал. И форма, и вид у них были необычными. Многое увидел своими глазами на вокзале: название «Красные Землянки», кривую цифру «22» на их 22-ом фирменном поезде. Изучил внутри вагона расписание с длинным перечнем неизвестных станций. Да и людей на самом перроне, одетых вроде обычно, но в то же время и нет, заприметил немало. Просто старался об этом не думать …
А вот кое-что в глаза бросилось только сейчас! В голове проматывались заново картинки с перрона, людей по нему ходило прилично и многие из них стояли и курили, ели пирожки, кренделя, мороженое. Но ни один из них при этом не разговаривал по мобильному телефону. Не тыкался в свой смартфон и не отправлял смс. Дмитрий тут же полез в карман, когда вспомнил про телефоны. Нажал на кнопку, и стал ждать, когда загрузится его древний андроид.
– Связи нет давно, исчезла через час после отбытия, – сказала нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу девушка. – Один раз появлялся какой-то непонятный символ. Но и он потом пропал. Вещи мои тоже пропали, пока за тобой выбегала на улицу…
– Можешь его описать? – попросил её Дмитрий. – А лучше нарисуй. У нас с собой карандаши. И… как тебя называть?
Он открыл купе, где в одиночестве сидела Сонечка, и пригласил войти к ним гостью.
– Леся, – произнесла скромно девушка, и шагнула, оглядевшись, в пространство их шестого купе.
– Нарисовать тот символ? – переспросила она. – Да. Смогу, наверное…
Маленькая сообразительная Соня посмотрела на них. Слышала она хорошо. И, главное, реагировала, что было совсем неплохо. Выбрала карандаш – наверняка тот, который использовала мало, потому выбирала так долго – и протянула им. Это был чёрный. Такого цвета ни на одном из двух её рисунков, что видел Дмитрий, не было. Дальше девочка перелистнула странички своего блокнота, загнула обложку и одолжила последний листочек, оторвав его целиком. На нём уже кто-то рисовал, начертаны были номер телефона, пара чьих-то имён и какой-то вкусный рецепт. Видимо, блокнотик Сони приносил пользу не раз. Пользовался у взрослых спросом и популярностью.
– Спасибо, – произнесла их гостья, двигая листок с карандашом к себе. – Я Леся.
– Я Гномик, – как взрослая, ответила взаимностью Соня и стала отхлебывать чай. Ручонками затем потянулась к печенью с вафлями. Угостила.
Да, для своих семи лет крошка скромно тянула на пять…
Дмитрий не знал, для чего попросил нарисовать Лесю символ. Наверное, что б хоть как-то мыслить и двигаться. Для начала сойдёт даже видимость. Оставаясь совсем на месте, можно было сойти с ума.
Однако уже с интересом взглянул, когда рисунок оказался готов.
Эскиз походил на знак доллара. Только вместо буквы «S» была законченная восьмёрка, и к двум перпендикулярным палкам добавились две параллельные. В общем, циферку «восемь» накрывал двойной крест. Вслед за самим символом последовало несколько латинских букв – A, F, L, J. Он представленья не имел, что это значило. Как говорится, не понятно, но очень интересно. Зато сразу узнал их и вспомнил, где недавно встречал.
– Я не уверена про точный порядок… – сказала Леся про четыре буквы латиницей. – На Красных Землянках я видела…
– Я тоже их видел, – не из желания перебить, но в то же время быстро произнёс на это Дмитрий.
Конечно, все они заметили этот знак на предыдущей станции. Киоск. Небольшой, вроде газетного, но яркий, разукрашенный. И у торгующего газетами деда в руках были точно такие голубые конверты, как за стеклом того киоска.
– Похоже на местные сим-карты, – сказал он, вернув листок с рисунком на столик. – Значок – знак местной связи…
– Какие… такие местные? – спросила Леся и снова дёрнула нервно плечом.
– Такие. Обычные. Местные – значит «отсюда», – спокойно пояснил Дмитрий, не желая поднимать панику. – На что похоже, если не на наши «симки»? Конверты в киосках, конверты у торговцев. Да и значок на твоём телефоне высветился. Тождественный сигнал и принцип приёма. Иначе б не поймал…
Девушка ничего не сказала. Кажется, её и без этого повышенная нервозность потихоньку перерастала в маленький испуг. Где могли быть сим-карты с неизвестной связью, что не ловили толком их телефоны? Тут не возможные ответы пугали, страшно становилось от порождения таких вопросов.
До купе проводниц на этот раз с Лесей дошли вдвоём. Набрали взаймы печенья и шоколада, растворимую лапшу, чай, сахар, какие-то кренделя. Всего съестного нашлось ничтожно мало, выгребли, можно сказать, остатки. Деньги отдавать всё равно было не кому, и зародилось предположение, что их купюры могли не устроить продавцов. Названия населенных пунктов, где произведены были все эти продукты, им также ни о чём не сказали. Разве что Малая Рязань, где изготовили солёную соломку. Пусть не совсем Рязань, но слово же родное. Что, блин, за Зазеркалье?!.
