Кто такой Франсуа Веров и откуда прозвище Le Grêlé
Франсуа Веров родился в 1962 году на севере Франции, вырос в семье со сложной атмосферой; позже он рассказывал психиатру, что в 10 лет подвергся сексуальному насилию со стороны отца, страдал депрессивными мыслями и суицидальными фантазиями.
В 1983 году он переехал в Париж и поступил в Национальную жандармерию, служил мотоциклистом в элитной Республиканской гвардии, охранявшей высшее руководство страны. В 1988 году перешёл в национальную полицию, служил в департаменте О-де-Сен, участвовал в профсоюзной деятельности, слыл вежливым, «джентльменом для всех», но вспыльчивым.
К моменту выхода на пенсию в 2019 году он уже был «уважаемым» полицейским в отставке и даже избрался муниципальным советником в маленьком городе на юге Франции. Появлялся на популярном телешоу викторин, где говорил о том, как «обеспечивал безопасность гуляющих в парке».
Прозвище Le Grêlé («Рябой») ему дала парижская пресса после первого убийства ребёнка: родственники и соседи заметили у незнакомца грубую, изрытую шрамами кожу лица, это вошло в фоторобот, который потом десятилетиями висел на стенах криминальной бригады Парижа.
Хронология нападений: убийства и выжившие жертвы
1. Апрель 1986: первая выжившая девочка (8 лет)
7 апреля 1986 года, Париж, 13‑й округ. Веров встречает в лифте 8‑летнюю девочку, представляясь полицейским. Он показывает что‑то вроде служебной карточки, уверенно говорит, что «нужно задать несколько вопросов», уводит ребёнка в подвал, насилует и пытается задушить шнуром.
Девочка теряет сознание, но выживает и позже даёт показания:
– мужчина сказал, что он из полиции;
– использовал официальный тон, профессиональный жаргон;
– выглядел как человек «в форме», уверенный, не боящийся быть замеченным.
Тогда это казалось «одиночным» делом. Имя преступника не установили.
2. Май 1986: убийство 11‑летней Сесиль Блок – рождение легенды о «Рябом»
5 мая 1986 года, 19‑й округ Парижа. 11‑летняя Сесиль Блок уходит в школу и не возвращается. Её находят в подвале дома на улице Rue Petit: она подверглась сексуальному насилию, затем её задушили и нанесли ножевые ранения; тело завернули в ковёр.
Ключевой момент – показания семьи. Её сводный брат утром в лифте столкнулся с мужчиной:
– около 25 лет, спортивного телосложения,
– светло‑каштановые волосы,
– лицо с заметными следами тяжёлого акне.
Из этого описания сделали фоторобот. Он стал знаменитым: лицо Рябого годами висело в полицейских участках по всей Франции, но имени к нему так и не находилось.
3. Апрель 1987: двойное убийство взрослых – Гилл Полити и Ирмгард Мюллер
28 апреля 1987 года, исторический квартал Маре, 4‑й округ. В квартиру 38-летнего механика Air France Гилля Полити и его сожительницы, немки Ирмгард Мюллер, проникает убийца.
Картина жуткая и очень «управляемая»:
– Полити раздет, связан за спиной, задушен гарротой;
– Мюллер подвешена за руки к каркасу двухъярусной кровати, горло перерезано;
– на телах – следы пыток, в том числе сигаретные ожоги.
Следствие считает, что убийца был лично знаком с Ирмгард. В её записной книжке находят таинственное имя «Élie Lauringe», которого не существует в реестрах. Свидетели вспоминают атлетичного молодого мужчину, приходившего к ней за день до убийства и утром в день преступления.
Позже ДНК с места преступления (в том числе сперма, найденная на тампоне у Мюллер) свяжет этот эпизод с убийством Сесиль и другими делами – так подтвердится, что это всё один и тот же человек.
4. Октябрь 1987: 14‑летняя школьница – жертва «полицейского»
27 октября 1987 года в 14‑м округе Парижа 14‑летняя девушка возвращалась из школы. К ней подходит мужчина, представляется полицейским и говорит, что ей нужно помочь в расследовании, пройти в квартиру для беседы.
Внутри он:
– надевает наручники,
– насилует её,
– обыскивает квартиру и крадёт вещи,
– затем уходит, оставляя её в живых.
Девушка подробно описала «полицейского»: манеру говорить, уверенность, жесты, наличие настоящих наручников и понимание процедур. Тогда следователи лишь предполагали, что это может быть тот самый «Рябой», но подтвердить это смогли только в 1996 году по ДНК.