– Где мы?.. – словно вторя его мыслям, спросила Леся.
Дмитрий не знал.
Но справедливо заметил, что на данный момент они находятся в поезде, где-то по пути следования между двумя станциями – Красные Землянки и Александровские Дачи. Что-то яснее можно было узнать, когда поезд остановится снова. В коридоре стояла тишина, слышались стук колёс и скрип железа. В тамбуре ворчало и охало сцепление между вагонами. Возникло чувство, что вообще никого больше не было, и склеп на колесах мчался в никуда.
Но на перроне, насколько они видели по Красным Землянкам, ходили люди. Должны были, значит, ходить и на других станциях. Просто выйти и пообщаться с ними. Порасспрашивать. А также постараться не попасться на глаза тем странным милиционерам с полосатыми палками. Конечно, ничего не делать было проще, но до какой станции довезёт их такое бездействие?..
– Останешься с Гномиком? – спросил Дмитрий девушку.
– А ты?
– Пройдусь. Недалеко.
Леся не возражала. Горячий чай, шоколад, немного уюта в компании рисующего ребёнка чуть-чуть успокоят нервы. Он всего-то хотел заглянуть в пару соседних вагонов, возможно, зайти в вагон-ресторан. Иначе в полном неведении психика даст непременный сбой. Появление девушки немного взбодрило. Ответственности что ли добавило, помогло расправить шире плечи. Двое их стало теперь на нём – Гномик и Леся. Вот и проснулось желание действовать….
Крипота с ии @keki_ii
Это работа мечты?
Вот уже несколько месяцев Сергей не мог найти работу. Пособий в целом хватало, но внутренний червь грыз так, что уже невозможно было спать. Всё время, когда он не укачивал детей, шерстились сайты с вакансиями…
-Может, ты уже снизишь свои запросы?
-Ну как ты не понимаешь, я не хочу чтобы мои дети прозябали в нищете, да и не тот я специалист, чтобы сидеть за копейки!
… этот диалог сидел уже в печенках, но с завидной регулярностью повторялся. Сергей уже не мог это слышать, что вот мол у сестры парень грузчик, у подруги муж строитель, как будто это имело какое-то значение. Он – специалист, он – не просто так. И пойти грузчиком ему не позволяли принципы…
Было 8 утра, когда зазвонил телефон, на автомате Сергей взял трубку и тут же скинул звонок. Он слишком мало спал этой ночью, чтобы разговаривать по телефону, хотя краем уха успел услышать что-то про резюме. Решив, что перезвонит, когда проснется, парень окунулся обратно в царство Морфея, но доспать ему не дали. За первым звонком последовал второй, а потом и третий. Матюкнувшись, Сергей вышел на кухню, закурил, и наконец поднял трубку.
-Вам не так просто дозвониться, Сергей – сказал приятный женский голос.
-Я еще спал, младший ребенок дрозда давал до двух часов ночи, извините.
— Это Вы меня извините, просто наш начальник крайне заинтересован в Вашей кандидатуре, мы хотели бы пригласить Вас на собеседование, когда Вам будет удобно подъехать?
-А что за фирма? Какая должность?
-Всё по результатам собеседования, но поверьте, это так же в ваших интересах, как и в наших!..
Славик, младший сын Сергея, проснулся ближе к 11 утра, с ним вместе встала и жена, Анна.
-Кто тебе звонил с утра?
-Да фиг знает, херня какая-то, на собеседование пригласили, но ни должности, ни фирмы, может лохотрон какой-то…
-Но ты же всё равно съездишь?
-Да это понятно, но как-то странно это всё…
В назначенный день, Сергей подъехал к ничем не примечательной хрущевке и набрал номер, с которого ему звонили, приглашая на собеседование. Приятный женский голос указал двенадцатый подъезд, и что директор ждет его у себя дома, чтобы провести собеседование в максимально непринужденной обстановке, что заставило Сергея напрячься еще сильнее, чем при первом звонке. Он привык, что собеседования проходят в офисах, в переговорных, в обстановке кабинетов, но чтобы шеф пригласил собеседуемого домой – это был нонсенс. Путь назад, конечно, был, но он и так ехал через весь город и сейчас было бы обидно повернуть назад, так и не узнав, чем закончится эта история. Поднявшись на третий этаж и позвонив в указанную квартиру, он уже было оперся на перила, но дверь тут же открылась.
-Доброе утро, Сергей, проходите, я Вас уже жду.
-Доброе утро, спасибо, к сожалению, не в курсе, как Вас зовут.
-Евгений Алексеич – не очень высокий, тучный мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти протянул Сергею руку для рукопожатия, которое оказалось неожиданно крепким – Ты проходи, поговорим.
Сергей прошел в квартиру, одел предложенные хозяином тапочки, и проследовал вслед за ним на кухню, где уже был налит чай.
-К сожалению, не знаю, сколько ты сыпешь сахара в чай, так что сахарница вот – протянул Евгений Алексеевич фарфоровое нечто, отдаленно напоминающее голубя.
-Спасибо, но я предпочитаю кофе – на автомате ответил Сергей, тут же мысленно одернув себя, что не так нужно начинать разговор с потенциальным руководителем.
-Без проблем – ответил Евгений и тут же вылил кружку чая в раковину, сполоснул, и налил свежего кипятка – Вот кофе, вот сахар, делай как тебе нравится.
-Спасибо – смутился Сергей – Я не хотел Вас обидеть, просто вырвалось…
-Всё в порядке. Это я просто решил, что все пьют чай, не бери в голову. Присаживайся, делай себе кофе, и пообщаемся…
Спустя некоторое время и обмен дежурными вопросами, Евгений наконец приступил к делу.
-Работа у нас не из легких, ты пойми. А самое главное в нашей работе – обучение.
-И в чем же она заключается?
-Ты только не смейся, но… мы охотимся на нечисть.
-В смысле нечисть??? – Сергей начал сомневаться в адекватности собеседника.
-Домовые, лешие, кто людям жизнь портит – ответил Евгений Алексеевич не поведя глазом.
-Так их же не существует!
-Это потому, что мы качественно работаем, ты так и думаешь, а тем не менее, заявок много.
-В любом случае, я не по тому профилю, мне бы компьютер починить, принтер почистить…
-Научим всему. Ты сначала условия послушай, потом будешь ерепениться.
-Выкладывайте… - вздохнул Сергей.
-Смотри. Полмиллиона подъемных, график свободный, работа понятное дело разъездная, но ты же на машине?
-Права есть, машины нет, на автобусах езжу.
-Подъемных тебе хватит на приобретение простенького авто, а потом уже будем решать.
-Это то понятно, но за что такие деньги?
-Так как раз таки за то, чтобы нечисть ловить, логично же! Не каждый на такое пойдет, а ты вот уже 8 месяцев свое резюме в поиске поднимаешь!
-Тому, что Вы следили за мной уже не удивляюсь. Но чую здесь подвох.
-А подвох ровно один. При устройстве на работу, чтобы эту самую нечисть видеть, ты должен умереть…
Вечером, укачивая мелкого и общаясь с Анной, Сергей рассказывал результаты собеседования…
-В общем, меня берут, но есть нюанс… Я через три дня умру.
-Ты в своем уме?
-Да, вполне. Но тебе нужно будет очень строго выполнить инструкции. Во-первых, как только я умру, тебе на карту упадут подъемные, полмиллиона рублей. Их тратить можно, но по минимуму, мне нужно будет купить на остаток машину. Во-вторых, меня должны кремировать, а пепел развеять. В-третьих, на третий, девятый и сороковой день ты должна пойти поставить свечку в церковь за мое здравие. Если мы с тобой всё сделаем правильно, на сорок первый день я вернусь живым и здоровым. Звучит как бред, но я поговорил с шефом, и с другими ребятами, которые уже работают, это реально так и есть.
-Сережа, ты дебил…
-Сам себя таким чувствую. Но в конце концов, если я не умру, значит они все сумасшедшие и всё будет дальше так, как есть…
Через три дня Сергей умер во сне. Его жена очень долго воевала с родственниками, что не по-христиански это, кремировать, надо в гроб положить, да закопать, но выстояла. Она сама не верила, что он вернется, но помня разговор с мужем сделала всё по инструкции. На 41 день Сергей позвонил в дверной звонок…
Открыв дверь, Анна со слезами кинулась на шею мужу, она уже не верила и не ждала, была в отчаянии на съемной квартире с двумя детьми. Сергей обнял жену, поцеловал в висок и краем глаза заметил в квартире движение…
-А это кто там? – спросил Сергей
-Где?
-Из кладовки выскочил и в сторону кухни побежал.
Сергей проследовал в квартиру не разуваясь, и на кухне обнаружил маленького, не больше метра, седого старика, который тут же обложил его матом (лексика прошла цензуру)
-Ты сын собаки, ты что, зенки свои разул, я тут жил уже тогда, когда тебя еще в планах не было, за дентьми твоими слежу, за порядком, за домом, а ты на меня смотришь, как букто я тебе рубль должен и не отдаю!
-Спасибо тебе, мил человек, если помогаешь, но зачем же матом?
-Да знаю я вас, раз зеньки разул – значит охотник, а раз охотник, значит и по мою душу пришел!
-Мне говорили, что только тех, кто мешает. А кто помогает – не надо трогать. Ты, стало быть, домовой?