1990: забытое дело, к которому вернулись спустя десятилетия
5. 6 июня 1990 года, лес возле Сен‑Обена (Эссон). На дереве связан 43‑летний инженер Гильбер Годри, в голову ему выстрелили из пистолета MAC‑50 (табельное оружие жандармерии).
Тогда это дело быстро «утонуло» и формально не связывалось с Le Grêlé. Лишь спустя годы один из отставных следователей обратил внимание на общий почерк:
– связывание жертвы,
– использование служебного оружия,
– кража машины и чековой книжки, которые убийца затем спокойно использует в магазинах, предъявляя удостоверение жандарма.
После самоубийства Веровa у него дома нашли пистолет MAC‑50; в 2025 году баллистика подтвердила, что именно из него был убит Годри. Это ещё одно звено его серии.
6. Июнь 1994: «Ингрид G.» – девочка, которая разговаривала с маньяком
29 июня 1994 года, Митри‑Мори (пригород Парижа). 11‑летняя Ингрид G. ехала на велосипеде вдоль железной дороги. К ней подъехал мужчина на машине и заявил, что он полицейский, а её нужно доставить в участок для разбирательства.
Он:
– показывает удостоверение,
– сажает её в автомобиль,
– везёт больше часа, но не в комиссариат, а на заброшенную ферму в Сакле (Эссон), недалеко от центра подготовки жандармерии.
Там в течение нескольких часов он её связывает и насилует, затем уезжает, оставляя живой. Ингрид позже рассказывала, что, по её ощущению, частично спаслась тем, что сохраняла спокойствие и пыталась разговаривать с ним, задавая вопросы; это будто бы несколько снижало его агрессию.
ДНК с места преступления позже однозначно связала этот эпизод с убийством Сесиль и другими делами Le Grêlé.
7. Другие возможные жертвы и «дырка» до 1997 года
Следователи и криминологи уверены, что подтверждённые эпизоды – лишь часть его деятельности. Есть минимум:
– возможное убийство 19‑летней Карин Леруа в 1994 году в лесу под Мо;
– убийства девочек Виржини Делма (10 лет) и Перин Виньерон (7 лет) в 1987 году в пригородах к востоку от Парижа, по описаниям видевших их в последний раз мужчин, похожих на Верова;
– ещё несколько дел о похищениях и убийствах детей в Иль‑де‑Франс, сопоставляемых по почерку.
По оценке авторов книг о деле, следствие рассматривает до 31 эпизода, в том числе около девяти убийств, потенциально связанных с ним.
В предсмертной записке Веров написал, что был «великим преступником», который «совершал непростительные поступки до конца 1990‑х годов», но якобы «ничего не делал после 1997 года». Это и даёт ощущение серии 1986–1997, хотя по ДНК надёжно подтверждены дела до 1994 года.
Как шло расследование и почему его не могли поймать так долго
1. Эпоха до ДНК: фоторобот есть, ниточек нет
В 1980‑х у полиции были:
– фоторобот Рябого по делу Сесиль;
– показания выжившей 8‑летней девочки;
– подозрительно «полицейский» почерк преступника (удостоверение, наручники, профжаргон).
Но не было ни ДНК‑баз, ни централизованной системы учёта серийных преступлений. Разные эпизоды (покушение в 13‑м округе, убийство Сесиль, двойное убийство в Маре, изнасилование 14‑летней) расследовали как отдельные дела различными подразделениями.
Расследование убийства Сесиль Блок, несмотря на всю его громкость, официально закрыли в 1992 году «за отсутствием зацепок» – просто потому, что по фотороботу никто из учтённых ранее преступников не подходил, а свидетелей, знающих его лично, не было.
2. Маскировка под «своего» и полицейский профессионализм
Веров был не просто человеком «в форме» – он был внутри системы:
– сначала жандарм Республиканской гвардии,
– затем полицейский в Париже и пригородах.
Это давало ему несколько серьёзных преимуществ:
– он знал привычки следователей, методы осмотра места преступления и улики, которые ищут;
– умел минимизировать следы, пользоваться перчатками, выбирать места, где его труднее заметить;
– мог реалистично играть роль «полицейского при исполнении» перед жертвами: уверенный голос, жаргон, служебные атрибуты;
– обладал подлинным удостоверением и доступом к оружию (MAC‑50), наручникам, рациям.
Свидетели и выжившие описывали крайнюю уверенность и отсутствие страха быть замеченным – а это ещё сильнее убеждало жертв, что перед ними настоящий страж порядка, а не маньяк.