-Стало быть, домовой! – старичок поправил лохматую шевелюру, приосанился, и с гордостью продолжил – На мне, между прочим, все 14 подъездов держатся! Или ты думал, что тут управляйка что-то делает? Да они дебилы совсем, пока сантехника под зад в сторону поломки не пнешь, нихрена не видит!!! – распалялся домовенок.
-Тебе может чаю? Кофе?
-Не, спасибо, но мисочку молока и пару конфет не помешало бы хоть раз в неделю ставить.
Так началась новая жизнь и новая карьера Сергея, и не то чтобы в этот момент он этой новой жизни был рад…
Продолжение следует. Возможно. А возможно и нет. Крч пинайте если чо в комментариях.
Отдельное спасибо за вдохновение @apotropej, и @R.Melvin, и да, название Я еще не придумал.
Лунная песня Часть 84
🔞18+
Я грохнулся на пол. Меня тотчас поволокли за ногу к выходу. Я сопротивлялся, но их было много. Один схватил меня за одну руку, другой за другую, двое за ноги, пятый со шприцом что-то вколол мне. Всё вмиг стало таким медленным, мне будто притупили все чувства, время почти остановилось.
Только ноги повиновались их командам. Меня подталкивали, и я шёл вперёд, как послушный раб. Размазанные двери проплывали мимо меня, или я мимо них, коридор изгибался, стены то сужались, то расходились предо мной. Потом ноги побежали по лестнице вниз, но запутались, запнулись, и я покатился по ступеням, а когда приземлился, то потерял сознание...
Очнулся, когда меня несли по каким-то катакомбам. Я не был связан и попытался вскочить, но стража тотчас среагировала, принявшись меня избивать дубинками. Ничего не оставалось кроме съёжиться и укрыть голову.
После меня подняли и поволокли к двери. За ней оказались камеры с заключёнными, их руки торчали через узкие окошки в железных дверях. Кто-то что-то кричал, пока меня тащили по мрачному нескончаемому коридору. Пустая темница ждала гостя, куда меня и бросили. В грязную серую комнатушку без окон, с двумя койками прямо из роскошной мягкой царской кровати.
Это Филипп мстил мне за измену Евы. Не иначе. Кто-то следил за нами и всё разболтал ревнивому богачу. Быстро он среагировал. Хотя нет, очень долго. Я успел поиметь его красотку. А может, это она сама похвасталась ему за бокалом вина, когда они вместе сидели в джакузи? Вот уроды!
А что, если он и её бросит в такую же темницу, или казнит сразу на месте, ведь он был магнатом, а она лишь его прекрасная марионетка, как иногда бывает. Ну а я-то тогда просто щенок в руках похотливой девки, лишившей саму себя всех благ и богатств.
Ладно, это всё были лишь мысли, созданные страхом и злость. Ярость сейчас билась во мне, нарастая по мере того, как спадало действие неизвестного укола, что превратил меня временно в овощ.
Моя цель сейчас – побороть дверь камеры, просто дверь. Я выбью её с кусками стены. Сдёрнув кольцо, я быстро превратился в чудовище, желавшее выбраться на свободу. Острые когти, сильные лапы пустились в бой. Зверь колотил в преграду, толкал, дёргал решётку, пытался грызть, но ничего не получалось. Заключённые орали, кто-то визжал от восторга, кто-то просил заткнуться, кто-то угрожал. Потом послышались крики стражников, прибежавших сюда на шум. Она стали колотить дубинками по рукам, торчавшим из окошек, и просто стучать по дверям, напоминая, кто тут главный, а потом дошли и до моей камеры.
- Ну ка прекрати тут буянить, а не то мы сделаем из тебя фарш! – пригрозил усатый в шлеме без забрала.
Какой-то старикан в доспехах угрожал мне, оборотню, даже не боясь моего облика. Они что, тут совсем страх потеряли? Может, и им вкололи чего-то притупляющего сознание? Я лишь оскалился в ответ.
- Заткнись, волчара, а будешь жрать своё дерьмо вместо еды! – крикнул мне другой, ударив дубинкой по решётке в окошке.
Я понял, что сейчас было бесполезно пытаться что-то доказать себе и им. Нужно дожидаться момента, когда они хотя бы свалят, и я продолжу искать слабые места у этой двери.
Охранники ещё не долго находились в коридоре. Когда они ушли я вплотную прижался к окошку, осматривая тюрьму, но с такого ракурса мало что мог увидеть. Пять дверей на другой стороне, одна сразу напротив, и по две в каждую сторону, но я точно знал и помнил, что меня долго вели до моей камеры. Таких помещений могло быть двадцать-тридцать с каждой стороны. Это не элитная тюрьма для любовников принцесс, это просто сточная яма для обычных крыс, попавшихся в мышеловку.
Дверь не поддавалась ни силе, ни хитростям, стены были прочны, без тайников, из крепкого камня, какой не расцарапать, сделав проход. Я был обречён, по крайне мере, временно, и, признав своё поражение, завалился на койку уже с кольцом на пальце, глядя в серый потолок.
Вдруг послышались шаги, потом хлопнула главная дверь в темницу. Топанье становилось всё ближе и ближе. Человек пять-шесть направлялись в мою сторону молча и спокойно, где-то звенели цепи. Мне было не интересно, куда шла стража, пока в замок моей двери не вставили ключ....
Eon Of Nether поболтаем
Небольшой арт по нашей лит РПГ
Ну и Стрим скоро начнется. Тема стрима: Сегодня Просто болтаем, не более того. Кому интересно узнать что-то о проекте, милости просим.
Наш проект: https://author.today/u/eonofnether
Наш ВК: https://vk.com/eonofnether
Стримы на Ютуб : https://www.youtube.com/@EonOfNether
Стримы на Твиче : https://www.twitch.tv/eonofnether
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Котята 3
Олег подхватил ребёнка на руки и быстро выбрался из дома.
-- Жалко… -- сказал Егорка.
-- С твоей мамой всё будет в порядке, -- ответил Олег. – Я её не сильно. Вернее, конечно, сильно. Локтём-то. Но всё будет хорошо…
-- Да я не про маму!... Жалко мишку на чердаке. Бедный… Он плакал… А вы в него стреляли!
Кажется, и на Егорку подействовал воздух, распылённый «мишкой» прямо в вытяжку дома.
-- Это не мишка, -- сказал Олег. – Это чудовище, которое только притворяется мишкой.
-- Не правда! – не согласился Егорка. – Ты плохой!
-- Наверное, -- кивнул Олег. Он чувствовал необъяснимую тоску, жалость и раскаяние. Тоже надышался распылениями.
Олег пытался осознавать каждое своё действие. В голове крутились нелогичные мысли.
Догнать бойцов и всех их перебить, пока не поздно! Пока они не догнали Алису!
-- Какую к чёрту Алису?... – фыркнул Олег. Всё-таки серьёзно надышался…. Принять какого-то огромного летающего червя-насекомого за свою бывшую жену? И самое смешное – оно действительно было похоже на Алису. Олег не мог внятно объяснить почему. Чудовище забралось повыше потому, что любило горы. Прямо как Алиса. Убеждала не логика. Убеждали эмоции, которыми эти глупые аргументы сопровождались.
А сами аргументы – тупее не придумать.
Олег отошёл с ребёнком от дома подальше. Куда ветер не доносил бы запах с чердака.
-- Ребёнка вывел, -- сообщил Олег координатору. – Женщину пришлось сковать наручниками и оставить в доме. Набросилась на меня. В доме психотропные газы. Антоха надышался. На меня напал с ножом. Его я вырубил и тоже в наручники… Их выводить не стал. Боюсь сам надышаться и повести себя неадекватно. Противогаз в фургончике остался, блять…
-- Вот это новости, -- сказал Нойманн. – Ты главное держись. Не угробь ребёнка.
-- Потише, -- смутился Олег. – Егорка всё слышит ведь.
-- Тогда передаю Егорке «привет»! Пусть не боится. Пусть будет, как солдатик. Он же наверняка играет в солдатиков?
-- Да! – ответил Егорка.
-- Наши догоняют тварюгу, -- сказал Нойманн. -- Недолго осталось, никуда она не денется…
-- Пусть нацепят противогазы!
-- Да, хорошая идея.
-- Это не тварюга! Это мишка! – не сдавался Егорка.
Постепенно становилось легче. Егорка даже начал беспокоиться за свою мать, а Олег – за своих бойцов. Каскад нелогичных мыслей постепенно утихал. Тогда Олег, задержав дыхание, отправился в дом.
Женщина добралась до уже очнувшегося Антохи. Они лежали на полу и отчаянно пинались ногами. Хорошо, что руки у них были за спиной. Иначе в ход снова пошли бы ножи.
Олег вывел сначала своего бойца.
-- Сиди тут! – сказал Олег, но Антоха не слушался. Вставал на ноги. Пришлось хорошенько прописать ему «по тормозам». Пару дней похромает, зато сейчас никуда не убежит.
Затем Олег снова задержал дыхание и вывел из дома женщину.
-- Мама! – обрадовался Егорка. Но мама сыночку была не рада.
Через некоторое время Данилыч сообщил, что тварюгу они настигли у самого леса. Она хотела скрыться среди деревьев, но не выдержала ранений . Упала в траву, брыкаясь. А потом сдохла.
-- А у тебя как дела? – спросил Данилыч.
-- Мы тут с Антохой немного буйные, -- ответил Олег. –Так что вы аккуратней, когда будете возвращаться. Мало ли.
-- Вернёмся мы не скоро, ждём дезинфекторщиков. Они за тварью приедут.
-- Близко не подходите. Надышитесь. И начнёте её жалеть. Друг друга поубиваете. А то я слышу, что ты не в противогазе.