Парадоксален и психологический момент: обыватель в принципе плохо готов заподозрить полицейского в роли серийного убийцы, а коллеги – тем более. Подозрение в сторону «своих» появилось у следствия лишь много лет спустя.
3. Варьирующийся почерк: дети, взрослые, убийства и «по живым»
Le Grêlé был неудобен и для классического профайлинга:
– он нападал и на маленьких девочек (8–11 лет), и на подростков, и на взрослых (пара Полити–Мюллер, вероятно – Годри);
– иногда убивал, иногда отпускал жертву живой;
– использовал разные способы: удушение, нож, огнестрельное оружие;
– действовал то в подвале жилого дома, то в квартире в центре города, то в лесу или на заброшенной ферме.
Для следователей конца 80‑х – начала 90‑х это выглядело как ряд несвязанных дел. Только появление ДНК‑анализа позволило доказать, что за ними стоит один человек.
4. Эра ДНК: всё знают о «Рябом», но не знают, кто он
В 1996 году новый следственный судья по делу Сесиль Блок запросил генетическую экспертизу улик. С образцов спермы и биологических следов получили ДНК‑профиль преступника.
Дальше начался «обратный пазл»:
– тот же профиль нашёлся в деле 8‑летней девочки 1986 года;
– затем – в материалах двойного убийства Полити–Мюллер;
– позже – в деле 14‑летней девушки 1987 года;
– и в деле Ингрид G. 1994 года.
К середине 2000‑х у полиции уже был надёжный ДНК‑портрет серийного убийцы и насильника, связанный с несколькими делами. Но были и проблемы:
– преступник не состоял в базах как ранее судимый;
– не было практики тотальной сдачи ДНК всеми полицейскими и жандармами;
– идея «убийца – жандарм» витала в воздухе, но чтобы её проверить, надо было политическое и юридическое решение: согнать сотни силовиков на тест.
На руках у следствия были: ДНК и отпечатки, фоторобот, устоявшийся почерк («полицейская легенда», наручники, удушение, использование подвалов и глухих мест). Однако ни одного прямого имени эти данные не давали.
5. Роль выживших: портрет убийцы без фамилии
Выжившие жертвы сыграли огромную роль в понимании профиля Le Grêlé, но не в установлении его личности.
– 8‑летняя девочка (1986) показала ключевое: он представился полицейским, увёл в подвал, пытался задушить, но думал, что убил. Её рассказ подтвердил, что легенда «я из полиции» – часть его системы.
– 14‑летняя (1987) подробно описала, как он уверенно действовал в квартире, как профессионально пользовался наручниками и как обшаривал помещение, почти не оставляя следов. Это укрепило версию о человеке с настоящим профессиональным опытом, а не о самозванце.
– Ингрид G. (1994) спустя годы в интервью говорила, что именно его «полицейская» легенда сначала притупила у неё инстинкт самосохранения: если человек так уверен и показывает корочки, трудно представить, что он везёт тебя не в участок, а на заброшенную ферму. Благодаря ей следствие поняло, что «Рябой» продолжал использовать полицейскую маску даже в середине 90‑х и перемещался по региону, связанного с базами и центрами жандармерии.
Однако все эти детали давали портрет, но не адрес. В Париже и его окрестностях сотни людей в форме подпадали под общее описание.
Конец охоты: 750 жандармов, повестка и самоубийство
Идея, которая сработала: «посчитать своих»
В 2014 году новое расследование дела Le Grêlé возглавила следственный судья Натали Турке. К этому моменту:
– ДНК‑профиль убийцы был давно известен;
– связь между делами была доказана;
– версия о возможном жандарме напрашивалась сама собой (служебное оружие, удостоверения, связь с учебным центром в Сакле).
Турке сделала то, чего раньше никто не решался: составила список всех жандармов, служивших в Иль‑де‑Франс в середине 1980‑х, и добилась права массово вызвать их для сдачи ДНК. В 2021 году повестки пошли примерно к 750 действующим и бывшим жандармам.
Сентябрь 2021: Франсуа Веров исчезает и пишет признание
Один из тех, кто получил повестку, – 59‑летний Франсуа Веров, уже давно живущий на юге Франции, бывший жандарм, затем полицейский, муниципальный советник, супруг и отец двоих детей.