-- Да мы далеко стоим, ждём, -- отмахнулся Данилыч. – Вентилируем свои лёгкие табачным дымом. Для профилактики.
-- Ага. Лечебные процедуры. Юра вон уже докурился. До третьей стадии…
-- Да мы бросим, начальник, -- послышался голос Серёги. – Честно, внатуре. Только постепенно. Резко бросать нельзя, на! Вредно для организма.
-- А что за тварь-то такая? – спросил Олег. – Данилыч, ты же дольше всех служишь…
-- Я таких ещё не видел, -- ответил тот. – Сначала я думал, что это очередная Хворь. Тем более райончик подходящий. Но это не Хворь. Не похожа.
-- Контролирует разум ещё, -- сказал Олег. – И не при помощи электромагнитных волн, как «шары». А через воздух… Я о таком тоже ещё не слышал.
Оставалось ждать. Поначалу женщина шумела и пыталась освободиться. Любопытные соседи подходили к окнам. Хорошо, что забор высокий, ничего не разглядеть во дворе… Никто прийти на помощь бедняге так и не решился. Через минут пятнадцать она начала приходить в себя. Разрыдалась.
-- Что же я… теперь буду одна… умер… умер!…
Егорка тоже заплакал, но просто за компанию – он ещё не понял, что его отец погиб. Олег попытался утешить женщину. В конце концов, он сталкивался с потерей супруги. Говорил дамочке то же самое, что в своё время слышал от психотерапевта. Даже удалось её немного успокоить. После таких трагедий без хорошего мозгоправа не обойтись.
-- Это не его отец… -- призналась в итоге женщина. – Не его настоящий… Это отчим…
-- А где «биологический»?
-- Тут неподалёку живёт… В Комарово… Но я к нему не пойду… У нас с ним не очень хорошие отношения…
-- Понятно.
-- И в доме всё в крови… вытяжка… и труп на крыше… и крыша рухнула!… как без крыши-то теперь…ремонты…похороны!…
Затем в себя пришёл и Антоха. Он тут же принялся извиняться.
-- И вы меня тоже простите, -- сказала женщина. – Я вас ножом… Не знаю, что на меня такое нашло. Я хотела защитить своего мужа… Так ведь он уже помер тогда…
-- Дура ты! -- буркнул Антоха. – Я думал, что раскидаю свои кишки по полу… Был бы у меня автомат в руках…
Оружие ему Олег возвращать не хотел. Дамочке тоже отказал в освобождении. Мало ли чего… Пусть сидят в наручниках. Спокойней будет.
Из рации донёсся голос Нойманна.
-- Ребята! Я тут с беспилотника разглядел кое-что на другом краю Комарово! Пролом в крыше дома. Такой же. Тепловизор фиксирует движения. Там кто-то есть. И это не человек. Такая же дрянь, какую вы застрелили. Хрен его знает, сколько их ещё тут водится…
-- Твою мать… -- ругнулся Олег. Он уже успел расслабиться. Идти в бой снова не хотелось.
-- А домик странный. -- говорил Нойманн. -- Окна заколочены. Заклеены. Груды мусора во дворе. Мы дозвонились до жителя того дома и спросили, не слышал ли он чего-то подозрительного в последнее время. Но он ответил, что всё нормально. Однозначно лжёт. Вероятно, он уже под влиянием твари… Данилыч, собирай своих людей. Дезинфекторщики на подходе, сами разберутся с убитой тварью. А вы пока разберитесь с очередным гнездом. Я отправил адрес водиле.
-- Понял, -- ответил Данилыч.
-- Только постарайтесь в этот раз не разъебать крышу.
-- Это уж как получится, босс!
Олегу же сказали сидеть на месте. Присматривать за «поехавшими». С одной стороны не нужно шевелиться и напрягаться. А с другой было боязно за своих бойцов.
Олег включил на планшете трансляцию с беспилотника Нойманна.
-- У хозяина дома не имеется огнестрельного оружия, -- говорил координатор. – Но вполне может иметься и нелегальное. Будьте осторожней. Начните с хозяина хаты – люди всегда опаснее чудовищ. А тварюгу оставьте на десерт.
-- Понял, -- сказал Данилыч.
Фургончик быстро добрался до обозначенного дома.
-- К месту прибыли, приём, -- донёсся голос Данилыча.
-- Начинайте.
Двор оказался захламлён пакетами с мусором, ободранными обоями, упаковками из под мяса. В одном окне горел свет, просвечивая через слои газет. Дыра зияла с торца, со стороны двора. Прямо над крыльцом, над входом в дом. Опасно заходить внутрь и брать хозяина, пока тварь сидит наверху…
Бойцы натянули противогазы. Данилыч, Серёга и Всеслав перемахнули через ворота. Водила Сергеич высунулся из люка на крыше фургончика, тоже взял автомат – людей не хватало. Стрелял он неважно, однако особая точность и слаженность действий не требовалась. Нужно было только помешать твари вырваться в сторону дороги.