24 сентября 2021 года ему звонят из полиции и вызывают для беседы и сдачи ДНК. Почти сразу после этого он:
– уезжает из дома в Ла‑Гранд‑Мотт;
– жена через несколько дней заявляет о его пропаже;
– Веров снимает квартиру в курортном городке Ле Гро‑дю‑Руа и 29 сентября кончает с собой, приняв смесь алкоголя и барбитуратов.
В квартире находят предсмертную записку, адресованную жене. В ней он признаётся, что является «великим преступником», что «совершал непростительные поступки до конца 1990‑х», говорит о неких «прошлых импульсах», которые якобы «взял под контроль», когда завёл семью. Конкретных эпизодов он не перечисляет.
ДНК подтверждает: «Рябой» – это он
С тела Веровa берут образец ДНК и сверяют его с хранящимися профилями Le Grêlé. Совпадение полное. Парижская прокуратура публично объявляет, что 35‑летняя охота на «Рябого» окончена: маньяк всё это время был действующим, а затем и отставным полицейским.
Журналисты и бывшие коллеги вспоминают, что фоторобот Рябого десятилетиями висел в коридорах уголовной полиции; молодые детективы, приходя на службу, видели над собой лицо, которое им предстояло однажды поймать. Оказалось, что всё это время он работал по соседству – и никто не сопоставил.
После его смерти полиция:
– обыскивает его дом и находит пистолет MAC‑50, позже связанный баллистикой с убийством Гильбера Годри;
– поднимает старые «висяки», особенно убийства детей и молодых женщин в Иль‑де‑Франс в 80–90‑е;
– официально подтверждает его причастность (по ДНК) как минимум к четырём убийствам и шести изнасилованиям, а также рассматривает десятки других дел.
Адвокаты семей жертв справедливо замечают: «Мы никогда не узнаем, сколько на самом деле преступлений он совершил».
Почему его не могли поймать так долго: ключевые факторы
Если собрать всё вместе, на длительность охоты повлияли сразу несколько вещей.
1. Технологическое отставание.
Первые преступления пришлись на эпоху до массового применения ДНК. Даже когда в 1996 году начали анализ улик по делу Сесиль Блок, база, с которой можно было бы сравнивать профиль, была бедной: туда не входили «чистые» полицейские и жандармы, никогда не привлекавшиеся к ответственности.
2. Разобщённость расследований.
Разные эпизоды шли по разным линиям – дети, взрослые, «бытовые» убийства, изнасилования. Лишь с появлением ДНК их сумели связать. До этого общность почерка была неочевидна: слишком разные жертвы, места, способы убийства.
3. Маска полицейского и доступ к ресурсам.
Преступник имел:
– подлинные удостоверения и доступ к табельному оружию;
– профессиональные навыки маскировки и сокрытия следов;
– знание внутренней кухни расследований.
Такой человек стартует с огромным преимуществом перед обычным насильником: его труднее заподозрить, и он сам лучше понимает, какие действия его выдадут.
4. Человеческий фактор и «табу на подозрение в адрес своих».
Даже когда стало ясно, что преступник косит под полицейского, гипотезу «он действительно полицейский» долго не доводили до логического конца. Проверка сотен жандармов по ДНК – политически и организационно тяжёлое решение, на которое решились только к 2010‑м.
Пока этого не сделали, дело буксовало: фоторобот был у всех на виду, но никто не сопоставил его с конкретным коллегой.
5. Стратегия самого Веровa.
Он:
– постепенно менял места жительства (Иль‑де‑Франс → юг Франции),
– строил образ «идеального семьянина и служащего»,
– после середины 90‑х, по‑видимому, резко снизил или прекратил активность, что «остудило» дело.
Когда маньяк исчезает из поля зрения на годы, у следствия меньше шансов поймать его с поличным; остаются только старые улики.
История Le Grêlé – почти учебник по тому, как совпадение эпохи до‑ДНК, слабой координации расследований и положения преступника внутри силовых структур позволяет серийному убийце десятилетиями оставаться неуловимым.
Франсуа Веров стал одним из самых пугающих образов французской криминальной истории именно потому, что совмещал в себе две несовместимые роли: полицейского, призванного защищать, и хищника, который использовал значок и форму как идеальную приманку.
Выжившие девочки и девушки – от 8‑летней жертвы 1986 года до Ингрид G. – дали следствию максимум, что могли: подробный портрет, детали поведения, уверенность, что перед ними был «настоящий полицейский». Но лишь тогда, когда государство решилось массово «посчитать своих» и взяло ДНК у сотен жандармов, пазл сложился. К этому моменту сам Рябой уже успел уйти из жизни, унеся с собой ответы по множеству нераскрытых дел.