Бойцы прокрались под окном, заглянули за угол дома. А потом сорвались на бег.
Всеслав оттянулся подальше к хозяйственным постройкам, навёл дуло автомата на дыру. Данилыч вытащил «колбасу» и хотел было налепить её на входную дверь, но Серёга остановил его. Краснолицый боров вмазал по двери своим гигантским сапогом. Дверь распахнулась. То ли в Серёге дури много, то ли дверь просто дешёвая…
Бойцы ворвались в дом, скрывшись в полутьме.
Силуэт на чердаке пришёл в движение. Тварь высунулась из дыры и Всеслав тут же открыл огонь.
Но пули не остановили чудовище. Оно спрыгнуло вниз. И ворвалась в дом, следом за бойцами.
-- Дерьмо… -- Олег от волнения резко сжал зубы и надкусил щеку. Эта тварь оказалась куда быстрее предыдущей.
Всеслав не стрелял вслед, опасаясь задеть Данилыча и Серёгу.
-- Что там? – спросил Антоха.
-- Нас не хватает! – ответил Олег.
Некоторое время ничего не происходило. Снаружи. Внутри же разразилась ожесточённая борьба. Всеслав ринулся в дом, помогать кричащим ребятам.
-- Это же дом моего бывшего! – ахнула женщина, заглянув в экран. – Это же дом Ромы!
Олег отвернул от неё планшет – нечего гражданским пялиться. Ещё увидит чего не следует…
-- Это же дом Ромы! Это он во всём виноват! Этот урод!
Разбились окна. От автоматных очередей. Пули пробили забор из профлиста и вонзились в стену соседнего дома.
Хотелось тут же броситься ребятам на помощь.
-- Доложите обстановку, ребята! – сказал Нойманн, встревоженный длительным молчанием группы.
Через несколько секунд послышался голос Серёги, приглушённый противогазом.
-- Обстановка заебись, -- сказал он, пытаясь отдышаться после жестокой борьбы. – Мы захуярили эту херню... Тварюгу в смысле... Гражданского повязали, на…. Водяры нальёшь после смены, начальник? Мы тут чуть не обдристались…
***
В Комарово бросили сразу две бригады дезинфекторщиков. Работки парням выпало той ночью особенно много. Собрать останки чудовищ вплоть до самых малых капелек их крови – ещё неясно было, как твари влияют на живых организмов. Возились работяги до самого утра – пришлось вызывать штатный манипулятор и погрузчик, чтобы забраться под завалы свалившейся крыши и достать оттуда трупы.
Первое чудовище пришло на крышу, видимо, с целью сделать там гнездо. Червеобразные твари обладали некой склонностью забраться повыше, впрочем, как и большинство хищников. Тварь пришла не одна, а сразу с добычей.
В тот вечер в полицию позвонила старушка, потерявшая своего старика, от которого осталась только разбившаяся вдребезги лейка. Мужчина поливал помидоры в парнике. И когда очередной раз набрал воды из бочки – был внезапно схвачен летающим существом. Старик пытался отбиться, но не смог. Он уронил наполненную лейку с приличной высоты, отчего та и разбилась вдребезги...
В местных интернет-чатах жители обсуждали, что видели в небе нечто странное… Поговаривали об инопланетянах. Один водитель даже попытался выложить в сеть запись с видеорегистратора, но её вовремя удалил отдел безопасности. Специалисты наложили фильтр, сделав повторную публикацию невозможной.
Старик не выжил. Существо разорвало его на части прямо на чердаке над вытяжкой – кровью залило половину кухни внизу. После сытного ужина чудовище улеглось отдыхать. Тогда на чердак забрался отчим Егорки, чтобы узнать масштабы ущерба нанесённого крыше. Отчим не сразу увидел гостя в темноте. Но успел громко накричать. Так громко, что жена поняла, в чём дело. И позвонила в полицию. А там дело перехватила Организация, бросив к месту группу Олега…
Данилыч со смехом рассказывал, как случилась стычка с тварью внутри дома. Они думали, будто одного Всеслава хватит, чтобы не дать твари выбраться из своего гнезда на крыше. Но тварь оказалась куда более лёгкой и юркой, чем предыдущая. Серёга быстро заломал хозяина дома, повалил на грязный засранный пол. Рома даже не заметил подъехавший к дому подозрительный фургончик, поэтому вторжение спецназовцев оказалось для него шоком. Сил у него точно не хватило бы на сопротивление. Рома был сильно истощён, будто побывал в концлагере.
Проблемы начались, когда завопил Данилыч. Тварь набросилась на него, вцепившись своими жвалами. От ядовитого укуса спасли пластины бронежилета. Данилыч всадил в чудо-юдо весь рожок, но не смог дотянуться до подсумков за новым, был слишком занят борьбой, оттягивая щёлкающие жвала от не защищённых броником частей тела. Серёга попытался застрелить тварь, но хлёсткий удар хвостовой части выбил из его рук автомат. И тогда обоим пришлось доставать ножи. Терпеть жуткие удары, пытаться уклониться от укусов… Всеслав прибыл на подмогу и открыл пальбу. Своей стрельбой он едва не зацепил пацанов, разбил окно и выслушал в свой адрес отборнейшую ругань, после чего стал в панике думать, как же ему с этим всем жить дальше.
Данилычу досталось больше всех. Он уже успел попрощаться с жизнью. Но Серёга прижал чудище к полу своей громадной тушей. А Всеслав выхватил с кухонной стойки здоровенный тесак – и им разделал тварюгу пополам, после чего она сильно ослабла. И была добита бойцами окончательно.
-- Весело, короче, -- ржал Данилыч, потряхиваясь от переизбытка адреналина.
Тварь хотела защитить своего «хозяина» -- Романа. В лаборатории потом обнаружили, что это чудище питалось только магазинным мясом, которым его кормил Рома. У него с тварями вообще образовался замечательный симбиоз. Романа повязали и доставили в Штаб для допросов, в ходе которых выяснилось очень много интересных и шокирующих деталей.
Например, что он сошёл с ума под воздействием гормонов, которые распыляли существа. Что он считал этих существ котиками. Что подобрал их в канаве, неподалёку от сельскохозяйственного канала, впадающего так же и в реку.
В Штабе засуетились. Сразу бросили в те места бойцов с собаками. Если были две твари, то могло быть и двадцать. Почему нет?
Существа оказались особенным видом паразитов-симбионтов. Они манипулировали нервными системами своих хозяев, чтобы те заботились о них, пока они не станут способными на самостоятельную охоту. Манипулировали, перестраивая даже структуры мозга, вызывая у своих жертв чудовищные абстинентные синдромы.
По этой причине всех пострадавших подвергли медицинскому наблюдению и многочисленным психологическим тестам. Но, казалось, пронесло. Нескольких часов воздействия было явно недостаточно, чтобы повредить что-то внутри головы. Нейротоксины быстро выводились из тела. Только долгие месяцы воздействия нейротоксинов могли привести к необратимым изменениям…
Рома оказался отцом Егорки. И этот факт в Штабе увязали с тем, что «Матёрый» -- так псих называл одну из своих тварей – полетел мстить за своего «хозяина» его бывшей жене-стерве. Однако всё можно было списать и на банальное совпадение – жили они в одном посёлке, неподалёку друг от друга.
Прочёсывание систем сельхоз каналов не дало результата. И руководство отдела уже подумало, что опасность миновала.
Но через день в сеть попали кадры с городского пляжа.
В реке плескалась червеобразная тварь, похожая на насекомое. Тварь передвигалась в воде с необычайной скоростью, отталкиваясь «юбочками», словно какой-то кальмар.
Весь пляж живо заинтересовался необычной рыбой. Никто не тревожился, что было странно, учитывая угрожающий внешний вид твари.
Особенно радовались плавающие в речке. В наполненной нейротоксинами речке...
Купальщики хотели подойти к существу поближе, проявить свою заботу и ласку.
Необычайно толстая тварь не стала трогать людей. Вместо этого она разогналась. И выбросилась на берег. Некоторое время оно извивалось на песке в своей предсмертной агонии. Завлекая всё больше зевак.
-- Какая милашка! – ближе подходили всё новые люди. – Кажется, ей больно… Давайте поможем ей!? Есть ли тут ветеринар?
Раздался хлопок. Вздутое пузо твари взорвалось, мерзко всхлюпнув. Зеваки испугались. Но ненадолго, озарившись вспышками яростной заботы.
Из взовравшегося пуза вывалились десятки чёрных, скользких и жалобно пищащих комочков. Материнская особь подохла, дав жизнь новым «котятам»...
Продолжение следует. Первый пост набрал почти 700 лайков, второй почти 400, что повысило охваты постов!) поэтому спасибо лайкнувшим! Это способствует продвижению контента и является вторым мотиватором после донатов)
Жаль, что многие просто читают пост и не лайкают, даже если понравился. Это губит авторский контент. Давайте на 3 главе наберём хотяб 400!)
А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)
Юрий Сергеевич 1000р "Юру оживи! и продолжай Спасов)"
Евгений Игоревич 500р "На Темнейшего и ребят в синем фургоне"
Евгений Игоревич 500р "Ждём Темнейшего и по-больше экшена"
Евгений Игоревич 500р "Сегодня желательно главку Темнейшего" Ответ: только после завершения арки Спасителей
Евгений Игоревич 500р "Желательно главку пожирнее)))"
Иван Семыкин 100р
***
Мой телеграм канал, на котором вы точно не пропустите проду: https://t.me/emir_radrigez